Крамбамбула

                Часть 1. Светоч Истины.               
               
                <***>
   Володя шёл по улице, рассматривая проходящих мимо людей. Толпа напоминала муравейник, двигаясь в одной ей понятном ритме. Он чувствовал, будто каждый человек построил вокруг себя ограду, чтобы никто не мог его потревожить, не залез в душу. Дети бегали по тротуарам, родители смотрели, чтобы дети не убежали слишком далеко, остальные двигались и общались, как механические куклы.
   Дойдя до часовни в конце моста, Володя остановился. Он подумал: «Господи, как же будет трудно мне выполнить для тебя то, что ты заповедовал в Писании. Ведь им же всё равно, у них души, как камень. Но ведь ты дал мне, неверующему, силу покаяться в этом и принять спасение от тебя. И я должен дать этим людям надежду на лучший мир». И направился к остановке автобуса.
   На остановке сновали люди, ждущие автобуса, перебегая в этом поиске от одного столба к другому. Кадеты из Корпуса перешли дорогу и двинулись в сторону гастронома. Три милиционера стояли около будки и разговаривали с каким-то парнем пьяного вида («Господи, ну, зачем так себя губить?» - подумал Володя). Какие-то девушки в коротких платьях и открытых туфлях покуривали в сторонке, что-то обсуждая. Володя посмотрел по сторонам и подумал, что сегодня, наверное, буклеты, которые он взял в церкви для уличного благовествования, останутся неиспользованными.
   Женщина средних лет с тёмно-красными волосами, одетая в розовую безрукавку и узкие джинсы, вышла к автобусу, идущему на Левый берег. «Я же ехал к Зине», - вспомнил Володя и вскочил на подножку.
   В «гармошке» между салонами он встал, опираясь на поручень. Рядом с ним очутились та женщина в розовой безрукавке и несколько молодых людей в обычных футболках и джинсах с рынка. На другой стороне платформы стояли два неформала в чёрных футболках, на которых были намалёваны какие-то страшилища адского вида. Рюкзаки были украшены такими же рисунками, а на лямки были приделаны заклёпки. Было ясно, что с этой публикой говорить об Иисусе не очень просто – поднимут на смех или не поймут, о чём разговор. Компания «простой» молодёжи вскоре вышла, а на их месте оказалась немолодая женщина с добрым лицом, одетая в поношенные кофту и юбку, колготки телесного цвета и пластиковые сандалии. На пропойцу она совсем не походила.
   - Сестра, - начал Володя, - с вами можно поговорить?
   - А что вы хотели? – спросила немолодая женщина.
   - Я – христианин, и я предлагаю вам вступить в божью семью, - сказал в ответ Володя, краем глаза заметив, что красноволосая как-то недобро покосилась на него. – Христианство – это не секта и не религия, это божья семья. Господь любит вас, и он послал сына своего единородного Иисуса Христа, чтобы он спас вас от греха, и вы могли войти в Царство Божие. Разрешите подарить вам вот эту весть об Иисусе, - он протянул ей несколько буклетов с рассказами о спасении. Немолодая женщина взяла их и сунула в свою сумку, которая видала виды, судя по её внешнему виду. Обернувшись к женщине с красными волосами, он собрался огласить благой вестью и её, но тут же наткнулся на колючий взгляд и недовольную реплику:
   - Уберите свои бумажки, вы напрасно тратите время, молодой человек, - Володя закрыл свою барсетку, начав тихо молиться за обладательницу красных волос. – И перестаньте бормотать свои заклинания, это вам не поможет. Я хорошо знаю, чем это кончается. Поддашься – и останешься на бобах.
   - Будьте благословенны, сестра, - проговорил Володя, улыбаясь и не показывая того, что это его задело – мало ли, как реагирует неверующий на слово об Иисусе. В конце концов, многие так говорят, а потом бог всё же делает в их душе работу, и они приходят к нему и становятся частью божьей семьи. Красноволосая отвернулась в сторону, и Володя двинулся на освободившееся место в переднем салоне, рядом с мужчиной в поношенном пиджаке. – Брат, можно с вами поговорить?
   - Да, конечно, - ответил мужчина.
   - Вы верите в бога? – спросил Володя. – Вы знаете о том, что он любит вас?
   - А вы что, из церкви? – спросил его сосед по салону.
   - Да, - ответил Володя. – Я служу господу Иисусу Христу, потому что однажды он меня спас... Вы читаете Библию?
   - Читаю, а что? – спросил мужчина в пиджаке.
   - Это правильно, - сказал Володя. – Библия – это самая мудрая книга, это слово самого бога. Вот, возьмите благую весть о господе Иисусе Христе, - он вручил собеседнику буклеты. Тот повертел их в руках и сунул себе в карман. – Будьте благословенны, брат.
   - Мужчина, вы не верьте этим россказням, - к ним подошла недовольная женщина с красными волосами, - эти люди – никакие не христиане. Они так говорят, а на самом деле искажают Писание и морочат людям головы. Вы вот поверите ему, придёте на их собрание, а они и начнут вас охмурять, и вы не заметите, как лишитесь всех денег, квартиры, родных...
   - Это шёпот сатаны, - проговорил на это Володя. – Может быть, так какие-нибудь «Свидетели Иеговы» и делают, но наша церковь – христианская, и мы никакого отношения к «Свидетелям Иеговы» не имеем. Вы, сестра, зря так говорите. Вот сейчас вы возносите хулу на христиан, вам кажется, что вы правы, а как собьёт вас машина, не дай бог? Вы ведь ничего изменить уже не сможете. И вместо Царства Божия вы окажетесь в озере огненном, где будет плач и скрежет зубов. Лучше покайтесь и примите Иисуса Христа, как своего спасителя.
   - Я, между прочим, крещённая, - ответила красноволосая, - и я знаю, что у вас за «церковь».
   - На скрипочках играют, - сказал невысокий, худощавый блондин, по виду – неформал. – И кушают детей с фасолью и соусом. И живут все эти люди в Биробиджане. Называются «жиды». Водку пей меньше, свиноматка, а ещё лучше обратись в ДК «Современник», в общество «Анонимные Алкоголики». Хоть они и американцы там, но помочь всегда рады.
   - Я сама разберусь, куда мне идти, - бросила «свиноматка». – Хамло такое.
   - А тебе галантного кавалера надо? – ответил блондин. – Тебе гроб надо глазетовый, с кистями, чтобы в нём отвезли в светлый город Свердловск и там в печку сунули, а потом в пушку запихали и выстрелили куда-нибудь на Кубань твою черносотенную. Развелось вас тут, как тараканов в подвале, всё не можете, бедные, свою страну от «арбузников» избавить. От вас её надо избавить, сволочей фашистских. Выбили в гражданскую – построили страну сильную, которая в космос ракеты запускала и промышленность имела хоть какую-то приличную. А сейчас только водку по лицензии выпускаете и пиво националистическое «с бельгийским акцентом».
   Красноволосая резко дёрнулась в другой конец салона. Блондин хмыкнул и уселся на сиденье позади Володи.
   - Брат, - проговорил Володя. – Господь наш Иисус Христос говорил, что надо любить врагов наших. И желать человеку смерти...
   - Я сказал, что это ей надо, пан Трабабамба Халадай Иисус Грапердуба Осанна Халелюя Амен, - возразил блондин. – А совсем не пожелал ей, чтоб она сдохла. Пока она не взяла дрын или пистолет – пусть живёт: когда надо, она в дыню получит. Может, от меня. Буду надеяться, что нет.
   - А почему в Свердловск? – спросил мужчина в пиджаке.
   - А этот вопрос вы задайте в органы городского самоуправления, дорогой мой, - ответил ему блондин (хорошо присмотревшись к нему, Володя смекнул, что неожиданный «защитник» - не русский: скорее, он был чехом или поляком). – Почему, дескать, не строят в миллионном городе крематорий, а кладбища вглубь города расширяют? Серьёзная социальная проблема. И потом, я вот хотел бы по смерти быть кремированным, а меня лишают выбора. Кто виноват? Эта тварь, которой, видите ли, мешают сектанты и хамы, виновата, и её единоверцы «бело-сине-красные» с улицы Интернациональной, дома номер двадцать пять тут мешаются – Библия не велит, мол. Трижды вероотступники, - добавил он.
   - Почему вероотступники? – спросил Володя.
   - Пану протестанту должно быть известно, что «блондины» к пану «единосущному в Троице» прибавляют вот такую армию святых угодников, - ответил неформал. – Это первое. Второе – они налепили вот такую армаду молитв на все случаи жизни, снабдив их массой ритуалов, которые не тянут на простой разговор с Самим. В Библии что упомянуто более или менее «механическое»? «Отче наш» всего лишь. Третье – они «шестерят» на власти, чего по Писанию не должно быть. Что сказал господин Га-Ноцри? Он сказал: «Божье отдавай богу, а кесарю – кесарево». Так?
   - Так, брат, - ответил Володя.
   - И самое главное, на что вы вправе обижаться на пана жидомасона, но факт сие большой, - усмехнулся блондин. – Христианство есмь отступление от иудаизма, и дело не в следовании за ложным Мессией (от силы – за «сыном Иосифовым»), а в том, что бывшие реформаторы иудаизма стали упираться в нескромную персону пана Иегошуа, объявленного Мессией, то есть «спасителем мира», каковой ему якобы свет, что на языке «Чёрных полковников» гласит «Христос».
   - А кто такие «Чёрные полковники»? – спросил Володя.
   - Военный режим середины XX века, установленный в Греции, - ответил «жидомасон». – Впрочем, прошу пана извинить меня за то, что я влез немного не в своё дело. Эту мразь надо вешать на фонарях, чтобы никому не мешала жить. У меня прадед погиб в концлагере, а дед умер от последствий пыток, несколько лет спустя после войны. У меня есть друзья, пострадавшие от великоросских коллег тех фашистов. В конце концов, я сам хотел стать раввином. Просто не было начального образования для поступления в иешибот. Так что у меня уйма причин не любить этих придурей.
   - Вы как-то непохожи на еврея.
   - Совершенно верно, пан гупабумпер, этнически я не еврей, - иронично улыбнулся блондин. – Я – поляк, если честно. Но это не слишком важно. Это есть факт моей биографии. Вы ведь великоросс, я полагаю, а приняли американское верование с английскими корнями, занесённое в эту национал-социалистическую страну бывшим баптистом, который жил в США, и то, что он был великороссом, можно выкинуть на помойку. Это было сознательное решение, так? Вас в церковь на аркане привели?
   - Нет, я сам принял это решение.
   - Вот и я ушёл от католиков сознательно, потому что меня тянули по этой стезе за шкварник, я для своих родителей – «предатель», по большому счёту, - сказал поляк. – Но я сам так решил и готов нести ответственность за это.
   - А сейчас вы – иудей?
   - Сейчас я, скорее, «вольный стрелок», - ответил Володе поляк. – Вы назвали бы меня сатанистом, если бы я рассказал всё с самого начала.
   - А почему вы этого не рассказали?
   - Потому что вы бы засыпали меня градом глупейших вопросов насчёт резки кошек и поклонения дьяволу, чем я, разумеется, не занимаюсь. И потом, вам ведь это незачем, вы ведь в любом случае начали бы мне твердить, что я должен и обязан покаяться в грехах и признать господина Га-Ноцри своим спасителем, будь я хоть четырежды хасидом.
   - А вы что, не хотите принять Иисуса?
   - Нет, - сухо ответил поляк. – По той самой причине, о которой уже говорил пану. Я, нескромно говоря, оккультист, и это – моя жизнь. Я признаю Единого Бога, я уважаю его, как создателя мира, но я не считаю, что некто Иегошуа Га-Ноцри (или Иисус Христос, если пану угодно так) является «сыном бога», точнее, каким-то особым «сыном бога». Все мы – его дети, и Га-Ноцри – лишь один из этого потомства. Великий пророк, талантливый оккультист, но не «сам бог». Бог один, и нет никакого «единородного и безгрешного сына его», пан гулдабупер. Впрочем, вы вправе не соглашаться и считать меня «рупором Великого Чёрта», я не буду спорить.
   - Неужели вы не боитесь попасть в огонь вечный, где будет плач и скрежет зубов? – Володя вздрогнул. – Колдовство ведь осуждено в Писании, брат.
   - Извините за нескромный вопрос, - сказал его собеседник, - вы часом не «сиделец», пан христианин? Или это «общее место» вашего учения всех так называть? Я это к тому, что хочу вас попросить об одной крохотной услуге – впредь на время нашего недолгого общения не называть меня братом: вы не есть мой родственник, я не есть ваш единоверец.
   - А как вас зовут? – спросил Володя.
   - Предположим, Анжей. Но не советую вам вторгаться в моё частное пространство своим трамвалаем и галабуем – я этого не люблю. Иными словами, пан...
   - Владимир.
   - Так вот, пан Владимир, я советую вам не направлять в моё пространство свою «молитвенную помощь». Это дохлый номер.
   - Жаль, что вы не хотите, чтобы я за вас молился. Будьте благословенны, Анжей, - сказал Володя. Поляк вышел на следующей остановке, мрачно усмехнувшись, и Володя посмотрел в окно. Мужчина, которому он вручил буклет, уже сошёл на своей остановке, и на это место села какая-то студентка, с которой он сразу же завязал разговор, вручив пару буклетов. Студентка, которую звали Оксаной, с интересом заговорила с ним о господе, и Володя возрадовался такому повороту событий, не забыв пригласить Оксану на собрание церкви.
   Через три остановки он вышел сам и направился в сторону универсама – Зина жила где-то в глубине Тополиного.
                <***>
   - Как твоё здоровье, сестра? – спросил Володя.
   - Слава господу, всё прекрасно, - Зина поставила на стол тарелку с супом. – А ты сам-то как?
   - Господь помогает, - ответил Володя. – Сегодня три человека в автобусе откликнулись на благую весть. Правда, нашлась одна заблудшая душа, которая обвинила меня в том, что я – сектант. Православная она. И на мою защиту встал поляк, Анжеем его звали. Он ей такого наговорил, что она очень сильно обиделась на него. А он сказал, что таких, как она, вешать надо. Я попытался с ним говорить о господе, но он  в таком заблуждении, что отвергает Иисуса с порога.
   - А ты его до этого видел? – спросила Зина.
   - Нет, никогда. Но запомнил хорошо – такой невысокий, худой, весь разрисован татуировками. И у него серьги не только в ушах, а и в носу, даже на брови...
   - Ты сказал, его зовут Анжей? – переспросила Зина.
   - Да, а что, ты его знаешь? – спросил Володя.
   - Брат, я тебе просто могу посоветовать обходить этого Анжея стороной, если не хочешь потерять спасение. Я просто очень хорошо знаю, что он за человек, - сказала Зина.
   - Он занимается магией, если я правильно его понял.
   - Вот, брат, в чём всё дело-то, - проговорила Зина. – Он – сатанист. Лучше держаться от него подальше: он очень убедительно говорит и разбирается в Писании не хуже многих из нас.
   - Сатанист читает Писание? – удивился Володя. – Но он же не сможет. Он его выбросит в огонь или порвёт, если начнёт читать: это же Слово Божье. Либо господь его образумит, и он обратится к Иисусу.
   - Нет, брат, что и страшно, они тоже не боятся Библии и могут спокойно зайти в церковь, - Зина откусила кусок хлеба, проглотила, вернулась к разговору. – Сатана дал им задание обольщать тех, кто во Христе, задавая сложные вопросы и ища червоточинки в душе – и человек начинает сомневаться в Иисусе и слове его. Ты же не хуже моего знаешь, что время судов близко, и сатана не хочет, чтобы человечество получило прощение грехов от бога. И он использует все возможности для того, чтобы уменьшить ряды тех, кто будет с господом после судов. Этот Анжей – один из таких обольстителей, и самое большее, что ты можешь сделать для него – это молитва за то, чтобы он обратился к господу. Помолись за него...
   - Сестра, - проговорил Володя, - он запретил мне это делать и сказал, что это бесполезно.
   - Это шёпот сатаны, брат, - проговорила Зина быстро, с придыханием, словно на неё воздействовал дух святой. – Дьявол говорит тебе: «Не молись – это бесполезно». Но ты во Христе и имеешь право... Нет, даже обязанность молиться за немощных, что бы они тебе ни говорили. Он одержим бесом, и бес говорит ему, чтобы он запретил тебе молиться за брата, который в беде. Брату помочь нужно, а вот слушать беса, который им управляет, нельзя.
   - Согласен, - ответил Володя. – Но это... Вдруг он почувствует наши усилия и будет противостоять? 
   - Брат, сила господа больше, чем сила духов злобы поднебесной, хоть бы они все собрались в том месте! - торжествующим тоном воскликнула Зина, исполненная духом божьим. – Как бы ни боролся с этой силой бес, он бессилен против неё! Помолимся со мной, брат!
   - Да! – воскликнул воодушевлённый её словами Володя. – Будем молиться долго, призвав всю силу господа, что в нас, на спасение заблудшей души. Отец наш небесный, мы просим тебя о спасении нашего брата во Христе Анжея, чтобы дух злобы поднебесной оставил его! Ты ведь сам говорил нам, что немощному брату нужно помочь, отец наш небесный! Мы молим тебя во имя сына твоего единородного Иисуса Христа, который был распят на кресте за грехи наши, сошёл в ад и вернулся оттуда живым! Отними нашего немощного брата у дьявола!
   Зина всплеснула руками, воздев их к сходящему незримо Иисусу, и воскликнула:
   - Именем Иисуса Христа я приказываю всем духам злобы поднебесной оставить нашего брата Анжея, чтобы он смог воссесть одесную Христа в дни судов, чтобы он оставил ложное учение и принял господом Иисуса Христа, сошедшего с креста и исцеляющего нас всех! Именем Иисуса Христа, духи злобы поднебесной, убирайтесь вон и не заставляйте душу страдать! Это говорю вам я, часть тела Христова, и на мне дух божий!
   Через четверть часа они оба были опрокинуты духом и говорили языками, а вышедшая из своей комнаты Елена Петровна присоединилась к ним, помогая изгнанию бесов из души «немощного брата». Их божественный смех был долог и неостановим, а молитва должна была повергнуть в ужас всех бесов и самого дьявола, которые плакали и бранились, не в силах укрепиться в теле брата, который неосмотрительно отверг слово Иисуса. Володя чувствовал, как его тело переполняет сила, данная господом, и как она обрушивается на сатану, который из последних сил сопротивляется натиску духа святого.
   Но упругая стена оказалась неожиданно прочной. Володя чувствовал, как между ним и Анжеем течёт мощный поток, и этот поток не даёт подойти даже на шаг. Христианин молился с утроенной силой и не останавливался, несмотря на отчаянное сопротивление сатаны. Он видел, как молятся Зина и Елена Петровна, как они напряженно пытаются действовать против сатаны...
   И он сорвался. Не выдержал. Поток оказался очень сильным, и Володя прекратил. Он посмотрел на уставших сестёр во Христе. Те вытирали лбы от пота – настолько неистово они молились. И всё закончилось тем, что сатана не дал им осуществить своё дело и спасти поляка.
   - Не получилось, - сказал Володя. – Он же говорил, что это бесполезно. Он ясно говорил, что у меня ничего не получится.
   - Брат, - проговорила Елена Петровна, - не делай так никогда. Молись всегда, как бы дьявол ни сопротивлялся – сколько раз я молилась за неверующих, и всегда они приходили к господу. Всегда, брат. Не бросай молитвы за того брата. Но сам в общение не входи – он вполне может попытаться помешать тебе быть с господом. А молиться продолжай – дьявол всё равно не устоит перед силой господа. Малейшее неверие – как сегодня, - будет опасным.
   - Да, сестра, - ответил Володя и снова сел за стол. Сели и Зина с Еленой Петровной. Они погрузились в трапезу и закончили её в полном молчании.
   - Послушайте, - вдруг сказала Елена Петровна, - я чуть не забыла! Брат наш Павел из Калачинска заболел. У него что-то с почками.
   - Так за него надо помолиться, - сказал Володя. – Он, кстати, в больнице или дома?
   - В больницу отвезли на «скорой», - ответила на его вопрос Зина. – Да, кстати, что мы сидим? Володя прав, надо молиться за брата, если он болеет!
   Все трое опять встали и взялись за руки, и Елена Петровна начала молитву:
   - Господи, отец наш небесный, жизнь нам дарующий, помоги нам и исцели силой духа святого нашего брата Павла, который сейчас болен и слаб, помоги ему преодолеть немощь тела, чтобы он не отчаялся духом в болезни! Сделай его сильным телом и духом! – присоединившиеся Зина и Володя воскликнули в духе и заговорили языками, ниспровергая духов злобы поднебесной, вредящих их брату в Калачинске.

                <***> 
   Поток машин прервался, оставив просвет, в который можно было без опасности для жизни нырнуть и оказаться на другой стороне улицы. Теперь оставалось только дойти до остановки и сесть в подходящий автобус или троллейбус. Володя сел на лавочку и достал из сумки Писание – если ему было нечего делать, или, как сейчас, долго не было транспорта, он читал Библию, укрепляя дух свой в вере. А после того, как две недели назад он неудачно попытался изгнать беса из поляка-неформала, с которым встретился в автобусе, это было необходимо: Володя чувствовал, что на самом деле лучше было не лезть в эту авантюру – ему же было ясно сказано, что лучше было этого не делать. И вообще, на улицах было столько людей, для которых слово утешения было не менее необходимо, и они, возможно, с охотой приняли бы его.
   Два кадета в зелёной форме уселись рядом, попивая из пластиковой бутылки «Байкал» или что-то в этом роде. Володя не особенно стремился разговаривать с этой публикой – чаще всего здесь было нечего ловить, да и многие кадеты имели православное крещение, что накладывало отпечаток на отношение к благой вести. И здесь он, несмотря на сатанизм Анжея, согласился бы с ним насчёт православных: эти люди часто вели себя совсем не по-христиански, будучи готовыми даже избить тебя, если ты благовествуешь.
   На горизонте показался «его» автобус, и он сорвался со скамейки и заскочил туда, заняв одно из мест. Старый «ЛиАЗ-677» закрыл двери и двинулся вперёд. Немолодой кондуктор встал со своего «трона» и начал свой поход по салону. Володя был спокоен, так как на вторую половину месяца он купил проездной билет, и его не беспокоило, будут у него сейчас деньги на проезд или нет. Он достал Библию и снова начал читать, вернувшись к Книге Иоиля. Рядом с ним села женщина лет сорока, одетая в застиранную футболку и юбку не первой молодости. Ничего такого особенного – по городу таких ездит столько, что можно не считать – собьёшься.
   - Разрешите обратиться, - сказал Володя.
   - Да, конечно, - с доброй улыбкой сказала женщина («Не исключено, что она уже во Христе», - мелькнула мысль у Володи).
   - Вы верите в бога?
   - Да, конечно, - ответила его спутница, не проявляя раздражения. – А вы сами верите?
   - Да, верю, - ответил Володя радостно. – А вы признаёте Иисуса Христа нашим спасителем?
   - Признаю, - ответила женщина. – Иисус Христос – это сын божий, он за нас на кресте распялся, чтобы мы все в ад не попали.
   - Вы часто ходите в церковь?
   - Каждую неделю, а если могу, то и два раза, три, если могу. Наша церковь в ДК Красной Гвардии собирается. Там рядом с вахтой висит расписание, а если вы не очень хорошо видите, то спросите у вахтёров, они вам скажут.
   «Так, это сестра из церкви адвентистов, - смекнул Володя. – Хорошо, если она терпимо относится к проявлениям духа: там многие не жалуют говорение языками и чудотворение». Он имел счастье общаться с адвентистами, и они, в принципе, признавали Иисуса спасителем, но слишком много внимания уделяли учению Эллен Уайт, а к «Церкви Христа», в которую ходил Володя, относились не очень хорошо, обвиняя в искажении Библии и внедрении в христианство запрещённых Писанием вещей – в частности, колдовства.
   - Сестра, я с удовольствием приду, если у меня будет свободное время, - ответил на её предложение Володя. – Я рад, что вы приняли Иисуса. Будьте благословенны.
   - Благослови вас господь, - проговорила адвентистка, покидая салон автобуса – видимо, ей нужно было выходить здесь рядом. После этого Володя снова принялся читать Писание, продолжив чтение Иоиля.
   - Молодой человек, - заговорил вдруг мужчина средних лет, одетый в серые брюки и розоватую рубашку с короткими рукавами, - вы верующий?
   - Да, брат, - с воодушевлением проговорил Володя. – Вы хотите поговорить со мной о господе?
   - Вы эту публику осторожнее слушайте, - сказал немолодой мужчина. – Они говорят, что они христиане, но они многое выпускают из Библии, таинства не признают почти все. И нам здесь незачем миссионеры ихние – не Африка какая. У нас есть наша вера – православие, и нас учить в бога верить не надо. Вы, кстати, в церкви крестились?
   - Конечно же, водой и духом, - радостно сообщил Володя. – Кстати, вы зря нападаете на эту женщину. Христос страдал на кресте за всех нас, независимо от того, кто он – американец, русский, поляк или еврей. Всякому, кто примет его, как личного спасителя, он дарует спасение и заступничество на суде божьем. Ведь в Писании сказано: «Ибо нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе». Он, господь, Отец, Сын и Дух Святой – единственное мерило всего, и Библия, слово его – это книга книг, а остальное неважно.
   - А как же подвижники и святые? – начал допытываться немолодой мужчина.
   - А они распинались за нас на кресте? – спросил Володя. – Без сомнения, эти люди достойны почитания, но они – не наши заступники перед господом, ибо это может делать лишь сын божий Иисус Христос. Он единственный был рождён от господа, и никто другой не мог быть жертвой за всех нас. Только Иисус, брат, только он! – провозгласил Володя. – И заблуждение по поводу нас, что мы представляем Америку или НАТО останется заблуждением, ибо мы, верующие в Иисуса Христа и молящиеся богу живому представляем господа, а не страну. Когда Иисус придёт на Землю, не будет никакой Америки и никакой России – будет Царство Божье. Вот что важно.
   - Вы что, хотите, меня в свою веру обратить? – начал мужчина.
   - Если человек хочет обратиться к Иисусу, он это сделает сам, - ответил Володя. – Я могу лишь благовествовать о нём, а свыше рождает господь.
   - Друг мой, - проговорил мужчина в фиолетовой футболке и чёрных джинсах, чем-то похожий на боцмана из фильма «Пираты XX века», - вы зря ввязываетесь в разговор с этим персонажем. Он не будет вас слушать. А как только вы заговорили о «рождении свыше» и «крещении духом», ваша беседа медленно, но верно скатится в перебранку – особенно будет стараться он. Вы же слышали вопрос, хотите ли вы обратить его в свою веру. Вариация первого вопроса из книги Александра Леонидовича Дворкина «Десять вопросов навязчивому незнакомцу». Уж поверьте мне, это именно так.
   - А откуда вы знаете? – начал православный.
   - Опыт имею, - ответил «боцман». – И книгу эту читал от корки до корки. Так что мне известны эти вопросы, да и зрением меня бог не обидел, а на шее у вас крест, и он – явно не украшение.
   - Брат, а ты веришь в бога? – спросил Володя.
   - Я вам не брат, а если уж вам хочется знать, как меня зовут, то зовите меня Фёдором Матвеевичем, - ответил эрудированный собеседник.
   - Очень приятно, - ответил христианин. – Меня зовут Володя.
   - Хорошо, - сказал Фёдор Матвеевич. – Сразу хочу вас предупредить, что я не склонен принимать какую бы то ни было версию христианства, и вера в бога для меня не связана с Иисусом Христом. И я бы хотел извиниться за вмешательство в вашу беседу.
   - Я не в обиде на тебя, брат, - проговорил Володя. – И я понимаю, что ты не готов принять Иисуса, как своего личного спасителя, многие так говорили и потом принимали Иисуса господом. Я буду молиться за вас.
   - Не рекомендую этого делать, - сказал Фёдор Матвеевич. – У меня есть опыт отражения вторжений в мою частную жизнь подобным образом, и можете не сомневаться, я его применю, как только вы полезете на запретную территорию.
   - Вы надеетесь одолеть силу господа? – удивился Володя.
   - Если вы почитаете свои магические навыки, как «силу господа», то да, - ответил его собеседник. – А за вас я вступился только потому, что считаю, что агрессию надо останавливать: сегодня он просто говорит против вас, а завтра поднимет на вас руку. Но извините, мне надо идти, - он пошёл к выходу. Володя пошёл к другой двери – через две остановки ему тоже нужно было выходить.
   Он не стал задаваться вопросом, почему Фёдор Матвеевич так жёстко поставил между ними «границу» - в Писании много говорилось о том, что ближе к концу времён дьявол будет всё сильнее отвращать людей от Иисуса, а методы его станут очень изощрёнными и недалёкими от того, что могут дети господа. А молиться за него он, если не забудет про это, будет. Рано или поздно господь решит, надо ему это или нет. А заставлять его прийти к Иисусу не стоит, ибо это – дело господа, он рождает свыше, а не человек, который сам-то не с рождения покаялся в грехах и стал частью тела Христова. Это было единственным поводом не продолжать бесцельный с точки зрения «обычного» человека разговор – да и урок язвительного поляка-сатаниста не прошёл для Володи даром. Фёдор Матвеевич, конечно, был не таким язвительным, как Анжей, но вполне мог не уступать последнему в умении вести спор, отклоняя предложение, данное ему с настойчивостью, которая легко сравнилась бы с таковой у поляка...
                <***>
   - И никто не сумел бы искупить грехи всего мира, ибо сказано в Писании: «Потому что все согрешили и лишены славы божией»! – говорил со сцены ДК брат Артур, недавно прибывший из Новосибирска. – То есть они не могли быть жертвой, они не были непорочны, и так же грешен любой из нас – это свойство человеческой природы! И именно об этом говорил апостол Павел в двадцать третьем стихе третьей главы Послания к Римлянам! Это то, о чём было сказано выше! Писание говорит нам: «Наказание за грех – смерть», братья и сёстры! – брат Артур был «на взводе», он говорил так, будто сейчас из его уст польётся ангельская молитва. – И вот, господь наш, любя нас всех – а он любит не просто нас всех, но и каждого из нас, - решил эту задачу через любовь, отдав своего сына Иисуса Христа в жертву за наши грехи, как гласит Евангелие от Иоанна, глава третья, стих шестнадцатый: «Ибо так возлюбил бог мир, что отдал сына своего единородного, дабы всякий верующий в него не погиб, но имел жизнь вечную»! Иисус был вознесён на крест и умер, он сошёл в преисподнюю, как грешник, но силы зла не могли держать такую благодать господа, и он воскрес, дав нам пример нашего возрождения после сораспятия с Христом, пример того, как мы умерли в греховной человеческой природе! И апостол Павел говорит об этом в семнадцатом стихе пятой главы Второго Коринфянам: «Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь всё новое»! – продолжал брат Артур. – И это чудо смерти и воскрешения освободило нас от власти греха! Нас всех, братья и сёстры! – он вскинул руку. – Так помолимся же, братья и сёстры, поблагодарим за это господа! Аллилуйя!
   - Аллилуйя! – радостно воскликнул зал. Володя встал вместе со всеми.
   - Господь, мы все благодарим тебя за то, что ты силой своей любви избавил нас всех от смерти! – на возвышенной ноте заговорил брат Артур. – Мы благодарим тебя, господь, что ты, как любящий отец небесный, заботишься о нас и даёшь нам своё помазание, чтобы мы могли противостоять воинству сатаны! Господь, мы все просим тебя о том, чтобы ты сделал всех нас чистыми и праведными, такими, как сын твой Иисус Христос! Мы молим тебя о том, чтобы ты всегда давал нам силы справляться с любыми трудностями и всегда преуспевать, являя миру пример заботы твоей, чтобы люди вокруг нас жаждали твоей живой воды, господь! Господь, мы дети твои, и мы воздаём тебе хвалу за то, что ты делаешь для нас! И именем сына твоего Иисуса Христа мы приказываем всем духам злобы поднебесной убраться из этого места вон! Это место – дом божий, и вам здесь нечего делать, мы запрещаем вам и повелеваем прекратить мучить наших братьев и сестёр, которым вы доставляете боль и страдания! С нами бог – отец, сын и дух святой, аллилуйя! Воскликнем: «Аминь!», братья и сёстры!
   - Аминь! – выдохнул зал. Брат Артур продолжал молитвой сокрушать царство зла и прославлять Иисуса, он быстро оказался в духе и начал говорить языками. Зал наполнился радостью и благодатью бога, и Володя почувствовал прилив сил, он принялся скакать, как Давид, идущий перед Ковчегом Завета. И в этом порыве он принялся неистово молиться за всех, кого вспомнил сейчас – за Фёдора Матвеевича, за Анжея, за тех православных, которые гнали его, за родных и друзей, которые болели или переживали какие-нибудь несчастья. Он чувствовал, как дух святой проходит сквозь него и направляется во все стороны лучистым светом. И когда молитва завершилась, он чуть не свалился в кресло, но всё же продолжал петь «Сияй, Иисус» со всеми. Огромная радость и благодать после трёх недель атак сатаны и этого никчёмного расстройства из-за неудачи с молитвой за Анжея теперь наполняла его без остатка. И пусть это натолкнулось на преграду, но Володя теперь понимал, что бог попустил поляку поставить «стенку», чтобы его неразумное дитя поняло, что не оно рождает свыше, а бог, и то, что что-то не получилось, было лишь знаком недоверия к богу, что теперь-то непременно исправится, ведь бог не оставит в беде своих детей – это Володя знал, он в это верил, и пока бог помогал ему и давал уроки любви. И однажды его немощный брат всё же поймёт, что господь любит его и даёт ему такой шанс спастись, от которого нельзя отказываться. А когда прославление господа закончилось, Володя всё же сел, чтобы отдохнуть и послушать проповедь сестры Варвары – бывшей воровки, которая была вразумлена господом и теперь сама несла благую весть в тюрьмы и больницы, утешая тех, чьи души изнывали без бога.
   - Братья и сёстры, - начала Варвара, - я хочу рассказать о том, как у меня недавно случилось чудо. Брат Сергей, которого я посещала пять лет, принял Иисуса господом и заговорил языками в нашей общей молитве. И всё это время он с большим трудом принимал благую весть, он гнал меня от себя. Вы знаете, - сказала она, - что я до того, как поняла, что грешна, воровала и нападала на других людей с ножом, за это меня посадили в тюрьму. И Сергей тоже был там, он избил человека, который был ему должен крупные деньги. Он жил по законам, которые там приняты, многое вынес из тюрьмы на волю, и для него я была «бесогоном», то есть не в своём уме. И, видимо, на самом деле я помогла ему избавиться от сатанинского прошлого. Четыре года он стойко отвергал мои проповеди, а если он выпивал, то с ним невозможно было беседовать об Иисусе, он мог просто бросить в меня чем-нибудь или выгнать. Несколько раз он замахивался на меня ножом, если я начинала приобщать его к Иисусу. Но господь любит его, и он послал к нему духа святого, и теперь он пришёл к господу и молится с нами. Поэтому я могу сказать вам вот что: никогда не бросайте молитвы за ближних своих, даже если вам заведомо ясно, что этот человек вас не будет слушать, что он отвергнет господа навеки и пожалеет об этом только в день Страшного Суда. Бог в силах раскрыть глаза тому, кто отвергает истину, и это – сила его любви, благодаря которой он послал в мир Иисуса. Я ведь тоже не верила в бога, совершала кражи, разбои, попала в тюрьму – но сейчас я стою здесь, с вами, говорю о том самом господе, которого отвергала. Да, отвергала с порога, принимая за веру в него то, что понимала со слов тех, кто носил крестик на шее и ставил на тумбочку иконку. Но бог всё же не оставил меня, он дал мне понять, что он любит меня такую, как я есть и готов спасти воровку, которая нагрешила столько, что ей не место в Царстве Господнем, готов показать ей, что она тоже может прийти. И я, которая еле-еле читала Писание, сейчас стала трудиться во имя господне. Это сделал бог, а ему всё по силам. Поэтому молитесь ему и доверяйте слову его – и он сделает для вас всё, что нужно, здесь, а на небесах примет вас с любовью.
   «А ведь это и про меня, - подумал Володя. – Я смалодушничал тогда, когда молился за Анжея у Зины. Мог бы молиться сильнее и не слушать того, что Анжей сказал. Когда спасаешь самоубийцу, ты не спрашиваешь у него согласия на это, ведь он грешит против бога, да и кому-то его смерть будет самой страшной бедой. А я побоялся. Разве так можно? Нельзя. Если бы Иисус был таким, как я, сейчас бы мир стоял на грани гибели, и все усилия бога были бы потрачены зря».
   На сцену опять вышла группа прославления и начала петь гимны. Володя встал и стал петь вместе со всеми. Он активно рукоплескал вместе со всеми и пел в полный голос. И это было прекрасно, как никогда, так как Иисус незримо, но очень явственно поддерживал его сейчас. И в этом настроении он присоединился к благодарственной молитве, завершающей собрание, и вышел со всеми на улицу.
                <***>
   - Брат, - Артур подошёл к Володе и посмотрел на него пристальным взглядом, - я вижу, что тебя что-то мучило до молитвы, и этот вопрос тебе не даёт покоя уже долгое время.
   «Ну, конечно же, кто-то из омских братьев или сестёр сказал ему, - подумал Володя. – И не исключено, что поэтому на сцену вышла сестра Варвара». Но он не стал спрашивать об этом у Артура и прямо сказал:
   - Я неудачно молился за человека, который занимается магией, он прямо сказал мне, что мои молитвы он отразит, если я буду это делать.
   - А как зовут этого человека? – спросил Артур.
   - Анжей, - ответил Володя. – Он сатанист. Просто он как-то взял и защитил меня от нападения одной православной христианки, которая была против моего благовестия. Неужели и ты его знаешь?
   - Нет, но одна из сестёр сказала мне, что ты с некоторым недоверием относишься к тому, что может сделать бог, после этого.
   - Брат, я уже понял, где я допустил промах, - сказал Володя. – Я надеялся на себя, а людей рождает свыше господь. И я об этом забыл. Я осознал это во время молитвы. Думаю, теперь такого больше не будет.
   - Как тебя зовут, брат? – спросил Артур.
   - Володя.
   - Очень приятно, меня зовут Артур, - брат из Новосибирска продолжил. – И я вот с чего хочу начать. Ты пытаешься обмануть не только меня, но и себя самого, отмахнуться от того, что на тебя напал дьявол, и это само по себе плохо, так как господь наш ненавидит грех, а ложь – один из грехов, которые направлены против заповедей господних, брат. Это очень плохо. Ложь – не убийство и не воровство, но это может стать началом. И такое сомнение приведёт тебя к отказу от Иисуса. За того неформала ты, конечно, молись, он тоже брат во Христе, Иисус и за него страдал. Но так шутить с дьяволом просто опасно. И не надо оправдывать себя, это никого не красит, Володя. Советую тебе это, как человек, который сам когда-то так поступал. Мне бог всё объяснил. Хорошо, если тебе не придётся понимать это через наказание. Бог любит нас, но с тех, кому многое дано – и это написано в Библии, - спрашивается очень много. Ты понимаешь это?
   - Да, конечно, - ответил Володя. – Это и привело меня к Иисусу, и именно поэтому я тружусь для него.
   - Для него, брат, а не для себя, - подчеркнул Артур. – Иди со мной, мы будем молиться за то, чтобы ты больше не попадался на уловки дьявола.
   Они пошли к машине. Их путь лежал на Левобережье, где находилась домашняя церковь Тимура. Тимур был очень пытливым и даже чуть не пострадал из-за этого: его отлучили от церкви за то, что он сказал, что Писание не нужно, и полагаться стоит только на личное откровение господа. Но с той поры немало воды утекло, и сейчас Тимур снова был одним из членов «Церкви Христа». Он ещё давно сколотил у себя дома церковь, которая была одним из мест, наиболее сильно работающих в молитве. Там Володя тоже не раз бывал, и Тимур был ему рад – как и всем, кто приходил слушать слово господа и молиться.
   За вечерним чаем шёл разговор о разных вещах, касающихся жизни церкви и отдельных братьев и сестёр. Паша, неистовый и активно проповедующий брат, который не раз за это натерпелся, но не унимался и нёс слово бога в мир, рассказывал о том, как он ездил за город, в Чернолучье. Там он пытался говорить о боге с местными и даже встретил возле одного из магазинов людей, которые занимались колдовством. Причём, они себя абсолютно открыто именовали ведьмами и ведунами.
   - Я сказал ей, что это – не от бога, - рассказывал он с жаром. – И она просто промолчала на это. Я даже достал Библию и стал ей показывать, что богу это противно, и он накажет тех, кто этим занимается. И вы не можете себе представить, что она сказала.
   - Кто? – спросил Володя.
   - Дэзи Бенсон, - ответил Паша. – Она мне как-то раз сказала, что для всех посторонних она – Дэзи Бенсон. Так вот, она просто взяла и сказала, что Писание для неё – макулатура. Абсолютно спокойно. Я упал на колени и начал за неё молиться...
   - На улице? – удивился Володя.
   - А ты, брат, видишь разницу, где молиться? – Паша посмотрел на него с удивлением. – Да, в Писании написано, что молиться нужно тайно, это слова самого Иисуса, но и он мог помолиться за человека на улице, если это было необходимо. Я хотел изгнать из неё беса, и нет разницы, где я это делал.
   - И что она? – спросил Тимур.
   - Я попытался возложить на неё руки, и она меня по ним очень больно ударила, - ответил Паша. – Я продолжал молиться за неё потом, но больше не подходил: я совсем не хотел, чтобы она меня избила.
   - А ты уверен, что она бы так сделала? – спросил Володя. – Может, она тебя неправильно поняла? Ей запросто могло показаться, что ты её к блуду склоняешь.
   - Брат, ты считаешь, что я не должен был этого делать?
   - Паша, - Володя заговорил миролюбивым тоном. – Она же не во Христе, и для неё нет разницы, пристаёшь ты к ней с похотью или повергаешь на неё духа. Она же не знает бога, ты же сам сказал, что она – ведьма.
   - Вот именно, брат! – провозгласил Паша. – Она одержима бесом, и этого просто так оставлять было нельзя! Надо помогать людям, как помогал Иисус! Он изгонял бесов, несмотря на то, что они этому сопротивлялись! И апостолы так делали!
   - Паша, остынь, - проговорила Таня, молодая сестра из Городка Нефтяников. – По-моему, ты просто не знал, с кем связываешься. Эта, как ты её назвал, Дэзи Бенсон очень резкая в общении, если ей кто-то не нравится. Ты этого не знал – и тебе досталось. Да, надо молиться и помогать, но не так же, как ты это делаешь иногда. И потом, Дэзи эта – ведьма. Она судит это со своего понимания, и для неё твой поступок – агрессивное колдовство в её адрес. Я говорила с ней, и мне она почему-то не била по рукам и не говорила ничего злого. Хотя я тоже говорила с ней об Иисусе, тоже проповедовала. Но она не набрасывалась на меня с кулаками. Просто она не понимает, с чем шутит, и это – повод для молитвы за неё. Но так, как ты это делаешь, лучше не делать, а то она будет тебя избегать.
   - Сестра, я не знаю, как ты смогла с ней поговорить об Иисусе, но я не лгу, она действительно ударила меня и выругала так, что я не хочу даже произносить этого! – ответил Паша. – Ты же видела, как исколото её тело! Это бес заставляет её издеваться над собой так! И ты не знаешь, что она на самом деле может сделать!
   - Брат, - Таня не повышала голоса, - это мода такая. Сейчас много таких людей, как она. Может, она это у кого-нибудь увидела и решила сделать себе так же? И потом, она же художница, насколько я знаю. Это вполне может быть связано с этим. Нет, пойми, я не говорю, что это надо просто так оставить, но стоит ли так на неё нападать? Она же может отвергнуть господа именно из-за такого навязывания.
   - Таня, а что ты имеешь в виду, когда говоришь, что она исколотая? – спросил Володя.
   - Татуировки, - пояснила Таня. – У неё их очень много – на руках, на ногах, на животе, на спине. И у неё масса серёжек. Я видела, что у неё даже в языке шарик – просто случайно заметила.
   - Ладно, братья и сёстры, - сказал Артур, - не наше дело обсуждать то, как и кто одевается и себя ведёт: когда господь откроет им глаза, они поймут, как заблуждались. И дай им бог, чтобы это не произошло слишком поздно. Поэтому сейчас мы будем молиться за всех наших братьев и сестёр, которые пока не приемлют Иисуса Христа, как своего спасителя, а также за тех, кто ещё сомневается в господе иногда и не верит ему, слишком полагаясь на себя. Господь, мы благодарим тебя за то, что ты дал нам возможность собраться здесь и воздавать тебе хвалу! Мы призываем тебя, чтобы ты помог нам быть твоими совершенными детьми и являть пример для тех, кто ещё не принял тебя, дабы и они пришли к тебе!..
   Молитву подхватили Таня, Паша и Тимур, а за ними и все остальные. Теперь не существовало никаких разногласий и личных мнений – была лишь церковь, как тело Христово. И это было важнее всего, поскольку это вело к спасению, а не что-то другое. Иисус простёр свои руки над всеми членами молитвенного собрания, которые находились под покровом божественной защиты, сильной и непоколебимой под любыми ударами дьявола.
                <***>
   Автобус опять не спешил подойти, словно там был обеденный перерыв. Володя стоял рядом со столбом, на котором висело расписание маршрутов, которые здесь останавливались. Люди занимались своими делами, и им было всё равно, что будет завтра – выжить бы сегодня, а там... Это было для Володи столь же неразумным, как старательно прыгать с высотного дома, чтобы покончить с собой: времени до конца осталось так мало, ибо уже Израиль восстановился, а Иерусалим не так попирался язычниками. Это уже о чём-то говорило для человека, чья душа была разбужена господом, и теперь он знал, что нужно спастись. Но те, кто вокруг, в большинстве своём не знали бога или делали вид, что знали, прикрываясь крестиком на шее и хождениями в православный храм – как будто не понимали, что бог находится не в иконе и не в здании храма, а в твоей душе, а если это не так, то храм и крестик ни к чему (здесь он соглашался со своим соседом Игорем, который был приверженцем какого-то восточного культа и считал Иисуса лишь великим учителем, но не тем, кем его видел Володя – как, собственно, любой христианин).
   Взгляд Володи вдруг упал на шатенку лет тридцати, одетую в красное платье и чёрные босоножки на «шпильке», имевшие вполне элегантный вид. Волосы падали на плечи крупными волнами, под нижней губой поблёскивал шарик. На правой щиколотке виднелась татуировка, сделанная чёрной краской – как сейчас модно, солидных размеров татуировка была и на правом плече, а с левого свисала аккуратная сумочка с никелированной фурнитурой. Лак на ногтях был очень идеально нанесён – или ходила в салон, или у неё хватало усидчивости для того, чтобы возиться с ногтями. У шатенки была идеально загорелая кожа (хотя она могла быть и смуглой от природы – черты лица у неё были, как будто она вышла из телевизионного экрана во время «мыльной оперы» и пошла погулять). Взгляд её был каким-то рассеянным – видимо, о чём-то думала, словно ничего не замечала вокруг.
   «Так, засмотрелся я на неё, а сейчас автобус нужный пропущу», - Володя рванулся к подходящей «гармошке», путь которой лежал через улицу Богдана Хмельницкого, то есть как раз к ДК Баранова. Пройдя через салон, он устроился на поворотной площадке, соединяющей салоны – не самое удобное место, но тоже кое-что. Поучилось так, что по его левую руку очутилась и шатенка в красном платье. «Спаситель говорил: “А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём”», - мысленно напомнил себе христианин, ругая себя за неподобающие взгляды, адресованные шатенке. Та делала вид, что ей было совершенно всё равно, как на неё смотрят – она только проездной кондуктору показала, когда тот подошёл к ней. А Володя снова бросил взгляд на правое плечо соседки по салону. Теперь ему лучше было видно её татуировку – узоры из петель и дуг, расходящиеся крестом от крупной свастики с кривыми концами, загнутыми влево, а вверху узора была нарисована пятиконечная звезда, направленная вершиной вверх. «Колдунья», - мелькнуло в голове Володи. И его сознание начало раздирать явственное противоборство между нежеланием повторять неудачный опыт с поляком-сатанистом Анжеем и зовущим его к духовной битве долгом христианина, не оставляющего страдающую от невозможности быть с богом душу в плену дьявола. С другой стороны, Анжей ведь вполне мог быть прав – для фашистов он был сектантом (свастика ведь), и это уже лишало его обращение шансов быть услышанным, как с той женщиной с красными волосами, которую Анжей обвинил в фашизме за то, что она нападала на «сектантов». Володя продолжал смотреть на шатенку, не зная, сказать ему что-нибудь или поостеречься и просто помолиться позже: бог рождает свыше, а не его слуга, который может лишь во имя Иисуса Христа помолиться за заблудшую душу.
   Шатенка словно отсутствовала, её взгляд был рассеянным – она словно погрузилась в свои мысли, растворившись в пространстве. Казалось, что она вообще не обращает внимания на то, что творится вокруг неё. «Может, предупредить её, что так и обворовать могут?» - подумал Володя. Он сам пока не сталкивался с этим – берёг господь, - но то он, а вот она... Хотя для колдуньи не так сложно вовремя отследить карманного вора и уберечься от кражи: в конце концов, она могла знать какой-нибудь метод, который охранял её от такой беды. А как только он начнёт с ней говорить, она тут же отошьёт его так, что больше не захочется разговаривать – рассказывал же Паша про Дэзи Бенсон, как она ударила его по руке за попытку повержения духа святого на неё. Вот и здесь могло бы произойти что-то наподобие. Даже если она его не ударит, всё равно он напрасно потратит время на разговор и получит в ответ на благовестие порцию обидных слов. «Господи, сделай так, чтобы с ней можно было поговорить», - прошептал Володя.
   И тут шатенка медленно, как бы нехотя, повернула голову к Володе, словно пытаясь понять, что это за персонаж её рассматривает так пристально. Её большие карие глаза столкнулись с глазами Володи, и он даже дрогнул, ожидая грубости.
   - Ну, что ты смотришь на меня такими нежными и преданными глазами? – проговорила шатенка влажным, низким голосом. «Господи, помоги мне не наговорить глупостей», - подумал Володя, и всё же спросил:
   - Кто вам сказал, что у меня нежные и преданные глаза?
   - Извините, возможно, я не совсем удачно выразилась, - шатенка обаятельно улыбнулась. – Но вы так смотрели на меня, как будто боитесь задать какой-то жизненно важный вопрос. Наверное, вам кажется странным, что я, «цветная», ношу символ, под которым таких, как я, лупят смертным боем. Поверьте, я далека от подобных воззрений.
   - Сестра, - Володя продолжил разговор, – я немного знаю, что такие знаки популярны в Индии, и там они с фашизмом не связаны. И я о другом хотел с вами поговорить.
   - Я вас слушаю, - ответила шатенка.
   - Вы знаете, что значит вот эта звезда? – он показал на пятиконечную звезду.
   - Пентаграмма? – шатенка продолжала обезоруживающе улыбаться. – Знаю, молодой человек, потому и ношу. Я... Дайте мне слово, что сейчас не будете падать в обморок или кричать, как оглашенный.
   - Почему? – удивился Володя.
   - Некоторые так реагируют.
   - На что?
   - Скажите честно, вы ведьм не боитесь?
   - Вы хотите сказать?..
   - Я это уже сказала, - шатенка усмехнулась. – Да, я ведьма, и не смотрите, пожалуйста, на меня так, как будто я вас сейчас собираюсь заколдовать.
   - Вы не шутите? – спросил Володя.
   - Ни в коей мере. А вы думали, что ведьмы – это страшные старухи на мётлах, которые летают на Лысую гору?
   - Нет, - ответил Володя. – Но я хотел вам кое-что сказать.
   - Предостеречь от занятий колдовством, потому что оно от дьявола, а господь победит? – шатенка тихо рассмеялась. – Только честно, вы с интересом смотрите передачу «Благая весть»?
   - Да, - ответил Володя. – А что?
   - Двоих ведущих я знала лично ещё по Мексике – Коупленда и Майер. Не самые приятные типы, - она слегка скривилась. – Майер – базарная баба, а Коупленд – самодовольный тип, который наивно думал, что мексиканцы – такие дикари с острова Пасхи, которым можно пихать всякую чушь о победе Христа над дьяволом по индивидуальной методике сеньора Коупленда или сеньоры Майер.
   - А что вы делали в Мексике?
   - То же самое, что и вы в Омске, - ответила шатенка. – Я там родилась.
   - Вы мексиканка?
   - Не совсем: отец – аргентинец, но он родился в Мексике, он по воспитанию больше мексиканец, - сказала шатенка. – Вы полагаете, что я вас обманываю? Напрасно.
   - Нет, я не хочу этого сказать, - Володя смутился. – Но... А вас как зовут?
   - Нати, - ответила шатенка. – Наталья, если вам так проще.
   - А меня зовут Володей. А как вы догадались, что я – христианин?
   - Нет ничего проще, - шатенка усмехнулась. – Вы на остановке увлечённо читали книгу в чёрной обложке, очень старую. Я предположила, что это Библия. Потом вы рассматривали меня с нескрываемым интересом, да и ваше «сестра» вас выдало с головой. И ваша манера вести беседу. Я на своём веку видела достаточно много миссионеров, чтобы научиться их распознавать.
   - А вы считаете, что это плохо?
   - Я могу сказать только то, что сама я своих религиозных взглядов никому не навязываю. Это очень личное, и человек должен сам для себя такие вопросы решать. Вы, как я вижу, их для себя решили, и пока вы не действуете против меня, я отхожу в сторону и имею свои взгляды.
   - Хорошо, скажите мне вот что, - продолжил Володя. – Как вы думаете, почему в нашем мире так много голода, болезней, несправедливости, войн?
   - Вы хотите, чтобы я дала вам ответ, который будет заведомо признан вами заблуждением, amigo? – усмехнулась Нати. – Вы для себя знаете, кто виновен в этом, и у вас есть универсальная формула, которую вы сейчас хотите сказать мне. Дескать, это работа дьявола, но в мир пришёл Иисус (хвала господу, конечно же), и он был распят на кресте (что ещё спорный вопрос), а эта смерть, соответственно, дала нам всем спасение от «болезни греха». О необходимости принять Христа спасителем вы тоже скажете непременно, не забыв облить помоями моё ремесло, каковое является лжеучением. Как видите, ваши формулы мне известны, и, уж простите мне великодушно мою неделикатность, ваши потуги напрасны.
   - Значит, вам известно о том, что Иисус приходил в мир?
   - В католической церкви об этом тоже говорили.
   - Вы понимаете, что вы сознательно идёте в огонь вечный?
   - Друг мой, - Нати обезоруживающе улыбнулась, - даже в мире вами  исповедуемого протестантизма вопрос того, каков ад, и есть ли «озеро огненное», является предметом споров. Одни считают, что ад – это огненное озеро или нечто вроде, другие говорят, что нет его, а есть просто гибель (в огне или тихое исчезновение – это от церкви зависит). Я могу сознательно пойти в ДК Баранова или в «Торговый город», потому что они пока точно есть, и их существование и координаты не вызывают споров. Но я не могу сознательно идти туда, куда можно и не попасть, так как этого места нет. Вы использовали слабый аргумент. С тем же успехом я могу говорить об Аваллоне и точном попадании туда всех достойных ведьм и ведунов. Вы в это не поверите, какие бы аргументы я ни приводила. Так что ваша работа пропала зря. Я приношу свои извинения за то, что слишком резко начала разговор с вами, а также за чересчур, возможно, жёсткую позицию по отношению к вашему «благовествованию».
   - Я могу молиться за вас?
   - Нет.
   - Жаль, - сказал Володя. – Очень жаль, что вы так отвергли Иисуса. Но бог любит вас и примет, если вы покаетесь и примете спасение от него через Иисуса Христа. Будьте благословенны, сестра.
   Он пошёл к выходу – нужно было подготовиться, чтобы не проехать ДК Баранова и попасть на службу. В его сердце закралась горечь от того, что он не смог помочь заблудшей душе найти бога. Но он твёрдо решил для себя, что будет молиться за Нати, как бы она ни сопротивлялась этому, и уже там пусть господь решает, надо ему это или нет.
                <***>
   - Господь, мы благодарим тебя за то, что ты дал нам этот день и позволил собраться здесь во имя твоё! – молился на сцене Пётр. – Мы благодарим тебя за сына твоего Иисуса Христа, который своей жертвой на кресте искупил наши грехи и сделал нас праведными перед тобой! О господь, мы здесь радуемся и воздаём тебе хвалу за то, что ты нас создал, господь! Мы славим тебя, господь за то, что ты даёшь нам дары духа! Ты – наша сила, тобой мы живы, господь! И только ты один достоин славы и поклонения! И здесь мы молимся тебе, господь! О господь! О господь! О господь! – Пётр заговорил языками, и посетители служения воздели руки к небу, воздавая господу хвалу.
   Володя был среди радующихся в духе и тоже говорил языками, не вспоминая о том, что незадолго до этого у него был не очень приятный разговор с ведьмой-мексиканкой, которая восприняла его желание огласить её благой вестью в штыки. Не то, чтобы ему было всё равно – он, как христианин, считал такое равнодушие грехом, - но сейчас важнее было обрести покой духа и мир с богом, который, как ни крути, нарушается время от времени, как у всех отцов и всех детей. Это ему было ведомо, как ничто другое. И важно было вовремя понять, что бог любит тебя, и как бы ни было вам двоим нелегко – ему тебя прощать, а тебе поменьше грешить, - но мир держать. И он молился истово, как тот, кто получил от бога благодать и благодарен ему за это. А в этом случае проблема той мексиканки ничего не значит. Если это проблема, конечно (для бога-то вряд ли).
   Молитва предварила радостные песни, славящие господа – как оно и должно было быть всегда. Володя всегда пел эти песни, ничем не отговариваясь, так как он был во Христе Иисусе, что помогало ему в подобных делах. Хор, теперь неплохо оснащённый инструментами (без чего, конечно, обходились, но так всё равно было лучше), пел песни, а несколько братьев и сестёр выкрикивали в зал слова хвалы богу в такт пению. Это было так потрясающе, что не подхватить этого было нельзя.
   В передних рядах скакали, восхваляя господа, Паша и его давняя подруга Катя, такая же вспыльчивая и не очень терпимая к тому, что не от бога. Они были неистовы в своём хождении в духе и нередко даже брата или сестру обличали слишком сурово, если те делали что-то неправильно. Сейчас они были в сильном общении с богом. Возможно, намного более сильном, чем в обычной жизни, хотя Иисус говорил в Писании: «Не судите, да не судимы будете». Это останавливало Володю даже в стремлении объяснять им, что спорить – это совсем не то, чему учил бог. Но сейчас они молились, и это было самым лучшим, что можно было себе представить. Именно этого от них и требовал бог, как требовал этого и от остальных.
   Песни закончились, и на сцену ДК вышел Паша, который сегодня намеревался говорить о каких-то очень важных вещах.
   - Братья и сёстры, - начал он относительно спокойным тоном, - я хочу сегодня поговорить о том, насколько важно иметь в себе дерзновение противостоять дьяволу, независимо от того, какие преграды он строит на вашем пути. А ведь они читают Библию и наверняка читали там слова Послания Иакова: «Итак, покоритесь богу и противостаньте диаволу, и убежит от вас». Любая трусость на поле духовной битвы – маленькая победа сатаны. И нельзя успокаиваться, дескать, бог всё равно силён и победит. Да, бог сильнее, чем сатана, он обязательно победит дьявола, но ты, лично ты проиграешь битву! Я всегда в таких случаях вспоминаю слова Смита Виглсворда: «Если дух не двигает меня – я двигаю дух». Да, на мне дух божий, да Христос спас меня, но что он сказал блуднице? Он сказал ей: «Иди и впредь не греши». И он сказал это любому из нас, ибо мы все были во грехе, и всех нас надо было спасать! И важно это помнить, братья и сёстры. А ещё Иисус сказал: «Идите и научите все народы». Это тоже важно. И тот, кто это забывает, не исполняет слово Иисуса! Да, не надо позволять тебя опутать ложью, но не надо и бояться того, что дьявол повредит тебе! Призови на помощь Иисуса, - он воздел руку вверх, - и он непременно поможет тебе, ибо господь любит нас! И не забудь про то, что твой брат тоже один из тех, за кого страдал Христос, распятый на кресте!
   «А ведь про меня говорит, - подумал Володя. – И поди, пойми, может, бог так устроил, чтобы я понял, как надо поступать, а может, мне так кажется просто, что про меня: не один я на этом пути такие ошибки делаю».
   - Я могу сказать вам открыто, потому что мне нечего скрывать от вас, - продолжал между тем Паша, - что я тоже был малодушен и труслив, когда нёс в мир слово господа! И, возможно, именно эти недостойные поступки с моей стороны стоили кому-то посмертных мучений в озере огненном и серном, где будет плач и скрежет зубов! И отговариваться тем, что это благовестие не было угодно богу, грешно, ибо этим отвергается святая любовь господа к нам! Если бы это было так, то Иисус не говорил бы нам, чтобы мы проповедовали Евангелие всякой твари! Он бы вообще не пришёл, а бог бы спас тех, кого надо, и всё! Но Иисус пришёл на землю и был за нас распят, а сойдя со креста, он сказал: «Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца, Сына и Святого Духа, уча их соблюдать всё, что я повелел вам»! Нужно ли это, если уже есть списки тех, кто спасён? Нет, для всемогущего бога это не нужно! Но он любит нас, и в этой любви он дал нам всем возможность спастись! И также не забывайте, братья, что ходит по земле дьявол, как лев рыкающий, ища, кого поглотить! И он распространяет по миру лжеучения, которые отвлекают человека от поисков бога, не давая ему принять Иисуса и встать в раю одесную господа! Дьявол не победит бога, но он вполне может отнять спасение у любого из нас, а в наши дни, когда конец мира близок, его сила возросла, и даже для тех, кто ходит в духе, есть опасность погибнуть вместе с ним! И не только ваша бдительность, но и ваше благовестие может победить зло, отняв у дьявола те души, которые ещё можно спасти! Поэтому, братья и сёстры, бодрствуйте сами и говорите другим о господе и том, что надо спастись, молитесь за тех, кто ещё не принял весть, чтобы они пришли в церковь и не отпали до дня суда! Эту задачу поставил перед нами господь! Аллилуйя!
   И снова песни и хвала богу, но в душе Володи осталась мелкая, но отчаянно саднящая заноза: он ведь толком не помолился ни за Анжея, ни за Нати, ни за Фёдора Матвеевича. Это было не очень хорошо, точнее, из рук вон плохо. Ведь жизнь непредсказуема даже сейчас, и любой из них может погибнуть даже сегодня или завтра, а после этого им придётся отвечать перед богом за своё неверие. «Молись за них, - мелькнула мысль в голове Володи. – Молись за них так, чтобы дьявол испугался и убежал!»
   Домой Володя направился немного подавленным, хотя старался не подавать виду, что это так. Но вдруг его нагнал Паша и взял за плечо.
   - Стой, брат, нам надо поговорить, - выдохнул он.
                <***>
   - Брат, что случилось? На тебе лица нет!
   - Вспомнил во время проповеди, что... – Володя оказался в трудном положении: Паша мог запросто его отчитать за трусость, но лгать было греховным поступком, и бог не был бы на его стороне, если бы он это сделал.
   - Говори, как есть, - сказал Паша. – Это очень важно.
   - Нати, - промямлил Володя. – Я не молился за неё, как следует.
   - Кто она? – Паша посмотрел в глаза «брата во Христе». – Скажи, может я тоже смогу за неё молиться.
   - Ведьма, - ответил Володя. – Я встретил её в автобусе, когда ехал сюда. Сегодня. Она мексиканка, по-моему.
   - Мексиканка? – удивился Паша.
   - Да, - Володя в нескольких словах попытался описать Нати. Паша смотрел на него так пристально, будто в его глазах надеялся увидеть уже не словесный портрет ведьмы.
   - Татуировка на правом плече? – переспросил Паша.
   - Да, - ответил Володя. – И она мне сказала: «Что смотришь на меня такими нежными и преданными глазами». Брат, что с тобой?
   - Послушай меня, мой возлюбленный брат во Христе! – возгласил Паша. – Я буду молиться за тебя и за неё! Ты не знаешь, кто это такая! Она не просто ведьма! Через неё очень сильно работает дьявол! Как она приняла твоё благовестие?
   - В штыки.
   - Я так и думал. Ты ждал, что она примет благую весть о Христе с радостью, будучи так ослеплённой сатаной?
   - А ты что, знаешь её?
   - Встречался. Кажется, её зовут Мартинес. То есть это её девичья фамилия. Но настоящая. Так или иначе, брат, но я тебе советую только молиться за неё, но не общаться, если не хочешь попасть под влияние сатаны. Она сразу видит, что ты хочешь благовествовать ей об Иисусе, и быстро принимает меры, чтобы ты не смог этого сделать. Вот каково влияние сатаны на её душу. Ты понимаешь, насколько опасно общение с ней?
   - То есть я не смогу с ней поговорить о господе, так?
   - Сможешь, но вот что я не берусь угадывать, так это то, кто из вас одержит победу в духовной битве. И я не хотел бы, чтобы ты проиграл эту битву. Ведь ты пока ещё слаб, у тебя нет пока того понимания вещей, с которым можно не бояться дьявола.
  - Что ты предлагаешь?
  - Помолиться, брат, - сказал Паша, как будто это была азбучная истина. Володя засомневался в этом, вспомнив, как отразил его атаку Анжей. – Ты сомневаешься в любви господа или в своих силах? Отбрось эти ненужные сомнения и молись! На тебе дух божий, и ты его силой и верой в господа победишь сатану, как бы он ни старался тебе помешать!
   - Да, брат! – провозгласила Катя, оказавшаяся рядом с ними. – Вера и молитва помогут тебе! И дьявол будет не в силах противостоять тебе.
   В этом настроении они поехали домой к Кате, которая жила недалеко от Володи, на проспекте Комарова, недалеко от комплекса «На Конева». У неё дома никого не было, не считая матери, которая исповедовала христианство, но ходила в баптистскую церковь и считала говорение языками наваждением дьявола. Катя не стремилась переубедить мать, только молясь за неё – что было для Володи необычным: обычно для Кати любое «отступление от веры» было поводом для бури чувств, среди которых важное место занимала ревность, в пылу которой она не очень думала о любви к ближним, будучи вполне в состоянии сказать то, что могло обидеть человека по-настоящему.
