Глава 5. Найти выход или вернуться обратно

   
     Едва  Шурка, стоя перед таксофоном,  начал  набирать номер своего домашнего телефона, как услышал за спиной шуршащий голос: «Привет». 
     Он подскочил на месте, обернулся и оказался нос к носу с Куролесовым. 
     - Как прошла загородная прогулка? - спросил тот с улыбкой, растерявшегося мальчишку.
       - Понимаете…,  так получилось, - начал Шурка, запинаясь.
       - Что-то понимаю, конечно, и что-то знаю, но далеко не все, - со смехом прервал его мучения Куролесов, - У меня есть немного времени. Пойдем, присядем на лавочку, расскажешь.
        Они сели на лавочку в маленьком скверике напротив метро позади памятника Лермонтову. Здесь Шурка честно признался Куролесову в том, что потихоньку шел следом за ним. Тот  поулыбался в усы и ничего не сказал, но у самого Шурки после этого на душе стало значительное легче. А потом он в подробностях  рассказал обо всем, что случилось с ним после того, как он открыл золотым ключиком служебную дверь  на станции метро «Белые Ворота».
         Сидя неподвижно, сильно сгорбившись и обкрутив одну ногу вокруг другой, Куролесов его внимательно слушал и не перебивал. Только время от времени, когда Шурка уж очень увлекался, говорил «тише, тише, не надо так громко кричать», или «хорошо, хорошо, только не надо  так сильно размахивать руками». А когда Шурка пересказывал в лицах свои диалоги с Анатолием Ивановичем, он смеялся, мелко сотрясаясь всем телом.   
          Когда Шурка закончил свое бурное повествование.  Куролесов, c минутку потеребил бородку и спросил: « А за лес  не  пробовал ходить?»  Шурка помотал головой отрицательно. «А вдоль реки?» «Нет».
Куролесов поморщился, и он резко бросил сигарету.
- А, что? - встрепенулся мальчик.
- А что,  - передразнил его Куролесов, - ВЫХОД - то где?
- А…, попытался выяснить Шурка, а чем собственно не устраивает Куролесова выход на станции «Белые Ворота».
 Но  тот отрезал:
  - А это ВХОД. 
  Тут же он вытащил из своего кейса листок бумаги и карандаш: «Можешь   
         нарисовать схему этого места?»
    Когда Шурка передал ему, старательно нарисованную картинку, он посмотрел на нее и без  слова кое-что в ней поправил. 
     - Так Вы там все-таки были?! - так и подскочил на месте Шурка и уставился на него вопросительно.
     Однако вместо ответа он получил, что называется «по носу».
     - Тебе лучше знать, ведь это ты за мной шпионил, - язвительно заметил Куролесов.
     - Но Вы же сами дали мне ключ, -  попробовал Шурка свернуть с обсуждения  морально-этической стороны своих действий обратно к интересующему его вопросу.
    - Причем тут я. Я дал тебе ириску. Откуда мне было знать,  во что ты ее потом превратишь? -  возмутился Куролесов.
    - Что Вы к словам цепляетесь, - продолжал Шурка, свои попытки «дожать» Куролесова.  Пусть не ключ, а волшебную ириску, которая в нужный момент, способна превратиться в ключ.
    Куролесов в ответ только досадливо отмахнулся:
    - Что ты фантазируешь? Глупости.         
     Он  закурил новую сигарету и вдруг засмеялся: «Не понимаю только, как этому жулику удается продавать на рынке свою сельскохозяйственную продукцию, ведь она  должна…»   
      - Что она должна?» -  вновь не удержался от вопроса сгорающий от любопытства Шурка, но ответа  не получил и на этот раз.
       Куролесов опять засмеялся и потеребил его по плечу твердыми, как куриная лапка пальцами.
        «А я и всего остального не понимаю», - буркнул Шурка сердито, сбрасывая его руку».
      - Ладно, не злись, -  примирительно обратился к нему Куролесов, - давай-ка лучше порассуждаем о странностях  твоего восприятия  в  окрестностях  фазенды нашего садовода-любителя. У тебя есть какие-нибудь версии на этот счет?
