Сказка про бродячую королевну

Давно, когда у женщин еще не было души, жила на свете прекрасная королевна. Мать ее, хрупкая молчаливая женщина, совсем не похожая на королеву, умерла, породив ее на свет. А отец, король маленькой страны, затерявшейся в горах, души не чаял в своей дочери, баловал ее, не отказывая ни в чем. От матери она унаследовала большие печальные глаза, черные как бездна, и больше ничего. Королю казалось, что этими глазами смотрит на него с того света его милая жена, и оттого он любил юную королевну все больше и больше.
       Девочка росла, и с каждым днем придворные убеждались, что от меланхоличной красоты покойной королевы в ней, кроме глаз, не было и следа: белокурые локоны, струящиеся по узеньким плечам, нежные щеки, атласная кожа, алые чувственные губки, звонкий голосок и, вдобавок ко всему, веселый нрав и доброе сердце.
       При рожденнии королевну нарекли Беатриссой, но однажны гонец из далекой страны, нерасслышав имени ее, или, может быть, намеренно, оговорился и назвал ее Bella Trissa. С тех пор и повелось – никто не звал белокурую наследницу престола ее полным именем.
       Трисса, эфемерное существо с ветром в голове, дни напролет бродила по лугам, собирала цветы и пела песни, училась верховой езде и рисованию, а так же игре на арфе, - одним словом, жизнь ее ничем не отличалась от распорядка дня других златокудрых принцесс.
Была у Триссы наставница, которая должна была обучить нашу маленькую королевну женским премудростям и заменить ей мать, насколько возможно.
       - Женщина предназначена услаждать очи мужчине! – говорила наставница, а Трисс согласно кивала, расеянно глядя в окно.
       - Женщина предназначена дарить сладость и отдохновение… - нараспев изрекала эта переспелая женщина очередную глубокомысленную сентенцию.
       - Женщина предназначена… - но Трисса так и не узнала, для чего же еще предназначена женщина, потому что за окном пронзительно протрубил рог – то явились нежданные гости.
       То королевич из государства, что растянулось на много миль в долине, у подножья горы, поехал охотиться в горы и заблудился. Три дня и три ночи скитался он по извилистым тропам со своей малой свитой, и, наконец, добрался до границ страны, о которой даже не слыхал никогда – то была страна, которой правил отец Триссы.
Юношу приняли со всеми почестями, усадили по левую руку от короля, а напротив него, на своем привычном месте, сидела Трисса, которой в ту пору минуло семнадцать лет.
       За ужином белокурая королевна то и дело краснела и смущалась от того, что принц не сводил с нее глаз. Стоит ли говорить, что на следующее утро дорогой гость посватался к Триссе, а отец ее, который отнють не был слепцом, дал свое согласие.
       Свадьбу было решено сыграть через месяц. К чему тянуть? Принц немедленно отправился в обратный путь, чтобы уладить формальности и начать подготовку к свадьбе, а во дворце Триссы тридцать деушек принялись шить приданое, не покладая рук. Сама же королевна порхала по дворцу как птичка и восклицала:
       - Ах, скоро мы с моим милым будем вместе бродить по лугам и собирать цветы!
       - Ах, скоро мы с моим милым будем вместе петь песни и играть на арфе!
       - Ах, мы будем говорить друг другу слова любви ночи и дни напролет!
       Но мечты окрыленной королевны не спешили сбываться. За три дня до свадьбы гонец, прискакавший на вороном коне, загнаном до полусмерти, принес дурную весть: возлюбленного Триссы похитил злой колдун!
       Три дня и три ночи Трисса лила слезы, а на четвертый день, на который была назначена ее свадьба, которой не суждено было состояться, она переоделась в мужское платье и ушла из дворца, никем не замеченная, на поиски своего милого.
Шла она долго, так, что сама потеряла счет дням и ночам. Иногда она падала у обочины дороги, обессилев, и из глаз ее текли горючие слезы. Но потом она поднималась и шла вперед, с упорством кошки, которая возвращается домой.
       Но, вопреки всем тяготам пути, она по-прежнему оставалась прекрасной – волосы ее не спутались от злого ветра, что нещадно трепал их, кожа не почернела от дорожной пыли, глаза не поблекли от яркого солнца, а губы не потрескались от постоянной жажды…
       Однажды Трисса, ступая по звериной тропе, вышла на опушку леса, на котором громоздилась куча полусгнивших ветвей, тряпья и прочей не поддающейся определению дряни. Зловоние на опушке стояло такое, что из глаз Триссы вновь брызнули слезы, но уже не от скорби по возлюбленному, а от нестерпимой вони. Она даже собралась было повернуть назад, впервые за все свое путешествие, чтоб только поскоее укрыться от этого гнетущего аромата в чаще, но источник его вдруг зашевелился и молвил человеческим голосом:

       - Постой, красна девица.
