Ласковые жернова - 36

На станции всех строений - вокзал деревянный да поодаль здание продовольственной базы. Сурнин бывал на базе, сорентировался сразу.

- Петро, - спрашивает у начальника, - сколько у нас денег осталось?

- Мало, Володь. Все на штрафы ушло да на прочие нужды.

В карманах у Пеньтюхова и остальных рублей двадцать набрали. Мало, но Пеньтюхов деревенский, а в Ершах всяк, уезжая по делам в места дальние, на трусы кармашек пришивал. Петр чем хуже. И него такой кармашек пришит. А в нем «полсотенная» бумажка да «десяток» несколько. Сто тридцать рублей в итоге. Передали деньги Сурнину.

Тот поделил деньги на две части. Одну спрятал в нагрудной карман и объяснил.

- Тридцать рублей на дорогу. А на остальные, наверное, водку возьмем?

- Конечно….

- Бери, Змей….

- Что учить тебя….

Кто с таким оборотом дела не согласится. Доехать с ветерком, а после еще и отметить «это дело».


Сурнин последнее «указание» дал.

- Я там, - на базу указал, - начальником партии представлюсь. Так что если кто спросит, подтверждайте. И Змеем не называйте, а Владимиром Алексеичем. Поняли?

- Чо не понять? Барином звать будем, если машину найдешь.

Ушел «барин» и пропал. Часа четыре ждали, когда он вернется. Благо еще «литровочка» была в загашнике. Водка есть. А закусить нечем. Снова карманы проверили. На хлеб нашли. Теперь надо где-то пристроиться с «питием и едовом». На станции хозяйка вредная. Спросили луковицу, чуть метлой не отхлестала всю компанию. На улицу вышли. По сторонам глазеют. Еще одно зданьице увидели. Оказалось, почта.

Зашли. Почтмейстерше Паша объяснил.

- Хозяюшка, мы, вот, с похорон возвращаемся. Можно посидим у вас и перекусим малость, пока начальник машину ищет.

- Посидите, - тетка невредная оказалась.

- Мы посидим малость и уедем, - не унимается Паша.

- Да посидите. Кто вас гонит? Может, чайник вам вскипятить? - предложила.

- Не надо. У нас и заварки-то нет, - отказался настырный попрошайка.

- И сахару, - добавил Саня.

- Что чай, что сахар…. А вот стакан - надо.

Хозяйка сообразила - «запустила козлов в огород». Но отступать поздно. Стаканы дала. Даже два. Но чаем потчевать еще раз попыталась.

- У меня варенье есть к чаю-то.

- С вареньем если…. Тогда, конечно, - Паша «смилостивился».

Поставили посуду на стекло, лежащее на столе, под которым ладными столбиками лежали бланки разных извещений «от Ивановых» «Сидоровым», из Москвы в Жмеринку.
Выпили по «малой», хлебушка пожевали. Тут и чай хозяйка подает.
Чайник поставила на книгу с почтовыми индексами, рядом фарфоровый заварник.

- Вот, мужики, пейте. Чай свежий заварила, крепкий. Вы ведь люди лесные, знаю, покрепче любите.

Проговорив так, за стойку удалилась. И оттуда уже и банку с вареньем подала. Чтоб занять себя как-то и про умершего спросила.

Мужики уже раскумарились, еще по одной тяпнули. На хлеб варенья намазали и чаевничают, по очереди прихлебывая из стаканов. Пашу прорвало. Стал он про покойного Василия рассказывать. Какая у него голова умная. Да какой он семьянин был примерный. Слезу даже пустил.

- Четверо деток сиротками остались…. Старшему едва десять лет исполнилось…

Еще немного и разжалобил бы хозяйку на «красненькое», чтоб помянуть Василия. Но тут вихрем влетел «начальник» - Вова Змей. В руках «сидор». Загружен под завязку. Брякает. Значит, полный водки. Следом старший прапорщик входит. «Начальник» сразу же накинулся, как и полагается, лаяться и «воспитывать».

- Я вас, что - по всему поселку должен искать. С собаками? У вас что, премия за квартал лишняя? Всех лишу…

Мужики по бегающим лисьим глазам поняли «начальника». Как не понять - «сидорок» набит под завязку, рожа у Змея масленеет, как у кота. Подыгрывать стали ему.

- Да мы, Владимир Алексеевич….

- Мы это….

- Замерзли, вот….

«Начальник» тон сменил на «милостивый».

