Яркое солнце Студеного

С течением времени, взрослея (или, если хотите, старея) начинаешь понимать, что в твоей жизни ценны все мгновения - и яркие, и те, что когда-то казались обыденными и скучными...
В самом начале сентября того, 1999, года стояла чудная погода. Было очень тепло, прошедшие перед этим дожди и легкие ночные заморозки разогнали всю мошкару, поэтому в лесу было раздолье для ягодников и грибников. А меня неудержимо тянуло куда-нибудь на рыбалку - хотелось отведать свеженького хариуса.
Тут как раз приехал из Приморья человек один, и оказалось, что он хочет попасть на озеро Джека Лондона. Ну а поскольку на озеро в ту пору не всякая автомашина могла проехать из-за разрушенного моста через Дебин, решил человек тот идти к озеру пешком.
Одному идти в такую даль, сами понимаете, несподручно, потому искал человек попутчика, о чем и упомянул в разговоре со мной.
Это же надо, какие бывают совпадения! Я и сам ведь давно хотел пройти по этому маршруту, проверить, может ли по нему таким образом попасть на озеро обыкновенный, не сильно тренированный человек, обычный турист, так сказать.
Хотел я также написать статью о самом озере Джека Лондона, жемчужине Колымы, а для этого, конечно же, необходимы впечатления, нужно своими глазами увидеть природную красоту этого чуда света, вдохнуть очарование, ощутить  всю прелесть этой драгоценности нашего северного края.
Согласовав с редактором продолжительность моей пешей творческой экспедиции и примерное
содержание будущего газетного материала, вооружившись ручкой и блокнотом для записи свежих впечатлений, со своим новым приятелем я отправился в путь.
Шли мы, можно сказать, налегке. Взяли с собой немного хлеба, килограмм крупы для каши и
чуть-чуть приправ для ухи. На весь поход мы определили потратить семь дней, и все это время, в силу какого-то непонятного оптимизма, рассчитывали питаться в основном рыбой, для ловли которой взяли с собой удочки.
Первым препятствием, на котором мы проверили свои способности преодолевать трудности, стал разрушенный пролет деревянного моста через Дебин. Подгоняемый нетерпением, я, не тратя времени на детальный осмотр разрушенного участка, с рюкзаком на спине спустился по боковой поверхности срубленного из бревен мостового быка. Рисковал я при этом, как минимум, сорваться и шлепнуться на рюкзак, сломать удочку и разбить бинокль. Но все обошлось благополучно, если не считать парочки здоровенных заноз, которые я заполучил, неаккуратно схватившись за темную, потрескавшуюся старую доску.
Товарищ мой спустился более удачно. Он спокойно осмотрелся, стоя на краю разрушенного
пролета, и увидел, что кто-то из наших предшественников приспособил для более безопасного спуска два отрезка капроновой веревки, надежно закрепив их вокруг толстенного бревна.
Видимо, эта же веревка использовалась и для подьема на мост.
И куда я спешил? Все равно ведь пришлось ждать, пока напарник спустится, да еще и занозы саднили...
Дорога к озеру Джека Лондона начинается от моста через Дебин, неподалеку от места впадения в него реки Сухахы, и бежит почти строго на юг по долине этой реки на протяжении более чем сорока пяти километров. Среди рыбаков и охотников места биваков и приметных угодий так и называются - Девятый, Семнадцатый, Тридцать шестой километры. А есть еще Сорок первый и Сорок шестой.
На сорок шестом километре я приметил одну замечательную вещь - кто-то, видимо, человек,
склонный к изобразительному искусству, воодушевился здесь и писал маслом пейзаж, используя в качестве палитры большой плоский гранитный камень. Весь покрытый разноцветными мазками, он издалека был похож на какой-то диковинный самоцвет, каменный цветок...
Первая ночевка была у нас на берегу ручья, на Семнадцатом километре. Мы не знали, есть ли где-то поблизости какой-нибудь домик, поэтому устроились там, где нас застали густые
сумерки, прямо на открытом месте. Погода стояла по-летнему теплая, небо было чистое,
настроение - прекрасное, поэтому ночевка у костра на берегу звонкого бурного ручья нас
только радовала.
Когда место для ночлега было готово и на камешке у костра дотамливалась каша, на небе уже сверкали яркие россыпи звезд. Мы ели кашу, запивая ее крепчайшим чаем, и смотрели на небо, отыскивая знакомые созвездия. От чая и душевного умиротворения слегка кружилась голова...
Почему людей так тянет на природу? Наверняка мое мнение не будет оригинальным, но я все-таки рискну его высказать: на лоно природы человек стремится за тем ощущением гармонии, которое так и льется там на него со всех сторон и которого человеку так недостает, когда он находится в поселении, среди себе подобных...