       Трисса остановилась.
       - Подойди ближе!
       Она сделала шаг настречу голосу. Еще один. И еще…
       Из мусорной кучи выбралась старуха, которая, в общем-то и была частью этой кучи, а так же обладательницей человеческого голоса. Это тщедушное существо было столь же уродливо, сколь Трисса прекрасна. Старушенция протянула костлявую руку к подбородку Триссы, и та невольно отшатнулась.
       - Не бойся, цветик мой златокудрый! Расскажи бабуле, куда путь держишь?
       И Трисс сквозь слезы поведала бабуле из помоечной кучи свою грустную историю, на что та сказала:
       - Беды твои вовсе не беды! Послушай меня! Я дам тебе волшебный золотой клубочек, ты брось его и беги за ним, да смотри не упусти его из виду! Коли упустишь – заплутаешь навсегда в моем лесу, и не видать тебе твоего милого! А коли сделаешь все как надо – приведет он тебя к моей сестрице, а там она тебе дорогу укажет, как сумеет.
       - Ох, бабуля, спасибо тебе! – пролепетала Трисса, протягивая руки к клубочку, но старуха зашипела:
       - Постой, красна девица, постой, цветик! За золото полагается золотом расплачиваться.
Трисса поспешила развязать кошелек, но старуха рассмеялась:
       - Не нужны мне монеты звонкие. Отдай мне свои прекрасные волосы, красавица! Иначе не получишь ты волшебного клубочка…
       Триссу не пришлось долго уговаривать: она распустила косу, а старуха, ловко намотав сияющие кудри девушки на руку, щелкнула ржавыми ножницами. Щелчок отозвался в чаще глких эхом, а Трисса всхлипнула – жаль было расставаться ей со своею красой.
       Старуха спрятала волосы Трисса, утративше сияние, и швырнула клубок наземь. Сверкающий комочек резво подскочил и понесся прочь. Трисса ахнула в растерянности, но тут же взяла себя в руки и поспешила вслед за путеводной вещицей.
Долго бежала дева вслед за клубочком, стерлись ее башмачки, и острые камни изранили ноги, а одежда покрылась пылью дорог, но усталости Трисса не знала. Клубочек становился все меньше и меньше, и вот он превратился в маленькую золотую горошину, едва заметную в траве, и прекратил свой бег. Трисса присела, чтобы подобрать то, что осталось от ее волшебного проводника, а когда выпрямилась, увидела прямо перед собой еще одну старуху, которая была еще страшнее, чем первая. Но юная странница не испугалась, ведь чтобы отыскать своего милого друга, она была готова встретиться с целой ордой уродливых ведьм!
       - Бедняжка! – взвизгнула вторая старуха. – Дорога съела твои туфельки!
       Трисса кивнула, покосившись на свои разбитые ноги.
       - Куда же ты так спешишь, дитя?
Трисса поведала ей свою историю, упомянула и о чуде-юде со звловонной поляны, которое обстригло ее волосы в обмен на путеводный клубочек.
       - Не плачь, отрастут твои космы, - сказала ведьма, хотя Трисса и не думала плакать. – Ну а пока я дам тебе новые башмачки из тончайшей кожи, которые вмиг домчат тебя до моей старшей сестрицы, а уж она среди нас – самая мудрая, наверняка знает, где искать твоего любимчика.
       - Какова же будет расплата за твои башмачки, бабушка? – настороженно спросила Трисса, наученная горьким опытом.
       - Расплата ничтожна! За них ты отдашь шелковистую нежность своих румяных щек, всего-то! – рассмеялась старуха.
Трисс кивнула, не дрогнув. Сию же секунду на ее ногах оказались легкие сапожки-скороходы, а лицо ее стало смуглым и обветренным, как у лесной разбойницы.
Ведьма подпрыгнула, взвизгнула и хлопнула в ладоши, и тут все слилось пред взором Триссы и ветер засвистел в ушах – то сапоги-скороходы понесли ее вперед. Не успела королевна и глазом моргнуть, как оказалась пред горой, вершина которой терялась в серой небесной мгле. Разверзлась гора, и вышла оттуда старуха, согбенная и ссохшаяся, как прошлогодняя муха. Была она еще ужаснее своих сестер – лицо ее было покрыто трупными пятнами, а когда она разевала рот, вокруг распространялся дух тления.
       Третья ведьма не стала задавать вопросов. Она схватила Триссу когтистыми пальцами за подбородок, и та невольно вскрикнула.
       - Какой прекрасный голосок!
       - Забирай его, жещина, только укажи мне дорогу к моему милому! – выкрикнула королевна, спеша поскорее окончить это неприятное свидание. Старуха рассмеялась и придирчиво оглядела девушку.
       - Что же ты за странница такая - без сумы да без посоха?
       Трисса пожала плечами.
