Эхо

Лев говорил горячо, страстно, отчаянно пытаясь не то спасти жизнь на другом конце линии, не то удержать ее едва ощутимое тепло.
Он боролся за жизнь на другом конце провода, как врач в реанимации, пытающийся разбудить человека, находящегося в коме.
И он говорил с этой едва теплящейся жизнью без остановки, боясь сделать паузу,которая оборвет тоненькую, незримую нить, соединившую его с ней.
Он все говорил и говорил, пытаясь убедить ее, что все еще можно исправить,  изменить, решить...
Как тогда, очень давно, когда оба уже знали, что будущего у них нет, но  трепетно берегли последние часы и минуты своей любви, не в силах убить ее сразу.....
Это было единственным, на что ему не хватало мужества и от этого он испытывал такое ощущение, как- будто  собирался убить ее и для этого пытался усыпить бдительность Веры с помощью ласковых слов.

И вот спустя много лет он снова пытался ее убедить в невероятном- в том, что все еще можно исправить, изменить, решить.
Только на этот раз он во все это верил и оттого говорил со все большим жаром.
А тогда...Он должен был.... Этого требовало его мужество, его долг перед своими- друзьями, семьей... Перед собственной совестью, наконец.
И перед этим долгом все было второстепенно- вся его прежняя жизнь, она и их любовь.
Самолет, как нож, разрезал их жизнь пополам.
Позади остался дом и их юность.
А новая жизнь стала такой, какой должна была быть.
Такой, какой требовали от него долг перед семьей, перед теми идеалами, которые он избрал.  Перед той благородной целью, ради которой смело бросил вызов всему самому дорогому. Этого требовали его мужество и совесть...
Сейчас от той далекой жизни остался лишь альбом со старыми фотографиями, стопка писем да записная книжка с желтыми, потрепанными листками.
Он не любил рыться в старых письмах и фотографиях. Всякий раз, когда он натыкался на свою прошлую жизнь, оказывалось, что старые раны лишь затянулись, но не зажили и болят все так же, как и тогда, когда он летел ночным рейсом в новую жизнь .
Альбомы с фотографиями он хранил в специальном шкафчике, который называл своим архивом. Помимо альбома с фотографиями здесь же в отдельных папках  хранилась куча квитанций разных годов, договор на покупку дома, всевозможные финансовые ведомости и прочие документы, к которым приходится почтительно относиться даже если они совсем обветшают.
Среди прочих бумаг в своем архиве он сохранил и эту  телефонную книжку, подаренную ему кем-то из друзей в то время, когда он был еще подростком.

Он давно уже ею не пользовался.
Во-первых, потому что  уже долгое время использовал в качестве записной книжки мобильник, или лэптоп.
А во-вторых, потому что большинство адресов в этой книжке принадлежали уже совсем другим людям или же вовсе перестали существовать.
Так же как и большинство телефонов в ней, которые давно уже превратились в бессмысленный набор цифр.
В юности же,он никогда не расставался с этой записной книжкой.
Она вся была исписана его собственным почерком и рукою друзей, знакомых и даже малознакомых людей, с которыми его связывало общее дело..
Некоторые записи в этой книжке были старательно и аккуратно  вписаны, что-то наспех начеркано- где-то карандашом,  а где-то теперь уже совсем выцветшими чернилами. Часть записей были сделаны шариковой ручкой, а некоторые адреса и вовсе были кое-как нацарапаны вдруг отказавшей авторучкой.
Одни записи  были сделаны ровным, с сильным нажимом почерком. Другие- размашистым.
Третьи писались торопливо и буквы в них прыгали в разные стороны.
Сначала он вычеркивал старые адреса и телефоны.
Потом их стало так много, что он перстал вычеркивать и  лишь отмечал птичкой исчезнувший адрес.
Птичка означала, что адресат улетел.Тогда он радовался этим птичкам- кажый отъезд в то время они воспринимали как их убедительную победу над всемогущим режимом. Впрочем, так многие тогда думали.
Была здесь и запись, сделанная ее рукой- рукой Веры. Аккуратные, круглые буквы и цифры, написанные без нажима, но уверенно.
Они встретились совершенно неожиданно. Тогда и он и его друзья  были полностью поглощены борьбой за выезд.
Днем они учились, некоторые работали. А по вечерам,  собравшись на одной из квартир, учили иврит, читали столь желанные и запретные тексты на отксеренных листках, казавшиеся чуть ли не откровением, ставили домашние спектакли, где роль милиционера неизменно доставалась Вулу- добродушнейшему псу....
Все они были тогда безмерно счастливы и горды тем, что после долгих духовных исканий обрели наконец истину. Вместе они мечтали  о жизни на святой земле- бескомпромиссные, отчаянные и неподкупные, и ради этой новой жизни они готовы были на все.
Однажды его вызвали в административное здание института и незнакомые люди в штатском повели его в специальную комнату, чтобы, как они выразились "побеседовать".
Странные гости распрашивали его о друзьях, о книгах и самодеятельных спектаклях. Его поразила тогда их осведомленность, но он ждал главного вопроса. И этот вопрос последовал.
-А вы что думаете по поводу отъезда? Тоже собираетесь от нас уехать?
Да,- не задумываясь ответил он тогда.
-И вы готовы вот так вот просто поменять Родину?- гость- мужчина лет сорока испытующе и без особой симпатии смотрел ему прямо в глаза.
-Моя Родина не здесь,- гордо ответил он
-А где же?- удивился гость.
-На Святой Земле,- ответил тогда Лев .
-Может быть,- жестко отреагировал собеседник, -Но на двух стульях у вас сидеть не получится.
Сначала определитесь, где ваша Родина, а потом решите где вы  продолжите свою учебу.
-Я уже определился,- не колеблясь, ответил Лев.
 Свой первый в жизни выбор он сделал.