     -   Возникла, конечно, одна рабочая гипотеза, - осторожно начал Шурка и, увидев, что Куролесов его серьезно слушает, увлеченно продолжал:
     -  Следующие явления можно считать фактически установленными, на мой взгляд.
             Первое:  в пределах двора никаких необычных явлений в связи с пространственным восприятием не наблюдается.
             Второе: За пределами двора зрительные ощущения сохраняют стабильность, только при условии сохранения полной неподвижности. При этом всегда получается, как будто  смотришь на те же самые окрестности не из той точки, в которой действительно находишься в данный момент, а из какой-то иной.
              Третье: При перемещении с открытыми глазами, смена картинок происходит не плавно и в соответствии с реальным изменением положения тела в пространстве, а очень быстрыми и хаотическими скачками.
              Четвертое: За пределами двора только осязательные ощущения отражают реальное положение тела в пространстве.
               Пятое: Практический вывод  из сделанных наблюдений таков. За пределами двора можно перемещаться только с закрытыми глазами  по заранее намеченному маршруту. Предварительно, находясь во дворе дачи, нужно выбрать ориентиры, по которым и передвигаться на ощупь.
                - А где же гипотеза?  Ты пока только систематически  описал свой опыт. Это, конечно, то же очень ценно. Но ведь нужна идея о том, почему это так? – пожал плечами Куролесов.
   -  Анатолий Иванович, явно сказал больше, чем хотел, когда обмолвился в запале, что там есть только одна точка зрения - его. Но я все равно, не могу понять, как это могло влиять на работу моего  мозга, -  только и смог добавить Шурка.
   - Причем, тут твой мозг, - раздражился Куролесов, - Ясно же. У него во дворе, ты видел окружающий мир стабильным, потому, что всегда смотрел  с его точки зрения. За пределы двора его точка зрения не распространяется, потому, что ему по фигу все за пределами его двора. Очень он мелкий собственник. А твоя собственная точка зрения слабая и неустойчивая, так что опереться на нее ты не можешь. Фактически, у тебя ее просто нет, вот тебя там и «колбасило».
   - Как это у меня нет своей точки зрения?  Вы хотите сказать, что я какой-то недоделанный? – обиделся Шурка.
   - А что тут обижаться, конечно, нет, ты постоянно смотришь на мир, перескакивая с одной чужой точки зрения на другую чужую, и даже не замечаешь этого, - Куролесов замолчал.
   Шурка задумался.         
    - В том, что Вы говорите, какая-то правда, есть, -  задумчиво вымолвил он через некоторое время, - но только я все равно не понимаю, как  это связано с работой головного мозга. Ведь зрительные образы формируются в нем.
       Куролесов затрясся от смеха.
     - Вот ведь дался тебе головной мозг, понимать про него. Больше  задуматься не о чем, что ли? То, что время теперь идет в обратную сторону, например,  тебя  не волнует? – отсмеявшись, спросил он.   
      Шурка уставился на большие уличные часы и увидел, что цифры на их электронном циферблате выскакивают в обратном порядке. Куролесов сунул ему под нос свою руку с часами, и он увидел, как их  минутная стрелка переместилась в «обратном» направлении. Куролесов показал глазами на часы, сидящего рядом парня. Секундная стрелка на них тоже  бежала  по кругу в направлении, противном каждой порядочной часовой стрелке.
- Почему? –  оторопело спросил Шурка.
- Потому, что вместо того, чтобы искать ВЫХОД из той переделки, в которую попал, ты просто ВЕРНУЛСЯ ОБРАТНО через ВХОД. 
- Так ведь то пространство, а то время!
- Да, какая разница,- рассердился почему-то Куролесов.
- И Вы значит тоже не туда вышли? И они все тоже? – насмешливо спросил Шурка, обведя площадь широким театральным жестом.
       Куролесов посмотрел на него неожиданно печально, и ласковым тоном, каким говорят с безнадежно больными, сказал: «Ну, вот, а когда, я говорил, что у тебя нет своей точки зрения,  ты обиделся». 