       Старая ведьма щелкнула пальцами, и в руках девы оказался громоздкий железный посох, а на плече – пыльная сумка.
       - Твой путь – через горы. Посох поможет тебе – стукнешь им у подножия горы, и тебе откроется ход, проделанный тем самым злым волшебником, которых похитил твоего суженого. Но остерегайся встретить его там. Иначе не сдобровать тебе, он до девиц страсть как охоч. В суме же найдешь ты еду и питье, без них никак – дорога тебя ожидает долгая. Теперь ступай! Хотя, нет. Сначала спой мне песню.
       Трисса запела, и с каждым словом ее голос перетекал в грудь злой колдуньи, а на последнем куплете королевна запнулась, из горла ее вырвался хрип и она умолкла.
       - Вот и все. Ступай, - молвила ведьма, облизываясь.
       - Благодарю тебя, женщина, - сказала Трисса, подивившись непривычным звукам, исторгнутым из ее собственного рта. Теперь принцессу нельзя было отличить от лесной разбойницы – рваная одежда, обветренное лицо, и голос, какой был бы к лицу гулящей девке, но не особе королевских кровей.
Наконец привел Триссу посох к замку злого волшебника, владыки того края. В одной из башен этого замка и томился королевич. Отправилась тогда дева к колдуну, стукнула посохом железным оземь и молвила:
       - Шла я через горы и долины за своим милым другом, отдала злым ведьмам свою красоту, чтобы только найти его, так сжалься же надо мной и моей любовью! Отпусти королевича, отдай его мне!
Взгляд печальных глаз юной девы тронул сердце злодея, но он не спешил выполнять ее просьбу. Вот что он ответил:
       - О, прекрасная королевна! Я верну тебе твоего суженого, если ты дашь мне то, что я попрошу.
       - Я отдала ведьмам свои косы, свою нежную кожу и свой сладкий голос. Что еще я могу потерять? Что ж, я внимаю тебе, чародей, - вздохнула бедняжка.
       - Отдай мне свою девичью честь, милая королевна! – прошептал злой колдун.
       Трисса побледнела, прошептала несколько ругательств, какие были бы к лицу гулящей девке, но не особе королевских кровей, и отправилась восвояси. Чародей же прищурился, глядя ей вслед, испустил сладострастный вздох и мечтательно закатил глаза.
       Трисса решила освободить принца во что бы то ни стало, пусть даже ей придется поплатиться за это жизнью. Судьба свела ее с лесными разбойниками, которые обучили деву хитростям своего ремесла. Бродячая жизнь сделала свое дело – Трисса стала сильной, ловкой и безжалостной. Она промышляла кражами, случалось и нож пустить в дело, благо крови она не боялась, ни чужой, ни своей. Слухи о жестокой твари из племени ночи дошли и до колдуна. Он часами сидел в задумчивости, вороша золу в камине волшебной палочкой. Трисса не выходила у него из головы с того самого дня, когда он уязвил ее оскорбительным предложением.
       Наконец, одной темной ночью, Трисса, вооружившись острым ножом и заручившись поддержской разбойничей братии, отправилась на приступ башни, где был заключен ее жених.
       Все вышло как нельзя лучше – королевна перебила стражников, отперла замки, и с замиранием сердца ступила в келью, где при свете огарка тосковал бедный королевич.
       - Кто здесь? – испуганно вжался в стену белокурый юноша. – Не бейте меня! Не бейте!
       - Милый! – еле вымолвила Трисса и простерла руки к своему жениху.
       - Кто ты такая? – приосанившись, поинтересовался королевич, разглядев, наконец, что перед ним вовсе не стражники, а какая-то бродяжка.
       - Я Бэлла Трисса, твоя невеста!
Королевич поднес к лицу Триссы свечу и рассмеялся:
       - Какая же ты Бэлла Трисса? У моей невесты – длинные косы, а у тебя? У моей невесты нежная кожа, а у тебя? У моей неесты прекрасный голос, а у тебя? Спой мне, девица! Голос своей нареченой я узнаю, даже если она предстанет передо мной в обличье чудища лесного!
       Трисса вздохнула и попыталась было спеть счастливую песню о том, как будет она с милым бродить по лугам и собирать цветы, но голос ее подвел.
       - Что ж, душенька, провести меня тебе не удалось! Я не знаю, кто ты, и знать не желаю. Впрочем, благодарю тебя за то, что открыла эту проклятущую дверь. Если вдруг случится тебе побывать при дворе Редрига Тридцать Восьмого, ты будешь вправе потребовать благодарного приема. Теперь же я вынужден тебя покинуть, чтобы отправиться к своей верной суженой, у которой, помимо милого личика и сладкого голоса, есть немалое приданое. Прощай, бродяжка!