   Пройдя в комнату, Катя предложила Володе, Паше и ещё каким-то братьям и сёстрам посидеть и подождать, пока она заварит чай и принесёт сюда печенье и бутерброды. Ждать пришлось не слишком долго, и вскоре вся импровизированная церковь ужинала и обсуждала, у кого есть те, за кого надо помолиться, или что-то, что требует молитвы. Помыв посуду, все собрались в круг, и Таня, которая недурно играла на гитаре и пела, начала петь «Иисус достоин славы всей». Это подхватили все присутствующие, поддерживая пение гимна рукоплесканиями. Четверть часа, не меньше, все участники молитвенного собрания пели хвалу Иисусу, после чего началась молитва за нужды собравшихся.
  Володя стоял в круге и молился вместе со всеми, так же истово, как и они, но как-то не решался начать разговор, касающийся Нати, так как он не слишком хотел лишний раз спотыкаться на этом месте. Но тему замять не удалось: Паша торжественно объявил, что у одного из братьев был разговор с ведьмой, которую он хочет привести к истине. И сам же начал молиться за Нати. Володя включился в молитву: брата поддержать надо, ибо церковь, как сказано в Писании, есть тело Христово, и если один из членов этого тела плохо работает, то это может способствовать разрушению церкви. В любом случае Нати заслуживала того, чтобы за неё помолились, так как бог любит всех, и Иисус приходил на землю и ради неё.
   Упав на колени, Володя почувствовал, что Нати, какой он её видел тогда, в автобусе, встала перед его глазами, обаятельно и хитро улыбаясь.
И сейчас же он попытался «связаться» с ведьмой невидимой ниточкой, как он иногда делал, чтобы дьявол не мог «отсечь» того, за кого молились от молящихся за него. Но это не удалось, несмотря на все те усилия, которые предпринял Володя. Но он не остановился и продолжал молиться за сестру, не принявшую Иисуса господом. «Стенка», которую ставила Нати (точнее, её заставлял ставить эту «стенку» дьявол), оказалась очень прочной, и Володя понял, что борьба бесполезна. Но бог сказал, что это – проигрыш дьяволу, который недопустим, так как сегодня ты проиграл дьяволу в этом, а завтра ты потеряешь спасение сам. И теперь отступление было невозможно. И не предполагалось даже мысли об этом! Но, к сожалению, это не дало ничего – только лишнюю затрату сил. Это было так, будто ты видишь человека, но подойти не можешь – между тобой и им стена из пуленепробиваемого стекла. Вот такую стенку он сейчас и ощутил, когда молился.
   - Господь, помоги мне! – воскликнул Володя и сам испугался. Открыл глаза и  увидел, как неистово молятся остальные. Его вдруг охватило непреодолимое желание бежать отсюда домой, чтобы никто не видел его переживаний. Он сел на пол и неожиданно расплакался, как ребёнок. – Господь, ну, что я сделал не так? Почему ты не хочешь мне помочь? Или ты не говорил, что надо любить ближних и служить им? Или я поддался на заблуждение, господь, и дал своей гордыне победить меня? Ведь для тебя нет ничего невозможного, господь, ты же...
   Он замолчал. И просто стал думать над тем, что же он на самом деле сделал не так, как надо. Если колдовство, как сила дьявола, преодолевалось богом, то ведьма не могла, что называется, по определению поставить «стенку» так, чтобы сила бога оказалась против неё бесполезна. И тут уже было два вывода верных: или богу это было неугодно, или то, что Володя использовал, было не от бога. Но ведь помогало же это в других случаях! И он делал то же самое! «Что не так на этот раз? – подумал Володя. – Или я просто забыл, что такие механические методы – от человека, а не от бога?»
   - Что с тобой, брат? – спросила Катя, когда закончилась молитва.
   - Ничего, я просто немного устал, я пойду домой, - отмахнулся Володя. – Мне завтра на работу надо.
   - Ну, ладно, - сказала Катя. – Буду молиться за тебя, чтобы ты домой пришёл, и ничего с тобой по пути не случилось. Будь благословен, брат.
   Володя ушёл, спокойно преодолел небольшое расстояние до дома на улице Конева и быстро зашёл к себе, усевшись на диван и снова погрузившись в размышления.
   «Так, погоди, - сказал он сам себе. – Если метод не работает, то тут что-то одно: или метод неправильный, или я что-то не так сделал. Но что я упустил? И что сделал так, как нельзя было сделать? Почему бог не помог мне? Может, зря я взялся за эту молитву? Ведь есть же люди, которые жаждут спасения – их и стоит спасать. А если Нати хочет быть ведьмой, то это её свободный выбор, и ей за это отвечать, раз она отвергла благую весть от братьев, которые говорили с ней в Мексике. И вообще, кто сказал, что Катя с Пашей правильно действовали? Это ведь могла быть и их гордыня, помноженная на ложное понимание христианства. Они ведь часто делали то, что не очень соответствует христианству – ругались, спорили, были далековаты от любви к ближним. Вот и здесь они ошиблись. Нельзя так грубо лезть человеку в душу – он от этого ещё больше будет твоим молитвам сопротивляться. Вот и с Анжеем я так же ошибся – он ведь с самого начала сказал, что лучше этого не делать. В конце концов, бог рождает людей свыше, а не я».
   Мать спросила у него, что случилось. Володя сказал, что просто неудачно пообщался с одной ведьмой, которая не захотела принимать Иисуса.
   - Сынок, не бери в голову, - сказала мать. – Это её дело. Если она хочет гореть в аду, то ей гореть, а не тебе. Нет, молиться за неё стоит, если тебе она небезразлична, но надо же понимать, что это – не всё, что ты можешь сделать для бога. Много других людей, которые просто бога не знают, а ищут. Им лучше помогать, а не тем, кто сам руку спасающую оттолкнул не раз. Я вот не так давно с ведьмой говорила, тоже вот Иисуса принимать не хочет. Она даже вышучивала ангельский язык. Ну, это ведь её жизнь. А рядом стояла девочка одна, студентка, она захотела принять спасение – я этому радуюсь. И ты радуйся тому, что спас чью-нибудь душу. А если человек хочет гореть в аду, это его личное решение, ему господь дал свободную волю, так что всё правильно. И вообще, она тоже может раскаяться и прийти к богу. Так же и эта твоя Нати – сейчас она не понимает, что отвергла, а завтра сама придёт к богу, и то, что ты делал, может ей помочь. А давить не надо – ещё больше будет сопротивляться.
   - Мама, ты сказала, что та ведьма, с которой ты говорила, глумилась над говорением языками? – спросил Володя.
   - Да, она всякими словами нас называла, как будто высмеивает говорение языками, - подтвердила мать. – И она такая разрисованная вся, а серёжек-то – в ушах, в носу, в губах, чуть не на языке. А почему ты спросил?
   - Просто вспомнил того поляка, Анжея, - ответил Володя на её вопрос. – Он тоже так говорил.
   - Был там такой, - сказала мать. – Маленький, щуплый, тоже очень сильно разрисованный. И на нём были такие ботинки интересные – чёрные, с белым верхом. Светленький. И язычок у него острый, я тебе скажу. Там какие-то православные на нас набросились, он их так вышутил, что они тут же замолчали.
   - Да, не любит он эту публику, - согласно кивнул Володя. – При мне одной православной сказал, что она фашистка, что ей место в гробу, что вообще все они там не люди. Только что матом её не выругал.
   - Ну, это на него похоже, - сказала мать. – Он резко разговаривает, если ему кто-то не нравится. И чёрненькая эта, они все её Спайс называют...
   - А её ещё не называют Дэзи Бенсон? – спросил Володя.
   - Паша мне говорил, что это она, - подтвердила мать. – И там ещё была ведьма в тот раз, ну, точно твоя эта Нати – её, кстати, Наташей там называли. Она мексиканка, вроде бы.
   - Значит, точно она, - сказал Володя. – И ты тут сказала: «Они все называют». Кто они, эти «все»?
   - Какое-то «Чёрное Братство», - ответила мать. – А ещё там были какие-то «исследователи», они себя ведьмами называют. Вот, там, в Красноярке они и работают.
   - Так Наташа эта в городе живёт.
   - А ездит туда. Спайс эта тоже в городе живёт, она картины продаёт в салонах, - сказала мать. – Просто у них там были какие-то переговоры насчёт концертного зала, чтобы там что-то проводить.
   - Музыканты, что ли? – спросил Володя.
   - Ну, да, - сказала мать...
                <***>
   - Здравствуйте, Анжей, - Володя подошёл к низкорослому блондину.
   - И вам того же, пан Владимир. Всё-таки решили влезть в мою частную жизнь своей молитвенной практикой?
   - А вы откуда знаете?
   - Я же говорил, что я серьёзно с магией работаю, и голова у меня не только для ношения шапок на шее насажена, - Анжей опёрся спиной на стену, скрестил ноги. – Только вам могло прийти в голову устроить этот балаган, позвав друзей, чтобы пробить мою защиту. И Наташке вы тоже жить спокойно не давали. Зачем? Я же не лезу в вашу жизнь, она ведь не моя. А вы полезли. На хрен это надо? Всё равно ничего не выгорело.
   - Вы этим так гордитесь?
   - Вы гордитесь тем, что дышите и едите?
   - К чему этот вопрос?
   - Вы делаете то, что естественно, не испытывая по этому поводу гордости, так как это – норма. Я поступил так, как любой на моём месте поступил бы. И Натка тоже, - поляк встал у фонарного столба. – Я понимаю, что у вас это была бы профессиональная гордость: вот, братья и сёстры, какого я сатаниста к Иисусу привёл молитвой и словом божьим. Только мне это было на х** не нужно, понимаете? Вы уж простите великодушно за мат, но это более всего адекватно вашему поступку. Даже Лахудра Крашеная так себя по-хамски не ведёт, а она просто чмошница, она любит мешать жить нормально другим людям. Вас вот облаяла.
   - Кто?
   - Та, с красными волосами, вы тогда проповедовали в автобусе, мы с вами первый раз говорили.
   - Я вспомнил. А вы её знаете?
   - Знаю, - ответил Анжей. – Очень замечательно знаю. Работает где-то на Левобережье, инженер жилконторы, зовут Екатерина Васильевна. У меня на неё дома досье такое, что впору на расстрел вести. У вас же пастор в церкви Пикуляк, по-моему, верно?
   - Да, Пикуляк Ярослав Николаевич. А что?
   - Дамочка эта лет восемь или около того назад подписывалась под документом, чтобы власти запретили вашим строить церковь в Юннатском городке. То есть это было обращение «от имени народа», точнее, от паствы Светы Кузьменко и Валеры Мошнякова. Она и в пикете стояла в марте девяносто шестого.
   - Вы так хорошо это знаете?
   - Увы. Лучше бы не знать, но эти твари лезут во все щели и всем мешают жить. Впрочем, вы же считаете, что на удар по одной щеке надо подставить и другую, так что зря я вам это всё говорю.
   - А вы так не считаете? – спросил Володя. – Хотя у вас пластырь на брови – значит, подрались.
   - Пустяки, пан Владимир, это всего лишь Вуди Вудпеккер и Морон, - поляк отмахнулся. – Теперь они доказывают право «бонни» называться скинхедами в травматологии или реанимации.
   - «Вудпеккер» по-английски значит «дятел», если я не ошибаюсь?
   - Верно, пан Владимир. Как то, что «морон» - это «дебил», а «бонни» - это производная от «бонхеда» (то есть тупицы) – так называют нацистов, присваивающих себе гордое звание скинхеда. Я общался с английскими скинхедами, среди них были всякие люди – традиционисты, которые не расисты и вне политики, «красные», которые борются с фашизмом и буржуазией, «шарпы», которые просто считают, что фашистов надо мочить в сортире, а дальше политика не нужна. А фашисты – это фашисты, как бы они себя ни называли. Морон и Вудпеккер, как и прочие ублюдки, которые пытались меня избить – фашисты, и они в курсе, как я к ним отношусь. Спасибо друзьям и хорошо, что я не пацифист, где не надо: эти паршивые мрази сейчас радуются, что они выжили. Кстати, Вудпеккер и какие-то казачьи внуки три месяца назад пытались сорвать мне концерт, но охрана сработала на совесть.
   - А, кстати, я слышал, что опять готовится концерт ваш.
   - «Сорочье радио» не ошиблось, он будет на следующей неделе, в «Современнике», вопрос уже решённый. Я со своим составом, HEART OF GLASS, Малькольм, Ник с HARDLINERS. Билет будет стоить полтинник, по нынешним временам цена божеская. А что это вас потянуло на концерты «от дьявола»? Или Наташка так понравилась, что решили поехать туда для объяснений? Дерзайте, конечно, но сразу говорю, что поезд ушёл, Нати вас отвергнет с порога, даже не молитесь за эту встречу, - сказал Анжей. – У неё есть тот, кого она выбрала, так что поезд ушёл.
   - О чём вы?
   - Просто сказал, что зря пан к Нати клинья подбивает.
   - Я не подбиваю клиньев.
   - Ну-ну, хлопай ресницами и взлетай. Не может быть такого, чтобы человек трапапупы так яростно преследовал ведьму, которая ему ясно сказала, что он напрасно старается. Значит, «любов дефектива». Вы же не похожи на упрямого осла, пан Владимир, вам наверняка вряд ли сильно нужно «спасти» её из простого человеколюбия.
   - Я не прелюбодействую даже в сердце своём, это очень большой грех.
   - Ладно, врите дальше. Возможно, я ошибаюсь на ваш счёт, но всё же мне не очень верится, чтобы это было просто «из христианства».
   - Это было как раз из христианских побуждений. И в этом деле меня поддержали братья и сёстры из нашей церкви.
   - Но ведь не получилось же.
   - Я слишком понадеялся на себя, забыв, что людей свыше рождает бог.
   - Что ж, не буду с вами спорить, - сказал поляк. – Вы ведь хотите верить в то, что христианин не может проиграть магу. Ваше право.
   - Христианин стоит на стороне того, кто победит, маг же сотрудничает с дьяволом, чьи дни сочтены. Советую вам помнить это и быстрее идти в церковь, прося Иисуса стать вашим спасителем.
   - Я не сказал, что разрешаю мне советовать что-то, пан Крамбамбула. Я сказал, что ваша вера – ваше право. А моё право – иметь свои убеждения и слать на хрен всех «доброжелателей». Извините меня за излишнюю резкость, но это именно так.
   - Мне очень жаль, - сказал Володя. – Я даже не буду спрашивать у вас, могу ли я за вас молиться – и так вижу, что вы этого не хотите.
   - А в прошлый раз глазки не работали? Я же ясно вам сказал, что я этого не хочу. Ладно, извините, но мне придётся прекратить наш разговор – надо позвонить.
   - Хорошо, но я ещё кое-что хотел с вами обсудить, - сказал Володя.
   - Миссионерскую деятельность рекомендую свернуть сразу – буду очень обидно хамить, - ответил сатанист. – Об остальном поговорю. Но не сейчас, - он достал мобильный телефон и набрал на нём какой-то номер. – Так, Моссман, где ты, где?.. – сказал он, ожидая ответа. – Ага, прорезалась. Алло. Приветствую тебя, о прекрасный и мудрый отрок. Я не из домоуправления, я из этого сосуда. Вот, очень хорошо, что ты меня узнал. Руслан, будь так добр, пригласи Алсу к телефону. Жаль. Тогда вот что. Как только она закончит водные процедуры, скажи ей, что звонил Водецкий и хотел узнать, чего она меня вызванивала с утра. Я сейчас буду в «Сибирке», у меня там большой разговор с Фуксом. Но пусть она звонит, времени вагон, связь хорошая. Дзенькую пана. До свидания. Привет супруге и потомству, - и обратился к Владимиру. – Прошу извинить меня, но сегодня у меня деловой разговор, так что отложим наш диспут до лучших времён.
   - Я не по поводу Иисуса, - сказал Володя. – И вашему деловому разговору я не помешаю.
   - Хорошо, - хмыкнул поляк. – Но должен вас предупредить, что больше стакана чая с парой конфет вам предложить не смогу. Я договаривался с Фуксом, так что сами понимаете...
   - У меня есть деньги, - успокоил Володя.
   - Ладно, - Анжей усмехнулся. – Но советую вам настоятельно не лезть со своими разговорами к Фуксу – он этого не любит.
   Они пошли в кофейню «Сибирский Провиант», где их радушно встретила загорелая брюнетка в аккуратном костюме с бейджем, на котором значилось имя Нина. Чуть позже за их столиком оказался блондин в светлой рубашке, голубых джинсах и тёмно-синих кедах «Converse». Он представился, как Фукс. Володя отметил, что прозвище ему очень подходило – в симпатичном, немного женственном лице Фукса (а Володя учил в школе немецкий и знал, что Fuchs по-немецки будет «лиса») действительно были какие-то лисьи черты. Нина с дежурной вежливостью положила на стол меню для Фукса, и тот сдержанно поблагодарил.
   - Начну с того, за что должен извиниться, - Анжей протянул Фуксу струны для бас-гитары. – Обещал принести неделю назад.
   - Я знаю, что у тебя были проблемы, - ответил Фукс, - так что можешь не извиняться. Я по другому поводу и ненадолго.
   - Слушаю тебя.
   - Пончик сказал, что всё будет с заездом в его родной Шверин, если я правильно понял.
   - Да. Всё, как договаривались. Вы на «разогреве», немцы ведут. Болтун сказал, что барабаны везти незачем, а флаги разместят, как обычно. Рис для нас со Скелетоном гарантирован.
   - Что-нибудь выбрали? – Нина уже стояла, держа наготове блокнот.
   - Чашку кофе по-венски и греческий салат, - сказал Фукс.
   Анжей заказал салат, закуску «Охотничью» и чай «Екатерина Великая». Володя, который здесь был в первый раз, не знал, что выбрать, и поляк сказал:
   - Нина, юноша тут первый раз, так что придётся вам ему помочь.
   - Конечно, - Нина подошла к Володе и начала: - Вы какое мясо предпочитаете?
   - Не знаю, - замялся Володя.
   - Мой совет пану, - сказал поляк, - возьмите свинину «Провиант», если у вас нет по этому поводу ограничений.
   - Да, свинину «Провиант», салат греческий и чай «Екатерина Великая».
   - Чай сразу или попозже?
   - Попозже.
   - К свинине какой гарнир возьмёте?
   - Рис.
   - Хорошо. Что-нибудь к чаю возьмёте?
   - А что у вас есть?
   - Тут очень хорошие торты, - подал голос Фукс. – Если их не расхватали.
   - Пойдёмте, я вам покажу, что у нас есть, - предложила Нина. Володя пошёл за ней, и официантка начала расписывать имеющийся ассортимент. Остановившись на шоколадном торте, Володя вернулся за стол.
   - Итак, Владимир, - сказал Анжей, - я сейчас немного пообщаюсь с Фуксом, а немного позже вы можете задать мне свои вопросы, раз уж собирались.
                <***>
   - Итак, - поляк размотал салфетку и взял булочку, - вы не обращайте внимания, что я тут занимаюсь блюдом – я вас слушаю со всем вниманием. Имейте в виду, вопросы из личной сферы я могу оставить без ответа. В вашем случае – очень и очень часто. Но вы говорите, я – ваш слушатель.
   - Откуда вы знаете Алсу?
   - Я так понимаю, что вы имеете в виду Сафину? Скажу вам прямо, мы – не закадычные друзья, и её певческая карьера мне не очень нравится. Меня она интересует, как художница (а это она умеет делать неплохо). И звонил я не ей, а её тёзке.
   - А Руслан?
   - Муж.
   - А зачем она вам звонила?
   - Если я не путаю чего, то это по поводу визита на её рабочее место по случаю прохождения ФГС.
   - А что это?
   - Фиброгастроскопия. Мне просто положено в силу обстоятельств, которые вам знать незачем, проходить это в рамках медосмотра. Вам никогда не совали в желудок эндоскоп?
   - Нет. А она врач?
   - Совершенно верно, - ответил сатанист. – Извините, телефон, - он взял мобильник и посмотрел на экран. – Ясно. Алло, Водецкий на проводе. А, это вы, Алсу Ибрагимовна? Да, я звонил. Вы тут с утра хотели со мной о чём-то побеседовать? Понял вас. Послезавтра вас устроит? Великолепно. Буду пренепременно. До свидания.
   - Договорились о приёме?
   - Она меня вызвала. Теперь надо дожить до завтрашнего вечера и с утра на голодный желудок в кабинет к доктору. Плановая проверка, я её раз в год прохожу.
   - А, тогда понятно. Я просто спросил. Мне другое интересно, - сказал Володя. – Вы ведь часто концерты проводите?
   - Как получается. А что?
   - А эта поездка в Германию?
   - Это надо ребятам из группы. Я сыграю со своим составом, где получится. Но в первую очередь это для SKELETON SKELETRON, я их продюсирую и работаю с ними в роли шоумена. И когда RAMMSTEIN предлагают выезд на «разогреве» по нескольким городам Германии, то это как раз тот случай, когда я поеду без вопросов. Но это долгая песня, надо оформить бумаги, да и свои концерты в числе трёх штук провести надо. Так что Германия – это перспективные планы, если разобраться. И всё же, почему вас так заинтересовали мои мероприятия, вы ведь не ходите на такие концерты, по-моему?
   - Иногда хожу с друзьями, если получается.
   - Предупреждаю, что у нас плохие отношения со всеми миссионерами.
   - Я и не собирался проповедовать. Я просто хочу посмотреть на то, что мне рассказывали некоторые братья и сёстры – они могли говорить со своей точки зрения, им это не нравится принципиально и категорически.
   - Из-за того, что мы – оккультисты?
   - Это не единственная причина. Многие не жалуют такую внешность, музыка тоже вот. Я хочу увидеть это всё сам и понять. Просто назрела такая необходимость. Не знаю, как вам объяснить. 
   - Незачем, Владимир. Вы просто запутались. В следующую субботу будет концерт – приходите и смотрите. Но предупреждаю, что HEART OF GLASS – ведьмы, так что вы там потише на них бочку катите. Будут ещё два концерта, но вряд ли вы рискнёте посещать «вертепы разврата», как ваши некоторые единоверцы называют ночные клубы.
   - Это организует «Чёрное Братство»?
   - Нет, это моё агентство, оно называется «Music & Drive Association», сокращённо – «MDA». «Чёрное Братство» - это другая история, и если кто-то из его членов готов помочь нам в проведении концерта, я буду рад. То же самое касается и «Исследователей». Нет, эти люди будут на концерте, но организую это всё я лично.
   - А Дэзи Бенсон?
   - Она же Бэби Спайс? – Анжей рассмеялся. – Если там участвуют HEART OF GLASS, то без Спайс они не обойдутся, ибо кто-то должен играть на барабанах, что она умеет делать. А что она вам?
   - Про неё такие вещи рассказывают...
   - Догадываюсь, - сказал поляк. – Богохульство, татуировок тьма – живого места нет, - вашего брата не любит сильно.
   - Один из наших братьев говорил с ней о господе, и она его ударила по руке.
   - Не любит Спайсушка фамильярности, знаю, - ответил на это сатанист. – Он ведь наверняка лапки к ней протянул?
   - Да, он пытался повергнуть на неё духа святого, - согласился Володя.
   - За сие и получил. А просто трепался бы, так и не получал бы по рукам. Я за это тоже могу врезать больно. Вам это не нравится?
   - Значит, Паша правду говорил?
   - Полуправду. Он не сказал, что ему от Спайс досталось за излишнюю фамильярность, да и наверняка преувеличил до выбитой скулы. Я помню один спор у Тарских Ворот, когда он там наехал на Лори, там ещё был некий Ёва, который якобы знает ответы на все вопросы. Там они вели себя по-хамски. Да, мы с Ником и Зорбой вели себя не слишком галантно, Нати тоже много чего сказала, но это не идёт ни в какое сравнение с вашими собратьями по вере, которые могли бы не лезть никуда, а влезли в разговор, который их не касается, да и Лори их пальцем не трогала – не в её привычках так делать. Это вполне логично с его стороны – лезть туда, куда его не просят, как только ведьма начинает объяснять – замечу, на нейтральной территории, - что есть ведовство. Это и есть истина. Лори спросили по-нормальному (люди хотят знать, брешут им попы «раховы» или нет), она стала объяснять, что к чему. Тут влезают два типа, которые начинают «затыкать» Лори. И один из них ведёт себя, как трамвайный хам, а второй подвякивает, иногда тоже срываясь на хамство калибром мельче. Не спорю, я тоже не пай-мальчик, но если ситуация такова, что хамство неуместно, я веду себя по-людски. Вот в чём дело, пан Владимир. Лахудре тоже досталось «по чайнику» отнюдь не за то, что она исповедует греко-ортодоксию – это не есть демократия и уважение прав других, - а за то, что она считает себя вправе бросаться в людей оскорблениями, называя их мошенниками или мастерами промывки мозгов. Ведь отъём квартиры – это уголовное преступление, и если для неё презумпцию невиновности по части похищений людей и шантажа никто не отменял, то и для вас насчёт отъёма имущества граждан тоже, и для меня по части набития морды великороссам ни за что она есть. В принципе, почти так же мыслят Нати, Спайс, да и все, кто работает с нами.
   - Хорошо, я понял это, - сказал Володя. – Но вы так и не ответили на вопрос о «Чёрном Братстве».
   - Скажу вам только то, что я состою в нём. Остальное вам знать незачем, так как ваша позиция относительно нас, занимающихся магией, резко отрицательная, и вы не желаете принимать, как есть, того, что мы такие – в силу ваших представлений о мире и вашей концепции «спасения от греха». Вам незачем это знать, а если вы пересмотрите свою позицию по этому вопросу, вас либо будут обмаливать неделю безвылазно, либо кто-нибудь возденет руку и скажет, что вам в Барашке делать больше нечего.
   - Почему вы так считаете?
   - Это основано на фактах, пан Владимир. Я видел, как ваши единоверцы себя ведут с «отступниками» и «сатанинскими обольстителями». И многие мои друзья с этим столкнулись, так что я не буду усложнять вам жизнь. Вы сделали выбор, и не моё дело, правильный он или нет. Пока вы не лезете в мою частную жизнь, а также в частную жизнь моих родных и близких, не желающих иметь с вами дело. Это всё. Тема закрыта.
   - Ладно. А Спайс, как вы её называете?
   - Это её частная жизнь, и я не вправе задевать этот вопрос.
   - Хорошо, не буду, - Володя  наполовину разобрался со свининой и чаем. – Вы правы, я действительно неправильно поступил, наверное. Нельзя лезть и совать это насильно: бог дал человеку свободный выбор, и когда надо, он сам всё делает. А я сунулся со своим личным чувством.
   - Благими намерениями, пан Владимир, вымощена дорога в ад, - вдруг усмехнулся сатанист. – Я рад, что вы поняли, чего не стоило делать по отношению к нам. Заметьте, что я ни слова не сказал против «говорения языками», хотя мог бы высказаться по этому поводу, и у меня есть аргументы, которые вы будете здесь с пеной у рта опровергать, а на досуге поймёте, что я был прав. Но я уважаю право человека на миф или его отсутствие, и пусть ваше понимание останется при вас. Главное, чтобы вы в той же степени уважали моё право на мировоззрение.
   - А что за аргументы у вас против говорения языками?
   - Это тема огромного разговора, и у меня не настолько много времени, чтобы рассказывать вам ещё и это. Как-нибудь в другой раз, - поляк принял с барной стойки чашки с кофе, а Нина принесла торты. – Спасибо, Нина. И, пожалуйста, сколько я вам должен, посчитайте.
   - Хорошо, - официантка направилась к столу у одного из окон. Володя взял сахарницу и насыпал сахар в кофе.
   - И всё же жаль, что вы так отвергаете Иисуса, - сказал он. – Даже если у вас есть что-то против дара иных языков, то это лишь проявление духа, а Иисус спасает.
   - И на этот счёт я вам уже сказал при первой нашей встрече, что думаю. Вы должны бы и запомнить это.
   - А, я совсем забыл, что вы считаете, что Мессия ещё не пришёл – вы ведь хотели стать раввином.
   - Хорошо, что вы это помните. Так что простите великодушно, но песенку ангельских устриц я вам не спою, так как наш учёный диспут «О башмаках, о сургуче, капусте, королях» закруглился естественным путём.
   - Но я ни слова не говорил о башмаках,  не совсем понимаю, при чём здесь сургуч, а капуста и короли тут вообще не упоминались.
   - Ваш более удачливый коллега, то есть морж, об этом говорить тоже не собирался. Он просто съел всех устриц. Вам съесть меня, фигурально выражаясь, тоже не удалось.
   - При чём здесь морж и устрицы?
   - Вы слишком похожи на моржа, а меня наивно представили устрицей из стихов, которые близнецы Твидлдам и Твидлди читали небезызвестной Алисе. Впрочем, извините, я совсем забыл, что вы читаете только произведения на библейскую тематику и собственно Библию. Как и большинство ваших единоверцев. А Льюис Кэрролл как-то в эту программу не входит.
   - Вы имеете в виду «Алису в Стране Чудес»?
   - Не так уж вы наивны, пан Владимир. Поняли меня, хоть и с трудом.
   - Но я не знаю никаких Твидлдама и Твидлди, если это не очередная хула на духа святого, - сказал Володя. – Кстати, это очень большой грех, ибо Иисус сказал: «Всякий грех и хула простятся человекам; а хула на Духа не простится человекам; если же кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сём веке, ни в будущем».
   - Ну, дорогой друг, вы и мнительный человек, - рассмеялся Анжей. – Не простили-таки мне «крамбамбулу», а? Вы их знаете, только наверняка называете по русскому переводу – Труляля и Траляля. Кстати, наверняка у вас с ними есть родство – такие же мелочные и вздорные: ругались из-за старой погремушки, которая была «новенькая и хорошенькая».
   - Вот, счёт, - Нина положила перед поляком чек. Тот выгреб из кармана деньги и положил на стойку бара вместе с чеком.
   - Должно быть ровно, но вы на всякий случай пересчитайте.
   - Хорошо, - сказал бармен и стал пересчитывать выложенные деньги. – Всё точно.
   - В таком случае, пан Михаил, спасибо за обслуживание, - сказал сатанист. – С удовольствием посидел бы дольше, но жена просила вовремя явиться домой и не забыть купить кошачий корм.
   - До свидания, - сказал Михаил. Володя попрощался с поляком и постепенно завершил свой ужин, расплатился с Ниной и вышел, заметив, как Анжей вывел на дорогу свой мотоцикл и толкнул педаль стартёра.
   - Господи, помоги мне не войти в искушение на концерте, - сказал Володя, уже направляясь на остановку...
                <***>
   Досуговый центр «Современник» находился точно напротив Хитрого рынка, хоть и стоял к нему боком. Оксана, та студентка, которую Володя привёл к Иисусу, знала туда дорогу, так как её старшие брат и сестра работали в украинском центре «Серый клин», квартировавшем как раз в «Современнике». Именно поэтому она была в курсе того, что там устраивают концерт. Не очень хорошо было только то, что с Володей напросилась идти Катя, которая могла всё испортить своими манерами.
   На входе Володя увидел старую знакомую – Нати разговаривала с какой-то шатенкой в клетчатой рубашке и синих джинсах. Та опиралась спиной на стену «Современника». Судя по всему, Нати знала шатенку очень давно. Разговор касался привезённого брезента и выделения гримёрки группам. Вероятно, брезент должны были постелить на пол, чтобы не пачкать ноги, пока Нати будут красить ногти и доводить до ума макияж. Из дверей показалась полная брюнетка в чёрном платье и тёмно-коричневых сандалиях – на указательном пальце ноги поблёскивало колечко. Она подошла и сказала Нати и её собеседнице, что всё готово. Что – Володя пока не знал, но вполне могло быть, что брезент в гримёрке уже постелили. Вся троица удалилась во Дворец Культуры. Володя пошёл туда же, но не за ними – опасался того, что Нати устроит ему «разбор полётов» и ещё, чего доброго, обвинит в том же, в чём обвинил его Анжей, - а просто для того, чтобы узнать, как купить билеты. Оксана и Катя двинулись вслед за Володей. Тот на всякий случай предупредил Катю, что пока лучше помолчать – мало ли, как её речи воспримут организаторы концерта. И вообще, сначала нужно было купить билеты.
   С этим проблем не возникло – билеты на концерт продавались за столом, установленным у лестницы на второй этаж. Пока торговля не открылась, но в дискотечный зал заходить не рекомендовали: во время саундчека Анжей и Марго (звукооператор, как пояснил бойкий брюнет в джинсах и белой футболке, который стоял около стола) очень основательно ругались, если в зале были посторонние. То есть там были только те, кто настраивался перед выступлением.
   - А, это вы, мой юный друг? – рядом возник Анжей, одетый в чёрные брюки и белую рубашку – его щегольские ботинки (чёрные с белым верхом, как в старом кино) идеально к этому подходили. – Билеты будут минут через двадцать... И панна Екатерина здесь. Что, решили сказать веское слово против колдовства?
   - А ты, брат, до сих пор так и не покаялся?
   - Брат твой – тамбовский волк, Трабаданда, - огрызнулся поляк. – Или пан Владимир, если он волков не боится.
   - Анжей, тут на входе какие-то люди собираются, там среди них казаки и та женщина, с которой вы в автобусе спорили, - сказал Володя.
   - Спасибо, что сообщили, - сухо ответил Анжей. – Ладно, вы извините, но я побежал – звук настрою, а заодно и Кронштейну скажу, чтобы был в курсе, что может быть работа.
   Он убежал в зал. Володя, Оксана и Катя пошли в буфет, чтобы купить там печенье и выпить по чашке чая. В буфете они столкнулись с низкорослой брюнеткой в коротком синем платье и туфлях того же цвета с открытым задником, выглядящих вполне уместно. На теле брюнетки, казалось, не было живого места – так были покрыты татуировками её руки и ноги. Уши и лицо были увешаны серёжками – нос, губы, бровь... Володя чуть не уронил чашку с чаем, когда увидел её. А брюнетка спокойно стояла там и попивала чай с булочкой. Катя как-то отодвинулась от экзотичной соседки, а Оксана, как самая смелая, подошла к низкорослой и попыталась завести разговор.
   - Извините, можно узнать, как вас зовут? – спросила она.
   - Положим, Тоня, - ответила брюнетка. Володя посмотрел на Катю, которая чуть в ужасе не сжалась. – Я так понимаю, что вы хотите узнать, было ли мне больно всё это делать, так?
   - Ну, если честно, то да.
   - Ни капли. Немного некомфортно было иногда, но это в таких местах, как живот, спина, где обычно больно. Ну, я боль гасить умею, так что проблем не было. И потом, машинка же быстро узор наносит. А проколы делаются под местным обезболиванием. Дорогое удовольствие, но лучше так, чем иголкой в мыло, да и заразиться сложнее.
   - А вы просто на концерт пришли или где-то играете?
   - Барабаню в паре групп, а что?
   - Просто было интересно, - ответила Оксана. – А то, что вот эта вот звезда, это связано с колдовством?
   - У вас нашатырный спирт под рукой?
   - Нет, а зачем он вам?
   - Не мне, а вашей знакомой, - брюнетка усмехнулась. – Она в обморок рухнет, если увидит, как вы со мной разговариваете. Но на ваш вопрос я отвечу. Я на самом деле ведьма, если вам уж так интересно.
   - Оксана, - Катя действительно не выдержала, - не слушай её, она и есть Дэзи Бенсон, которая Пашу ударила.
   - Ага, острый хук в солнечное сплетение и апперкот, как у Константина Цзю, - Тоня засмеялась. – Ему просто по руке досталось, чтобы не лапал – я не люблю таких шуток. А он раздул до того, что я его чуть не убила. Делать  мне больше нечего, как дебилов избивать. А эта девочка тоже себя вести не умеет, по-моему. Что не по ней – такие искры мечет, что я удивляюсь, как не превратилась в кучку пепла ещё в Чернолучье. Ладно, вы извините, что я ваших больно пинаю – просто начинается тут «не пойми что». Кстати, меня Дэзи Бенсон давно никто не называет.
   - Зря шутишь, сестра, - проговорила Катя. – Ты вот сейчас смеёшься, всё у тебя так хорошо, выглядишь так замечательно, а вот начнётся суд божий (и скоро начнётся, скажу тебе) – и тебе захочется, чтобы тебя горы и скалы накрыли, и бог не видел. И Паша помочь тебе хотел, а ты в штыки это восприняла.
   - Спайс! – шатенка, с которой говорила у входа Нати, подошла к буфету. – Я не против того, чтобы ты вела тут философские диспуты, но... В общем, быстрее допивай чай и иди в гримёрку, все уже там. Народ, вы уж меня извините, но мне Спайс нужна срочно, да и барабанить ей сегодня в двух командах, как минимум.
   - Иду, - ответила брюнетка. – Друзья мои, вы уж простите мне мою некоторую невежливость, но я убегаю – работа. Христос никого не спасает, – засмеялась она и показала пробитый штырём с шариком язык. Володя проговорил какую-то молитву вслед Спайс. После чего допил чай и пошёл в очередь за билетами (Оксана и Катя просто шатались по холлу и всё там рассматривали). Мимо него прошёл какой-то рослый парень с курчавыми, коротко подстриженными волосами, одетый в чёрные джинсы и футболку с нарисованной на ней пентаграммой и готическими буквами «MDA» - видимо, один из устроителей концерта. Он встретился взглядом с Марго и сказал ей, что на улице всё в порядке, а «блондины» (видимо, те, чьё присутствие на концерте было для организаторов нежелательным) уже получили «фитиль» от милиции, но пока никуда не ушли.
   Постепенно очередь из неформалов и просто интересующихся людей (среди которых Володя заметил с десяток, если не больше, девушек в ярких костюмах, а рядом с ними – парней, одетых не менее броско, хотя на неформалов они были похожи не слишком сильно) рассосалась. Дверь дискотечного зала открылась, и народ начал заходить внутрь.
   Сцена была оформлена не слишком вызывающе – только два полотнища на заднем плане: чёрное, на котором красовалась эмблема MDA, и красно-белое, в вертикальную полоску, в центре которого виднелся направленный вершиной вниз треугольник (Володя видел у Анжея такую татуировку на левом запястье). Барабаны, пара синтезаторов и гитарные стойки со стоящими на них инструментами – вот и всё оформление. Ну, ещё колонки и провода.
   К микрофону на переднем крае вышла шатенка, здорово похожая на Нати, но немного моложе. Она поприветствовала всех и поблагодарила тех, кто не побоялся помочь в проведении акции их концертному агентству. И под одобрительные крики публики было объявлено выступление первого исполнителя. Им оказалась группа СПИРАЛЬ БРУНО – взрослые мужики в костюмах той эпохи, когда царствовала Перестройка, и все слушали «металл». Музыка была под стать внешности, но в этом не было ничего особо страшного, да и интересного тоже.
                <***>
   «И что интересного люди находят в гвалте и ругани матом?» - думал Володя, слушая поочерёдно сменяющих друг друга участников концерта. Он считал себя человеком достаточно демократичным в плане слушаемой музыки, но эти две составляющие ему были немного не по душе. Хотя играть эти люди, наверное, умели неплохо. Позиция HARDLINERS и Малькольма ему показалась уж чересчур резкой, да и не очень хорошие высказывания об Иисусе тоже не понравились. Рыжий гитарист Ник пел не очень – это, скорее, походило на крик (хотя, наверное, он просто не мог спокойно смотреть на всю эту несправедливость, которую желал уничтожить). Малькольм и его спутница, отдалённо похожая на Лику Стар, были ещё злее и откровеннее. «Ну, что вам всем стоит покаяться и принять Иисуса господом? – мелькнула мысль в голове Володи. – Жить было бы проще, да и злоба ничего не даст кроме новой злобы и агрессии. И ведь не приемлет господь такого отношения к своим созданиям». Но он понимал, что даже после концерта сможет только помолиться за них, чтобы они пришли к богу – первая же попытка говорить с ними об Иисусе наткнётся на грубость. Оксана, правда, спокойно всё это воспринимала, а на его реплику относительно того, что это не совсем правильно, сказала, что это нормально сейчас, и молодёжь это только приветствует. Володя хотел возразить неопытной сестре, но музыка не дала бы это сделать. Одна Катя не желала с этим мириться и между музыкой пыталась кричать о господе. Её не подняли на смех, но в целом её крики были «гласом вопиющего в пустыне».
   DEAD WHITE IDIOTS, то есть Спайс, Анжей, Ник и одноглазый блондин-левша в полосатой водолазке и синих джинсах, продолжили «святое» дело предыдущих групп, играя более мелодично, даже с неплохим голосом (Анжей, конечно же), но вот тексты были такие, что просто ужас. Володе было проще, чем Кате и Оксане – те не общались с поляком так плотно, - но и он не очень радовался такой позиции. Панки же были рады всему этому безобразию и по-своему поддерживали Анжея. Но и их выступление кончилось, а после небольшого перерыва на сет ди-джея Марса Мария (конферансье) объявила выступление HEART OF GLASS.
   И они вышли – шесть человек в ярких нарядах, женщины (две трети группы) ярко накрашены, мужчины (Анжей и одноглазый) одеты не менее ярко и удачно. Володя не предполагал, что ведьмы должны обязательно выйти на сцену в чёрных плащах и остроконечных шляпах, но он думал, что это будет выглядеть более мрачно. И ещё он сразу же отметил, что вся женская часть группы (клавишница-блондинка в белой блузке и чёрных штанах, гитаристка в пёстрой рубашке и джинсах-клёш, Нати в красном топе и такого же цвета расклешённых штанах) была босиком, а ногти на ногах были накрашены практически безупречно.
   Володя ждал чего-то мрачного и злого, но этого не последовало – вполне танцевальная, хотя достаточно энергичная музыка, местами, подбитая тяжёлыми гитарами. Тексты были на английском и испанском, которые Володя практически не знал, так что об их содержании судить было сложно. Голоса у поющих были шикарные – Нати выделялась своим низковатым голосом в сочетании с характерной латиноамериканской манерой пения. Ярко одетые люди танцевали у переднего края сцены, поддерживая группу. В промежутках между песнями Нати поясняла, о чём они, и из этого было ясно, что HEART OF GLASS действительно увлечены колдовством и не могут простить инквизиции её костров, но для них не является пустым звуком и любовь. Кстати, мексиканка даже обняла в зале одного зрителя, одетого в чёрную, в узкую белую полоску, рубашку, военный берет, простые чёрные брюки и ботинки. У того человека были висячие усы и короткая стрижка, а лицо Володе показалось немного знакомым – когда-то давно он, возможно, видел этого человека в церкви, хотя тогда он выглядел иначе: булавки, рваные джинсы, пиратская косынка и богохульные надписи. Потом тот парень куда-то пропал, и кто-то из братьев из церкви «Навигаторов» говорил, что он вообще перестал ходить в церкви, занявшись музыкой. Если это был тот, о ком он подумал, а не похожий на него человек.
   Катя всё пыталась противостоять дьяволу, хотя Володя поймал себя на греховной мысли, что смотрелась она, честно говоря, смешно со своими потугами. С другой стороны, она ведь не имела в душе настоящего мира, раз пыталась настойчиво доказывать всем то, что живёт по Слову Божьему. Тут Володя даже был готов согласиться с теми, кто говорил, что это – работа на зрителя (и не имеет значения, что это бог). Ведь мать Кати, что Володя прекрасно видел, жила по Слову Божьему, даже не говоря языками, она на самом деле служила богу, и ей не надо было никому ничего доказывать, а те, кто в это не верят, и не поверят. Что же до ведьм (если то, что они ведьмы, не придумывают), то они даже бровью не повели на это, закончив выступление с тем же спокойствием, с которым вышли на сцену. Наташа послала в зал несколько воздушных поцелуев, и всё закончилось.
   Все двинулись к выходу. Только Володя пошёл в сторону гримёрки, куда направились парень с висячими усами и Наташа. Ведьма сначала повисла у него на шее, а потом слегка прикусила палец на руке.
   - Нати, я хотел с вами поговорить, - крикнул Володя.
   - Секунду, - Нати временно оставила в покое усатого и повернулась к Володе. – Что вам нужно?
   - Я хотел кое-что спросить.
   - Только быстро, а то я сейчас бегу переодеваться.
   - Те песни, которые вы пели – ваши?
   - Большая часть наша, четыре вещи – BLONDIE, а что?
   - Вы сильно выделились сегодня.
   - Это чем?
   - Так мелодично, и голоса хорошо подобраны.
   - Спасибо, я не ожидала, что на вас это произведёт такое впечатление. Вы извините, но я сейчас не могу, подождите на улице – мы сейчас выйдем. Анжей, - крикнула она в гримёрку, - я тебе сегодня не нужна?
   - Нет, - ответил поляк. – Так что счастливо вам обоим провести вечер. Да, кстати, тут были салфетки влажные – ноги оботри, чтобы с пыльными по народу не прыгать.
   - А остальные что?
   - Ждут тебя – у них уже всё.
   Ведьма нырнула в гримёрку, слегка потянув за собой своего спутника.
   - Есть разговор, - сказала она. Володя ещё раз прокрутил в памяти то, что было связано с панком, ходившим в церковь лет двенадцать назад. Нет, определённо спутник Нати и был тем панком.
   - Что вам здесь нужно? – вежливо, но строго спросил курчавый.
   - А вы – охранник? – спросил Володя. – Просто я жду Нати, она сказала подождать её.
   - Насколько я тут слышал, сказано было, чтобы вы ждали на улице. Попрошу вас выйти – нам надо освобождать помещение.
   - Извините, - Володя пошёл на выход. «Хорошо, что я сдержал ненужные обращения», - подумал он: назови он курчавого братом, ещё выслушал бы что-нибудь нелестное.
   - Это кто? – спросила Катя.
   - Наверное, охранник, - сказал Володя. – Мы тут помешали.
   - Чем? – спросила Катя. – Тем, что мы во Христе?
   - Катя, ну, он же сказал, они освобождают помещение, - вставилась Оксана. – Аппаратуру выносят, наверное. Коридор-то не такой широкий, чтобы все уместились.
   - Ну, да, - согласился Володя. – Я помогал братьям носить колонки, когда мы службу вели в районе – надо было сначала всё привезти, а потом увезти обратно к нам. Тяжело, между прочим, и они ведь громоздкие, так что этот брат прав, что мы им мешаем.
   Словно в подтверждение его слов несколько человек вытащили из зала часть аппаратуры, а музыканты потянулись к выходу с инструментами. Вся троица вышла на улицу, освободив место для выноса аппаратуры. А на улице Володя увидел нескольких казаков с медалями и каких-то людей вполне обычного вида, среди которых стояла, держа транспарант с требованием не оскорблять Россию и русских людей, Екатерина Васильевна. В толпе Володя заметил отца Александра – священника из ОмГУ, который курировал «Центр Георгия Победоносца», известный своим неприязненным отношением к тем, кто не исповедовал православие. Славящих Иисуса иными языками эти люди ненавидели, и обидные прозвища, которые использовал в адрес «Церкви Христа» и её прихожан Анжей – вроде Крамбамбулы, - смотрелись по сравнению с их риторикой куда более безобидно. Кстати, вышедшие на улицу Анжей и Нати неодобрительно посмотрели на демонстрацию, которую уговаривали свернуть деятельность три милиционера.
   - Страна нуждается в героях – п***а рождает дураков, - резко сказал поляк. Катя посмотрела на него, как солдат на вошь. – А ты, девочка, не злись, я не про тебя, а про этих дебилов с транспарантами. Если ты им попадёшься, они тебя порвут, как Тузик тряпку и гавкнут при этом. Не молиться за них надо, а выжигать их калёным железом, чтобы последний белый козёл сдох со своей поганой Россией, и чтобы не было их вонючей расы, а было единое человечество.
   - А разве Иисус Христос не может в этом помочь? – спросила Оксана.
   - Лапочка моя, а разве не их немецкие собратья писали на всём, чём только можно, «С нами бог»? – ехидно спросил Анжей. – Вы говорите, что церковь – это «тело Христово», а они возвели это в принцип Фасции, которую сделал символом Бенито Муссолини. И его методики во многом использовал их папа духовный Константин Владимирович Родзаевский.
   - Глава Русского Фашистского Союза, - пояснил усатый, который показался Володе знакомым. – Расстрелян ЧК за антисоветскую деятельность.
   - Я позволю себе уточнить, пан Даркфорс, - сказал поляк. – Родзаевский был расстрелян в 1946 году по приговору суда, и тогда это был кающийся персонаж. Эти уроды не слишком сильно на него ориентируются – свои герои есть. Но общие принципы заложил именно он.
   - Саня, - сказала Нати своему спутнику, - ладно, поехали ко мне, у нас с тобой есть масса неоконченных дел, и ты давно ко мне не приезжал. Ребята, - она обернулась к Володе, Кате и Оксане, - вы уж извините, но мне пора домой. Поговорим как-нибудь в другой раз.
   - Брат, - сказала Катя, когда эта пара направилась по Ипподромной в сторону улицы Богдана Хмельницкого, - этот человек, который с ней... Он сатанист. Он очень сильно богохульствовал, когда приходил в нашу церковь.
   - Но он же ничего тебе не сделал, - сказала Оксана.
   - Сатанист, который ушёл из церкви с озлобленным сердцем, и примкнул к колдунам, вряд ли тянется к Иисусу, - сказала Катя. – Эти люди – колдуны, они этого не скрывают.
   - Они тоже люди, - сказал Володя. – Иисус Христос страдал на кресте и за них. Ты сама, между прочим, говорила, что за них нужно молиться, чтобы они познали господа.
   - Но не сообщаться с ними, - сказала Катя.
   - Ну, Екатерина Опанасенко с годами не меняется, - сказала гитаристка HEART OF GLASS, вышедшая из «Современника». – Как говорил Анжей Водецкий, Брюс Уиллис и Мила Йовович могут спокойно сниматься в кино – мир спасать нет нужды. И не будет ещё очень долго.
   - Ну, а вас-то как зовут? – спросила Оксана.
   - Для вас я Таня Флауэр Пауэр, - ответила ведьма.
   - Оксана, - сказала Оксана.
   - Володя, - Володя протянул руку. Флауэр Пауэр пожала её, но достаточно сухо, как-то формально, словно из вежливости.
   - А почему вас так странно называют? – спросила Оксана.
   - «Flower Power» с английского переводится, как «Власть Цветов», - пояснила Таня. – Это девиз хиппи. Я же в юности хиппи была. Теперь мне более интересна Викка.
   - Что? – спросила Катя.
   - Ведовство, - ответила Флауэр Пауэр. – Я ведьма. А что такого? У вас к нам какие-то претензии?
   - Но вы же отвергаете бога, - начала Катя.
   - Это вы себе придумали, - спокойно сказала её спутница, мелированная блондинка в белой блузке и синих джинсах. – Извините, конечно, за резковатый тон, но вы сочиняете что-то.
   - А ваше имя можно узнать? – спросил Володя.
   - Вы можете называть меня Шакирой, - ответила блондинка. – Меня так все называют.
                <***>
   - Да знаю я вашу манеру, - сказала на это Катя. – То придумаете себе имя позаковыристее, то назовётесь, чтобы походило на звезду какую-нибудь или на литературного героя – лишь бы за вас не молились.
   - Милая моя, - рассмеялась Шакира, - я сама себя так не называла. И маме с папой это имя было неизвестно. Я и сама не помню, как это появилось. Но так приклеилось, что меня даже школяры мои так за глаза называют. Сходство, мол, нашли. Нет, вполне возможно, но я себя так не называла. Кто другой так делал, но не я. Нет, я не отрицаю, что кто-то специально себя так называет, но меня просто так прозвали. Вы читали Гиляровского?
   - Я читаю Библию, - сообщила Катя. – Но может быть, что и читала. А при чём тут он?
   - Он историю рассказывал такую, - сказала Флауэр Пауэр, - как у одного мужика были серые штаны в полоску, такие, знаете, мохнатые. И его прозвали «Енотовые Штаны». И так звали по гроб жизни, хотя от штанов к тому моменту одни воспоминания остались. Так же и со многими из нас.
   - Как со Спайс? – спросила Оксана.
   - Да, это такой случай, - рассмеялась Шакира. – А раньше её называли Дэзи Бенсон, как героиню «Бегущей по волнам». Только не говорите, что никто из вас не знает Александра Грина.
   - Знаем, - сказал Володя. – Я даже читал эту самую «Бегущую по волнам». А чем она так похожа на Дэзи из книги?
   - Характером, такая же низкорослая, да она и природная брюнетка вдобавок, - усмехнулась Шакира. – А Нати Мартинес у нас называют Атлас – она обожает в числе прочего TRANS-GLOBAL UNDERGROUND и сольные работы Наташи Атлас, да и имя совпало. Кстати, её обычно называют не Нати, а Наташей, а Нати – это семейное.
   - А татуировки с чем связаны?
   - У каждого своя история. Я сделала, чтобы те, кому надо, видели, кто я есть, у Али Байбулатовой на руке набит памятник Мусе Джалилю – у неё родовые корни в Казани, хотя там давно сильно близких родственников у неё нет, - пояснила Флауэр Пауэр.
   - А это не та самая Алсу, которая врач по профессии? – спросил Володя.
   - Она, а что? Её случай?
   - Слава Иисусу, - улыбнулся Володя, - что пока нет. Буду надеяться, что и не буду. А что, приходилось с ней общаться по этому вопросу?
   - Проверяться – да. А по болезни – да оградят меня Бог и Богиня от неправильного питания и нежелания следить за собой, что обычно и ведёт в такой кабинет.
   - А эта Алсу строгая? – спросил Володя.
   - Да, она серьёзно к своей работе относится, - сказала в ответ Таня. – А почему вы спрашиваете?
   - Ну, раз она Анжея, вашего старшего по концертам, вызывала.
   - Анжей не всегда может явиться стопроцентно точно, даже при его дисциплине, - сказала Шакира. – У него ведь дом, семья, это требует очень большой затраты времени и сил. И потом, если медосмотр проходит в определённые дни, то тех, кому его положено проходить, надо извещать об этом. У Анжея, как я понимаю, осмотр прошёл весь, осталось только гастроэнтеролога пройти.
   - Уже, - сказала Таня Флауэр Пауэр. – Вроде, успешно. Но Анжей шутил насчёт «разбора полётов» и того, что на него «накапала» жена, что он завтракает, чуть ли не всухомятку. Насколько я его знаю, он может иногда так сделать, но это не всегда так. А Алька – врач, у неё и в семье этот вопрос стоит основательно – мужу иногда достаётся за «сухомятку».
   - Ясно, - сказал Володя. – Кстати, это не связано с «Чёрным Братством»?
   - Связано, - ответила Шакира. – У них строгая дисциплина. А нам, ведьмам более традиционных кругов, достаточно просто следить за собой.
   - Что значит «более традиционные круги»? – спросила Оксана.
   - Те, которые не связаны ни с какими орденами и живут по традициям Викки, - ответила Флауэр Пауэр. – Или других традиций. Викка же – это староанглийская традиция. Просто потом она распространилась по многим странам. Кстати, я работаю в этом русле. Но при этом я ещё и состою в «Чёрном Братстве» - в принципе, эти два пути друг другу не противоречат, их основа – это магия Европы, хотя у нас есть те, кто работает с другими традициями, например, с индийской. Но вам-то это неважно, так как вы все априорно будете пытаться вытащить любого из нас из «дьявольского плена», как вы это себе представляете.
   - А вы хотите попасть в огонь вечный? – спросила Катя.
   - Mother Diana, queen of witches, - всплеснула руками ведьма, - вы так наивно верите, что мы обязаны признавать ваши догмы? Как и вы не обязаны верить тому, что скажу я, так и я имею право на свои убеждения.
   - То есть вы считаете, что у каждого свой путь к богу? – спросил Володя.
   - Да, разумеется. А вы мыслите иначе? Хотя, собственно, зачем я вас об этом спрашиваю? Вы ведь сейчас начнёте мне тыкать в лицо «исторические факты» и Библию, которую вы признаёте непререкаемым авторитетом. Ладно, как говорит Анна Андреевна, это уже лишнее – я вхожу туда, куда не вправе заходить даже в стерильных бахилах и респираторе.
   - А что вы все так говорите? – спросила ведьму Катя.
   - Это, моя хорошая, и есть непреложный факт. Я полностью поддерживаю Анжея с его идеей бороться за религиозные права. У него тоже есть перекосы в миропонимании, он порой радикален до неприличия, но здесь он прав. И то, что он – «фиолетовый треугольник», я лично считаю вполне объяснимым и кое-где поддерживаю. Но далеко не везде.
   - А кто такие «фиолетовые треугольники»?
   - В немецких концлагерях так метили сектантов. В наше время этот символ взяли на вооружение те, кто считает, что во имя свободы совести и борьбы с фашизмом можно применить очень грубую силу, если надо. Анжей – один из них. Я же считаю, что лучше решать такие вопросы цивилизованно, без лишних потасовок. Но в том, что греко-ортодоксы – редкостные уроды, я согласна с этими людьми. Вот почему мы с Анжеем вместе.
   - Ладно, это всё понятно, - сказал Володя. – Но всё-таки есть один-единственный вопрос: вы ведь открыто называете себя ведьмами, можно сказать, гордитесь этим. А завтра придёт на Землю Иисус, начнутся суды, и вам будет вменено то, что вы распинали Христа в себе, практикуя колдовство – а оно запрещено Священным Писанием. Как быть с этим?
   - Никак, - сказала Шакира. Володя покрылся холодным потом: так просто и буднично сказать, что её не волнует вопрос Страшного Суда – и это при том, что обе ведьмы вряд ли ничего не слышали об Иисусе. – Я ещё раз повторяю, что сейчас не использую некоторые железные аргументы против вашей теории только потому, что это сделает вас безутешным до конца дней ваших (ну, так уж вы, христиане, устроены). И потом, я ведь не пихаю вам в душу то, что мир создан никаким не Иисусом Христом или «Святой Троицей», а Божественной Четой, как одним из проявлений Единого Божества: это уже грубое нарушение частной территории. Вы верите в это и живёте по своим правилам. Так дайте и мне эту возможность.
   - Вы так хотите в огонь вечный? – спросила Катя.
   - Дитя моё, - усмехнулась Флауэр Пауэр, - я вам советую как-нибудь выкроить день и сходить в ДК Красной Гвардии – пообщаться с местными адвентистами. Утром в субботу приходите, часикам так к десяти – если они не съехали оттуда, то в это время их можно застать.
   - И что мне это даст? – спросила Катя.
   - Вы просто поговорите с ними насчёт бессмертия души и адских мест – они с удовольствием вам расскажут про это, какой это бред. И это не ведьмы и не сатанисты (они, к слову, нас не жалуют не меньше вашего). Можете прогуляться на Шестнадцатую линию, к иеговистам, хотя их теория – производная от адвентистской.
   - По-вашему они правы? – спросил Володя.
   - По-моему – нет, - ответила Таня. – Но ведь вы же защищаете теорию Большого Барабума, а не я. Вы и ваша коллега.
   - Да, насчёт защиты и контраргументов, - тут же начал Володя. – Анжей говорил, что у него есть какие-то доказательства, что говорение языками – это ложное учение.
   - Да, это не соответствует Деяниям апостолов, на которые ссылаются ваши единоверцы. Апостолы не несли непонятную муть, они могли заговорить с тобой на твоём языке, хотя видят тебя впервые, и ты пришёл из настолько далёких мест, что они не могли выучить ни слова из твоего языка. Более того, вы как-то слабо читаете Послания к Коринфянам. А там идёт очень сильное опровержение «дара языков». Просто возьмите Библию и прочтите.
   - А вам, ведьме, откуда это известно? – спросила Катя.
   - Послушай, девочка моя, - немного резко произнесла Шакира, - тебе не кажется, что ты слишком много себе позволяешь? Тебя никто пальцем не трогал, а твою точку зрения не подвергали сомнению всё это время, так как человек имеет право на своё мнение, даже если это мнение – чушь собачья. Может, по-своему он прав? Но каждый. И я тоже, и Таня – и прости меня за грубость, не е**т, ведьма я, христианка или коммуно-атеистка последнего градуса. И потом, с чего ты взяла, что ведьма не в состоянии понять то, что написано в Библии?
   - Но ведь вы отвергаете бога, - запальчиво возразила Катя.
   - Ну, откуда тебе, солнце моё, это так хорошо известно? – участливо спросила ведьма. – Я или Таня это сказали?
   - В Библии колдовство осуждается на всём протяжении, а вы им занимаетесь, чего и не скрываете. Значит, вы отвергли Слово Божие, и не находитесь в мире с богом.
   - Не вижу связи между этой теорией и тем, что мы по определению не можем понять написанного в Библии. Это раз. Два – ты, моя хорошая, так наивно думаешь, что Библия – это абсолютный авторитет для любого человека?
   - Библия – это слово божье, - сказал Володя. – Если вы не следуете слову бога – вы его отвергаете.
   - Каким таким местом это прилегает к тому, что я не могу понять написанного в Посланиях к Коринфянам, исходя из того, что я – ведьма?
   - Катя, а с чего ты на самом деле решила, что они не поймут написанного в Библии? – вдруг сказала Оксана. – Написано понятно, смысл нигде не скрывается. Другое дело, что они прочитали Писание и озлобились, потому что они не в духе святом, но это же совсем не значит, что они его неправильно поняли. Как раз наоборот, что-то шевельнулось в душе, но они это отвергли.
   - Интересная теория, - усмехнулась Флауэр Пауэр. – И никакого отношения к реальности. Всё проще некуда – когда тебе настойчиво пихают какие-то идеи на автовокзале или у дверей дома, ты поневоле задумаешься, что они в этом находят. И мы ведь не родились ведьмами, у нас был период поиска себя и своего места в этом мире. Как и у вас. В ходе этих поисков мы читали и Библию тоже. И читали внимательно. Так что просто всё: ваши эти «говорения языками» - это ошибка, а если такой дар и есть у кого-то, то он сам по себе не так важен. В христианстве важен Иисус Христос, вы ведь этого не отрицаете?
   - Нет, - ответил Володя. – И что вы этим хотите сказать?
   - То есть «языки» ничего не дают. Можно голосить белиберду и при этом вообще не верить ни в чох, ни в мох. Можно на раз освоить десять сложных языков и настойчиво отвергать Христа, как спасителя. А можно не иметь больших даров и искренне любить бога и следовать его заповедям, как это делают настоящие христиане. Я имела возможность за свою долгую кочевую жизнь общаться с разными людьми и видела таких христиан. Они не мечут ни на кого громов и молний, не ломают человека – просто делают добро и верят в Иисуса своего. Я, кстати, с уважением отношусь к таким людям, и они-то как раз больше сделали того, что сделало меня (а я – ведьма, и у меня к христианам приличный счёт за оскорбления и преследования)... Так вот, я, благодаря таким людям, не отношусь априори плохо ко всем христианам, - ответила Танька. – Вы уж извините за наш немного резкий тон, а также за то, что мы этот разговор закругляем, но нам обеим пора по домам.
   - Будьте благословенны, сёстры, - Володя поднял руку вслед ведьмам.
                <***>
   - Здравствуйте, - проговорил человек в аккуратном костюме.
   - Здравствуйте, - ответил Володя. Вместе с остальными посетителями субботней службы он вошёл в зал, где сегодня собирались адвентисты. Всё было весьма привычно для него – точно так же, в принципе, он приходил и на собрания своей церкви.
   - Здравствуй, - старая знакомая, которая приглашала его ещё тогда, в автобусе, когда он говорил с Фёдором Матвеевичем, подошла к нему. – Всё-таки пришёл к нам?
   - Да, - сказал Володя. – Как ни странно, но мне это посоветовали сделать ведьмы. Они сказали, что мне это будет полезно, чтобы я понял, насколько я ошибаюсь насчёт огня вечного и того, что мы после смерти будем мучиться в аду.
   - Брат, - проговорил молодой человек в сером костюме, - ада нет. Господь не настолько зол на человечество, чтобы подвергать кого-то мукам. Он любит нас. И те, кто отверг его, просто сгорят в огне. И не будет никакого ада, и бессмертия души. Люди будут возрождены богом, а не какие-то души. Тебя как зовут?
   - Володя.
   - Очень приятно, меня зовут Димой, - сказал адвентист. – Ты здесь первый раз? – спросил он.
   - Да, - ответил Володя.
   - Хорошо, что ты к нам пришёл, - сказал Дима. – Ты ведь знаешь, что скоро будут суды божьи?
   - Да, бог говорил мне об этом в видениях.
   - Вот, так как ты это знаешь, то тебе должно быть ясно, как важно сейчас жить по слову господа. И жить, не пренебрегая канонами, потому что они установлены не нами, а им. А те, кто пренебрегает Священным Писанием и отвергает или искажает Иисуса и его учение, сгорят. Ты ведь не хочешь этого?
   - Я верю в Иисуса, - ответил Володя.
   - Ты читал Библию? – спросила его старая знакомая (её звали Ниной Валерьевной). – Там написано: «И бесы веруют и трепещут». Мало одной веры – надо соблюдать то, что сказал бог. Ладно, сейчас будет служение, пойдём.
   Они уселись на передних рядах, и на сцену вышли участники хора. Одеты они были куда скромнее, чем в «Церкви Христа», но тоже достаточно опрятно и торжественно. Пение хора здесь никоим образом не напоминало то, что творилось на сцене «Церкви Христа» - песни были больше похожи именно на хоровое пение традиционного академического толка, которым Володя отзанимался ещё в младших классах школы: никаких электрических инструментов, танцевальных ритмов многих песен, и веселья, характерного для его родной церкви. Конечно, это не имело ничего общего с католическим и православным пением, по большому счёту, но не несло в себе и черт харизматического.
   Затем была молитва. Вышедший на сцену интеллигентный мужчина начал молитву. Он говорил спокойно, не впадая в исступление и не выкрикивая ангельских слов. Это просто был набор благодарностей и просьб к господу, как молилась мать Кати. Люди в зале в это время стояли и не говорили ни слова, никого не бросало навзничь силой духа, никто не смеялся, низвергая дьявола, не падал на колени и не говорил языками. Лишь под конец все сказали «аминь» (опять же, не воскликнули).