        Насмешливая маска застыла на Шуркином лице, а сам он настороженно замер за ней. Куролесов же, как будто сжалившись над ним, добавил: «Это твое время идет сейчас  обратно, а не мое и не их».
        - И что же это значит для меня?
        - Только то, что ты не двигаешься к своему будущему. И все твои планы и цели никогда не осуществятся. Вот какие у тебя сейчас планы?
        -  У меня поезд вечером…, то есть был позавчера. Ведь если я у Анатолия Ивановича пробыл две ночи, значит, мой поезд в математический лагерь уже ушел. То есть мои планы остались в прошлом.  И я на него уже не попаду. Ну, что  ж, придется покупать билет на другой поезд. А сейчас родителям надо скорее позвонить. Ведь они меня, наверняка, с милицией ищут.   
        Куролесов  протянул ему  свой мобильный.  Шурка торопливо набрал номер  домашнего телефона и услышал совершенно  спокойный и веселый голос матери.
- Але!
- Мам, привет, как Вы?
- Видимо Вы ошиблись номером,
- Мам, это я, Шурка. Не узнала?   
  В трубке помолчали. Потом, Шурка услышал, как мать кричит вглубь квартиры: «Шур, пойди, побеседуй! А то мне некогда. Тут  путаница какая-то».
 Шурка, нажал кнопку «сброс», не дожидаясь, пока он сам подойдет к телефону. Он вспомнил, как  где-то читал о том, что встречи с самим собой из другого времени до добра не доводят. «Так вот почему Анатолий Иванович, говорил, что меня искать не будут», - подумал он.  Теперь невозможность осуществить собственные планы стала ему вполне ясна. Он впал в глубокую задумчивость, пытаясь как-то переосмыслить все сказанное Куролесовым, и не заметил, как тот расплел свои ноги,  поднялся и быстро зашагал в сторону трех вокзалов.
  Он  начал смотреть на большие уличные часы. Они теперь показывали уже не половину пятого, а только 16 часов 25 минут. Время шло хоть и обратно, но очень медленно. Потом он обнаружил, что Куролесова  на лавочке уже нет, и ему стало ужасно тоскливо. Потом на него накатила волна ненависти к «сопернику», занявшему его место и отнявшему все!  Вдруг до него дошло, что ненавидит он самого себя! Тогда он сказал «стоп». Надо что-то делать. Собственно ведь даже ясно что. Надо возвращаться, хотя и, ох, как не хочется, к Анатолию Ивановичу, и там искать  ВЫХОД. 
  Оставалось сообразить, где же он может быть. Он вспомнил, как Куролесов во время его рассказа спрашивал, не ходил ли он вдоль реки или за лес. И вдруг  понял, что двигаться надо по течению реки. Он вскочил и бегом побежал обратно в метро. Перед входом в вестибюль он едва не столкнулся  с Анатолием Ивановичем, который  топал ему навстречу с двумя  большущими корзинами  смородины. Когда он встал со своими корзинами недалеко от входа в метро и открыл торговлю,  Шурка понял, что у него  есть некоторый гарантированный запас времени, чтобы без помех заняться поисками ВЫХОДА.

…Двигаясь на ощупь, сначала  вдоль забора дачи, а потом вдоль водопроводной трубы он безошибочно добрался до реки.  Когда почувствовал под ногами воду, он набрал в легкие побольше воздуха и нырнул, не снимая одежды.   На всякий случай, не открывая глаз, даже под водой,  он поплыл по течению. Речка  была настолько  мелкая,  что носки его кедов то и дело цеплялись за дно. Какие-то подводные растения запутывали руки и ноги и очень мешали плыть, но он все плыл или даже не  плыл, а продирался сквозь подводные заросли, не высовывая голову из воды. Тем временем река стала  заметно глубже,  и… желание вдохнуть стало настолько нестерпимым, что он рванул  на поверхность к воздуху.