Гармония, симфония собственной души, окружающего мира и божественной любвеобильной воли - когда-то человек это познал и утратил, но память об этом живет в нас где-то внутри,
глубоко-глубоко, куда не может проникнуть ни наше собственное помраченное сознание, ни чужая злая воля...
Спали мы вполглаза. Во-первых, сентябрь все-таки не июль, и ночь была прохладной, а
во-вторых, перед самым походом напарнику кто-то из знакомых наговорил, что на озере Джека Лондона и в долине Сухахы полным-полно медведей, которые никому не дают покоя. Не
признаваясь в том друг другу, мы все-таки, видимо, трусили, а потому и не давали друг другу заснуть, то и дело принимаясь рассказывать какие-то байки...
Утром, едва только рассвело, я вскочил с импровизированной походной постели и раскочегарил полупогасший костер. Пока закипал чай, умылись в бодрящих струях ручья и сложили рюкзаки. И солнце еще не успело показать свой диск из-за горизонта, оно только окрашивало в нежно-розовые тона белые пушистые облака, а мы уже переправились через ручей и зашагали по валунистой дороге, покрытой слоеным пирогом утреннего рыхлого сырого тумана...
...Постепенно поднялись на террасу правого берега. Солнце уже вышло из-за восточных сопок и разгоняло своими теплыми лучами оставшийся внизу - в долине - туман. Его клочки поднимались вверх, выстраивая какие-то странные дуги и причудливые величественные арки. Теперь дорога была видна хорошо, и первое, что мы увидели в ярких лучах солнца, - отпечатавшийся в мягкой грязи дорожной лужи след медведя...
Рассмотрев как следует впечатляющий отпечаток когтистой звериной лапы, мы пришли к утешительному выводу, что след не очень свежий, и решили, не задерживаясь, идти дальше, на всякий случай постучав палкой по гулко зазвеневшему алюминиевому котелку.
Котелок у меня, между прочим, - универсальная штука. Во-первых, он удобной плоской формы и достаточно вместительный - на целых восемь литров! Во-вторых, у него удобная, с защелкой, крышка, которая может служить и сковородкой. А в-третьих, если привязать к ушкам котелка ремешок или веревку, получается неплохой "кан" для пойманных хариусов. Ну и еще: стуком по котелку можно отпугивать медведей...
Когда идешь по лесной дороге среди почти полного безлюдья, то поневоле ритм мыслей в голове начинает подчиняться ритму движения, а каждая необычная, вернее, не свойственная природному окружению вещь на дороге служит ярким сигналом, мощным импульсом, направляющим мысли в ту или иную сторону.
Вот в глаза бросился почти новый гаечный ключ, валяющийся точно посередине дорожной колеи. Почему он здесь лежит? Кто его бывший владелец и где он сейчас - на озере или, наоборот, в каком-нибудь поселке? Через полкилометра от этого ключа на обочине блеснул хромированной поверхностью специальный, похожий на коловорот, ключ для привинчивания колес легкового автомобиля. Повертев этот ключ в руках, решил повесить его в развилке веток придорожного деревца - авось кому-нибудь из проезжающих пригодится.
Потом посреди дороги мы наткнулись на картонную коробку.Я хотел было поддать ее ногой, но вовремя остановился, вспомнив, что иногда "шутники" прячут в коробки кирпичи. Так и есть, коробка была натянута на тяжеленный валун. Хорош бы я был с отшибленной ногой за несколько десятков километров от ближайшего жилья! Но Бог уберег меня от такой беды...
Шагание по безлюдной дороге хорошо тем. что его монотонность время от времени внезапно прерывается чем-нибудь неожиданным. То перебежит прямо перед путником дорогу полосатый бурундук, то откроется за очередным поворотом захватывающий дух простор, то не на шутку испугает вылетевший с диким шумом из придорожных зарослей голубики табунок уже начавших белеть куропаток. Но как бы ни было приятно путешествие и прекрасны окружающие ландшафты, постепенно усталость берет свое, и я все с большим нетерпением начинаю вести счет минутам, подгоняя мысленно большую стрелку часов к рубежу привала...
...Через десять часов пути мы, наконец-то, достигли перевала, отделяющего верховья Сухахы от водной системы озера Джека Лондона. День уже клонился к вечеру, и мы спешили до темноты дойти хотя бы до егерского поста на озере, чтобы предупредить о своем приходе и узнать, что да как. Поэтому, уже не обращая внимания ни на что, кроме валунов и луж на дороге, мы в ускоренном темпе спустились с перевала к ручью Замкнутому, пересекли его и небольшое болотце неподалеку от озера с заброшенным домиком на берегу и стали подниматься на морену - последний природный рубеж, отделявший нас от цели нашего путешествия.