- Ладно…. Через час вот товарищ прапорщик поселенцам продукты повезет. И нас прихватит. Только ехать вам придется в кузове под брезентом.

- Да мы хоть поверх брезента…..

- За полчаса не околеем….

И еще два «гостя» устроились за столом. Хозяйка служивого знала. Еще стаканов и чашек разномастных подала на стол. К водке еще и луковицы появились. И украшением «стола» стал копченый лещище, которого выложил прапорщик.

После «стакана» под «ну, поехали….» разговор принял «правильное» направление пьяного «базара». Уже по запарке пару раз «начальника» Змеем назвали.
Тот стал оправдываться. Вот, мол, какие у него работники. Заглазно обычно звали Змеем, а тут уж и открыто обзывают.

Прапорщик его остановил.

- Ладно, Володя…. Не гони…. Я без малого двадцать лет здесь служу. Какой ты «начальник». «Десятку» как минимум отмотал в зонах и по малолетке. Кончай комедию. Я прекрасно понимаю, что лучше тебя никто оказию не найдет, чтоб уехать. Самое «змейское» занятие…..

- Ладно, Авенирыч…. Прости….

- За что… Потемнили и хватит.

- Угу… А кто тогда начальник у нас?

- Петро, - безошибочно и с уверенностью в голосе без всякой паузы ответил Авенирыч.

- Почему ты так решил?

- Ты, Володя, уже отпал. Понятно почему.

- А Иван?

- Иван - человек военный или мент. Я вашу геологическую публику знаю, встречался. Ваня военный, скорее всего. Вообще-то они к вам редко попадают. И ненадолго.

- Тогда Паша….

- Паша тоже не из ваших экспедишников…. В нем интеллигент просматривается. Где-нибудь раньше на заводе работал, на должности мастера или выше.

- На ТЭЦ, вообще-то, - Паша в разговор не встревал и слушал с интересом. Особенно, когда про него заговорили, уши навострил. И добавил, когда услыхал «правду» про себя.

- А Саня?

- С Саней еще проще. Ты же его сам пару раз «студентом» называл.

- А я не начальник, - Слава и ждать не стал, когда его «разоблачат»

- Остается Петро… - подытожил Сурнин.

- И не только потому, что остается. По всем статьям Петро начальник, но молодой.

- Специалист молодой.

- Да, молодой. Деревенщина из него прет, не изуродованная должностями. И разговор, и взгляд, и движения.

- Это как? - и Пеньтюхову интересно стало узнать про себя «подноготную».

- Просто. Когда человека нелегкая не шибает крепко, он из дома не улетает. А тебя не шибало.

- Это как сказать, - возражает Пеньтюхов, вспомнив студенческие похождения и возникшие при этом неприятности.

- Хоть как скажи…. Когда человека судьба раз-другой хлестнет крепко, у него в глазах это отражается мерцанием тусклым. А у тебя его нет этого мерцания. Вместо этого в глазах огонек любопытства и доверчивости. Вот лет через двадцать все в глазах поменяется. И не дай Бог, раньше….

- Ты, Авенирыч, философ….

- Нет…. Вот, служу здесь службу неблагодарную. Жуликов продуктами обеспечиваю. И вижу, каким человек приходит сюда и каким уходит. Очень, доложу вам, разница великая.

- Понятно…. Не сахар здесь….

- А что вы хотите? Чтоб курорт здесь был насильникам да убивцам?

- Я не по тем статьям, Авенирыч, - обиделся Сурнин.

- Понимаю, что по воровским. «Па благародным», - коверкая слова, усмехнулся прапорщик.

- По ним. Но у работяг зарплату из карманов по пьяному делу не тягал. Это у вас, в ментярстве, только практикуется.

Авенирыч вздохнул.

- Ладно, Володь, не заводись. Сейчас, я понял, в завязке.

- Да…

- Тяжко поди…..

- Да так…. Вот пристроился к мужикам в экспедицию….

Тут машина на улице просигналила.

- Все, мужики, поехали, - командует Авенирыч и к хозяйке обращается: - Марина, мы тут тебе насвинячили малость. Извини.

- Ничего. Не беспокойся, Авенирыч. Все равно без дела сижу. Уберу.

Пеньтюхов возразить было попытался, и стал в ладонь крошки сгребать. Но Марина его тихонько оттолкнула.

- Не надо. Авенирыч же попросил, я сделаю…

Видимо, старшего прапорщика в поселке знали и уважали.