   Проповедь была посвящена вещам достаточно традиционным – Иисусу, тому, как надо правильно служить господу, тому, что христианин должен духовно бодрствовать и помнить о том, что скоро наступит Второе Пришествие, и будут суды. Было уделено внимание также и тому, что католическая церковь (естественно, ложная – наверное, в чём-то они тут были правы) внешне стала мягче и никого не жжёт на кострах, но вряд ли от этого она стала ближе к богу. Более того, многие протестанты были объявлены недостаточно бдительными, так как они приняли святое соблюдение воскресенья вместо субботы, хотя Библия не предписывала такого переноса. А пятидесятникам досталось за внесение в христианство не имеющего права находиться здесь колдовства (кажется, кто-то из ведьм, с которыми он недавно общался, это говорили). При этом не было громов и молний, которые мог метать с кафедры Паша, и на которых споткнулась Катя во время разговоров с теми же ведьмами. Более того, говорил пастор очень мягко, скорее, по-отечески говоря тем, кто сидит в зале, что это – не то, к чему нужно стремиться всей душой. Володя заставил себя не вскакивать с места и не кричать ничего в защиту духовных даров, так как его, по  большому счёту, никто сюда на аркане не тянул – он сам пришёл, да и с теми же ведьмами, которые отвергают Иисуса, он держался достойно, ни разу не сорвавшись на крик и брань, а сейчас говорил христианин. Кроме того, было отвергнуто (на основании Библии) бессмертие души (а ведь он не обращал внимания на эту сноску почему-то). Одной из причин этого опровержения было названо то, что чудо воскрешения в том и состоит, что не души восстают, которые и так бессмертны, а именно тела восстанавливаются из того состояния, в котором они погибли.
   Закончив проповедь, Владимир Яковлевич (Нина Валерьевна сказала, что пастора зовут именно так) предложил всем помолиться. Так и сделали – сначала пели гимны, а потом помолились. После этого церковь постепенно начала расходиться. Володя вышел из ДК, и рядом с ним очутился некто, назвавшийся Андреем, а чуть попозже подошли Нина Валерьевна и ещё один парень, его звали Толей.
   - Ты первый раз сюда пришёл? – спросил Андрей.
   - Да, - ответил Володя. – Я просто много о вас слышал, и мне советовали сюда сходить.
   - Кто? – поинтересовался Толя.
   - Ведьмы. Нет, серьёзно, они сказали мне, что это поможет мне понять несостоятельность моей веры.
   - А что за вера?
   Володя вкратце объяснил собеседникам свою точку зрения, памятуя слова, сказанные апостолом Петром: «Господа бога святите в сердцах ваших; будьте всегда готовы ко всякому, требующему у вас отчёта в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением». Его выслушали, не перебивая, после чего Толя сказал:
   - Я не знаю, что эти ведьмы имели в виду, когда это сказали, но то, что ты попал в сильное заблуждение, брат, несомненно. Эти все возложения рук, «говорения языками», они же на самом деле взяты из практик колдовства, а оно есть не что иное, как мерзость пред господом. Ты ведь, почитая Иисуса Христа господом, читаешь Библию, а там написано: «Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою через огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мёртвых. Ибо мерзок пред господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости господь, бог твой, изгоняет их от лица твоего», - прочитал он строки из Библии. – Это Книга Второзакония, глава восемнадцатая, стихи с десятого по двенадцатый. Ты ведь не будешь сомневаться в Библии?
   - Нет, не буду. Библия написана самим богом, и сомневаться в ней для христианина невозможно.
   - Тогда скажи, согласен ли ты со словами апостола Павла, что языки – знамение не для верующих, а для неверующих? – спросил Андрей.
   - На что ты намекаешь, брат? – спросил Володя.
   - Вот, смотри, это тоже написано в Библии, - Андрей взялся за Библию, пролистал чуть не половину. – Вот: «Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то, хотя дух мой и молится, но ум мой остаётся без плода». Значит, ты от такой молитвы ничего не получаешь. И ещё, брат: ты так уверен, что это именно дар господа, а не искушение от дьявола? Кто знает, если ты и сам не знаешь, хвалишь ты Иисуса, как господа на незнакомом языке или хулишь?
   - Это знает бог, - ответил Володя. – Он дал мне этот дар.
   - Ты так свято в этом уверен, брат? – спросила Нина Валерьевна. – То, что тебе сказал в церкви пастор, не обязательно так и есть. Ты не думаешь, что он просто ошибся в своих поисках истины? Смотри, ведь получается так, что главное – это набор слов, смысла которых ты не понимаешь. А почему не что-то другое?
   - Это свидетельство сошествия духа святого, - ответил Володя. – Апостолы ведь не понимали, что это с ними.
   - Ошибаешься, брат, - возразил Толя. – Они прекрасно понимали то, что говорили. Они не бормотали тарабарщину, а говорили на тех языках, которых до этого не знали, и они могли заговорить с человеком на его родном языке, встретив его впервые. И этот человек их понимал без перевода! Понимаешь? Они не говорили тарабарщину!
   - Это тоже написано в Библии?
   - По крайней мере, в Библии не написано, что апостолы говорили на непонятном никому языке, - сказал Андрей. – Слушай: «И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились; и явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещавать. В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небесами. Когда сделался этот шум, собрался народ и пришёл в смятение; ибо каждый слышал их говорящих его наречием. И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие, не все ли Галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились. Парфяне и Мидяне и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Кирине, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, Критяне и Аравитяне, слышим их, нашими языками говорящих о великих делах Божиих?» Где здесь упоминание о незнакомом никому языке, брат?
   - Речь не шла о том, что обязательно всё должно было быть, как у апостолов, - сказал Володя. – А Павел что говорит? Он сказал: «Итак, братия, ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не запрещайте говорить и языками; только всё должно быть благопристойно и чинно». Это тоже написано в Первом Коринфянам, на которое ты ссылался, отвергая дары духа. И ещё там сказано: «Ибо кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу, потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом».
   - «А кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение», - написано в следующем стихе, - продолжил Андрей, показав эту страницу Библии Володе. – И сказано далее: «Кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя, а кто пророчествует, тот  назидает церковь». То есть ты в своих языках как бы отходишь от церкви, ты не делаешь своим даром ничего для неё. Просто ты в собрании показываешь свою так называемую связь с богом (если это она, скажем). Мол, я связан с богом, а вот вы, братья и сёстры, не связаны с ним. Это не объединяет церковь, а только разъединяет её. Так же и исцеления, видения. Это хорошо, конечно, но получается, что кто-то более нужен, чем другие, лучше их. Разве любящий господь позволил бы этому свершиться, если он одинаково любит своих детей? Нет, потому что он – наш отец. А так как любой отец любит всех своих детей, то нет никого для него (и, следовательно, для церкви) лучше или хуже других. А тем, что ты имеешь дар, а другой брат не имеет, ты не укрепляешь церковь. Напротив, это повод для раздора. А что говорит Павел? Он говорит: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий». Любовь, заповеданная нам господом – вот главное, и все чудеса и исцеления здесь – ничто: это умеют и те же самые ведьмы, с которыми ты по неосторожности пообщался.
   - Кстати, ведьмы почему-то разговаривают вежливее, - вдруг сказал Володя. – Между нами лежит огромная пропасть, так как они не желают принимать Иисуса господом, но они оставляют мне право на принятие Иисуса и стараются не задевать того, что считают запретной темой для разговоров.
   - А почему ты не пошёл к ним? – спросил Толя.
   - Ты же сам слышал, брат, что они не признают Иисуса. Я не могу общаться с ними, если речь не идёт о благовестии. И только так. Просто негоже христианину ругаться с христианином.
   - Никто не ругает тебя, - сказала Нина Валерьевна. – Ты верно поступил, когда уверовал во Христа, но то, что ты принимаешь за проявления силы бога, совсем не обязательно связано с богом, напротив, чаще бывают такие проявления, созданные дьяволом. Не исключено, что на такую ловушку попался и ты.
   - Дьявол не может действовать именем Иисуса Христа! – воскликнул Володя. – Он просто не выдержит его святости!
   - Ошибаешься, - возразил Андрей. – Сам Иисус говорил в Евангелии от Матфея: «Ибо восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных». Ты ведь не отрицаешь, что пришествие Иисуса будет скоро?
   - Нет. Многое говорит об этом.
   - В том числе, брат, об этом говорит и то, что в наше время нашлись те люди, которые говорят о себе: «Я – Иисус Христос». Как Виссарион, например. Он же не Иисус. Как же тогда ни один из Пап Римских не был поражён огнём с неба и не умер на месте после того, как они претендовали на то, что являются наместниками Иисуса на Земле? И во Втором послании к Фессалоникийцам есть такие слова: «Ибо день тот не придёт, доколе не придёт прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящий выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога». А что делали те, кто принимал титул Папы Римского? Именно это право действовать от имени бога они себе и присвоили. Так же и харизматическое учение – кто-то воображал себя исполненным духом и пытался перекраивать учение Иисуса Христа. Есть даже так называемый «расширенный перевод» Библии. Ты смотришь «Благую весть»?
   - Да, смотрел, и там был такой перевод, а что?
   - А ты прочти на досуге Откровение Иоанна Богослова и посмотри, как там оценивается такая деятельность, - сказал Андрей. Володя попрощался с адвентистами и поехал домой. На душе у него было неспокойно, но матери он ничего не сказал – решил просто посидеть и прочесть Библию, чтобы успокоиться.
                <***>
   - Приветствую тебя, - Катя была радостна, как будто у неё что-то случилось. – Ты ездил к адвентистам?
   - Конечно, - сознался Володя и пересказал свою беседу с прихожанами этой церкви.
   - Брат, ты же не читал книгу Джоша Мак-Дауэлла «Обманщики»? – сказала Катя. – Там и об этих людях написано тоже. Это я тебе к тому, чтобы ты осторожно относился к походам в разные церкви. Не все люди там на самом деле верят богу и принимают от него благодать. Им важнее какие-то детали вроде соблюдения «санитарной реформы» и то, что им сообщила в откровениях Елена Уайт, чьи сочинения они ставят вровень с Библией.
   - Подожди, Катя, - тут же проговорил Женя – он был из разряда тех, для кого любовь, как дар божий, была важнее всего, а остальное прилагалось. – Ты так говоришь, а забываешь, что сама этим нередко болеешь. Не ты ли сама часто так рьяно защищаешь дар языков, что остальное для тебя, как иной человек может подумать, незначимо. Ты так же, как и адвентистские братья, плохо читавшие Библию, попалась в ловушку «деталей». Дух святой даёт нам дары, и какой дар будет у человека – это зависит от божьей благодати, и вполне может быть и то, что в какой-то момент дар языков может понадобиться меньше, чем дар исцеления души или тела. Или видения. Это важно. А языки – это не всегда. Да, я тоже говорю языками, но я же и другое делаю, и это нужно не мне, а богу. И хорошо, что моё желание – служить ему, и в этом желании мне удаётся угадывать желание бога. Наш брат просто запутался, и за него нужно помолиться. И, если так уж разобраться, то лучше, чтобы он ознакомился с учениями разных христианских церквей. Возможно, он поймёт главное.
   - Что он поймёт, когда многие из них отвергают дары господни и радость в духе? – возразила Катя. – Надо просто помочь слабому брату молитвой и наставлением, чтобы он укрепился в вере и не потерял благодать от бога.
   - Но это не значит, что надо говорить плохое на тех, кто не совсем разделяет твои взгляды, - ответил на это Женя. – Любовь делает гораздо больше, чем всё остальное, ибо бог есть любовь. Если бы бог мыслил, как ты, он бы не отправлял на Землю Иисуса, чтобы спасти всех нас. А он это сделал. Почему? Потому, сестра, что он любит нас. Володя, может быть, не так силён в вере, как ты, но у него есть важное качество – он ищет любви в господе. И сила эта может куда больше, чем благовестие, которое ты делаешь, потому что бог это заповедовал.
   - Наверное, ты прав, брат, - сказал Володя. – Когда я говорил с ведьмами, я старался не злословить и не обижать их, и это помогло – они как-то меньше на меня нападали, чем на Катю, это я сразу заметил.
   - Ты хочешь сказать, что к ним нужно проявлять снисхождение? – Катя чуть не подскочила на месте. – Они же ни во что не ставят господа!
   - Именно поэтому, - сказал Женя. – Они его просто не знают. Им же никто не говорил, как следует, о нём. Что делает Русская Православная Церковь? Она просто пытается выжить конкурентов со своего проповеднического поля. Они ересь истребляют. И считают, что у них есть какие-то права, данные богом. А у христианина, замечу, обязанностей не меньше, чем прав, ибо говорит бог: «Кого я люблю, тех я обличаю и наказываю». Спрашивать нужно сначала с себя, а уж потом с ближних, которые, возможно, по твоей милости не знают бога, потому что ты им дала не то слово. Ты не дала им примера, что бог есть любовь. Ты дала им пример того, что бог – это тот, под знаменем которого люди только то и делают, что оскорбляют всех, кто с ними не согласен. Это отвратит их ещё больше от бога. А то, что сделал Паша – это, знаешь, называется «святыми методами». И не все это приемлют. Может, для кого-то такие «повержения духа» покажутся греховным делом или излишним панибратством. Ты не пытайся совать это насильно, а молись у бога, чтобы открыл тебе новые возможности обращать людей в веру. Бог рождает свыше, а не ты.
   - Что ты этим хочешь сказать? – спросила Катя. – Что я должна искать какие-то подходы к ним? Пока я ищу подходы, они могут тысячу раз меня увести с пути истинного!
   - Ты думаешь, что бог так слаб, что не откроет тебе путь к их сердцам? – спросил Женя. – Если ты сама не сумеешь их обратить в веру, то добрым примером ты сделаешь первый шаг, который заставит их понять, каковы те, кто родился свыше. Как говорит нам Писание? «Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил бог», - говорит нам апостол Павел. – Ты что-то скажешь или сделаешь, я сделаю что-то от себя, Володя поможет – и будет результат. А так, как ты делаешь, ты только покажешь им, какие мы все глупые и противоречивые – говорим о любви, а показываем нетерпимость. Вот ведьмы тебя и приняли по делам твоим, а так как ты – часть тела Христова, то и обо всех нас они судят так, как о тебе. Значит, ты не помогла братьям и сёстрам своим в благовестии их. Подумала только о себе. А ты должна служить людям, как это делал Иисус, которому ты только плётку вкладываешь в руки, чтобы изгонять торговцев из храма. Так недолго дойти до того, что ты и в церкви будешь истреблять инакомыслие, где его нет. Просто что-то не так сказал, что ты в Библии по невнимательности не нашла – и всё, отлучить от церкви. И церковь постепенно поредеет. То есть вместо божьего плана мы получим то, что порицал Иисус – фарисейство. Разумеется, Павел был фарисеем, но он понял, где ошибался, когда ему явился Иисус. И тебе нужно сделать такой же шаг. Тогда, возможно, у тебя получится хоть кого-то заставить задуматься, что в его жизни значит Иисус. И это вполне может оказаться кто-то из тех ведьм.
   - Ты уверен в этом? – спросил Володя.
   - Как ни в чём другом, - ответил Женя. – Я обращал в истинную веру людей, которые ненавидели Иисуса и верующих в него, я изгонял бесов, которые стойко держались в человеке – Катя сама помнит это, я так думаю?
   - Да, полгода назад мать нашего брата одного в Крутинке была одержима бесом, - сказала Катя. – Женя этого беса изгнал, и эта женщина уверовала и заговорила языками.
   - Вот, - сказал Женя. – И я не набрасывался на неё, хотя она меня поносила последними словами. Я любил её тогда не меньше, чем сейчас, когда она во Христе. И любовь сделала то, что мы сейчас имеем. Это человек, в котором был бес. А ты говоришь плохо о тех, кто не совсем точно понял Слово Божье. И это при том, что злословие осуждается в Писании.
   - Ладно, - сказал Володя, - я бы с удовольствием поддержал разговор, но мне срочно надо домой – завтра на работу, да и мама переживает, когда меня долго нет.
   - А она же верит в Иисуса, брат? – спросил Женя.
   - Она в другую церковь ходит, - сказал в ответ Володя. – «Новое поколение», это на Тридцатой Северной. А почему ты спросил?
   - Просто ты говорил, что она тоже верит в Иисуса, но я никогда не видел её у нас. Теперь знаю, спасибо, что сказал. Будь благословен, брат.
   - До свидания, - Володя вышел из ДК Баранова и направился к остановке через дорогу. Там он увидел пару азиатского вида – элегантный мужчина лет примерно тридцати в светло-сером костюме и чёрных, с белым верхом ботинках шёл под руку с молодой женщиной, на которой была пёстрая блузка и джинсы-клёш. Она была в очень элегантных туфлях, а волосы были заплетены в приличных размеров косу – ниже пояса, толщиной чуть не в руку. Вероятно, это была семейная пара – разговаривали они друг с другом с любовью, а женщина на секунду приобняла своего спутника. «Молодожёны или очень сильная семья», - подумал Володя: в последнее время он много слышал и даже видел семей, которые держались на честном слове уже лет через пять совместной жизни. Но могло быть, что они скрывали что-то, как многие интеллигентные люди, которые считали ниже своего достоинства показывать всем своё «грязное бельё». Сразу он понять не мог – эту пару он видел от силы два раза, а «далеко идущие выводы» предпочитал не делать – не так уж и редко он ошибался в суждениях наобум.
   Пара направилась к автобусу, идущему на Левый берег – и как раз можно было добраться до Одиннадцатого микрорайона, откуда без труда можно добраться до дома. И Володя сел в этот автобус. Двое, которых он заметил на остановке, сели на сиденье у задней двери. Они говорили о чём-то своём, и Володя не мог разобрать, что они обсуждают. За проезд расплатился обладатель светло-серого костюма. Кстати, в руках у них была коробка, в которой находился торт или что-то вроде того – они её очень тщательно оберегали от ударов.
   И тут раздалась мелодия мобильного телефона. Обладательница чёрной косы схватила «трубу» и сказала: «Я слушаю». Разговор с какой-то Юлей проходил уже по-русски. Видимо, пара направлялась в гости к этой самой Юле – это объясняло то, зачем им торт. Видимо, чуть позже чья-то мать собиралась приехать и привезти детей, когда они соберутся. Также собиралась приехать какая-то Тоня, которую тоже ждали. «Праздник, значит», - подумал Володя. А ещё он заметил во время разговора, что у брюнетки из-под рукава блузки мелькнула татуировка. Конечно, сейчас это всё было модно, да и можно было услышать о неких «временных» татуировках, которые держатся около месяца, но всё же на ум пришли ведьмы – Нати, Шакира, Спайс, - которые достаточно обильно татуировались. Возможно, что и она была ведьмой, хотя Володя был всё-таки склонен, как можно осторожнее рассматривать какие-то опасения, пока не прояснится, как оно на самом деле: в самом деле, не видеть же проявления зла на каждом шагу, да и не так уж слаб господь, чтобы дьявол захватил столь крупную территорию. Вступать в разговоры он не стал – ему сейчас надо было разобраться в том, что происходит с ним самим в последнее время, а уже потом куда-то соваться со своими проповедями.
                <***>
   Автобус на Красноярку должен был отправляться со второй платформы – брат Антон сказал, что сбор именно там. Почему Ярослав Николаевич не договорился об автобусе к другому месту, Володя не задумывался. Причин могло быть много, а главным для него было вовремя приехать на конференцию.
   На платформе уже собралось человек пятьдесят, не меньше, среди которых были Оля Зотова, Паша, Катя, Женя и Доспол. Миша, Тимур и Раф должны были ехать на своей машине (в смысле, на машине Тимура), а Ёва... Ах да, он уже шёл сюда – вероятно, задержался или вышел по неотложным делам, а Володя его не заметил.
   Автобус подошёл к платформе, и вся компания, а также те, кто купил билеты на тот же рейс (и славно – может быть, какая-нибудь душа обратится к богу) сели туда. Неспешно выйдя за пределы автовокзала, «ЛиАЗ» взял курс прямо, чтобы пройти Телецентр, а потом миновать Заозёрные и виадук, направляясь по Красноярскому тракту до лагеря «Смена», где должна была проходить конференция. Конечно, было ясно, что это – не самое лучшее, что может быть, но церкви отказали в месте несколько домов отдыха и лагерей, найдя для этого уйму причин, так что уже то было хорошо, что место нашли. Была небольшая проблема с питанием, но и её решили – дом отдыха «Сибиряк» предоставил свою столовую, а во второй в этот момент ели просто отдыхающие, как это рассказал Ярослав Николаевич, который, кстати, тоже был здесь. И уже говорил с кем-то из неверующих о господе. В душе Володи настало успокоение, он забыл обо всех проблемах последнего времени. Но единственное, что он не выпускал из памяти – это то, что недалеко от «Смены» находились лагеря, в которых время от времени собирались ведьмы, и как раз в этом районе, как его предупреждал Паша, проходит их конференция. В каком лагере – он не сказал (видимо, не знал). И для Володи это было не так значимо. В конце концов, его больше всего интересовала конференция, которую собирался посетить он, а если получится увидеть кого-нибудь из тех же ведьм и попытаться поговорить с ними об Иисусе (что, конечно, не назовёшь лёгким разговором) – он это сделает, если бог скажет ему пойти туда.
   Автобус миновал Заозёрные и пересёк виадук, слева показались цистерны и колонны Нефтекомбината. Одно время отец Володи работал там, но ушёл из-за каких-то претензий со стороны начальства. Претензии касались того, что в рабочее время бригадир собирает подчинённых на непонятные молитвы, отрывая от производственного процесса. Но это было давно, и Володин отец сумел найти достойную работу, на которой проработал до конца жизни, прервавшейся три года назад, в Чернолучье – какие-то юнцы избили его железными прутьями, и он умер в больнице. Их потом поймали, посадили даже, но Володя не очень любил об этом вспоминать – отец их простил, а самому Володе до них теперь не было дела.
   Указатель с гербом Омска и огромной надписью «Омск» и пост ГИБДД автобус прошёл без затруднений, вступив в пределы Омской области. Это было замечательно – скоро закончится поездка в не самом удобном транспорте, и конференцию можно считать открытой.
   Вдалеке мелькнула какая-то православная церковь. Володя не испытывал к этим людям такой неприязни, как Анжей, но ему было непонятно, почему христиане так яростно нападают на такого же христианина, как они, и всё только по причине различий в богослужении. Ведь главное в христианстве (и здесь Таня Флауэр Пауэр была права) – это бог, и это должно всех объединить. Вот и с конференцией, которую собирались проводить в «Смене» такая же история: четыре места, как минимум, пришлось отмести, когда, вроде, всё уже было готово. Два раза конференцию переносили. Причина простая – православные не желали видеть «это зло» на земле, которую считали своей по праву. И как-то забывали то, что вскоре это прекратится навсегда, поскольку Иисус придёт во славе, и господь будет судить народы. И тогда уже будет не до выяснения, кто больше имеет прав на Россию или Грузию. Просто нужно будет принять, как данность то, что ты своими делами заслужил то, что тебе даёт бог в день суда.
   Когда автобус перешёл развилку «Красноярка – Чернолучье» и миновал красно-белые ворота собственно Красноярки, Володя с наслаждением потянулся и слегка привстал с места: он уже устал сидеть столько времени на одном месте и ждать, когда же автобус прибудет на место. И довольно скоро показались ворота «Сибиряка», рядом с которыми стоял киоск с мелким товаром.
   Навстречу автобусу вышла делегация людей в русских народных костюмах с гармонистом во главе, а полная, пышущая здоровьем женщина лет сорока пяти несла на полотенце хлеб с солью. Хлеб быстро разошёлся по рукам всех пассажиров автобуса – отдыхающих из «Сибиряка» и христиан, которые сейчас должны были своим ходом дойти до «Смены». Чему лично Володя был только рад – наконец-то можно было размяться после часовой поездки в автобусе и вдохнуть этот чудесный воздух, что было весьма кстати после городской суеты.
   Народу на конференцию набилось не так много – в силу разных причин. Но это не помешало приехавшим начать «расквартировываться» - местный обслуживающий персонал уже с первых минут появления гостей взялся за разведение их по корпусам.
   Ярослав Николаевич ходил по небольшой территории лагеря и отдавал распоряжения, расселяя по местам небольшие компании, которые сколачивались тут же, на месте. Мужчин и женщин селили отдельно – чтобы не было греха, и ничто не мешало христианскому общению, ради которого всё и затевалось. Володе досталось место рядом с Толей Васильевым – опытным братом, который входил в своеобразный «актив» конференции, занимавшийся её программой. Толя был очень общительным и напористым, и Володя предположил, что это сделали из-за того, что у него начались духовные проблемы, а Васильев был склонен «тормошить» ленивых или тех, чьё настроение было не самым розовым. Для неверующего он показался бы до глупости жизнерадостным, он заразительно смеялся и хорошо знал Библию. Но у него был недостаток: язык у него, как и у Паши с Катей был без костей, и он мог сказать много такого, что его неверующим собеседникам не слишком нравилось. Но – это отличало его от «сладкой парочки», как назвал бы их Анжей, - он не был таким злобным и нетерпимым. Сейчас он помогал Володе распаковывать чемодан, попутно отвлекая от хандры, которую он в нём, Володе, откопал.
   - Знаешь, брат, какую я нашёл формулу у одного пастора из «Нового Поколения»? – говорил он. – Вера – это хорошее настроение. Как в песне: «Праведность, мир и радость – это божье царство». Перестань так себя вести, это оскорбляет бога. Мало ли, какие там искушения тебе подбрасывает дьявол – ты же в духе, ты просто скажешь ему: «Именем Иисуса Христа я запрещаю тебе, дьявол, и повелеваю: изыди вон!» И он убежит, трусливо поджав свой хвост! – Васильев рассмеялся.
   - Как сказала бы одна мексиканская ведьма, это похоже на Коупленда, - бросил Володя. – Она его всё время осмеивает.
   - А ты, брат, почему смотришь на это  глазами греховного Адама? – спросил Васильев. – Сейчас ей, может быть, хорошо в своей Мексике, а вот настанет день суда, и смешной брат Кеннет Коупленд будет радоваться одесную Христа, а она, такая умная и самовлюблённая, будет плакать в озере огненном, где ей и на язык капли воды не будет.
   - Она живёт не в Мексике, - ответил Володя. – Она в Омске живёт. И твои слова её очень позабавят, я полагаю. Погоди, может, это она будет в раю радоваться, а брат Коупленд будет стонать в аду. Ты же не можешь твёрдо знать, что случится за время, пока не пришёл во славе Иисус.
   - Слушай, брат, давай, лучше разложим вещи и пойдём на молитву, - весело проговорил Толя. – А за ведьму эту помолимся, чтобы она поняла, как была неправа насчёт Коупленда и веры в Иисуса.
   Собрание прошло в обычном режиме, и Володя решил сразу после этого поговорить с кем-нибудь из персонала – может, знает кто-то про конференцию в лагере Гагарина. Под предлогом разговора об Иисусе он ушёл от назойливого Васильева и заговорил с одной из работниц лагеря, Любой. Та подтвердила слова Паши насчёт конференции в лагере Гагарина и то, что её проводят ведьмы. По её словам, там находятся её знакомые – Тоня, Наташа и Алсу, которые ей не раз помогали в разных вопросах, и ещё она сказала, что они вполне нормальные, с ними можно пообщаться, если вести себя по-человечески. А проповедей они не воспримут, потому что у них взгляды на жизнь давно сложились, и они не любят, чтобы их учили в этом плане. Просто могут, грубо говоря, послать подальше (что Володя уже знал – как минимум, насчёт Наташи). Что до остальных, особенно, иногородних, то их Люба не знала, так что сказать о них что-то ей было сложно. По крайней мере, эта публика вела себя пристойно и даже следила за состоянием лагеря.
   - Брат, - Толя всё-таки добрался до него, - иди сюда, надо поговорить.
   - Ладно, - сказал Володя Любе, - извините, меня зовут на разговор. Толя, - начал он, - ты меня извини, конечно, я понимаю, что ты, как брат, пытаешься оберегать меня от всего «неправильного», но пойми, я не вижу причины для того, чтобы общаться с людьми через «забор», который мы строим своей верой. Это к тому, что ты тут меня опекаешь. Я же знаю, почему. Ты думаешь, что я хандрю из-за неудачи с ведьмами, а я всего лишь пытаюсь понять, что я на самом деле делал не так.
   - Послушай, брат, - ответил Васильев, - я как раз по этому поводу и хотел бы с тобой поговорить. Ты не думаешь, что ответ лежит на поверхности?
   - Тебе может просто казаться это, - сказал Володя. – Ты, конечно, молишься духом, исцеляешь, изгоняешь бесов, весь в радости. Только может быть и такое, что ты за пределами этого просто наивен. Что, если это твоё «хождение в духе» - только то, что ты себе вообразил?
   - Что за хула на господа? – спросил Толя. – Ты думаешь, что крещение духом – это заблуждение?
   - Я не знаю, - сказал Володя. – Но ведь многие люди без этого обходятся, и они отнюдь не плохие христиане. Они служат богу и любят ближних без того, чтобы говорить языками. Как мама Кати Опанасенко, к примеру. Она же баптистка, ей говорение языками не нужно, она его отвергнет с порога, но она на самом деле движима господом, я это вижу.
   - Ладно, возможно, здесь ты прав. Но разве это всё решает? Решает всё спасение, брат! – провозгласил Васильев. – Но и в том случае, если ты бесспорно прав, то какое отношение к этому имеют ведьмы? Они же отвергают Иисуса!
   - Ты можешь удивляться и негодовать, брат, - сказал Володя, - но ведьмы во многом раскрыли мне глаза, а после похода к адвентистам я увидел, что на самом деле во всём этом надо разбираться, как следует. Речь не о недоверии богу, я имею в виду то, что это нужно проверять, чтобы...
   - Вот! – воскликнул Толя. – Я это и имел в виду! Ты потерял доверие к богу и стал что-то изучать, исследовать. А дьявол только и ждёт, чтобы ты этим занялся! И тут же он придёт к тебе и будет добивать! Ведьмы действуют по его слову, ты это прекрасно знаешь! Я не просто прошу от тебя, а требую запретить ему и повелеть уйти вон из твоей жизни! Пойдём и будем молиться, брат!
   Володя пошёл – он считал нелогичным отказ молиться вместе с братом во Христе, который был ещё и братом по вере. И потом, он прекрасно понимал, что лишнее уныние ему на самом деле ни к чему, хотя разобраться умом в том, что его всё это время окружало (и что навалилось теперь) тоже надо было. И то, что Васильев сейчас ему в этом помешает, Володя сомневался – по большому счёту, бог ведь не покарал Иова, да и тех пророков, которые были в Ветхом Завете, он не опрокидывал, а даже давал им знамения, которые доказывали то, что это бог, а не безумие и не сатана. Об этом он и думал, пока Толя не растормошил его и не начал молитву.
   - Господь, мы призываем тебя, чтобы ты помог нам преодолеть все наши страхи и заблуждения, навеянные дьяволом, чтобы мы отреклись от силы твоей, господь! – закричал Васильев. – Именем Иисуса Христа мы запрещаем дьяволу и повелеваем ему выйти вон из нашей жизни! Мы знаем, что победа за богом, а дьяволу уготован ад огненный, где будет плач и скрежет зубов! Мы знаем, господь, что ты – наша сила и слава, что мы – твои дети! И мы не боимся козней сатаны, какими бы они ни были, ибо с нами сила твоя, господь! Мы победим именем Иисуса Христа, ибо он есть царь царей, он есть господь господ, и владычество на раменах его!
   Володя молился вместе с Васильевым, но как-то чувствовал то, что единства между ними нет, поскольку Васильев, похоже, ничего не слышал, как глухарь на току, а Володя чувствовал это достаточно хорошо, чтобы отличать единую молитву от «глухариного тока». И когда молитва его соседа по комнате достигла накала, он вышел оттуда и направился к берегу, где уже стемнело, и никого не было. Там он и начал читать молитву:
   - Господи, дай мне дерзновения говорить завтра с людьми, которые не познали тебя и отвергли из-за обид на братьев, неправильно понявших Писание, сделай так, чтобы их сердца не были такими каменными и суровыми. Сделай меня лучшим орудием твоего промысла, господь, дай мне говорить так, как ты заповедовал апостолам – всякому, требующему у нас отчёта в уповании дать ответ с кротостью и благоговением. Господь, я прошу тебя о том, чтобы никто из братьев и сестёр, собравшихся здесь во имя твоё,  по своему непониманию не испортил эту работу какой-нибудь нелепостью. Но также дай мне, господь, крепости духа, чтобы не поддаться искушениям сатаны и сдаться в этой битве. Прошу тебя во имя сына твоего Иисуса Христа, аминь.
   Во время этой молитвы он почувствовал, как его душа словно раскрылась навстречу господу, но ум его был не затуманен, как часто бывало на собраниях церкви. Ничто не отбрасывало его назад и не заставляло смеяться, но такая любовь к богу объяла его, что слёзы радости хлынули из глаз, вместе с тем он всё же улыбнулся, радуясь вдвойне. Это было тем чувством, которого у него уже долго не было – и дело тут не во встречах с Анжеем и ведьмами: эти встречи дали ему только желание молиться за них, чтобы они пришли к Иисусу. И тут дело было не в «стенках» или словесной неприязни. Просто он вдруг вспомнил слова пастора из Белоруссии, его звали Георгий Соловьёв. Тот говорил, что однажды, когда у него не получалось хоть кого-то привести к богу, бог сказал ему: «Я рождаю людей свыше, а не ты». И даже хорошо было, если разобраться, что тогда бог попустил Нати и Анжею поставить «стенку», о которую и должна была разбиться его, Володина «самость», которую он по наивности принимал за работу духа. И завтра, как только закончатся утренние мероприятия и завтрак, он пойдёт в лагерь Гагарина и будет там свидетельствовать об Иисусе. А уж там – как бог даст. В конце концов, то, что он пообщается с ними, может стать тем самым «я насадил, Аполлос поливал, но возрастил бог», которое он тысячи раз читал в Писании.
                <***>
   - Можно поинтересоваться? – рыжий бородач в клетчатой рубашке и потёртых синих джинсах остановил Володю. – Вы, собственно, кого здесь высматриваете? Или заблудились ненароком?
   - Здесь проходит конференция ведьм? – спросил Володя.
   - Кто проболтался? – спросил рыжий (Володя сразу признал в нём Ника). 
   - Люба, она в «Смене» работает.
   - Тогда понятно. И, следовательно, зря вы тут хреном груши околачиваете, мы не любим миссионеров. Или вам Командир Бакс нужен?
   - Мне Анжей Водецкий нужен. Мы с ним на концерте общались, в «Современнике». Вы ведь с ним друзья, так?
   - Точно так, господин Чейзер. Ладно, я сейчас его позову, а вы тут подождите, - бородач ушёл в домик возле ворот. Через минуту он подошёл к воротам, а с ним рядом стоял Анжей. На нём были кеды, не первой молодости голубые джинсы и футболка с буквой «А» в круге. – Анжей, тут к тебе посетитель.
   - Пусть проходит, - сказал поляк. – Главное, чтобы разулся на пороге, а то девчонки ему зараз в дыню сунут. Пошли, пан проповедник.
   Они прошли через «вертушку» - пропускную кабину, выкрашенную снаружи в жёлтый цвет. Поляк кивнул невысокому мужику с хитроватой улыбочкой, проходившему мимо, и Володя вошёл вслед за своим провожатым в дом. Около второй двери тамбура была аккуратно расставлена обувь – значит, уличную обувь здесь принято снимать. Анжей сбросил кеды, Володя снял свои ботинки и посмотрел вниз с некоторой досадой, так как у него на левом носке была хорошая прореха на пятке. Ботинок скрывал её, но теперь она сияла, как солнышко, что было неправильно, поскольку богу-то всё равно, в чём ты, а вот то, что там могут оказаться женщины, среди которых – Нати (а она-то наверняка этого не поймёт)... Это был конфуз, и Володя, помявшись, всё же снял и носки, теперь не зная, куда их деть.
   - А ты их в ботинки засунь, - сказал сатанист. – И не бойся, их никто не возьмёт – не та публика.
   Володя так и сделал, вслед за чем вошёл в коридор. Было заметно, что тут недавно мыли пол, двери были закрыты. Поляк кивнул на вторую дверь слева. Володя последовал за ним.
   - Ну-с, пан Владимир, - сказал Водецкий, усаживаясь на кровать, - как у вас разговор ко мне намечался, то я вас слушаю со всем вниманием.
   Володя изложил ему вкратце то, что он услышал у адвентистов и то, как он говорил про это с некоторыми членами церкви, не забыв прибавить и то, что у него был серьёзный спор (чего не должно было быть вообще, как он считал) с Катей, а на конференции его поселили вместе с Толей Васильевым, который очень активно взялся за него, обнаружив признаки хандры. И закончил рассказом о том, как у него не получилось молиться с Васильевым вместе, а когда он молился сам, то у него случилось открытие души богу, и он даже не говорил языками, но чувство единства с господом у него было необыкновенное.
   - Логично, - Анжей в первый раз за всё это время заговорил. – Ты ведь как думал? Есть обязательные признаки – трабабамба, смех дебильный, танцы идиотские. И если этого нет, то не было сошествия духа. А оказалось, что это не так важно. А то, что с твоим единоверцем было – он же просто глухарь на току, вот где собака зарыта. Он слышит себя и свое понимание веры в бога, а прочее он в гробу видел и в белых тапочках. А поскольку он – миссионер, то он стремится сделать так, чтобы все его понимание веры в бога разделяли. Но ты-то сам ведь не ненавидишь пана Га-Ноцри, так что, если ты чтишь его слова, тоже миссионеришь (со мной и моими друзьями это тоже было). И речь не о том, правильно ли проповедовать что-то всему миру. Речь о том, где у тебя стоит акцент в твоём: «Я служу господу».
   - Извини, я не совсем понял твою мысль.
   - Это элементарно, мой дорогой Ватсон. Главное в твоей жизни что – это то, что ты так великолепно служишь господу, или то, что господь так велик, что ты за счастье почитаешь ему служить?
   - Я служу ему, потому что он любит меня и дал мне спасение.
   - Это называется «брак по расчёту»: тебе дали то, что тебе было нужно позарез, и ты изображаешь супруга (или, применительно к данному случаю, любящего сына). Ничего страшного – я сатанист, напомню тебе, и для меня исходить из личной выгоды не является пороком. Другое дело, что надо быть честным по отношению хотя бы к себе и не придумывать самозабвенного служения, где его нет.
   В этот момент в дверь постучали. Анжей открыл. На пороге стояла Шакира, одетая в желтоватое платье с глубоким декольте. В руках у ведьмы была кухонная лопатка, на щиколотке голой ноги поблёскивала цепочка.
   - Анжей, - сказала она, - тебя зачем-то хотела видеть Наташа Мартинес.
   - Это очень срочно?
   - Сломя голову, нестись не надо, но желательно побыстрее. Она на кухне.
   - Хорошо, - ответил поляк. – Владимир, прошу меня извинить, но я вынужден вас оставить. Шакира, ты сейчас сильно занята?
   - У меня там картошка осталась, я попросила Тоню меня подменить.
   - Ладно, - Водецкий усмехнулся. – Владимир, пошли. Я сейчас поговорю с Наткой, и мы продолжим.
   Они вышли на кухню, где уже собралось человека три – Нати, Спайс и какая-то брюнетка кавказского вида, которую Шакира представила, как Карину. Карина была очень даже симпатичной, но нижняя губа у неё была чуть припухлой – должно быть, кто-то ударил. Одета она была в немного провинциального вида кремовое платье, волосы аккуратно уложены. Карина занималась котлетами, которые, судя по всему, она начала жарить недавно.
   - Атлас, ты меня звала? – спросил Анжей. – У тебя ко мне разговор был.
   - Девочки, заканчивайте без меня, - сказала мексиканка. – И парня, если можно, приспособьте куда-нибудь, чтобы меньше мешался, - она вышла вместе с Анжеем.
   - Владимир, - кивнула Спайс, - будьте так добры, нарежьте аккуратно зелень – вот, лежит на столе, рядом с тазом. Карина, дай человеку дощечку и нож, - Карина без единого слова положила перед Володей нож и доску, он положил на неё зелень и начал нарезать. Шакира подставила глубокую тарелку под готовую зелень. – Режьте мелко, но аккуратно, - Володя начал пытаться резать укроп, и в этот момент к нему подошла Карина.
   - Вот так, - она показала ему, как резать, и он продолжил. – Другое дело.
   - Вы тоже ведьма? – спросил Володя.
   - Да, - Карина вернулась к плите, заглянула в кастрюлю с супом. – Свет, попробуй на соль, - сказала она Шакире. – Извините, - она обратилась к Володе, - вас ведь Владимиром зовут?
   - Да, - сказал Володя. – И давно вы интересуетесь колдовством?
   - Лет восемь. Не могу сказать, что достигла сильно больших высот, но стремлюсь, - она смущённо улыбнулась.
   - Карина у нас скромная, - заметила Шакира. – Хвастать успехами не привыкла, да и вас она видит впервые. Карина, наш гость прибыл с протестантской конференции, в «Смене» вчера заезд был. Он, наверное, хотел узнать, как же это в Екатеринбурге вдруг люди не знают о господе и лезут в викканские общины.
   - Ну, Света, ты зря так, - начала Карина. – Человек решил следовать путём христианства – это его выбор. Главное, чтобы он понимал, что это нельзя силой в других пихать и кулаками свою правоту доказывать, как эти... – она сделала небольшую паузу. – Как «знакомые» Анжея, которые себя скинхедами называют. Или казаки вчерашние. Спасибо Моисею и Косте, что вовремя пришли на помощь, а то я бы ночью до «кабинки» сама себе путь освещала, - она тихо засмеялась. – И Анжей тоже там поучаствовал.
   - Защищал вас?
   - Конечно, - ответила Шакира. – И фашистам досталось почище, чем в Брянском лесу. Ладно, - сказала она, - я тут пока сбегаю, попрошу у Ника воды на чай.
   - А что, у него какая-то особенная вода? – спросил Володя.
   - Нет, обычная питьевая вода, - ведьма усмехнулась. – Просто местная мне не очень нравится – мягкая чересчур, не напьёшься. И бельё белое в ней стирать не очень хорошо – желтеет.
   Она неслышно выскользнула из кухни. Володя подошёл ближе к Карине и продолжил разговор.
   - Карина, ты вот считаешь себя ведьмой, неужели тебе никогда не приходило в голову, что однажды за это придётся отвечать перед богом? Или ты никогда над этим не задумывалась?
   - Света сказала, что вы протестант, - ответила Карина. – А какой конкретно церкви вы прихожанин? Лютеранин, баптист, адвентист, пятидесятник, может, пресвитерианин? Ко мне месяц назад подходил на улице какой-то пресвитерианин, проповедовал.
   - Я хожу в Церковь Христиан Веры Евангельской, - сказал Володя. – То есть я – пятидесятник, если тебе это так важно. Но ты не ответила на мой вопрос.
   - Хорошо, - сказала Карина, - я отвечу вам откровенно. Я – не христианка, и для меня имя вашего, как вы выражаетесь, господа и спасителя, значит очень мало. Поймите правильно, я не считаю, что христиане все плохие (я их видела разных, были и неплохие люди). Но я – ведьма, и это моё решение, я его приняла сознательно, возможно, так же, как и вы сознательно решили быть христианином. И я не вижу причин менять положение вещей. В скорый конец света я не верю, а рассказы про «Мыслителя» Родена, собранного из камней со всего света миллионом людей, и насчёт археологии меня не убеждают. Так же, как и пророчества. Христос для меня – не исключительная личность, и все россказни о спасении через милость бога, которые ведут христиане, для меня – чушь собачья. И правы Анжей и Тоня, когда говорят что прав Кальвин (и тогда спасутся те, на кого бог пальцем ткнул) или Ориген (и тогда спасутся все, включая дьявола). Иначе нет никакого спасения милостью бога, а есть исполнение его воли, то есть спасение собственным усилием. Вы на чём из этого настаиваете?
   - Я ни на чём не настаиваю и буду только молиться за тебя, чтобы ты вовремя одумалась и не попала в ад, - немного резко сказал Володя. На его глазах выступили слёзы, и он отвернулся. – В конце концов, все вы правы, и бог дал человеку возможность принять спасение во имя пролитой крови Иисуса Христа, но он дал и выбор, принимать это спасение или нет. Вы свой выбор сделали, и здесь я ничего не могу поделать.
   - Владимир, извините, - сказала Карина. – Я, честное слово, не хотела вас обидеть. Вы спросили – я ответила. И мне, поверьте, на самом деле жаль, что вы так реагируете на это. Я понимаю, что вы от чистого сердца, и моё викканство вас не устраивает. Но поймите и вы, что это не повод бросаться в слёзы. Есть ваше право быть христианином и моё право быть ведьмой.
   - Я сейчас даже не смел спорить с этим, - сказал Володя. – Иначе я полез бы туда, где должен работать бог, а моя работа евангелиста закончена. Будьте благословенны, сёстры, - он направился из кухни, и тут вошли Анжей, Нати и Шакира.
   - Уже уходите? – спросила Карина.
   - Я вспомнил, что мне надо вовремя вернуться, иначе я пропущу занятия, - сказал Володя. – Меня хватятся братья. Я же пошёл один, чтобы некоторые из них не наделали глупостей, придя сюда.
   - Катя и Паша? – спросила Спайс.
   - Не только, - ответил Володя.
   - Ну, раз пан не желает оставаться в нашем скромном, но греховном обществе, - сказал Водецкий, - то мы ненадолго задержим его. Карина, у тебя иголка с ниткой чёрные в корпусе?
   - Да, но я сейчас принесу. А что, надо что-то зашить?
   - У Владимира прореха на носке, а он наверняка не миллионер, чтобы покупать одни носки на одни сутки. И потом, нужно, чтобы за ним проследили, чтобы дошёл до «Смены» без приключений – «блондины» сегодня вряд ли сильно добрые, а он может задвинуть галдибубу. И в дыню ему, болезному. Больно.
   - Ты о чём? – спросил Володя. – О каких «блондинах» разговор?
   - Господа Морон, Вуди Вудпеккер, Хрюндель и Ублюдская Кегля от лица «бонни», возможно, кто-то из казаков, которым мало досталось вчера, - сказал поляк. – Ваша шапочная знакомая Екатерина Васильевна, разумеется, больше сюда не полезет – по утрянке из деревни слилась, да и визга от неё больше, чем драки, а вот остальные вполне могут чем-нибудь по бестолковке запендюрить. А найти тёмный угол и сидеть тихо в этом случае у вас не получится. Лучше принесите носки, Карина вам их зашьёт аккуратно.
   Володя пошёл за носками, Карина натянула матерчатые туфли и побежала за иголкой и ниткой. Когда Карина отмотала нужное количество нитки и вдела её в иголку, Володя спросил у Анжея:
   - Анжей, а кто такие «бонни» и «блондины»?
   - «Бонни» - это от английского «bonehead», то есть «дурак», а «блондины» - это фашисты. Просто вчера свердловчане решили провести занятия на берегу реки, и тут подошли эти твари белые и попытались загасить костёр. Екатерина Анатольевна им сказала, чтобы они не мешали, Хрюндель на неё бросился, завязалась драка. С Макарова охрана на шум прибежала, я как раз там с Кронштейном обсуждал планы на будущий концерт. Ну, тут ещё скинхеды наши были, они тоже выбежали. Ну, эта шваль махом на них кинулась, пришлось защищаться. Карине губу разбили, Зорбе чуть нож не всадили (казак какой-то постарался), кастеты, нагайка непшинская в ход пошла. Ну, мы-то справились, этих уродов в Макар оттащили, милиция приехала, протокол составила, их отпустили, но предупредили, что в следующий раз им не фонарей наставят, а бошки поотрывают. Екатерина, мразина такая, там грозилась, что нас всех пересажают, ну, Моисей и снял с неё портки – и нагайкой трофейной четвертной всыпал, чтобы не пищала. И хозяину нагайки штук сто влепили, чтобы на женщин не замахивался. И всё. Шакира там кого-то отделала, чтоб за волосы не хватался, я помогал нашим. Теперь эта белая мразь будет знать, как устраивать нам провокации. А если им мало этой взбучки – ещё получат. Не хрена мешать людям отправлять религиозные обряды. А что Россия для русских, так могила-то тоже для трупов. И я лично им могилу обеспечу, если надо будет.
   - Я всё сделала, - сказала Карина. – Прослужит ещё неделю, потом всё равно выкидывать – материал такой поганый.
   - Спасибо, - сказал Володя и натянул носки. – Будьте благословенны.
   - Если вы решили пользоваться нашими выражениями, - сказала Шакира, – то устно используется другой вариант: «Светлые благословения». А так, как вы говорите, выражаются в письменном виде. В любом случае, вам тоже светлые благословения.
   Володя двинулся наружу, пройдя путь от лагеря Гагарина до «Смены» в одиночку. На его пути никого не было, и он добрался до ворот без лишних задержек и приключений. Зашёл в корпус и начал молиться.
   - Господь, я прошу тебя о том, чтобы ты послал духа своего к тем, кто сейчас проводит конференцию в лагере Гагарина и убедил их в том, что их колдовство опасно для них, - слёзы, которые ему удалось усмирить в лагере Гагарина, вдруг прорвались, и он повалился лицом на кровать и заплакал, неистово молясь за ведьм, чьи лица он явственно видел перед собой. – И защити их, господь, от тех людей, которые сеют зло, прикрываясь именем Иисуса Христа. О господь! О господь! О господь! Молю тебя во имя сына твоего Иисуса Христа! Аллилуйя тебе, господь! Господь! Иисус! – он заговорил языками, но так, как, наверное, давно уже не говорил. Вошедший Васильев какое-то время смотрел на него, пытаясь понять, что это случилось, а потом и сам начал молиться.
                <***>
   - Я просто шёл мимо, и тут ты, - Володя встал рядом с Андреем. – Как твои дела? Как твои отношения с богом?
   - Прекрасно. А твои как?
   - Я вчера так молился за нескольких сестёр с другой конференции, в лагере Гагарина, - сказал Володя. – Там ведьмы собрались.
   - А, я что-то слышал краем уха, но сам там не был. А ты уже сходил пообщаться?
   - Да, но тут не очень успешно, они отвергли Иисуса. А ещё там была драка на берегу.
   - Слышал уже. Казаки и скинхеды там на каких-то колдунов напали. Из одного лагеря охрана на шум прибежала, разняли. А тебе это кто рассказал?
   - Анжей. Он там за своих вступился. Говорит, они там чуть ли не с оружием были, фашисты эти. И какой-то Кронштейн там участвовал.
   - Моисей, - сказал ещё один парень. – Он там охранником работает. Только ты его не вздумай Кронштейном называть – он может и обидеться.
   - Кстати, о прозвищах, - сказал Володя, - я тут встретил одну шапочную знакомую, её все называют Шакирой.
   - А, эта, мелированная, - сказал тот парень. – Не, она правда на Шакиру похожа, только с более такой славянской внешностью. Кто-то говорил, что её даже школяры её так называют (само собой, не на уроке).
   - Её, по-моему, Светой зовут, - сказал Володя. – Ну, так к ней обращались другие ведьмы.
   - Ну, - согласился парень, представившийся Сергеем. – Ты, кстати, с ней осторожно разговаривай, у неё язычок достаточно острый, что не так – мало не покажется.
   - Да, - согласился с ним Володя. – Я после одного концерта с ней общался – мы именно тогда познакомились, - и она сестру нашу, Катю, «приласкала» очень основательно, даже на мат сорвалась один раз.
   - Повезло девке, - сказал Сергей. – Я слышал, как эта Шакира кого-то отбривала очень, как ты сказал, основательно. Это была училка, которая не в самых старших классах преподаёт, хоть даже и физику. Так она там этого мужика таким матом обложила, что я (а я тоже местами матерюсь) красный стоял. Так что этой твоей подружке повезло.
   - Ладно, пойду я, - сказал Володя, - а то меня опять потеряют, да и после той драки лучше держаться вместе с остальными.
   Он побежал за выходящими с территории дома отдыха собратьями по вере, которые возвращались в лагерь после обеда. Сегодня была большая беседа по какой-то новой методичке, привезённой Ярославом Николаевичем. Подойдя к пастору, он сказал ему:
   - Ярослав Николаевич, вы не слышали о драке на берегу?
   - А что там было? – спросил тот.
   Володя вкратце рассказал услышанное от Анжея. Пастор внимательно выслушал его и сказал:
   - Хорошо, что ты мне это сказал. Сегодня я всем скажу об этом. И ты сам, брат, к своим новым знакомым ходи поосторожнее, раз так получилось. Тогда они на ведьм напали, а завтра нападут и на нас. И ещё: ты же молишься за них?
   - Когда только можно. Но они этого не любят, так что сопротивляются.
   - Дьяволу невыгодно проигрывать даже в малом, ибо в большом он уже давно проиграл, - сказал Ярослав Николаевич. – Поэтому он будет делать всё, чтобы заблудшие души не познали божьей благодати и отвергали Иисуса до самого конца. Молись за них и не прекращай этого делать, даже если они это отвергают, но помни, что бог делает, а не ты. И общайся с ними осторожнее, если уж выбрал стезю возвращения заблудших к отцу небесному – однажды ты  можешь сам попасть под их влияние и отвергнуть Иисуса, брат.
   Так христиане дошли до «Смены», где состоялись занятия по методичке, которая была связана с работой с теми, кто близок тебе, но ещё не покаялся и не принял Иисуса. После этого Володя пошёл гулять по берегу, но его не оставили в одиночестве – Ёва, который знал ответы на все вопросы, увязался за ним и начал разговор:
   - Брат, послушай меня. Ты ведь говорил с ведьмами, которые собираются в лагере Гагарина? – он был немного встревожен. – Я тебе вот что скажу. Лучше тебе будет бросить это общение.
   - Ты так в этом уверен? – спросил Володя.
   - Ты видел их, как они разрисованы? Это прямо запрещено Писанием, - он достал Библию и открыл на книге Левит: - Вот, слушай: «Ради умершего не делайте нарезов на теле вашем, и не накалывайте на себе письмён. Я Господь». А у них на теле татуировок очень много. И среди них знаки колдовские встречаются сплошь и рядом. То есть они не только пренебрегают словами бога, но и попросту служат дьяволу. А дьявол пришёл в этот мир украсть, убить и погубить. Молиться за них необходимо, они тоже творения божьи, и Иисус за них умирал на кресте точно так же, как и за нас с тобой.
   - Слушай, я не об этом хотел с тобой поговорить, если уж ты пошёл со мной, - ответил Володя. – Об этом я сам с ними как-нибудь поговорю. Я не стал спрашивать у них, но мне страшно интересно, что означают слова «Mother Diana, queen of witches». Ты ведь знаешь ответы на все вопросы?
   - Я тебе отвечу, - охотно сказал Ёва. – Это по-английски означает: «Мать Диана, королева ведьм». Они ей молятся вместо Иисуса.
   - То есть Таня Флауэр Пауэр возносила ей молитву, - сказал Володя. – Ну, многие же говорят, когда их что-то сильно взволновало: «Господи».
  - Ты сказал, что это была Таня Флауэр Пауэр? – спросил Ёва с некоторым удивлением.
   - Я говорил с ней после концерта в «Современнике», - сказал Володя, удивлённый тем, что Ёва был так встревожен. – Что тебя так поразило?
   - Твоя беспечность, брат, - ответил Ёва. – Эта Таня – опытная ведьма, и тебе просто так обратить её к Иисусу не удастся, дьявол сильно в неё вцепился. И я теперь понимаю, почему ты теперь так тяжело общаешься с богом.
   - Прости меня, но тут ты ошибаешься, - сказал Володя. – Я могу даже в какой-то степени спасибо ей сказать, и не только ей, что они как-то заставили меня что-то в себе пересмотреть. Понимаешь, я просто почувствовал, что у меня в отношениях с богом была какая-то наработанность, не было живинки. А они меня разбудили, заставили получить немного боли, но вот последние молитвы такое общение с богом дали, что я ведьмам за это благодарен. Был рост, брат, вот это важно.
   - Хорошо, если так, - сказал Ёва в ответ. – Но тебя туда тянет, к ним – это заставляет беспокоиться. Что ты осматриваешься по сторонам? – вдруг спросил он.
   - На берегу недавно драка была, а Анжей мне сказал, чтобы я осторожнее гулял, потому что на нас могут напасть.
   - Кто?
   - Фашисты.
   - Брат, разве мы убоимся плоти, если у нас такой защитник, как господь? Им ангелы не дадут что-то сделать против нас.
   - А вот это спорно, - сказал Володя на это. – Те люди из лагеря Гагарина не во Христе, но они сумели как-то отстоять своё здоровье в той драке.
   - Ну, конец времён близок, и они могли бы даже огонь с неба низвергнуть, - засмеялся Ёва. – Только это не помешает господу на суде отправить их в огонь вечный. Но мы не будем далеко уходить от нашего собрания, а то не успеем на молитву и на ужин.
   Они успели. А вечером, когда все собрались, Ярослав Николаевич встал в центр каменного пятачка, на котором дети рисовали мелом. И начался разговор:
   - Братья и сёстры, - проговорил пастор, - вчера, насколько мне стало известно, недалеко отсюда произошла драка. Неважно, что те люди, которые это устроили, дрались с ведьмами, освящая это именем Иисуса Христа. Точно так же они будут поступать, если увидят кого-нибудь из нас. Спешу также сказать тем, кто в неведении своём сказал в душе, что ведьмы получили по заслугам, что Иисус говорил в Евангелии: «Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щёку, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два». Станете ли вы говорить против Иисуса? И он же сказал: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». Из этого можно заключить, что люди, которые именем Иисуса Христа благословляют насилие и применение оружия против тех, кто не придерживается их веры, искажают христианство. Более того, мне известно от брата, который первым узнал об этой драке, что это были те люди, которые девять лет назад собирали подписи против строительства нашего молитвенного дома в Юннатском городке, обосновывая это тем, что мы – агенты американской разведки и разрушаем Россию. Значит, они нападут и на нас, если сочтут это нужным. Что нам делать? Молиться за них, чтобы они поняли, насколько неверно было их представление о христианстве, и быть осторожными во время прогулок, поскольку они сейчас очень злы, ибо ведьмы дали им отпор, а на помощь пришла охрана одного из лагерей. И к молитве я и предлагаю приступить сейчас. Господь, мы благодарим тебя за то, что ты дал нам возможность собираться здесь и молиться во имя твоё, мы просим тебя оградить нас от злых людей, которые в заблуждении своём решили, что служение тебе – это война с инакомыслящими, хотя наша битва не с людьми, а с духами злобы поднебесной, и оружие наше – Слово Божье и молитва, а не нож и кастет. Мы также молимся за тех, кто ещё недостаточно хорошо знает господа и в силу этого его не принимает...
   Ярослав Николаевич молился, и молитва его достигала накала. Вместе  с ним молились и остальные. Володя втянулся в эту молитву с самого начала и говорил языками, радуясь в господе. Это было самым радостным, что он ощущал в своей жизни, и ни на что другое он бы это не променял. Он был полон силой духа и был готов делиться ей  с теми людьми, которые не познали бога, чтобы эта сила вернула их к небесному отцу. И это было так прекрасно, что за это хотелось бесконечно благодарить господа, так что в тот момент, когда Таня и Александр взяли в руки гитары и заиграли мелодию одного из гимнов, он с радостью подхватил его, глядя, как вокруг начинается прославление бога в песнях...
                <***>
   - Я пойду с тобой, брат, - Таня встала рядом, всем видом давая понять, что не отказывается от своего слова. – Так будет надёжнее. Ты же понимаешь, что это – не шутка. Поверь, я общалась с ними, они неплохие люди, но они заблудшие, и там очень сильно работает дьявол. Это опасно, ты можешь снова начать сомневаться в словах господа, и это уже сильнее отвратит тебя от него, понимаешь? Так что я пойду с тобой.
   - Надеюсь, Пашу, Катю и Толю ты не позовёшь.
   - А чем они плохи?
   - Они сразу начнут говорить гадости на этих людей, обвинять их – и наш разговор закончится ничем. Я и так ошибся, начав сразу благовествовать и говорить об опасности заблуждения, которому они следуют – сразу после этого то, что я говорил, было принято в штыки, понимаешь? А я уже знаю, как Катя и Паша реагируют на такое отчуждение. Нас могут оттуда силой вывести, если они учинят там свою обычную перепалку.
   - Нет, я их звать не буду, но если они пойдут, то не буду же я их гнать. Так тоже нельзя, - сказала Таня. – А, кстати, ты не боишься? Раз те люди, которые устроили драку, отделались протоколом.
   - А разве бог не с нами? – спросил Володя. – Или ты так не считаешь?
   - Тогда пойдём, - сказала Таня, взяв гитару. – Гитара пригодиться может – ты же говорил, они музыканты.
   - Там есть музыканты, но там не все музыканты, - сказал Володя. – Ты, конечно, неплохо придумала с гитарой, но они могут  на нас косо посмотреть из-за того, что мы во Христе.
   Всё же они пошли в сторону лагеря Гагарина, благо, дорогу Володя запомнил. У входа в лагерь они увидели странную делегацию – старушки с иконами, человек пять казаков и четыре женщины обычного вида, среди которых Володя с некоторой досадой признал Екатерину Васильевну. Люди пели что-то богодуховное, похожее на православное пение. Среди этой компании ярко выделялся средних габаритов священник, который стоял впереди. На крыше пропускной кабинки сидел Ник, и Володя без слов понял, что тот совсем не рад этой делегации. Рядом с ним сидели Наташа и какая-то блондинка с длинными волосами и заметным шрамом на левой щеке. У ног Ника покоился мегафон. Было ясно, что визит не удался – сейчас начнётся перебранка Ника с православными, и Володе с Таней может ненароком «перепасть» под горячую руку. И хорошо, если не будет драки.
   Так и есть: Ник взял мегафон и поднёс его ко рту.
   - Ахтунг, великороссы! – крикнул он. – Последний раз прошу вас по-хорошему: валите отсюда конём, если не хотите приключений на свою бледнолицую ж**у! Вы торчите здесь уже лишних пять минут!
   - Мы отсюда не уйдём, пока ваш шабаш не закроется! – ответил один из казаков.
   - В таком случае довожу до вашего сведения, что у вас ещё две минуты на сворачивание вашего балагана, после чего вы строевым шагом следуете до автостанции! – ответил Ник. – Отказ и сопротивление – основание для применения грубой силы! И можете потом, сколько хотите нас милицией стращать – мы сумеем доказать, кто устроил мероприятие! Так что валите на хрен отсюда, фашисты! За вами драка и несанкционированный митинг, так что лучше е**те отсюда конём, пока совсем хреново не стало!
   - А если не уйдём? – спросил один из казаков вызывающим тоном.
   - В таком случае здесь будет служба охраны, и вас выведут отсюда под белы ручки, - ответила Наташа.
   - Женщин бить будете? – спросила Екатерина Васильевна.
   - Тебя – в первую очередь! – крикнул Ник. – Будь тут все гермафродитами, всё равно п***ы получат, если не уе**т отсюда по-хорошему! Кстати, время капает!
   - Хоть глотку сорви, - ответил кто-то из казаков. – Мы добьёмся того, что ваш шабаш закроют.
   - Не советую, - сказал Ник. – Так всё цивильно свернётся в положенное время, а будете запрещать – получите по ушам. И повторяю для глухих и кретинов: ваше время истекает. Не уйдёте по доброй воле – вас отсюда утартает охрана. Так что хорош препираться и все выстроились в шеренгу по двое, начали петь «Взвейтесь, соколы, орлами» и строевым шагом пошли отсюда на хрен: бабки – по домам, остальные – на автостанцию и в город.
   - Ты откуда выискался, командир? – спросила Екатерина Васильевна.
   - Из Нового Биробиджана, - засмеялся Ник. – Я здесь живу, чтоб ты знала, скво бледнолицая. А ты живёшь в Хонымее, так что катись-ка ты, харя белая, в русский город Хонымей и там ори свои фашистские песни, сколько влезет. Кстати, время капает, так что развернулась задилищем сюда и пошла на х**. Остальные идут тем же курсом, или сюда приходит служба безопасности.
   - Секундочку, Ник, подожди, - женщина лет пятидесяти с лишним, одетая в джинсовый костюм и парусинки «GAP» с открытым задником, вышла к воротам. – Граждане демонстранты, потрудитесь объяснить, что это всё значит.
   - Нечего вам делать в детском лагере! – крикнула одна из женщин. – Детям отдыхать негде, а тут сектанты прохлаждаются!
   - Я бы вас очень попросила выбирать выражения, - ответила женщина в джинсовом костюме. – То, что вам только что сказал один из электриков, не даёт вам права оскорблять меня. Наша конференция проходит на законных основаниях, что вряд ли можно сказать о вашем митинге. Это первое. Второе – в нашей стране пока свободу вероисповедания никто не отменял. Третье – кое-кто из вас уже попал в милицию из-за драки на берегу, тогда вы отделались протоколом. В этот раз вы им не отделаетесь.
   - А ты не грозись! – крикнул один из казаков. – А то грозилку поломаю.
   - Молодой человек, - сказала ведьма, - вообще-то, воспитанные люди в России, за которую вы тут рвёте горло, к тем, кто старше их по возрасту, обращаются на «вы». А свои угрозы вы оставьте для своих станичников. И будьте любезны, покинуть территорию, или вам придётся иметь дело сначала с охраной лагерей, а потом – с милицией. Кое-кто из вас будет иметь после этого большие неприятности.
   - Мы отсюда уйдём тогда, когда ваша секта выметется из лагеря.
   - Молодой человек, - ведьма не повышала голоса, - я вынуждена вас огорчить: дело в том, что наша конференция закончится не позднее двадцати двух часов сегодня, а выезд будет завтра, в двенадцать часов дня, как и было запланировано. И никакие угрозы с вашей стороны не ускорят этот процесс. Так что ещё раз прошу вас по-хорошему покинуть это место и не устраивать никаких провокаций, иначе вам самим же будет хуже.
   - Сектанты, вон! Сектанты, вон! – начали скандировать православные. Володя и Таня стояли и молились в сторонке, пока с крыши не слезли блондинка со шрамом и Ник.
   - Вы, двое, - сказал Ник, - мотайте отсюда, пока целы.
   - Мы к Анжею пришли, - сказала в ответ Таня.
   - Тогда оба марш туда, - он махнул в сторону берега. – В ворота бегом – и до дома с красным рельсом, Анжей там, - он вернулся к воротам. – Господа бледнолицые, Анна Андреевна вас просила по-хорошему уйти отсюда. Не хотите так – будет по-плохому.