Морена эта представляет собой что-то вроде громадной сопки, вершина и склоны которой были некогда обтесаны ледником, в результате чего и получилось это нынешнее горно-геологическое образование.
Со стороны Замкнутого подъем на морену не очень крутой и совсем непродолжительный. И с каждым шагом, приближающим нас к плоской макушке морены, все явственнее и величественнее поднимались перед нами горные вершины хребта Большой Аннгачак. (Именно так обозначено название этой горной гряды на карте-двухкилометровке, изданной ГУГК СССР в 1990 году. - Авт.)
На самой верхней точке нашего подъема мы остановились - нельзя было не остановиться.
Далеко-далеко внизу лежало прекрасное озеро. С высоты поверхность воды выглядела зеркально гладкой, да, видимо, так оно и было, потому что озеро совершенно без искажений отражало высокое чистое небо, розовеющие от лучей заходящего солнца каменистые осыпи дальних сопок, заросшие кедровым стлаником прибрежные сопки и покрытые сплошь зеленой кипенью буйной растительности дальние и ближние острова. Сразу же за озером, чуть справа - казалось, протяни руку и дотронешься - высились гранитные серые строгие скалы, уже слегка припорошенные сверху первым снегом, с зубчатыми неприступными вершинами.
В самом правом углу озера просматривалось узкое ущелье ручья с "теплым" названием Пурга, в устье которого, на песчаном выносе, говорят, неплохо берет хариус. А слева от ущелья, совершенно как на ладони, глазу открыто было белесое, как бы чисто промытое, каменистое русло ручья Студеного.
Вокруг было тихо. Тишина была настолько глубокой, полной и обволакивающей, что я даже не понял сразу, что за звук уловил мой слух и различило сознание. Звук едва слышный, глухой и ритмичный. Это стучало мое сердце...
Потом мы увидели бегущего по поверхности озера жука-водомерку. Он быстро бежал от дальнего берега в нашу сторону, и от его тела расходились в стороны длинные волны-усы. Что за чушь, какая водомерка? Через мгновение осенила догадка - да это же моторная лодка' А еще немного погодя, как подтверждение догадке, до нас донесся стрекочущий шум двигателя моторки.
Мы подхватили наши рюкзаки и скорым шагом направились вниз по дороге к домикам егерского поста, до которого оставалось немногим более километра и где мы надеялись встретить человеческую душу.
Около домиков никого не было. "Надо подождать, - сказал мой приятель, - может, это егерь на лодке плавает, может быть, он сейчас поднимется сюда?"
Вдруг снизу, от озера, донесся раскатистый звук выстрела...
Подбежав к самому краю площадки у егерского поста, за которой сбегала по крутому склону сопки тропинка к берегу озера, мы пытались разглядеть в просветы между частыми стволами лиственниц, что же там, на озере, происходит? Сначала увидеть нам ничего не удалось, а потом стало видно, как из-под ближнего берега выплыла все та же моторка и сидевший в ней человек выстрелил дуплетом по не видимой для нас дичи.
- Нет, это не егерь, - сказал мой товарищ, - да у егеря и моторки-то нет. Скорее всего это кто-то с метеостанции...
- Ну так чего же мы тогда ждем? - высказал я свое недоумение. - Был бы егерь где-нибудь рядом, уже давно показался бы. Может, он в тайге где бродит, а мы будем сидеть, ждать его.
Подождав на всякий случай еще минут пятнадцать, мы отправились в свой последний в тот день переход - вниз по горной дороге к озеру Танцующих Хариусов, к лагерю "Боевой".
"Боевой" - наследие советского прошлого. Задумывался он как средство воспитания трудных подростков с помощью красот родной природы, занятий спортом и отдыха на вольном воздухе в окружении девственного леса, диких гранитных скал и непуганой живности. Построен лагерь был в середине 80-х, и за эти годы, наверное, немалое число ягоднинских пацанов смогло пережить по-настоящему волнующие моменты общения с родной природой. Кто знает, на скольких из них оно, это общение, подействовало очищающе?
...Мы шли по разбитой, в глубоких рытвинах и массивных валунах, дороге вниз, уже почти ничего не видя у себя под ногами в быстро надвинувшейся темноте. Только небо еще светлело над нашими головами, да по правую руку поблескивала между деревьями чистая поверхность озера. Потом впереди на небольшом мыске у озера зеркально блеснули металлические крыши домиков, и через несколько минут мы вошли на территорию лагеря...