Он нащупал под ногами дно, встал и дышал, дышал  и дышал. И только, когда дыхание вновь стало для него обычным, заурядным делом, он решился открыть глаза, чтобы осмотреться. Вода доходила ему до плеч. Картина мира вокруг  была обыденно устойчивой. Первым делом он посмотрел на правый берег, интересуясь тем, насколько далеко ему удалось отплыть от  дачи Анатолия Ивановича.  Дачи видно не было, то есть не только дачи, а  вообще ничего не было видно. Все закрывал плотный белый туман. 
Левый же обрывистый берег был весь уставлен скульптурами, за которыми вдали виднелся парк. Некоторое замешательство вызывало то, что возле  дачи все было наоборот. Обрывистым был правый берег, а пологим наоборот левый. Шурка стал вспоминать уроки природоведения, на которых учил, какой берег у реки всегда бывает крутым, а какой пологим. Неожиданностью, вызвавшей сильную досаду, было то, что он не смог этого вспомнить. «Ну, я же не НШурка, что бы не помнить твердо таких простых вещей!» - возмутился он, что ему не помогло, и он плюнул на это дело.         
Невдалеке от левого берега два человека вытаскивали из воды сети, в которых трепыхались какие-то рыбы. Оба они как будто сошли с картинки из книжки русских народных сказок: были одеты в вышитые косоворотки,  с бородами. Один   старик, и борода и волосы его были  белые пребелые. А другой  молодой очень здоровый парень с черными кудрями и соответственным цветом бороды.
Оба, похоже, были  поражены его появлением. Шурка направился прямо к ним, приветственно махая рукой и крича: «Здравствуйте». Старик начал креститься, а потом молча покивал ему головой. Молодой же вытаращил глаза, растопырил  руки, присел немного и заорал благим матом: Чу-у-удо!»
Шурка слегка оторопел от  его реакции, потом покрутил пальцем у виска и выбрался на сушу. Здесь он снял первым делом кеды, вылил из них воду и поставил на травку. Потом стащил футболку и джинсы и их расстелил рядом.  Сам же уселся рядом со своей одеждой, приветливо глядя в сторону незнакомцев. Ему, конечно, хотелось пообщаться с рыболовами. Но, судя по всему, им нужно было время, чтобы прийти в себя. Так что он решил подождать. Внутри у него все так и пело. Ведь он нашел, ВЫХОД. Его предположение о том, что река ведет в какое-то другое пространство, оправдалось.      
Рыбаки тем временем вытащили на берег свои сети. Старик начал вынимать из нее рыбу и бросать большую в корзину, а молодой чернобородый парень бегал вокруг него, размахивал руками и орал: «Старик, ты видел, ведь он же не из тумана вышел, он из реки вынырнул!»
- Ну, видел, - нехотя согласился Старик, продолжая возиться с рыбой.
- Так надо его к Царице отвести, ведь если чудо, то ему сразу памятник должны поставить, - уже в самое ухо орал ему Чернобородый.
-  Тебе-то что, - отодвигаясь, буркнул Старик.
-  Да как, что, как, что? Так ведь и нас наградят, если мы его приведем.   

   
 - Да, не известно еще… - начал было возражать Старик, но Чернобородый тут же перебил его:
 - Как не известно? Он же не из тумана вышел, как все? Не как все он здесь появился, он из реки появился. Разве это не чудо? И раньше его тут не было. Значит он - «Вышедший из реки». И положен ему памятник.
  - Неохота мне к Старухе идти, мрачно сказал Старик, - знаю ее награды триста тридцать лет и почитай три года.
   - Ты что, какая она тебе Старуха! Она ЦАРИЦА, она сама не из тумана,   - продолжал напирать Чернобородый.       
   -  Будя тебе разоряться, -  вздохнул   Старик. Отведем. Смотри, наградит она тебя, будешь у его памятника  подставкой…    
   - Постаментом, а  не подставкой, голосом  строгой учительницы поправил его Чернобородый, и, выпрямившись, изрек с пафосом:
   - И  это честь, большая честь. Ну,  подумай,  какие у нас с тобой шансы получить памятник? Никаких. Потому что мы с тобой НИКТО, а так хоть постамент получим.
    - Получим, получим. Сеть свертывай, давай, -  проворчал Старик.
