Часть II. Пять с плюсом Глава 11. Алик Котелков

                Часть вторая
                Пять с плюсом

                Глава 11
                Алик Котелков

     Родителей Алик лишился рано. Отец умер от какой-то тяжёлой болезни лёгких, когда Алику не было ещё десяти лет. Мать, тогда уже ответственный работник одного из союзных министерств, тянула двух сыновей одна. Яша был полутора годами младше. Мама рвалась, не жалея себя, между ответственной работой и домом, сердце не выдержало, и в 16 лет Алик стал круглым сиротой. 
     Заботы о племянниках добровольно приняла бездетная сестра матери, живущая неподалёку. Яшу они с мужем взяли к себе. Алик, как почти совершеннолетний, остался жить один в хорошей, просторной квартире непростого, построенного для ответственных работников, высотного дома. Тётя Таня или дядя Костя, с которым Алик был особенно близок, почти каждый день бывали у него, приносили продукты, помогали вести хозяйство, в общем, жили на два дома. Только многими годами позже, повзрослев и заведя свою семью, Алик смог оценить, как много сделали для него эти люди.
       Квартира на последнем этаже шестнадцатиэтажного, господствующего над прочей районной жилой мелюзгой,  дома. Выход на плоскую, огромную, как двор, крышу недёжно закрыт железной дверью. Через чердак не пройти. Но есть обходные пути –   пожарная лестница! Жутко. Ночное звёздное небо было хмельнее портвейна.
      Поступал в МГУ, пока не поступил. Работал истопником, чтобы было время готовиться к экзаменам и читать книги о звёздах. Дважды не прошёл по конкурсу. Призвали в армию. Честно отслужив в забайкалье, через два с половиной года вернулся, и вновь подал документы. Приняли по льготному списку. Были тогда такие для прошедших срочную воинскую службу. 
     Фанатично углублён в астрофизику и за границами любимой науки скучал и чувствовал себя неуютно. Гитара, Клуб самодеятельной песни, бардовские тусовки - не в счёт. Алик и там оставался слегка отдыхающим астрофизиком. Он не мог делать ничего плохо. Гитару освоил почти профессионально, брал уроки вокала, знал сотни песен и пользовался любой возможностью блеснуть свои мастертвом. Пел Алик намного лучше магнитофона. Любил песни, написанные учёными и об учёных. Любой разговор сводил на любимый предмет. Если его не останавливали, мог где угодно – в музыкальном клубе, на вечеринке, по дороге с концерта или в лесу у костра,  произносить многочасовые монологи о тайнах Вселенной.  Он действительно очень много знал, его прекрасно организованная и тренированная память хранила мельчайшие подробности и логические тонкости  различных теорий. Рассказы его увлекали профессионалов, общество которых Алик предпочитал любому другому. Непрофессионалам же эти материи были сложноваты,  кого-то раздражали, кого-то вгоняли в зевоту. Алик, как любой увлечённый человек, этого не хотел замечать и по детски обижался, когда слушатели начинали язвить, перебивать, или пропускать мимо ушей.
      Алик бредил внеземными цивилизациями. Как звонков любимой девушки, ждал он сообщений о новых сигналах, полученных из дальнего космоса.  Это было романтическое время, когда взрослые люди всерьёз верили в могущественные, благотворительно настроенные  внеземные цивилизации, которые только и заняты тем, что за свой счёт постоянно рыскают по космосу, разыскивают меньших братьев по разуму, для того чтобы совершенно бесплатно, по доброте душевной, подтянуть их до своего уровня, открыть абсолютные знания, одарить новой технологией, умилиться и убраться восвояси. Этакий добрый боженька с гуманоидным лицом.
      Из песни слова не выкинешь. Алик видел смысл своей жизни в установлении контакта с космическим разумом. Он будет первым. Пульсары, таинственные радиосигнали из созвездия Стрельца, туманность Андромеды – это был его мир. Алик не был поэтом, но об этом строки складывались сами:
                За красивыми фразами
                Ищем братьев по разуму
                И вопросы не праздные
                Будоражат умы:
                Где ты,  родственник названный?
                Бродят всякие – разные.
                Ну а если так сказано,
                Одинокие мы!
  И ещё:                Нам не по нраву и им не по норову
                Общего нам не найти.
                Антимиры, запрокинешь лишь голову
                Бледные в Млечном Пути
                В антимирах антибеды и  радости,
                Антимечты  и  дела.
                В антимирах антилюди безжалосты,
                Коротки антислова.   
     Дядя Костя был физиком, самый настоящим, занимался чем-то очень серьёзным в научном институте имени академика Курчатова и умел делать для Алика физику простой и увлекательной, как комиксы. Алик мог часами слушать его рассказы об ускорителях, элементарных частицах, высоких энергиях, пространстве, времени и великом Эйнштейне. Относительность пространства и времени, расширяющаяся Вселенная, миры и антимиры – всё это, благодаря дяде, было для Алика не мёртвыми знаками на бумаге, а картиной  бесконечно сложного, но познаваемого окружающего мира. Дядя Костя много курил, после двух тяжёлых операций у него осталась только четверть желудка, он был смуглый, худой и жилистый, как канат, ироничный, очаровательный  и совершенно не унывающий.
      Когда дядя Костя был направлен экспертом на ликвидацию Чернобыльской катастрофы, получил там большую дозу радиации и вскоре умер от лейкомии и обосрения других хронических болезней, Алик, несмотря на то, что был уже совсем взрослым, почувствовал себя полным сиротой.