Возле домиков не было ни души. Здесь, на открытом пространстве, было посветлее, чем на дороге в лесу, поэтому мы разглядели и пиратский флаг на флагштоке у лагерной клумбы, и лодки на берегу, и небольшую укладку дров около одного из домиков.
- Это столовая, - сказал мой приятель. - Видишь дымок над трубой? Наверное, там сторож. Я его знаю, его Володей зовут.
Мы подошли к столовой и вошли внутрь. И только здесь я наконец-то полностью осознал: мы пришли!
Как вам передать словами ощущения человека, после многочасового тяжелого перехода попавшего в обстановку почти домашнего тепла, вкусных запахов и просто физически ощущаемого уюта?
В столовой было почти темно. Слева от входа стояла большущая печь, в щелях между конфорками которой играли проблески оранжевого пламени. С правой стороны чуть светлели отраженным от озера светом два окошка. За деревянной лестницей, ведущей на антресоль, на большом столе, окруженном несколькими  мягкими полукреслами, стояла на какой-то несуразной подставке горящая свеча. В неверном свете ее колеблющегося пламени мы увидели здоровенного молодого мужчину, который, сидя за столом, лущил шишки кедрового стланика и с веселым недоумением смотрел на нас.
- О! Вы откуда взялись? - со смехом спросил он. - Что-то я машины никакой не слышал. На чем вы приехали?
- Пешком пришли, - ответил я и подошел поближе, вступив в область света от свечи.
- Приветствую вас, Анисимович, - добродушно сказал здоровяк и протянул мне руку. - Какими судьбами?
Теперь и я его узнал - с год назад он работал некоторое время у нас в редакции.
- Э, да тут, оказывается, свои люди, - сжимая в рукопожатии его мощную кисть, тоже по-приятельски проговорил я, и в самом деле ощутив едва ли не родственное чувство к этому человеку. - Значит, заживем, как дома!
- Конечно, конечно, - радушно сказал Володя, - располагайтесь, чаю попейте!
Мы попили чаю с пышками, которые перед самым нашим приходом испек наш гостеприимный хозяин, а потом он засобирался на ночную рыбалку. Оказывается, рыба в озере Танцующих Хариусов лучше всего ловится именно ночью, как сказал Володя, с лодки, около одного из островов.
Действительно, я уже давно наблюдал в окошко, как на поверхности озера то тут, то там расходились круги от всплескивающего хариуса, но когда мы вышли из столовой на берег, рыба играть перестала, видимо, отошла в глубину.
Перед тем, как отплыть на рыбалку, Володя выдал нам чистые постельные принадлежности и дал ключи от домика, который мы облюбовали под свое жилье. Естественно, за все пришлось заплатить. Расценки, которые сообщил нам Володя, были гибкие, зависящие от продолжительности проживания. Мне пришлось за три дня выложить сто рублей.
Володя на резиновой лодке поплыл к острову, а мы растопили печку в своем домике и легли отдыхать. И едва голова моя коснулась подушки, как сразу же я провалился в темную пучину глубокого сна без сновидений...
Разбудил меня негромкий дробный перестук по крыше. Встав с постели, я выглянул в окошко. На улице уже было светло. Шел мелкий осенний дождичек, обновляя и просветляя краски живого ландшафта за окном. Из-за лап стланика озера в окно почти не было видно, и я вышел на крыльцо.
Мне трудно описать ту красоту, которая открылась моему взору, когда я вышел из домика. Я стоял на крылечке, ни о чем абсолютно не думая, глубоко вдыхая чистый, влажный, пропитанный ароматами стланиковой смолы, трав и озерной воды воздух, жадно впитывая глазами и свежепромытую дождем зелень деревьев и кустов, и блеклые краски ягеля на серых гранитных щебнях, и коричневые тугие бутоны стланиковых шишек, и коричнево-красные шляпки упругих маслят, и желтый песок лагерных дорожек, и медово-маслянистые деревянные стены домиков, и чистейшую прозрачность дождевой воды, накапавшей мне в ладонь...
Дождь уже заканчивался, и я засобирался на рыбалку. Было ранее утро, и остальные обитатели "Боевого" еще спали, поэтому утренний чай я пил в одиночестве, взяв для этого теплую кипяченую воду из большой алюминиевой фляги, стоявшей на плите в столовой.
Рыбачить решил на протоке, соединяющей озера Джека Лондона и Танцующих Хариусов. Примерно посередине между ними есть еще одно озерко, под названием - Круглое, а протока называется протокой Вариантов. Впрочем, некоторые знатоки утверждают, что протокой Вариантов называется только верхняя ее часть, соединяющая Круглое озеро с "Джеком", а нижняя часть имеет какое-то свое название.
