Черное пятно

       Утром он проснулся  - и как-то внезапно сразу вдруг осознал, что в мире всё стало почему-то не так. В чём  тут причина? Понять сначала было трудно. Мысли двигались тяело и медленно как будто цепляясь друг за друга. Иногда останавливались, иногда убыстряли своё  движение. Внутренним взглядом он проверил, всё ли действительно с ним по-прежнему. Сначала показалось, что  как будто не изменилось ничего. И всё же  было ясно – что-то не так, но что именно – оставалось неясным и таилось как бы в тумане.   Он открыл глаза. Ответ стал очевиден. Прямо в центре поля зрения появилось большое чёрное пятно. Его края непонятно и загадочно  вибрировали – то выглядели ровными и обтекаемыми, а то вдруг неожиданно изгибались, принимая самые прихотливые очертания, а то и  обретая контуры каких-то почти определённых   фигур: то человека, то какого-то непонятного животного, а то и дерева,  с будто бы  колышущимися на незримом ветру ветвями. Это интриговало. Но одновременно выглядело непонятно, таинственно и даже пугало.
     Вместе с тем как будто бы по периферии этого пятна всё выглядело самым обычным – привычные стены комнаты с выцветшими  и грязными обоями, на которых были нарисованы поблёкшие желтоватые цветочки, а сбоку были рядком написаны номера неизвестно чьих телефонов,  кособокий стол, стоящий рядом (чтобы он не качался под одну из его ножек давно уже была подложена книжка), какие-то разбросанные повсюду вещи. В углу тоскливо маячил давно уже не работавший  телевизор.  «Пора бы его выкинуть», - мимоходом подумалось ему. И тут же он услышал надоедливое и тоскливое мяуканье своей кошки, которая попутно царапала когтями диван, на котором он лежал, и словно что-то выпрашивала. «Да, чёрт возьми, - мелькнула в голове мысль, - ведь я же забыл её покормить вечером, а впрочем, ладно, подождёт: есть и поважнее, о чём подумать».
      Но все эти впечатления проходили в душе как-то стороной, будто бы мимоходом, не задерживаясь, не оставляя в душе  никакого отпечатка. Казалось, что незримый художник водил в голове мягкой кисточкой, то стирая предыдущие впечатления, то набрасывая новые.    В центре всего этого, словно выраставшего с периферии пространства привычного и банального мира, житейской повседневности, которая давно уже вытеснила в его сознании всякие другие представления, сколь бы ванными и значительными они прежде ни выглядели, объявилось то самое новое, неизведанное, таинственное и страшное – чёрное пятно. Он зажмурил левый глаз – пятно не пропадало, зажмурил правый – пятно оставалось на месте.       
        Оно иногда сжималось, превращаясь в небольшую точку, а иногда расширялось, вдруг заполняя собой почти всё видимое вокруг. Тогда начинало казаться, что он вообще слепнет - его охватывал самый настоящий жуткий страх, тот самый страх, о котором говорят, что он сжимает сердце своей холодной рукой, и тогда сознании уносится в пугающие, неведомые дали. Однако это длилось не более, чем несколько мгновений ( хотя они казались чуть ли не годами) – в целом же пятно по-прежнему продолжало покачиваться где-то в середине поля зрения. Чуть колеблясь,  оно представлялось как бы  жидким, может, даже воздушным,  и всё окружающее невнятно мельтешило где-то по краям.
          Сами собой начали появляться какие-то глупые мысли, вычитанные некогда из популярных медицинских журналов, а может, услышанные по радио: глаукома, катаракта, отслоение сетчатки… Смутно вспомнились вроде бы симптомы какого-то из этих заболеваний: дескать, то ли поле зрения должно сузиться, то ли оно  должно ухудшиться, стать мутным, потерять должное качество восприятия. Вдруг вспомнилось, что какие-то радужные круги  вроде бы должны появляться перед глазами, если посмотреть на свет.  Он посмотрел на свет, то есть, в окошко, в котором света , впрочем, было ещё очень немного ввиду пока ещё  раннего утреннего часа, но никаких радужных кругов не было. Не было вообще никаких кругов, равно как и квадратов. Напротив, серая предрассветная муть мало – помалу рассеивалась, а в центре ещё более ярко и выпукло вырисовывалось то же самое чёрное пятно.
      Из обрывков полупозабытых школьных знаний  вплыла ещё одна мысль. Медики свидетельствуют, что близко к центру поля зрения у каждого человека есть особая небольшая зона, которая мозгом не воспринимается, а само единство восприятия  образуется только за счёт многочисленных быстрых изменений его ракурсов. Подумалось: «А что, если это невидимое пятно вдруг стало у меня видимым и почернело?» Но мысль сразу же показалась вздорной: с чего бы это ему почернеть? Оно могло бы и пожелтеть, и позеленеть, но, тем не менее, стало чёрным. Тут что-то не так.  Он пошевелил головой. Пружины дивана жалобно  и тревожно скрипнули, а пятно переместилось из перекрестия рам в окне, в которое он смотрел, куда-то в сторону шкафа, где заняло такую же прочную и устойчивую позицию. Зато всё барахло, которое давно уже валялось на верху шкафа и покрывалось с годами толстым слоем пыли, исчезло.  «Здорово! И убираться не надо,»  - с некоторым самодовольством решил он. Но тут же вспомнил, что ведь не шутки шутить приходится – дело-то очень даже серьёзное.