            Шурку, внимательно слушавшего этот разговор, несколько озадачило, что они вели речь о нем так, как будто его здесь не был вовсе. Однако,  неожиданно открывшаяся перспектива получения памятника его заинтересовала. В данный момент он чувствовал себя вполне этого достойным.
            Между тем к нему подошел Чернобородый, поклонился и торжественно произнес; «О, Вышедший из реки,  мы рады первыми приветствовать твое появление здесь. 
           Шурка важно кивнул в ответ. А Чернобородый вдруг  радикально сменил  стиль общения. Он  похлопал  его по плечу  и скороговоркой  произнес: «Ну, давай, пацан, одевайся шустрее! Мы тебя к Царице отведем. К самой Царице, понял». И тут же не дожидаясь ответа, он  начала торопливо сгребать мокрые Шуркины вещи и совать ему в руки.
 - Да я не возражаю  встретиться с Вашей  Царицей, только зачем такая спешка? Просохну, и пойдем, – попытался немного угомонить его  мальчик.
  -  Эй, ты что, - изумился Чернобородый, - ты тут будешь сохнуть, а Царица будет тебя ждать?!
  -   Да, не будет она ждать, - засмеялся Шурка, - Она ведь даже не знает, что я здесь!
  Но Чернобородый на этом не успокоился, уж очень ему не терпелось  использовать свой шанс.
 - Так во дворце  тебе печку затопят. Все быстрее высохнет, - выдвинул он новый резон. Шурка,  аж, присвистнул от такого аргумента: «На улице жара под тридцать, а ты печку!»
Чернобородый почесал затылок и вдруг выдал умное: «Так ведь время обеда сейчас!»  И  потом с некоторым ехидством добавил, заглядывая  мальчику в глаза: «От обеда по-царски не откажешься, надеюсь?»
Шуркин живот забурчал, напоминая, что за всеми этими перемещениями во времени и пространстве о нем совсем забыли. И он  почувствовал, такой зверский голод, что молча начал натягивать сырую футболку. Мокрые джинсы  стояли колом и  влезать в них не очень хотелось.
 Смотря  на  его раздумья, Чернобородый посоветовал: «Да ты штаны свои под мышку возьми, высохнут, потом наденешь».
  - Нет, без штанов во дворец не пойду, - твердо сказал Шурка, и оделся полностью.
  Даже мокрые кеды зашнуровал.
  Чернобородый оглянулся на Старика, который все еще продолжал возиться со снастью, и крикнул ему: «Пошевеливайся, дед!»
   - Рыбы наловили всего ничего, - пробурчал тот, не поднимая головы.
           - Да, плевать, зато мы вон какого Рыба поймали, - заржал Чернобородый. Он подхватил корзину со скромным уловом  одной рукой, а другой схватил за руку Шурку и потащил его за собой вверх по склону.      
   - Догоняй, - бросил он  через плечо Старику.
  На середине пути Чернобородый остановился передохнуть и посмотреть как там Старик. Шурка  тоже оглянулся. Старик  взвалил на плечо свернутые сети и начал медленно подниматься  вслед за ними. С высоты Шурка еще  раз поразился стене плотного абсолютно непрозрачного тумана, начинающегося почти от кромки противоположного берега. Сколько хватало взгляда, и вправо и влево конца ему видно не было, а высоко от земли он как  бы начинал рассеиваться  и таять. Шурка увидел мост через реку. Раньше он его не заметил.
- А что там за туманом? -  спросил» он своего провожатого.
         - А кто же его, знает.  Люди оттуда появляются, пацан, - наставительно ответил Чернобородый.
         Он увидел Шуркино удивление и продолжил:
         - Это у нас ты один такой уникум  - из реки появился, а все нормальные-то люди,  знаешь, откуда появляются?
          - То есть? –  покраснев, переспросил Шурка.
          - Из тумана они выходят, дурья твоя башка. А ты что думал? Видишь вот, мостик для них сделали, чтобы не лезть в реку, где намокнешь только, а то и потонешь, не успев появиться. Царица повелела и сделали.