Первая моя рыбалка на озере оказалась не особенно удачной. Я перепрыгивал с валуна на валун, забрасывал свою рыболовную снасть в водовороты и заводи, пускал крючок с наживкой по течению и проводил против него, но рыбацкое счастье в тот раз редко посещало меня. Видимо, я что-то делал не так. Ведь в каждом месте свои особенности рыбной ловли, а я, конечно, особенности рыбалки на протоке и озерах не знал, и подсказать мне было некому.
За пару часов моих рыбацких трудов удалось наловить всего полтора десятка хариусов, граммов по сто - сто пятьдесят каждый.
Выбрав валун с широкой плоской "спиной", я взобрался на него и снял с себя рюкзак, чтобы выполнить один свой рыбацкий ритуал - съесть первого выловленного хариуса. Обычно я делаю это сразу же после первой удачи, но в этот раз так не получилось, не нашлось для трапезы уютного местечка. А тут как раз валун подходящий подвернулся, солнышко после дождя уже вовсю пригревало, в общем - пришла пора!
Свежий хариус, слегка посыпанный солью с черным перцем и сухой киндзой - вкуснейшая вещь и полезный продукт. Но, конечно, на любителя, потому я процесс приготовления своего блюда и ощущения от его употребления описывать не буду, чтобы ненароком кого-нибудь не шокировать. Хотя, наверное, мало кого шокирует, например, то, что японцы едят свое "суши" - сырую рыбу с овощами или морской капустой. Почему же кого-то должно шокировать то, что некоторые северяне любят есть свежевыловленных хариусов?
Проведя на протоке еще некоторое время, я поспешил в лагерь, чтобы оттуда, уже со своим приятелем, отправиться ловить рыбу на другой конец озера Танцующих Хариусов, к месту выхода из него речки Кюель-Сиен.
Придя в "Боевой", решил сначала несколько минут уделить обходу лагеря, чтобы получше рассмотреть его при дневном свете, благо дождя не было и вовсю сияло над головой послеполуденное солнце.
Как вам описать то, что испытывал я, бродя по песчаным дорожкам, то тут, то там испещренным глубокими промоинами? Нечто подобное, видимо, можно почувствовать, глядя на стареющую красавицу...
Домики лагеря сделаны были из лиственничных брусьев, в стиле альпийских шале. Их островерхие крыши круто опускали свои скаты до самой земли, чтобы обильные зимние снега не могли продавить кровлю и чтобы по весне они побыстрее сползали вниз, не затрудняя хозяев очисткой крыш.
Стены домиков крепко проолифены и радуют глаз теплым медовым цветом. Но уже видит глаз и следы запустения - то покосившиеся сваи, то щель между брусьями, то отколовшийся шифер крыш.
А, видимо, строился "Боевой" с любовью. Например, я заметил на одной полянке небольшую скульптурную группку сваренных из металлических листов стилизованных горных баранов. Я сначала подумал, что это просто декоративная композиция, но оказалось - урны для мусора. Потом увидел расписанное масляными красками "под витраж" окошко в одном из домиков, жаль - незаконченное. Еще заметил посередине озера торчащий из воды "плавник акулы", он покачивался на легкой волне и медленно поворачивался из стороны в сторону.
Пока я бродил по лагерю, мой приятель успел собраться на рыбалку. И мы пошли с ним туда, где "танцуют" хариусы.
Со слов других людей, я представлял себе и это явление, и место, где оно происходит. Но одно дело - слышать, и совсем другое - самому увидеть что-то интересное. И в предощущении чего-то необыкновенного я быстро шагал по лесной дороге вдоль берега озера, то и дело вырываясь вперед от своего товарища, так что приходилось часто поджидать его, не спеша шествовавшего размеренным шагом и время от времени приседавшего около росших вдоль дороги кустиков брусники с крупными спелыми ягодами.
Наконец, мы вышли к дальнему, северо-восточному краю озера Танцующих Хариусов. Дорога пошла почти по самому берегу водоема, до нашего слуха уже доносился шум воды, бегущей среди валунов там, где начинается Кюель-Сиен.
- Вон они бесятся - проговорил мой спутник и, остановившись, показал рукой в сторону озера, - полюбуйся!
И в просвете между высокими лиственницами, растущими справа от дороги, я увидел десятки одновременных всплесков на самой оконечности гладкого озерного плеса. Хариусы!