   Володя и Таня пробежали по линии ограды, и зашли во вторые ворота, где их встретила Шакира. Она была в розовой блузке и белых, свободных бриджах, босая, как и в прошлый раз.
   - Мы шли к Анжею, - сказала Таня, и ведьма нахмурилась, и всё же повела их к тому самому дому с рельсом, о котором им говорил Ник.
   - Анжей занят, может вас выругать, - предупредила Шакира. – Ноги хорошенько вытрите на коврике, - она кивнула на порог.
   Анжей встретил гостей сдержанным кивком, положив на подставку паяльник. По его хмурому выражению лица Володя понял, что поляк не рад их приходу – ему, по-видимому, мешали что-то паять. Таня начала разговор с того, что хотела посоветоваться с ним, как с музыкантом, насчёт игры на гитаре.
   - А что такого сложного у вас не получается? – спросил Анжей. – Хотите добавить в «Чудесную благодать» флажолеты или сделать испанскую мелодию на тему Иисуса?
   - Нет, просто у меня был вопрос насчёт струн, как их мыть.
   - Вы уж простите меня великодушно, панове, но я сейчас капитально занят – тут плата в приёмнике что-то совсем оборзела. Кстати, а как вы сюда попали?
   - Шакира провела, - сказал Володя. – Там, - он показал на ворота, к которым они пришли сначала, - православные стояли, и твой друг нам сказал, чтобы мы шли сюда.
   - Ладно, господа проповедники истины, - сказал поляк. – Вы пока посидите здесь, не высовывайтесь – пусть Рабинович там разбирается, если педики человеческого  языка не понимают. А от вас там пользы не будет никакой. Кстати, Владимир, я так понимаю, гитара – это просто формальный предлог для того, чтобы наставить кого-нибудь из ведьм на путь истинный?
   - Мы будем только рады, если нас услышат, - проговорила Таня. – Что это? – спросила она, услышав сирену.
   - Бледнолицые не захотели уходить сами, - бросил Анжей и вышел из комнаты, не забыв выключить паяльник. Володя и Таня вышли за ним и увидели, как к воротам лагеря подбегают люди в такой же форме, как у блондинки, которая сидела на крыше, препираясь с православными. Судя по всему, там намечался разгон манифестации. – Боевик хотите посмотреть? – усмехнулся поляк. – Не будет боевика, их просто аккуратно выведут отсюда и отправят на автостанцию. Хотя всё может быть, бледнолицые норовят здесь всё испортить.
   Судя по тому, как демонстрация православных активистов оперативно свернула хоругви и транспаранты, появление охраны было для них более доходчивым, чем все переговоры. Это обрадовало Анжея, который довольно усмехнулся и сказал:
   - Я же говорил, что им это будет понятно без слов. Гадить они, конечно, не перестанут, но ничего серьёзного не сделают.
   - С чего ты это взял? – спросил Володя.
   - Им уже была взбучка, так что больше им не захочется, чтобы им досталось на орехи от наших, - пояснил поляк. – Так что можно не особо огорчаться по этому поводу. А вот вам я скажу вот что, друзья мои. Вы напрасно сюда пришли со своей проповедью. Но если у вас есть какие-то вопросы, касающиеся музыки – я к вашим услугам. Вы хотели бы знать, как мыть струны?
   - Да, - сказала Таня.
   - Металлические у вас струны? – спросил Анжей.
   - Ну, конечно.
   - Тогда я сейчас, с вашего позволения, закончу с приёмником, а вы пока идите в тот корпус, в котором мы с Владимиром немного беседовали, а чтобы девчонки не ругались на вас, помогите им со столом. Вам зачтётся.
   Таня и Володя пошли в указанном направлении. Их двигало на это не стремление разделить трапезу с ведьмами, да и вряд ли только голое желание помочь с готовкой – Володя надеялся, что сможет свидетельствовать о господе этим заблудшим душам, помогая им и показывая свою любовь. И, конечно же, слово об Иисусе прозвучало бы в этой обстановке, ибо без этого ни он, ни Таня не обошлись бы. Повод? Любой, даже то, что есть какая-то возможность поговорить об Иисусе.
   На кухне их встретила та женщина, которую Володя видел в автобусе с тем элегантным мужчиной. Сейчас на ней были салатовая рубашка-поло и несколько застиранные синие джинсы. Ногти на ногах были покрыты тёмно-вишнёвым лаком, на руках были добавлены ещё и какие-то камешки и блёстки. Руки были обильно покрыты татуировками, а волосы заплетены в мощную косу.
   - Так, я что-то вас не видела во время конференции, - сказала она. – Вы откуда здесь появились?
   - Мы пришли к Анжею, но он занят, - сказала Таня. – Какой-то приёмник паяет. Нам сказал идти сюда и помочь на кухне, если надо.
   - Ну, ладно, - миролюбивым тоном проговорила ведьма. – Идите, я вам сейчас дам работу, - все трое прошли на кухню. – Мария, - сказала она, - тут два человека пришли к Анжею... В общем, займи их чем-нибудь, пока я к Нику сбегаю.
   - Ник во второй комнате, - сказала Мария. – Ладно, amigos, сейчас вы мне поможете с овощами, а Алсу, - Мария кивнула на ведьму в оливковой рубашке, - разберётся с Ником и придёт сюда.
   Ведьма со «звёздным» именем вышла из кухни, а Володя и Таня начали помогать Марии и присоединившейся к компании Наташе Мартинес, которая усмехнулась, увидев старых знакомых.
   - Здравствуйте, - сказал Володя.
   - Добрый день, - усмехнулась Наташа. – Ваша знакомая с конференции?
   - Таня, - представил Володя. – Таня, это Наташа Мартинес, я тебе о ней как-то рассказывал.
   - Я помню её, мы тоже говорили как-то, - ответила Таня. – В Чернолучье дело было.
   - Можно спросить? – Володя положил на доску уже очищенную свёклу.
   - Если не о том, знаю ли я, как любит меня Иисус, то я слушаю.
   - Я тут одну вашу знакомую увидел, - начал Володя. – Она нас так неласково встретила, - проговорил он. – Её Алсу зовут, кажется. 
   - Аля? – Наташа рассмеялась. – Ну, она вашего брата, пятидесятника не очень любит, ей ваш единоверец один все уши Иисусом прожужжал. Некто Бесогон Мишель.
   - А я её как-то в автобусе видел, она ехала к кому-то в гости, с ней был такой элегантный мужчина. Она ведь замужем?
   - Да, у неё муж и дети. Руслан у нас вообще считается главным денди общины, - сказала Мария. – А почему вы спрашиваете?
   - Я так и подумал. Он, если я правильно понял, тоже колдун?
   - Да. Кстати, он сейчас где-то в этом корпусе, наверное, они с Кариной играют в го.
   - А Алсу к этому как относится?
   - Нормально. Он же только в го с Кариной играет. Альке это не мешает: время на общение всегда остаётся. Только сдаётся мне, что партия в го будет прервана отъездом Карины – в эту игру можно играть чуть не месяц, а то и побольше. Серьёзно, - сказала Наташа. – А Аля в го играть не умеет. В нарды так себе, а го – не её конёк.
   - Так, что у нас с винегретом? – в кухню зашла Аля. – И почему сачкуем?
   - Про тебя тут спрашивал, - сказала Наташа. Володя же продолжал резать свёклу, как ему показала Мария. – Он же тебя в автобусе видел, как вы с Русланом на чей-то праздник ехали.
   - А, когда у Юлиной Таньки день рождения был? – Аля засмеялась. – Ну, да, теперь я вспомнила, где я видела это одухотворённое лицо. Если не считать концерта, где он крутился рядом с Катей Опанасенко.
   - А откуда вы её знаете, сестра? – спросил Володя.
   - Если уж вы перешли на медицинскую терминологию, то меня правильнее называть «доктор», а не «сестра», так как в последнем качестве я работала на практике, кажется, в первой больнице, на Левом берегу. И очень давно.
   - Вы работали нашей больнице? – спросил Володя с крайним удивлением.
   - А вы живёте в тех местах?
   - На Конева, в доме с ветеринарной больницей.
   - Крамбамбула! – в кухню зашёл Анжей в сопровождении высокого парня, которого Володя видел в «Современнике». – Твою мать в иже херувимы, у тебя же конечности в свекольном соке. Ладно, кладу тебе в карман рубашки, там максимально разборчиво написал, что твоя знакомая просила. Натка, к тебе пришли.
   Наташа подошла к усатому (успевшему обрасти приличной щетиной) и слегка обняла.
   - Саня, будь другом, - сказала Аля, - сейчас зайди во вторую комнату к Нику и попроси его, чтобы он принёс воду – у нас питьевая вышла.
   - Хорошо, - сказал усатый.
   - Да минует тебя зло, - сказала Аля вслед.
                <***>
   - Вы же, если я правильно понял, общались с братом из нашей церкви? – Володя ненадолго отложил вилку. – Я Мишу имею в виду.
   - Да, было такое, было, замечу, не раз, - Аля усмехнулась. – Честно говоря, тип довольно утомительный – фамильярен, как «браток», а уж как он любит расписывать свои навыки и то, что он всё знает наперёд, это просто пипец какой-то. Если только пипец ещё, а не что-нибудь более непристойное.
   - Он ещё и лапки тянет, - сказал усатый (Аля представила его, как Джеймса). – Я с этим сталкивался в своё время. Конечно, я не стал на него злиться, когда после одного пасхального богослужения он помог мне встать (я поскользнулся на льду), но во время одного из первых разговоров он не помогал мне вставать откуда-то – я не падал. А лапки тянул.
   - Это, замечу, срез, - сказала Спайс. – Он не один такой. Вот, иду я как-то в ветеринарку нашу – кисе своей ежегодный укол ставить. Подходит ко мне паренёк такой добрый и предлагает книжку оранжевую, называется «Заплачено сполна». Ну, наши гости в курсе – сами такое в народ кидали не раз. И, само собой, начинает мне очки втирать, мол, так разрисовываться грех, в Библии написано. Я удержалась от того, чтобы поминать дровяной сарай, но подмывало сказать. И он мне втирал свои эти идеи про Христа, пока я не сказала ему просто так, по-хамски, конечно: «Пошёл ты на х**». Вы извините меня за выражения, конечно, я просто объясняю, как он меня достал. Он, естественно, начал мне говорить, что я отталкиваю руку, которая спасёт меня из ада и дерьмового зада, но когда понял, что он меня достал до печёнок, то сказал: «Будь благословенна, сестра». И я только обрадовалась, что он испарился оттуда. Тёмненький такой, разговаривает, как будто у него со слухом плохо, или он думает, что я на ухо туговата. Пашей представился.
   - А когда это было? – спросил Володя.
   - Где-то в октябре.
   - Значит, он тогда ко мне приходил – у меня же в октябре день рождения. А, кстати, я живу в этом доме, на Конева, где тот ветеринарный кабинет.
   - А я, тупица, думаю, откуда мне эта симпатичная мордашка знакома? – рассмеялась ведьма. – А он живёт по соседству, чуть не в моём дворе.
   - Насчёт того, что сказал Паша, - Таня подняла руку. – Я не буду тут касаться татуировок, многие из моих (и Володиных, соответственно) братьев во Христе имеют старые татуировки. А вот насчёт того, что ты отталкиваешь руку Иисуса (и многие из вас тоже это делают) – это так. Ты же говоришь: «Знать я не хочу никакого Иисуса, мне ближе колдовство». Иисус, конечно, спасает, но он не делает этого насильно. Просто однажды благовестие и спасение останутся в прошлом, и вся эта твоя колдовская сила будет не нужна. Из вечного пламени она не спасёт, а приблизиться к богу не даст, так как это – грех, а бог ненавидит грех. Но он любит нас, поэтому он послал в мир Иисуса Христа, который был распят на кресте, умер и воскрес.
   - Халибуба, - сказала Спайс. – Галанда пилдупа калабанда, Иисус халелюя, амен. С тем же успехом я могу сейчас втирать вам то, что есть Бог и Богиня, они полюбили друг друга, тем самым, дав основание миру, в котором мы живём. Бог – это прообраз всех мужчин, а Богиня – всех женщин. И в силу этого любовь и создание семьи являются логичными. Никакого «конца света» не будет, это россказни инквизиторов, чтобы устроить новую Эпоху Костров, когда они снова придут к власти. Мир не так плох, как вы говорите, а грех – это, грубо говоря, действие не по законам данного мира. Главное – не вредить никому, а также совершенствовать себя в магии и телесно, живя в гармонии с природой. В этих пределах можно поступать так, как считаешь нужным, не утруждая себя лишней статикой, если ты не идиот и не страдаешь расстройством памяти. Можно сказать, что я тоже немного втёрла вам очки. Только толку от моего втирания очков – ноль повдоль, потому что вы так и будете цепляться за свою халибамбу, а я останусь сторонницей Викки. Следовательно, смысл мнимой проповеди – никакого смысла. И смысл ваших рассуждений таков же, так как вы говорите с человеком, который однажды свой выбор сделал. Имея на это такое же право, как и вы. Анжей вот, к примеру, тоже не христианин, у него масса скепсиса на этот счёт. Но мы все считаем, что есть священное право человека исповедовать какую-либо религию (или не исповедовать никакой), и никто не имеет права насильно решать за него, будет он это право иметь и далее или нет. Вот почему несколько лет подряд мы в Москве организуем фестиваль «Свобода совести», да и эту конференцию мы организовали, чтобы люди из разных городов находили себе подобных и могли поддерживать друг друга. Кое-кого это злит, вот отсюда и все провокации. В любом случае существует свобода выбора, и все мы, - ведьма махнула рукой, показывая на всех своих единоверцев, - собрались на основании добровольного выбора каждого из нас и общности интересов всех.
   - У нас это называется «Принцип Гебо», - Аля показала татуировку на левом запястье – в прямоугольной рамке со скруглёнными концами, помещённой среди извилистых узоров был нарисован косой крест. – Гебо – это скандинавская руна. Её часто трактуют, как «Свободный дар». То есть то, что я даю без требования оплаты и по своей воле. И не только я. Мы все. Никто из нас не оставит в беде друг друга, но у нас это добровольно, а не потому, что где-то что-то написано. И мы оставляем за теми, кто к нам не присоединяется, право так поступать. Лишь бы гадостей не делали и работать не мешали.
   - Вот что и плохо-то,- сказал Володя, - что вы поддались на эту уловку дьявола – дескать, все так или иначе идут к богу, только славят его разными именами. И добрые дела, помощь друг другу, терпимость – этого недостаточно. Более того, вы просто самое главное пропустили – миру, с которым вы ищете гармонию, осталось существовать недолго, и очень скоро тот шанс, который дал вам бог, будет вами упущен. Это, во-первых. Во-вторых, хула на духа святого и колдовство – это страшный грех, который вам вменится на суде божьем. Вы отвергли Иисуса и хулите дары божьи, совершая то, что бог ненавидит. Разве это приводит к спасению? Нет. И вы не будете стоять одесную господа, а уйдёте туда, где будет плач и скрежет зубов. Но бог вас любит, и он примет вас такими, какие вы есть – просто покайтесь и примите Иисуса, как своего личного спасителя.
   - Я одного не пойму, к чему это втирание очков? – ответила Наташа. – Если это проявление любви, то напомню вам, что любовь – это то, что ты принимаешь человека таким, какой он есть, и видишь достоинства даже там, где обычно видят недостатки. Любовь уступает. А в том, что ты из любви говоришь, что мы плохие, потому что не признаём твоего мировоззрения – это не любовь, а эгоцентризм: «Я хочу, чтобы вы принимали то, что я вам предлагаю. Если вы не принимаете это сами – буду навязывать, пока вы не сдадитесь и не примете. И так не примете – вы плохие, я с вами не буду дружить». Ведёте вы себя, как капризный ребёнок в детском садике, что, согласитесь, никого не красит. А что насчёт добровольности принятия Христа, то напоминает это словоблудие одну советскую шутку: «Колхоз – дело добровольное: вступил – молодец, не хочешь вступать – к стенке». Это не любовь, а эгоцентризм, могу повторить это ещё тысячу раз, если будет нужно. Это – отнюдь не совершенство. А зачем мне, скажем, или ещё кому-то здесь это несовершенство, когда мы стараемся от него избавиться? Вот в чём весь вопрос. У нас есть правило: мы стараемся не применять магию к тем, кто против неё, если применение магии не связано с нейтрализацией человека, который представляет опасность для нас или для себя, либо только так его можно спасти от смерти. В остальных случаях магия к такому человеку неприменима. Это – уважение к его воззрению. У вас такого уважения нет, вы готовы землю грызть, если у вас не получается сломать моё или ещё чьё-то «плохое» мировоззрение (а иначе вы бы не лезли со своими молитвами в мою, к примеру, частную жизнь).
   - Скажите, если вы видите, что человек тонет, вы оставите его тонуть? – спросила Таня. – Или ваш ребёнок сел на наркотики – путь и дальше гибнет?
   - Не вижу ни грамма связи между спамом и спасением от гибели, - ответила ведьма. – А то, что «в Библии написано» или «дух сказал», можете выкинуть в помойку. Здесь это не работает.
   - По-твоему, благовестие – это спам? - спросила Таня.
   - Да, это именно так, - ответила мексиканка. – И потом, вы ведь наверняка начали бы сейчас говорить о том, что писал в своих книгах Кеннет Хейгин (видения, «примеры из жизни», то, что написано в им самим переводимой Библии), если бы ваш собрат по вере не знал, что я лично общалась с Хейгином, и у меня осталось не лучшее впечатление об этом человеке. Или бы сослались на Библию и рассказы Мак-Дауэлла, что Иисус действительно был распят на кресте (кстати, креста не было – он потом стал употребляться).
   - А что же было? – спросил Володя.
   - Столб в виде буквы «Т», - ответила Аля. – Но и это – частности процесса, как Анжей всё время говорит. Главное в том, что знаменитый аргумент в виде крови и воды, вытекших из нанесённой копьём римского легионера раны (дескать, Христос умер) – липа. Я, как врач, могу сказать стопроцентно, что сердце у него работало, раз кровь шла. Достать на такой маленькой и неудобной площадке, как холм Голгофа, до сердца римским пехотным копьём, да ещё и под последними рёбрами, когда ступни жертвы находятся от силы на уровне твоих плеч, невозможно. А если Христос ваш не умер от болевого шока, когда ему вколачивали гвозди, да ещё и находил в себе силы трепаться, вися на столбе (и это после того, как вино со смирной, предложенное ему в качестве обезболивающего, было отвергнуто – а ему до распятия хорошо досталось)... В общем, для человека, который такое выдержал, укол копьём – это комариный укус. Он не умер на кресте, если уж вы хотите это сооружение называть так (можно назвать это «тау-крест»). Следовательно, не было никакой «искупительной жертвы» (раз не было смерти), а было хорошо разыгранное представление. А без этого вся ваша доктрина, даже если всё, что сказал Джош Мак-Дауэлл, было правдой – чушь собачья. И, следовательно, нам незачем в чём-то каяться и принимать, как «спасителя» мага-недоучку. Извините меня за резкость, конечно, но вы сами напросились. Я надеюсь, что вы сейчас не будете рыдать от досады и бежать отсюда, как будто вам налили в одно место скипидара (Карина рассказала, как вы это сделали после беседы с ней).
   - Я смею надеяться на то, что... – начал Анжей и вдруг спросил Таню. – Пшепрашим, а вы замужем? Это просто вопрос коррекции обращений.
   - Нет, я не замужем.
   - Так вот, не позволит ли мне панна Татьяна посмотреть, что у неё с гитарой, что она так решила заняться струнами? Разумеется, как только вы поедите. Просто интересно, что за инструмент. Может, у вас проблема не в струнах вовсе, а в инструменте – тоже всякое бывает.
   - Хорошо, - сказала Таня. – Я покажу вам гитару.
                <***>
   - Ну, наверное, на самом деле струны уже пропитались потом, - Анжей вернул гитару Тане. – Инструмент не элитный, но то, что это не «дрова» - это слышно. Колки хорошие, кстати. Дорого обошлась?
   - Тысяч шесть с половиной, - ответила Таня. – Брала в «Соколе» год назад.
   - Струны те, которые стояли в день покупки?
   - Да, - сказала христианка.
   - Значит, их просто нужно снять, смотать и вымыть. Как – я написал на бумажке.
   - Вот она, - сказал Володя, доставая бумажку из кармана.
   - Хорошо, что сохранили. Не потеряйте.
   - Анжей, - спросила Таня, - а ты же где-то учился играть?
   - Музыкальную школу окончил по классу фортепьяно, остальное – сам учился. Самая лучшая школа – на практике, когда на сцене выступаешь, это я в Англии понял хорошо. Но вам это вряд ли важно, так как вы больше интересуетесь тем, как бы переделать меня, такого плохого, в хорошего и духовного брата.
   - А что плохого в том, что ты обретёшь мир с богом? – спросила Таня.
   - А что хорошего в том, что вы без моего согласия лезете в ту область моей частной жизни, которая для вас закрыта? – вопросом на вопрос ответил Анжей. – Думаю, что ничего. И вам бы вряд ли понравилось, что вас так же доколупывают. И не е**т, извините за выражение, чем вам заменяют то, что вы считаете правильным, что я не осуждаю. Сам так мыслю, так что всё правильно. Но в оба конца.
   - Это как? – спросила Таня.
   - К себе такого не позволю, и сам к другим не позволю такого отношения. Ты мне не втирай очки своей галибупой – я засуну подальше свой оккультизм, - сказал поляк. – И вся трагедия.
   - Получается так, что есть некий выбор религий, такой ассортимент, - сказал Володя в ответ. – Во что хочешь, в то и верь. Конечно, ты можешь и дальше так думать, но вот только истина одна, и она заключается в том, что в этом мире ты или с богом, то есть побеждаешь, или ты с дьяволом, и тебя ждёт вечное пламя. И времени избежать наказания за грех очень мало. И жизнь не очень предсказуема.
   - Да, мало тебя учит эта самая жизнь, - рассмеялся Анжей. – Только вот Спайс тебе показала, как это выглядит, а тебе непонятно. Если я буду тебя перековывать в оккультисты так же, как ты меня в христиане (если это признать христианством), ты вряд ли будешь считать, что я прав.
   - Тебя бог за это накажет, - сказала Таня.
   - Вот, пошли угрозы. Значит, это плохо. В таком случае вам лучше не втирать очки мне или кому-то из ведьм, так как вас за это покарают Эйн Соф, иже зовомый Йод-Хе-Вау-Хе, он же Яхве в просторечии, и Божественная Чета, славимая под именем Дану и Кернунна. И вся ваша хулабуба глымба крамба будет бесполезна, так как х**ня это всё. Если ты знаешь массу языков, то ты ими свободно владеешь, а не орёшь какой-нибудь долалай тыгидым крапардум Иисус осанна халелюя. Это и есть истина, панове.
   - Анжей, вот ты сейчас богохульствуешь, а в день суда будешь жалеть об этом, но поздно будет.
   - Шантаж не есть доказательство правоты его автора, напротив, он есть признание факта, что шантажист не в силах справиться со мной.
   - А никто с тобой и справляться не будет, - сказала Таня. – Просто Иисус придёт на землю, только во время суда он как раз тебя защищать не будет.
   - Если человека судят за болезнь, то мы имеем дело с каким-то серийным убийцей, который ненавидит эту болезнь настолько, что убивает всех её носителей. Это не бог, милочка, если он так несовершенен. Это просто какой-то капризный ребёнок мелкого возраста, который ломает игрушки, которые его не устраивают чем-то, - произнёс поляк. – И если меня шантажирует этот дефективный младенец, то пошёл он после этого на хрен. Вместе с мнимым сыном (или, если точнее, не большим сыном, чем любой из нас, ибо богом всё же создано всё в мире, включая Космократора, которого вы по ошибке принимаете за бога). Извините, конечно, это может быть очень невежливо – так говорить о чьих-то системах ценностей, - но раз уж вы вызвали меня на подобную откровенность, то я откровенен.
   - Это шёпот сатаны, - сказал Володя. – Ты вот бога не слушаешь, а сатана этим умело пользуется, шепчет тебе свою ложь, а ты и рад, что тебе якобы всё объяснили.
   - Я сейчас не шепчу, если уж я для вас стал сатаной, то есть противником, я в полный голос говорю, а чревовещание – это не мой конёк, извините, - ответил Анжей. – Или сходите к пану мозговеду на предмет слуховых галлюцинаций, если вы слышите шёпот четвёртого лица в этой комнате. Если же вы считаете меня одержимым, то шептать мне что бы то ни было пану Люциферу незачем, ибо по факту таковой одержимости он и я суть нечто вроде единого целого. А если он отдельно, то покажите мне, где вы его нашли. А чем вы его почувствовали, меня не е**т, простите за резкость.
   - Но ты же сам говорил, что занимаешься магией, - сказала Таня. – А магия осуждается в Библии.
   - Я уже говорил, что я на сей счёт думаю, мэм, - бросил поляк. – И не вижу причины это лишний раз повторять, поскольку вы и ваш товарищ не производите на меня впечатления клинических дебилов. Надеюсь, что здесь я был прав. Однако, панове, вам нужно вернуться к своим, чтобы вас не потеряли. Дорогу-то вы, конечно, отыщете – сюда же пришли, - но вот господа казачьи внуки могут от обиды, что их Моисей прогнал отсюда, напасть на вас – вы же не он, по лбу им не дадите квалифицированно. Чем они с удовольствием воспользуются. Это такая поганая публика, что лучше держаться от них на приличном расстоянии или замочить в дежурном сортире. А вы – пацифисты не в том месте. Последствия очевидны: эти детишки с радостью покажут вам, что сила не в деньгах американцев, а в русской правде, выраженной в методах профессиональной драки. Так что советую быть осторожными.
   На счастье Володи и Тани поляк только перестраховался, и они дошли до «Смены» без особых приключений: по-видимому, православные активисты решили не искушать судьбу и на самом деле уйти, пока им не попало, как следует.
                <***>
   - Как прошла конференция? – Стас, экспедитор из фирмы, в которой работал Володя, сел рядом.
   - Замечательно, - ответил христианин, улыбаясь. – Благовестие было трудным, многие отвергли Иисуса, но есть спасённые души. Кстати, а почему ты, брат, не хочешь принять господа?
   - А на хрен? – вопросом на вопрос ответил Стас (неверующий в полном смысле слова). – Я и так себя неплохо чувствую.
   - Сейчас, - возразил Володя. – А вот умрёшь ты, тогда ничего не исправишь, и отправят тебя на суде в огонь вечный. Там ты так легко говорить не сможешь.
   - Вовка, Гагарин в космос летал, бога там не видел, - усмехнулся Стас. – Это просто отъём бабок у народа. Ты просто телёнок наивный, ты и веришь, что это правда.
   - Блажен, кто верует, тепло ему на свете, - сказала Света, программистка. – Если тебе легче от того, что бог есть, и его зовут Христос, то это твоё дело. А нам хватает того, что есть.
   - Ну, хорошо, - сказал Володя, - ваше дело. Только потом ведь жалеть будет поздно.
   - Ну, до этого ещё дожить нужно, - сказал Стас. – Так что я вот после работы закачусь в заведение по случаю отпуска.
   - Я не возражаю, - сказал Володя. – Но ты всё слышал.
   Вторая половина рабочего дня прошла в обычном режиме оптовых сделок и завоза товара, после чего все снова заперлись в свою скорлупу. Володя всегда полагал, что бравада того же Стаса или Светы – всего лишь следствие той простой причины, что душа бога ищет всегда, но не всегда находит, а дьявол изобретает способы отвлечь человека от того поиска, который сделает его богаче царей и купцов, когда власть будет только у бога, а ткани и золото обесценятся до нуля. И ведь так просто, по большому счёту, сказать: «Господь, я признаю, что я грешен перед тобой и принимаю сына твоего единородного Иисуса Христа, как своего личного спасителя». Но гордыня ведь, не хочется признавать, что ты плох перед господом, и что нужно принять Иисуса и следовать слову его. Вот и скрывают ото всех израненные души свои. Или придумывают способы заглушить боль в душе – пьянство, наркотики, блуд, мнимое веселье. А всего-то надо восстановить мир с господом, и условия для этого не самые сложные – принять искупление кровью Иисуса, покаявшись пред богом. Это его удручало, поскольку все находили отговорку, которую дьявол им совал, почти не изменяя: «Есть мой мир, есть твой. Не лезь ко мне – всё будет хорошо». Признавать правоту такого мнения Володя, как христианин, категорически не хотел, хотя вынужден был соглашаться – бог дал человеку свободу, а спорить с богом для христианина было делом последним. Он всегда вспоминал пастора из Москвы Бейсембая Таласпекова, который работал со студентами колледжа «Благодать» на северах – в том числе, были попытки проповедовать в посёлке Хонымей (который Ник назвал «светлым русским городом»). Там их отшили официально, но они находили способ донести благую весть и туда. Так вот, Таласпеков как-то рассказывал, что он тоже сталкивался с откровенной неприязнью со стороны неверующих, которые не хотели принимать слово господа. Но он шёл вперёд, и его молитва часто достигала результата. Всё бывало, даже то, что люди гнали его и братьев, которые были вместе с ним. Но тем и отличается путь вестника божьего, что он труден, и на нём хватает преград, которые он вынужден преодолевать, прежде чем приведёт человека к богу. Это не отпугивало Володю, так как он был христианином, то есть избрал для себя узкую стезю добродетели и следования слову господа. Но чисто по-человечески ему было обидно, когда его помощь (а он искренне желал помочь людям) понимали, как вторжение на закрытую территорию.
   Дома он поужинал и сел за Библию – как оно всегда бывало, когда у него на душе было неспокойно. Не обязательно так, он всегда с увлечением читал Писание, но в минуты, когда ему было в жизни не очень хорошо, он в первую же минуту искал Библию – может, найдётся там что-то для утешения души.
   Как-то самопроизвольно он открыл Первое Коринфянам – просто открылось. И он углубился в строки письма, написанного апостолом Павлом Коринфской церкви. Мать заглянула в комнату, но не стала прерывать сына – она сама была христианкой, и у неё тоже Библия была самой главной книгой на столе. Володя всё же оторвался от чтения, заложив тесёмку, которая была вклеена в книгу, чтобы закладывать ей непрочтённую страницу – видимо, матери что-то было от него надо.
   - Мама, что ты хотела? – спросил он, зайдя на кухню.
   - Просто ты как-то тихо пришёл домой, ничего не говоришь, я подумала, что что-то случилось.
   - Просто сегодня неудачно поговорил со Стасом и Светой на работе. Они не приняли благовестия.
   - Сынок, а ты думаешь, только у тебя одного это случается? Я сколько раз в такие ситуации попадала. Говоришь с человеком об Иисусе, а он глух и слеп к этому слову, он отвергает бога сразу, не обдумывая. Просто не верит. И было даже так, что они потом вдруг приходили к богу. Это же не от нас с тобой зависит, а от него, от господа. Он свыше рождает. Вот эти твои знакомые – Наташа, Анжей, Тоня. Они не рождены свыше, даже если кого-то из них крестили водой. Одно крещение водой – этого мало, нужно ещё и крещение духом. А они его не имели. Так же и Стас со Светой. Они ведь веру в бога понимают, как купола и колокольный звон, а она не в церкви, а в твоей душе.
   - Я это понимаю, но ведь они же в беде. Дьявол их погубит, если им не дать слово о господе.
   В этот момент в дверь кто-то позвонил. Никого Володя не ждал, мать тоже. Надо было узнать, в чём дело – может, из коммунальных служб пришли или принесли какую-нибудь бумагу, в которой надо расписаться. Володя открыл дверь и вышел в тамбур, подошёл к внешней двери и посмотрел в глазок. Там стояли две женщины примерно такого возраста, как и его мать, одетые в обычную одежду – не сильно затрапезную, но и достаточно скромную. Они улыбались и походили своим видом на христианок. Лица их были ему незнакомы, но церковь, которую он посещал, была очень большой. Следовательно, он не мог знать абсолютно всех.
   - Кто? – спросил Володя.
   - Здравствуйте, мы принесли вам  трактаты о боге, – ответила одна из этих женщин, которая была помоложе. – Мы можем войти и поговорить с вами?
   - А что за церковь вы представляете? – спросил Володя. – Не «Свидетелей Иеговы»?
   - А чем вам не по нраву «Свидетели Иеговы»? – спросила та, которая была постарше.
   - Я христианин, и мне хорошо известно, как вы искажаете слово господа, - ответил им Володя. – Покайтесь в грехах своих и отриньте то, чему вас учит дьявол – вот что я вам могу сказать. Иисус любит вас, сёстры. Я буду молиться, чтобы вы прозрели и не попали в озеро огненное и серное, где будет плач и скрежет зубов.
   - Извините, - иеговистки ушли. Володя вернулся в квартиру. Мать спросила, кто там был, и Володя сказал, что «Свидетели Иеговы» приходили с «трактатами», но он их пускать не стал, поскольку они начали бы говорить свою ересь, отнимая спасение у тех, кто был во Христе.
   - Жаль, что они не представились, - сказал он, - я бы мог молиться за них лучше.
   - Сынок, разве бог тебя и без этого не поймёт? – спросила мать. – Я же знаю, как ты переживаешь, когда человек не называет имени, чтобы за него не молились. Ты и без этого молись, а бог видит, с кем ты говорил, и если ты молишься, то он тебе поможет, и тому человеку поможет. Если человек в беде, то бог поможет. Ты только молись и не держи зла – иначе бог обидится на такое свидетельство. Так ко всем – и к этим женщинам, которые «трактаты» разносят, и к ведьмам, и к Анжею. И бог услышит тебя и поможет.
   - Мама, ты просто не слышала всего, что они говорят, - возразил Володя. – Они хулят благовестие всеми возможными способами. Они даже распятие Христа опровергают.
   - Сынок, это всё – их измышления, - сказала мать. – Они не имеют при себе всей правды, и их выводы – заблуждение. Сейчас наука раз за разом доказывает то, что Библия верна. И жизнь доказывает это с тем же упорством. А то, что они тебе сказали, это ведь им дьявол сказал. Ты просто молись за них, и всё будет хорошо.
   - Они молитвы отбивают, - сказал Володя. – «Забор» ставят.
   - Это бог им попустил, - сказала мать, - чтобы ты понял, что он людей свыше рождает, а не ты. Так что молись, сынок. Бог услышит твои молитвы и поможет.
   Володя не стал спорить и сел за стол, вернувшись к Писанию. Первое Коринфянам он решил прочесть после того, как вспомнил какой-то разговор с адвентистами, к которым он так и не зашёл до самой конференции – не до того было. А пока как-то и не особо хотелось туда идти. Но лишний раз прочитать Библию было для христианина только полезно. Но, к сожалению, он как-то запамятовал, что же за спорные места в посланиях апостола Павла к братьям из Коринфской церкви ему показывали, а тогда он не удосужился  хоть как-то пометить для себя, что же это за стихи спорные. Теперь это  несколько затрудняло поиск, то есть мешало разобраться в том, что ему приводили в качестве доказательства несостоятельности его веры адвентисты.
                <***>
   - Братья и сёстры! – провозглашал Пётр. – Сегодня в нашей церкви радостное событие – к нам приехал брат Майкл Монро, пастор из Майами! Сегодня он будет вести у нас служение!
   Майкл Монро вышел на сцену. Это был чуть бесформенный блондин с гладко выбритым лицом, одетый в светло-серый костюм, чёрные ботинки и белую рубашку, а поверх  полосатого галстука на цепочке висел большой крест. Вместе с ним на сцену вышла средних лет женщина в газовом платке и красном костюме поверх белоснежной блузы, у неё были большие очки на цепочке, что в сочетании с костюмом и чёрными туфлями-«лодочками» придавало ей строгий, даже слишком «академический» вид (судя по всему, она должна была переводить слова американского гостя).
   Но пастор поприветствовал русских братьев по вере на их языке, хоть и достаточно ломаном. Володе это было как-то всё равно, поскольку он и так не понимал по-английски, а главное здесь – Слово Божье, что в любом случае было в основе любой проповеди христианского пастыря.
   Далее пастор Монро говорил по-английски, а переводчица пыталась перевести его проповедь, посвящённую вопросам столкновения христиан с насилием и гонениями. В переводе сестры, стоявшей рядом с Майклом Монро, это выглядело примерно так:
   - Истина никогда на самом деле не была среди людей признанной, она в известной мере была гонима, так как никогда не соответствовала греховной природе человека, как потомка «ветхого Адама»! – говорил Монро. – В Северной Корее христиане подвергаются репрессиям – вплоть до смертной казни! В мусульманских странах евангелист подвергается не меньшей опасности! Даже пытающаяся себя позиционировать, как цивилизованная страна, Россия не слишком борется с преследованиями по религиозным убеждениям. На первый взгляд это не так – церкви есть, многие зарегистрированы официально. Но для новых церквей ставят какие-то барьеры, в телевизионных программах крутят сюжеты, в которых настоящих христиан выставляют безнравственными дельцами, которые превращают в зомби простых людей. Случаются даже нападения на церкви и отдельных братьев или сестёр. Такова плата за то, что люди носят образ живого бога в себе, а не распятого Христа на золотом крестике. Для нас, христиан, славящих господа в духе святом, Иисус сошёл с креста! И кое-кому это не нравится, и он всеми средствами стремится остановить благую весть нашу! И дело доходит даже до того, что христианство искажается дьяволом, заставляющим людей, не знающих бога, принимать за духовную битву кулачные бои с именем Иисуса на устах! Стоит напомнить, что Иисус говорил: «Не противься злому, но кто ударит тебя в правую щёку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто  принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два». Это совсем не значит, что духовной битвы нет. Но раскройте свои Библии на шестой главе Послания к Ефесянам: «Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней дьявольских; потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной. Для сего примите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злой и, всё преодолевши, устоять. Итак, станьте, препоясавши чресла ваши истиной, и облёкшись в броню праведности, и обувши ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскалённые стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие». Вот наше оружие – Слово Божие и молитва! А отнюдь не кулаки, пули и прочее оружие, которым поражают плоть! Ибо тем, что мы берём на себя работу господа, мы отказываем ему в доверии, говоря, что мы не верим в возможность того, что он покарает нечестивых в должный срок, что он защитит детей своих в лихой час, что он дал нам духа своего, чтобы мы были сильны в борьбе с дьяволом! Нам должно молиться за наших гонителей, отвечать благословением на их проклятия, ибо они несчастны, не имея мира с богом! Нам нельзя самим превращаться в гонителей, ибо так поступают язычники и мытари! А их дела – не от бога! Значит, нам нельзя поступать так, как они! – провозглашал Монро. – Да, не нужно сообщаться с теми, кто распинает Христа в себе, чтобы не быть уловленными дьяволом, но мы не должны быть такими же грешниками, ибо это значит, что мы тоже распяли в себе Христа! Молитесь за этих людей и благословляйте их, ибо они не виноваты в том, что делают – виновник сего иной: сатана! И когда наши молитвы и благодать господа разрушат в их сердце оковы сатаны, они поймут, какие ошибки они совершали, изгоняя детей его со своей земли! Только так можно и нужно бороться с дьяволом, братья и сёстры! Этим оружием побеждали апостолы и сам Иисус! И никаким другим!
   Володя внимательно слушал проповедь Майкла Монро и вспоминал то, как ему иногда не слишком помогал такой набор методов. Возможно, он недостаточно истово молился и не всегда удачно приводил слова из Библии. Может, он слишком полагался на свои силы там, где должен был действовать бог. Но ведь работало не настолько идеально. Почему – сказать было сложно. Ведьмы сказали бы ему, что его методы – это плохо проработанная магия, но ведьмы не знают бога, так как отвергли сына его Иисуса. Анжей скептически хмыкнул бы на этот счёт и выдал бы какую-нибудь теорию, далёкую от Священного Писания – вроде того, что «блондинам» можно проповедовать до посинения, но у них в душе  их русский вождь Адольф Гитлер (что-то подобное он сказал на концерте в «Современнике»), а евреи (безусловно, очень хорошие люди)  преданы Единому Богу Йод-Хе-Вау-Хе, и для них Христос – лжеучитель. Но лично Володе это не помогло бы улучшить молитвенную работу ни на грамм. То есть многие из тех, кого бы он хотел привести к богу – Иисус страдал и за них тоже, - не придут, потому что он не сумеет это сделать. Это важно. По крайней мере, для него.
   В то же время он понимал, как же в этом случае были правы Анжей и ведьмы, говоря о том, что акцент во фразе: «Я служу господу» смещается у многих в сторону «Я», а не в сторону господа. И, возможно, все помехи в его молитвенной работе – это вмешательство господа, который хочет охладить пыл своего самоуверенного чада и дать ему этим понять, что не брат Владимир, а господь – Отец, Сын и Дух Святой, - рождает людей свыше, а его слуга только просит об этом у бога. А он, Володя, что-то упустил. Что – он хотел понять. Поэтому он не встал на молитву и не пел со всеми: он чувствовал, что сейчас это будет совсем некстати – такое «механическое» прославление бога он считал недопустимым.
   Монро ещё что-то говорил со сцены, а Володя только помолился за то, чтобы не забыть спросить у пастора-американца насчёт того, что сейчас было у него на душе.
   К Монро было непросто подойти – стояли желающие исцелиться, которых пастор лечил возложением рук. Но Володя был достаточно терпеливым человеком – вера давала ему силы для этого. И он дождался, когда пастор освободится от сестры, которая плохо видела и не могла этого поправить в обычной больнице. Подойдя к переводчице, он сказал, что хотел бы поговорить с пастором. Та перевела, и Монро кивнул, выражая согласие.
   - Брат Монро, - проговорил Володя, - у меня есть проблема в молитвенной жизни.
   - Что тебе мешает в молитвенной жизни, брат? – спросил Монро (точнее, таков был перевод его вопроса).
   Володя в максимально удобной для перевода форме (он сразу понял, что переводчица не идеально владеет английским) рассказал о своей проблеме.
   - Брат, - сказал американец, - я не знаю, что тебе говорили ведьмы (и вообще, насколько нужно тебе это общение), но на самом деле такое бывает, и под видом молитвенной работы ты можешь начать реализовывать гордыню. Это очень опасно. Ты можешь ничем не помочь своим новым знакомым, а вот себе уже навредил. Даже не общением с ними – что само по себе сомнительно в плане духовности, - а тем, что у тебя сработало ненужное самолюбие: как же это, меня, слугу божьего, смогли откинуть с моими благими молитвенными намерениями. Ты бросаешься в битву там, где надо прекратить любые усилия, не считая только молитвы. Есть другие люди, которым твоя молитвенная помощь нужнее стократ, а ты про них забыл из-за своей гордыни, желания что-то кому-то доказать. Вот что важно: служить богу, а не реализовывать через молитвенную или какую-то ещё работу свою гордыню. Я читал пророчество Рика Джойнера, как он видел престолы божьи, как на них сидели праведники. Так вот, там был описан человек, сидящий рядом с апостолом Павлом. И этот человек спас за всю жизнь только одного брата. И господь дал ему это место. Почему? Потому, брат, что этот человек искренне и ревностно трудился во имя господне, думая только о том, чтобы быть во Христе и помогать господу, а не о том, чтобы совершить множество подвигов. И даже то, что ты из любви к господу и созданиям его помогал тем сёстрам в загородном лагере готовить еду, более значимо для господа, чем твои разговоры с ними, потому что ты проявил любовь к ним и не только кричал о том, какой ты истинный христианин, но и просто оказал услугу, не обидевшись на то, что тебя сочли лишним человеком в этом собрании.
   - Но меня пригласили за стол, - сказал Володя. – И со мной обращались лучше, чем с теми православными, которые требовали «свернуть шабаш».
   - В чём всё дело, брат, - сказал Монро. – Ты показал им свою любовь, и тебя не выгнали оттуда. С тобой говорили. Значит, любовь кое-что может. А бог есть любовь, это хорошо известно. Иди по этому пути, брат.
   Они расстались – Монро ещё исцелял, а Володя поехал домой, поскольку завтра он с двумя братьями должен был ехать на автовокзал, чтобы там раздавать людям Писание и буклеты о господе.
                <***>
   - Перед тем, как отправиться в путь, подумайте, что будет с вами, когда вы пойдёте в вечность? – Женя Берснев, тот брат, который защищал от Кати адвентистов, начал благовествовать. -  Ведь никто не праведен пред господом, и, следовательно, все осуждены на смерть. Но пришёл Иисус, и он своей драгоценной кровью искупил нас. Теперь вам нужно только принять эту жертву и покаяться перед богом – и вы спасены от страшной гибели в день суда! Мы дарим вам Слово Божие, чтобы вы познали бога и приняли его своим личным спасителем!
   Люди подходили к трём братьям, которые ходили по уголкам платформ автовокзала и предлагали литературу. В этом месиве, похоже, были представлены все возможные человеческие типы – от советских ветеранов, с недоброжелательством косящихся на «бездельников», до персонажей в дешёвых спортивных костюмах и кроссовках позапрошлого сезона, которые шумно кучковались в разных местах посадочного пространства.
   - Возьмите Слово Божье, - говорил Володя, раздавая Новый Завет подходящим людям. – Господь любит вас, - люди подходили несмело, будто их что-то держало, и уходили, куда-то пряча величайшее сокровище, которое мог бы иметь человек на Земле. Женя и Толя Васильев раздавали людям Благую Весть с радостью, которая так и светилась на лицах. Володя тоже был в этой радости – он вообще любил эти поездки к автовокзалу  или ещё куда-нибудь, где можно было попытаться поговорить с людьми о господе, не боясь того, что наткнёшься на глухую стену непонимания. И, несмотря на не всегда положительное отношение к благовествованию некоторых людей (чаще всего стариков, воспитанных на коммунистических идеалах или тех, кто ратовал за православие), Благая Весть расходилась по рукам («Хорошо бы, чтобы и по душам», - думал Володя, раздавая книги).
   Они с Толей и Женей шли по платформам, начиная с шестнадцатой, на каждой оставляя в руках людей несколько книжек – большие спортивные сумки, набитые книгами о господе, уже изрядно похудели. Толя успевал раздать несколько книжек не только на платформах, но и в «глубине» посадочного пространства – там, где продавалась всякая снедь, а невдалеке от киосков торговали и разносчики игральных карт с блудницами. Иногда туда же отходил и Женя, а Володя по большей части находился у столбов, на которых были вывешены таблицы маршрутов, отходящих от данной платформы. Люди подходили всё так же несмело, и Володя с радостью вспоминал «Марш Иисуса», где он сумел распространить среди народа весь запас буклетов о спасении через Иисуса: тогда люди были куда смелее тех, кого он оглашал благой вестью сейчас. 
   На первой платформе благовестие шло с той же уверенностью, что и вначале, а люди подходили так же, как и везде. Негативной реакции было очень мало, но всё же иногда кто-нибудь в своей духовной слепоте противился благовестию, призывая людей вокруг не верить «сектантам» и «обманщикам». Но даже Толя Васильев, который был известен своим ревностным отношением к господу и делам во имя его, старался дарить любовь всем, а Женя и Володя только этим и занимались, ибо бог есть любовь – эту заповедь они помнили хорошо.
   И тут Володя заметил три женские фигуры около закусочной. Цветастые блузки, джинсы, стильные босоножки – это ярко выделялось в толпе, хотя вещи-то были вполне обычными на самом деле. Одна из этой троицы звонила по мобильному телефону. Что она говорила, было не расслышать отсюда, да и незачем это было Володе: сейчас его задачей было раздавать Новый Завет страждущим и говорить с ними об Иисусе. Но эти женские фигуры показались ему странно знакомыми.
   - Брат, что ты там увидел? – спросил Толя.
   - Ничего особенно интересного, - ответил Володя. – Просто подумал, что это старые знакомые по Красноярке.
   - Ведьмы? – спросил Васильев. – Ты испугался ведьм?
   - Никого я не испугался, брат, - отмахнулся Володя, всё же посматривая на тех обладательниц цветастых блузок. – Просто подумал, что как-то странно их здесь видеть. Не знаю, что им тут нужно.
   - Ты думаешь, им нужны мы? – спросил Женя.
   - Нет, - сказал ему Володя. – Они чем-то своим заняты.
   - Брат, а может, мы подойдём к ним и огласим их благой вестью? – спросил Толя с неожиданным энтузиазмом. – Ведьмы это или нет, но я сомневаюсь, что они во Христе.
   - Не боишься, что тебя пошлют, как говорится, «на три буквы»? – спросил его Женя.
   - Сколько раз нас гнали, брат, но всё же находились души спасённые! – Васильев двинулся к троице, не обращая внимания ни на кого. Володя и Женя двинулись за ним, уже не собираясь останавливать его: это было бесполезным занятием. Они просто хотели урегулировать возможные осложнения, которые Васильев иногда вносил в уличное и квартирное благовестие своими каверзными вопросами и лишним энтузиазмом. И, конечно же, Васильев подошёл к трём женщинам и начал говорить: – Разрешите обратиться?
   - Ты сколько на «гражданке», солдатик? Тебя не поздно на службу загребли? – одна из женщин, в которой Володя теперь уже точно признал Алю, рассмеялась. – Думаешь, я слепая совсем, не вижу, какого фига ты тут груши околачиваешь? И дружок твой своим видом подтверждает, что ты сказать хочешь. Ну, говори, только недолго, а то наши кавалеры сейчас подойдут, и нам придётся откланяться и идти отсюда.
   - Позвольте вручить вам Священное Писание, - Васильев достал из «отощавшего» баула Новый Завет.
   - Благодарю вас, - сказала Аля, - но у меня это же чтиво в полном комплекте дома есть.
   - А ваши подруги? – спросил Женя.
   - У меня тоже где-то Библия была, - ответила Струбцина.
   - Если мне понадобится Библия, - сказала третья, низкорослая блондинка с ангельским личиком, - я возьму у кого-нибудь почитать полную или куплю в книжном магазине, - она усмехнулась, и в этот момент со стороны лестницы, ведущей к Левобережному рынку, раздалось:
                Если я чешу в затылке – не беда,
                В голове моей – опилки (да, да, да);
                Но, хотя там и опилки, но кричалки и вопилки
                (А также сопелки, шумелки, пыхтелки)
                Сочиняю я неплохо иногда. Да! 
   И к женской компании подошёл Анжей, который сиял от неведомого счастья. С ним рядом очутились Ник и элегантный азиат, в котором Володя сразу признал Руслана – мужа Али. Правда, в данный момент на нём были бледно-салатовые джинсы, коричневые ботинки с каплевидными дырочками по бокам, и рубашка-сетка, но это было не менее элегантно, чем в те разы, когда Володя его видел. Анжей и Ник были одеты в белые футболки с изображениями каких-то музыкантов, синие джинсы и новенькие мокасины (чёрные у Ника и бледно-серые у Анжея).
   - Итак, дамы, мы тут вам приносим огромные извинения, что опоздали немного, - сказал Анжей.
   - Всё в норме, Анжей, - сказала Аля. – Ты надумал, куда мы идём отдыхать?
   - Это я и хотел вынести на обсуждение после того, как господа лишние отсюда сольются куда-нибудь. Владимир, вы уж простите великодушно, но вас сегодня никто не ждал, и звать никуда не собирался. Габи, - сказал он низкорослой, - ты тут нигде не была?
   - Нет, а почему ты спрашиваешь?
   - Значит, предложить будет особо нечего, - сказал поляк. – Подождите, я сейчас. Панове, - обратился он к Жене, Толе и Володе, - я что-то не замечаю здесь следов разлитого клея и закопанных магнитов. Или вам нужно особое приглашение? Поймите правильно, против вас здесь никто ничего не имеет, но ваше присутствие и проповеди немного утомительны, так что я вас очень прошу отодвинуться примерно на полкорпуса и пропустить нас. Лады?
   Женя отодвинулся в сторону, Володя тоже. Толе Васильеву ничего не оставалось, как освободить проход, позволив компании оккультистов выйти на лестницу и направиться в сторону рынка.
   - Будьте благословенны, братья и сёстры! – воскликнул Васильев, «взяв Христа за руку». Все три проповедника истины выждали, когда оккультисты отойдут на некоторое расстояние, и пошли в сторону рынка, где надеялись попытать счастья в благовестии. Рынок встретил христиан неприветливо – желающих принять Иисуса оказалось очень мало, а человек пять пригрозили вызвать милицию. Даже Толе этого не хотелось, хотя он считал себя борцом за истину, готовым пострадать за неё. Компании оккультистов не было видно – точнее, Володя видел, как они зашли в расположенное на улице кафе, носившее название «Золотой Гусь». Вышли они оттуда достаточно быстро – видимо, не было мест, или в кафе было обслуживание банкета. Оккультисты вышли с территории рынка и направились в сторону дороги, двигаясь как-то по диагонали. Женя всё же сумел раскидать по народу штук семь экземпляров Нового Завета, Толя и Володя оставили у людей по пять книжек аналогичного содержания. Осталось значительно меньше половины того, что взяли на благовествование, но всё же что-то оставалось, и это не слишком радовало Толю, который так и не сумел толком с кем-нибудь поговорить об Иисусе, не говоря уже о полном провале обращения в христианство ведьм, замеченных Володей. Тот же, в свою очередь, был доволен хотя бы тем, что уже удалось сделать, а Женя считал, что на небе радость от обретения потерянной души стократ больше, чем от прихода девяноста девяти праведников (что он и сказал Толе).
   - Может, мы пойдём в больницу и будем говорить об Иисусе там? – предложил Васильев.
   - Брат, нас могут и не пустить туда, - сказал Володя. – В коридоре места мало, мы много там не сделаем, да и люди могут быть немного против нас. Ты же видел, как нас приняли на рынке.
   - Ну, и что ты этим хочешь сказать? – Толя начал впадать в «священную ревность». – Там тоже люди, и многие из них пока не знают господа, и если что случится, то могут и не успеть прийти к нему! Ты же знаешь, что будет с ними! Это – слишком большая потачка собственной лени, и её нельзя допускать! Поэтому мы пойдём туда и будем говорить о господе! А если ты боишься осуждения, то ты – очень плохой христианин, брат!
   - Толя, - начал Берснев, - ты и так уже допустил промах с теми ведьмами. Я не против того, чтобы огласить наших немощных братьев благой вестью, но надо понимать, когда это можно делать, а когда нельзя.
   - Не «можно делать», брат! – не сдавался Васильев. – Нужно делать! Нужно, ибо Иисус в написанном слове своём сказал: «Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать всё, что я повелел вам; и се, я с вами во все дни до скончания века»! Ты противостоишь Иисусу? Или же ты во Христе, брат?
   Володя устало вздохнул: спорить с Васильевым на этот счёт было бесполезно (тут речь не шла о том, надо ли спорить вообще). Толя был так ревностен в своей работе во имя бога, что не всегда прислушивался к разумным аргументам, когда речь шла об ограничении благовестия, связанном с тем, что это благовестие лучше не проводить (а Володя уже имел несчастье убедиться в том, что такие случаи бывают). Троица направилась к стационару, желая войти в холл и начать проповедовать там.
   В коридоре больницы было очень много людей, на которых Новых Заветов не хватило бы, но Васильев уповал на то, что он сможет словом обратить людей к истине. Но его потуги оказались напрасными – людей интересовали свои проблемы, а не излияния сумасшедшего (так они, по мнению Володи, воспринимали действия Васильева). Нет, Володя и Женя тоже участвовали в этом действе, пока им не было предложено человеком в сером мундире очистить площадку. Володя и Женя подчинились, а вот Васильева пришлось, чуть ли не силком оттуда утаскивать – так он увлёкся своим «благовестием».
   - Ну, вот, я же говорил тебе, - сказал Володя. – Надо понимать, что не всегда это можно делать так, как тебе хотелось бы. А ты упёрся. Это не от бога, брат – изображать капризного ребёнка, которому хочется вот эту игрушку.
   - Надо уметь уступать и проигрывать, - сказал Женя. – Не всегда сразу что-то получается, и с этим надо смириться. Это не от бога, брат, когда ты так действуешь, ибо бог есть любовь, а любовь может уступить, если надо. 
   - Вы просто мне не помогали, - вдруг проговорил Толя. – Вы решили остаться в стороне – дескать, пусть этот безумный покричит, поделает вид, что благовествует, а мы посмотрим, а потом отругаем.
   - Толя, с тобой что? – спросил Берснев. – Ты что говоришь? Это неправда, никто не делал тебе гадостей – мы, как христиане, не позволили бы себе подобного к любому человеку, тем более христианину.
   - Почему вы тогда стояли в стороне и сразу ушли?
   - Потому что милиционер мог отправить нас в отделение, а к нам в последнее время относятся не слишком хорошо, - ответил Володя. – Ты просто не видел, как вели себя православные активисты возле лагеря Гагарина, когда там была конференция ведьм... А, ты всё равно слушать не будешь, - он устало отмахнулся.
                <***>
   - Здравствуй, Игорь, - Володя сел на скамейку рядом с Игорем. Тот немного подвинулся. – Ты всё ещё веришь в свою мистику?
   - Истина существует независимо от того, веришь ты в неё или нет.
   - Значит, ты наконец-то дошёл до того, что истина одна?
   - Да, истина одна, и бог один, с этим я никогда не спорил.
   - А почему ты отказываешься принять Иисуса, как своего личного спасителя?
   - Боюсь, что у тебя превратное толкование личности Иисуса Христа, Володя, - ответил Игорь. – Бог есть любовь, и с этим мы оба согласны. Но разве любовь – это шантаж и ревность? Я сомневаюсь.
   - Что ты имеешь в виду под шантажом?
   - То, что мне (и тебе тоже) угрожают смертью за то, что ты не веришь в то, что написано в одной-единственной книге. Вряд ли это бог так на самом деле говорил. И потом, ты ведь наверняка свято веришь в то, что учения кармы и сансары в Библии отсутствуют.
   - А ты разве не читал Библию?
   - Читал. Только дело-то всё в том, что Библия, как её сейчас издают, неполна – выброшено двенадцать Евангелий, нет двух Апокалипсисов, да и вообще христианское учение изрядно испорчено Вселенскими Соборами, на которых о христианстве судили люди, которые лично не могли в силу объективных причин присутствовать при том, как учил Христос, как жили апостолы – а ещё туда же, судили кого-то. Хотя Иисус Христос был прав, когда сказал: «Не суди, да не судим будешь». А ты всегда всех судишь, говоришь, что они неправы, потому что они не знают Христа. При этом ты сам как-то не задаёшься вопросом, а знаешь ли ты его сам.
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - То, что ты слышал только что.
   - Ты имеешь  в виду, что я хуже знаю Иисуса, чем ты, который поклоняется Кришне? – спросил Володя.
   - Во-первых, Володя, сколько раз тебе объяснять, что Кришна для меня – не более чем Аватара, воплощение Вишну? – сказал Игорь. – Во-вторых, я ни слова не сказал о том, кто знает бога или Иисуса Христа лучше – ты или я. Это не моё дело. Моя задача – разорвать цепь кармы, и пока я далёк от этого, но буду стремиться. Ты считаешь иначе – твоё право. Никто не будет тебе мешать портить или улучшать карму – даже Всевышний, ибо он дал выбор, а уже как ты хочешь жить, так и будешь, независимо от того, Будду ты признаёшь, Иисуса Христа или Кришну, раз уж ты так зацепился за моё к нему отношение. Опять-таки, это не моё дело, но на твоём месте я бы развивался сам, а другие пусть смотрят на это и решают, готовы они идти этим путём или нет. А принуждение – это не любовь. И ревность, которую ты превозносишь – не любовь. Это собственничество, а оно происходит из заблуждения, привязанности к материальному миру. Это моё мнение, и ты вправе с ним не соглашаться.
   - И опять мы приходим к ярмарке верований, - сказал Володя. – Во что хочу, в то и верю, бог имеет множество имён, истина независима от церквей. Но в день суда ты рискуешь об этом сильно пожалеть, хотя исправить уже ничего не сможешь. Вот она, свобода выбора. А ведь Иисус говорил в написанном слове своём: «Се, стою у двери и стучу; если кто услышит голос мой  и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со мною». Но ожидание Иисуса не безгранично, и однажды он не будет стучать в дверь твоего сердца. Он придёт во славе, и судьи на небе откроют книги, и будут судить мир – и тебя тоже, и меня будут судить. И твоя уверенность в моей неправоте будет опровергнута тем, что ты будешь по левую руку господа, а я – по правую. Последствия очевидны, брат.
   - Тебе, потому что ты в это веришь, - ответил Игорь. – А я не верю, потому что эта «истина» не от бога, в ней нет любви, а есть собственничество того, кто выдаёт себя за бога. Вряд ли Иисус этому учил на самом деле. Но это не имеет значения для тебя, так как ты всё равно будешь стоять на своём.
   - Потому, брат, что это и есть истина, - ответил Володя. – Это говорил господь в Священном Писании.
   - Ницше тоже ссылался на Заратустру, - сказал Игорь. – Вот только никакого отношения к реальному учению «Авесты» это не имеет. Мало ли, что говорит твой пастор в церкви: он тоже человек, и ему тоже свойственно ошибаться.
   - Пастор может ошибиться, а бог – нет, - возразил Володя.
   - Я говорю не о боге, а об авторах Библии. Точнее, о тех, кто приводил её в современный вид. Библия же на самом деле много раз изменялась, я уже тебе об этом говорил.
   - То есть ты считаешь Библию творением людей, которые ошибались? – спросил Володя.
   - Если тебе угодно так толковать мои слова, то да, - ответил Игорь. – Но есть неизменные вещи, существовавшие до написания Библии и до Христа – они-то и важны.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Понимание мира и единство с богом.
   - Ты считаешь, что Библия не даёт такого понимания?
   - Никакая книга этого не даёт. Дают усилия человека, желающего этого.
   - И что для этого делать?
   - Развиваться, познавать мир и себя, и тогда ты познаешь бога.
   - Времени на это у тебя не будет, брат, поскольку мир на грани гибели.
   - А ты уверен, что это так?
   - Свидетельства...
   - Забудь про то, что говорили апостолы, – сказал Игорь, – с того времени столько раз предсказывали этот самый конец света, что ссылки на Иоанна Богослова неубедительны.
   - А то, что Израиль восстановлен?
   -  И что из этого?
   - А то, что одним из свидетельств последнего времени является то, что Израиль восстановился. Второе – Иерусалим перестаёт попираться язычниками. Это тоже происходит. Обилие лжехристов, многие из которых творят чудеса и предсказывают – это не доказательство? Американские учёные доказали места из Библии, где бог останавливал время для пользы народа его – знамение, которое бог дал царю Езекии по просьбе Исаии, и остановка Солнца по просьбе Иисуса Навина! Этого мало?
   - Ну, Володя, тут я с тобой не буду спорить, - сказал на это Игорь, – но не потому, что ты прав...
   - Так, выходит, ты признаёшь написанное в Библии? – с некоторым торжеством спросил Володя.
   - Ты делаешь поспешные выводы, - спокойно ответил Игорь. – Просто я хорошо тебя знаю и прекращаю этот спор, потому что ты сейчас начнёшь кричать и объявлять меня духовно слепым. Злословие – это плохо само по себе, и я прекращу ненужный разговор только поэтому: слово и мысль материальны, и они могут ранить и даже убить. Так что лучше дать тебе остыть и вернуться к познанию мира и бога. А споров и противоречий в нашем мире и без нас двоих по горло. У тебя своя правда, у меня – своя.
   - Хорошо, - сказал Володя. – Будь, по-твоему. Иисус стучит у двери сердца твоего, и я буду молиться за то, чтобы ты услышал стук и открыл дверь, пока не поздно. Будь благословен, брат! – он пошёл в сторону торгового комплекса «На Конева» - хотел купить фотоплёнку.
                <***>
   - Здравствуй, Володя, - старый знакомый по походам в церковь «Навигаторов» Серёжа стоял рядом. – Ты куда-то пропал. Уезжал из города?
   - Кроме конференции – никуда, - ответил Володя. – Просто как-то не встречались. А вы как там?
   - Спасибо, хорошо, - ответил «навигатор». – Тоже недавно выезжали всей семьёй за город.
   - А у тебя кто кроме Аллы? – спросил Володя.
   - Ты забыл, что у меня сын? – удивился Серёжа. – Ну, Тимоша, ты же помнишь его.
   - А, извини, забыл. Уже, наверное, бегает вовсю?
   - Да, - радостно сообщил его собеседник. – А ты-то как, не женился?
   - Пока нет, - ответил Володя. – Как-то не ведёт пока меня бог к этому.
   - Ну, это ты ещё успеешь, - сказал ему Серёжа. – А я вот видел в Чернолучье старого знакомого – Сашу Самойлова, он одно время к нам тоже ходил. Он к вам ещё ходит?
   - Да, - ответил Володя. – А ты там не встречал никого из ведьм?
   - А что, там есть ведьмы? – Серёжа удивился.
   - Ну, они же проводили конференцию в Красноярке, в лагере Гагарина.
   - В Красноярку мы не ездили, - признался «навигатор». – А почему тебя так интересуют ведьмы?
   - Просто я с ними пообщался там, - пояснил Володя. – Хотел им рассказать об Иисусе, но меня не слишком там слушали. И недавно на Левобережном рынке трёх ведьм видел, тоже мы с Толей Васильевым и Женей Берсневым хотели их направить к богу, но тут подошёл Анжей – поляк один, он концерты организует, - а с ним какие-то друзья, и они все пошли в кафе, только потом вышли оттуда – мест, наверное, не было. Мы пошли в больницу, там пытались о боге говорить, но не получилось. Толя очень по этому поводу переживал.
   - А этот Анжей такой маленький, светленький, он ещё весь в татуировках?
   - Да, а что? Ты его знаешь?
   - Общались немного. Он сатанист, - сказал Серёжа. – У него, кстати, характер тяжеловатый, с ним трудно говорить. И матерится он, как сапожник. Но он не такой уж и хам на самом деле – может вести себя прилично, если нужно. Он же сейчас сына воспитывает.
   - Не знал.
   - А он тебе и не сказал, скорее всего. Вы же не друзья.
   - Наверное, поэтому он и не говорит об этом. Он же никого не пускает в свою жизнь.
   - Насчёт «никого» я сомневаюсь, но он на самом деле человек не очень общительный, - сказал Серёжа. – Особенно с теми, кто его к чему-то принуждает. Даже из добрых намерений.
   - Это я заметил ещё с первого разговора,- Володя осмотрел в сторону. – Он меня сразу предупредил, что проповедовать ему не имеет смысла. И если ему кто-то чем-нибудь не понравился, он своих чувств к этому человеку не скрывает. Да ещё и говорит какими-то загадками.