       Королевич, вышагивая петушиной походкой, вышел прочь, а Трисса упала на пол кельи, где томился ее милый, и проплакала до самого рассвета. На рассвете же ее, обессилевшую, одолел тяжелый сон, грозивший стать вечным.
       Наутро поднялся переполох: пленник сбежал, стража мертва, да еще и какая-то обморочная девка неведомо откуда взялась. Но колдуну оказалось несложно восстановить события прошедшей ночи. Слуги его дивились: вместо того, чтобы снарядить погоню за беглецом и допросить бродяжку, он прохаживался по своему замку с невозмутимым видом и удовлетворенно потирал руки. Найденыша же он приказал уложить в лучшей опочивальне и никого туда не допускать.
       Три дня и три ночи пролежала бедняжка Трисса в глубоком забытьи, а когда, к огромной радости злого колдуна, наконец пришла в себя, то тут же залилась горючими слезами.
       Еще неделю она только плакала и спала, не поднимаясь с постели, отказываясь от еды и питья, но затем успокоилась и даже изволила поговорить с виновником всех ее несчастий.
       Чародей обращался с ней со всею добротой, на которую только был способен, она же отвечала так холодно, как только могла. Каждый день она ожидала от злого колдуна какой-нибудь подлости, а в ответ получала лишь учтивое и внимательное общество. Бежать прочь из этих стен королевна не пыталась, хоть ее никто и не удерживал силой. Бежать было некуда, не к кому, незачем.
       Теперь Трисса смеялась над счастливыми песнями, которые были не под силу ее голосу, и над наивными мечтами о том, как она со своим суженым будет гулять по лугам и собирать цветы.
       С пустым сердцем бродила она по пустым коридорам, заглядывая в пустые залы и будуары, отводя глаза от зеркал, которые отражали не ее, милую Триссу, а какую-то чужую некрасивую женщину с резкими чертами и острым взглядом.
       Однажды чародей подошел к ней, взял под руку и молвил:
       - Ты хитра, я хитер, но хитрее всех судьба. Ни ты, ни я не могли даже предположить, что наши пути, хоть ненадолго, но сплетутся в одну тропу, на которой нам не будет тесно.
       Сказав это, он замолк и уставился в пол, будто юноша, не выучивший урок. Трисса в недоумении взглянула на него. Он больно сжал ее запястье и хотел что-то сказать, но Трисса испуганно его перебила:
       - Послушайте, сударь! Я хотела вам сказать, мне же теперь некуда идти… Позвольте остаться при вас экономкой… Я совсем не умею вести хозяйство, ведь я была наследницей трона, а нас такому не учат. Но королевскя кровь во мне уже давно не говорит, даже шепотом, поэтому я легко научусь всем премудростям, черт меня дери!
       Пока Трисса говорила, чародей собрался духом, и когда поток ее слов иссяк, он молвил:
       - Я тоже хотел предложить Вам остаться, но не в качестве экономки, Ваше Высочество… - маг склонил голову и сделал драматическую паузу. – Мне бы хотелось, чтобы Вы стали моей женой.
       Трисса нахмурилась и прикусила нижнюю губу. После минутного раздумья она кивнула головой и едва слышно ответила:
       - Я ничего не имею против.


       Вскоре сыграли свадьбу. Молодожены навестили отца Триссы, который за время отсутствия дочери совсем поседел от горя, а узнав, кто стал ее мужем, едва не скончался от апоплексического удара. Впрочем, вскоре он смирился с выбором любимой дочки, как всегда мирился с любыми ее капризами, и охотно передал трон зятю, который вскоре завоевал полмира, начав свое победное шествие с соседнего государства, принадлежавшего неблагодарному королевичу. Впрочем, самого его оставили в живых, сделав придворным шутом. С этой ролью он справлялся лучше, чем кто бы то ни было.
       Трисса же преуспела как в колдовстве, так и в политике, став правой рукой своего многомудрого мужа, но и игру на арфе не забросила, хоть и никогда больше не пела. Спустя некоторое время она родила близнецов, мальчика и девочку, которым частенько рассказывала сказку об одной глупенькой принцессе, которая отправилась на поиски своего возлюбленного, и нашла свою тропу совсем не там, где ожидала. Рассказывала, естественно, не называя имен. А однажды она эту сказку даже записала, но рукопись затерялась на чердаке, и так бы и истлела там, если бы не попалась в руки бродячей сказочнице Дженнифер, которая сложила прекрасную песню о Бэлле Триссе и пела ее в кабаках, где я ее и услышала и теперь рассказала вам. Ну а вы, я надеюсь, расскажете ее кому-нибудь еще и еще, чтобы сказку эту не тронула ржавчина забвения. Теперь же, мои други, я поблагодарю вас за кружку доброго эля и отправлюсь в путь, ведь моя тропа нетерпелива. Ну а коли встретимся с вами вновь, расскажу что-нибудь еще.