Слово номер один

Люди  много  внимания  уделяют  словам,  приписывая  им  магическую  силу.  Правильно  ли  это?  Может,  мы  напрасно  так  благоговеем  перед  словами?  Было  слово…  Было,  ну  и  что?  Есть  даже  такая  версия,  что  по  первому  слову,  сказанному  малышом, можно  определить  пол  следующего  ребенка  в  семье.  Считается,  что  если  малыш  произнес  сначала  «мама»,  то  следующим  ребенком  в  семье  будет  девочка.  А  если  «папа» - то  мальчик.  Могу  подтвердить  это  на  собственном  примере:  у  меня  три  дочери,  и  все  они  начинали  свою  речевую  деятельность  со  слова  «мама».  А  вот  моя  младшая  сестра  произнесла  совсем  другое  слово  под  номером  один.  Есть  такая  семейная  легенда,  что  говорить  она  начала  очень  поздно.  Сказала  первое  слово – и  сразу  же  прикусила  себе  язык.  В  самом  прямейшем  смысле:  баловалась,  раскрыв  рот,  стоя  на  складном  стульчике.  А  стульчик  взял  да  и  сложился.  А  рот  ее  в  эту  секунду  взял  да  и  закрылся.  Потом  еще  долго  моя  сестра  не  могла  говорить.  Язык,  конечно,  сросся,  но  шрам  остался  на  всю  жизнь,  как  напоминание  о  слове  номер  один. 
     А  сказала  моя  сестренка  первое  слово  такое,  что  повторить  его  сейчас  никак  не  могу,  так  как  причисляю  себя  к  людям  культурным  и  воспитанным,  и  слов  таких  не  употребляю.  Тем  более,  в  письменном  виде.  Написано  пером – не  вырубишь  топором.  Но  сестра  моя  в  два  года  не  знала,  какие  слова  хорошие,  а  какие  плохие.  И  я  сама,  наверное,  тоже  этого  не  знала,  потому  что  эту  историю  я  не  помню.  Знаю  только  об  этом  случае  из  рассказов  моих  братьев.  Наши  старшие  братья  в  то  время  знали  уже  много  слов.  И  когда  наша  маленькая  Ирочка  вдруг  ни  с  того  ни  с  сего  за  круглым  обеденным  столом  произнесла  свое  первое  слово,  братья  полезли  под  стол.  Папа  стал  громко  отчитывать  сестру.  Сначала  сестру,  а  потом – братьев.  Потому  что  только  от  них  маленький  невинный  ангелочек,  каким  была  тогда  моя  сестра,  мог  услышать  такое.
-Кто  научил?! – грозно  вопрошал  отец.
      Но  братья  молчали,  как  партизаны.  Кто  научил  кудрявую  куколку  с  прелестными  глазками  и  пухлыми  губками  произносить  такое  мерзкое,  отвратительное  слово?!
     Братья  молчали.  Сначала  молчали,  а  потом  громко,  перебивая  друг  друга,  клялись,  что  не  они  виноваты,  что  они  не  виноваты.  А  мама  плакала,  потому  что  по  известной  примете  теперь  у  нее  должен  был  родиться  Он.  Тот,  кого  назвала  Иришка.  Бог  миловал.  Ирочка  так  и  осталась  последним  ребенком  в  семье.  Больше  наша  мама  не  беременела,  наверное.  А  если  бы  забеременела,  то  родила  бы  Его.  (Слово  это  я  не  могу  произнести  вслух).   
     Мама  плакала  недолго,  но  потом  ее  стала  беспокоить  дальнейшая  судьба  Ирочки.  Еще  бы!  Что  можно  ожидать  от  девочки,  которая  произнесла  такое  первое  слово!
     Под  пристальным  вниманием  мамы  сестренка  оставалась  долгие-долгие  годы,  приблизительно  лет  до  двадцати.  Сразу  надо  сказать,  что  наша  семья  вынуждена  была  переехать  в  другой  город,  потому  что  под  нашим  домом  караулили  любопытные,  желающие  посмотреть  на  чудесного  ребенка,  произнесшего  такое  первое  слово.
