Сожженная дорога

Ночь, выгравированная под небом  в «чёрной манере» вздыхает, как непроданная картина полуголодного мастера меццо-тинто* мерцая головками фонарей…
Луна – любимый мячик Цирцеи отражается на окнах.
Деревья в зелёных холстинках слушают, как  майский ветер поёт любимый  тропарь**.
«Свете Тихiй святыя славы, безсмертнаго…»
Младенец в люльке, сыночек моей подруги  тянется ручонками  за висячими  погремушками похожими на крестоцветы. Из соседней комнаты появляется  высыхающая  старушка - прабабушка младенца и, жалуясь на мальчишек во дворе, начинает громко ворчать:
- Вот енти пацанишки! Накурются анаши и по стенам…По стенам…
Я наблюдаю, как она затягивает на подбородке платочек и думаю:
- Молодость невозможно отреставрировать. А старость не продать как антиквариат. Она, поймав мой взгляд, задаёт строгим тоном вопрос:
- А у тебя есть дитятко?
- Нет.
- Почему? – интересуется она. Я делаю вид, что не слышу. Я всегда не любила такие вопросы. Сама себя убеждаю в том, что «Нет» и «Да» нужно отвечать чужим людям, а «Почему» и «Зачем» утруждаться говорить лишь близким, но всёравно чувствую себя виноватой за неответ.
- Почему? – повторяет старушка и своими глазёнками похожими на косточки урюка, спрятанные в сушёной мякоти, и смотрит в мои глаза.
- Смотри бабуль: Деревья на улице покрасили известью. Смотришь на них в темноте или издалека и кажется, что они в белых гольфиках,- показывая рукой в сторону окна, произношу я. Она начинает улыбаться, оживляется и радуется как ребёнок такому сравнению.
- Что у тебя нового? – спрашивает подруга подсев ко мне с младенцем на руках.
- Ничего…
- А как же он?
- Мы больше не вместе,-  сказала я тихо, чтобы не услышала старушка.
- Я так и знала, что ты его оттолкнёшь,- приподняв одну бровь, произнесла подруга.
- Давай не будем о нём, хорошо? – попросила я и поцеловала её малыша в ладошку. 
- Хорошо,- согласилась подруга. Я приподнялась с дивана и подошла к окну.
- Мамин сыночек. Самый сладкий! Не дай Бог, чтобы он полюбил женщину, которая его не сможет полюбить,- говорила подруга, в полголоса покачивая ребёнка.
Я оборачиваюсь назад, туда, где зарождался и рос  вчерашний день. Мы пили «арабик кофе» с привкусом чёрного перца и розовой водой.
- У меня такое предчувствие, что мы скоро разлетимся в разные стороны,- призналась я тогда.
- Предчувствие не пророк. Оно бывает беспочвенным и вводит иногда в заблуждение,- возразил он. Я сделала глоток кофе и вздохнула.
- Я лю-б-лю те-бя,- проговорил он по слогам, после небольшой паузы и опустил глаза.
- Спасибо тебе за любовь. За неё я простила всех тех, кто меня ненавидел,- поблагодарила я,  поднимая взгляд к потолку. Я боялась смотреть в его глаза.
- Я сегодня подумал, что Богу всё равно - счастливы мы или нет,- сказал он, глядя на людей за соседним столиком.
- Ты не прав,- уверенно произнесла я. А потом мысленно спросила себя: А может он прав?
А сейчас я стою у окна в доме своей подруги и, слушаю, как плачет малыш. А всё-таки предчувствие иногда бывает пророком,- подумалось мне в эти минуты.
Прошлое теперь  мне кажется сожженной дорогой.  Когда я  поправляю запутавшиеся на своих плечах волосы - мои пальцы словно босиком ходят по воздуху. Я делаю глубокий вздох и тихо шепчу:
- Господи! Пусть нас простят любящие, которых мы не полюбили…



Меццо-тинто* -  «чёрная манера»- вид углублённой гравюры на металле

Тропарь**- в православной Церкви краткое молитвенное песнопение