Именно тогда он впервые увидел Веру.
Она училась в том же институте что и он, но на втором курсе и подрабатывала санитаркой в больнице. Они тогда и не поняли толком, что произошло с ними в тот момент.
Он вдруг обнаружил себя стоящим посреди коридора, уставившимся на нее как баран, не в силах отвести взгляд, не в силах думать и даже дышать. Вид у него в этот момент наверняка был совершенно глупый, но он не думал об этом.
Она улыбнулась, приоткрыв рот от смущения.
Потом, сидя на скамейке в университетской роще они целовались, не замечая времени ....
А спустя считанные дни  они  уже не представляли себе жизни друг без друга. Прошел месяц, может быть два, и все это время, они забыв обо всем на свете , жили лишь друг другом.
Но вскоре действительность бесцеремонно и грубо напомнила о себе .
-Что ты нашел в этой шиксе,- спрашивала мать, презрительно вытягивая губы. -Неужели среди своих  не нашлось приличной девушки? 
-Ты бы все-таки нашел себе девушку из своих-она была бы тебе ближе,- мягко, но настойчиво советовал отец.
Не скрывая иронии спрашивали о ней и друзья, и никто не мог понять, что он нашел в этой скромной, милой девушке.
Ей тоже было нелегко.
Родители Веры не одобряли ее выбора, а в институте ей открыто намекали, что рано или поздно придется сделать выбор.
Оба дома были для них закрыты, но они решили, что несмотря ни на что будут вместе.
И как раз в это время он и его семья получили разрешение на выезд.
Это было полной неожиданностью для них.
Они готовились к долгой, отчаянной и бескомпромиссной  борьбе.
Лев даже просчитал на несколько ходов вперед поединок с коварным и всемогущим режимом.
Его конечно же захотят отправить в Армию.
Что ж, он готов к такому раскладу.
Он  скажет им прямо в лицо, что служить будет только в одной армии- израильской.
Родители были готовы начать голодовку в знак протеста.
И тут вдруг как манна с неба, последовало разрешение на выезд.
И вот уже вещи  упакованы. Все необходимые справки и выписки готовы. Квартира сдана.
 Последнее свидание, последние слова...
Его  отъезд неминуем и неотвратим, как приговор.
Так он решил. Этого требовали его убеждения, и он не мог поступить иначе.
И ее слезы, ее отчаяние- это еще одна жертва на алтарь свободы.
После трагедии пришел черед фарса с перегрузкой багажа, заменой виз и билетов под аккомпонимент  непринужденной смены идеалов и принципов теми, с кем еще вчера вместе строили планы о будущей жизни среди своих, на своей, как тогда казалось, земле.
Получив эту землю, они вдруг дружно от нее отказались в пользу другой, более благополучной и спокойной.
Сколько раз уже так было....
Добродушный Вул отправился со своими хозяевами в Сан-Франциско. Кто-то улетел в Нью-Йорк -к родственникам. А кто-то  и вовсе осел в ненавистной Германии.
Самолет, в котором они летели на Святую Землю, был почти пуст, но Лев ни разу не усомнился в правильности своего решения.
Ему нужен был только Иерусалим- центр земных сил, где ближе всего к Господу, а значит и больше шансов быть им услышанными.
Здесь, на Святой Земле, помолившись у Стены Плача, он что-то написал на одном клочке бумаги. потом подумав, скомкал и написал снова на другом. Потом опять что-то писал... Затем вдруг поднялся и ушел, так и не оставив записку в стене.
Жизнь поменялась, и поздно было писать аппеляцию....
Потом были пески Синая, советский снаряд, угодивший в их танк, госпиталь, в который из всего экипажа привезли только его, операция по замене коленного сустава, смерть отца, второе замужество матери и ее отъезд с новым мужем за океан. Учеба в университете, свадьба с Аллой, диссертация,  рождение детей, развод. Отъезд Аллы с детьми в Австралию.
Звонки детей с далекого континента, сначала частые, потом все реже и реже.