          Пока они говорили, их догнал Старик. Он, не останавливаясь, продолжал подниматься вверх, и Чернобородый тоже заторопился.   
-  Давай, шевели копытами, - крикнул он Шурке, - вон уж дед нас обогнал.    
Взобравшись наверх обрыва, они оказались  на аллее  ухоженного парка,  и Шурка смог вблизи рассмотреть те скульптуры, которые увидел,  вынырнув из реки.  Надо сказать, что их здесь было очень много. Через равные промежутки они уставляли собой всю аллею с обеих сторон, и, как оказалось позже, еще многие другие аллеи, по которым им  пришлось пройти. 
 Странными  показались мальчику все эти скульптуры. Все они при ближайшем рассмотрении  походили на художественные произведения так же мало, как  фотографии на документах.  Все без исключения они были выполнены в человеческий рост. Только постаменты под ними были  разных размеров. От крошечных,  до просто несуразно огромных, и на каждом табличка. Шурка успел на ходу прочитать надписи на некоторых:  «Величайший вор своего времени», «Вождь»,  «Добрая женщина». Позы большинства фигур были очень выразительными, но лиц  не было ни у одной из них.   
   Вор, например, стоял на полусогнутых ногах, с приподнятыми плечами и повернутой в сторону головой. Одной рукой он как будто сам к себе лез в карман, а другой «шарил» по воздуху.  Постамент у скульптуры «доброй женщины» был настолько велик, что выглядел просто глупо. Сама фигура представляла собой полную женскую фигуру в мешковатом платье. Никаких особых признаков доброты в ней Шурка не нашел. Рассматривать скульптуры и читать надписи под ними было довольно интересно, но Чернобородый тянул за собой.
           У входа во дворец, напомнившего   павильон «Растениеводство» на ВВЦ, стояло двое здоровенных  парней в современных, ладно сшитых серых  костюмах.
            - Ничего себе охрана у Вас!  - вслух удивился Шурка.
           Чернобородый подобострастно поклонился  охранникам  и, заикаясь, обратился  к тому, что стоял справа:
            Вот к Царице ведем парнишку,  потому как он есть, только что Вышедший из реки.
            Тот, сохраняя каменное выражение лица, едва заметно кивнул, и его напарник открыл тяжелую дверь перед тремя  пришельцами. Он забрал у Чернобородого корзину с рыбой. 
            Шурка вместе с рыбаками очутился в заполненном людьми зале.  Одетые в платья разных времен и народов они стояли  небольшими группами по всему залу. Некоторые о чем-то разговаривали, но очень тихо. На вошедших никто не обратил внимания. По красной ковровой дорожке они направились прямиком в тронный зал. Впереди, чуть не лопаясь от гордости, Чернобородый, за ним Шурка, с любопытством,  глазея по сторонам, и последним Старик с рыбацкой снастью на плече и бесстрастным выражением лица.   
         Вход в тронный зал закрывала дверь, усыпанная огромными сверкающими разноцветными, и, по-видимому, драгоценными, камнями. Возле нее  стояло еще два охранника, то же в серых пиджаках.  Только, как показалось Шурке, эти двое были еще более могучи и мрачны, чем  парочка, охраняющая вход во дворец.  Они без всяких вопросов открыли перед пришедшими дверь, и те вошли в сверкающий   тронный зал.
         Посередине на золотом троне восседала Царица. На ней было бордовое шелковое платье,  расшитое сверкающими разноцветными камнями. На голове  царицы  поверх белого кудрявого парика была водружена здоровенная золотая корона. Выражение лица у нее было откровенно злым. Но это было сущим пустяком в сравнении с тем, насколько оно походило на лицо Сапфиры Митрофановны. Шурке оно было  слишком хорошо знакомо с детства, чтобы он мог его с кем-то перепутать. Это было не самым приятным сюрпризом, но молодой герой принял его  мужественно и, вежливо поклонившись, произнес:
         - Здравствуйте, Сапфира Митрофановна.
        Царица,  услышав это, недовольно сдвинула  нарисованные черным карандашом тоненькие брови. А Шурка получил  тычок кулаком в  бок от Чернобородого и услышал в ухе его шипение: «Матушка – Царица, скажи».