Подстегнутый нетерпеливым азартом, я бросился вниз по петляющей среди зарослей кустарников тропинке к озеру, на ходу расчехляя телескопическую удочку. И чуть не поплатился за это неуемное нетерпение - с ходу выскочив на берег, по колено провалился в поросшую осокой озерную тину. Хорошо, что голенища моих "болотников" были откачены...
Остановленный неожиданным препятствием, я стал высматривать путь к хариусам. А они-то, они-то - ну, плясуны! Теперь, стоя в каких-нибудь двадцати метрах от играющей рыбы. я отчетливо видел густое облачко стелющейся над водой мошкары, десятки, если не сотни хариусков, выпрыгивающих к ней с широко раскрытыми ртами, видел даже, как они резвятся между валунами в толще прозрачной, чистейшей воды...
...Возвратились мы в "Боевой", вдоволь нарыбачившись, умиротворенные и ... со зверским аппетитом. Еще по дороге домой решили, что на ужин приготовим уху и "жареху".
Улов у нас был неплохой, но для ухи, кроме рыбы, кое-что еще ведь нужно. Поэтому уху я варил, как солдат кашу из топора. Только в отличие от старухи из сказки, все, чего для ухи не хватало, Володя, наш добрый хозяин, давал нам от щедрот своей души - и крупу, и приправы, и подсолнечное масло...
Как варить уху? У каждого рыбака свой рецепт, и чего я вам тут буду свой навязывать? Только одно скажу без ложной скромности: вкусней моей ухи я ни у кого не едал.
Когда аромат дошедшей до готовности ушицы разлился по всей столовой, а может, даже и по всему лагерю, товарищи мои начали глотать слюнки и как-то незаметно скучковались вокруг большой кастрюли, в которой я приготовил варево. Даже Володя, который рыбу вообще-то не ест, и тот, протянув тарелку, попросил "юшечки".
Во время трапезы Володя нам рассказывал о своем таежном житье-бытье. Рассказал и о том, как однажды старатели одной из артелей привезли в "Боевой" на летний отдых своих детишек - подростков 10 - 13-ти лет. Темы разговоров и забавы "тинэйджеров" были еще те! Как говорили в приснопамятные советские времена, налицо "тлетворное влияние Запада".
Свидетельством "культурного времяпрепровождения" подростков стали висевшие в столовой красивые часы-ходики с кукушкой. Вернее, не сами часы, а то, что они перестали ходить, - видимо, кто-то из ребят "позабавился". (Впрочем, это еще ни о чем не говорит: часы и другие механические игрушки ребятня ломала во все времена.)
Без часов Володя испытывал большие неудобства, ему приходилось определять время по солнцу да по звездам. Поэтому он спросил, не сможет ли кто из нас починить ходики. Жалко было человека без часов, и я вызвался посмотреть их: может, и получится оживить "машину времени".
На следующий день при ярком солнечном свете мне удалось выполнить задуманное - часы весело затикали. Теперь в столовой стало совсем по-домашнему: тепло, светло, и "кукушка" каждый час кукует, а через полчаса перекукивает. Но все это было только после полудня, а с утра было другое...
...Ночью ударил крепкий морозец. Когда далеко за полночь я вышел из домика посмотреть на погоду, то увидел над головой по-настоящему зимнее небо - черное, бездонное, с великолепием бриллиантовых россыпей таинственно мерцающих звезд. Узкий серп "старой" луны, как круто накренившийся челн, невысоко висел над восточным краем озера Танцующих Хариусов, почти не освещая прибрежных сопок. Я пошел к озеру...
Земля под моими кедами, еще вечером влажная и мягкая, теперь была схвачена морозцем, закаменела и даже, казалось, поскрипывала ледяными кристалликами. Но вода в озере была еще теплая, и это навело меня на мысль, что мороз еще отпустит.
Так и случилось. Под утро выпал обильный снег, сразу ощутимо потеплело, а часам к девяти утра ветерок разогнал снежные тучи, и за работу принялось яркое солнце. Оно быстро растапливало белейшую снежную вату, к обеду снега почти нигде уже не было, только в самой гуще кедрового стланика еще оставались клочки недавнего белоснежного великолепия. Ну и, конечно, величественными снежными замками высились горные вершины за озером Джека Лондона. Они сверкали под сияющими лучами дневного светила, на фоне осеннего бледно-голубого неба было видно, что самые пики вершин окаймлены радужным ореолом - видимо, это играли в солнечных лучах сдуваемые ветром мириады заледеневших снежинок. О, это яркое солнце Студеного!..