Машина пришла незагруженная. Какая-то ревизия на базе. Товар не отпускают. Мужики подумали, что поездка отменяется, и сникли было. Но Авенирыч их успокоил.

- Поедем домой тогда. Что, ночевать здесь что ли. Верно, Колян…

По накатанному зимнику не хуже чем по асфальту, и часа до лыжни не ехали. Даже не верится, что растает снег и будут по дороге лужи и ухабины чередой разляпистой всю ее длинь красить. Может, не асфальт надо укладывать на российских дорогах, а вечную мерзлоту, как на искусственных катках создавать.

Благодарные мужики Авенирыча с шофером Коляном отпускать не хотят. В гости зазывают в палатку. Авенирыч не соглашается сначала. Мол, лыж нет, чтоб до палатки добраться. Но решение нашли. Пашу с Ваней на дороге оставили. А Сурнина послали вперед, чтоб летел в палатку и вернулся с двумя парами лыж запасных.

Сурнин будто только и ждал этого. Секунда - и его спина уже скрылась за деревьями. Гудянский с Саней рюкзаки несут с водкой. На сто рублей. Ящик целый. Ух, гулянье будет.
И ста метров не прошли, Сурнин возвращается. Одна пара лыж запасных неломаных нашлась «в хозяйстве Пеньтюхова». К Пеньтюхову и претензия.

- Ты, Петро, лыжи дай свои. Лыжня накатанная, и так дойдешь до палатки….

Авенирыч лишь глянул в утробу палатки и сразу же определение этому жилищу дал.

- Пещера первобытного человека. Когда он только из медведя в человека переродился…..

Пока печь затопили, пока на большую сковороду тушенки четыре банки вывалили, глядь, и троица «отставших по уважительной причине» бежит.

- Во, как мы быстро…- Сурнин радостно докладывает.

А Паша ему «шпильку».

- Особенно ты, Змеюшко… Этаким «гоголем-лебедем», отставшим от «птицы-тройки», так и летел… Так и летел….

Уселись «для душевного трапезования» по принципу - «кто и где может». Авенирычу почетное место у стола на чурке. Сурнин бок у неё стесал, чтоб класть ее набок у печки, когда свой утренний чифир «по восемь раз на дню» варит в печке на углях.
После «первой» молча поедали тушенку. Но после «второй», когда язык еще слушается обладателя оного, когда в голове лишь легкое круженье, начались разговоры. Еще не пьяные, не «базар». А что-то похожее на откровенную беседу. Авенирыч рассказал, как он на службе остался. Вроде бы не должен. Сам с Урала. Из рабочего поселка. Все при нем - и специальность, и разряд, и потомственность рабочего с династией. А он взял и во внутренних войсках остался служить.

Сурнину он еще в машине начал рассказывать. В палатке лишь продолжил.

- …. Месяца три и прослужил-то всего. Понесло меня по какой-то нужде на повал. Иду, ушами хлопаю. Остановился. Глаза поднял. Впереди зэки стоят и руками мне машут. Ничего понять не могу. Тут удар в спину. Лечу. И лбом еще о пенек шваркнулся. Вскакиваю, чтоб обидчику сдачи дать. А дать-то и некому. Лежит он, бедолага, деревом придавленный. Живой еще. А по всему видать - не жилец. Елка то на меня падала. А он взял и это….

- Выдумал…. - встрял Иван.

- Нет…. Это замполиты выдумывать горазды. А я брехни не терплю. Отец меня крепко воспитывал. По-рабочему.

- А дальше?

- А дальше….. До дембеля дослужил и остался. Вроде вины пред тем зэком не чувствовал. Но что-то удержало. И что удивительно, сидел тот зэк за убийство. Жену застрелил. А меня от погибели спас. Кем я его должен считать? Если представить, что Бог все же есть, кем тот зэк Лева пред ним предстал? Праведником или грешником? Наверное, и тем, и другим. И во всяком человеке предостаточно и праведного, и сволочного. Леве тому сперва «вышку», говорят, дали. Но потом на 15 лет лагерей заменили. О чем судьи тогда думали. Конечно, не о том, что он должен ради искупления своего преступления чью-то жизнь спасти. Никто о том не думал и предположить не мог. Даже я и он за пятнадцать минут до происшествия не могли предположить, что обмен произойдет - Левину смерть на мою жизнь….

- Все же ты, Авенирыч, философ, - гнет свое Паша.

- Может быть…. Всяк человек в чем-то философ. Вот зверь другое дело: сожрет добычу - козу либо человека даже….

- Козла…. - вставил Сурнин.