   - Например?
   - Как-то раз он сказал мне, что не споёт песенку каких-то ангельских устриц, поскольку наш, как он выразился, учёный диспут «О башмаках и сургуче, капусте, королях» завершился ничем.
   - А что это за песенка ангельских устриц, и при чём тут диспут, который он упоминал?
   - Что-то из «Алисы в Стране Чудес», - сказал Володя. – История каких-то близнецов Твидлдама и Твидлди про моржа, который съел всех устриц, и что я похож на этих близнецов, потому что обижаюсь из-за «новенькой, хорошенькой погремушки».
   - Я не знаю, что там за Твидлдам и Твидлди, но они чем-то похожи на Труляля и Траляля, - сказал Серёжа. – Хотя... Постой, я вспомнил! Был фильм какой-то американский или английский, мы как-то у Пола смотрели телевизор после богослужения, и там был фильм. Вот, там была эта история. Как же эта песенка устриц выглядела? Кажется, так:
                О морж, злодей плаксивый,
                Позор твоей слезе –
                Ты был страшней для устриц,
                Чем дети для сластей.
Может, он взял эту песню оттуда? Хотя, если мне не изменяет память, у него одна из любимых книг – «Алиса в Стране Чудес».
   - Мне тоже так показалось. И, знаешь, он так говорил со мной, с такими чувством превосходства, - проговорил Володя. – Он, мне кажется, склонен к гордыне.
   - Ты знаешь, - ответил ему Серёжа, - но это вполне может быть и маска. Я как-то говорил с одним из его друзей-музыкантов, и тот человек мне сказал, что так он себя ведёт с кем-то, кто ему чем-то не понравился. И у него очень плохое отношение к тем, кто пытается переубеждать его. Вот ты и получил за проповедь.
   - Они, по-моему,  все там такие, - сказал Володя на это. – Вон, его друг этот, рыжий такой, его все Ником называют. Я помню, как он выгонял православных, когда они встали у ворот лагеря. Он их таким матом поливал – просто слушать было страшно.
   - Ник? – спросил Серёжа. – Ну, если это тот, которого я видел у Тарских ворот, когда был спор Юры и Паши из вашей церкви с ведьмой, то это вполне в его духе. Нет, на самом деле они там очень разные, эти люди – есть такие, как Анжей или Ник, а есть те, которые вообще ни разу не сматерились. Так что тебе просто не повезло на людей, с которыми ты говорил. Или ты просто с места в карьер побежал, и тебе сразу же сказали, что твои проповеди здесь не нужны. У них там что-то вроде правила: никому своих взглядов не навязывать, но и самим от других ничего не принимать. Я говорил со многими из них. К тебе отнесутся вежливо, с тобой будут говорить по-человечески, но ты всё равно для них – посторонний, чужой. И чем больше ты говоришь об Иисусе, тем крепче «забор».
   - Я это почувствовал, - сказал Володя. – Они в этом случае просто «закрываются» от благой вести, начинают смеяться, вышучивают тебя, стараются не говорить на эту тему. Почему они так боятся спасения?
   - Знаешь, Володя, - сказал «навигатор», - вот тут я тебя поправлю. Они не боятся Христа. Они не верят в это. Просто я слышал, как они опровергают его крестную смерть и Библию. И это для христианина очень больно. Поэтому они эту тему обходят, чтобы просто не сорваться на грубость. Если им человек не нравится – ему в лицо будут высказывать то, что тебе не говорили.
   - То есть меня просто не хотят обидеть?
   - Да, - подтвердил Серёжа. – Не считают плохим человеком. А тем православным, которых ты упоминал, досталось по-настоящему сильно. Я просто знаю, как тот же Анжей их ненавидит. У него для православных два самых мягких слова – «фашисты» и «вероотступники». Я такое слышал от Веры Алексеевны и Вани, что он с православными принципиально по-доброму не разговаривает – или вежливость ледяная, или матом ругается. Так что тебе в этом отношении повезло – он тебя только вышучивает, наверное.
   - Да, - согласился Володя. – Прозвище придумал – Крамбамбула. Ангельские языки вышучивает, как только можно. И всегда готов оспорить дары духа и слова Иисуса.
   - Насчёт слов Иисуса он неправ, - сказал Серёжа. – Я сколько раз ему об этом говорил. А вот насчёт того, что ты называешь «дарами духа», я могу с тобой поспорить. Есть такие принципы, которые позволяют отличить дар бога от подделки, слепленной сатаной. Во-первых, дар от бога не сопряжён с насилием над личностью, разум должен быть светлым, а воля – свободной (ты можешь отказаться от предложенного). То есть тебя никто никуда не опрокидывает, и ты не смеёшься по принуждению. Во-вторых, Иисус, как господь, прославляется – значит, этот дар от бога. Ты можешь гарантировать, что твои слова иными языками не хулят Иисуса?
   - Ты хочешь сказать, что я могу так оскорбить господа? – Володя уставился на собеседника, как на аномальное явление.
   - Да, вполне, если ты умом не понимаешь, что ты говоришь. И ещё один принцип – единение и рост церкви. А когда ты такой крутой и духовный, а кто-то – нет, единения не будет. И последнее – это очень важно, - дар от бога подчиняется принципу любви. К ближним, Володя, к ближним, а не к себе. И когда ты обижаешься на тех людей, которые не приняли твоих «духовных даров», то ты проявляешь себялюбие. Иногда это неприятие надо проглотить и молиться за того, кого ты желаешь привести к богу, не вступая с ним с общение так, как это делают многие из вас. Кстати, я вспоминаю Сашу Самойлова, как однажды он после долгого отсутствия пришёл к нам на собрание – он начал нас обличать, и когда его начали критиковать (тоже вот был один человек, тёзка его, неформал, который называл себя сатанистом – он потом ушёл от нас)... Так вот, Самойлов тут же набросился на него и начал говорить, что сатанистам здесь не позволено высказываться.
   - Он был прав, - сказал Володя, - сатанистам нельзя говорить в христианском собрании. А что он сказал Самойлову?
   - Он хотел ему сказать, что тем, кому нужен фюрер, надо идти в православную церковь, - объяснил Серёжа. – А насчёт сатаниста... Ты знаешь, но человек мог себя так назвать, но мог и не быть сатанистом. Я потом слышал такое от знакомых, что он сейчас с ведьмами в Красноярке общается.
   - Я там видел какого-то неформала, - сказал Володя. – Он во время конференции был, у него там было сильное общение с Наташей Мартинес, ведьмой из Мексики. Высокий такой, с усами, как у украинца, ходит в чёрной куртке джинсовой, весь в нашивках. Его там называют Джимми, хотя иногда и Саней звали.
   - Наверное, это он, - сказал Серёжа. – Я его видел последний раз несколько лет назад в «семьдесят втором», он ехал с Северных в центр. Мы так и не поговорили, я думал, он меня даже не узнал. У него, кстати, была куртка большая, вся в нашивках, только она не чёрная, а такого асфальтового цвета. Ну, ладно, было очень приятно с тобой поговорить, но мне на автобус надо – на Герцена еду, мы с Николаем Николаевичем договорились встретиться.
   - Ладно, - сказал Володя, - раз надо, то до свидания. Будь благословен, брат! – он приподнял руку, «берясь за руку Христа».
                <***>
   - Дайте мне, пожалуйста, один билет на Красноярку.
   Билет и сдача перекочевали из кассы в карман, и Володя направился к лестнице вниз, чтобы выйти к посадочным платформам. Ему нужно было на первую. Ту самую, с которой он выехал на конференцию в «Смене», ту самую, с которой он заметил стоящих у закусочной ведьм. Теперь он ехал сам, без поддержки братьев и сестёр – ринуться в бой с дьяволом на той территории, которую он облюбовал.
   Он вспоминал тот день, когда его отец уезжал с тремя братьями в Чернолучье, чтобы говорить о господе с жителями этой деревни. На следующий день он погиб, забитый насмерть юнцами, которым не понравилось то, что на их земле какой-то урод пытается вешать им на уши лапшу. Так аргументировал один из них на суде. Сейчас все они отбывали свои долгие сроки в тюрьмах по разным углам России, что для Володи было не слишком важно: отец тогда их простил и сказал, что будет молиться за них, если выживет. Но он умер на четвёртый день в больничной палате, не приходя в сознание. И теперь он, Володя, будет идти на землю, названную Анжеем в каком-то разговоре Рекреационной Зоной. И он будет говорить об Иисусе Христе, и дарить людям Благую Весть, около пяти десятков экземпляров которой он захватил с собой в это «одиночное плавание».
   Автобуса он ждал долго, но для христианина не существует тягот и лишений, ибо господь поможет преодолеть путь без страданий и усталости, даст то, что нужно, и обережёт от опасности в пути. В конце концов, автобус подошёл, и Володя сел на сиденье в середине салона – не самое удобное место (городской автобус для поездок за город не очень приспособлен, что поделать). Но это было не так уж важно, ибо главное – это несение в мир слова о пришествии Иисуса Христа и спасении через него. И это волновало Володю больше всего сейчас.
   Поворот, выход на дорогу до Моста 60-летия ВЛКСМ – и по прямой, в сторону Заозёрных. Володя иногда выбирался в те места, чтобы нести туда благую весть о сыне божием Иисусе Христе. Кстати, Таня жила одно время в тех краях, пока не получила квартиру на Нефтезаводской, и до сих пор в частном доме на Второй Заозёрной жила её бабушка – верующая, в чьём доме собиралась домашняя церковь. В этой домашней церкви Володя был всего один раз, когда произошло несчастье с его отцом – он запомнил этот запах столетников и борща, который часто сопровождал в его сознании образ такого частного дома, побывав в этом месте. Но к этому примешивалась горечь утраты, ибо отец был для него не только «братом во Христе», но и отцом – это было важно для Володи.
   Старенький «ЛАЗ», переживший, должно быть, не одно поколение омичей, пересёк район кинотеатра «Первомайский» (там одно время собиралась церковь «Новое Поколение», которую посещала мать Володи). Прошёл мимо Первомайского рынка (Володя ни разу там не был почему-то, хотя не считал это своим большим упущением), пересёк виадук – и двинулся далее, направляясь в сторону Рекреационной Зоны (там на самом деле было огромное количество лагерей и домов отдыха). Красноярский тракт был не самым коротким в области, конечно же. Но впечатление усиливало то, что после Нефтезавода тракт становился пустынным – только проезжающие машины и одинокие остановки и дороги вбок. Спасала только молитва, хотя восславить Иисуса вслух Володя пока не решался – он понимал, что это могут неправильно понять люди вокруг, а он всё-таки понимал опасность такого недопонимания. Затем он просто углубился в чтение Библии, которую он взял с собой именно для чтения. Эта Библия прошла с ним огни и воды многочисленных поездок в разные места – самой дальней поездкой был Красноярск, где они с Женей Берсневым проповедовали на улице. Ещё в поезде они раздали в нескольких купе книги об Иисусе и сумели вовлечь в молитву пару каких-то солдатиков, ехавших домой после окончания службы.
   Автобус миновал Крутую Горку. С этим местом у Володи не было связано решительно никаких ассоциаций, он просто отметил, что большая часть пути позади, и скоро он приедет в Красноярку. Телевизионную вышку и церковь Володя просто не заметил, углубившись в чтение Библии.
   «Откуда бы начать?» – подумал Володя. Можно было пойти в деревню и говорить там, но деревня – это не город, и там нет домофонов, наверное, но есть заборы и собственная жизнь людей за заборами. Он знал то, что в деревне вообще очень часто бывает непросто проповедовать сейчас, так как православная церковь активно наращивала там присутствие, обращая селян в свою веру. В лагерях – пропускной режим, поскольку не кончился сезон. Если идти в сторону лагерей «Восход», Гагарина или Макарова, то там сейчас стоит строгая охрана, наученная опытом драк с православными активистами, и проповедь может окончиться ничем. Единственным удобством было в этом случае  то, что в этом месте находился продуктовый магазин, в котором можно было купить что-нибудь поесть: Володя не брал с собой в дорогу ничего съестного – лишний груз, а если что, то купить булочку и бутылку питьевого йогурта можно и в магазине или в ларьке у входа в «Сибиряк». В Чернолучье какое-то время у автостанции была шашлычная, где торговали недорого. Денег Володя взял достаточно, чтобы не бояться голода, да и на обратный билет хватило бы с лихвой, если вдруг что. Так что теперь нужно было только решить, где сойти.
   Автобус прошёл ворота Красноярки, на которых всё так же красовалось гостеприимное «Добро пожаловать». Ещё немного вперёд – и Володя сошёл на развилке, обозначенной указателями (страшными и вполне приличными) детских лагерей, домов отдыха и санаториев. Там же выходили и ещё несколько человек, среди которых выделялись двое крупных парней в куртках «Hooligans Russia», голубых джинсах и высоких ботинках-«гриндерсах». У одного из них из-под куртки виднелся светло-серый капюшон. Головы обоих были начисто выскоблены. «Скинхеды», - подумал Володя. Эти ребята вызывали у него только непонимание, поскольку бог в написанном слове своём говорил: «Нет уже Иудея ни язычника; нет раба ни свободного; нет мужеского пола ни женского; ибо все вы одно во Христе». Двадцать восьмой стих третьей главы Послания к Галатам Володя помнил достаточно хорошо, так что это было для него очевидным. А они делили людей на «белых» и всех остальных, которые подлежали уничтожению. Кроме того, многие из них откровенно причисляли себя к язычникам. Пока Володя не мог похвастаться тем, что хотя бы поговорил хоть с одним скинхедом о господе (если не считать Анжея, которого Володя сам скинхедом не считал, несмотря на татуировку). Анжей называл такую публику «бонни» и не считал за скинхедов. Но как бы их не называли, они не стали бы говорить о боге с «сектантом» и, возможно, полезли бы в драку.
   Люди разошлись по своим делам, а Володя пошёл в сторону указателей – надо было зайти в магазин и купить себе что-нибудь поесть: надо было подкрепиться перед долгими переходами между дворами и разговорами об Иисусе – вряд ли кто-то будет приглашать его за стол, скорее, прогонят со двора. Скинхеды шли за ним, но Володя не предполагал того, что его будут бить – в  конце концов, надо же им тоже себе что-нибудь из продуктов купить. Так и было: бритоголовые купили в магазине три двухлитровые бутылки пива (наверное, к кому-то шли или кого-то ждали – вряд ли они сами столько выпьют) и сушёные морепродукты, каких сейчас везде развелось немеренно. Когда они вышли из магазина, Володя подошёл к прилавку и сказал:
   - Пожалуйста, бутылку «Активиа» и булочку.
   - «Активиа» какой? – спросила продавщица (такая дородная дама средних лет в синем с белым переднике).
   - Просто «Активиа», - сказал Володя. Получив йогурт и булочку, он вышел из магазина. Скинхеды пошли в сторону одного из домов, где постучали в ворота. Им открыл мужичок лет пятидесяти, с небольшой бородкой, одетый в поношенные вельветовые брюки, видавшие виды коричневые кроссовки и новенькую клетчатую рубашку (зелёный, чёрный и красный цвета, пересекающиеся на белом фоне). Или там жил какой-то их друг, или они с этим мужичком были знакомы. Кстати, мужичок не производил впечатления опустившегося пьяницы – даже держался, как отставной военный. Напоследок скинхеды покосились на Володю, и тот хмыкнул и двинулся по дворам. Постучал в первые же ворота. Открыла женщина средних лет.
   - Что вы хотели? – спросила она.
   - Скажите, пожалуйста, вы читаете Библию? – спросил Володя.
   - А вам зачем это знать?
   - Простите, я не знал, что вы не хотите об этом говорить. Что ж, будьте благословенны, сестра, Иисус любит вас, - Володя повернулся и пошёл дальше. Следующим оказался тот двор, в который вошли скинхеды, и христианин не решился заходить туда. Он постучался в соседние ворота, откуда выглянула молодая женщина в джинсах и простенькой блузке какого-то советского покроя. – Сестра, скажите, вы верите в бога?
   Здесь Володе не повезло – хозяйка двора оказалась православной и не слишком радушно приняла гостя. Но он продолжал говорить об Иисусе в других дворах и сумел раздать около десяти экземпляров Нового Завета издательства «Гедеоновых братьев». Он подкрепился булочкой и йогуртом, и за этим занятием его застала немолодая женщина, вышедшая из двора на другой стороне улицы. Она спросила у Володи, кого он ищет, и он начал благовествовать. Здесь ему повезло – он даже был приглашён в дом и сумел поговорить с его обитателями, которые с интересом говорили об Иисусе с его вестником. Володя даже был приглашён на обед. Это воодушевило его, и он прошёл ещё пару улиц, расставшись примерно с половиной набранных книг. После чего подумал, что было бы неплохо пойти к реке – может, в лагерях кто-нибудь всё же откликнется на стук Иисуса в двери их сердец.
   Здесь он проповедовал уже совсем безуспешно – кое-где людей не было вообще, кое-где его прогнали. Соваться в лагеря, которые он уже изначально отмёл, зная, как его там примут, он и вовсе не стал. Просто пошёл на берег – решил прогуляться немного, посмотреть местность, поблагодарить бога за то, что день был более или менее удачным – бывали и хуже походы, когда вообще ничего не получалось сказать об Иисусе.
   Он спустился по крутому спуску, там, где была относительно протоптанная дорожка – рядом с лагерем Макарова. Пройдя несколько шагов, Володя спиной почувствовал, что сзади кто-то за ним следит. Обернувшись, он увидел двоих людей в полувоенной форме, у одного на рукаве была нашивка с крестом, похожим на Железный. С другой стороны к нему подходили толстый скинхед в куртке «Lonsdale London» и футболке с «кельтским крестом» и бегущим на его фоне скинхедом, а также блондинка со стрижкой почти под ноль и чёлкой соломенно-жёлтого цвета. Тёмно-вишнёвые ботинки и спущенные подтяжки цвета немецкого флага ясно говорили о том, что она – одна из этой стаи.
   - Слышь, богомолец, - недобрым тоном проговорил мужчина с Железным Крестом, - ты не беги, у нас к тебе разговор есть.
                <***>
   - Брат, что ты хотел мне сказать? – Володя чуть отступил назад.
   - Тамбовский волк тебе брат, - бросил толстый скинхед. – Ты на х** тут вообще нарисовался, а? Тебя сюда звали?
   - Погоди, Миша, - сказал крупный мужчина из только что подошедших сюда. На нём была «мятая» фуражка с тёмно-оливковой кокардой и военная форма со знаками отличия Сибирского казачьего войска. – Ты тут, значит, проповедуешь своё учение, да?
   - Я не проповедую никакого учения, кроме того, которое дал мне Иисус Христос в написанном слове своём, - ответил Володя, глядя на казака. – Ибо сказал господь: «Итак, идите и научите все народы, крестя их во имя Отца, Сына и Святого Духа, уча их соблюдать всё, что я повелел вам во все дни до скончания века». Что в этом плохого?
   - А то, что из-за таких, как ты, сука, в девяносто шестом году Сашка Горобцов в девятнадцать лет повешался, - сказал ещё один казак, с усами белогвардейского офицера. – И ещё сколько людей из-за вас, скотов, погибло.
   - Я не понимаю, какой Горобцов? – спросил Володя. – Я это имя впервые слышу. А то, что он сделал, было грехом, и теперь ему придётся отвечать перед господом за это. Братья, откуда у вас такая злоба? Это ведь не от бога.
   - Ты не выкручивайся, - бросила девица с короткой стрижкой. – Ты, бл***, трясун ё**ный, таких, как ты, надо стрелять и вешать.
   - Благослови тебя господь, сестра, - ответил Володя. – Я буду молиться за тебя, чтобы бог вразумил тебя, и ты не гнала более слуг его.
   - Слушай, ты, сектант, - процедил сквозь зубы тот скинхед, который ехал с ним в автобусе, - ты, короче, бл***, щас отсюда вперёд ногами выйдешь, понял?
   - Господи, - Володя воздел к небу руки, - благослови моих немощных братьев и дай им духа своего, чтобы они познали тебя и отринули то зло, которое делали дотоле! И прости им их злобу и брань, ибо не ведают они, что творят! Я прошу тебя, господи, во имя сына твоего Иисуса! Аллилуйя тебе, господь! Аллилуйя! А если ты хочешь, чтобы я принял поношение за тебя, то да будет всё так, как ты хочешь, господь! Но не дай моим немощным братьям в день суда твоего погибнуть из-за той слепоты, в которой они пребывают! Открой им глаза на то, как ты благ, велик и свят!
   Володя заговорил языками. И отчётливо увидел, как напряглось лицо «белогвардейца», как сжали кулаки блондинка и скинхед в тёмно-синих ботинках, а мужчина с Железным Крестом чуть не скрипнул зубами. Без сомнения, они были одержимы дьяволом! Это только усилило желание Володи молиться за этих людей. Но дьявол не думал сдаваться, и сейчас же один из скинхедов – тот, который был в тёмно-вишнёвых ботинках, - толкнул Володю под колено, и тот упал на песок.
   Как только Володя встал на колени, удар по затылку бросил его на землю. Повернувшись набок, Володя тут же получил сильный удар по животу тяжёлым ботинком кого-то из скинхедов. Но всё же ему удалось встать, и он продолжил молиться, на что ему ответили ударом в горло – ощущение было такое, будто проглотил кирпич. Но он продолжал молиться, вынеся несколько болезненных ударов в грудь и живот. «Железный Крест» ударил его по лицу с такой силой, что у Володи искры из глаз посыпались. Тем не менее, Володя не только не упал, но и продолжал молиться, не отвечая ударом на удар, поскольку Иисус говорил в Писании: «Не противься злому». Его сбили с ног, но он продолжал молиться за хулящих и бьющих его православных, терпеливо снося все удары.
   - Чего выё**ваешься, падла? – сквозь зубы процедил толстяк. – Мало 3, 14зды получил? Можно и добавить.
   - Будь благословен, брат, - Володя «взял Христа за руку». – Я буду молиться за тебя... – удар в солнечное сплетение заставил христианина открыть рот от боли. Володя задохнулся от такого удара. Отдышаться ему не дали – последовал мощный удар в спину, и Володя упал, выронив сумку с книгами.
   - Ты посмотри, - бросил «Железный Крест», доставая из сумки брошюрки издательства «Щит веры». – Точно ведь, братва, он трясун. Книжки-то американские, а? – он начал рвать брошюру Кеннета Хейгина, посвящённую целительству духом святым. Володя дрогнул, но воспрепятствовать уничтожению книг о хождении в вере ему не дали – только он потянулся за сумкой, удар по спине бросил его наземь. Володя не сопротивлялся ударам – только закрывал лицо. – Что, мало ещё, сука? – сквозь зубы цедил фашист. Володя отвечал только молитвами за заблудших братьев и благословениями в их адрес. Но это только распаляло поборников «России для русских», и на «трясуна» обрушивались новые удары. И уже реже он вставал, а на губах появился солёный привкус крови. Но молитва за братьев, не познавших бога, продолжалась с неослабевающей силой. Даже после того, как последовал новый удар в лицо, и Володя ощутил на языке осколки выбитых зубов. Его голова гудела, он уже не мог твёрдо стоять на ногах, но продолжал твердить слова молитвы, пытаясь встать после ударов и подножек. По берегу валялись обрывки книг – пощадили только Новый Завет (не поднялась-таки рука людей, хоть как-то чтящих Иисуса на его слово). Володя находился в круге, из которого его не выпускали – как только он предпринимал попытку вырваться, его затаскивали обратно и избивали ещё злее. Он уже стоял на коленях, не в силах подняться совсем, а на него обрушивались новые и новые удары. Фашисты словно озверели, и в их лицах Володя не видел подобия человеческих черт – словно проступила в них та бесовская сила, которая вела их на греховный путь искажения христианства и борьбы с теми, кто несёт в мир истинное слово Иисуса. Ответом этому злу была молитва за одержимых бесами, и пару раз Володя всё же попытался повергнуть на этих несчастных духа святого. Но бесы в этих людях сопротивлялись всё яростнее, и Володя в один миг оказался на песке. Теперь ему не давали встать и нещадно молотили по всему телу. Молитву они остановить не могли, хотя теперь Володя читал её только про себя – силы были на исходе. Он понимал, что теперь его ждёт мученический венец, и это только усиливало в нём желание молиться. А удары сыпались на него градом.
   Его мучители так увлеклись избиением «еретика», что не заметили, как наверху появилась среднего роста шатенка с длинной косой, одетая в клетчатую рубашку, джинсы-клёш и стильные сандалии. Рядом с ней стояла невысокая блондинка в белой с синими вставками куртке на «молнии», белых бриджах и теннисных туфлях.
   Шатенка глянула вниз, словно оценивая ситуацию, и в одно мгновение подкатала штаны и сбросила сандалии.
   - Струбцина, ты куда? – спросила её спутница.
   - Габи, живо в Макар, - бросила Струбцина, - скажи Кунанбаеву, что на берегу драка!
   - Так я тебя одну и отпустила, - бросила блондинка, ринулась к забору лагеря Макарова, зацепив на ремешках вверенные ей сандалии. Высокий, атлетически сложенный скинхед в тонких очках подбежал туда и спросил:
   - Жуковская, в чём дело?
   - Валя, на берегу драка, Струбцина туда побежала, - выдохнула Габи.
   Скинхед пронзительно свистнул. Человека три в чёрной форме оказались там. Габи уже не было у забора – она стремительно бросилась к месту драки.
   Фашисты оглянулись на двух женщин, оказавшихся на берегу. «Железный Крест» покосился на них злобным взглядом.
   - Что, сучки, тоже 3, 14зды вкатить? – процедил он.
   - Хрена ли вы тут нас**ли? – недовольным тоном спросила Струбцина. – Мы тут рылом ползаем, порядок наводим, а они тут пикник имени Гитлера Победоносца устроили. Ну-ка уе**ли на хрен отсюда, пока п***юлей не огреблись!
   - Мишаня, - бросил «белогвардеец», - ну-ка, вкати ей, как следует, чтобы права тут не качала. Ещё сектанты тут командовать будут.
   Толстяк быстро подошёл к Струбцине и попытался пнуть её, но та вовремя увернулась, а Габи сделала сильный круговой мах против часовой стрелки, как бразильский борец капоэйра, свалив «бонни» наземь. Тот встал, и мгновенно на ведьм набросились человек шесть. Остальные с остервенением лупили лежащего на земле Володю. Справиться с ведьмами оказалось очень непросто – те встретили противника слаженной контратакой. Мало того, со стороны лагеря Макарова уже спешила подмога – охранники в чёрной форме, три скинхеда с красными шнурками на ботинках и блондинка в джинсовом комплекте и чёрных кроссовках. На левой щеке её виднелся длинный шрам, немного портящий вполне симпатичное лицо. Ещё два парня в джинсах и куртках чёрного цвета, коротко подстриженные, обутые в спортивные ботинки, спешили туда же. Один из них бросил взгляд в сторону дикого пляжа, где происходила драка, и бросил:
   - Совсем гойская мразь распоясалась. Учить надо сволочей.
   - Ты о чём, Моисей? – спросила блондинка.
   - Ты на берег смотри, Наташка, - ответил тот. – Все звёзды патриотического мордобоя – Морон, Вуди, Хрюндель, Кегля, казачьи внуки, сволочи недобитые.
   Увидев прибывшую «делегацию», фашисты встали в оборонительные позы. Моисей обвёл их таким взглядом, каким даже Вышинский «врагов народа» не обводил.
   - Ну, только посмотрите на это, - сказал он. – Мало того, что квасят, так ещё и гадят. Что, «жидовский берег», значит, можно с**ть?
   - Ты, жидяра, вали отсюда, пока тебе рога не поотшибали, - ответил бритоголовый обладатель серого капюшона и синих ботинок.
   - Морон, паскуда белая, - ответил с той же «дипломатичностью» Моисей, - сию же минуту подбирай, что ты тут нас**л, и проваливай отсюда, пока тебе последние отруби не повышибали. И парня того в покое оставьте.
   - А то что? – с вызовом спросил Мишаня.
   - То, Хрюндель, что сейчас ваша белобрысая шобла огребётся по полной программе, - ответила блондинка со шрамом на щеке. – Раз вы по-людски не понимаете.
   - Мать твою в иже херувимы и в загробные рыдания! – проговорила Струбцина. – Народ, там Крамбамбула!
   - Юлька, стой! – крикнул Моисей, но ведьма бросилась в гущу фашистов.
                <***>
   - Братва, держи суку! – завопил «Железный Крест». Человека три бросились наперерез Струбцине, но она подсекла одного, сбила  с ног второго, а третьего бросила самбистским ударом через себя, попытавшись добраться до лежащего на песке Володи. Морон, Хрюндель и белобрысая бросились на неё и повалили наземь, но в этот момент к ним подбежал полный скинхед, прибежавший на помощь Струбцине и Габи. Он одним пинком отшвырнул белобрысую (по-видимому, это была пресловутая Ублюдская Кегля), оторвал от ведьмы Хрюнделя и сцепился с Мороном. Струбцина бросилась к молотящим Володю казакам и ударила одного из них по почкам. Но на неё налетели сразу трое. На сей раз, она была начеку и взяла ситуацию в свои руки – теперь её не смогли сбить с ног. Вот только вытащить Володю она пока не могла.
   А вокруг этого началась самая настоящая баталия, напоминающая ожесточённый матч по американскому футболу – только вместо мяча был неудачно вышедший на проповедь христианин, которому то и дело доставался чувствительный удар от кого-нибудь из фашистов, которые в данный момент не оказались вовлечены в сопротивление пришедшим на помощь Володе людям.
   «Белогвардеец» с яростью накинулся на очкастого скинхеда, но тот оказался не робкого десятка, и казак покатился по песку, брошенный очкастым. Ещё какой-то казак бросился на Габи, но та вовремя упала на спину и провела из этого положения неожиданно сильный удар ногой, попав «казачьему внуку» точно по детородным органам. Вуди достал из кармана кастет, и какое-то время успешно теснил курчавого парня в чёрной джинсе, пока тот не вывернул ему руку и не дал по почкам. «Железный Крест» попытался схватить за волосы блондинку со шрамом, но та саданула ему в «солнышко», а когда тот согнулся, сунула коленом по физиономии. Нацист схватился за лицо, и его руки оказались залиты кровью. Кегля повисла на шее одного из охранников, но в этот момент сзади оказался Моисей. Одним ударом точно в затылок он заставил Кеглю сползти на песок, чтобы уже больше не встать.
   - Что, жидяра, баб только лупить можешь? – щёлкнула пружина ножа. «Белогвардеец» начал кружить около Моисея, пытаясь нанести удар ножом в живот. – Вот я тебе, суке жидовской, кишки-то повыпускаю...
   Струбцина бросилась на казака, и тот махнул ножом. Ещё раз, ещё. Струбцине удалось подловить его на оплошности и поймать руку, в которой он держал нож. Казак попытался вырваться, но хрупкая женская рука неожиданно сжалась стальными клещами вокруг запястья. «Белогвардеец» топнул, желая повредить босую ногу ведьмы, но та сумела отскочить. Удар ножом – и на сей раз, Струбцина схватила руку противника сильнее. Тот дёрнулся, каким-то образом перехватил нож и попытался ударить Струбцину по запястью. Вторая рука националиста оказалась захваченной в прочный капкан, и в ту же секунду казак понял, за что Струбцина получила своё прозвище – всё его тело пронзила, как удар током, нестерпимая боль. Казак тоненько заскулил, из его глаз брызнули слёзы. Он пару раз попытался ударить ведьму между ног, но та сильнее сжала его запястья. Что-то хрустнуло, и нож из руки казака упал на землю. Струбцина, как кувалдой, врезала ему в переносицу, и «белогвардеец» попятился назад, точно на полного скинхеда, который спас ведьму незадолго до этого. Тот одним ударом заставил казака сложиться пополам, после чего удар по почкам прикончил все попытки «белогвардейца» к сопротивлению. Струбцина, воспользовавшись этим, подбежала к Володе, которого обороняла от ударов «борцов за чистоту веры» Габи, взвалила на плечо и побежала в сторону лагерей. Володя застонал от боли и слабым голосом спросил:
   - Кто ты?
   - Помолчи, не трать силы, - сказала ведьма, добегая до ограды лагеря Макарова. Казах в чёрной форме, с аккуратным «бобриком», похожий на морского пехотинца, выбежал ей навстречу. – Амантай, ему...
   - Живо в Гагарин! – бросил казах. – Я сейчас за Алсу сбегаю...
   Бегать не пришлось – вышеупомянутая Алсу уже бежала сюда, и на её лице было написано волнение. Она посмотрела на Володю и выдохнула:
   - Сейчас же его в медпункт! И быстрее вызывайте «скорую»!
   Кто-то из охранников быстро, но аккуратно принял ношу Струбцины и побежал в сторону забора лагеря Гагарина. Там христианина принял Ник, а Алсу перемахнула через забор и побежала к медпункту. Там она быстро сняла с Володи куртку, рубашку и футболку, стащила ботинки и носки, аккуратно прощупала рёбра.
   - Мать-Богиня, - пробормотала она, - что же мне с тобой делать-то, непутёвый? Ник, принеси бинты, - Ник надёрнул кеды и побежал к белому домику, в котором обычно располагалась администрация лагеря.
   - Алька! – в палате возник один из скинхедов, держащий в руках медицинский чемоданчик. – Алька, что там?
   - Хреново дело, отделали парня по самое «не могу».
   - Переломы?
   - Если бы! – ведьма не отрывалась от оказания помощи неожиданному пациенту. – Кто там в окне светится?
   - Что стряслось? – низкорослый, хитроватый мужчина в старой футболке и поношенных спортивных штанах зашёл в палату.
   - Драка на берегу, - бросила ведьма. – Тимофей Александрович, у вас спирта не будет?
   - Сейчас, - Тимофей Александрович выбежал из палаты, вернулся с бутылкой водки. – Вот, больше ничего предложить не могу.
   - Уже хорошо, - ведьма промокала раны Володи. – Хорошо бы, из Макара «скорую» вызвали, - сказала она. В палате оказались Ник и Анжей. Ник держал в руке медицинскую бутылку, а Анжей – части капельницы. – Парни, время капает, - парни оперативно поставили Володе капельницу, и Морено встал, держа капельницу в руке. – Ребята, подставку, - через несколько секунд всё было готово. – Хорошо, парни, кто-нибудь – в Макар, узнайте, что там с машиной.
   - Уже там, - Анжей пулей вылетел из медпункта. У главных ворот лагеря сигналил багровый микроавтобус «тойота». С места водителя высунулся парень с косой, как у китайца. – Чингисхан, «скорую»?..
   - Носилки в машине, - бросил тот. – На берегу уже закончили.
   Анжей открыл задние двери микроавтобуса и крикнул кому-то из охранников, чтобы помог. Не более минуты потребовалось для того, чтобы погрузить туда Володю, с которым в машину села Аля, а за ней нырнули Моисей, которому уже залепили пластырем разбитую в стычке с фашистами бровь, и его приятель - у него пластырь был на щеке. Анжей захлопнул двери машины, и микроавтобус, в который спешно сунули ещё одну бутылку для капельницы и медицинский чемоданчик, тронулся в путь.
   Микроавтобус проехал только до того поворота, где Володя выходил вместе с Мороном и Вудпеккером, и там их встретила машина «скорой помощи». Моисей спросил, куда вызов, а когда один из врачей сказал, что в лагерь Гагарина, сказал:
   - Это его в больницу, - и кивнул на Володю. Христианина аккуратно перегрузили в «скорую», и Аля села вместе с ним. – Алсушка, проследи за процессом, как всё – отзвонись Роману Анатольевичу, чтобы не волновался. Анжей со Спайс сейчас на Конягу поедут – мать успокоить надо, а то искать будет. Его-то аппарат какой-то гой ботинком размолотил.
   «Тойота» направилась обратно, а вслед за «скорой» на трассу выехал чёрный мотоцикл «БМВ» с двумя седоками. Какое-то время машины ехали ноздря в ноздрю, но потом мотоцикл немного отстал.
   Впрочем, Володя этого уже не видел, так как он потерял сознание. Аля и врачи «скорой» продолжали пристально следить за его состоянием. Ведьма не спускала глаз со своего невольного пациента и отвлекалась только на экран своего мобильного телефона, показывающего текущее местное время, и на разговор с врачами, которые выясняли подробности полученных травм.
   Так они добрались до больницы скорой помощи, находившейся на  Берёзовой. Аля осталась у вахты и достала свой мобильник. Нашла номер в списке. Ответ не заставил себя долго ждать.
   - Медицинский корпус слушает.
   - Байбулатова. Роман Анатольевич, это вы?
   - Слушаю тебя, Алсу.
   - Вам Морено уже всё сказал насчёт пятидесятника?
   - Он уже в больнице?
   - В палату повезли, меня не пустили. Я вам сегодня нужна?
   - Нет, спасибо, Алсу, - ответил Роман Анатольевич. – Он в какой больнице?
   - БСМП на Берёзовой.
   - Хорошо, езжай к Тоне, узнай, как там у них.
   - Уже в дороге. До связи.
   - До связи.
   Ведьма вышла на остановку автобусов и набрала ещё один номер. В трубке послышалось: «Водецкий на связи».
   - Анжей, это Аля. Вы сейчас где?
   - На Семидесятке – Тонька за дочкой пошла.
   - Вы у матери Крамбамбулы были?
   - Да. Всё сказали. Кстати, а его куда положили?
   - На Берёзовую.
   - Японский городовой Тсуда Сацо и обе катаны его! Маман-то его сто проц сунется в «единицу». Ладно, мы сейчас доедем до дома, а я к мамаше Владимира заскочу, и адрес больницы ей дам, чтобы зря не бегала.
   - Хорошо, Анжей, я сейчас к вам еду.
   - Встречаемся у торгового комплекса, где вход в заведение.
   - Я уже в автобусе.
   Вскочив в автобус, ведьма устроилась на задней площадке. Там она снова достала телефон и позвонила ещё по одному номеру.
   - Руслан, это Алсу.
   - Добрый день, - ответил Руслан. – Что-то случилось?
   - Руслан, я еду к Тоне, надо им с Анжеем помочь. И сразу домой, так что меня там не теряй.
   - Так что случилось-то, Алсу?
   - Это не телефонный разговор.
   Здесь дальнейшие события, в которых принимала участие ведьма, уже имели очень и очень мало отношения к тому, что происходило с нашим героем, так что тут мы её и оставим.
   А что же Володя? Сейчас его переживания были меньше всего связаны с тем, что происходило снаружи, так как он не имел ни малейшего представления о том, что собранные на берегу экземпляры Нового Завета и уцелевшие брошюры о «хождении в духе» собраны и заботливо сложены в директорском домике лагеря имени Гагарина, дабы вернуть их владельцу, когда тот поправится и сможет вернуться за ними. Не знал он и о том, что два наряда милиции, оперативно прибывшие в «Зону Трёх Лагерей», в тот же день развезут фашистов и казаков, которые избивали его на берегу, куда следует, и там некоторым из них будут предъявлены обвинения в незаконном хранении оружия, а обыск в доме бородача, к которому приходили Вуди Вудпеккер и Морон, обнаружит там толстую стопку экземпляров газеты «Я – Русский», что усугубит вину задержанных. Самому Володе первые вопросы задали тоже не слишком скоро – ему крепко досталось во время драки, и четыре дня он пролежал на капельницах. Но всё это – уже совершенно другая история.
                5. 12. 2006.               

                Часть 2. Возвращение Крамбамбулы.
                ****
   В воздухе пахло рекой и костром – недавно кто-то отдыхал на берегу. Кроме размётанного кострища здесь больше ничего не было, лестница не рассыпалась в труху – её кто-то недавно красил (а ведь все знакомые говорили, что Чернолученский Филиал давно пустует). Значит, кто-то всё же заботился об этом месте.
   Пройдя несколько шагов, Володя остановился, посмотрел вверх и направился к лестнице. Он просто хотел немного посидеть и отдохнуть – всё-таки давали себя знать старые раны. К счастью, притёрлись во рту протезы, и теперь не было проблем с речью и неудобного ощущения. И так радовало ощущение самой жизни, когда перед глазами уже не маячит надоевший больничный потолок, и ты можешь идти туда, куда хочешь, не морщась от боли. Главное, что Сергей Михайлович, его шеф, всё же был благодарен за молитвы, которые возносил к небесам Володя – дал недельный отпуск для восстановления сил.
   Воздух был достаточно прохладен, так что пришлось немного запахнуть куртку, но Володя не грустил об этом – бог ведь никогда не создавал ничего такого, что можно было бы назвать скверным или несовершенным. И эта погода тоже имела свои преимущества – она навевала такое настроение, что очень хотелось размышлять о чём-то отвлечённо, прокручивать в голове какие-нибудь моменты жизни. Это стало какой-то потребностью сейчас. И грех было это не использовать. Ведь большой отрезок жизни ушёл безвозвратно, и он понимал, что теперь надо что-то делать с этим. В больнице он много раз перечитывал Священное Писание и вспоминал слова Анжея и его друзей. Они были правы в какой-то мере, когда говорили, что то, что он пытался им доказывать, не соответствует истине, поскольку в Писании, а не на проповеди, это выглядело непохожим на то, что писали Коупленд и Хейгин. И главное заключалось не в странных бормотаниях (это он теперь понял), а в подлинных дарах бога и любви, которая тоже, если разобраться, была (впрочем, есть, а не была) даром бога.
   - Айкабала, гамбалала, тумбалала, Иисус Халибуба Осанна, халелюя, дрымба, галтумба, амен! – раздался знакомый голос около лестницы. Анжей подошёл к Володе, светясь, как электрическая лампочка. – Приветствуют тебя церкви хулабамские, гарадынские и перлипанские, Крамбамбула! – и более спокойно сказал: - Извини, я тут нарушил твоё уединение, конечно, но я же сто лет тебя не видел и хочу убедиться, что «блондины» не сделали тебя калекой... Уже и мосты вставили?
   - Во-первых, здравствуй, - сказал Володя на это витиеватое приветствие, протягивая руку. Анжей ответил сухим рукопожатием. Володя продолжил: - Во-вторых, Анжей, кто бы говорил, что ты ничего не знаешь об этом, но только не ты. Это же ты давал объявления, что нужны деньги.
   - Этот мне Сергей, - сказал поляк. – Язык у него без костей. Он бы ещё приехал в редакцию «Омского Вестника» и при Васильевой это сказал. С указанием координат твоего местопребывания. К тебе же милиция уже приходила?
   - Да, - ответил Володя. – Задавали вопросы. А тебя не спрашивали ни о чём?
   - Вызывали, спрашивали, очную ставку делали с этими уродами Мороном и Вуди. Сто проц, что их там всех пересажают надолго. «Клоуны» там были что-то сильно добрые и интеллигентные, даже Макакян и Блатной.
   - Какие клоуны? – спросил Володя.
   - Опера из УБОПа, - пояснил сатанист. – А эти двое – самая паршивая публика из этой стаи. Один какой-то наглый, другой – армянин на службе у «бело-сине-красных» (а ты знаешь, как эти педики белые любят «зверей» и вообще всех нацменов). Хотя, если б я был мент, и мне бы обломилась (в хорошем смысле слова) такая жирная «палка», я бы джентльменом стал с любым скином и панком, и Одинцову бы себе в репетиторы нанял.
   - Это кто – Одинцова? – спросил Володя.
   - Препод из ОмГУ, заведует кафедрой русского языка. Она из старой школы, её от жаргона и мата корёжит, как вампира от чеснока. Так или иначе, надо радоваться, что хоть этих штурмовиков пересажают. Мало, но хоть что-то от Эйн Софа перепало жидам и евреям. И вам, трумпапумпам, перепало.
   - А ты к кому относишься? – спросил Володя.
   - Ты до сих пор так и не понял, что я жид? Славянский, не по крови еврей, но жид. И этим горжусь. Ладно, это тебе не слишком, наверное, интересно, поскольку тебе-то от этого пользы никакой. А вот мне интересно, что это вдруг потянуло пана Крамбамбулу в наши жидомасонские края? Тебе же твои книги отдали тогда?
   - Какие книги?
   - Агитпроп твой, который ты потерял в духовной битве с педиками. Там же осталось брошюр в числе штук тридцати и двадцать четыре Новых Завета.
   - Отдали мне книги, я их раздал в больнице, когда уходил. И сумку отдали. И кто-то её подшивал.
   - А, это девчонки постирали и подлатали. Нацики же её малость подпортили, когда заварушка была. А сумка тебе и в хозяйстве пригодится, если твоя. А если Ярика, то хорошо, если он не придирается. А то мало ли, тоже может на флаг порвать – и по-своему прав будет.
   - Нет, Анжей, это не Ярослава Николаевича сумка. Это моя. Кстати, а кто её подшивал? Хочу сам поблагодарить человека.
   - Бэби Спайс. Но она сейчас не здесь, а в Красноярке, в Макаре надо территорию под концерт до ума довести. Я здесь просто смотрю, что с площадкой – тоже вот концерт будет перед выездом в Актюбинск, меня туда Ермен позвал.
   - Тоже играть?
   - Да, он же сам музыкант, у него команда, АДАПТАЦИЯ называется. Но это ещё надо проработать – там же возня с документами, поезд ещё, в общем, тоже геморрой редкостный. Ермен делает фестиваль, там панки выступают из провинции. Я туда приеду в одного, просто привезу секвенсор и гитару с педалью. И всё. Просто ещё возня формальная, да и загранка, хоть и ближняя. Главное, чтобы Назарбаев не вылупился, а то он там тоже может всех с матерью Кузьмы познакомить.
   - А магией ты не перестал заниматься?
   - С тем же успехом я могу спросить тебя, перестал ли ты верить в написанное в Библии. Я лично не верю, что это возможно.
   - То есть ты не ушёл от магии?
   - Нет. А тебе от этого плохо?
   - Это твоя жизнь, и тебе решать, но на твоём месте я бы покаялся и пришёл к Иисусу, - сказал Володя.
   - Так, я его, понимаешь, ищу тут, а он вот где, - Марго, полная южанка в длинном платье, которая помогала Анжею на концертах (если Володя ничего не путал), подошла к ним. – А, это тот парень, которого охрана лагеря спасала? Добрый день... Вас ведь Владимиром зовут?
   - Да, - ответил Володя.
   - Вот, значит, правильно я помню ваше имя. Меня Марго зовут, - сказала она. – Ладно, Анжей, постарайся минут так через пятнадцать быть у танцплощадки – ты мне сильно понадобился.
   - Хорошо, - ответил поляк. – Ты уж извини меня, но работа началась. Так что сейчас четверть часа – и всё, конец беседе.
   - А что там за работа?
   - Проводку прозвонить и помещение подготовить. Может, придётся доски менять – там же всё старое.
   - Я могу помочь?
   - Если делом, то скажи, каким. Если халибубой, то ты не по адресу.
   - А что там нужно?
   - Прибраться нужно, доски посмотреть, полы. Если ты на самом деле хочешь помочь, то приходи завтра с утра. Ты молотком и гвоздями владеешь?
   - Ну, полочку сделать могу.
   - А вертикально доску прибьешь?
   - Постараюсь.
   - Ну, подходи к восьми часам. Денег много не заплачу, но кормёжка будет. Это я тебе говорю абсолютно точно. Обед в кармане, ужин – если до вечера останешься. Работа тяжёлая, сразу говорю, за всё не хватайся. И так уже сколько в больнице провалялся.
   - Ну, тогда я пойду к хозяйке, заодно скажу ей, что завтра с утра у вас буду.
   - Ладно. Счастливо.
   - Благослови тебя господь, - Володя направился вглубь Чернолученского Филиала, чтобы выйти на дорогу и добраться до дома, в котором одна сестра из церкви адвентистов выделила ему место для ночлега.
                ****
   - Ты говоришь, что теперь для тебя говорение языками неважно, так ведь?
   - Да, - Володя посмотрел на Женю Берснева. Тот был удручён таким разговором. – Пойми, Женя, я не отказываюсь от веры в Иисуса, я верен ему. Но я не вижу никакого смысла так много внимания уделять внешней шелухе. Главное – это Иисус и спасение в нём. Остальное значения не имеет.
   - То есть ты считаешь, что это не нужно совсем?
   - Женя, есть другое, чем можно помочь. Я вот не умею исцелять пока, но я могу дать любовь, я готов работать в церкви. Это важно. А кричать и оскорблять всех только из-за того, что они не славят господа или не так его славят, как ты – это не от бога, как и выставление себя напоказ, как с «языками». Крещение духом не обязательно связано с такими проявлениями, пойми меня правильно. Это второстепенно.
   - Брат, ты прав, если по большому счёту говорить. Иисус – это номер один. Но должно же быть неверующим знамение тоже, - ответил Женя. – И потом, ты говоришь «исцеления». Исцелять научились даже сатанисты – ты же рассказывал мне про эту ведьму, Алсу. Она же не во Христе, но исцеляет.
   - Женя, ты тут путаешь, - ответил Володя. – Она не знахарка, не магией лечит. Она именно обычный врач, как в любой больнице. Не знаю, может, она и магию использует в работе, но она обычный врач. И потом, опять же, ты судишь с позиций человека, а бог – не ты и не я. Доверие богу – я это понял сейчас, - не означает доверия ко всему, что выдаёт себя за бога. Я же читал Библию, и мне стало ясно, где я ошибался. И это важнее, чем внешнее, вот я к чему клоню. И перегибать палку в этом вопросе тоже не стоит. По большому счёту, та история с фашистами мне это помогла понять.
   - Погоди, брат, может быть, эта твоя неудовлетворённость духовной жизнью связана как раз с тем, что у тебя не было настоящего общения с богом? – Женя всплеснул руками. – Это же попросту опасно, брат. Раз ты попал в такую ситуацию, то должен сам понимать, что дьявол без усилий влезет в твою жизнь, и если там есть лазейка, в которую он может забраться, то он это сделает за милую душу. И только он это сделал, ты уже в беде, брат, понимаешь? И тут нужна помощь со стороны, брат или сестра, активно ходящие в духе святом – иначе ты рискуешь не распознать уловку сатаны и впасть в такое искушение, которое уже не преодолеешь.
   - Намекаешь на разговоры с Анжеем?
   - Ты с ним говорил после того, как выписался из больницы? 
   - Раза два, когда был в Чернолучье. Просто о жизни. Я решил принять его правило насчёт того, что можно себе позволить в общении, а что нельзя. И это было обоюдно. Я просто помогал ему в уборке Чернолученского Филиала, там проходил концерт, надо было подготовиться.
   - Какое такое правило ты от него принял? – спросил Берснев.
   - Я не проповедую ему, а он не проповедует мне. Все остаются при своём. Он даже убрал на время работы все свои шутки насчёт веры в бога – никаких издевательств над говорением языками, ничего плохого об Иисусе. Вот как, брат. Остальные, кто там был, тоже на этот счёт языки прикусили – Анжей их не просил. Я при этом остался тем, кем был.
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - Ко мне хорошо отнеслись, потому что я им помог, Женя. Я не лез никуда, лично ни за кого не молился. Молился, но за всех людей, кто не во Христе, а не за кого-то отдельно. И делом помогал.
   - Вот, брат, где ты и ошибался, - ответил Женя. – Ты помогал богохульным делам их, не делая ничего для того, чтобы они пришли к Иисусу. Ни слова о господе, ни одной молитвы за кого-то из них.
   - Между тем, брат, я продолжал читать Библию и пересматривать то, что недопонял или не понял. И обнаружил то, что иной язык – ничто. Да, ничто, и не смотри на меня так, будто с тобой дьявол разговаривает.
   - Вот как раз тут, - ответил Берснев, - твоими устами заговорил сатана.
   - А до этого говорил бог? – спросил Володя. – Женя, ты так напрасно. И ты меня не дослушал. Любовь к брату твоему во Христе заключается не в том, что ты своими действиями, ошибочно принимаемыми за работу бога, вторгаешься в чужую душу, а в том, что ты помогаешь людям в работе. У ведьм, как бы мы с тобой к ним не относились, есть хорошее правило: не делать ничего колдовского тем, кто этого не приемлет. Исключения из правил – это то, что человеку грозит опасность, которую иначе не отведёшь, или он опасен сам для окружающих. Вот. И насчёт молитвы. Говори с богом, проси его о том, чтобы он это сделал. А так, как я иногда поступал – это только отдаляло их от меня и от бога, которому я молюсь. Я же говорил тебе, что две ведьмы, с которыми я говорил, признают, что просто есть плохие христиане и хорошие, то есть те, кто живёт по Писанию, и кто делает вид, что живёт по Писанию.
   - Ты хочешь сказать, что я живу не по Библии?
   - Я сейчас ни слова не сказал о тебе. Я говорю о том, что важна жизнь по Писанию и любовь, а остальное уже неважно. Господь рождает свыше, а не я или ты. Кстати, тебя в отсутствии любви и терпимости никогда нельзя было упрекнуть. И это важно. А кричать можно всё, что угодно. А вот от бога ли это – мне сказать сложно. И потом, я же тебе рассказывал, как молился вместе с Толей Васильевым, и не было единства, а когда я сам почувствовал желание молиться, то было чувство единения с богом. Это важно, и этому я хочу научиться.
   - Но ведь крещение духом и давало тебе это единство с богом.
   - Не крещение духом, - возразил Володя. – Желание быть с ним и молитвы. А как я умел всё это время молиться, так я и молился. Но не хватало любви, и я это теперь осознал. Не имеет значения, ведьмы мне это показали, или бог сам. Я понял, где ошибался, так что теперь буду это исправлять.
   - Сегодня, брат, ты решил, что не важно говорение языками, завтра ты перестанешь отдавать десятину церкви, - сказал Женя. – Что последует за этим, я не берусь угадывать, но это будет новый шаг на пути борьбы с господом. Ты уже сказал господу: «Нет». Я имею в виду твоё нежелание, как ты выразился, «лезть в чужую душу». Пускай там гуляет дьявол – лишь бы меня не трогал. Но дьявол жаждет отомстить всякому, кто получил обетование от бога, и он не будет упускать такой удачный случай, как ты, брат. И отвержение спасения – не за горами. Ты хоть понимаешь, что ты отвергаешь сейчас по своей наивности? Ты видишь, что перед тобой открывается бездонная пропасть, куда дьявол с наслаждением столкнёт тебя?
   - Женя, это только твои выводы из происходящего. Я сам тысячи раз на этом спотыкался, когда якобы предугаданное мной не сбывалось. Ты сам-то понимаешь, что совершаешь ошибку, цепляясь за выводы, сделанные на пустом месте? Если завтра может прийти бог, то вся твоя ступенчатая система не сможет прийти в действие. Пока есть то, что есть, а будет то, что будет, и это ведомо одному лишь богу.
   - Что собираешься делать?
   - Слушать слово господа и поступать, как он велит.
   - Как ты думаешь, он велит тебе уйти из нашей церкви или покаяться в совершённых грехах и вернуться к нам?
   - Бог велит мне любить его и ближнего своего, как самого себя. Бог велит мне исполнять слово его. А что ты сейчас хочешь мне сказать от имени бога, я не знаю, и от бога ли это, я тоже не знаю. Это ведомо богу, и пусть ему и будет ведомо. Надеюсь, что он наставит меня, как это воспринимать, чтобы я не был чересчур самонадеян.
   - А не думаешь ли ты, брат, что как раз сейчас ты проявил такую самонадеянность, отвергнув дары духа святого? – спросил Берснев. – Ты ведь пришёл к этим выводам сам, читая Библию. Да, я с тобой согласен, что Писание богодухновенно, но ты-то не стопроцентно в этом подкован – как и я, если честно. И где-то совершил ошибку. Разве это не так?
   - Нет, потому что я всё сверял с Писанием. А будь я уверен в своей правоте, как ты или Паша – я бы точно сказал тебе, что сказал бог, а что не сказал. И неважно, ошибся я в этом или нет, поскольку я-то в этом уверен. Но ведь я же так не говорил, согласись.
   - Не знаю, брат, - проговорил Женя. – Не знаю. Но ведь ты же можешь оказаться вне церкви из-за своего поведения, ты не боишься этого?
   - Я боюсь только одного – потерять мир с богом, - ответил Володя. – И я всеми силами постараюсь не допустить этого.
   - Брат, я только этого от тебя и хочу, чтобы ты не потерял мир с господом. Вот почему я сейчас говорю с тобой. Иначе этот разговор был бы бессмысленным. Хотя очень может быть, что ты всё же прав, я не раз видел, как через тебя действует бог...
   - ...Но теперь ты понял, что это был сатана, - продолжил Володя. – Или тебе в этот раз всё же показалось?
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - То, что сказал.
   - Ты обиделся на меня из-за того, что я обличил тебя?
   - Нет, но я не могу понять, всё-таки я водим сатаной, и это всегда так, или это не так, и то, что ты сказал сегодня, было ошибкой?
   - Брат, - сказал Берснев, - Человек в данном мире всегда находится под пристальным вниманием сатаны, и тем больше его внимание, чем человек больше ходит в духе. Возможно, сатане удалось улучить момент, когда ты был беспечен, и теперь он подобрался слишком близко. Это не значит, что ты плох, брат, но тебе нужна помощь. Я буду молиться за тебя, пока не заставлю беса уйти от тебя! – он упал на колени и начал говорить: – Господь, я прошу тебя, чтобы ты помог моему брату во Христе, который попал в заблуждение и отвергает твои дары, ибо ты един, как Отец, Сын и Дух Святой, господь! Я прошу тебя направить моего брата на путь истинный, узкими вратами ко спасению, господь! – Берснев неистово молился, заговорил языками и положил руки на голову Володи. Тот почувствовал, что его что-то ударило, упал, но неожиданно он встал и поставил преграду молитве собрата по вере, чувствуя, что тот пытается задавить его потоком, родственным тому, который сам Володя некогда испускал на неверующих. Почему он поступил так, Володя не совсем осознавал, но какой-то внутренний голос подсказывал ему, что нужно сделать именно так. – Именем Иисуса Христа я приказываю тебе, сатана: изыди вон!!! – воскликнул Берснев, но Володя устоял на ногах, не почувствовав давления – словно что-то его защищало. – Не может дьявол противостать господу! Именем Иисуса Христа... – Женя неожиданно осел на асфальт и навзрыд заплакал: - Я понял, господи, понял, это ты... Значит, я заблуждался... – подскочил к Володе. – Прости меня, брат мой возлюбленный во Христе, я ошибся на твой счёт. Это действительно господь.
   Володя пошёл вперёд, что-то пробормотав Жене насчёт того, что он не видит зла в его поступке, так как тот мыслил рамками догмы, а бог выше этого. И направился к автобусной остановке – пора было идти домой.
                ****
   - Брат, постой, - мужчина средних лет, одетый в болоньевую куртку не первой молодости и серые брюки в «ёлочку», подбежал к Володе. – Помнишь меня? Ты проповедовал в Красноярке тем летом. Ну, ещё ваша церковь в «Сибиряк» обедать ходила.
   - А, Дмитрий Михайлович? – Володя остановился. – Вы так и продолжаете нас не любить?
   - Кого? Вашу церковь? – вопросом на вопрос ответил Дмитрий Михайлович. – Ну, ты же забыл, я в православие крещён, мне эти трясунские дела не по нутру. Я тебе газету принёс – почитаешь на досуге, - он сунул в руки Володе отпечатанную на хорошей бумаге, с цветными вставками, газету, называвшуюся «Омско-Тарские Епархиальные Ведомости». – Там про колдунов из Красноярки статеечка есть.
   - Хорошо, я прочитаю. Только я вот что хотел спросить-то: вас ведь они, по-моему, не трогали. Я их не защищаю, хотя они мне спасли жизнь на берегу. Ладно, это вам вряд ли важно. А что вдруг вам захотелось дать мне почитать эту статью?
   - Чтобы знал ты, парень, с кем дружбу водишь. Ты ведь летом-то не видел, поди, как они православных избили?
   - Если это те люди, которые меня подкараулили на берегу, то я их за это уже простил, а что было после того, как меня унесли, я не помню – я ведь в больнице очнулся.
   - А кто там был на берегу?
   - Какие-то казаки и скинхеды, - ответил Володя. – Я их не знаю.
   - И что случилось?
   - Эти православные меня избили. За что – я так и не понял. Если бы не охрана лагеря, не знаю, что бы со мной было.
   - Выходит, они тебе тоже наврали, что казаки первые начали?
   - Дмитрий Михайлович, – сказал Володя, – я не оправдываю охрану лагеря за то, что они избили казаков, но то, что казаки вели себя, как невинные овечки – тоже неправда. Я говорю то, что было. Казаки подошли ко мне и начали избивать меня, сославшись на то, что я – проповедник сектантского учения. Я не знаю, что им пришло в голову, но вряд ли добропорядочные люди рвут книги и бьют человека, не давая ему встать. И это только потому, что я не православный, а христианин веры евангельской. И злословие – это тоже не по-христиански. А они ведь меня ругали матом, как будто я им что-то сделал, хотя я всего лишь говорил братьям и сёстрам, не оглашённым ещё благой вестью, что Иисус любит их. И мне говорили, что я виновен в том, что какой-то Горобцов повесился из-за таких, как я. Между тем, я до сих пор не знаю, кто он, этот Александр Горобцов, и уж тем более мне незачем было бы толкать человека на такой грех, ибо тогда лучше бы мне навесили мельничный жёрнов на шею и бросили с обрыва.
   - Горобцов? – спросил вдруг Дмитрий Михайлович. – Знал я его семью шапочно. Сашка этот парень был умный, школу с отличием окончил. И мать его с отцом я видел. Добрые люди. Вот только не повезло им – нарвался пацан на иеговистов, завербовали его. Он хотел уйти, а они, суки такие, довели его до петли, а сестру его по сию пору достают.
   - «Свидетелей Иеговы» я тоже не признаю за христиан, они Библию искажают. Но это не повод уподобляться слугам сатаны и бить человека только за то, что он иначе, чем ты, молится господу Иисусу Христу. А то, что Анжей прав насчёт святых и колдовских вкраплений в богослужении – с  этим я поспорить не могу, я читал Библию. Да, он тоже неправ, когда говорит, что с православием надо бороться, но он-то сатанист, а мы-то христиане, и мы не можем позволить себе и слов таких, как он. Мы можем лишь молиться за заблудших и помогать им наставлением и силой Иисуса Христа. Но не избивать и не оскорблять, ибо это оскорбит бога, и он скажет нам на суде: «Я никогда не знал вас, отойдите от меня, делающие беззаконие».
   - Значит, я – делающий беззаконие, так? – спросил Дмитрий Михайлович, и в его глазах блеснул тот дьявольский огонёк, который Володя видел в глазах фашистов, избивавших его на берегу Иртыша.
   - Я не сказал, кто из нас грешен, ибо судит бог, а не я, его смиренный слуга, который сможет лишь молиться за вас и говорить с вами о господе. Я сказал, чего не позволительно делать христианину, если он христианин, а не говорит о том, что он такой.
   - Ты, парень, лучше газету прочти внимательно, посмотри, как твой дружок польский с православными людьми по-людски разговаривает. Может, поймёшь, как ошибался в дружке своём.
   - Он мне не друг, и ему моя дружба тоже как-то не очень нужна, - ответил Володя. – Но я прочту, мне просто интересно, что там написали.
   Дмитрий Михайлович пошёл по своим делам, а Володя тихо прочитал молитву за него, прося бога смягчить сердце этого человека, дабы он не злословил даже на заблудших – пусть бог поможет им. Газету он засунул в сумку – на досуге прочтёт. «Интересно, что они написали о той драке, в которую попал я?» – подумал он.
   «Чудесная благодать» из кармана заставила его вспомнить, что мать беспокоится о нём, и Володя достал телефон (купил пока бывший в употреблении – денег на новый мало было, а аппарат нужен сейчас).
   - Алло, - проговорил он. – Мама, это ты?
   - Володя, ты сейчас где? – спросила его мать.
   - В Старом Кировске, у аттракционов. Я сейчас на остановку пойду, ты не беспокойся. У меня всё в порядке.
   - Дай-то бог, - проговорила мать (все матери немного не верят в такое, когда дети далеко, должно быть). – Володя, к нам тут гости пришли.
   - Кто?
   - Брат Вадим из нашей церкви и сестра Лариса, она тоже из нашей церкви.
   - Хорошо, - сказал Володя и положил телефон в карман.
   Автобуса он дождался быстро, доехал до ДП-17, а там пересел на «двадцать первый» и поехал до Дмитриева, откуда пешком дошёл до дома.
   Домофон запищал, и Володя вошёл в подъезд. Лифт работал (слава богу, а то неделю не ездил). Зашёл домой, разулся и сунул ноги в клетчатые тапочки, купленные позавчера на рынке взамен старых, вельветовых (они были уже страшноватые). На кухне сидели мать, Вадим (симпатичный молодой человек в спортивного вида рубашке и джинсах, немного небритый, но это ему шло) и Лариса (молодая же, с сильно высветленными волосами, одетая в аккуратный брючный костюм, с брошкой на блузке). Володя представился, то же сделали и Вадим с Ларисой. Судя по поведению, они не были парой – просто пришли навестить сестру, которая живёт далеко от церкви и не всегда из-за этого бывает на собраниях.
   - Володя, а ты где был? – спросила мать.
   - Ездил к Досполу. Мы там просто посидели, поговорили, помолились даже. Там, кстати, Ёва был, я ему сказал, что думаю насчёт говорения языками, и он как-то не очень дружелюбно это воспринял. Нет, он не стал ругать меня, хотя сказал, что будет за меня молиться, чтобы я оправился от общения с ведьмами.
   - А ты что, общался с ведьмами? – спросила Лариса.
   - Не слишком много, - отмахнулся Володя. – Просто получилось так, что я в Красноярке во время благовестия столкнулся с православными, и им не понравилось, что я проповедую слово божье (они считают, что наше учение не от бога, и что мы за американцев). Меня начали бить, и я уж не знаю, как они это увидели, две ведьмы местные, но они вызвали из лагеря охрану, и меня в больницу отвезли. Ну, ещё Алсу «для очистки совести», как она сама сказала, приехала, но мне тогда было сложно разговаривать, да и слаб я был ещё. Ну, она пожелала мне скорее выздороветь и уехала. А больше я как-то их не видел, ведьм. А что?
   - Володя, - спросил Вадим, - я что-то не совсем понял, что там делала Алсу. Вы же, вроде, незнакомы. Или как?