А самым ярким воспоминанием по -прежнему была та часть жизни , которая осталась по ту сторону от взлетной полосы.

Однажды, в предверии еврейского нового года, он  совершенно случайно познакомился с довольно странным человеком.
Зоар- так его звали, был кабалистом и рассказывал удивительные вещи о жизни и других мирах.
Он говорил о другой жизни так, как будто работал по ту сторону жизни экскурсоводом и по меньшей мере раз в неделю возил туда экскурсии.
Самым удивительным однако было то, что старик многое знал о  жизни Льва.
Непонятно каким образом, но Зоару удавалось например удивительно точно рассказывать о жизни человека, которого он впервые видел, лишь по дате его рождения.
Причем в своем рассказе Зоар упоминал такие подробности, которые никак не могли быть лишь простым совпадением, или же догадкой.
Под влиянием рассказа старика о таинственном и глубоком смысле обычных цифр , Лев снова извлек на свет свою старую записную книжку.
За годы, прошедшие с момента их расставания, ее номер давно уже превратился в бессмысленный набор цифр.
Но если все так, как говорит этот старик, то значит это возможно- снова наполнить заветный номер смыслом и жизнью,и значит все можно  исправить, изменить....
-Ведь так?-спросил он старика, поделившись с Зоаром своими размышлениями.
-Подумай прежде, нужно ли тебе это,- ответил старик внимательно посмотрев на Льва.
-Нужно,- без тени сомнения, как когда-то в юности, ответил Лев.
-Ты в этом абсолютно уверен?- снова спросил старик.
-Да, я уверен,- ответил он нетерпеливо, -Но как это сделать?
-Нет ничего проще,- усмехнулся старик, просто набери этот номер на своем телефоне.
-А дальше?- спросил Лев.
-Человек всегда получает ответ на все свои вопросы и просьбы, но не всегда понимает или согласен с их содержанием,-таинственно произнес Зоар.
-Ты получишь ответ,- не оставляя Льву и тени сомнения добавил Зоар.
 
Набрав заветный номер, вдруг снова приобретший драгоценный смысл, Лев долго вслушивался в колебания загадочного эфира и ему казалось, что через расстояния и неизвестность он слышит ее дыхание и даже ощущает исходящие от нее аромат и тепло ее кожи.
И тогда он заговорил  и все ждал, что она ответит ему.
Он говорил долго и много обо всем, что не успел или не смог сказать тогда и о чем не мог сказать  все эти годы.
На этот раз он знал, что никакая сила кроме смерти уже не разлучит их, и когда они встретятся,  все можно будет исправить.
Только бы она откликнулась.
Наконец ему показалось, что он слышит ее голос.
 "Слава Богу", облегченно подумал Лев.
И он  заговорил еще более горячо, потому что знал, что она его слушает...
Он никак не мог разобрать что она говорит в ответ и изо всех сил прислушивался к колебаниям эфира до тех пор пока не понял, что слышит лишь отзвук собственного голоса.
-Где ты?! -в отчаянии закричал он.
 "т...ы-ы-ы" , не то равнодушно, не то с насмешкой отозвалось эхо в трубке.
Ему казалось, что он слышит ее. А на самом деле , он слышал лишь самого себя.
-Как же так,- растерянно произнес он, -я услышал лишь самого себя, свое волнение, и остался с тем же, что и был.
И с недоумением он посмотрел на старика.
-А что собственно ты хотел услышать?- удивлено подняв брови, спросил старик.