       Пока  Шурка  раздумывал, каким  подходящим к случаю выражением уместно было бы заменить никак не ложившийся ему на язык  предложенный вариант,  Чернобородый бухнулся на колени.
       - Матушка Царица! Не вели казнить, вели слово молвить, - заголосил он с пола.
       - Молви, - хрипло процедила  дама на  троне. И это точно был голос «Сапфиры».         
       - Вот! Парнишка из реки вышел! Мы с дедом рыбу ловили, а он, значит, вдруг как вынырнет из воды, а вовсе и не из тумана, как все нормальные люди. И дед, вот, тоже видел…
       Тут из-за трона вылез маленький горбатый человек и ехидно спросил:
        -  А как он из тумана НЕ выходил, ты видел?»
        - Не видел, а как это можно увидеть, если НЕ выходил – обалдел Чернобородый.
        - Тогда и не ври, раз не видел -  добил застывшего на коленях с разинутым ртом Чернобородого маленький горбатый человек, и вкрадчиво обратился к Царице: «Чернобородый, хочет нас убедить, что Чудо видел. А мы все прекрасно знаем, что чудес не бывает. Так что врет он. Мальчишка из тумана вышел, как  все, а потом в реку полез.
       - Зачем ему в реку было лезть, - слабо всхлипнул Чернобородый.
       - Зачем? – оскалился на него горбатый человек, - Да потому, что мальчишка. Мальчишки, они всегда, куда не надо лезут.
       - Ладно, помолчи уж, - развязно прервала его Царица, - пусть он сам расскажет, откуда он пришел.
       Шурка, открыл было рот, чтобы пуститься в объяснения, но почувствовал, как старик тихонько толкает его в бок. Он усмехнулся про себя и спокойно соврал: «Не знаю, я не помню».            
       - Вот, - захихикал маленький горбатый человек, - все так говорят, когда из тумана выходят, не помнят ничего и не знают.
       Царица  поморщила лоб, а потом махнула повелительно рукой в сторону  маленького горбуна: «Отведи-ка, ты, Кабук, нашего молодого друга в апартаменты, пусть пока отдохнет,  а Чернобородый, чтобы не скучал, составит ему компанию».   
        - Пойдем, пойдем, - поманил, Кабук  Шурку за собой к какой-то двери  сбоку от трона. По пути он обернулся к Чернобородому: «И ты, давай иди, ты же его привел».
Чернобородый встал с колен и  поплелся следом. А Старик затерялся между толпящихся в  тронном зале людей.
За дверью обнаружился темный коридор, по которому они довольно долго шли. Потом они спустились по винтовой лестнице вниз и опять пошли по коридору. Запахло вкусной едой. Шурка потянул воздух носом и громко сказал: «Есть охота!»  Ему никто не ответил. Еще немного и они остановились перед одной из дверей. Кабук  завозился  в полутьме с ее отпиранием.
         За дверью  оказалась не большая и не очень светлая  комната с небольшим, за  толстой решеткой окном.  Кабук,  пропустил в комнату Шурку и Чернобородого, а потом быстро выскочил наружу и, хихикнув, запер за ними дверь.         
         - Ты чего, Кабук,  ты чего меня - то запер, - бросился к двери Чернобородый,  - ты не слышал, что мне Царица велела компанию ему составить?
       - Вот, и составляй, - раздался из-за двери, скрипучий голосок и сразу послышались быстрые удаляющиеся шаги. 
       - Ничего себе, царский  прием, -  почесал в затылке Шурка.
       - А ты кто такой, чтобы тебе царский прием устраивать, - злобно  огрызнулся Чернобородый, - из-за тебя все!
       - Ну, уж из-за меня -  нечего меня было к Царице Вашей тащить, - дружелюбно  засмеялся  Шурка. Настроение у него было отличное.  Он с любопытством оглядел комнату. Она совсем не соответствовала его представлениям о дворцовых апартаментах.   