   - Шапочно знакомы, - пояснил Володя. – Я с ней в Красноярке встретился, когда у нас была конференция. Кстати, это не та Алсу, которую ты имел в виду, а её тёзка. Она, по-моему, даже старше её.
   - Тогда понятно, - сказала Лариса. – А что она так о тебе решила позаботиться?
   - Она же врач, и она меня в больницу сопровождала, так что ей самой было важно, всё у меня в порядке или нет. Только у меня с ней и до больницы разговоры о боге не клеились – она как-то не жалует нас, христиан.
   - А почему?
   - Миша, брат из нашей церкви, говорил много раз с ней, и ей не понравилось, что он повергает на неё духа святого. Да и в лагере, где она была, ведьмы свою конференцию проводили. Я в тот день им помогал с готовкой пищи.
   - Почему?
   - Я с одним музыкантом там хотел пообщаться, сестра из нашей церкви хотела у него узнать, как струны гитарные мыть. А он был занят – приёмник кому-то паял. И сказал нам, чтобы мы на кухне помогли. Чтобы ведьмы на нас не ругались, что мы без дела болтаемся... 
                ****
   - Володя, - Лариса села рядом, - ты у нас в церкви никогда не бывал?
   - Нет, мне вполне хватало нашей.
   - А тебе было бы интересно к нам прийти?
   - Не знаю, меня мама столько раз звала туда, но я как-то не хотел – просто не было интереса, я уже сказал, почему.
   - А вот сейчас ты бы сходил? – спросил Вадим. – Просто так приди, ради интереса. Может быть, найдёшь ответы на те вопросы, которые тебе не дают покоя.
   - Нет, - сказал Володя, - я хочу разобраться посредством Библии. Чтобы не было человеческих измышлений, которые исказили бы Писание. Этого я уже объелся вот так, - он провел рукой по шее. – Вот что важно. И я не хочу повторять старые ошибки.
   - Володя, - Лариса сделала небольшой взмах рукой в его сторону, словно желая подчеркнуть то, что хотела бы сказать, - а тебе не кажется, что эта боязнь старых ошибок может привести к новым? И ещё неизвестно, какие из них хуже – старые, которые хоть не отдаляли тебя от Иисуса, или новые, которые могут привести к отказу от спасения.
   - Ты думаешь, что я – несмышлёный младенец, который ничего не понимает? – спросил Володя. – Я уже имею опыт и умею читать. Библия у меня есть, и это не «Перевод Нового Мира» и не «Вдохновлённый перевод» Джозефа Смита, о которых я наслышан. Этого я не приму никогда. Но те мои поспешные выводы, которые я делал по поводу христианства, я хочу изжить. И среди них – так называемое «говорение языками» и толкование даров бога, которое некоторые люди, чьих имён я называть не буду, мне дали, будучи сами в некотором неведении на этот счёт.
   - А ты считаешь, что исцелять и пророчествовать от бога могли только апостолы? – спросил Вадим. – Или же человек, имеющий такой дар от бога, может им пользоваться для служения господу и ближним?
   - Это пока сложный вопрос, - сказал Володя. – Но на то мне и разум дан господом, чтобы понять, от бога это или нет. Я пока не имею этих даров, и вполне может быть, что богу угодно другое моё служение. Какое – скажет мне бог, и я исполню.
   - Ты хочешь таким образом сказать, что ты не хочешь стать частью нашей церкви? – спросил Вадим.
   - Я сказал то, что сказал, и ничего другого я сказать не хотел. Я же не Анжей, который говорит загадками и вечно шутит. Этого нельзя делать для непонимающих людей. Иисус говорил: «Но да будет слово ваше “да, да”, “нет, нет”, а что сверх этого, то от лукавого». Я – христианин и обязан соблюдать заповедь Иисуса. Я ничего не сказал о том, приду я к вам или нет. Сказал я, что мне сейчас надо самому в себе разобраться, а приду я к вам или нет – знает только бог.
   - Володя, - спросила Лариса, - а этот Анжей кто?
   - Музыкант, - ответил Володя. – Таня, наша сестра, которая со мной в лагерь Гагарина ходила, с ним хотела поговорить. Он дал нам рецепт мытья струн, кстати. А что вас так заинтересовал этот вопрос?
   - Просто интересно, кто это такой.
   - А я думал, что вам кто-то наговорил про него, что он колдун, - усмехнулся Володя. – Мне в «Церкви Христа» давали такие на его счёт «рекомендации», что впору было бежать оттуда и молиться за него. Он на самом деле интересуется магией, но у него такая тактика в общении, что он к себе близко очень немногих подпускает, и нас, христиан, не жалует. Я один раз за него молился, и он узнал об этом. Был недоволен, что я лезу в его, как он говорит, частную жизнь. Это подпортило наши отношения, кстати.
   - Тебе важно было их иметь? – спросил Вадим. – Раз он не хочет, чтобы за него молились, не надо с ним общаться. Просто молись – и он, возможно, поймёт, как был неправ. А так близко общаться опасно – ведь в твоей душе поселилось сомнение.
   - Едва ли это из-за Анжея, - возразил Володя. – Я сам читал Библию, и в моей жизни за то время, пока я его знаю, было много людей, которые не меньше, чем он, заставили меня лишний раз заглянуть в Библию, чтобы посмотреть, не заблуждаюсь ли я. И среди этих людей были даже мои братья и сёстры из «Церкви Христа», которые вели себя не совсем по Слову Божьему.
   - А что они делали? – поинтересовалась Лариса.
   - Они опускались до злословия и обижались на то, что у них что-то не получалось. А один из них обвинил меня и ещё одного брата, что мы сорвали евангелизацию в больнице скорой помощи. Там на самом деле просто люди как-то не хотели принимать спасение, а потом подошёл милиционер, и нам пришлось уйти. Это неправильно. Потому что он хотел выставиться, какой он хороший брат, как он любит господа, а он любит себя на самом деле. Но я не ухожу из этой церкви, потому что главное в церкви – это то, что она есть тело Христа, и нарушение её целостности – это большой грех.
   - Это уже хорошо, - сказала ему Лариса. – Но я же вижу, что ты остаёшься там только потому, что ты не хочешь уходить со скандалом.
   - Сестра, - проговорил Володя, - я не сказал, что считаю учение нашей церкви в корне неправильным. Есть ведь не только говорение языками, но и другие дары, а они – от бога, ибо их имели апостолы, которые сами общались с Иисусом, даже Павел – хотя он-то при земной жизни Иисуса не знал.
   - А кто обратился к нему: «Савл, Савл! Что ты гонишь меня?» - спросил Вадим. – Не Иисус?
   - Он, - согласился Володя. – Но он же сказал это с неба, уже после вознесения. Кстати, Павел был сторонником осмысления данного господом через посредство ума и применения на практике, чтобы быть полезным церкви и свидетельствовать о господе неверующим.
   - Это не отменяет говорения языками, брат, - возразила на это Лариса. – Тут ты сам обнаруживаешь ошибку, когда решил проверить правильность того, что говорил твой пастор в церкви.
   - Нет, - ответил Володя. – Я не принимаю того, что даётся мне от имени бога, безоговорочно, но проверяю это, дабы не быть уловленным сатаной. И если дар бога даётся мне свободно, я прославляю Иисуса, как господа, мой ум осознаёт, что это, и дар способствует единению церкви, как тела Христова, то этот дар от бога. Если это не так – лучше будет отказаться от такого «дара бога», поскольку за этим стоит сатана.
   - Откуда ты взял эту формулу? – спросил Вадим.
   - В первый раз услышал от ведьм, а потом говорил в больнице с христианами, которые сказали, что это именно так. Они даже говорили, по каким местам Библии это вычисляется. Это двенадцатая и тринадцатая главы Первого Коринфянам. И восьмой стих тринадцатой главы мне при чтении ещё в больнице врезался в память: «Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится». Это заставило меня понять, что ведьмы (не помню точно, кто из них) были правы, кто бы они ни были, ибо Писание богодухновенно, а тот, кто хоть раз с этим соприкоснулся, тот будет только сопротивляться этому или примет и будет спасён.
   - Брат, ты ведь во Христе, а того не знаешь, видимо, что сатана дал задание тем, кто водим его силой, разрушать веру людей, принявших Иисуса, чтобы они сомневались в том, что говорил Иисус. И тебе были подосланы ведьмы те, чтобы ты сам себе придумал, что они не могли противостоять богу в том, что очевидно, чем сам себя сдвинул с пути истинного, - ответила ему Лариса.
   - Слишком сложный путь, - сказал Володя. – Я ведь не стал сомневаться в Иисусе и Священном Писании. Я усомнился в тех вещах, которыми некоторые в своей голове затенили господа, вообразив, что именно так служат ему. А сатане вряд ли нужно, чтобы человек начал сомневаться в наносном.
   - Вот тут он тебя и поймал на крючок, - проговорил Вадим. – Сначала ты усомнился в том, что считаешь «наносным» (точнее, второстепенным – в чём, конечно, с тобой сложно спорить), а потом раз – и ты сомневаешься в более важных вещах, что уже недалеко отстоит от сомнения в словах Иисуса. Тебе не с ведьмами нужно было общаться, а с христианами. А те христиане в больнице могли и ошибиться.
   - Да, брат, - подхватила Лариса. – Ты вот пообщался с этими ведьмами, с Анжеем этим, а они же бога не знают, и бог их тоже не знает – они его отвергли, когда им о нём говорили. Откуда им так хорошо известно, что соответствует Писанию, а что нет?
   - Ну, с такой-то позиции могу и я сомневаться в том, что вы правы, - Володя немного поморщился, поскольку ситуация начала переходить в спор, что совсем не вязалось с тем, что говорил господь (как говорил Кеннет Боа, свидетельство не должно сопровождаться спором и раздражением). – В конце конов, главное – это то, что заповедовал нам бог, а не церковные догмы. Бог во главе всего, а не измышления людей. Это мне лично важно.
   - Ладно, Володя, - сказала на это Лариса, - бог дал человеку свободную волю, чтобы он мог выбрать свою судьбу. И не мне тебе это говорить. Мы с Вадимом будем рады видеть тебя в нашей церкви, собираемся мы на Тридцатой Северной, ты это знаешь – твоя мама к нам ходит. А если ты не желаешь к нам приходить – это твоё решение. Главное, чтобы ты помнил, что Иисус очень скоро придёт во славе, и нужно быть готовым встретить его. И горе тем, кто не принял его спасителем – им уготован ад огненный, где будет плач и скрежет зубов. Бог любит тебя.
   Постепенно всё закончилось, Вадим и Лариса начали собираться на выход, а когда они вышли, Володя сел за стол и принялся читать православную газету, в которой среди обычных новостей и богословских размышлений была статья, в которой описывалось избиение православных активистов в Красноярке. Судя по приведённым данным, сие избиение точно совпадало с тем местом, где сам Володя несколько месяцев назад был встречен такими вот «активистами», что привело его на больничную койку. Зверства приписывались «Чёрному Братству», после чего следовало сокрушение автора (статья была написана какой-то Екатериной Иванченко) по поводу того, что под суд попадают люди, которые всеми силами защищают Россию и её истинную веру от тех, кто хочет разрушения этой великой страны (Володя не разделял иронии Анжея, но был согласен, что эти «активисты» тоже были неправы – бить человека нельзя, если смотреть на это с позиций христианства).
   - Володя, что ты там читаешь? – спросила мать. Володя пояснил, что он там читает. – А, это про то, что было в Красноярке. Кстати, тебя когда вызывают к следователю?
   - Послезавтра вызывают, - сказал Володя. – Главное, чтобы всё это быстрее закончилось. Честно говоря, мне как-то не хочется со всем этим связываться, но приходится – законы такие.
   - Тебе не угрожал никто? – спросила мать.
   - Вроде, нет, но тот казак, который был на очной ставке, так на меня смотрел, будто это я его избил, а не он меня... Ладно, мама, доживём, бог даст, до того дня, и там уже видно будет.
                ****
   - Что ты хотел? – Анжей взял бутылку питьевого йогурта и пошёл к рядам, где продавался кошачий корм. – Только имей в виду, я сейчас отоварюсь и в Красноярку поеду, меня дома жена ждёт, и кошек покормить надо, не говоря уже о ребёнке. Так что времени у меня не сильно много, уж извини.
   - Анжей, ты читал вот это? – Володя показал поляку православную газету.
   - Это по поводу драки в Красноярке? – Анжей скривился. – Ладно, давай, задавай свои вопросы, я тебе уделю немного больше времени.
   - Ты не знаешь, что это за такая Екатерина Иванченко?
   - Знаю. Иванченко Екатерина Васильевна, 1952 года рождения, из великороссов, крещения греко-ортодоксального, - ответил поляк. – Активистка Российского Общенародного Движения, по крайней мере, до 1999 года. Кличка в наших кругах – Лахудра Крашеная. Ты с ней шапочно знаком (пикировались, да и во время конференции ведьм она в рядах актива белого стояла). Говорят, что поддерживает «Центр Георгия Победоносца», в это можно верить. Работает Лахудра в жилконторе, на Левом, я тебе это уже как-то говорил, кажется. Гнида редкая, таких надо сразу стрелять, пока не сделали чего. Помнишь того парня с висячими усами, с Наташкой Мартинес общается? Вот, она его с работы уволила из-за того, что он её недолюбливал. Характер у неё паршивый, любит командовать и не выносит критики. Вот она и начала жаловаться одной даме из авиационных профсоюзов, что её отпрыск обхамил девочку Катю, аж убить обещал.
   - А он обещал?
   - Тоже нашёл убийцу-маньяка! – засмеялся Анжей. – Пан Джеймс – человек достаточно безобидный, хоть он и ругается сильно, если достанут. Чтобы он кому-то в харю засветил – это какие титанические усилия или, возможно, форс-мажорные обстоятельства нужны! А Лахудра насочиняла такого, что у него чуть ли не расстрельный список на половину греко-ортодоксального персонала «дуськи» той.
   - А почему «дуськи»? – спросил Володя.
   - Домоуправление сокращается, как ДУ, вот и всё объяснение.
   - Понятно. А откуда Иванченко знает эти подробности?
   - Крамбамбула, ты наивный, или у тебя память девичья? Я же тебе как-то рассказывал, что летом, во время ведовской конференции была заварушка со свердловчанами. Так вот, она там была, и там были эти уроды, которые тебе потом крупорушку рихтовали. Ну, Морон, Вуди, Кегля – короче, те, которые сейчас в «комнате приятного запаха» сидят. Им же в тот раз от наших будь здоров досталось. И шанец хороший, что их вкрутят на зону всерьёз и надолго, а если что, то вопросы возникнут и к Кате. Вот она и кочевряжится. Кстати, а там про тебя ни полслова же, по-моему?
   - Ни единого слова.
   - Правильно, - ехидно сказал поляк. – Кстати, если Катя малость мозгами шевельнёт, то ей будет весело понимать, что сейчас она вляпалась солидно – если суд установит вину наших «белобрысеньких», то она может попасть за клевету. Кстати, Моисей сказал, что он с радостью подаст на неё в суд в таком разе. Ещё вопросы?
   - Анжей, ты говорил, что у какого-то казака была нагайка непшинская. Это что за нагайка такая?
   - Мастер был такой, Александр Непша, - ответил Анжей. – Он умер года три назад, у него гемофилия была.
   - Что было?
   - Кровь не свёртывалась. Так вот, он был казачьим есаулом в последние годы жизни, и он многое умел. Его нагайки шли нарасхват, он даже в Москву одну дяде Вове послал, чтобы знал, что Сибирь тоже не без казака.
   - Ты его знал?
   - Его работу, но не его самого, - Анжей расплатился за покупки, то же самое сделал и Володя. – А что тебе это так интересно стало?
   - Просто хотел узнать, что за нагайка такая.
   - Кстати, нагайки у Непши качеством хорошие всегда были. Ну, кое-кто это на своей ж**е прочувствовал. И один из них тебе хотел обличность слегка поправить – такой взрослый, с усами, как у белого офицера в Гражданскую войну. Кстати, у тебя всё?
   - Нет, вопросов ещё много. Например, как там дела с Казахстаном?
   - Пока всё стабильно, я готовлюсь, может, с группой поеду – нашлись желающие. Ермен пока не говорил, чтобы что-то отменилось. А что тебя так интересует в этом фестивале?
   - Да я тоже вот думал как-нибудь поехать в Актюбинск, только вот не получилось пока. Ты знаешь, почему.
   - Я вот тоже боюсь, что может с моей стороны всё сорваться из-за суда этого. Надеюсь, что нет.
   - Я бы тоже хотел, чтобы всё скорее закончилось.
   - Если опять Катя Иванченко чего-нибудь нового не напишет, - Анжей усмехнулся. – Опять-таки, если это она, а не кто-то её именем подписался в газете. Не думаю, что она хоть как-то сшибает на камикадзе.
   - А если это точно она? – спросил Володя.
   - Значит, истинно то, что бог любит троицу, и к Мише Задорнову и Вике Дайнеко приплюсовалась Лахудра, дабы заместить Брежнева, который волею Айн Софа помре в 1982 году. 
   - А что у этих людей общего? – спросил Володя. – Дайнеко поёт, Задорнов, если я не путаю чего-нибудь, сатириком работает, а Иванченко и Брежнев-то здесь при чём?
   - Извини, я забыл, что ты христианин, - сказал поляк. – Следовательно, ты не увлекаешься анекдотами. Это же злословие по вашим понятиям.
   - Анжей, я тебя не понимаю.
   - Ладно, - ответил сатанист. – Жалею твоё незнание. Так вот, если Дайнеко, Задорнову и Лахудре врезать по башке железнодорожным рельсом, то будет БАМ. Вот тебе и ниточка к Брежневу. Магистраль-то эту, когда строили? Но я могу ошибаться насчёт Лахудры, так как вполне может быть, что БАМа не будет, поскольку она – солдат армии Урфина Джюса.
   - А что эти солдаты?
   - Они были деревянные. И такие труднодоходимые, что Урфин Джюс назвал их дуболомами. Теперь ты понял?
   - Да. Только вот что, Анжей. Ты верно сказал, что злословие неприемлемо. Это очень большой грех. И даже такой плохой, как ты считаешь, человек, как эта Иванченко, вряд ли достоин такого отношения. Ты же знаешь, что Иисус страдал за всех, не спрашивая, что будет, если им дать по голове железнодорожным рельсом.
   - Крамбамбула, ты уж извини меня за резкость, но тут ты лезешь не на свою территорию. Если я буду парить тебя насчёт уважения к Единому Богу, именуемому Йод-Хе-Вау-Хе или Айн Соф, ты логично скажешь мне, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Но эта палка о двух концах, ты разве этого не знал?
   - Знал, но так всё равно нельзя, Анжей. Зло всегда порождает зло, и ты только озлобишь её своей ненавистью.
   - Пан Владимир, - усмехнулся Анжей, - мне так кажется порой, что не вправили ваши мозги господа фашисты в той драке в Красноярке. Такие люди (если это люди), как Иванченко, заслуживают только одного – ножом по горлу, пока они свой нож тебе в спину не всадили. А добрым волкам в нашей не склонной к сантиментам жизни всегда наступают на лапы. И я, честно говоря, сам был бы рад, чтобы всё обстояло иначе. Но это именно так, и есть два выхода – стремиться разрушить эту порочную систему или смириться с ней и жить волком или овцой. И если вы всё же решили эту мерзость разрушать, то Герцен и Чернышевский точно сказали в своё время: «Исторический путь – не тротуар Невского проспекта». Помните это, и ваш скорбный труд будет эффективен и оценён благодарными потомками.
   - Анжей, ты извини, что я не отказываюсь от того, чтобы проповедовать Христа распятого и слово его, но всё же времени осталось немного, и эти труды будут оценивать не потомки, а судьи на небесах, и вряд ли они будут к такому пренебрежению законом господа благосклонны.
   - Если сие есть объективная реальность, пан Владимир.
   - Это именно так, Анжей, - ответил Володя. – Ирония, уж поверь мне, тут совсем ни к чему.
   - Я не иронизирую, - сказал на это Анжей. – Впрочем, вы вольны верить в сие, равно, как я волен не верить в это отступление от того, чему учил Единый Бог, а не «Единосущный в Троице», выдуманный на Вселенских Соборах для преодоления жидовства и арианской ереси. Если мне не изменяет память, пан согласился с этим правом, хоть и пролив ведро слёз post factum. Или я что-то напутал в те разы?
   - Ты ничего не напутал. Но я говорил тебе, что это предполагает ответственность за принятое решение.
   - Человек, как некогда сказал Жан-Поль Сартр, обречён быть свободным, поскольку, однажды появившись на свет, он несёт ответственность за всё, что совершает. Месье Сартр был прав, и вы можете до бесконечности (или второго пришествия) говорить, что Иисус взял на себя вашу ответственность, но он ничего не брал, и если вы сунете пальцы в розетку, током жахнет вас, а не Иисуса.
   Володя и Анжей расплатились за товар, и поляк начал сгружать в сумку содержимое своей корзины. Его примеру последовал и Володя.
   - Анжей, - сказал он, - ты не будешь против, если я задам тебе ещё вопросы?
   - Я слушаю тебя внимательно.
   - Анжей, ты так не любишь патриотов и христиан?
   - Если пану угодно так считать, я не возражаю, и в этом есть большая доля истины. Патологической ненависти нет, но я действительно не люблю тех, кто лезет на мою частную территорию с присущим немалому количеству тех, кто принадлежит к означенным вами категориям, трамвайным хамством. Есть исключения среди христиан – Денис Попов и Ольга Остин, – но таких, как они, то есть деликатных и понимающих, куда нельзя лезть, крайне мало. А что до патриотов, то лучше Артура Шопенгауэра об этом никто не сказал: «Если человеку нечем гордиться, он начинает гордиться своей национальностью». Восславлю за то Божественную Чету, как воплощение Единого Бога, а также самого Йод-Хе-Вау-Хе, что у меня поводов для гордости будет малость побольше, и мне не надо упираться в то, что не от меня в своё время зависело. Есть друзья, семья, музыка – а ё**ная белая «Родина-88» пошла на хрен, ибо её здесь не стояло.
   - Анжей, я бы очень тебя попросил больше не ругаться матом в моём присутствии.
   - Прошу прощения, немного дал волю эмоциям... Пардон, меня кто-то ищет, - взял трубку телефона, сказал несколько фраз по-польски, обернулся к Володе: - Ещё раз прошу меня извинить – невежливо общаться сменой потоков в присутствии тех, кто не обладает вортальными способностями, - вернулся к телефону, продолжил уже по-русски: - Гражина, всё в порядке, я сейчас еду домой. Ежи спит? Ладно, до встречи, - положил телефон в карман, хмыкнул. – Жена беспокоится. Так что извините, пан Владимир, но мне пора домой – и так уже лишнего гуляю тут, а мне до дома целый час добираться.
   - Последний вопрос.
   - Да, конечно.
   - Кто такие Ольга Остин и Денис Попов?
   - Музыканты. А Попов работает в ОмГУ старшим преподавателем английского. А что вдруг вы заинтересовались?
   - Просто незнакомые имена. Ладно, Анжей, не буду тебя задерживать, да и самому домой надо – мама попросила купить фрукты и хлеб.
   - Вы вдвоём живёте?
   - Да, а что?
   - Будет, что сказать на суде, если эти твари начнут скулить, что их жестоко избили, - ответил Анжей. – Счастливо дожить до этого дня...
                ****
   Отложив Библию, Володя встал и пошёл открывать дверь. Никого сегодня он не ждал, а мать уехала на собрание у кого-то дома. Но надо было узнать, что там, да и мать вполне могла вернуться раньше.
   - Кто там? – спросил он.
   - Добрый день. Можно с вами поговорить?
   - О чём?
   - Мы принесли вам трактаты о боге, - в глазке виднелись средне, но не затрапезно одетые женщины лет тридцати-сорока.
   - Сёстры, я – христианин, и мне хорошо известно, что вы за трактаты разносите по домам, - сказал Володя, не открывая двери. – Советую вам отдать их обратно своему лжеучителю и обратиться к Библии. Благослови вас бог, - он ушёл, услышав, как к его соседям по «клетке» (две квартиры с общим тамбуром) направляются иеговистки, которым он только что отказал в разговоре. Он не желал впадать в заблуждение, которое ему предлагали эти неразумные люди, и дело было вовсе не в гибели Горобцова, а в том, что они губили души в количестве, которое ужасало. Люди наивно верили, что это и есть истинное учение господа, и шли в «Дом Царства», чтобы спастись во время Армагеддона (даже Володя считал, что пока до Армагеддона – как до Китая пешком). Для христианина это было даже хуже, чем быть ведьмой или сатанистом, так как это – честный и прямой отказ от спасения, а не ложное толкование Иисуса, которое не только было клеветой на господа, но ещё и мешало настоящим христианам нести благую весть в мир. Как-то Бейсембай Таласпеков, рассказывая об опыте духовного труда на севере Сибири, упомянул историю посёлка Усть-Юган, где приезжие «Свидетели Иеговы» основательно «подготовили» почву для того, чтобы местное население с порога отвергало любую весть об Иисусе, мотивируя это тем, что у всех «своя вера». Никакого «православного активизма» там не было нужно – сами жители посёлка отшили иеговистов, а после с трудом принимали христиан в своём посёлке.
   Зазвонил телефон. Володя принял звонок. В трубке послышался радостный голос Оксаны (одной из первых получивших новый номер Володи после того, как ему купили новый аппарат).
   - Как у тебя дела? – спросила она.
   - Терпимо, сестра, – ответил Володя. – Пока хожу к следователю из-за той драки. Неделю назад на очной ставке пришлось побывать с одним из казаков.
   - И что он?
   - Утверждает, что это я позвал на помощь охрану из лагеря Макарова, когда  им удалось меня с одним из скинхедов разнять. В смысле, из тех, которые с казаками меня били. Ну, я ему, разумеется, не позволяю лгать, обличаю его в лжесвидетельстве и опровергаю его ложь. А почему ты спрашиваешь?
   - Просто хотела узнать, как у тебя дела.
   - А у тебя-то как?
   - А я с мамой немного поругалась из-за веры. Она же у меня православная, и нашу церковь «трясунами» называет. Кстати, а что это за разговоры идут в церкви, что ты отвергаешь нас?
   - Кто ведёт эти разговоры? – спросил Володя.
   - Паша Мастеров, Катя Опанасенко, Толя Васильев, - ответила Оксана. – Они говорят, что якобы тебе там что-то ведьмы наговорили. Это правда, или такая же выдумка, как про то, что к тебе Алсу в больницу приезжала?
   - Они не солгали, но они напутали, - ответил Володя. – Я не отвергаю ничего, я просто пересмотрел отношение к говорению языками, но дело не в ведьмах. Я читал Библию и понял, где ошибался. А насчёт Алсу, я так понимаю, они что-то неправильно поняли. Они, наверное, ту Алсу в виду имели, которая певица, а это её тёзка. И приезжала она ко мне только для того, чтобы убедиться, что со мной всё в порядке. Она же меня в больницу скорой помощи сопровождала.
   - А что вдруг?
   - Она же врач. Её попросили проследить, чтобы меня приняли в больницу. И всё. Она только один раз приезжала, чтобы посмотреть, как я себя чувствую. Мне ещё даже зубы не вставили тогда. Всё, больше она не приходила, и я её после этого не видел.
   - Тогда всё ясно. Но только я не поняла, это у той твоей знакомой настоящее имя?
   - Конечно. Только она старше Сафиной лет на восемь, если не на девять, при условии, что Анжей ничего не путает. Он говорит, что они в одном году родились, только он в январе, а Аля Байбулатова, про которую ты спрашивала – в ноябре. Вот и всё.
   - А она с ведьмами не связана?
   - Она ведьма, а что?
   - Просто спросила.
   - Кстати, у тех ведьм есть что-то вроде правила: никогда никого в свою веру не обращать, а магией можно помогать только тем, кто её не отвергает. Я много раз это слышал.
   - А ты говорил с ней об Иисусе?
   - Немного. Она же уже сталкивалась с Мишей, братом из нашей церкви, и ей не понравилось его поведение, она его недолюбливает, а вследствие этого Иисуса отвергает.
   - Ты молишься за неё?
   - Я пока не решил, надо ли это делать. Ей это может не понравиться, и она поставит заслон моим молитвам. Я уже сталкивался с этим и теперь думаю больше этого насильно не делать. Надо помогать тем, кто не будет отвергать твои молитвы, кому они действительно нужны. А иначе это будет не от бога, а от твоего самолюбия. За неё я буду молиться только тогда, когда это будет ей необходимо, и когда она не отвергнет господа и помощь его.
   - А когда, по-твоему, это будет необходимо?
   - Когда без этого ей будет плохо по-настоящему. А когда она почувствует вторжение, как они все считают, я буду напрасно тратить время. Ладно, Оксана, ты меня прости, но у меня просто мало денег на телефоне, а на карту пока не отложил – не из чего. Поговорим в церкви, хорошо?
   - Хорошо, - сказала Оксана, и Володя отключил аппарат. Скоро должна была прийти мать, и надо было ждать, когда она нажмёт кнопку домофона, чтобы впустить её в подъезд. А пока можно было почитать Библию, сосредоточившись на Послании к Титу, которое Володя всё не мог начать читать всё это время, как следует, чтобы не отрываться от Писания и находить там ценные мысли, которые некогда он пропускал мимо ушей или читал «для порядка». Это «концентрированное» чтение Библии Володя практиковал теперь каждый день – чтобы видеть по-настоящему то, что хотел сказать бог. В больнице это было возможно, когда были минуты отдыха, так что до Тита ещё нужно было добраться, а то, что послание это короткое – всего три главы, – так его сначала нужно начать читать.
   На учении об общении с еретиками Володя вынужден был прерваться, так как начал звонить домофон: пришла мать. Володя открыл дверь подъезда и продолжил чтение, благо, осталось всего четыре стиха. И когда он вознёс молитву господу, прося его о том, чтобы из памяти не уходило прочитанное сейчас, в дверь позвонили. Помимо матери на пороге стояли Миша и Оксана.
   - Здравствуйте, - проговорил Володя.
   - Приветствую тебя, брат, - сказал Миша. Оксана присоединилась к этому, и Володя ответил на оба приветствия. Мать занялась приготовлением ужина, а Володя, Миша и Оксана сели в комнате и начали разговор.
   - Брат, - сказал Миша, - мы тут к Тимуру собираемся, ты не поедешь с нами?
   - Не могу, - сказал Володя. – Надо маме помочь, да и завтра мне на работу. Если у вас есть время, то говорите, что хотели сказать, я вас слушаю со всем вниманием.
   - Брат, - Миша слегка взял Володю за руку, - ты в последнее время не ходишь к нам в церковь. Что произошло?
   - Я говорил всем, кто приходил ко мне, что на то одна причина – мне самому в себе надо разобраться, Библию изучить без лишней суеты, да и после больницы в жизненный ритм войти. Повторяю это и тебе. Возможно, я в скором времени приду в церковь. В конце концов, я сейчас сильно устаю с этим расследованием. Прости, если я с тобой немного резко говорю – просто мне надоел этот вопрос.
   - Володя, - начала Оксана, - никто не спорит, что тебе сейчас не больно-то легко, но просто братья и сёстры за тебя волнуются. И потом, то, что ты сейчас устроил пересмотр свой, тоже ведь многие боятся, как бы дьявол этим не воспользовался. Да и общение с ведьмами, о котором столько разговоров было, оно тоже всех нас заставило волноваться – они, может быть, ничего тебе не предлагают, но они ведь настойчиво отвергают бога.
   - Оксана, ты тоже разводишь панику? – спросил Володя. – Я понимаю, что Паша это делает – он любую мелочь заметит, и его покоробит мелкое пренебрежение тем, что он считает важным в учении церкви. Но ты-то тем и отличаешься от него, что не дрожишь, как лист, что человек отпадёт от церкви, только из-за того, что он не за ту закорючку зацепился. Я не отверг Иисуса, не отверг Библии, не отверг ничего, если не считать только роли говорения языками. Всё! И поднимается такая паника, будто я при всей церкви хулил Иисуса последними словами. Я не порывал с церковью, и я не думаю, что из-за такой мелочи, как перестановка мелкого догмата на то место, которое он должен занимать, дабы во главу угла поставить господа, меня отлучат от церкви.
   - Вот, брат, кстати, - сказал Миша. – Я тебе о том и хочу сказать, что пока вопрос о твоих действиях не вынесен на обсуждение совета церкви, но к этому всё идёт, поскольку ты начал подвергать сомнению её учение, а церковь – это тело Христово. Знаешь, я сам однажды такому соблазну сатаны поддался. И был отлучён от церкви, но бог мне сказал: «Покайся, не греши против церкви, вернись к братьям и сёстрам». Я вернулся. Но ты же сам понимаешь, брат, что этот твой поиск может завершиться отлучением от церкви. Что будет с тобой в день суда, ты догадываешься?
   - Погоди, брат, - сказал Володя, – разве господу так важны открытые человеком догматы? Или ему важно служение ему и ближним моим? Я так думаю, что моя работа ему важнее. Любая работа, не обязательно, чтобы это было чудотворение. Главное – любовь, это я понял в последнее время.
   - С этим не поспоришь, - ответил Миша. – Но ведь ты же понимаешь, что есть хвала богу, и ты знаешь, как его хвалили апостолы.
   - Духом и умом, брат, - ответил Володя. – Значит, на том языке, которым думал их ум. А иные языки – это языки тех людей, которым они несли благую весть, и нужны они были для того, чтобы люди тебя понимали. Я пока не еду в другую страну и даже не планирую поехать в немецкие районы в Омской области. Мне дар иных языков не слишком нужен. А вот дар принимать людей, какие они есть, и тем открывать им глаза на бога – это то, о чём я ревную сейчас, брат.
   - Ты считаешь, что этого у тебя недостаточно? – спросила Оксана.
   - Видимо, нужно больше, чем я сейчас имею. Пока мало могу в этом. Но буду молиться, чтобы бог сделал меня своим совершенным слугой, ибо иных у него не бывает. Кстати, сейчас я меньше молюсь языками, но чувствую единение с богом не меньше, чем тогда, когда молился на иных языках. Это очень сложно передать словами, но вы, я думаю, испытываете такое единство с богом.
   - Хорошо, Володя, - сказала Оксана, - не будем к тебе напрашиваться и тебя куда-то тянуть. Недуг твоего духа мы будем лечить общей молитвой церкви, и все, включая господа, возрадуются, когда ты, наконец, вернёшься в хор, прославляющий его. С богом, брат, будь благословен...
                ****
   - Простите, можно к вам обратиться?
   - Я вас слушаю, - немного тускловатый голос – видимо, не готовился к разговору. Видимо, и человек-то попался не самый общительный.
   - Вы читаете Библию?
   - Предположим, - недовольно ответил усатый – тот, который был в лагере Гагарина. – В чём, собственно, дело?
   - Извините, если вы не хотите продолжать разговор, я не настаиваю. Я просто хотел спросить, читаете ли вы Библию.
   - Хм, - неформал посмотрел по сторонам. – Если вы меня агитируете вернуться в ДК Баранова, то мне там нечего делать сейчас. Один раз меня там хорошо отшили, и с этим хамлом я дела иметь не хочу. Цену вашим идеям я знаю, так что извините, но вы напрасно тратите время, - чувствовалось, что усатый подбирает слова с аккуратностью, по-видимому, ища наиболее точное в этом случае, да и оратор он слабоватый.
   - Благослови вас господь, - сказал Володя и пошёл дальше. Неформал долго присматривался к различным орехам и сладостям, выставленным на прилавке, дождался, когда подойдёт продавец, и купил что-то из сладостей, после чего направился к рядам, где торговали молочными продуктами. «А это идея», - подумал Володя. Было бы неплохо взять граммов триста сыра в дополнение к уже купленным яблокам и винограду. Сегодня приходил Доспол, и надо было сервировать стол, как следует – наверняка он не один будет, и надо организовать ужин, чтобы не было небрежения к пришедшим – и в Писании это одобрялось, по большому счёту.
   - Вы сыр купить хотите? – спросила молоденькая продавщица.
   - Да, просто не знаю, какой. Столько сортов. Хотя... Свесьте, пожалуйста, триста грамм «Эдамера».
   Продавщица отрезала кусок немного больше по весу, но Володя не стал придираться, а потом направился к точке, где немного раньше говорил с усатым, чтобы купить что-нибудь из сладостей. Закончив поход по рынку, он направился на улицу, и тут к нему подошла женщина с глуповатой физиономией и неестественно рыжими волосами. Одета она была вполне обычно и не слишком бросалась в глаза в общей сутолоке рынка. Рядом с ней стояла... Екатерина Васильевна, так нелюбимая Анжеем. Это не предвещало ничего хорошего, если вспомнить тот факт, что она участвовала в манифестации в Красноярке, а там стояли (и больше прочих горланили) два участника драки, после которой он угодил на больничную койку.
   - Постойте, молодой человек, - сказала рыжая. – Вас ведь Владимиром зовут?
   - Да, это так, - ответил Володя. – А что вам от меня надо?
   - Вы, если я ничего не путаю, проходите по делу о драке в Красноярке?
   - Я знаю, что в той драке участвовали ваши друзья, и только то, что вы – одни из тех, за кого страдал на кресте Иисус, не даёт мне права портить вам жизнь. Тем не менее, сестра, - обратился он к Екатерине Васильевне, - негоже человеку, который считает себя христианином, грешить против девятой заповеди господней, говоря ложное свидетельство в газету.
   - Какое ложное свидетельство? – спросила Екатерина Васильевна.
   - Что охрана лагеря имени адмирала Макарова затеяла драку на берегу. И потом, скажите мне, пожалуйста, с каких это пор я должен отвечать за то, что человек, примкнувший к «Свидетелям Иеговы», повесился?
   - Володя, - мягким тоном проговорила Екатерина Васильевна, - я клянусь, что я никакого отношения к этой драке не имею, а если я ошиблась в том, что там было написано, прошу меня простить – я не была там и понятия не имею, что там было на самом деле. Я просто прошу вас пожалеть девочку, которая сейчас может попасть за решётку, Раю Власенкову. Её обвиняют в том, что она связана со скинхедами, что она избивала людей, и ей может грозить долгий срок лишения свободы. А у неё на свободе остаётся больная мать, а за ней некому будет ухаживать. И Миша Ведерников, её друг, он вот тоже сядет, а у него...
   - Я буду молиться за то, чтобы их родным помогал господь, и если такое возможно, то попробую поговорить с братьями из нашей церкви, чтобы они им помогали, если что-то нужно. Но сужу не я, а суд. Насчёт статьи – я давно простил вам это, а если у вас был неприятный разговор с кем-то из охраны лагеря, то я не могу на них повлиять, так что говорите с ними сами. Прошу извинить меня, но мне надо домой, - он начал пробиваться сквозь толпу, и в этот момент там появились Струбцина и Бэби Спайс.
   - Владимир, идите, я сейчас с ней поговорю, - сказала Струбцина, подошла к Екатерине Васильевне. – Так, гражданочка, вы на потерпевшего не давите, будьте так добры. Кстати, чтоб ты знала, сволочь, у того парня весь доход – его зарплата и пенсия матери, и если бы он инвалидом стал, им бы нечем было за жильё платить.
   - А вы кто? – с вызовом спросила инженерша.
   - А та ведьма поганая, которая хороших людей избивала в той самой Красноярке. И этого парня вытащила оттуда, а вид у него был такой, что краше в гроб кладут. Так что идите, дамочки, покупайте себе, что надо, а от парня отстаньте. Кстати, если ещё одна падла нагадит на берегу, как тогда, я лично тебя за шкварник притащу и заставлю убирать. После ваших там полная упаковка пустых банок от «Балтики» девятого номера осталась и от «Короны» пластиковых бутылок пять. Это без порванных книг.
   - А тебе, что с того? – спросила рыжая.
   - То, Люда, что я там тоже на брюхе ползала, окурки подбирала после ваших посиделок. И эта дубина тоже там курила и «бычки» бросала на песок. А Кегля и Хрюндель не умрут, если за побоище ответят. Давно пора.
   Не дожидаясь ответа, ведьмы дошли вместе с Володей до остановки автобусов, и все сели на что-то, идущее до Двенадцатого микрорайона.
   - Тоня, - сказал Володя, - спасибо вам обеим, конечно, но вы так уж зря на них накинулись.
   - Ты просто с нами по утрянке не выходил «тралить» территорию, - ответила Струбцина. – А там тоже приходится всё на уровне держать. Мы же туда купаться ходим. А они, как ни припрутся – парни могли с утра и не выходить, какой свинарник там получался. Морду им набивать, как Анжей предлагает, будет слишком сурово, а вот заставить их почистить территорию, я думаю, не мешало бы. А насчёт статьи она, видимо, боится отвечать за клевету – уже пошёл разговор об этом.
   - И ещё, - сказала Бэби Спайс, - постарайся не общаться с этими дамами, если не хочешь случайно быть закатанным в асфальт, если что не так сделал или сказал. На участке Иванченко среди старших по дому есть «бригадир» с пацанами в спортивном. Это тебе не благородные борцы за идею вроде Морона или Кегли – от них до отморозков полшага, как максимум. И то, что мужичок – «брателло», уже давно доказано. Да и дамочки эти – отнюдь не верующие бабушки из деревни Большие Шушеры Вологодской области, где молодёжь не появлялась цельных пять годов, как Анжей говорит.
   - Я это понял, прочитав статью.
   - Молодец, - сказала на это Струбцина. – Нет, я, как ведьма, считаю, что с ними надо поступать строго по справедливости, не беря на себя функции Бога и Богини, каковых у тебя нет. Но то, что это нельзя оставлять без наказания – это именно так. Сегодня они оболгали тебя, а завтра наведут на тебя блатных или «бонни» – и, как всё тот же Анжей говорит, у тебя будет три секунды, чтобы помолиться.
   - А почему вы всё время Анжея цитируете? – спросил Володя.
   - Он часто сам что-нибудь ляпнет или где-нибудь фразу выцепит, - пояснила Бэби Спайс, - и всё, можно считать это афоризмом дня. Главное, что в точку попадает.
   - И часто у него такое?
   - Весьма, - сказала ведьма. – А что, в этом есть что-то плохое?
   - Нет, но просто я его не всегда понимаю. С ним из-за этого сложно разговаривать. То ищет какую-то Моссман (если у вашей Али нет такого прозвища), то утверждает, что он не из домоуправления, а из какого-то сосуда. А последний раз он вообще сказал, что невежливо общаться сменой потоков в присутствии тех, кто не обладает какими-то вортальными способностями.
   - Это, наверное, ему звонила жена, - сказала на это Струбцина.
   - Как вы догадались? – удивился Володя.
   - Он заговорил с женой по-польски, а потом вспомнил, что вы-то польским не владеете, вот и извинился. А вортальные способности – это из компьютерной игры одной. Я просто не буду вас заставлять голову ломать ещё и над этим. На самом деле это нужно просто пройти в игре, чтобы понять.
   - Я не играю в компьютерные игры, - ответил Володя Струбцине. – И у меня дома нет компьютера.
   - Как говорила моя мама, - сказала Струбцина, - счастливый человек. У неё к этим играм стойкая неприязнь, хотя у меня в них только старший брат играет, и тот не относится к числу завзятых геймеров. И у него сейчас стоит эта игра, которую вы тут дважды цитировали – про Моссман и смену потоков, – «Half-Life 2». Правда, у него «пиратка» – нет подключения к Интернету, а без него официальную игру не запустишь... Ладно, мы тут треплемся, а на следующей всем сходить и разбегаться, так что всего доброго, Владимир.
   На остановке «Дмитриева» вся компания покинула салон турецкого «Мерседеса», и Володя направился домой. В районе школы он встретил Доспола и Ёву, которые шли к нему домой. Они вместе вошли в подъезд, и Володя сразу пошёл на кухню – готовить обед.
                ****
   - То есть ты отрицаешь дар говорения языками? – спросил Ёва.
   - Подожди, - Володя продолжил складывать на тарелку яблоки, - ты неправильно понял меня. Я был бы рад настоящему дару общения с людьми на их родных языках. Но я не вижу признаков этого дара в тарабарщине, которая часто практикуется у нас в церкви. Если бы я имел дар общения с людьми на их языках, как апостолы, я бы мог говорить с ними сам, без переводчиков и посредников – но пока у меня этого дара нет, а в школе иностранный язык был моим самым слабым местом. Чудеса – это я должен сам осознать умом и убедиться, что это от бога, а не искушение сатаны. У меня нет дара пророчества и дара исцеления, что для меня не очень хорошо. Но главное состоит в том, что должна быть любовь. Я молюсь о том, чтобы она у меня была всегда, и хвала богу за то, что её у меня хватает.
   - А почему ты ушёл из церкви? – спросил Доспол.
   - Я не уходил. Это Миша говорит, что меня собираются отлучить от церкви, - Володя вытер руки чистым полотенцем и взял сыр. – Надеюсь, что всё скоро прояснится.
   - От церкви тебя пока никто отлучать не собирается, - снова заговорил Ёва. – Пока никто не знает, что с тобой, а судить по каким-то слухам о том, что на самом деле происходит в твоей душе – это дело не христианское, брат. Вот почему мы здесь. Надо поговорить с тобой и всё выяснить. И потом, это общение с ведьмами...
   - Брат, ведьмы лично меня не навещали, если не считать только прихода Али Байбулатовой, ну, ещё мне приносили книги и новый телефон – родственники помогли. Я молился за них, просил бога им помочь в жизни – из благодарности за сделанное. Кстати, из нашей церкви в больницу от силы приходили Оксана, Таня и Оля Зотова. Остальные как-то устранились. Я не в обиде ни на кого – у всех были свои причины, – но это просто помогло этому «здесь аукнулось, там откликнулось». Я же не отвергаю именно дар языков, я его просто не имею. Я не отвергаю и Христа. В чём вопрос, братья?
   - Ты не ходишь на собрания церкви, ты говоришь, что дар иных языков не важен для общения с богом, - ответил Доспол. – Что ещё можно после этого предположить, если ты сам засел где-то далеко, что-то сам в себе тихо перевариваешь, а мы не видим, что происходит? Это может означать то, что ты уходишь от церкви, то есть разговор может пойти (теперь на самом деле) о твоём пребывании среди нас, как члена церкви. Ты понимаешь это?
   - Доспол, объясни мне чётко, - сказал на всё это Володя, - меня собираются отлучать от церкви или нет? А то одни одно говорят, а другие – другое.
   - В ближайшее время – не собираются. Но уже идут вопросы по твоему поведению, брат. Значит, вполне возможно то, что ты можешь быть отлучён от церкви. Но это не произойдёт в ближайшее время, говорю тебе ещё раз.
   - Обнадёжили, - сказал Володя с интонацией, с которой это мог бы сказать Анжей (но нечто в душе кольнуло, ибо с братом во Христе так говорить было негоже). – Я же не сказал вам, что я собираюсь уйти куда-то. Это вы для себя решили так. Вывод ваш неверен. Но мне надо в себе разобраться, я это уже говорил вам, – Володя закончил сервировку стола. – Мойте руки и садитесь за стол.
   Доспол и Ёва отправились в ванную и вернулись оттуда через минуту. В этот момент позвонили, и Володя пошёл открывать. Пришла мать, а с ней – Сергей Филиппович, её друг из «Христианского города». Володя извинился, что не готовил на всех, но Сергей Филиппович ответил на это, что не стоило извиняться. Мать спросила у Володи, что он такой хмурый, Володя сказал, что на рынке встретил одну женщину, которая пыталась просить у него за двоих скинхедов, которые принимали участие в его избиении в Красноярке.
   - Ведерников? – спросил Сергей Филиппович. – Я знаю его двоюродного брата, он мне говорил, что Миша подался в скинхеды, и там у него подруга нашлась, Рая Власенкова.
   - Она тоже там была, - сказал Володя. – И эта Иванченко за неё просила, что у неё мать больная, и её содержать некому будет.
   - Вот это неправда, - ответил Сергей Филиппович. – У мамы Раиной есть доход, и её есть, кому содержать, да и выписалась она из больницы два года назад, и пока чувствует себя хорошо. А у Миши мать с отцом выпивают очень сильно, он из-за этого к скинхедам и пошёл, собственно. Там у него друзья есть, и он работает сейчас – тихо книгами и газетами своей партии торгует. И ещё ему с работой Роман Валентинович помог, он на Левом берегу живёт где-то, так что Миша этот ещё в автосалоне механиком работает, получает не так, чтобы уж и плохо. И насчёт этой Екатерины Васильевны могу тебе сказать кое-что.
   - А вы её знаете? – удивился Володя.
   - Довелось общаться. Дело в том, что она же против нашей церкви протестовала. Мы на Тридцатой Северной помещение купили, стадион «Взлёт» там располагался. И она стояла в пикете против нас раза два с какими-то казаками и православной молодёжью, говорила, что нас надо выгнать оттуда, что дети с завода, который раньше этим стадионом владел, там заниматься не могут. Пока ничего такого страшного не было, но, говорят, что она не успокоилась, до сих пор в демонстрациях участвует.
   - А, летом, когда у нас была конференция в «Смене», был пикет около лагеря Гагарина, - сказал Володя. – Там их попросили (правда, не слишком вежливо) уйти оттуда. Они, конечно, там много, что плохого сказали о ведьмах, у которых своя конференция была в лагере Гагарина, но ушли, потому что туда пришла охрана из соседнего лагеря, и там был некий Моисей Рабинович, которого они, эти православные, побаиваются.
   - Довелось мне как-то говорить с этим Рабиновичем, - сказал Доспол. – Он меня выпроваживал довольно вежливо, но настойчиво. Он, конечно, не хилый и слабый, явно может за себя постоять, но вряд ли он так уж страшен, как о нём говорят. Если, конечно, там не было драки.
   - Анжей рассказывал, как оттуда выпроваживали православных, так там, знаешь, он не очень их вежливо просил уйти, - возразил Володя. – Он может и ударить больно, если что не так.
   - Как ты думаешь, это правильно? – спросил Сергей Филиппович.
   - Нет, конечно, - ответил на это Володя. – Я говорил на этот счёт с Анжеем, но он так не думает, он считает, что с этими людьми надо жёстко говорить, а когда надо, то и ударить. Но Анжей не христианин, и для него неприемлемо даже то, что я ему говорил.
   - Он же сатанист, - сказал Ёва таким тоном, будто сатанизм Анжея – это СПИД какой-нибудь или ещё что похуже. – Ты хотел, чтобы он был добрым к христианам? Сатана в его душе не даст ему этого сделать.
   - Ты знаешь, брат, но я не согласен с тобой, - ответил Володя на реплику Ёвы. – Ведьмы же тоже не от бога, но они вели себя намного мягче. Я имел возможность убедиться в этом в Красноярке, да и не только. Разумеется, они не приемлют Иисуса своим спасителем, но у них, как ни странно тебе это будет слышать, нет на этот счёт каких-то реакций, которые многие обычно описывают. Их не корчит от имени Иисуса, они не кричат, чтобы я его не упоминал, просто они считают, что я лезу туда, куда меня не просят.
   - Как это выражалось? – спросил Сергей Филиппович.
   - Просто меня держали на каком-то расстоянии – почти ничего о личной жизни, молиться за них не разрешают, говорят, что есть правило, что нельзя молиться и магией пользоваться по отношению к другому человеку, если он этого не приемлет.
   - Вот, брат, - снова заговорил Ёва. – Они говорят: «Не лезь со своей молитвой на эту территорию, она чужая». А бога там нет. И дьявол быстренько так шмыг туда – и заселился. И туда никого не пускает. И говорит: «Не молись за этого человека, здесь не твоя территория». Бог сходит на землю, чтобы судить свой народ, а человек не покаялся и Иисуса отверг – не лезьте, мол, ко мне со своим Христом. И идёт он в печь огненную, где будет плач и скрежет зубов. И ты принял его, сатаны, правила игры, и он начал ещё и к тебе подкатываться, чтобы отнять у тебя спасение. И ты не ходишь в церковь, отвергаешь дары духа и говоришь: «Я сам во всём разберусь». Ты не забыл, что времени для покаяния становится только меньше? Или дьявол и это тебе опроверг?
   - О дне том и часе никто не знает, - возразил Володя. – Это не в Библии ли написано, брат?
   - В Библии, - ответил Ёва. – И что из этого?
   - А ты – господь бог, что говоришь об этом с такой уверенностью? – спросил Володя, поморщившись при этом (обличение брата легко переходит в злословие и спор, что не от бога). – Брат, я знаю, что времени остаётся всё меньше и меньше, но это не значит, что права именно та церковь, которую представляет кто-то из нас. Прав господь, и он прав всегда. А я не он. И ты не он, и никто из нас не господь, но его дитя, которое господь любит, и если мы это понимаем, то не ссоримся из-за несущественных мелочей. В конце концов, я ведь не отрицаю, что Иисус есть Христос. Что ещё нужно?
   - Брат, это и бесы знают, - сказал на это Доспол. – Но они-то спасения не имеют, ты ведь знаешь это. А как раз те самые мелочи, которые ты отвергаешь, и есть надёжный заслон от бесов и их лжи. Как только ты оказываешься в духе святом, ты становишься недосягаемым для их злой работы. А ты сказал: «Я не верю, что это от бога». Этим тут же пользуется сатана. И ты идёшь на близкий контакт с его слугами. И нет спасения. За тебя молится вся церковь, Володя.
   - Спасибо им всем, - ответил Володя. – Но повода для такого уж огромного беспокойства нет. Всё в порядке. Я просто решил разобраться в себе, вот и всё. В конце концов, если я буду отлучён от церкви за то, что отверг, как кто-то себе вбил в голову, «дары духа» (я отверг огульное принятие чего-то, что не понимает наш ум, а не дары духа)... В общем, мне важнее единство с богом и его любовь, нежели то, что скажут люди, которые упёрлись в мелкие догматы, забывая о том, что дух дышит, где хочет, и это упомянуто не где-нибудь, а в Писании. И это для меня важно. Я не принял учения, которое мне дали ведьмы (если они мне его давали), я не стал по одну сторону баррикад с Анжеем, если говорить о том, кто в битве господа и сатаны, по какую сторону баррикад. И я рад общаться с теми, кто во Христе Иисусе, если они хотят вместе со мной прославить его и нести благую весть о нём в мир. Но от того, что меня изгоняют из церкви, потому что кто-то решил, что я отверг бога, я не заплачу и не повешусь. Значит, так было угодно богу.
   - Богу так не угодно, брат! – воскликнул Ёва, «взяв Христа за руку». – Богу угодно, чтобы ты вернулся в его семью и славил его! Церковь есть тело Христово, и отпадающий от церкви не будет со Христом в его городе! Призываю тебя, брат, покайся и вернись в церковь скорее, ибо дни мира сочтены, и скоро грядёт во славе Иисус, который будет судить всех нас. Тех, кто не принял его, он поставит по левую руку, и они пойдут в ад огненный, где червь их не умирает и огонь не угасает! Давай, будем молиться вместе!
   - Брат, ты извини меня, но сегодня я не чувствую того, что это будет искренняя молитва, а богу не нужны такие молитвы «из-под палки», - Володя говорил твёрдо, спокойно, как никогда. – И я помню, как все вы доверяли моему внутреннему чувству, когда я был среди вас. Теперь оно «от беса», так? Но и тогда оно было «от беса», потому что ничего внутри меня и в моих отношениях с богом не изменилось. Или это по-прежнему от бога, и твои рассуждения о моей одержимости бесами безосновательны, чем нарушают девятую заповедь господа нашего. От бога или от беса моё чувство?
   Ёва замялся, не зная, что и ответить-то, Доспол, Сергей Филиппович и мать тоже молчали. Володя сел за стол и продолжил трапезу. На какой-то момент все погрузились в поглощение пищи, и никто ни о чём не говорил. Наконец, голос подал Доспол.
   - Володя, я понимаю, что ты хочешь сказать. Возможно (и дай бог, чтобы это было так) ты прав, и тебе на самом деле это нужно. Но ты же понимаешь, что смущение немощных братьев (такие есть у нас, как и везде) – это страшный грех, а апостол Павел, которого ты часто приводишь в пример, сказал: «Ибо, если кто-нибудь увидит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, то совесть его, как немощного, не расположит ли и его есть идоложертвенное? И от знания твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос. А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа. И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего». Ты грешишь против тех братьев и сестёр, которые могут рискнуть повторить твой опыт уединения – а они слабее тебя, и сатана их легче соблазнит. Ты это понимаешь?
   - Я понимаю это, брат, - ответил Володя. – Но ты сейчас говоришь бездоказательно. Покажи мне конкретного брата или сестру, у которых после этого начались проблемы с богом, и я покаюсь, если был неправ, или уйду из церкви сам.
   - Брат, - заговорил Ёва, - мудрость христианина заключается в том, что он видит опасность задолго до того, как это случится – и сатана не в силах победить, потому что нет слабины в отношениях с богом. Именно поэтому я с тобой сейчас говорю.
   - Брат, - Володя встал и понёс тарелки на мойку, - я сказал всё, что хотел сказать, и ты напрасно меня пытаешься убеждать в чём-то.
   - В таком случае я буду молиться за то, чтобы ты понял, как глубоко ты заблуждаешься, – Ёва покончил с яблоком и направился на мойку...
                **** 
   - Владимир, - женщина в зелёном платье словно пробовала на вкус имя, сказанное ей при знакомстве. – Красивое русское имя. А меня зовут Надежда Никаноровна.
   Они прошли ещё несколько шагов, и Володя посмотрел на собеседницу. В её облике было что-то такое одухотворённое, чему способствовала манера одеваться – белый шёлковый платок на голове, длинная юбка, остроносые «бабушкины» ботинки и очки на цепочке. Опрятная одежда и доброе лицо – видимо, верующая. А вот кто она – сложно так вот запросто сказать. Похожа она была на православную, но могла быть и кем-то ещё, баптисткой, например.
   - Надежда Никаноровна, - спросил Володя, - вы верите в бога?
   - А как же? – собеседница улыбалась. – В церковь хожу, посты соблюдаю обязательно, у меня сын с дочкой в церковь ходят каждую неделю, внучка будет – обязательно покрестим у отца Михаила, он и меня крестил. Он в Крестовоздвиженском соборе служит, на Тарской.
   «Православная», - Володя выдохнул воздух. Эта публика никогда не вызывала у него большой неприязни, но он имел «счастье» ознакомиться и с худшими чертами их поведения – агрессивностью и нетерпимостью к тем, чьих взглядов они не принимали. Конечно, эта Надежда Никаноровна ни капли не походила на Екатерину Васильевну или тех казаков, которые избили его в Красноярке. Но – и это Володя знал даже на примере своих братьев по вере, – многие из тех, кто активно проповедует веру, даже при спокойном внешне характере часто становятся резкими и эмоциональными при малейшем признаке противоречия. Володя вспомнил выдержку из двадцать третьего принципа проповедования Кеннета Боа: «Свидетельствуя, не вступайте в споры и не раздражайтесь». Это было как раз тем, о чём он давно молил бога – умение свидетельствовать без споров и злости. Это было редким даром, и Володя белой завистью завидовал таким людям (например, он был удивлён тем, что ведьма Карина, с которой он общался в Красноярке, ни разу не повысила на него голос и всеми силами сдерживала даже малейший признак раздражения, как и та светловолосая, которая выходила к демонстрации православных, когда они с Таней пришли в лагерь Гагарина). Ему было очень сложно так говорить о боге, потому что его нередко захлёстывала ревность служителя, и он вступал в споры. Это было плохо. Но и подозревать человека в том, что он таков – тоже плохо, так как Иисус не смотрел на это, спасая человека, а ему досталось неизмеримо больше, чем Володе в своё время. И у него было в этом плане преимущество, ибо за Володей не стояли легионы ангелов, которые защитили бы его от злых людей.
   - А вы тоже в бога верите? – спросила Надежда Никаноровна.
   - Да, - радостно проговорил Володя, намереваясь говорить об Иисусе. – Я просто сейчас нечасто хожу в церковь, потому что долго болел, и у меня много накопилось работы. Но молюсь я каждый день.
   - А вы в какую церковь ходите? – спросила Надежда Никаноровна.
   - В «Церковь Христа» ходил, - ответил Володя. – Мама у меня в «Христианский город» ходит.
   - Это где? – спросила Надежда Никаноровна.
   - Я ходил в ДК Баранова, мама – на Тридцатую Северную. А почему вы спрашиваете?
   - Этот «Христианский город» – секта. Они выкупили стадион «Взлёт», а там дети спортом занимались. Теперь детям негде спортом заняться, только по дворам слоняться осталось, в дурные компании попадать.
   - Откуда вы это взяли?
   - А что ещё остаётся? – спросила Надежда Никаноровна. – У меня вот племянница в том районе живёт, и ей делать нечего, так она сидит теперь во дворе и курит, анекдоты скабрезные рассказывает.
   - Может, ей бы стоило вместо этого пойти в церковь? Там ведь есть занятия достойные – музыканты работают, танцевальный ансамбль хороший, я видел, как они танцуют.
   - Да, а потом она денег платить, сколько нужно, не сможет – и пошла вон, не нужна. А дома нет – он уже в чужой собственности. И с работы уволили – не работает, как надо. Была у меня знакомая, Любовь Васильевна, у неё сын был – золото, а не мальчик. Умный, спортивный, добрый. Но вот сходил он к «Свидетелям Иеговы» – и всё. Они из него все соки выпили, а когда он уйти решил, стали донимать, он повесился потом, - Надежда Никаноровна сняла очки и вытерла глаза белоснежным платком. – И ни один из иеговистов на похороны не пришёл.
   - Но то «Свидетели Иеговы», - возразил Володя. – Я их, кстати, никогда домой не пускаю и их «трактаты» не беру – не от бога это всё. И вот ещё что: этой Любови Васильевны фамилия не Горобцова?
   - Горобцова, а что? Вы её знаете?
   - Нет, но меня избивали из-за этого случая. По крайней мере, это тоже говорили, когда хулили меня в Красноярке.
   - А что вы там делали?
   - Говорил людям об Иисусе. За это меня и избили какие-то казаки. Потом какая-то Екатерина Иванченко написала, что этих казаков охрана лагеря ни за что избивала, а сама ко мне подходила, что, мол, там арестованы два скинхеда каких-то, и что нежелательно, чтобы они в тюрьму попали.
   - Миша с Раей?
   - А вы их знаете?
   - Миша в нашем дворе живёт, а Рая – его подруга. У Миши родители болеют, мама месяц назад в больницу легла с сердцем, а у Раи мама тоже не переживёт, если её посадят в тюрьму.
   - Думаю, что это кто-то сочиняет, - сказал Володя. – Мать этой Раи, у неё Власенкова фамилия, кажется, вполне нормально себя чувствует. Да и у Ведерникова родители не слишком загрустят о том, что их сын в тюрьме – они ведь пьянству подвержены.
   - Откуда тебе это известно? – спросила Надежда Никаноровна.
   - У моей мамы есть друг, Сергей Филиппович, он знаком с семьями этих людей, - ответил Володя. – Он в «Христианский город» ходит.
   - Втирается в доверие, - сказала Надежда Никаноровна. – Хочет, чтобы ты к ним перешёл. Они же тут не так давно возле кинотеатра «Иртыш» концерт устраивали, я просто случайно мимо проходила. Проповедуют. И я слышала, как кто-то из них пошутил насчёт проведения службы возле православного храма. Бумажки раздают свои всем, мне вот тоже дали.
   - И что из этого?
   - То, что они против православия действуют, Володенька. И ты зря с этим Сергеем Филипповичем беседовал. Он вот возьмёт, да и начнёт приходить к тебе чаще, и ты купишься на его речи. И тогда с тебя будут деньги тянуть. А не будет денег – выбросят вон, и будешь ты у разбитого корыта сидеть.
   - Он приходил не ко мне, а к маме, и я к ним в церковь пока не пошёл. И не знаю, пойду ли.
   - Мой тебе, Володенька, совет... Ты живёшь где? – вдруг спросила Надежда Никаноровна.
   - На улице Конева, а что?
   - Вот, как раз тут недалеко. Так вот, ты сходи сюда и покрестись, а к этим своим «друзьям» не ходи, если не хочешь, чтобы тебя ненароком ограбили.
   - Зря вы о них так.
   - А вот тут ты ошибаешься, - сказала Надежда Никаноровна, - эти люди не лучше, чем «Христианский город». Вот там ходила в церковь одна женщина, она на заводе на Северных работает, Галина Яковлевна её зовут. Так у неё обманом кольцо забрали – мол, злая сила в нём сидит. А когда она видеть хуже стала, то её почти никто не навещал из церкви. Вернулась – снова к ней ходить стали. Как бы с тобой так не случилось.
   «А ведь, если присмотреться, права она здесь, - подумал Володя. – Я лежал в больнице, и меня почти никто не навещал из нашей церкви. Думаю, что они бы время нашли, если бы захотели». Но всё же он сказал Надежде Никаноровне:
   - Вы, Надежда Никаноровна, напрасно так. И ведь в Писании что сказано? Какой мерой судите вы, такой мерой будут судить и вас.
   - Ну, смотри. Но лучше брось это собрание и покрестись в русской церкви – это тебе только на пользу будет. Благослови тебя господь, - Надежда Никаноровна перекрестила Володю и пошла своим путём...
                ****
   - Наконец-то, брат, - Миша улыбался, как солнце в детских книжках. – А я уж отчаялся тебя увидеть в нашем собрании. Как там твои дела?
   - Нога немного болит ещё, но ходить совсем нетрудно.
   - Я не о том. Я спрашиваю, что ты думаешь о дарах духовных, нужно ли о них ревновать.
   - Повторяю тебе ещё раз, что о дарах духовных ревновать надо, а вот принимать за них неизвестно что – ни в коем случае. Если это дар языков, то он должен быть приложен к тому, что здесь и сейчас. Немецкий мой школьный отшлифовать и поехать в Азово – там он нужен. Татарский и башкирский бы неплохо знать – есть, с кем на них говорить. А, скажем,  суахили мне зачем? Здесь ему приложения не будет. Или, скажем, дар исцеления. Он нужен, конечно, но у меня с этим пока есть проблемы. А насчёт пророчества – это тоже хорошо, но это не связано с даром иных языков, точно так же, как и дар целительства. Это разные дары. У меня, возможно, другое предназначение, что на самом деле ведомо только господу, но когда он даст мне этот дар, он даст мне его так, чтобы я всё понимал и умел работать с этим правильно.
   - Так ведь ты богу не доверяешь, брат, - заговорил Тимур, который всё это время стоял и слушал. – Ты всё проверяешь, не веришь. Значит, ты отказываешься от даров бога.