- Козла не всяк зверь и жрать станет. Но не об этом я. Сожрал, к примеру, тигр лошадь. И все. Сыт. И ни мук совести, ни угрызений. А когда человек человека сжирает - хоть заживо, как туземцы Кука, хоть подлостью - какую потом комедию-трагедию изображают. Одни танцами да обрядами, другие «философиями» разными.

- А кто не жрет ближних, тот не философ?

- И кто не жрет, тоже философ. Редки такие люди, но есть. И это тоже философия - не жрать ближних.

- Одним словом, масло масляное в масленицу, - и Паша свое слово в «философский» диспут внес. А как без него?

Авенирыч разговорился. И про свой «ветер» поведал.

- Остался я на сверхсрочную. По дембелю заехал в деревню Левину, чтоб рассказать родным, если есть такие, о смерти его. Отцу-матери поклониться его. Оказалось, что родители его померли. Но сестра есть. Семья у ней. Трое своих детей. Да Левина дочка. Деревня бедная. Колхоз никудышный. Да еще и область - Кировская. «Подыхай-губерня», как ее там называют. После женился. Своя семья появилась. Но Левину сестру с дочкой не забывал. То денег пошлю, то посылку с продуктами. Как родня они мне стали. А в позапрошлом году ездил на свадьбу дочки Левиной. Так вместо отца на торжестве том был. И ладно. Но что интересно…. Когда первый раз заезжал, мне фотографию Левиной женки показали. Ух…. Мужики, верите, нет, ваше дело…. Но, кабы не знал, что убиенна она, кинулся бы на поиски. По всем землям бы прошел, чтоб отыскать ее. До того красива. До того красива. А Лева тихий был, говорят. Но, вишь ты, красота как на человека действует. Я, как на фотку глянул, сразу и понял Леву. Такую либо любить до безумия, либо убить, коли сил на любовь не хватает или хвостом от тебя вильнула баба. Дочка не в нее. Тоже красавица, конечно. И ладно. Может, не такая судьба у ней потому будет трагическая, как у родителей….

Помолчали. Выпили, всяк за свое. Гости собираться стали. Шофер Колян еле ноги переставляет. Авенирыч попросил мужиков помочь.

- До машины дотащим. А рулить я и сам урулю.

Отговаривать стали.

- Пусть проспится парень. А завтра мы его отправим.

- Ага, отправите. Он пока с вами всю водку не допьет и все аптечные зелья, какие есть, вы его не выпроводите.

- Ну и пусть попьет с нами. Какая разница, на сколько человек эту водяру делить. Раньше выпьем, раньше протрезвимся.

Не уговорили. Пришлось, как Колян ни упирался, все же тащить его к дороге. Оказалось, что прикидывался парень, чтоб остаться «помогать в борьбе с зеленым змеем». Метров пятьдесят его протащили. Видит, не поможет ничто. Начал материться. А потом и вовсе сам пошел.

- Ты, Авенирыч, - обиженно прапорщику пробухтел, - черт с усами, а не человек. И в том вся твоя «философия».

Но шел, почти не спотыкаясь. Однако Паша и Сурнин проводили гостей до самой машины. С собой пару бутылок водки прихватили. Одну, чтоб у машины «на посошок» распить, а другую гостям на опохмел отдать. Но увидели, как Колян «пострадал» и тихо всучили ему обе бутылки. Тот сразу расцвел. Авенирычу даже предложил.

- Авенирыч, давай я сам за руль сяду.

Но Авенирыч был бы не Авенирыч, если б не ответил ему.

- Верни бутылку мужикам. Тебе и одной хватит.

Колян сразу поник. Но Паша тут же и «выход» подсказал.

- Чо это мы туды-сюды таскать будем. Давайте, тогда раздавим ее здесь. «На посошок» как бы.

- Нет, - Авенирыч отказался. - А вы выпейте.

Так и сделали. Страдальцу Коляну налили полный стакан. Он выпил. Прошло пять минут, и он уже был именно в том состоянии, когда человека надо «тащить». Благо у машины питействовали. Затолкали мурлыкающего и счастливого Коляна на пассажирское место. Попрощались с Авенирычем. Тот на прощание «подмаслил им слегка».

- Повезло вам, парни…. Свободно у вас. А самое главное с начальником. Хорошо, когда у начальника такая фамилия - ПЕНЬТЮХОВ. Без заработка большого, но всегда при деле…
Завел машину и укатил, пару раз вильнув по зимнику, в поселок поселенцев…