       Беленые стены. Деревянный крашенный коричневым пол. Возле одной стены простая железная кровать, застеленная ворсистым голубым одеялом. Возле другой - стол и только одна табуретка рядом с ним и шкаф. Шурка заглянул за шкаф. Там обнаружился таз  для умывания и кувшин с водой. На стене висело полотенце. В уголке стоял ночной горшок с крышкой.
       - Да, удобства, в некотором роде, - заметил Шурка.
       Чернобородый, который только что плюхнулся на кровать  и теперь бессмысленно смотрел в окно мрачно сообщил не совсем впопад:
        - Это Деда комната. Во дворце живет на всем готовом, и все недоволен. Шурка тем временем  уселся на табурет возле стола и, приподняв  миску, накрывавшую большую сковороду, увидел  большую и хорошо зажаренную рыбину. Под другой миской  обнаружился хлеб.
        - Да, ладно тебе, - пойдем, поедим,  позвал он Чернобородого, но тот только мотнул головой и отвернулся к стене.
         Шурка, честно отделил себе половину рыбины и хлеба.
         Они оказались такими вкусными! Оказалось, он просто зверски голоден.  Он попытался вспомнить, когда  ему довелось последний раз чем-то подкрепиться. Похоже, это была пустая картошечка на даче у Анатолий Ивановича. Он попробовал собраться с мыслями и уяснить все же был ли Анатолий Иванович на самом деле дядей Мишей или это были два совершенно разных человека, почему-то очень похожих друг на друга. В глиняном кувшине на столе нашлась и очень чистая вода. Шурка  почувствовал сытость и неодолимое желание, спать, которое не давало сосредоточиться  на идентификации личности владельца удивительной дачи.
          Однако заснуть, сидя и в мокрой одежде,  не  получалось. Он встал решительно выдернул из под Чернобородого одеяло и подушку. Снял с себя всю мокрую одежду, развесил ее по спинкам кровати и, завернувшись в одеяло, улегся на полу. 
          Вдруг с кровати подал голос Чернобородый:
          - А, ты что и, правда, из тумана вышел?
          Шурка  в ответ только хмыкнул.
          - Правда, наверное, - сокрушенно вздохнул Чернобородый, - эх, дурак я, быть мне подставкой под памятником дураку…
          -  Слушай, а что ты все о памятниках твердишь, и  почему их  здесь столько?  – спросил Шурка.
          - Потому что Долина Ставших, что же непонятного. Вот, кто ты сейчас?
Неизвестно кто. И что с тобой будет дальше тоже неизвестно. А СТАНЕШЬ КЕМ–ТО, так уж баста. Навечно. Ничего с тобой больше не случится.  Каждому охота ведь кем-то стать, кем-то получше. А если до Дня Становления не успеешь, то станешь - кем придется.
          Чернобородый тяжело  вздохнул: «Завтра он».
           - И что же этот  День Становления часто у Вас бывает? – продолжил расспросы Шурка.
           - Часто?  Как это может быть День Становления часто.  Кем человек стал там, за туманом, тем уж и стал. Здесь  ничего не изменишь. Остается только ждать  Дня Становления.      
           - Человек всегда может измениться, может себя преобразовать, что хорошего оставаться неизменным, - возразил Шурка.      
           - Это потому, что ты глупый, еще, не понимаешь, - назидательно заметил Чернобородый, - жаль не успеешь  поумнеть до Дня Становления.  Так и останешься навсегда бестолковым мальчишкой.
           -  Да почему? Ну, слепят с меня скульптуру в натуральный рост и что? Я после этого обязан буду оставаться таким как был? Я буду изменяться, - возразил  Шурка.
           - Что ты городишь, не пойму. Разговаривать с тобой тошно, -  перебил его Чернобородый, отвернулся к стене и засопел.
           В комнате тем временем стало темно. «Ничего себе ВЫХОД, я нашел», - думал Шурка, - у Анатолия Ивановича  и то было  веселей. А, здесь,  просто психбольница какая-то». «Ну, да ладно, утро вечера мудренее», - подвел он итог,  и мгновенно заснул, согревшись в теплом одеяле.