   - Тимур, скажи мне, пожалуйста, а Иов как? И Илия пророк тоже? Они ведь требовали у бога подтверждения того, что он их избрал пророками. И не по одному разу. Прочти Писание, как следует – и ты поймёшь, кто прав на самом деле. Я же не через логику человеческую это прогоняю, а через соответствие Писанию. И ещё есть кое-что. Маги ведь тоже многое из этого умеют, но ведь они же не имеют при этом мира с господом. Как с этим быть?
   - Именем Иисуса Христа я запрещаю тебе говорить! – брат Алексей, «взяв Христа за руку», подошёл к Володе. – Не неси сюда слово своё, хулящее дары духа святого!
   - Брат, - Володя спокойно подошёл к Алексею, - ты ошибаешься. Речь не идёт о том, что нужно игнорировать дары духа, речь идёт о том, что нужно это внимательно проверять. Смотри, вот я, скажем, говорю с Анжеем, поляком из Красноярки. Он тоже может начать говорить что-нибудь в стиле: «Приветствуют тебя церкви хуладанские, галадынские и перлипанские». Но он ведь на самом деле языками не говорит, он над ними издевается.
   - Вот, - продолжил Тимур. – Он специально издевается над даром языков, а человек в духе так говорит, и это – слова духа, а не набор слогов.
   - Извини, Тимур, - возразил Володя, - но ко мне в больницу приходил один еврей, Моисей Рабинович, охранник из лагеря Макарова. И он мне приносил книжку про православных священников, которые борются с сектами. И там была глава, посвящённая критике наших церквей, которые принимают дары духа. Так вот, там как раз и шла критика по тому пункту, что «дар языков», дескать, является набором бессмысленных слогов, которые ничего не означают. И я читал критику нашей церкви баптистами, говорил с адвентистами седьмого дня. Зная, как эти церкви «любимы» православными, я могу сказать, что здесь-то и соль: они не могут согласиться с теми, кто против них по всем статьям. Тем более они вряд ли согласны с сатанистами и ведьмами в этом. И те самые сатанисты и ведьмы критикуют именно по тому же поводу.
   - А тебе не кажется, что здесь и заключается подвох? – спросил Раф. – Заблуждение, в которое попадают люди, не ведающие, что безумное божие премудрее человеческой мудрости, одно на всех, так как автор в любом случае один – сатана. И если ты на небольшую часть ему поверил, то дальше ему только добивать тебя останется, пока ты не отвергнешь и самого Иисуса.
   - Это всё – безосновательные предположения, брат, - ответил Володя. – Библию написал бог, а я ничем другим в своих поисках не руководствовался.
   - И в той самой Библии написано, и это – слова самого Иисуса: «Ибо восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных», – сказал Миша. – Мир на грани гибели, и в это время дьявол сделает всё, чтобы утянуть с собой в огонь вечный побольше людей. Ты же не хочешь оказаться в компании с дьяволом?
   - Миша, это только слова, - возразил Володя. – Речь не о чудесах и знамениях, а о том, что есть служение богу, которое не связано с дарами. Их может и не быть, ты можешь просто тихо молиться и мыть полы в церкви, не совершая чудес и не говоря языками. Но бог всё равно слышит тебя, и ему не нужны никакие языки, ибо он понимает любой язык, ему не нужны чудеса, ибо ни одно чудо на земле не сравнится с тем, что у бога. Но богу важна твоя любовь, и если ты её не имеешь, он плачет из-за тебя. А если ты обретаешь её и принимаешь Иисуса господом, то он ликует так, как не ликовал бы по прибытии в светлый город его девяноста девяти праведников. Это важнее всех даров и языков, если бы даже я ими овладел. Мир с богом – вот чего я ищу. И я на пути к этому.
   - Только на пути, - подчеркнул Раф. – А мы все уже имеем мир с богом.
   - Не стану с вами спорить, - ответил на это Володя. – Ибо споры – это изобретение сатаны.
   - Так почему же ты не ходил всё это время в церковь? – спросил Алексей.
   - Не чувствовал в себе того состояния, когда смогу зайти в церковь легко и спокойно. Теперь я здесь, хотя, как я вижу, мне тут не особо рады. Что ж, я не навязываю своё присутствие никому, а хочу лишь мира с богом.
   Все пошли на служение. Володя втянулся в песнопения, прославляющие господа, и это было просто чудесно – вся церковь пела гимны, соединяясь в хвале богу. Володя не сидел в первых рядах, ибо важен не ряд, а молитва господу, а как ты молишься, так тебя и будут судить в последние дни мира. Сейчас это занимало его мысли больше всего.
   Молитву Володя читал тихо, без криков ложной радости, но он чувствовал в себе именно тот молитвенный жар, который сохранился в нём даже после больницы, и который он не отрицал. И молитва потекла из его уст так страстно и горячо, как только можно выражать любовь к богу. Слёзы лились из глаз Володи, и он просил бога о том, чтобы тот даровал ему силу духа в день суда, дабы он не солгал перед людьми, которые будут спрашивать его о том, как он страдал в Красноярке. Но он просил и о том, чтобы бог силой духа своего направил гонителей его, сейчас томящихся в узилище, к истине, и вышли они на свободу с искренним покаянием и любовью к богу и чадам его, не причиняя никому боли и страдания. И встал с колен только тогда, когда вся церковь говорила «аминь». И сказал «аминь» вместе со всеми.
   Проповедь, касающуюся того, что людей нужно прощать, ибо так повелел бог, и что бог будет наказывать грех, Володя слушал как-то рассеянно – он всё это неплохо знал и понимал, что это не делается иначе, как через практику общения извне  и силой бога в тебе. Поэтому он не стал сильно в это вслушиваться – то, что нужно, он спросит у бога, и тот ответит, так как он любит всех и помогает тем, кто в этой помощи нуждается.
   И снова молитва и прославление бога. Володя оживился, воспевая хвалу господу и прося у господа силы пройти нелёгкий путь до его престола, дабы принять награду за земную жизнь.
   Постепенно все начали расходиться по домам, и когда Володя направлялся к остановке, чтобы ехать домой, его нагнал Миша и заговорил:
   - Брат, я видел, как ты молился. Так, выходит, мы все зря за тебя волновались? Всё оказалось не так, как мы думали! – он вцепился в руку Володи. – Я рад этому.
   - Брат, я с самого начала говорил о том, что отвержение огульного принятия того, что тебе кажется даром бога, не является отвержением бога.
   - Слушай, брат, есть неплохая идея! – сказал Миша. – Давай, поедем в воскресенье в город, будем благовествовать!
   - Если вдруг не случится чего-нибудь, - сказал Володя. – Мне надо ещё и к следователю ездить, там ещё не всё раскрылось.
   - Ну, тогда могу только пожелать тебе быстрее от этого избавиться и больше не тяготиться такими вещами, - Миша пошёл по своим делам, а Володя миновал подземный переход и сел в троллейбус. К счастью, он успел купить проездной на месяц, так что об отсутствии денег на проезд можно было не жалеть...
                ****
   - Володя, - Лариса, та сестра из «Христианского города», стояла рядом. – Я тебя тут жду, а ты не приходишь.
   - Есть свои причины, - сказал Володя. – Надо было в свою церковь сходить, а то я давно не был там. И эти поездки к следователю – приходится отвечать на одни и те же вопросы, откуда я знаю этих людей. Честно говоря, я уже не знаю, когда это закончится. И побыстрее бы, а то уже начинают донимать с этими просьбами не способствовать отправке в тюрьму двоих скинхедов, которые меня били в Красноярке. Дескать, они сядут, а их родителям от этого плохо будет.
   - Любым родителям не будет хорошо, если их ребёнок попадёт в тюрьму, - Лариса поправила сумочку на плече. – А кто это к тебе подходил?
   - Екатерина Иванченко, - ответил Володя. – Анжей её страшно не любит. Он мне, кажется, даже советовал подальше от неё держаться, если я не хочу неприятностей, потому что у неё есть какие-то друзья-бандиты. Не знаю, Анжей может многого наговорить, но она на самом деле в дружбе с людьми, которые могут избить тебя ни за что. Меня избили казаки, двое из которых участвовали в пикете у лагеря Гагарина этим летом. Она дружит с этими казаками, и тоже была в этом пикете.
   - А почему она к тебе подошла?
   - Я же прохожу по этому делу, как потерпевший. Охранники из лагеря этих православных ненавидят, они сделают всё, чтобы эти люди подольше из-за решётки не выходили. А я не такой, и она решила, что я могу из милосердия дать такие показания, чтобы им дали маленькие сроки, а тем двоим дали бы условный срок. Но я не буду лгать, хотя сам простил этих людей уже давно – они просто были ослеплены сатаной, я видел их глаза, и это были не глаза людей, это на меня смотрели духи злобы поднебесной. За этих людей нужно молиться, чтобы они отринули свою злобу и ненависть и приняли Иисуса господом по-настоящему.
   - А я молилась за эту Иванченко, - сказала Лариса. – И за тех людей, которые там сейчас сидят.
   - Кстати, к одному из казаков священник приходил, - вдруг вспомнил Володя. – Исповедь принимал. Они там долго говорили. Я видел этого священника как-то и сразу узнал – это отец Александр Алексеев, он в университете преподаёт.
   - Да, я наслышана о нём, - Лариса снова поправила съехавшую сумочку и продолжила: – Он против нас высказывается постоянно, припоминает нам, что мы выкупили стадион «Взлёт» и то, что теперь дети в этом районе слоняются по дворам и курят вместо того, чтобы заниматься спортом.
   - Надежда Никаноровна тоже об этом говорила.
   - А кто она?
   - Просто православная, я с ней говорил недалеко от «Колизея», она в Христо-Рождественский собор ходит. Правда, она слишком хорошо знает кое-кого из тех людей, с которыми я столкнулся в Красноярке, да и Горобцовых тоже...
   - Володя, это же была известная история, - сказала Лариса. – Я вот тоже столкнулась с этой женщиной, Любовью Васильевной, она участвовала в акции против нас. У неё же было большое горе, сын повесился – ты, впрочем, это знаешь. Вот, она и сошлась сначала с Кузьменко, а сейчас общается с Олегом Кожевниковым. Может, она и на эту Надежду Никаноровну вышла, если она на самом деле имеет отношение к борцам против сект.
   - Мне больше показалось, что она к этому отношения не имеет – просто сильно верующая, - сказал Володя. – Она и выглядит таким образом, как будто из старого времени пришла. Конечно, она имеет против нас многое, но я не заметил, чтобы она как-то по-особенному ненавидела нас.
   - А знакомства?
   - С кем-то живёт в одном дворе, - ответил Володя на вопрос Ларисы. – А между  Мишей Ведерниковым и Раей Власенковой – за них меня просила Иванченко, – вроде, даже любовь какая-то есть, если я правильно понял. Но я не могу судить точно, я их знаю только при тех обстоятельствах, что они меня били за мою веру.
   - Знаешь, Володя, вот что я не могу сказать, так это то, откуда она их всех там на самом деле знает. Может, дружит с их родителями, может, в одну церковь ходят.
   - А, я вспомнил, - проговорил Володя. – С Ведерниковым она живёт в одном дворе, и ему помог её знакомый, кажется, его звали Роман Валентинович, он тоже где-то на Левом живёт. Он Ведерникова устроил в автосервис.
   - Ты знаешь, Володя, я ведь живу не на Левом, у меня квартира на Пятой Северной, в двести пятом доме, если тебе вдруг захочется ко мне прийти. Там подъезды на две квартиры, лестницы деревянные... В общем, это в Посёлке Козицкого.
   - Я найду, - сказал Володя. – Только к чему ты это?
   - Просто я не знаю, что и где у вас на Левобережье расположено. И поэтому мне сложно судить, что это за человек, я ведь его не встречала.
   - Значит, придётся наводить справки у Анжея.
   - А что, Анжей этих людей знает?
   - Я не знаю, но он собирает что-то вроде «чёрного списка», так что вполне может знать что-то о них, да и Ведерникова он знает хорошо – не раз дрались в Красноярке, как Анжей говорил.
   - А Анжей тоже по этому суду проходит?
   - Кажется, свидетелем. Но я могу и ошибаться, он сам там не участвовал, по-моему. Ладно, не будем об этом. Я завтра поеду с Мишей, братом из нашей церкви, благовествовать в городе о сыне божьем Иисусе Христе.
   - Да поможет тебе в этом господь. Я тоже выезжаю, только не в город, а в Чернолучье, у нас там будет служба и концерт, мы тоже будем о господе Иисусе благовествовать. Я бы тебя пригласила, но ты ведь занят благой вестью завтра, а мы как раз выезжаем утром дня на четыре, будем говорить о боге, петь песни, показывать сценки и танцевать. Я буду в сценке о десяти девах и светильниках.
   - И кем ты там будешь?
   - Одной из неразумных дев. Знаешь, в этом тоже есть некое смирение, когда ты не претендуешь на лучшую роль – кому-то надо играть и худшие, - Лариса улыбнулась. – Подожди, я сейчас, - она побежала к киоску и вернулась с пачкой чипсов «Бингрэ» (обычные крабовые чипсы, достаточно недорогие) и бутылкой минеральной воды. – Вот, бери, - она раскрыла пакет. Володя поблагодарил её, и они пошли дальше.
   - Слава богу, что хоть все перестали бояться, что я уйду из церкви, - сказал Володя. – А то говорили, что совет церкви меня собирается включать в число кандидатов на отлучение.
   - А что ты сделал?
   - Я же долго не являлся в церковь. Да и говорили мы с тобой ещё в первый раз о том, что я подверг сомнению толкование дара иных языков, которое у нас в церкви. Кстати, я действительно считаю, что оно неправильное. Апостолы же не бормотали тарабарщину, они говорили нормальными языками народов, которые жили там, да даже тех народов, которые жили далеко от тех мест, но люди тех народов тоже приходили в Иерусалимский храм. Хотя они до этого тех языков не знали, я апостолов имею в виду. Но когда я помолился, мне перестали говорить, что я плохой и отвергаю бога. Не все, но многие поняли, что я дошёл до одной из частей истины умом, а не только духом. Когда я пойму остальное, то буду служить богу всем этим столь же искренне, как сейчас, но лучше, ибо я буду знать, что мне говорит бог. Пока этого мало, но я буду молиться, чтобы я знал больше.
   - А как ты будешь этого достигать? – спросила Лариса. – И не понимаешь ли ты под молитвами медитации, как у кришнаитов или буддистов?
   - Я понимаю под молитвами только молитвы господу Иисусу Христу, а медитациями я не занимаюсь, - ответил Володя. – Медитации не являются служениями богу, а размышлениями о господе ты не станешь менее грешным, чем ты есть. Я общался с человеком, вовлечённым в восточный культ, и мне хватило понимания того, что я видел для того, чтобы не повторять этот опасный опыт, ведущий в сети дьявола.
   - А кто этот человек? – спросила Лариса.
   - Игорь, мой сосед по подъезду, - объяснил Володя.
   - Ты молишься за него, чтобы он прозрел?
   - Обязательно. Я стараюсь молиться о прозрении всех тех, кого я знаю, но кто не во Христе Иисусе.
   - Да, так и надо делать, - сказала на это Лариса. – Я так и делаю, не спрашивая, как человек к этому относится. Не все приходят к богу с первого раза, по большому счёту, у меня таких случаев не было вообще. Дьявол отчаянно сопротивляется тому, что его власть как-то колеблют. Так что ясно, как он на это реагирует. Но ему нельзя давать потачек. А дашь хоть одну – всё, это его победа, возможно, над тобой. Ты этого хочешь?
   - Нет. Я молюсь за всех тех, кто не во Христе. Конечно, есть случаи, когда это не нравится людям, но я редко прекращаю молитвы за них...
   - Володя! – Лариса схватила его за руку. – Никогда! Только в одном случае ты можешь не молиться за человека – если он умер. В остальных – всегда молись, как бы он ни реагировал на это. Дьявол понуждает его запрещать за него молиться, и если ты исполняешь просьбу о прекращении молитв, ты даёшь шанс дьяволу. Что будет после этого, я тебе уже сказала, так что ты должен сам понимать, как надо поступать в своей жизни.
   - Подожди, Лариса, - сказал Володя. – Есть другой путь, как дать человеку это понимание. В Чернолучье я слышал разговор о том, как идёт воздействие на человека, когда его не толкают насильно к счастью. Там говорили о создании такой модели поведения, когда на тебя смотрят и хотят быть такими, как ты, потому что тебе от этого хорошо, и твои дела хороши для других. Я поговорил с теми людьми и узнал об инициативах, которые они поддерживают. Там было очень много из того, что и мы, христиане, делаем – добрые дела, показываем своё отношение к людям и к себе, говоря о том, как этого можно достичь. В способах они заблуждаются, конечно, но именно принцип сам – как раз это. И я в этом убедился. Ты сам подходишь и помогаешь людям, и они к тебе уже не так враждебно относятся. Тебе проще показать то, что вера в Иисуса делает тебя праведным, именно так. А вторгаться молитвой (или тем, что ты за неё принимаешь) в чужое личное пространство – значит, вести всё к приёму в штыки. Даже с человеком, который не занимается колдовством и не настроен изначально на враждебное отношение к благой вести.
   - Пожалуй, тут ты прав, - согласилась Лариса. – Мне рассказывали, как христиане ездили куда-нибудь для благовествования. И там эти христиане не только говорили о господе и молились за людей, но и помогали им по хозяйству, держали комнаты в чистоте, ходили в больницы и бесплатно помогали персоналу ухаживать за больными, подбадривали тех, кто тяжело или смертельно болен. Но также молились за них и говорили об Иисусе.
   - Согласен с тобой, - проговорил Володя. – Но тут случай немного труднее. Я же вижу, что они в штыки встречают слово о господе. Значит, так всё выходит, что евангелизация через прямую проповедь и молитвы за каждого из этих людей здесь не годятся. Если он болен или в опасности – да, тут не может быть никаких рассуждений, человек не будет тебя ругать за помощь. А если он не в опасности и здоров, то ему не понравится, что в его частную жизнь кто-то лезет.
   - Да, но ты забываешь о том, что он в опасности большей, чем просто попасть под машину или быть тяжело больным, - возразила Лариса. – Не за горами суды божьи, и тот, кто не принял Иисуса своим личным спасителем, не будет стоять одесную господа. И он будет извергнут во тьму внешнюю, где червь их не умирает, и огонь не угасает. Этого допустить нельзя. Ты же не собираешься поступать против бога?
   - Нет, но надо понимать, что сейчас можно, а что нельзя. В конце концов, Лариса, свыше людей рождает бог, а не мы.
   - Ладно, Володя, с тобой спорить бесполезно, - Лариса вздохнула почему-то. – Смотри сам.
                ****
   - А я уже боялся, что ты не придёшь, - Миша улыбался. – Вот, бери, - он протянул Володе стопку брошюрок о господе. – Идём, брат.
   Володя направился вместе с Мишей и Таней по площадке перед «Голубым огоньком». Народ просто бурлил на остановке, освобождая и заполняя подходящие автобусы и маршрутные такси. Брошюрок было немного – сколько смогли взять с собой, – но Володя знал, что среди берущих брошюрки много будет тех, кто их просто выбросит в урну, толком не прочитав.
   И в самом деле, народ как-то не слишком желал узнать о Христе, неохотно беря из рук троих христиан брошюрки о том, что бог их любит. Володя жалел, что сейчас не было Нового Завета, но нужно было дать людям хотя бы это, а когда они придут на служение в церковь, можно будет и Библию им продать, чтобы они её полностью читали. Не все были враждебны к благовествующим о Христе Иисусе, многие с удовольствием брали брошюры и узнавали, как прийти в церковь. Были и недовольные, хотя до настоящей агрессии, слава богу, дело не доходило. Миша уже расстался со своей порцией брошюрок, Таня тоже почти всё отдала, а у Володи, когда вся троица дошла до «Детского мира», ещё прилично оставалось.
   - Брат, - сказал Миша, - у тебя ещё есть книжки? Мне уже нечего давать людям.
   - Бери, - сказал Володя. – Если тебе не хватает, то бери.
   - А ты, брат? – спросил Миша. – Ты-то что погрустнел? Что-то с тобой не то. Помнишь, один брат, Анатолий Ледяев, сказал, что вера – это хорошее настроение? Или что-то случилось?
   - Нормальное у меня настроение, - отмахнулся Володя. – Просто мне так кажется, что кто-то очень хочет со мной поговорить.
   - И кто же? – спросила Таня.
   - Я не знаю, но я, возможно, с этим человеком и сам бы поговорил с удовольствием. Вы идите, я сейчас подойду.
   - Всё в порядке, брат, - Миша хлопнул Володю по плечу. – Пусть подойдёт, и мы вместе с ним поговорим, расскажем ему об Иисусе, чтобы вы вместе стояли одесную господа!
   - Погоди, Миша, - сказал Володя на эту радостную реплику. – Очень может быть, что этот разговор не для посторонних ушей. Я так чувствую.
   - Ну, смотри, - сказал Миша в ответ, и они с Таней пошли в сторону моста, а Володя ненадолго остановился у фонтана, словно чего-то выжидая. И тут раздался радостный голос, декламирующий нечто вроде:
                Куда идём мы с Пятачком?
                Большой-большой секрет!
                На остановку, за бачком –
                Поставить в туалет!
   - Анжей? – Володя обернулся. – Ты что здесь делаешь?
   - Совершаю дневной моцион, - поляк светился от неведомой радости. – А ты уже помирился со своими?
   - Я с ними и не ссорился. А ты что-то хотел сказать?
   - Да, пан Владимир. Помнишь тех баб на Левобережном рынке?
   - И что они?
   - Ну, в общем, тут такая петрушка получается, Крамбамбула. Нашу дорогую и любимую Катю Иванченко вычислили, кто и откуда. Теперь ей придётся отвечать в суде за свой пасквиль. На Успенского попики немного покочевряжились по этому вопросу, но жди теперь опровержения в газете. Так что это компенсирует тот прискорбный факт, что в скором будущем не будет лагеря Макарова.
   - А что там? – спросил Володя.
   - Стройка. Но у нас остаются пока лагерь Гагарина и «Восход», это радует. Главное, что я тебе хотел сказать, это то, что в «комнате приятного запаха» прижали твоих врагов, как следует. Вудпеккер раскололся по каким-то там эпизодам своей славной биографии. Хреново только то, что этот процесс будет показательной экзекуцией. Мелкую шушеру пересажают, Иванченко от силы оштрафуют и уволят с работы, а всё останется так, как и было.
   - А ты бы чего хотел?
   - Чтобы «блондины» летели отсюда, пердели при этом и безудержно радовались. Это было бы весело, да и справедливо при этом.
   - Кстати, Анжей, - Володя немного замялся, но всё же продолжил: – Ты не знаешь, что за такая Надежда Никаноровна? Она живёт в одном дворе с Мишей Ведерниковым.
   - Ты имеешь в виду Хрюнделя? 
   - Ну, да.
   - А что она?
   - Она пыталась говорить со мной, - пояснил Володя. – Она сказала, что какой-то Роман Валентинович помог Ведерникову устроиться в автосервис.
   - Кто эта Надежда Никаноровна Хрюнделю?
   - Она дружит с его родителями. Такая, знаешь, сильно верующая, она это даже видом своим подчёркивает, - Володя вкратце описал Надежду Никаноровну. Анжей ни разу не перебил его, слушая с предельным вниманием. – Мне кажется, она пытается мне проповедовать свою веру.
   - Ты боишься, что на тебя пытаются давить таким образом, чтобы ты пожалел Хрюнделя и подружку его Ублюдскую Кеглю? – спросил поляк.
   - И это тоже, - признался Володя. – А твои знакомые, ведьмы, сказали, что у Иванченко есть какие-то знакомые бандиты.
   - А, Спортсмен? – Анжей усмехнулся. – Старший по одному из домов на улице Путилова. Но он не самый страшный авторитет в краях. Есть у него небольшая бригада, но он не такой опасный. И тебе, Крамбамбула, пока его бояться нечего – раз Катя ещё пытается на жалость бить, то до бандюков дело долго не дойдёт. А что до этой бледнолицей, то я без понятия, кто она такая. Может быть, что она знает Иванченко, а может быть и то, что ты зря мафию там городишь. Лахудра – сошка мелкая, она мало может сделать, от силы подослать Спортсмена, если ей не терпится тебя «сдуть» отсюда, но риск большой. Девки ей нахамили малость, но это так, для форса мелкого, чтобы знала, что её видели. Но вот если она шепнёт чего бандосам, то ей так достанется, что мало не покажется. И она это прекрасно знает. Это ей не дворников увольнять, а Спортсмен не поможет – ему за это дело шею так накостыляют, что будет помнить до новых веников. И наверняка русский «беспроволочный телеграф» до него донёс, как на берегу фашне и казакам скулу набок своротили.
   - А Роман Валентинович? – спросил Володя.
   - Если это тот, которого я знаю, то он тип не самый зловредный – так, миссионер туповатый. Он может быть хамом по отношению к тебе, но кулаки – вряд ли. Хрюнделю он помог, потому что они одного геноссе паства, да и храмовому строительству Хрюндель помогал тоже. А что он эту бабу знает, так они оба бегают в один Христо-Рождественский собор. И, если всё правильно, то они оба одинаково любят Шикльгрубера на крестике. Вот и всё. Хотя, ещё раз повторюсь, твои страхи могут быть обоснованными. Ты не особо лезь в общение с этой публикой, если боишься, только виду, если можно, не подавай. Быть в нашем мире замечательном может абсолютно всё, но незачем из-за этого стучать зубами под одеялом.
   - Ты сказал, что Ведерников участвовал в строительстве Христо-Рождественского собора? – спросил Володя. – Он строил его или давал на это деньги?
   - Строил, - усмехнулся поляк. – Точнее, помогал – мусор строительный таскал, по мелочи рабочим подсабливал, если надо. Но его очень быстро устроили в этот автосервис механиком, о чём ты, как я понимаю, говорил. Хрюндель же с электроникой недурно работать умеет. Да и движок вполне знает – служил в «крылатых колёсах».
   - Где служил? – спросил Володя.
   - В автомобильных войсках. Кстати, четверть омского «Чёрного Братства» долг «Родине-88» по наивности или через «не хочу» отдавала в «крылатых колёсах». Ник Деисайд, кстати, военным шофёром был.
   - А ты? – поинтересовался Володя. – Хотя, конечно, ты вправе не отвечать, если ты против разговоров на личные темы.
   - Танкистом я служил на Кавказе, - Анжей усмехнулся. – Это тебе просто полезные сведения. Так что, если надумаешь от меня «блондинов» по милосердию своему спасать, лучше в сторонке посиди, а то так-то я себя контролирую, а в «серьёзной ситуации» чик – и лучше мне не попадаться. Могу «под раздачу» глотку вырвать.
   - Ладно, не буду больше об этом, - сказал тогда Володя. – Спасибо, что рассказал мне всё.
   - Не за что, Крамбамбула, - поляк хмыкнул. – Благодаря тебе, кое-кто сядет за решётку, если чего форс-мажорного не случится на суде или во время следствия.
   И он пошёл по своим каким-то делам, а Володя направился в сторону «Художественного», намереваясь вернуться домой и снова сесть за Библию – как-то подзапустил он чтение Писания за эти дни, читал урывками. Надо было исправляться.
                ****
   Игорь сел на скамейку, Володя присел рядом.
   - Как дела, Володя? – спросил Игорь. – Что-то ты в последнее время мало во дворе показываешься. Из-за той драки?
   - Работы много, - ответил Володя. – Да и следствие это, тоже времени мало остаётся. Я свободное время использую на помощь маме по дому или чтение Библии. А ты-то как? Всё ещё свой восточный оккультизм продолжаешь исповедовать?
   - Да, если тебе хочется это так называть, - Игорь был абсолютно спокоен. – И мне это помогает в жизни. Если ты считаешь, что это не так, то это твоё мнение, я его менять не буду. Но у меня есть моё мнение, и пока я там, где я есть, и меня не устраивает только собственное несовершенство в познании мира.
   - Игорь, ты забываешь, что это несовершенство – часть человеческой природы, следствие бунта Адама против бога. Ты сам, хоть ты сколько медитируй и развивайся, как йог, ничего с этим не сделаешь. Это под силу только богу, для чего в мир и был послан Иисус Христос. Всего лишь нужно сказать: «Господь, я признаю, что я грешен и прошу тебя простить мой грех во имя пролитой крови сына твоего Иисуса Христа, я признаю Иисуса моим личным спасителем и царём». И тебе не нужно будет гнуть тело клубками и медитировать, что тебя только уводит от небесной истины. Прими Иисуса.
   - Володя, я тебе, кажется, уже говорил, как я воспринимаю Иисуса Христа, и ты давно это знаешь. А что до твоих умозаключений, то, прости меня за некоторую грубость, это чушь. Ты скажешь какие-то слова и будешь в них слепо верить, а делать с собственным несовершенством ты ничего не собираешься. И будешь ты сидеть у разбитого корыта, если и дальше так мыслить будешь. Сам посмотри, ты при любом слове, которое, как ты считаешь, богохульно, чуть не в слёзы кидаешься. Не получилось у тебя мне или, скажем, Тоне, ведьме, которая тут недалеко живёт, сказать своё слово так, чтобы мы покаялись и бросили то, что ты считаешь злом, ты начинаешь обвинять нас в духовной слепоте, убегаешь в раздражении. Разве это совершенство?
   - А ты – бог, чтобы это знать?
   - Володя, но ведь и ты не бог, чтобы знать, прав я или нет в своём образе мысли. Или я тоже имею право считать, что твои поступки временами бывают бесконечно далеки от совершенства. Истина в любом случае останется истиной, с каких углов на неё ни посмотришь. Просто все эти разговоры об истине – это ощупывания слона в тёмном помещении. Ты представишь себе слона, в каком угодно виде, и едва ли это будет образ слона, если ты никогда не видел слонов. Если истина – это бог, то надо его познать, а слепая вера тебе даст только тот образ бога, который ты сам выдумал. Или навязанный кем-то другим. Может, этот образ и верен, но он – лишь часть бога, его ипостась. А бог свободен от всего этого, он – творец формы, Володя. И познать его только через одну книгу в трактовке твоего пастора или через твой зашоренный «истинной верой» ум невозможно. Я не говорю сейчас, что я его полностью познал (это не так), я говорю о том, что надо к нему идти, а не стоять с книжкой, бубня наизусть строки, которые ты, возможно, не так понял.
   - Игорь, а тебе не кажется, что ты-то как раз и не движешься к богу, который с неба протянул тебе руку спасения, наивно принимая свои позы и мантры за способ двинуться дальше? – отпарировал Володя. – Бог не где-то далеко, он стоит у двери сердца и стучит. Пока есть возможность впустить его и вечерять с ним, но очень скоро её не будет, и тогда твои медитации будут бесполезны. Ты просто отправишься в огонь вечный, и обратно хода не будет. Ты этого не боишься?
   - Как тебе это не покажется странным, Володя, но чего-чего, а вот этого я не боюсь совершенно. Цикл кальп завершится когда-нибудь, но здесь, а душа бессмертна, и у неё есть возможность для возрождения в совершенном облике, когда она попадёт в новый мир. Да, от Сатья-юги мир движется к Кали-юге, но ты-то можешь от этого уйти, разорвав кармическую связь. Ты-то, конечно, стараешься показать, что для тебя это незначимо.
   - Я не вижу иного способа уйти от порочной природы человека и избежать гибели вместе с греховным миром кроме принятия господом и спасителем Иисуса Христа и советую тебе сделать это, ибо времени до конца осталось не слишком много.
   - До конца Кали-юги – возможно, - спокойно ответил Игорь. – А та схема мира, которую ты рисуешь, линейная, она для отдельных вселенных, Володя. Я не отрицаю, что это так, но я думаю, что в новой вселенной сумею стать хотя бы тем, кто я есть сейчас.
   - Ага, со своим грехом. Иисус скажет таким, как ты: «Я никогда не знал вас, отойдите от меня, совершающие беззаконие». И ты отправишься во тьму внешнюю, где будет плач и скрежет зубов. Покайся в своих грехах перед господом и прими Иисуса, как Мессию, и ты встанешь одесную господа на суде, как спасённый.
   - Володя, а тебе не кажется, что ты напрасно преувеличиваешь роль Иисуса, точнее, рисуешь его кем-то не тем? – спросил Игорь. – Иисус, он же Сананда Кумара, не имеет отношения к тому страшилищу, которое многие христиане рисуют.
   - Ты считаешь, что я рисую страшилище такими словами? – Володя чуть не вскочил со скамейки.
   - Я не сказал, что это делаешь ты, Володя, - ответил Игорь. – Не ты, а твой пастор и церковь, которая уцепилась за неправильно понятый магический метод, кстати, являющийся методом чёрной магии.
   - Ты не знаком с Анжеем Водецким? – спросил Володя.
   - Впервые услышал его имя от тебя только что. А что, он тоже так считает? И вообще, что это за человек?
   Володя вкратце объяснил Игорю всё, что он хоть как-то понял насчёт поляка-оккультиста по общению с последним. Не забыл он упомянуть и его связи в кругах ведьм и музыкальную деятельность. Игорь слушал, не перебивая (нет, он точно научился этому у кого-то из ведьм – Володя уловил у той же Алсу эту особенность). Наконец, он сказал:
   - Нет, я этого человека не знаю, а что же до ведьм, то я шапочно знаю только Тоню Емельяненко, она живёт тут недалеко, ты её, как я понял, тоже немного знаешь. Маленькая такая, вся в татуировках.
   - Не знаю, правду ли ты мне говоришь, а если это правда, то всё равно это суждение о нас – шёпот сатаны. Не нужно его слушать, Игорь. Нет, я читал Библию и понял, что дар говорения языками неправильно понят, но отвергать остальные дары по этой же причине неверно, ибо они Библии соответствуют. А ты, таким образом, говоришь, что они от дьявола. Не богохульствуй, ибо хула на духа святого не прощается никому.
   - Володя, я не знаю, с кем ты знаком, но твоё обвинение в том, что я говорю штампами, скорее, к тебе относится. Уж прости меня за резкость, но спорить с очевидным сложно. Твои фразы где-то сделаны.
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - Ты слишком много заимствуешь от своих пасторов. Я понимаю, что есть убеждения, на них я и не думаю претендовать, но вот эта манера говорить, знаешь ли, она говорит о том, что у тебя ничего своего за душой нет.
   - У меня есть спасение во Христе Иисусе, и это то, что важно для меня, что бы и кто мне не говорил здесь на Земле, ибо ещё неизвестно, где все они будут на суде господнем.
   - А ты видишь себя одесную бога и в раю?
   - Да, потому что я во Христе Иисусе.
   - Ты уверен в этом?
   - Да.
   - Откуда у тебя такая уверенность?
   - Это сказано богом.
   - Ты входил в контакт с богом?
   - Я читал Священное Писание, которое он написал.
   - Если это действительно он, а не люди, которым он дал откровение. Пойми правильно, Володя, эти твои отговорки для меня ничего не значат. И если ты используешь их, то ты только показываешь мне то, что ты в этом не уверен на самом деле. То, что написали в газете вашей церкви, меня не убеждает – там не будут писать того, что противоречит её учению.
   - Ты хочешь сказать, что Библия содержит ошибки?
   - Володя, я тебе говорил уже как-то раз, что Библию изрядно обкорнали во время Вселенских Соборов, чтобы доказать правоту тех, кто получил в ходе этих соборов власть. Плюс более поздние версии Библии – например, «Версия короля Иакова», «Вдохновлённый перевод» Джозефа Смита, католическая и православная Библии, «Перевод Нового Мира», синодальный перевод, «расширенный перевод» Церкви Полного Евангелия. Значит, что-то не устраивало этих новых переводчиков.
   - Я тебе скажу, что их не устраивало. Они хотели исказить Библию, чтобы подогнать её под свои заблуждения. И это было угодно дьяволу: те, кто принял эти искажения, не получили подлинного знания о господе, а те, кто понял, что здесь что-то не так, отринули Библию и тем более не получили знания о боге. Это только свидетельствует о том, что надо меньше слушать шёпот сатаны и больше стремиться к обретению спасения в Иисусе.
   - Володя, а ты таким образом не меняешь одно заблуждение на другое?
   - Нет.
   - Откуда в тебе такая уверенность?
   - Тебе этого не понять, ты ведь отказал Иисусу, не открываешь двери сердца своего, хотя он стоит и стучит. А ведь так просто взять и сделать это. И ты спасён.
   - Ты знаешь, но я не испытываю желания каяться в каких-то грехах мнимому богу, Володя, – ответил Игорь. – Я предпочитаю избавляться от лени и невежества, потому что это даёт намного большие результаты, чем вера в спасение, которое ты не зарабатываешь.
   - Если бы спасение можно было заработать добрыми делами, то бог не посылал бы на Землю сына своего единородного Иисуса Христа, Игорь, - немного резковато сказал Володя, внутренне испытав некоторый дискомфорт от того, что он в ревности позволяет себе вносить в свидетельство о Христе раздражение, а такое свидетельство только оскорбит бога. – Но он это сделал, и ты сам признал Иисуса хотя бы великим учителем. Что тебе мешает отказаться от своего заблуждения и принять Иисуса Христа своим личным спасителем?
   - Твой пример. Ты сам мечешься, ищешь истину, отвергаешь то, что сам недавно провозглашал на каждом углу. Значит, то, что ты мне предлагаешь, не настолько совершенно и хорошо, чтобы я это принимал. Возможно, это и есть обмен того, что ты считаешь заблуждением, на подлинное заблуждение.
   - Это шёпот сатаны.
   - Откуда ты это знаешь?
   - Я это чувствую.
   - Каким органом?
   - Мне помогает в этом бог. И я пока, хвала господу, могу отличать истину ото лжи, - сказал Володя и тут же умерил пыл и сказал: – Прости меня, Игорь, я не хотел тебя оскорбить. В ревности своей я забыл, что нельзя свидетельствовать о господе со злостью.
   - Я рад, что ты это понял, - Игорь посмотрел на часы. – Извини меня, но мне пора идти, меня пригласили на встречу. До свидания.
   - До свидания, Игорь, – сказал Володя. – Благослови тебя господь.
                ****
    Невысокий человек с тёмными усами рассматривал Володю так, будто не решался заговорить с ним. Как сам Володя, когда в первый раз увидел Наташу Мартинес. Володя не знал, как бы заставить его объяснить, что этому человеку от него, Володи, нужно. Говорить грубо Володя не хотел, но он не представлял себе, как сказать это деликатно. В этом отношении у Наташи было некоторое преимущество – она совершенно спокойно могла сказать что-то достаточно резкое, а потом извинилась бы, но Володя не хотел совершать нехристианских поступков по отношению к кому бы то ни было. И потом, он уже на прошлой неделе говорил неподобающим тоном с Игорем и чуть не сорвался в кабинете следователя, когда один из избивавших его скинхедов, Родион Белогоров, которого кто-то (кажется, Тоня) назвал Мороном, стал хулить дары духа, называя это колдовством и сектантством.
   - Молодой человек, - вдруг спросил невысокий, - вы не скажете, который час?
   - Извините, но я сам не знаю, - пожал плечами Володя.
   - Жаль, - сказал его неожиданный собеседник. Володя уже собирался идти дальше, как вдруг обладатель тёмных усов подошёл к нему и спросил, можно ли с ним поговорить.
   - Можно, конечно, - ответил Володя. – А что вы хотели?
   - Извините, - проговорил прохожий, - вы не верующий?
   - Я верю в бога, - Володя почувствовал желание огласить этого человека благой вестью. – Я христианин. Кстати, вы-то как сами, в бога верите?
   - Да, я хожу в православную церковь, - ответил невысокий человек. – А вы тоже? Или у вас другая вера?
   - Евангельское христианство. А мама у меня ходит на Тридцатую Северную, в церковь «Христианский город».
   - Вы баптист?
   - Нет, - ответил Володя. – Я принадлежу к «Церкви Христиан Веры Евангельской».
   - Это не та церковь, которая собирается в ДК Баранова?
   - Да, а что? Вам это не нравится?
   - Там каким-то колдовством занимаются непонятным, а говорят, что это работа духа святого. Вас как зовут?
   - Володя.
   - Роман Валентинович, - православный протянул руку для приветствия. Володя пожал руку своего нового знакомого. – А у вас хорошее имя, старинное, русское. Князь Владимир в своё время Русь крестил, вы об этом слышали?
   - Да, разумеется, - ответил Володя на это.
   - Хорошо, что вы верите во Христа, - сказал Роман Валентинович, а потом добавил: – А вот с этими «евангельскими христианами» я бы на вашем месте порвал, пока не остался на улице и без гроша в кармане. Они же с вас десятину требуют?
   - Если ты не отдаёшь десятину церкви, то ты крадёшь у бога, - ответил Володя. – Но я пока могу себя обеспечить и оплатить жильё себе и маме. И ведь не мы придумали десятину. Это существовало с давних времён.
   - Может быть, - хмыкнул Роман Валентинович. – А вот таинства святые вы не признаёте?
   - Крещение водой и духом святым, причастие, - ответил Володя. – А что ещё нужно?
   - Только два таинства из семи. А вы в армии служили? Или вам убеждения не позволяют?
   - Я в институте учился, мы военную кафедру проходили, но я вряд ли пойду воевать. Бог говорил нам любить ближних своих и молиться за них.
   - А если на твою страну нападут враги, и будут грабить твой дом?
   - Я думаю, что бог поможет мне, чтобы этого не случилось.
   - А защищать свою семью и страну с оружием в руках ты не будешь?
   - Если будет такая необходимость, то есть бог скажет мне, что иначе нельзя, то я так и сделаю, но вряд ли это понадобится. А вы что, пойдёте убивать?
   - Когда моей стране угрожает захват, я меньше всего буду думать о том, грех это или нет, потому что не хочу, чтобы над моей семьёй и родиной надругались, а то и просто уничтожили нас.
   - Ну, тут я не знаю, - сказал Володя. – Я бы предпочёл решить эти вопросы миром, потому что бог заповедовал нам любить врагов своих.
   - Оболванивают тебя, Володька, - бросил Роман Валентинович. – Вот, скажем, добьются американцы своих целей, сумеют здесь полностью интересы свои получить, и тогда ты будешь работать на мойке машин или голодать, а то, что тебе принадлежит – недра, природу, деньги, – всё не тебе доставаться будет, а дяде из-за океана. А так как Россия ещё не такая слабая, и в войне они нас не одолеют, то стараются они нас всех обмануть, якобы есть какие-то «вечные ценности», и настоящая вера в бога у них только есть.
   - Это вам не Ведерников наговорил? – спросил Володя.
   Роман Валентинович посмотрел на своего собеседника так, будто у него выросли крылья, и он решил полететь.
   - Ты откуда Мишку знаешь?
   - Он меня бить пытался за то, что я оглашал людей в Красноярке благой вестью. Хорошо, что это охрана лагеря заметила, а то эти «защитники Отечества», среди которых он был, меня бы насмерть забили.
   - Так это из-за тебя Мишка под суд попал?
   - Может быть, - уклончиво сказал Володя. – По большому счёту, он сам к этому шёл. Я лично ничего против этих людей не имел, да и сейчас просто считаю, что они поступали не по-христиански. У ведьм больше было любви и сострадания, когда они меня унесли оттуда и в больницу отправили, хотя я никак не могу согласиться с их учением.
   - Ты о каких ведьмах говоришь?
   - О тех, которые в Красноярке собираются.
   - Я бы этим ведьмам шею накостылял, - буркнул Роман Валентинович. – Они тогда избили казаков, когда Мишку-то в милицию отправили. Главное, как они его избили, я видел – ужас просто. А этого полячишку я бы своими руками удавил. Или бы постарался, если бы не удалось. Как только у него выдался шанс такой – он обязательно оскорбит или ударит русского человека, так он их ненавидит.
   - Или ему надо об этом напоминать, или я так непохож на русского, - ответил на это Володя. – Меня он пальцем не тронул.
   - Ты же не православный, вот он тебя и не тронул. Для него русский, который не православный, наверное, русским не является. Хотя, раз ты с ним общался, наверняка теперь считаешь, что мы все врём насчёт них.
   - Положим, у меня есть своё мнение, - сказал Володя, - и я не поддерживаю Анжея в его борьбе, но как раз потому, что я – христианин, и для меня нет никакой разницы, кто человек. Если он принял Иисуса, это лучше для него. Нет – мне остаётся только молиться за него, чтобы он вовремя прозрел. Это и к Анжею относится.
   - Граф Толстой был хиппи, - раздалось сзади, - он написал много книг. А я вот не граф Толстой. И за базар, как говорит Люба Дьячкова, когда сильно налопается спиртосодержащего, отвечают, если его не фильтруют. Так что, Рома, говори, как на духу, за что ты меня удавить хотел.
   - Ты откуда взялся? – бросил Роман Валентинович.
   - Оттуда, куда скоро тебя таскать будут под конвоем, душитель. Кстати, - Анжей пихнул православного коленом под зад, - если не хочешь серьёзных неприятностей, отстань от парня. И Кате с Людой передай, чтобы они к нему на пушечный выстрел не подходили, пока суд не закончится.
   - Тебе чего надо? – возмущённым тоном сказал Роман Валентинович.
   - Так ты, Рома, ещё и долбо**? – удивлённо спросил Анжей. – Я же сказал тебе, что мне от тебя нужно. И запомни на будущее: если по твоей вине или же по вине твоих друзей у этого протестанта с головы упадёт хотя бы один волосок, я лично повешу тебя на фонаре прямо перед той самой поганой жилконторой, в которой работают твои собутыльницы. А ежели ты, гнида, вякнешь где-нибудь в мусоросборнике, что я тебя убить угрожал, морду набил, ещё что – я твою башку в формалин положу и на Крутицкое подворье по почте вышлю, чтобы меньше рыпались. А сейчас, русская свинья, пошёл на х**, и чтоб я тебя ближе, чем на двадцать шагов от этого парня не видел.
   Роман Валентинович ретировался с места, пообещав Анжею, что он за это ответит. Поляк поймал его за поясной ремень и подтащил к себе.
   - Так ты ещё и блатной, Рома? Ну, с тем кумом, который тебя отпустил по амнистии, я позже потолкую, а ты у меня сейчас живо к наци-пропойце Ване Кронштадтскому отправишься. Или ты пошутил?
   - Отпусти, - сказал Роман Валентинович.
   - Ну, уж хрен тебе, Рома. Ты мне тут угрожал разбором через воровское правило, удавить хотел, а я тебя отпущу? Прости, дядя, но облом тебе, как у вас на зоне говорят, пополам.
   - Ты не здесь ответишь, - процедил православный, - тебя бог накажет.
   - Ага, как смертью запахло, ты в кусты тикать? – Анжей не отпускал своего обидчика. – Ну, уж нет. Будь любезен, за базар отвечать, белый.
   - Анжей, отпусти его, - сказал Володя. – Пожалуйста. Я ручаюсь, что он ничего тебе не сделает.
   - Я знаю, Крамбамбула, что он ничего мне не сделает. Он так, треплется. А вот дружок его с Путилова, которого мы все знаем, как Спортсмена, может. Или это только Кати Иванченко друг?
   - Не знаю я никакого Спортсмена, - буркнул Роман Валентинович. – И мне не надо с тобой воевать, на это бог есть. А к этому твоему знакомому я и за версту не подойду, можешь не беспокоиться. И в тюрьме я не сидел.
   - Ладно, Рома, верю на слово. Но если у него или у меня лампочка по закону Мерфи перегорит, то я разбираться не буду – сразу тебя пришибу.
   Дав своему оппоненту лёгкий толчок коленом под зад, Анжей отвёл Володю в сторону.
   - Владимир, слушай внимательно. Этот хрен моржовый – дядька, в общем-то, безобидный, он даже тебе ничего плохого не сделает, а мне – просто в штаны навалит, потому что знает, что от наших ему достанется так, что он под себя гадить будет, и ложку взять не сможет. А вот его коллеги по церковной жизни пока тебя просто пытаются прощупать на прочность.
   - Ты хочешь сказать, что его специально ко мне подослали?
   - Это ещё вопрос. Но не может быть так, что тебя сразу стали замечать после того, как по твоей милости целая шобла «бело-сине-красных» скоро сядет за решётку по громкому делу, так, по воле случая. Катя, Травникова, Роман Валентинович этот – это так, шушера мелкая или друзья шушеры. А за ними стоят люди, которым то, что случилось в Красноярке, не по вкусу. И ты им тоже поперёк горла. «Бонни» же колоться начали, и хрен его знает, что там всплывёт. Так что всю эту греко-ортодоксальную муть держи от себя на самом далёком расстоянии.
   - Почему ты так считаешь? – удивился Володя. – Люди разные бывают.
   - Согласен с тобой, - кивнул поляк. – Но сейчас это может быть вполне безобидным, а завтра тебе горло перережут. Риск велик. Потерпи, пока тех придурков вкрутят на зону, а дальше я тебе советовать не могу, ты юноша взрослый.
   - Анжей, - спросил Володя, - а что ты думаешь по поводу Надежды Никаноровны?
   - Кто такая? – спросил Анжей. – Не та, про которую ты говорил?
   Володя в сжатом виде рассказал обо всём, о чём он говорил с Надеждой Никаноровной. Анжей слушал его, не перебивая.
   - Тут я тебе ничего сказать не могу, персона тёмная, я её не знаю, ни в каких пакостях нашим она не замечена. Скорее всего, это на самом деле случайность, что вы встретились.
   - А сам-то ты тут какими судьбами? – спросил Володя у поляка.
   - Я к Джеймсу иду, договорился с ним насчёт кассет новых. Он сказал, что уже записал, договорились встретиться в «Снедине».
   - Где?
   - Кафе в новом комплексе. Ну, где теперь зубная больница ваша вместо «колышка». Да и у Спайс надо было дискету с рисунками забрать, про которые она мне говорила.
   - Понял, - сказал Володя. – Просто не разобрался сначала. А мне ты помог, потому что этого человека ненавидишь?
   - Нет, - отмахнулся поляк. – Это здесь ни при чём. Сегодня тебя, завтра меня. А я этого совсем не хочу. Этих моральных уродов надо ставить на место, пока они не сели всем остальным на голову. Я отдаю себе отчёт в том, что среди греко-ортодоксов хватает разных персонажей, но понимаю так же и то, что «божьи одуванчики» из колхоза «Ветхие заветы Ильича», что в  Мухос**нской области, что, соответственно, находится в светлой стране Малороссии, а также аналогичные им старушенции в Архангелогородской губернии или на севере Сибири живут этим понятием всю жизнь, и у них другой подход. Они во всех богословских тонкостях разбираются хуже, чем в кожурках от ананасов. И там вряд ли кому-то придёт в голову отвергать то, что они считают естественным, как дыхание. Так что там вопрос «тоталитарных сект» не стоит так остро, как здесь. И бал здесь правят «бело-сине-красные». Этого нельзя не учитывать. Вот почему я тебе помог.
                ****
   - Если бы не цены, то я бы Ларису сюда пригласил, - Володя спустился с лестницы, ведущей в кафе. – Ты же часто здесь бываешь, Анжей?
   - Мне ездить далеко. Часто я бываю в «Провианте», если получается. А почему ты спрашиваешь?
   - Просто подумал, что тебе здесь нравится.
   - А я тут летом первый раз побывал – пан Джеймс мне сказал, что тут открылось новое заведение, мне стало интересно. Место вполне приличное. Публика тут, конечно, местами не ахти, но пока проблем не было. Джеймс тоже тут побывал, кстати, ему понравилось.
   - А вы давно друг друга знаете?
   - Лет девять. Сошлись на музыке и оккультной философии. Нормальный товарищ, в принципе, вполне вменяемый. А что ваших не жалует – так он многих повидал, и они вели себя не лучшим образом.
   - А я всё думаю, не в Баранове ли я его видел. Только он тогда был немного другим, весь в булавках. Он же сатанист?
   - С формальной точки зрения – да. По факту – покажи мне в округе живого сатаниста, который в этом признается, и будет орать об этом на каждом углу. Или мы все немножко лошади в этом отношении. И ты тоже.
   - Почему ты так считаешь?
   - Только не говори мне, что у тебя в жизни нет личных интересов. Ты ведь принял Иисуса, чтобы не попасть в вечный огонь?
   - Да, и я бы советовал тебе это сделать.
   - Вот, Крамбамбула, у тебя это тоже есть. Есть самосознание, а оно ведёт к сатанизму. Один из ваших сказал, мне Джеймс рассказывал про это... Так вот, этот балбес сказал: «Мы ненавидим этот мир, потому что в этом мире  властвует дьявол». Противопоставление, противление – это и есть сатанизм, а отнюдь не поклонение чёрту с рогами, как ты всё это время наивно думал.
   - А то, что этот Джеймс приносит тебе записи, с чем связано?
   - Мне это интересно, а он просто хочет засветиться в тусовке с новыми проектами, вот и всё. Он же музыкант. Я тоже этим занимался, пока не подписал контракт с Лоуренсом и не начал на деньги с этого делать свою контору. А что это тебя так заинтересовало?
   - Просто спросил.
   - Ясно. А что ты у больницы забыл? К доктору ходил?
   - Нет, я просто к одной сестре из нашей церкви ходил, она заболела.
   - Простыла?
   - Нет, она уже старая, у неё ноги плохо работают. Я молился за то, чтобы она выздоровела. И потом, нехорошо оставлять человека в такой беде.
   - Тогда этот вопрос снимается. Всё ясно. А этот хмырь белый, Роман Валентинович именуемый, он сам к тебе подошёл?
   - Сам. А что ты так его не любишь?
   - Он так, вроде, тихий дяденька, но друзья у него – Хрюндель, Кегля, Морон, Вудпеккер, да и Катя Иванченко тоже ещё та гадина, да и срока давности её старые подвиги не имеют. Ты же читал Библию и помнишь эти слова назубок: невозможно общаться с дурной компанией, при этом не развратившись.
   - Нет, Анжей, ты неправильно их говоришь, - сказал Володя и достал Библию. – Вот: «Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы». Хотя, если не придираться к словам, то тут ты прав.
   - Итак, это чмо общается с такими п*д*р*сами, что ему и руки нормальные люди не подают, не говоря уже о близком общении. Ты этого не знал. Теперь знаешь. Я бы вообще советовал тебе осторожнее появляться в этом районе. По крайней мере, пока не пройдёт суд, и белую мразь, которая тебя п***ила в Красноярке, не отправят в тюрьму. А лучше – пока Спортсмен и его поганые «шестёрки» не проштрафятся на чём-нибудь, и им не намылят шею другие «братки» или Кронштейн. Иванченко-то в любом случае тебя не тронет, ей и так уже хреново становится после этого пасквиля. А Спортсмен может на тебя наехать, он же «бригадный».
   - Хорошо, Анжей, я понял тебя. Только у меня вопрос появился.
   - Задавай, я постараюсь ответить.
   - Что это за такой закон – «закон Мерфи»?
   - Капитан ВВС США Эдвард Мерфи сказал: «Если какая-то неприятность может случиться, она обязательно случается». Точнее: «Если что-то можно сделать неправильно, то это так и сделают». По-русски этот закон называется проще – закон подлости. Полагаю, ты это словосочетание хотя бы раз в год слышал.
   - Гораздо чаще, но не знал, что это ещё и так называют.
   - Все мы, друг мой, когда-то чего-то не знали. Ну, ладно, дело не в этом. Я просто хочу тебя ещё раз предупредить, что тебе лучше не соваться в данный район  хотя бы до момента, когда высокий суд посадит в тюрьму твоих обидчиков. Просто потому, что кое-кто здесь чувствует себя в безопасности, пока их не сунули мордашкой в унитаз. Это надо сделать. А ты пока посиди дома или сходи с Ларисой куда-нибудь, да хотя бы в «Снедин», развлекись.
   - Я тут случайно вспомнил одну вещь, всё спросить забываю тебя про Казахстан.
   - А что тебе Казахстан?
   - Ты же ездил к Ермену?
   - К какому Ермену? У меня знакомых с таким именем человек семь, и четверо из них живут в Казахстане. В Новосибирске одного рассыльного нашего зовут Ермен, он нам помогает заказные записи на Сибирь и Дальний Восток кидать. Какой конкретно из них тебя интересует?
   - Музыкант из Актюбинска, который фестивали организует.
   - А, Ермен Анти? Ездил, конечно. Мы со Спайсушкой, и там два гитариста местных были – ребята толковые, инструмент знают хорошо. Это как-то с  басистами не срослось, Ермен сразу сказал, что мне проще с собой бас везти и самому на нём играть. Спайс повезла с собой барабаны – у неё портативная установка есть, – но Ермен сказал, что там будет «кухня» местная. Ну, что есть, то есть, хотя Тонька свою установку поставила на выступление, у неё там хоть железо поприличнее будет. И Ермен попросил для пары групп наши барабаны. Я только сказал, чтобы они педали не пачкали, чтобы Спайс не ругалась – она же босиком барабанит, ей так удобнее педаль чувствовать.
   - И как прошёл фестиваль?
   - Ермен Анти плохих фестивалей не делает. Вписка была хорошая, питание организовали отлично, сцена тоже. Группы – тут дело вкуса, на мой – вполне нормальные ребята, были талантливые, АДАПТАЦИЯ тоже была на высоте. Приём – всегда бы так принимали, как там. Город, конечно, пострашнее, чем Омск будет, это же Казахстан.
   - А что Казахстан?
   - Там очень мощный государственный прессинг, национализм страшный, госбезопасность под это заточена. У них там менталитет такой, наверное. Я иногда полагаю, что Ермену к медали «За измену “Родине”» нужно ещё одну медаль прибавить – «За организацию панк-фестивалей там, где хрен, кто их ещё организует», - Анжей рассмеялся. – Можно много шутить на эту тему, но Ермен на самом деле делает благое дело. И он не из великороссов, он казах, как те долбо**ы, которые под видом защиты национальной культуры в этой стране вкатывают п***ы тем, кто от них отличается. Хотя, если я не путаю чего, Алма-Ата в своё время была в СССР одним из центров по разведению гопников. Что только увеличивает ценность персоны Ермена Анти.
   Некоторое время они вдвоём шли, ничего не говоря. И вдруг Володя что-то вспомнил и сказал как-то отстранённо:
   - Интересно, что сейчас поделывают те ведьмы, которые летом приезжали в Красноярку?
   - Их много приезжало, - ответил Анжей. – Кто конкретно тебя интересует?
   - Карина и Света.
   - А эту Свету, часом, не Шакирой называют?
   - Да, я о ней сейчас говорил.
   - Карина в родном городе Свердловске, пока ещё торгует в продуктовом магазине, - ответил поляк. – А Шакира школярам в головёшки физику вбивает. Писала мне, что ходила к аллергологу, немного пролечилась от своих болячек.
   - А на что у неё аллергия?
   - На кошачью шерсть. Она к своей институтской подруге Белке не селилась в этот раз из-за кота. Я тем более не стал её к себе селить, у меня же дома «кошачья ферма», постоянно кот с кошкой живут.
   - Не понял.
   - Кошка уже старая, ленивая, крыс вообще никогда не ловила, а котик их за милую душу трескает. Её сын, сам понимаешь. Он уже её кавалеров на участок не пускать пытается.
   - А как соседи к этому относятся?
   - У самих кошки с котами – деревня же. Я не в городе живу, - пояснил Анжей. – Вот с какой радости я и трусь в Гагарине.
   - Так ты живёшь в Красноярке?
   - Да. Точный адрес тебе давать не буду, а то приведёшь туда каких-нибудь трамбапундеров своих.
   - Я и не спрашивал у тебя точный адрес. Просто подумал, что много кошек в городской квартире – это тяжело.
   - Ну, некоторым – нет. Это их соседям нелегко.
   - К счастью, у нас таких соседей в доме нет.
   - Счастлив тот, кому не мешают соседи, и кого никогда не отправят на экзамен по магии в город Сладкий.
   - Это что за город такой?
   - Нижний Новгород, Крамбамбула. Это же элементарно – Горький, а антоним я тебе уже назвал. Тебе это не грозит, потому что ты во Христе Иисусе, брабулда, гандамба, хуламба, дьявол, пошёл на х** отсюда, Иисусу халелюя, амен. Я не викканин, так что меня туда тоже не отправят.
   - А что такого страшного в этих экзаменах?
   - То, что там комиссию возглавляет Босоногая Графиня, а она безжалостно «срезает» неуспевающих.
   - Кто?
   - Глава ведовского круга, который к нам летом приезжал. Она так добрая, а когда учит или экзаменует – это пипец: будет тебя гонять, как савраску. Но зато «факультет ТММ» считается очень профессиональным. Кстати, мне тут лишний геморрой добавился – сеньора Мария Варгас, она же Босоногая Графиня, навостряет лыжи в наши палестины. Надо вписать её куда-нибудь.
   - А почему она Босоногая Графиня? – спросил Володя.
   - А она чем-то похожа на Аву Гарднер, актрису, которая сыграла Марию Варгас в приснопамятном фильме, - пояснил поляк. – Только если ты бы смог представить себе Марию Варгас в тридцать пять лет на вид, хотя ей уже полтинник брякнул. Нет, она неприхотливая в быту, но дело в том, что ей нужна жилплощадь, а это проблема. Летом она жила в лагере, а сейчас не сезон, да и вряд ли правильно селить человека в худшее жилище, чем можно предложить. Но пусть тебя это не беспокоит – я этот вопрос как-нибудь, но всё же решу. Ладно, побежал я, мне домой надо, жена беспокоиться будет.
   - До свидания.
   - И вам того же, - Анжей направился к автовокзалу, а Володя пошёл к автобусной остановке – надо было возвращаться, чтобы не беспокоилась мать.
                ****
   - Брат, что тебя так долго не было в церкви? – спросил Тимур. – Опять какие-то сомнения?
   - Если они и есть, то новых нет, - ответил Володя. – Точнее, теперь я даже не сомневаюсь в том, что был прав насчёт «говорения языками». Это не то, что дал апостолам дух святой.
   - А что это? – подала голос Катя, как-то тихо сидевшая в сторонке.
   - Либо это колдовское заклинание, либо помутнение рассудка.
   - Брат, - с жаром заговорила Катя, - именно это вменяли в вину апостолам, когда они получили этот дар. Безумное божье, брат, мудрее человеческой мудрости, и ты должен был прочесть это в Писании. И Давид скакал перед ковчегом в священном восторге, а когда его жена Мельхола всем этим возмутилась, то бог отнял у неё способность рожать детей. Ты разве этого в Писании не читал?
   - Да, но я глубоко сомневаюсь в том, что Давид всё принимал за дар бога, если это выглядит иначе, чем принятый тогда здравый смысл. На эту уловку и поймал тебя дьявол, когда ты поверила, что это апостольский дар. И если бы это было так, то приезжающие сюда американские пасторы не нуждались бы в услугах переводчиков. Раз ты можешь говорить на любом языке, то тебе не нужен переводчик – ты сам понимаешь язык того, кого оглашаешь благой вестью или наставляешь в истине. И это не единственный пример. Скажи мне, если бы я владел этим даром, мне бы нужен был переводчик, который не всегда находит нужные слова, переводя то, что сказал я или кто-то из наших гостей из Америки или Голландии, скажем? Я бы знал этот язык. Главное же заключается в том, что это не даёт автоматического единения с богом. Я могу выучить эти языки и быть неверующим, но я могу не знать ни одного языка, кроме родного, но обладать верой, которая будет крепче, чем у иного известного праведника. Я не о себе говорю, так, к слову.
   - Получается, что мы все заблуждаемся, а ты один нет?
   - Катя, если бы я был один, - ответил Володя. – Я смотрел на всё это внимательно, общался с разными людьми, которые не знают друг друга и не признают правоты друг друга, и они просто могут быть согласны только в том, что ни у кого не вызывает сомнения, понимаешь? В том, что отрицать невозможно, - последнее слово он даже по слогам проговорил. – И они не могут друг с другом согласиться, то есть это – именно так, дар говорения языками, который вы имеете в виду, не имеет ничего общего с настоящим.
   - Именем Иисуса Христа я запрещаю тебе говорить! – провозгласил брат Алексей, «беря Христа за руку». Володя немного отошёл в сторону. – Не слушайте его слова, - сказал Алексей Тимуру, Мише и Кате, а потом подошёл к Володе: – Ты читаешь Библию?
   - Знаю, на что ты намекаешь, брат, - сказал Володя. – Знаю, и это твоё обвинение вряд ли справедливо. Неужто я сейчас отрицал то, что Иисус есть Христос? Или же я сказал, что крещение водой и духом не нужно церкви? Я ничего этого не сказал. Я говорю о том, что говорение языками – вряд ли та тарабарщина, которую городят здесь некоторые. Да, он был у апостолов, но у них было именно знание иных языков. Они говорили с каждым человеком на его языке, если в том была нужда. И даров пророчества и исцеления я также не отрицаю. Но это не главное, и ты это прекрасно знаешь...
   - Именем Иисуса Христа я запрещаю тебе и повелеваю уйти вон отсюда, - грубым тоном оборвал его Алексей.
   - А ты кто? – вдруг спросил Володя. – Иисус Христос? Пастор? Апостол? Нет, брат, ты всего лишь один из тех, кто служит богу здесь, как я и они. И пока ты не объяснишь мне причины своего гнева, я шагу не сделаю отсюда. А теперь объясни мне, чем именно я выступил против господа.
   - Ты искажаешь слово его.
   - Покажи мне место в Священном Писании, где доказывается твоя правота, и я сам уйду из церкви и больше не вернусь сюда, даже если раскаюсь в своём заблуждении. Либо не затыкай мне рот, - ответил Володя. – А если ты попытаешься применить ко мне силу, то это будет только свидетельством твоих заблуждений и того, что ты говоришь от имени всей церкви, едва ли имея на это право.
   Алексей смутился и отступил под неожиданным напором. Володя достал Библию и подошёл вплотную к Алексею.
   - Ну, брат, забыл Библию? Вот тебе Библия, - сказал он. – Будь так добр показать мне те места, которые говорят о том, что ты прав.
   Алексей взял Писание и начал листать в сторону Нового Завета.