Кстати, почему "Студеного"? В "Топонимическом словаре Северо-Востока СССР" В.В. Леонтьева и К.А. Новиковой нет такого названия ни у ручья, ни у озера. Про озеро Джека Лондона сказано, что так его назвал геолог П.И. Скорняков в 1932 году. Составители словаря при этом ссылаются на книгу П.В. Бабкина "Кто, когда, почему" - книжка была издана в 1968 году, и в ней тоже не встречается название "Студеный" или "Студеное".
А вот уже в книжке В.Г. Щербинина и В.В. Леонтьева "Там, где геологи прошли", изданной в 1980 году, озеро Студеное упоминается - правда, в своеобразном контексте. Процитирую: "Пурга - ручей, впадает в озеро Студеное, которое соединяется с озером Джека Лондона" (стр. 117).
Интересно меняется топонимика и гидрография озерной жемчужины нашего района, если верить всем вышеназванным авторам книжек. "Пурга", к примеру, это ручей, а по П.В. Бабкину - озеро, самое западное, соединяющееся с озером Джека Лондона.
Интересно, бывали ли когда-нибудь составители всех этих словарей на берегах наших рек и озер?
Впервые я увидел название "Студеное" на карте-трехкилометровке района, изданной еще в далеком 1952 году, то есть до образования Магаданской области и Ягоднинского района! Карта, конечно, была секретная и попала она мне в руки во времена перестройки, в 1990 году. Так вот, на той карте название "Студеное" имеет целиком все озеро Джека Лондона, а не какая-либо его часть. Точно так же названо озеро и на карте расположения буровых бригад Дебинской ГРЭ, составленной предположительно в 60-70-е годы. Так когда же озеро стало носить имя Джека Лондона? Это мне точно не известно.
...Второй день своего пребывания на озере Танцующих Хариусов я провел в трудах и заботах. С утра ушел на рыбалку на Кюель-Сиен, поймал там в грохочущих между громадными валунами водопадах и водоворотах нескольких крупных хариусов. После обеда возился на кухне - сварил кашу и отремонтировал ходики. Вечером опять пошел на рыбалку - снова к "танцующим" хариусам на озерный плес. Когда же пришла пора отходить ко сну, долго не мог сомкнуть глаз - все виделись выпрыгивающие из воды рыбы и шумела в ушах несущаяся меж осклизлых валунов неудержимая речка Кюель-Сиен...
...Ночью опять шел дождь, а потом снова выпал снег. Наутро было ветрено, косматые свинцово-серые тучи неслись над озером, цепляясь своими отвислыми, набухшими влагой животами за хребтины Серой Чайки и других окрестных сопок, сея на все вокруг зябкую сырость и ощущение сиротливой неустроенности. Захотелось домой...
Что оставалось делать при такой погоде? Я перебрал свой рюкзак, пересмотрел все рыболовные снасти и вывесил в домике, недалеко от печки, для провяливания просолившихся хариусов. Потом вышел на улицу в надежде, что погода все-таки наладится и можно будет пойти порыбачить.
И действительно, хотя еще было пасмурно, тучи уже поднялись, облачность стала не такой плотной, какой была с утра. На душе у меня полегчало, и я пошел пить чай в столовую, рассчитывая уже после полудня пойти ловить рыбу на протоку.
...На берег Круглого озера я вышел, спустившись напрямую от дороги по руслу небольшого ручейка, пробившего себе путь между массивными гранитными глыбами. Осмотрев окрестности, я надумал перебраться на противоположную сторону, почему-то решив, что там рыба будет ловиться лучше. Сказано - сделано. Взбираясь на валуны и бредя по мелководью, я пересек протоку выше озера и пошел вдоль его берега, высматривая, не плеснет ли где хвостом хариус.
А погода становилась все лучше и лучше. Верховой ветер уже почти совсем разогнал тучи, вот уже и солнце освободилось из плена облаков. Как бы обрадовавшись своему освобождению, оно, казалось, светило и грело с удвоенной силой, но все равно этот его удвоенный энтузиазм уже не мог рассеять моего предощущения надвигающейся зимы. Да и все вокруг было до краев наполнено томительным ожиданием пусть и временной, но - смерти... Мементо мори!..
По спокойной водной глади озера легкий ветерок гонял принесенную с ближайших береговых лиственниц золотисто-желтую хвою. Все прибрежные валуны были устланы опавшими в одну ночь багряно-красными и золотыми монетками-листочками березок и голубики, а осока, которая еще вчера была зелена, теперь потеряла свежесть своего цвета и живую упругость и с сухим шелестом ломалась под подошвами моих сапог.
Рыба почти не клевала. Безо всякого интереса я забрасывал удочку в озеро, и редкие удачи совсем не радовали меня. Наконец, оставив в покое рыбу, я бросил удочку у воды и прилег на широком низком валуне, рядом с которым росло несколько кустов голубики.