     «С этим что-то  нужно предпринимать», - как-то неторопливо и слегка меланхолично подумал он. Это соображение несколько успокаивало. Если надо что-то делать, значит это в принципе можно сделать, и даже если нельзя, то надо хотя бы попытаться.  Попытка – не пытка. Неожиданно  заверещал будильник, и он вспомнил, что пора бы вроде вставать, да и   идти на работу. Вдруг опять осенила свежая и интересная мысль: «Что же я там буду делать, если почти ничего не вижу, а так смотреть на всех искоса или как бы исподлобья  - невесть что подумают. Хотя можно, конечно, вертеть глазами во все стороны, чтобы хоть дорогу разглядеть. Тогда новая опасность – подумают, что тронулся.  Скажу, что заболел, и пойду к врачу». Эта идея его окончательно успокоила и, пожевав бутерброд с  холодным чаем, он, ещё раз тяжело вздохнув,  отправился в поликлинику.
     Идти было, конечно же, непросто, Дорога то и дело ускользала из виду, а с другой стороны само пятно как-то манило к себе, словно указывая путь, как собака – поводырь слепому. Поскольку же пятно находилось  почти всегда в центре, то поневоле притягивало к себе всё внимание.  Возможно, это было  своего рода внутренним тяготением. Интересно, живёшь, живёшь, а и не знаешь, зачем. И тут – бац! Открывается какая-то новая реальность, и не то чтобы реальность, а скорее, глубокая, ранее  невидимая сущность, о которой прежде и понятия никакого не имел. С одной стороны появляется нечто неожиданное, а с другой  – часть мира куда-то исчезает, как бы стыдливо уходя от прямого восприятия, словно бы теряясь то ли за ненадобностью, то ли потому, что сама по себе хочет застенчиво скрыться.    
       Вдруг оказывается, что действительное – это просто какая-то окраина жизни, её некая периферия, не такая уж и важная, может, даже совсем незначительная, а в основе – чернота, непроницаемость,  загадка, небытие. Как это объяснить?  Мысли, теперь уже не такие хаотические, но по-прежнему же тревожащие, а одновременно таинственным образом манящие,  перескакивали с одного на другое, будили старые полузабытые воспоминания, давние раздумья над сущностью и целью мироздания. Это не было неожиданным – он давно уже  ловил себя на ощущении, что такого рода соображения стали с давних пор привычными, тогда как призрачная реальность, «данная нам в ощущении», лишь лёгким флёром прикрывала великую загадку  бытия.
      Неожиданно  почудилось, что из пятна словно бы  исходит незримая энергия, говорящая, хотя и необычным языком, но ясно и настойчиво: « Я есть и буду, а всё другое, что ты видишь по бокам, – это так себе, чепуховина какая-то, и внимания никакого не стоит. Я и есть твоя скрытая суть, а оно –это самое «другое», - может быть, а может и не быть. Да и вообще, что такое «быть», а что такое «не быть»?   Некий датский принц в своё время  не раз задумывался об этом, но определенного ответа так и не нашёл. Значит, есть и нам о чём поразмыслить».
     Он  невольно присел на скамейку. Пятно своим чёрным светом  весьма зримо и одновременно незримо освещало всё, что открывалось впереди. Впрочем, ничего особенного не открывалось: покачивались какие-то деревца, рядком стояли давным–давно некрашеные и немытые скамейки, где-то позади угадывались контуры многоэтажек.   Ему подумалось окончательно: «Такое появляется неспроста». И он как бы спросил себя: « А существует  это пятно во мне или оно – явление внешнего мира?»
        Мысль выглядела очень привлекательной и довольно любопытной. Всегда приятно, когда в голову приходят такие свежие идеи. Материалисты учат нас  - вспомнились обрывки из курса марксистско- ленинской философии, - что всё воспринимаемое  есть отражение объективной реальности… Значит, пятно – объективная реальность? Выходит, так. Каким е образом я её ощущаю?  Представляя себе  чёрное пятно – и никак иначе. Вывод выглядел совершенно очевидным: чёрное пятно в реальности я ощущаю как чёрное пятно внутри себя. А вдруг сама эта реальность как бы дырчатая, пористая -  и наполнена чёрными пятнами? Сразу пришло на память ночное чёрное небо, утыканное дырочками звёзд. Ведь это чёрное небо во мне, но где же звёзды? А может, наоборот, - это чёрные звёзды, и одна из них ведёт меня.
     С этой минуты разъяснилась причудливая метафора Кафки в рассказе «Превращение», в котором Грегор Замза преображается  в причудливое насекомое, которое гибнет в конце концов от тоски  и от того, что этот мир не принял его. «Да ведь я , чёрт возьми, и был этим дурацким насекомым  с какими-то членистыми лапками - а вот теперь – только теперь - стал настоящим живым человеком, духовной сутью мира, который открылся мне в чёрном пятне». И пятно тихо ответило: «Так!» 
      Вспомнился И. Кант, чьи загадочные раздумья о «вещи – в - себе», которую нам никогда не постигнуть опытным путём, но которая постигается путём  ментальным, всегда волновали, но представлялись  почти что непостижимыми. И сразу осенило – ведь это мне открылась вещь в себе! Не как–нибудь там «сбоку», понемножку, а самым явным и наглядным образом. Если бы это знал бедняга Кант, он бы  крепко и дружески пожал мне руку. Теперь ясно: пятно - это и есть моё подлинное «Я», более того, «Я» - это чёрное пятно, чёрная дыра в этой дурацкой вселенной, подлинное существо этой вселенной, которое руководит всем происходящим в мире  и направляет  его. Моё же внешнее существо, и не только эти штаны, плащ и жалкая кепочка, а и всё остальное, что под ними и внутри меня  - это придаток, всего лишь жалкая тень чёрной дыры мироздания. И снова  пятно  тихо ответило: «Так!»
   Он встал и пошёл домой. И лишь тихо и неслышно говорил про себя с чёрным пятном, и оно ему также негромко отвечало.