     В  другом  городе  тоже  было  все  сложно.  Ирочка  вдруг  ни  с  того  ни  с  сего  научилась  в  пять  лет  читать.  И  не  трогательную  сказку  о  семерых  детях  красавицы-козы,  не  о  золотом  яичке  пестрой  курицы – она  читала  очень  взрослую  книжку  «про  любовь».  Наверное,  этому  было  простое  объяснение:  Ирочка  читала  то,  что  попалось  ей  в  руки.  Как Снегурочка,  внезапно  испытавшая  потребность  в  любви,  полюбила  первое,  что  выплыло  ей  навстречу.  А  это  был  не  Лель,  а  совершенно  чужой  жених.  Вот  так  и  с  книгой  о  любви.  Ирочке  было  все  равно,  что  читать.  О  яйце,  очевидно,  в  тот  момент  читали  старшие  братья.  Или  нет.  Старшему  брату  тогда  уже  было  двенадцать,  детские  книжки  тогда  были  уже  не  для  него.  Так  почему  мама,  так  пристально  следящая  за  каждым  шагом  Иришки,  не  спрятала  от  нее  взрослую  книгу?  Может,  она  испытывала  мою  сестру?  А  может,  не  догадывалась,  что  та  уже  выучила  все  буквы?  Ответ  на  этот  вопрос  (как  и  на  многие  другие)  мне  теперь  не  даст  никто.  Но  тогда  мама  с  ужасом  ждала,  какие  последуют  за  этим  проступком  Ирочки  следующие  порочные  шаги.
     Ирочке  с  четырех  лет  запрещали  пользоваться  косметикой.  В  пять  лет  ей  заплетали  тугие  косички,  чтобы  ни  один  золотой  локон  не  выпадал из  общей  массы  и  не  соблазнял  мальчишек.  А  локон  не  слушался,  выпадал,  соблазнял.  В  шесть  лет  Ирочка  была  уже  признанной  красавицей  на  нашей  улице.  Ей  позволялось  готовить  блюда  из  угля  и  прерывать  любую  «войну».  Она  звала  мальчишек  к  своим  кукольным  тарелочкам  «на  обед».  Мальчишки  приходили,  брали  тарелочки,  «ели» - и  снова  уходили  «воевать».
     В  семь  лет  Ирочка  пошла  в  первый  класс.  Одноклассники  дрались  за  возможность  донести  до  дома  ее  портфель.  Маму  охватила  паника.  Она  запретила  Ирочке  шевелить  бедрами  при  ходьбе.  У  Ирочки  была  походка,  напоминающая  походку  робота  или  солдата.  Но  это  не  помогало.  У  Ирочки  по-прежнему  было  много  поклонников. Ей  сделали  предложение  выйти  замуж  в  семнадцать  лет.  Но  мама  к  этому  не  была  готова.  И  все  из-за  того  слова,  первого  произнесенного  Ирочкой  в  далеком  детстве.  Ирочке  не  позволяли  стричь  волосы,  красить  их,  покрывать  ногти  лаком.  Я  понимаю  свою  маму:  если  бы  моя  дочь  произнесла  такое  первое  слово,  я  бы  тоже  не  могла  спокойно  спать  и  есть.  В  двадцать  лет  Ирочка  все-таки  умудрилась  выйти  замуж.  И  мама  успокоилась.
     И  вот  через  много  лет  после  того  трагического  дня,  когда  моя  сестра  произнесла  свое  первое  слово,  я  вдруг  обнаружила,  что  слово  это  в  немецком  языке  означает  возглас  восторга.  «Hui!” – сказала  в  детстве  Иринка.  «Hui  schmekt» - восклицают  немцы,  когда  хотят  сказать,  что  им  вкусно.  Итак,  первое  слово  Иринки  говорило  лишь  о  том,  что  в  определенном  возрасте  она  внезапно  увлечется  немецким  языком,  и  это  увлечение  выльется  в  факультет  романо-германской  филологии.
        И  все-таки  жаль,  что  после  Ирочки  мама  не  решилась  рожать  детей.  Так  бы  у  нас  была  еще  сестренка.  Или,  если  верить  приметам,  Он.