Веточки кустов были просто усыпаны синими, с белесым восковым налетом, ягодами. Как же было мимо них пройти? Я наслаждался вкусом крупных, налитых соком ягод нашего северного "винограда", многие из которых уже были прихвачены морозцем, и время летело незаметно, его как бы и не было совсем...
Вдруг краем глаза я уловил какое-то движение на противоположном берегу озера.
"Зверь!" - эта мысль заставила меня вскочить, как подброшенного пружиной.
Но это был не медведь, а какой-то человек, незнакомец. Я посмотрел на него в бинокль. В лице невесть откуда взявшегося рыбака было что-то неуловимо знакомое, но кто он - я явно не знал.
Подобрав рюкзак и удочку, я направился к незнакомцу, чтобы поздороваться и поговорить. Правда, из-за шума воды в протоке обстоятельного разговора у нас не вышло, так как мы стояли на разных берегах, но я все же понял, что рыба у него тоже не клюет, что приехали они целой компанией на "КамАЗе", а остановились наверху, у егерского домика.
Это известие стало последним толчком, укрепившим мою решимость отправляться на следующий день домой. И хотя незнакомый мой собеседник и не сказал точно, когда их компания отправляется назад, я уже определился, что с утра покину "Боевой".
Вечером, за ужином, я сказал своим друзьям, что на рассвете ухожу домой. Рассказал, конечно, и о "КамАЗе". Эта новость внесла заметное оживление в уже устоявшуюся атмосферу нашей вечерней трапезы. После всестороннего обсуждения новости и гадания, кто же все-таки приехал на "КамАЗе", Андрей - так звали моего попутчика - решил остаться в "Боевом" еще на несколько дней, а Володя сел писать письмо жене. Почтальоном он попросил стать меня.
На следующий день я поднялся задолго до рассвета. При свете свечи сложил в котелок-кан вяленых хариусов (кстати, Володя - спасибо ему - наделил меня вдобавок к моему улову еще десятком крупных рыбин), поудобнее уложил свои вещи в рюкзак и отправился в путь.
К егерскому домику я подошел около восьми часов утра. Возле дороги на площадке стоял освещенный лучами недавно взошедшего солнца бортовой "КамАЗ". Людей поблизости не было видно. Из металлической трубы, торчавшей из крыши вагончика, рядом с которым стоял грузовик, затейливо вился прозрачный голубой дымок.
Около входной двери прямо на земле стояла большая эмалированная миска, вернее, таз, доверху наполненный крупными хариусами. Здесь же стояли два кана, тоже с рыбой.
Я осторожно постучал в дверь и спросил, есть ли кто живой. Не получив ответа, толкнул дверь, и она открылась. Я на всякий случай еще раз подал голос, а потом заглянул внутрь.
В вагончике все еще спали. Что было делать? Будить людей я не решился - ясно было, что мужики сильно устали от рыбалки и проснутся не скоро. Да и собирались ли они вообще в этот день возвращаться домой?
Выход для меня оставался один - идти в Ягодное пешком, снова наматывать на ноги десятки километров таежной дороги. Я подумал, что если "КамАЗ" будет ехать, то меня подберут. Так оно и получилось, но только когда я уже отмахал большую часть пути...
Через какие-нибудь полчаса после того, как я отошел от вагончика со спящими рыбаками, я уже стоял на макушке морены и мысленно прощался с озером Джека Лондона. До свидания, "Джек"! Доведется ли мне увидеть тебя еще раз, ведь жизнь наша так переменчива и непредсказуема?
Прощай, Студеное! Прощай, озеро Танцующих Хариусов! Я надеюсь, что на твоих берегах и берегах твоих ручьев не осталось следов моего пребывания. По крайней мере, я старался оставлять их как можно меньше.
Необъяснимое чувство охватило меня. Хотелось во все горло кричать от раскинувшегося передо мной во всю неимоверную ширь простора и одновременно - плакать. И тогда я повернулся спиной к озеру и быстро зашагал по заснеженной дороге, с каждым шагом все более удаляясь от того, к чему совсем недавно так сильно стремился...
P.S. Потом, через годы, я еще два раза ходил пешком на озеро Джека Лондона, сначала один, затем с младшей дочерью, перед ее отъездом на "материк". Впечатление от походов было уже другое, слабее, чем в первый раз. Домик у озера, где мы с Андреем ждали когда-то егеря, уже был разрушен и сожжен, полуразбиты были и вагончики рыбаков. Правда, "Боевой" еще жив и даже внушает надежду на выздоровление...