   - Апостол Павел говорит в Первом Коринфянам: «Я писал вам в послании – не сообщаться с блудниками; впрочем, не вообще с блудниками мира сего, или лихоимцами, или хищниками, или идолослужителями, ибо иначе надлежало бы вам выйти из мира сего; но я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остаётся блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником; с таким даже и не есть вместе. Ибо что мне судить и внешних? Не внутренних ли вы судите? Внешних же судит бог. Итак, извергните развращённого из среды вас». Сказано же у апостола Иоанна во втором его послании: «Ибо многие обольстители вошли в мир, не исповедующие Иисуса Христа, пришедшего во плоти: такой человек есть обольститель и антихрист. Наблюдайте за собою, чтобы вам не потерять того, над чем мы трудились, но чтобы получить полную награду. Всякий, преступающий учение Христово, и не пребывающий в нём, не имеет Бога; пребывающий в учении Христовом, имеет и Отца и Сына. Кто приходит к вам и не приносит учения сего, того не принимайте в дом и не приветствуйте его; ибо приветствующий его участвует в злых делах его». Опять же Павел говорит в Послании к Титу: «Еретика после первого и второго вразумления отвращайся, зная, что таковой развратился и грешит, будучи самоосуждён».
   - Послушай, брат, а тебе не кажется, что ты смешиваешь своё обвинение и подтверждение его правоты? – спросил Володя. – Я говорил тебе, что желаю услышать подтверждение твоих обвинений по Писанию. Я вижу здесь одно только обвинение, даже и выстроенное по Библии. Ты говоришь, что моё сомнение в даре говорения языками – это отступление от Иисуса Христа, его отрицание. Я не смею отрицать значения Иисуса и того, что он есть господь наш.
   - Господь есть отец, сын и дух святой, - ответил Алексей. – Ты отвергаешь дар духа, а сам господь Иисус говорил: «Если же кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сём веке, ни в будущем». Отвергая дар духа святого, ты его хулишь.
   - Я не отвергал его дар, брат, - возразил Володя, - и я был бы счастлив его получить. Но не получил пока – значит, господу не было это нужно. Думаю, что в нужное время он даст мне то, что нужно для моего служения. Думаю об этом и молюсь. Пока я этого не имел, а то, что я за это принимал, было не ключом к людским сердцам, а только лишней преградой, что не может быть свойством дара духа святого.
   - А ты не думаешь, что в этих людях был бес? – спросила Катя.
   - Если это сила духа святого, то бес не выдерживает её и уходит. Никто никуда не уходил. Значит, в этих людях не было беса, или то, что я применял по отношению к ним, не является даром духа святого. Ты же не будешь говорить, сестра, что бес может быть сильнее бога?
   - Бог сильнее бесов и побеждает их.
   - Вот, сестра, - ответил Володя на реплику Кати. – Это всё с моей стороны было ошибкой. Теперь я это знаю, и это заставило меня внимательнее читать Писание и меньше принимать за дары духовные то, что за них принимали другие люди.
   - Значит, так, - начал Алексей, – если ты хочешь сюда приходить, не хули бога и дары его. И слово своё проповедуй на улице.
   - Значит, я решаю так, - ответил Володя, – раз такое количество моих братьев и сестёр не устраивает то, как я служу Иисусу, я отсюда уйду сам, чтобы не было ни у кого соблазна как на то, чтобы противоречить церкви, так и на то, чтобы вопреки учению Иисуса злословить даже на братьев своих. Общаться я буду с теми, кто верит в Иисуса и соблюдает заповедь его прежде человеческих установлений. Кому это не нравится – я не навязываю своего общества, можете не общаться со мной, если для вас мои слова являются соблазном. Благослови вас всех господь.
   Он развернулся и забрал в раздевалке куртку, направившись к остановке. На его глазах были слёзы, но он твёрдо решил: теперь для него существует только Иисус, и это важнее всего, что есть у людей. В церковь он с этого дня больше не придёт никогда – раз уж так вопрос ставится. Помощь брату или сестре во Христе он будет оказывать так, как заповедано это в Писании, и не имеет значения, какой церкви человек. Больше никаких споров – только разговоры о Христе и спасении через него.
   В автобусе он машинально показал проездной билет, и сначала кондуктор чуть его не высадил – билет оказался на прошлый месяц. Но нужный билет нашёлся сразу, и Володя смог спокойно сесть на одно из свободных мест в заднем салоне, сосредоточившись на тихой, но страстной молитве, которую он окончил примерно тогда, когда автобус доехал до «Водоканала». Просто его толкнул в плечо какой-то парень, спросив, верующий ли он.
   - Да, брат, - ответил Володя, - я верую в господа нашего и спасение кровью сына его Иисуса Христа. А ты разве не веруешь?
   - Уверовал, когда на войне побывал. Другана моего в бою из «мухи» убило, я сам видел. Мне-то так, руку пробило, контузило малёк, а его-то чуть не в кашу. Я сейчас в церковь хожу, свечки ставлю.
   - Вы православный?
   - Да, - ответил бывший солдат. – А ты что, не православный?
   - Нет, - сознался Володя, - я не православный, я протестант. А что, вы все считаете, что протестанты – плохие люди?
   - Зачем? – удивился новый знакомый. – Я вот в Чернолучье ездил, там у меня родня живёт, и там я немного с одними бабами общался, они вообще не верят во Христа, никак. Конечно, я им говорил, что они так напрасно, что не от бога ихнее колдовство. Но гонять их из-за этого – на хрен надо? Они сами для себя решили так жить, им самим и ответ держать потом.
   - А такой низкорослый неформал там был?
   - Андрюха? Да, был у нас базар один, чуть не поцапались. Он православных не любит. Мы с ним сошлись на том, что он тоже в Чечне был. Он, конечно, не то, чтобы с приветом, но странный кадр. А общаться с ним можно, если на больные мозоли не давить.
   - Я заметил. Если его не раздражать, с ним вполне можно говорить, но если что-то не так – это просто кошмар: или злой становится или шутит очень обидно.
  - Да, он такой, - согласился новый знакомый (его звали Евгением). – Лады, побегу я домой, а то мать волноваться будет. Бывай здоров.
   Вышел. Володя доехал до дома и спокойно зашёл в квартиру. Там его встретила не только мать, которая сразу заметила, что сын не слишком радостным из церкви вернулся, да и раньше обычного, но и Лариса, которая просто зашла помочь сестре по вере по хозяйству. Этому Володя был очень рад, так как было, с кем поговорить о случившемся, да и само по себе присутствие Ларисы ему было приятно.
                ****
   - Ты сам ушёл? – Лариса была удивлена.
   - Раз они считают, что я неправ, и для них говорение языками настолько важно, что они не хотят даже библейские доказательства своей неправоты признавать, то лучше будет уйти мне. Алексей – пресвитер, он может поставить вопрос о том, чтобы меня отлучили от церкви, - Володя положил в чай рафинад и продолжил: – Я категорически против злословия и споров, и за этот раз сам был грешен этим так, что стыдно теперь. И в остальных я вызвал соблазн так не по-христиански поступить. Если кто-то из братьев и сестёр в той церкви будет со мной общаться после этого, как христианин, а не как грешник, то я буду рад этому. Остальные могут жить в своей гордыне, как им больше нравится. Я же буду только молиться за них, чтобы они покаялись в этом и в судный день оказались по правую руку от господа. В церкви я больше не покажусь – раз им так важно, чтобы я говорил языками, как они, а каковы мои отношения с Иисусом, уже не важно. Для меня важен Иисус и спасение, которое я обрёл через него.
   - Володя, а как насчёт того, чтобы прийти на служение к нам? У нас не будет таких проблем, я тебя могу в этом уверить. Если ты веришь в Иисуса, то этого вполне достаточно, и никто не будет спрашивать у тебя, говоришь ты иными языками или нет. Ты ведь служишь богу вне зависимости от наличия или отсутствия у тебя этого дара?
   - Я служу господу тем, что у меня есть, но буду только рад, если он даст мне новые дары и направит на служение ему, где я смогу больше, чем сейчас. Но пока этого нет, и я служу богу тем, что имею.
   - Тогда посмотри, как тебе будет удобнее приходить к нам, чтобы у тебя не было проблем на работе из-за этого.
   - Я подумаю, - ответил Володя. Ему показалось, что Лариса сейчас просто расхваливает свою церковь, пользуясь тем, что у него проблема. Он сам не раз так делал, но только тогда, когда человек на самом деле нуждался в духовном утешении. В конце концов, «Христианский город» – тоже люди, и они не так совершенны, как господь Иисус, чего Володя никогда не отрицал даже по отношению к самому себе. – Пойми, Лариса, я не хочу ещё раз быть для кого-то причиной для того, чтобы он грешил. Я же ушёл из «Церкви Христа» только потому, что моё присутствие и слова вводили людей в грех злословия и ненависти. Я буду молиться за них всех, даже за тех, кто злословил меня, но общаться, подвергая их соблазну согрешить через злословие опять – лучше будет, если мне наденут мельничный жёрнов на шею и сбросят в воду, нежели опять человек нарушит слово Иисуса: «Иди и впредь не греши». Людей свыше рождает бог – пусть это и будет за ним. А я буду его смиренно просить об этом.
   - Володя, я поняла, почему ты это сделал, - сказала на это Лариса. – Ты был прав. То, что ты обличишь кого-то в грехах, не сделает его праведнее, а вот ожесточить может. Если это делаешь ты, а не бог. И здесь есть место для гордыни, которая может погубить и тебя тоже. Но это же не значит, что ты должен уйти куда-то глубоко в себя, чтобы не искушать никого. До сих пор молитвенная помощь никому ещё не мешала. Я вот молилась за то, чтобы ты не разочаровался вместе с церковью ещё и в господе, а если ты сходишь к нам, то тебе будет только лучше, если ты пообщаешься со своими братьями и сёстрами во Христе, которые не злы на тебя из-за одной закорючки в Писании, которая не даёт им за деревьями увидеть лес. В конце концов, это твой выбор, и ты можешь по-прежнему сидеть дома и читать Библию, не общаясь с другими христианами, а можешь найти тех, кто поймёт тебя и даст тебе ещё немного веры в бога, чтобы к дням суда подойти праведным и не услышать от Иисуса: «Я никогда не знал тебя, отойди от меня, совершающий беззаконие». А от общения с Анжеем и его друзьями ты не наберёшься веры, а вот потерять можешь очень легко.
   - Но они мне ничего не навязывают, - возразил Володя. – Конечно, когда ты им начнёшь говорить об Иисусе, им это не очень нравится, они считают это вторжением в их личные взгляды. Дескать, мы тебе не навязываем свои идеи – и ты нам не навязывай свои. Но это на самом деле так, они свои идеи оставляют при себе.
   - Что и плохо, Володя, - сказала мать. – Они не хотят расставаться с теми заблуждениями, которые им дал дьявол. И тебе говорят: «Не мешай нам идти в огонь вечный, нам не нужен Иисус». А ведь в Писании сказано, что надо идти и научить все народы.
   - Но сказано также: «Не давайте святыни псам и не мечите жемчуг перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами и, обернувшись, не растерзали вас». Молиться я за них продолжаю, и это так и должно быть, но вызывать лишнее отвержение Иисуса своей навязчивостью не совсем правильно. Бог рождает людей свыше, а не я или ещё кто-нибудь. Я могу лишь молиться, ибо благая весть им уже дана, а дальше начинается свободный выбор, что бог тоже заповедовал. Есть ответственность за этот выбор, и Анжей, раз уж мы о нём, это признал. Я молюсь за то, чтобы он всё же перестал заблуждаться и покаялся перед господом, приняв его, как своего личного спасителя. Это важно. А то, как он на это реагирует, я не могу контролировать, это его личное дело.
   - Ну, я с тобой тут спорить не буду, - сказала Лариса, – но он тебе говорил, что нельзя проповедовать евангелие всем, потому что у них есть частные территории. Ты понимаешь, что это слова дьявола?
   - Он мне и молиться за него не разрешал, и ему известно, что я это делаю, но я этого не оставил, потому что молиться можно не только за то, чтобы он обратился к Иисусу, а ведь есть и другие причины – и если я буду молиться за то, чтобы он не болел или спасся от смертельной угрозы, он вряд ли меня будет за это ругать. А в этой же молитве я попрошу бога послать Анжею духа святого, чтобы он обратил его к Иисусу. И даже если он это отобьёт (как до сих пор отбивает), я буду это делать, пока он не уйдёт в вечность и не предстанет перед богом, или же в вечность уйду я. Но раздражать его лишними словами об Иисусе я не буду, иначе мы можем поссориться, и он будет отражать все мои молитвы. А я этого не хочу. Кстати, если ты начнёшь молиться за него, он это почувствует, и достанется мне, так как он поймёт это так, что я тебя попросил это делать.
   - Володя, сказано в Писании: «Господь за меня, не устрашусь: что сделает мне человек?» – ответила на это Лариса. – Ты веришь господу?
   - Конечно, верю.
   - И я верю, и мне не будет страшно, что кто-то по неразумности своей будет делать мне что-то плохое за то, что я молюсь за него.
   - Лариса, ты неправильно поняла меня. Тебе может ничего не быть, он тебя может и не знать, но вот на меня как раз и будут падать все шишки.
   - Я помолюсь и за тебя.
   - Отношения испортятся независимо от твоих молитв, понимаешь?
   - Хорошо, Володя, я не буду с тобой тут спорить и лезть туда, куда не надо. Ты мне лучше вот что расскажи: вы ведь часто встречаетесь?
   - С Анжеем и его друзьями? Я бы так не сказал. Чаще всего это бывает из-за того суда. Кстати, в понедельник будет первое заседание. Мне же уже повестку прислали.
   - А, ясно. Буду молиться за то, чтобы ты держался там стойко, а те, кто тебя гнал, покаялись и приняли Иисуса господом, более не преследуя тех, кто о нём говорит.
                ****
   - Крамбамбула, хватай газету, – Ник Деисайд протянул Володе номер «Омско-Тарских епархиальных новостей». – На последней полосе читай внимательно, когда домой приедешь.
   - А что ты такой радостный? – спросил Володя. – Что-то хорошее для вас написали?
   - Для тебя, Крамбамбула, - ответил оккультист. – Ну, и для нас тоже. Хотя для меня лично самым радостным будет то, что этих п*д*р*сиков пнут на хрен с улицы Успенского, а Кате Иванченко придётся искать работу за пределами родной жилконторы. Но это первый шаг в правильном русле.
   - А чем эта Иванченко тебе лично не угодила?
   - Она оболгала всех нас. Даже если бы это касалось зелёных учеников, которых неделю назад взяли на занятия в орден, я был бы рад, чтобы белая шваль за гадости в их адрес получила по табелю. Мы в одной лодке, и не е**т, извини за мат, каков ранг члена ордена, на которого крошила батон эта сука. Пусть знают, что за базар надо отвечать, если они блатные и не хотят его фильтровать. Я могу многое сказать со сцены, и я знаю, что кое-кому это не понравится, но я к этому готов. А она считает, что можно себя вести по-любому, что можно уволить человека за то, что он не приемлет её метода «Всем грузить лемень, а умным дерьмо».
   - Ник, извини, я не понял, что грузить.
   - Это анекдот про тупого сержанта. Он солдатам говорит: «Сегодня все будут грузить лемень». А один солдат говорит: «Товарищ сержант, не лемень, а алюминий». Сержант посмотрел на него, как солдат на вошь и говорит: «Так ты у нас умный, значит? Ну, тогда так: всем грузить лемень, а умным – г***о».
   - Ник, – подал голос Моисей Рабинович, – ты бедного Владимира в краску вогнал. Есть же более пристойный вариант. Сержант солдатам на боевой подготовке сообщает: «Сегодня мы поползём загзигом». Один солдат ему говорит: «Товарищ сержант, не загзигом, а зигзагом». Сержант ему на это отвечает: «Как я сказал, так вы и поползёте». Но суть-то ясна, я думаю.
   - Да, - согласился Володя. – Моисей, а ты тоже её не любишь?
   - Чтобы любить, у меня есть жена, её зовут Лия, – ответил Рабинович, вдруг проговорив: – Пан Анжей часто склонен к цитатам из классиков, процитирую вам и я: «Почему-то все считают нормальным обращаться к котам на “ты”, хотя никто не пил с ними на брудершафт».
   - А при чём тут Булгаков? – спросил Володя.
   - Нет, Владимир, я никоим образом теперь не протестую против вашей привычки, но вообще-то я не припомню, чтобы вам было дано с моей стороны разрешение на такую фамильярность, какую позволяете себе вы. Теперь уже поздно это говорить, но в следующий раз задумайтесь, можно ли так поступать.
   Володя покраснел. Он ведь как-то не задумывался над тем, что люди могут быть настолько щепетильными в подобных вопросах. Он ведь обращался к Моисею, как к брату во Христе, полагая, что это вполне нормально, так как Анжей и Ник уже давно обращались к нему на «ты», снабдив его прозвищем Крамбамбула. Моисей был с ними в тесном общении, но оказалось, что на самом деле всё сложнее, чем Володя это представлял.
   - Ну, уже и обиделся, - сказала Наташа, блондинка со шрамом на щеке (у неё было прозвище Невеста Франкенштейна, но Анжей и Ник ещё когда настоятельно рекомендовали Володе не употреблять это прозвище в её присутствии). – Теперь-то можно. Просто в следующий раз так не надо делать, Владимир. Вот Моисей это с юмором воспринял, я бы тоже, а вот Мария Варгас может и обидеться на это.
   - А как её зовут на самом деле? – спросил Володя.
   - Маргарита Антоновна. И она не очень хорошо отнесётся к тому, что вы её будете называть Марией Варгас или Босоногой Графиней.
   - А она уже в городе?
   - Второй день, как у Струбцины поселилась. А что вам так стало интересно её прибытие в город?
   - Просто Анжей говорил, что она приезжает, и надо придумать, куда её поселить.
   - Всё в норме, Владимир. Это не ваша проблема, это надо было нам, и мы нашли место, где она будет жить всё это время. Она и с дочкой Юлькиной побудет, пока та на работе.
   - А кем она работает?
   - Парикмахером. Это в районе улицы Стрельникова. Кстати, неплохо работает для маленького салона.
   - А, ясно. Я как-нибудь схожу к ней, давно пора как-нибудь поработать со стрижкой, а то, знаешь, то, что обычно ношу, мне как-то немного надоедать стало, - сказал Володя.
   - Ну, да, - сказала Наташа, – вам было бы неплохо как-то иначе стричься и по возможности свои шмотки поменять. А то вид у вас, как из деревни. Я, конечно, тут ничего советовать не могу, это ваша жизнь и внешность, вы сами это должны решать. Но на вашем месте я бы один раз разорилась на новые вещи. А не хватает денег – можно сшить у кого-нибудь из знакомых. Кстати, если что, то можно поговорить с Тоней Емельяненко, она неплохо шьёт. Она может совет дельный по этому поводу дать, потому что рисует очень даже неплохо, и у неё с чувством вкуса всё в порядке.
   - Это не Спайс имеется в виду?
   - Да, она, а что?
   - Надо бы на самом деле с ней поговорить, а то я действительно выгляжу не слишком хорошо. А если я хочу говорить с людьми о господе, то они должны видеть, что я не изображаю из себя святого, а нормальный человек, и мне не нужны внешние знаки веры.
   - Как говорит Анжей: «Будь проще – и к тебе косяками потянутся люди», - усмехнулся Ник. – Но тут вот как получается. Ты ведь хочешь всем сказать, что ты – тоже один из них, и что любой из них может стать таким, верно?
   - Именно так.
   - Ты сейчас вывел ту самую формулу, которую обычно обозначают «лицом к народу». Конечно, это всё спорно, но то, что ты смотришься уж чересчур «скромно», очевидно. Кстати, носки не надо занашивать до дыр, - Ник рассмеялся. – Вон, летом какой конфуз вышел.
   - Ник, а почему Анжей с вами вместе не пошёл?
   - А он за струнами поехал для баса. На пятиструнном струны уже такие, что лучше сразу сменить. Ему же в Москву ехать, на «Свободу совести», а в октябре-ноябре его в турне с HEART OF GLASS пригласили на Запад – Штаты, Англия, Франция, Германия, Польша, Чехия. Где-то месяца три в общем охвате.
   - А кто его пригласил?
   - BLONDIE, они девок на американский тур через Анжея подписывают на «разогрев», а потом по Европе месяц с BOW WOW WOW. Оплата хорошая, да и Лена к этим командам всегда тепло относилась. Дебби с нами сейчас много переписывается по поводу наших заморочек, но всё идёт к тому, что наши съездят и в Москву, и за бугор.
   - А ты?
   - А у меня дома дел хватает. И потом, это же всё такая возня с этими документами. Я получал загранпаспорт, так это такой был геморрой, что слов нет. А надо – может понадобиться, а у меня тогда ещё советский был. Так бы и Анжей не поехал с этим судом, но он девкам этот концерт выбивал, да и Крис с Дебби не по мановению волшебной палочки это организовали, это тоже дело не из простых.
   - А что эти Крис и Дебби так решили постараться? Анжей с ними в такой большой дружбе?
   - Да. Просто ему удалось выбить этот концерт, а Дебби сказала, что группа недурна собой. А с BOW WOW WOW Анжею Нокс помог, его продюсер в Англии. Но это всё дело намечается где-то в октябре-ноябре, чтобы попасть в очередь в «CBGB’s» – уж очень Лена там хочет выступить.
   - А эта Дебби? Она как на это смотрит?
   - А она и начала выступать в обойме этого клуба тридцать с гаком лет назад.
   - Тогда понятно, – сказал Володя. – Значит, вашим просто повезло, раз они такой тур получили.
   - Наши, как ты выражаешься, этого добивались столько, что не могли не добиться, – сказала на это Невеста Франкенштейна. – Анжей начал играть ещё в Перестройку, а в «CBGB’s» попал только через десять лет после того.
   - Кстати, что это за место, о котором вы говорите? – спросил Володя.
   - Клуб в Нью-Йорке. Там начиналось то, что мы сейчас называем «новой волной» и панком. Можно сказать, что клуб достаточно престижный, хотя шеф этого клуба Хилли Крайстал – мужик очень демократичный, и там выступает не только элита, но и молодые группы... Извини, телефон, – из кармана куртки Ника глухо раздался ехидный голос Шнура из группы ЛЕНИНГРАД (Володя никогда не понимал их творчество, к слову). Ник взял трубку. – Да, Катя, слушаю тебя. Я сейчас к Струбцине еду, себя в порядок приведу. Да, и сразу домой поеду, только к чаю что-нибудь возьму, ты же говорила, чтобы я купил какой-нибудь бисквит или что-нибудь такое. Всё, до встречи, – обернулся к Моисею. – Кронштейн, ты сейчас домой?
   - Ну, да, - ответил еврей. – Остальные тоже сегодня разъедутся по домам, а что? Уходишь?
   - Ну, мне надо к Струбцине в салон зайти и голову немного подправить, а потом сразу в магазин – и домой поеду. Мне же ещё мотоцикл надо в порядок привести.
   - А, ясно. Я тоже к Юльке поеду сейчас, тоже оброс.
   - Вы не возражаете, если я с вами пойду? – спросил Володя. – Тоже было бы неплохо собой заняться.
   - А у вас салонов хороших нет? – спросил Ник. – Тут же район приличный, вроде.
   - Просто хочу проверить слова Наташи.
   -  Ну, тоже вариант. Поехали тогда.
   Они доехали примерно до автовокзала и оттуда направились в Городок Нефтяников, пересев для этой цели на «десятый» трамвай. Володе досталось место рядом с Моисеем, Ник сел сзади. Кондукторша подошла к ним на следующей остановке, но все были готовы к её появлению, и она быстро вернулась на своё место.
   - У Чингисхана отец такие трамваи собирал, пока травму не получил, - вдруг сказал Ник. – Может, и этот тоже он в общем числе собирал.
   - А откуда ты это знаешь? – спросил Володя. – Он тебе рассказывал?
   - Я просто знаю, что Чингисхан жил в городе Усть-Катав, а там завод есть вагоностроительный. Это того завода аппарат.
   - А кто такой Чингисхан?
   - Олег, наш старший по технике безопасности и начальник автохозяйства. До того работал водителем на городских автобусах, там же, в Усть-Катаве.
   - А, теперь понял, - сказал Володя и углубился в молитву почти до самого конца пути.
                ****
   - Всей компанией на стрижку? – спросила Струбцина, одетая в джинсы, пастельно-розовый свитер и фартук «Londa». – Тогда подождите, если уж вы все ко мне. Сейчас юношу до ума доведу, и кто-то из вас первый пусть ко мне направляется. Маргарита Антоновна, – обратилась она к моложавой брюнетке, которой делали маникюр, – как вы себя чувствуете?
   - Вполне сносно, - ответила брюнетка, в облике которой Володя отметил, что она действительно чем-то похожа на испанку в духе старых фильмов (вполне может быть, что это и была пресловутая Босоногая Графиня). – Таня успела сходить за кормом для Изабеллы, молодец.
   - Покормила? – спросила Струбцина, начиная работу.
   - Нет, она сказала, что рано ещё.
   - Ладно, займёмся работой, - ведьма принялась за какого-то мальчишку лет одиннадцати. – И как вас стричь? – В двух чертах было обрисовано, что примерно надо, что для Струбцины было достаточным. Она орудовала своими инструментами так спокойно и легко, как будто для неё это была какая-то игра. Она по ходу уточняла какие-то мелочи, при этом, почти не прерывая стрижки. Когда работа была закончена, она приняла плату и сдала то, что оставалось. Обернулась к Нику, Моисею и Володе: – И с кого мне начинать?
   - Крамбамбулу сначала стриги, мы подождём, – сказал Ник. Моисей не возражал, и Володя уселся в кресло.
   - Вы голову мыли сегодня? – спросила ведьма.
   - Три дня назад, - ответил Володя.
   - Полагаю, что с этого и начнём, - Струбцина кивнула на раковину с приделанным к ней душем. Володя не стал возражать, благо, он успел рассмотреть прейскурант и мог не бояться того, что не хватит денег. Струбцина работала очень аккуратно, и Володя как-то забыл о времени, пока его голова находилась под струёй фена. – Так, а как вас стричь? – спросила ведьма.
   - Вот, примерно так, - Володя показал на уровне глаза, – состричь коротко, как только возможно. Остальное – я даже не знаю, просто думал сменить стрижку, от своей обычной устал уже.
   - Думаю, можно сделать модельную, - сказала Струбцина, – вам больше бы подошла «площадка» или «теннис» с вашей формой лица.
   - Я просто не знал, как бы объяснить это, - сказал Володя, – но последую вашему совету.
   Струбцина обернула его фирменной накидкой и достала расчёску и ножницы, начав обрабатывать голову по окружности, чтобы потом уже приступить к работе машинкой. Ведьма работала так же легко, как и с предыдущим клиентом, постепенно доводя голову Володи до какого-то более современного внешнего вида. Она уточняла мелкие детали стрижки, меж тем продолжая работу. Маргарита Антоновна освободилась и сказала, что сейчас идёт в магазин – купить молотого кофе и что-нибудь для выпечки. Получив дежурное «да, хорошо» от Струбцины, она попрощалась с Ником и Моисеем, которые обменялись с ней сдержанными рукопожатиями, а потом ушла. Струбцина пару раз прервалась, чтобы почистить машинку и сменить насадку, после чего завершила работу с верхом, а под конец сбрызнула всё одеколоном.
   - Вот, - сказала она, - смотрится неплохо. К этому что-то более современное из одежды – тот же спортивный стиль, – и будете вы, Владимир, смотреться просто замечательно.
   - Ну, действительно лучше, - согласился Володя, посмотрев на себя в зеркало. Стрижка теперь была куда лучше, чем обычный «комсомольский зачёс», который он носил всё это время. Правда, джинсы были не очень (этот фасон давно вышел из моды, надо сказать), да и остальное было не ахти, но это было делом поправимым. Достав деньги, он отдал их Струбцине, и та, покопавшись в кармане фартука, отдала Володе сдачу. Немного осталось, конечно, но Володя и не предполагал, что сегодня пойдёт сюда. – Спасибо. Благослови вас господь.
   - И вам того же, - ответила Струбцина, – а по четвергам – вдвое. Моисей, ты как обычно будешь?
   - Ну, да, мне просто подправить надо, - ответил еврей, усаживаясь в кресло, которое только что освободил Володя. – Голову я мыл сегодня.
   - Мог бы не говорить, я знаю, – ответила Струбцина. Володя оделся и натянул шапку – не то, чтобы было совсем уж холодно, но и не май месяц. Он попрощался с Моисеем и Ником, вышел из парикмахерской и пошёл к остановке трамвая – всё же надо было ехать домой.
   По пути он достал мобильник и позвонил матери, сказав, что он немного задержался – ходил в парикмахерскую. И заскочил в трамвай, добираясь до Бульвара Зелёного, откуда он пешком добрался до остановки «Школа милиции» и сел на троллейбус-«семёрку», которая довезла его до самого Одиннадцатого микрорайона, где он вышел, после чего обычным путём до дома, и оставалось только приложить магнитный ключ к домофону, чтобы войти в подъезд.
   Дома его ждала мать. Она была одна, и её что-то тревожило. Володя попытался её успокоить, сказав, что в суде всё прошло спокойно, а по пути домой с ним ничего не случилось. 
   - Володя, тут ко мне подошёл какой-то офицер и спросил: «Вы мать Володи Сапунова?», – сказала мать. – Я ему сказала, что это я – не лгать же мне, это не от бога. Так он спросил, где ты сейчас. Я сказала. Он помолчал так, а потом говорит: «Надежда Никаноровна за него молится». Ты не знаешь, кто это такая?
   - Она из православной церкви, – пояснил Володя. – Попыталась со мной говорить, когда я ездил к сёстрам из «Церкви Христа». А что тебя так испугало?
   - Да с этим судом всё кажется, что нам кто-то неприятности хочет доставить... Володя, тебя кто так замечательно подстриг?
   - Юля, парикмахерша из салона где-то в районе улицы Стрельникова. Кстати, работает она очень хорошо.
   - А зачем тебе туда было ездить?
   - А мне её рекомендовали с лучшей стороны. Я просто из суда выходил вместе с теми людьми из Красноярки, и двое из них поехали туда стричься, а я просто вместе с ними поехал. Они у неё постоянно стригутся.
   - Кто «они»?
   - Ник, Моисей Рабинович. Они же тоже по этому процессу проходят, показания дают по этой драке.
   - А они что там делали?
   - Мама, я же тебе сколько раз объяснял, они там за порядком следят на территории, и тут эта драка. Хорошо, что они вмешались, а то я уж думал, что прямо там венец мученика приму.
   - Поняла, - сказала мать. – А ты им говорил о господе?
   - Не до того было как-то, да и знаю я, как они на это реагируют. Молиться за них я буду, а вот лишний раз их назойливостью от бога отвращать незачем – они и так меня принимают так, «постольку, поскольку», Моисею вот не понравилось, что я к нему на «ты» обратился. Так что лучше делать работу для бога так, чтобы не оказывать ему медвежьих услуг.
   - Ну, наверное, тут ты прав, сынок, – сказала мать. – Они на самом деле не любят, когда им лезут в душу. Да даже обычные люди этого не любят. Но без молитвенной помощи их оставлять нельзя. Я даже за эту Свету из Верхнего Тагила молюсь, хотя только слышала о ней от тебя, и она давно уже дома.
   - Это какая Света из Верхнего Тагила? Не та учительница, которая себя Шакирой называет?
   - Кажется, она.
   - Хорошо, что она сейчас этого не знает, а то бы точно начала ставить защиту. Они все там от молитв за них защиту ставят. Не хотят, чтобы им к господу прийти помогли.
   - Душа-то хочет, – не согласилась мать. – А дьявол не даёт, обманывает, вот и ставят они эту защиту.
   - Мама, им это не объяснишь, – сказал Володя. – Сразу начинают смеяться или говорить, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Подруга этой самой Светы, Карина, сразу начала «забор» делать. Не то, чтобы магией, но говорит так, что сразу ясно, что она не хочет Иисуса принимать. Конечно, бог никого к себе за верёвку не тянет, но просто в один прекрасный день это может закончиться. И вот это плохо.
   - Согласна, - ответила мать. – Но в том-то и дело, сынок, что бог дал человеку свободный выбор, и тут уже дело человека, как им воспользоваться. А молиться за них надо.
   В этот момент раздался звонок телефона. Володя взял «трубу» и сказал: «Я слушаю».
   - Здравствуй, Володя, – послышался в трубке голос Ларисы. – Как ты там себя чувствуешь?
   - Хорошо чувствую, хвала господу, - ответил Володя. – А ты сама как?
   - Так же, - Лариса засмеялась. – А как у тебя дела на суде?
   - Пока всё хорошо. Только приезжал какой-то офицер, мама немного испугалась, думает, что нас православные запугать хотят, потому что из-за нас этот суд весь и начался. А так пока всё в порядке.
  - Володя, я не люблю, когда меня успокаивают, это не по-христиански. На самом деле всё в порядке, или ты всё-таки меня успокаиваешь?
   - Всё в порядке. Мне тут дали газету православную почитать, говорят, что есть для меня что-то приятное. Вероятно, они имеют в виду опровержение на ту статью, где какая-то Екатерина Иванченко написала, что тех фашистов в Красноярке, которые меня летом избили, охрана лагеря избила ни за что ни про что. Я ещё не читал, надо посмотреть, что они там нашли такого.
   - А что этой Иванченко до той драки?
   - Она ко мне подходила, просила, чтобы я выгородил на суде двоих скинхедов, которые тогда меня били, потому что их родные от этого сильно пострадают. Я сказал, что лгать не буду, а на мою защиту пришли две ведьмы, они на Иванченко и её подругу такого наговорили, что просто ужас. За что мне такая почесть, я пока не пойму, но плохо то, что это было с таким отношением. Да, Иванченко грешна тем, что так поступает, она только предполагает, что она с Иисусом, но её поступки говорят о том, что это не так. За неё молиться нужно, её пожалеть надо, но не так. Я надеюсь, что тот офицер не попадёт в поле зрения кого-нибудь из ведьм, а то узнают об этом Анжей и Моисей Рабинович – и тогда от этого офицера полетят клочки по закоулочкам, если они всегда так «ласково» обращаются с теми, кто их или их друзей обидел.
   - Ты стал их другом? – удивилась Лариса.
   - Сомневаюсь. Но то, что не врагом, это точно. Они мне помогали не раз. Я же раз за разом узнаю, что мне ведьмы помогали – то сбор денег на лечение организуют, то помогут моим родным телефон купить для меня. Кое-кто из них меня в больнице навещал, когда я там лежал. Заметь, из «Церкви Христа» почти никто не пришёл, только Оксана и Таня время от времени приходили и дежурили, когда могли. Вот, кстати, почему я оттуда ушёл-то.
   - Ладно, давай, поговорим об этом не по телефону. Где тебе удобнее?
   - Не знаю. Если бы была такая возможность, я бы с тобой сходил в новое кафе на Левом берегу, рядом с кинотеатром «Иртыш». Ты как думаешь?
   - Там не сильно дорого?
   - Не скажу, что дёшево, но и не баснословно дорого. Но рублей пятьсот на двоих захватить желательно. У меня шестьсот есть, которые можно свободно потратить.
   - Неплохая идея. Тогда завтра встречаемся у Школы милиции, а оттуда до «Снедина», если ты хочешь там посидеть.
   - Но если ты не хочешь, я не настаиваю.
   - Нет, всё в порядке, Володя. До завтра.
                ****
   - А почему они согласились напечатать опровержение?
   - Лариса, честное слово, я сам пока не знаю. Наверное, из-за того, что это всё вскрываться начало на суде над фашистами, которые меня били. Может, Иванченко не захотела сама попасть под суд? Не знаю.
   - Странно ещё и то, что за тебя вступились сатанисты. Ведь те люди, может, и не самые лучшие, но всё же христиане, как и ты, а твои знакомые всё же колдуны. А вступились за тебя.
   - Ну, насколько я так вижу, они к нам спокойно относятся, пока дело не доходит до того, что мы проповедуем и молимся за то, чтобы они обратились к Иисусу. А поскольку я не проявлял к ним зла, а от силы молюсь за них, то я для них лучше, чем эта Иванченко, она же выступала против них, требовала их запрета, да и друга Анжея уволила с работы за то, что он оккультист. Во всяком случае, Анжей что-то подобное говорил.
   - А как это на самом деле, ты не знаешь?
   - Я немного видел этого человека, и мне так показалось, что это вполне могло быть правдой, он ходит в куртке, на которой приделаны нашивки со знаками, которые я лично никак не могу назвать христианскими. И он не любит общаться с людьми не своего круга.
   - А что это за круг?
   - Неформалы, сатанисты, ведьмы – он вечно около них крутится. Не знаю, кем его там считают, но не выгоняют, да и общаются они явно по-дружески. Да и братья из «Церкви Христа» мне ещё когда говорили, что он то ли панк то ли сатанист, причём, очень давно. Так что понятно, почему он с этой Иванченко поссорился – она же православная.
   - Поняла. А ты знаешь, как его зовут?
   - По-моему, его зовут Александром, хотя они обычно зовут его Джеймсом. Просто тот же Анжей иногда его Саней называл. Значит, это настоящее имя, просто он не всем разрешает так себя называть. Ну, как та ведьма, о которой я тебе как-то говорил, Света. Она из Верхнего Тагила приезжала этим летом. Она вот тоже сначала представилась Шакирой, я случайно узнал, что её на самом деле Светой зовут, её так подруга назвала, с которой она вместе приехала в Омск.
   - Володя, извини, но ты мне об этой Свете говорил мельком, и я не слышала от тебя, что она так представилась.
   - Значит, я что-то напутал, но то, что я тебе говорю – чистая правда.
   - А почему так?
   - Ну, у неё есть такие черты, что... Ну, у неё причёска такая вот, да и лицом она заметно на Шакиру похожа, хотя я бы не сказал, что это такое сильное сходство. Но есть. Говорят, что её так даже ученики в школе называют.
   - Ну, так бывает, - согласилась Лариса. – Я сбилась с главной мысли... Спасибо, - официантка поставила на стол горячие блюда. – Так вот, Володя, я хотела у тебя спросить насчёт твоего ухода из «Церкви Христа». Ты просто ушёл, потому что обиделся на тех братьев, которые тебя не поняли?
   - Не совсем так, Лариса, - ответил Володя. – Я ушёл из церкви для того, чтобы прекратить то злословие, которое шло в мой адрес, так как это грех. И лучше будет, если я не буду ходить туда, чем кто-то из церкви будет нести на меня хулу, что само по себе очень плохо. И если они там боятся, что за мной кто-то уйдёт – что ж, пусть не будет в церкви того, кто может из благих побуждений сделать совсем не благое дело для церкви. Вот я и ушёл, чтобы не вводить в грех остальных. Если кто-то захочет со мной общаться из той церкви, я буду общаться с ними, лишь бы никто из нас не потерял спасения из-за этих разговоров. Вот как оно на самом деле.
   - Володя, не обманывай себя и меня, - ответила на это Лариса. – Во-первых, это не по-христиански. Во-вторых, я же вижу, что на самом деле тобой двигала обида на кого-то, кто прогнал тебя из церкви. И потом, я думаю, это не поможет тебе избавиться от проблем, которые ты, возможно, так пытался решить.
   Официантка поставила на стол чай и убрала пустую посуду со стола. Володя спросил, сколько он должен, официантка сказала, что сейчас будет счёт. Ушла, и тогда Лариса продолжила:
   - Смотри, ты вот попал в эту ситуацию с церковью, что тебя там не приняли из-за того, что ты сбросил со счетов говорение иными языками. Ты обиделся на обличение и ушёл. Дескать, я теперь буду говорить с теми, кто ценит Иисуса, а не третьестепенные правила...
   - Это тебе кто-то из них сказал?
   - Нет, твоя мама мне ещё когда всё рассказала. Вот и всё. Но дело не в этом, Володя. Ты просто ушёл с обидой, и это будет с тобой, эта горечь. А Иисус говорил, что перед общением с богом надо помириться с теми, с кем ты в ссоре, а уже потом молиться.
   - Помню, - сказал Володя, достав свою вечную (и по этой причине изрядно потрёпанную) Библию: – Вот оно: «Итак, если ты принесёшь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой». Ты об этом?
   - Да, Володя, - ответила Лариса. – Богу не угодно, чтобы ты ссорился с братьями своими, и он вряд ли понял тебя и принял твоё служение. Обиду, которую тебе причинили, надо простить. А ты ушёл из церкви с озлобленным сердцем.
   - Это ошибка, Лариса, - возразил Володя. – Ты говоришь, что я на них обиделся. Я не обижался. Я с самого начала простил их, ибо они неверно поняли дар господа и поставили это выше главного – любви. А если нет любви, то можно забыть обо всех дарах господа, ибо они будут не в пользу тебе и церкви. И я рассудил так: конечно, мне открылось в Писании то, что не говорение языками главное для христианина, а любовь к Иисусу и жизнь по слову его. Но то, что я это понял, не значит, что это поняли все, и кто-то может по-своему это понять и сказать: «Мне церковь не нужна, я сам прочту Писание и буду жить по слову господа». Я не ушёл бы, если бы на меня не разозлились бы такие братья, как Алексей. Но он начал впадать в грех злословия. Виной тому был я, так как мои слова ожесточили его. Значит, я стал причиной того, что он отходил от того, что заповедовал господь. Мне пришлось уйти. Если человек при разговоре со мной не будет поступать не по-христиански и не потеряет по этой причине спасения, я буду с ним общаться, укреплять его в господе или укрепляться в господе через него. А если он из-за меня злится и грешит, лучше я уйду, а за него буду просто молиться. Перестанет он на меня злиться, поймёт меня – и я буду общаться с ним. Вот как оно на самом деле.
   - Вот, счёт, - официантка положила перед ними книжечку с чеком. Володя положил в прозрачный кармашек сумму денег, немного большую, чем было написано в чеке, отложил книжку на край стола. Вернулся к чаю, а Лариса продолжила свою мысль:
   - Извини, значит, я что-то неправильно поняла, - сказала она. – А то я уже подумала, что ты с ними поссорился.
   - Нет, я как раз ушёл из-за того, что мог с ними поссориться. Чтобы не было греха ни с одной из сторон. Мне было не по себе от этого, но надо было всё решить так, чтобы никто не пострадал в результате. Но я за них за всех молюсь, это обязательно.
   - Ладно, - сказала Лариса, – не будем об этом. Я просто хотела пригласить тебя к нам в церковь, чтобы ты побывал на служении и помолился вместе с нами.
   - Я не знаю, когда.
   - На следующих выходных приходи, если в рабочие дни не получается.
   - Я подумаю, – сказал Володя и отставил в сторону чашку из-под чая. Лариса тоже допила свой чай, и они вышли из «Снедина», попрощавшись с обслугой.
   - А тут хорошо было, – улыбнулась Лариса, когда они с Володей вышли на улицу. – Ты часто сюда ходишь?
   - У меня не настолько много денег.
   - Жалко. Но всё равно спасибо, что пригласил.
   Они пошли  в сторону «Колизея» – Володя решил купить себе новый костюм, потому что старый выглядел как-то слишком провинциально, а он хотел выглядеть так, чтобы люди видели, что он о себе заботится. Лариса пошла за компанию, чему Володя был рад, так как лишний взгляд на твой вид помогает правильно выбрать костюм, чтобы он смотрелся хорошо. Ещё было бы неплохо купить белую рубашку и парочку галстуков – то, что было у него, уже выглядело удручающе, и с новым костюмом это не смотрелось бы никак. Хорошо, что он научился завязывать элементарно эти самые галстуки, так что уже завтра он будет выглядеть лучше, чем обычно. Конечно, Сергей Михайлович не придирался и к тому, что уже было на Володе, но новый костюм всё-таки лучше, да и Невеста Франкенштейна со Струбциной были правы насчёт его внешности.
                ****
   - О, да ты шикарно выглядишь, Володя! – Оксана оглядела его с головы до ног и спросила: – А что вдруг ты так стал меняться?
   - Юля, парикмахерша со Стрельникова, была права, когда сказала, что мне на самом деле нужно было сменить стрижку и одеваться более прилично.
   - Это та, которая с длинной косой? – спросил Юра, брат, который жил где-то в тех районах. – Она стрижёт очень хорошо, я сколько раз у неё стригся.
   - Да, её ещё друзья зовут Струбциной.
   - Руки у неё на самом деле очень сильные, – согласился Юра. – Она берёт тебя мягко, но прочно, если надо. Правда, она заблудшая, колдовством занимается, но чего у неё не отнимешь, так это умения стричь.
   - Слушай, – сказала Оксана, – я хочу вот что понять. Ты решил уйти из церкви совсем?
   - Честно говоря, я не знаю, – ответил ей Володя. – Я просто не хотел быть для других соблазном. Кто-то ушёл бы из церкви по моему примеру, кого-то при мне одолевало злословие, как только я подвергал сомнению то, что говорение языками у нас в церкви – на самом деле тот дар, который был дан апостолам. Сейчас я в этом ещё больше уверен, но я остаюсь христианином.
   - Уже хорошо, - подал голос находившийся в комнате Серёжа, ещё один брат из «Церкви Христа», который приехал помочь делом и молитвой Зине и Елене Петровне (та слегла в постель три дня назад). – Ты будь так добр, нам помоги прибраться, Зина одна не справляется.
   - Конечно, брат, – ответил Володя и начал помогать Оксане мыть окна и заклеивать их специальной лентой, чтобы не поддувало: погода становилась более холодной. Юра и Серёжа принялись за холодильник, а сама Зина заканчивала мыть пол в кухне. Володе всегда нравилось участвовать в таких походах к кому-нибудь, когда на самый последний план уходили такие сейчас неуместные канонические вопросы, а приходила любовь и служение в духе святом, сопровождаемое прославлением господа Иисуса пением и молитвами. Работа увлекла Володю с головой, он совсем не останавливался, завершив одно дело, а принимался помогать брату или сестре, у которых не всё было готово на тот момент. И когда квартира была приведена в порядок, а все собрались вокруг постели Елены Петровны, чтобы петь гимны богу и молиться, он соединил руки со всеми и начал просить господа об исцелении сестры Елены. Молитва его достигла настоящего накала именно сейчас, и отсутствие говорения языками не мешало ему говорить богу то, что он сейчас хотел сказать. Этот молитвенный жар он сохранял в себе всегда, и никакие передряги не мешали ему оставаться в таких отношениях с Иисусом во всё время от больницы и до сего дня – впрочем, как и всегда. Он хорошо чувствовал, как сила духа, которую он призвал в молитве, течёт к Елене Петровне вместе с такими же тёплыми и ласковыми потоками, которые проводили через себя другие. Он чувствовал, как они сминают гнетущее ощущение болезни, которое он ощущал в воздухе, едва переступив порог квартиры. Чувствовал, как этот поток принимают все, и как он идёт, соединяя в себе всех братьев и сестёр, что собрались здесь во имя Иисуса. А в Писании было сказано им же: «Где двое или трое во имя моё – там я». Это было так прекрасно, что с этим не хотелось расставаться. Но всё же Зина, когда было сказано дружное «аминь», напомнила, что она ждёт всех к столу.
   За столом завязалась беседа, темой которой стал судебный процесс над теми, кто избил Володю в Красноярке.
   - Володя, они говорят, что это всё неправда? – спросила Оксана. – Или они признали свою вину.
   - Они говорят, что это показательный процесс для Запада и тех, кто пугает народ фашистами, – ответил Володя. – Я не претендую на точность, но смысл именно такой. Говорят, что я виноват в этом, что я специально устроил эту драку, чтобы позвать охрану из лагеря, и охрана их там целенаправленно калечила. Ко мне подходили, когда было следствие ещё, начинали говорить, что эти люди хорошие, что у Раи Власенковой мать больная, а отец Миши Ведерникова не сможет содержать себя, если сына посадят. Один там был, его звали Степан Валерьевич, его Анжей с Ником Белогвардейцем называют, так он говорил, что эти оккультисты меня под крылышко взяли, что они мне помогают, потому что я работал против православных. Конечно, я знаю, что это всё глупости, я ведь из-за этого в больнице отлежался в своё время. Но в суде-то это надо доказывать. И это проблема большая.
   - А те охранники приходили на суд? – поинтересовался Юра.
   - Конечно. Они же меня вытащили оттуда. И знаешь, что меня поразило? Они не в чести у властей, вроде, их называют сектантами, а так смотрелось всё, будто они – хозяева ситуации. Тот же Анжей, которого я вот никак не могу назвать сильно вежливым и культурным, вёл себя спокойно, не хамил там никому. А там Ведерников начал рассказывать, как на них помои лили, что они якобы на территории пляжа мусор кидали. Я не знаю, что ещё там накидали, не считая тех книг, которые я вёз в Красноярку, чтобы истину во Христе Иисусе проповедовать, но они эти книги рвали и разбрасывали. Как они не порвали ни один Новый Завет, я не знаю, потому что у них глаза были такие, как будто в них бесы сидят во всех.
   - А, по-твоему, сила господа так мала, что он не помешает рвать Писание? – спросила Зина. – Они наверняка видели, что это за книга. Да и во Христа они хоть немного, но веруют, пусть и поступают не по-христиански.
   - Зина, – сказал Володя, – сотни тысяч людей по разным причинам рвали Писание, даже зная, что это за книга. А то, что они христиане, я даже и не сомневаюсь. Другое дело, что они христианство неправильно понимают. Я за них молился, а они поняли это, как колдовство – и мне ещё и за мои молитвы досталось. Они уткнулись в частности служения господу и за ними не видят Иисуса и его подлинного учения. Я из-за этого ушёл после того разговора с Алексеем. Мне меньше всего нужны способы веры, вот что главное. Я хочу быть с господом и следовать его истине, а как конкретно я это буду делать, не имеет значения, лишь бы я делал это от сердца и всегда пребывал в молитве и служении господу.
   - Хорошо бы, брат, если бы это не сопровождалось таким вот уходом из церкви, – проговорил Серёжа. – Я ведь знаю, как ты ушёл в тот раз, Володя. Понимаю, что Алексей был неправ, обвиняя тебя так, будто ты отвергаешь Иисуса, но ведь те несколько человек в церкви, которые не поняли твоих слов насчёт дара иных языков – ещё не вся церковь.
   - Если я в той или иной форме послужил причиной для греха злословия или иного какого греха, то я сам должен уйти из церкви, чтобы люди не грешили из-за меня. Ещё хуже было бы, если бы я продолжил говорить с Алексеем – мог бы сам опуститься до злословия, а это уже совсем скверно. Я просто оборвал возможную цепочку греха в церкви и в своём сердце. А если тебе кто-то сказал, что я ухожу в «Христианский город» или ещё куда-нибудь, то я пока ещё ничего не решил на этот счёт, так что рано они все говорят о чём-то. Да, я туда пойду, но пойду из чистого интереса. Насовсем я туда не ухожу пока, и вообще, давайте, сначала пусть что-то произойдёт, а потом все будут это обсуждать.
   - Володя, – сказала ему Оксана, – я не знаю, кто в церкви это говорит, я вот лично это услышала только что от тебя. Я знаю, что у тебя мама ходит в эту церковь, но что ты туда собрался, я услышала от тебя сейчас.
   - На самом деле, брат, – продолжил Серёжа, – я не знаю, что ты там решил насчёт «Христианского города», но вообще это твоё личное дело, если уж так честно сказать. Ты ведь не отрекаешься от Иисуса – и ты прав в том, что это главнее всего на свете. Просто мы думали, что ты так обиделся на Алексея, что решил вообще от нас уйти.
   - Но ведь ты же пришёл к нам и помогаешь, – подхватила эстафету Зина. – Я рада, что ты не забываешь нас и помогаешь тем, кто в беде. Но на Алексея и Пашу с Катей ты зря так обижаешься. Конечно, они люди, они не Иисус, тоже имели в себе грех, но ведь бог же их простил, когда они покаялись, он им послал Иисуса для того, чтобы они спаслись. Они могли тебя неправильно понять, а от этого и вся ревность. Кстати, ты ушёл и не знаешь одной вещи.
   - И какой вещи я не знаю? – спросил Володя.
   - Алексей просил тебе передать, что он хочет перед тобой извиниться за тогдашнее поведение, и Паша с Катей тоже.
   - Зина, я знаю этих людей не меньше, чем ты, – ответил на это Володя. – То есть я знаю цену всем их извинениям. Поэтому я в церковь больше не приду, так как они опять будут грешить из-за меня. Я ведь сказал, что не вижу в том, что они называют «даром иных языков» настоящего апостольского дара. Это набор слогов, а не язык, и он не помогает общаться с людьми, которые не говорят на твоём языке. Помочь брату или сестре молитвой или добрым делом – всегда. Я здесь именно поэтому. Понадобится кому-то из вас моя помощь – я приду без лишних вопросов. Для меня брат во Христе – не прихожанин одной со мной церкви, а человек, за которого страдал Иисус, и если ему нужна моя помощь, я не откажу ему. Но умножать грех и нести в церковь соблазн и сомнения нельзя. Поэтому я теперь сам для себя закрыл дверь в «Церковь Христа».
   - Хорошо, – сказала Зина, – мы не будем настаивать, ты сам решишь для себя, будешь ты ходить к нам в церковь или нет. Но мы все молимся за тебя, чтобы ты не потерял спасения, а тот суд был в твою пользу.
                ****
   - Володя? – Вадим, брат из «Христианского города», оглянулся и заметил, как рядом с ним встал Володя. – Ты здесь какими судьбами?
   - Я то же самое могу спросить у тебя. Просто шёл мимо, вижу вас. Вам никакая помощь не нужна?
   - Не знаю, – Вадим замялся. –  Я сейчас у Виталия Георгиевича спрошу, может, надо помочь выгрузить и установить аппаратуру, – он отошёл в сторону, поговорил с хорошо одетым мужчиной средних лет, вернулся к Володе. – Да, будь другом, помоги, если не сложно.
   - Не сложно, – ответил Володя и вместе с Вадимом начал таскать колонки и ставить их на сцену, на которой намечалось представление. Здесь, в не слишком посещаемом народом кинотеатре, «Христианский город» должен был разыгрывать представление, сосредоточенное вокруг проповеди об Иисусе, на которую мог прийти любой желающий. Мамы рядом не было, но она наверняка придёт – она ведь не просто ходила в церковь, а трудилась для неё, как могла. Значит, просто ещё не приехала.
   - О, ты здесь? – Лариса очутилась рядом. – Твоя мама скоро приедет, она звонила из автобуса, уже едет сюда. А ты решил приехать?
   - Нет, просто проходил мимо, а тут Вадим. Я подумал, что могу чем-нибудь помочь.
   - Спасибо, - сказала ему Лариса. – Побегу-ка я переодеваться, а то мне сегодня играть в сценке, сестра, которая должна была играть эту роль, ненароком ногу сломала, не смогла сегодня прийти. А я роль знаю, сама помогала ей учить.
   - Хорошо, – сказал Володя, – я посмотрю, как ты выступишь. Просто интересно, ты ведь рассказывала.
   Лариса ушла. На сцене настраивали аппаратуру, а Володя просто ходил по залу и размышлял. Похоже на то, что в Ларисе он начал искать не только сестру по вере. Конечно, он понимал, как христианин, что есть вещи первостепенной важности – такие, как спасение. Но ведь семья не осуждалась в Писании. Другое дело, что Лариса могла быть замужем, а это означало то, что все попытки смотреть на неё иначе, как на сестру по вере, необходимо было прекратить, дабы не грешить против седьмой заповеди господней. Да и то, что мир на грани конца, говорило о том, что сейчас он не должен терять спасение. С другой стороны, Лариса тоже была к нему... Она слишком близко подходила для сестры по вере, и это вселяло надежду, так как Володя был не только христианином, но и живым человеком, которому не было чуждо ничто человеческое, в числе чего было влечение к женщине. Он всегда вспоминал, какое впечатление на него производили те же ведьмы, но отдавал себе отчёт в том, что многие из них были замужем, а остальные... Впрочем, хоть бы и все они были свободны, но ведь он не хотел умножать грех, поэтому всегда концентрировался на том, чтобы говорить им об Иисусе Христе и спасении, которое они обретут, приняв его помощь. И всё же перед глазами было немало примеров тех, кто не переставал быть христианином и создавал семью, будучи светом неверующей половине и духовной опорой тому, кто верит.
   - Володя, ты как здесь оказался? – мать подошла сзади как-то незаметно.
   - Просто шёл мимо и решил помочь людям. А тут ещё и Лариса, да и ты вот пришла.
   - Ну, вот и хорошо, – сказала мать. – А то всё сам в себе перевариваешь, ни с кем духовно по-настоящему не общаешься.
   - Мама, ты, наверное, под духовным общением понимаешь хождение в церковь, – сказал Володя. – А я общаюсь с братьями и сёстрами, если в этом есть необходимость. На днях к Елене Петровне заходил.
   - А что с ней?
   - Болеет она сильно, с постели не встаёт. Я молился с братьями и сёстрами за её выздоровление, помогал Зине – они же вдвоём живут, и Зине тоже нелегко приходится. Мы пришли ей помогать.
   - Всё равно хорошо, что ты пришёл в церковь к нам. Хоть легче будет выдерживать нападения дьявола.
   - Елизавета Павловна, – к Володе и его матери подошёл какой-то молодой человек, – это кто?
   - Это мой сын, Володя, – пояснила мать. – Володя, это Коля Барсуков, он у нас в некоторых сценках играет. Сегодня будет Христа играть в сценке о десяти девах.
   - Хорошо, я посмотрю, – сказал Володя. – Мне Лариса столько обо всём этом рассказывала, что поневоле стало интересно.
   - А ты веришь в бога? – спросил Барсуков.
   - Разумеется, у меня и папа верующий был, только он не сюда ходил, а в «Церковь Христа», и я тоже туда ходил, пока не прочитал в Библии, что они неправильно понимали дар иных языков.
   - А ты не признаёшь этот дар?
   - У меня его нет. Была тарабарщина, которую я за него принимал, но вот самого дара мне как-то господь не дал, я и немецкий, который в школе учил, плохо помню. Главное не в этом, брат. Я верю в Иисуса и следую слову его в меру сил своих – вот это важно. А какой дар мне даст бог – это решать ему.
   - Хорошо, брат, что ты так доверяешь господу, – сказал Барсуков, и Володя снова остался один, погружённый в размышления о Ларисе. В первый раз он чувствовал нечто в том месте, которое он некогда всецело отдавал Иисусу, что не имело отношения к Сыну Божьему. Конечно, он не забыл бы Иисуса никогда, но до сих пор это было вряд ли представимо для него. Разумеется, он будет молиться, чтобы мысли о том, что не касается спасения, не стали для него всем, и это не отняло бы у него сокровище, которое дороже любых изумрудов и серебра. Да, безусловно, господь сказал в Писании: «Не добро быть человеку одному». Да, апостолы писали о том, что семейная жизнь имеет право на существование, но это – только здесь, сейчас, а очень скоро (хоть о дне том и часе никто и не знает) начнутся суды божьи, и тот, кто не сумел вытерпеть гонения и страсти последних дней, не будет поставлен по правую руку Иисуса. Всё это сейчас обрушилось на него, и надо было идти узкими вратами к спасению или забыть о нём и войти на тропу, ведущую в то место, где будет плач и скрежет зубов.
   Но действо всё же началось. Концерт предварила молитва, почти такая же, как и в «Церкви Христа», после чего попеременно выступали с проповедью уже знакомый Володе Виталий Георгиевич и какая-то улыбчивая женщина средних лет, хорошо одетая, симпатичная, с короткой стрижкой. Музыканты ансамбля  «Христианского города» пели песни об Иисусе, положенные на вполне современные мелодии, а танцевальный ансамбль, носивший название «Огонь господа» танцевал свои танцы. Это немного напоминало то, что было и в «Церкви Христа», если не считать танцевального коллектива, а что же до уровня работы, то Володя был бы безмерно счастлив получить от господа дар так его прославлять: пел он, если честно, так себе, танцами, вроде, никогда не увлекался, а актёрский дар он в себе ещё меньше замечал.
   Лариса вышла в сценке о десяти девах и женихе. Ей досталась роль одной из неразумных дев, которые вместо того, чтобы купить вовремя масло для светильников, занимались своими делами – одна играла в компьютерные игры, другая ходила в кино, третья (Лариса, к слову) проводила время в косметическом салоне, четвёртая отплясывала на дискотеке, а пятая девица отдыхала в кафе с юношей. Итог был закономерен: одетый в золотую одежду Коля Барсуков, представляющий Иисуса, позвал с собой только пятерых мудрых дев, оставив тех, кто не готовился, перед надвигающейся адской мглой. Всё это Володя (минус поправки на современный ветер) хорошо знал из Писания. Игра Ларисы ему понравилась, у неё забавно получилась всё ещё по инерции дующая на ноготки модница, для которой её внешность важнее, чем всё важное (хотя сама Лариса такой не была).
   Всё завершилось молитвой благодарности господу за то, что вообще была возможность всё это провести. Володя присоединился к этой молитве, уже немного оставив в стороне мысли о Ларисе и вернув своё сознание к Иисусу Христу. Что ж, здесь было неплохо, и никаких проблем, кто и как славит Иисуса. Можно было присоединиться к этому хору, не забывая и других братьев и сестёр во Христе Иисусе.
   - Володя, – к нему подошла Лариса, – тебе понравилось, как мы сегодня выступили?
   - Очень. У тебя эта модница забавно получилась, хорошо показывает, как это глупо – так излишне серьёзно относиться к внешнему виду.
   - Не знаю, Володя, – ответил на это Барсуков, – Иисус говорил как раз о том, что унылое лицо в пост – это и есть неправильное понимание веры в бога, если даже не лицемерие.
   - Брат, – произнёс Володя, – я согласен с тобой, что нельзя доводить это до крайности. Я так скажу: летом, когда в Красноярке была наша конференция, а неподалёку ведьмы свою проводили, я пришёл, и мне было очень стыдно, что я пришёл с дыркой на носке. Ещё хуже было то, что это обнаружилось, когда Анжей, поляк из Красноярки, попросил одну ведьму из Екатеринбурга, Карину, зашить мне носок.
   - Это, конечно, упущение с твоей стороны. Ведьмы эти увидели не очень уж и приглядный образ человека, который верит во Христа, и для них это было лишним поводом не принимать господа Иисуса царём. Спорить с тем, что Иисус и спасение в нём важнее всего, а бог даст в царстве своём тем, кто в него попадёт, белые одежды и венец, глупо. Но здесь ты должен выглядеть так, чтобы люди понимали, что ты – один из них, и всё различие в том, что ты во Христе Иисусе, а они пока нет. Они должны увидеть, что христиане – нормальные люди, которые ведут себя нормально, выглядят хорошо. Тогда ты будешь лучшим носителем Слова Божьего. И ещё раз, Володя: ничто не должно доходить до крайности. Ты выглядишь хорошо, но ты делаешь это для Иисуса. Ты содержишь своё тело в должной форме, чтобы легко было ходить по Земле и приводить людей к Иисусу.
   - Я не стал бы стричься по-новому и менять одежду, если бы так не мыслил. Я говорил, что Лариса... Что сценка эта очень правильная, и нам надо быть готовым к приходу Иисуса сюда.
   - А остальное тебе меньше понравилось?
   - Почему? – Володя удивился. – Я только одного не понял: зачем это вам нужно было использовать для одного танцевального номера музыку, которая сопровождает языческие пляски?
   - Песня Русланы? – удивлённо спросила его Лариса. – Чем она тебе так не угодила? Почему вдруг языческие пляски?
   - Видимо, ты сам номер этой Русланы не видела, – сказал Володя. – Я один раз как-то увидел это по телевизору, и сами наряды, как всё сделано было – это просто язычество настоящее.
   - Не знаю, Володя, – ответила ему Лариса. – Тут я ничего сказать не могу, да и спорить – это не удел христианина. Я видела этот номер, честно говоря, он мне тоже не слишком понравился, но на наших девочек ты зря накинулся.
   - Я накинулся, как ты говоришь, не на них, а на эту музыку, – в некотором смущении проговорил Володя. – Не очень правильно использовать для дела Иисуса то, что связано с миром язычества. Надо полностью понимать, что ты берёшь для номера. Может, эта песня богохульная?
   - Вы знаете, о чём она? – спросила его одна из участниц танцевального ансамбля (её Барсуков представил, как Настю).
   - К сожалению, я не знаю, о чём эта песня, сестра, но лучше поберечься от возможной хулы на бога, чем потом за это на суде господнем отвечать. Я не говорю, что остальное было плохо, напротив, это было замечательно, но ведь в других ваших номерах, замечу, не использовалась музыка, задействованная в прославлении язычества. Простите меня, если вас это обидело, я просто высказал мнение христианина на этот счёт – другого у меня нет.
   - Да, собственно, я и не обиделась, – Настя пожала плечами. – Просто я не совсем поняла, почему вдруг вы назвали эту музыку языческой.
   - Не всю, сестра, – сказал Володя. – Только одну песню. И я не претендую на то, чтобы вам что-то указывать. Настоящий христианин всегда начинает с себя, молится о том, чтобы бог наставил его на пути, чтобы не было таких шагов, которые уведут с узкого пути добродетели. Впрочем, я сейчас рискую, повести себя так, как не подобает христианину. Будьте благословенны.
   - Вы уходите? – спросила Настя.
   - Нет, я помогу погрузить аппаратуру, если вам понадобится помощь.
   - Нет, спасибо, Володя, вы и так помогли нам сегодня, – сказал Барсуков.
   - Володя, – к нему подошла мать, – ты сейчас домой?
   - Наверное, – ответил Володя. – А что, тебя подождать?
   - Если ты торопишься, то иди, я сейчас поеду к Ларисе, у неё сегодня будет собрание дома. Если хочешь, то можешь поехать с нами.
   - Да, я поеду, – сказал Володя, подумав, что было бы неплохо поговорить с Ларисой обо всём не здесь, среди такого скопления людей.
                ****
   - Игорь, здравствуй, – Володя подошёл к поклоннику восточного культа, тот кивком ответил на приветствие. – Что ты делаешь в городе?
   - Я за палочками поехал, у меня кончились.
   - Это такие, которые поджигают? – спросил Володя.
   - Да, а что? Ты считаешь это чем-то «от дьявола»?
   - Я считаю, что всё, что связано с колдовством и отвлекает от Иисуса, не от бога. А в нашем мире ты или действуешь в одной команде с богом, или же ты на стороне дьявола. Бог победит в любом случае, и тем, кто был с дьяволом, придётся уйти во тьму внешнюю, где плач и скрежет зубов. Неужели ты так этого хочешь, Игорь?
   - Я уже устал тебе повторять, Володя, что ты заблуждаешься. Это же всё глупые вымыслы людей, которые из учения любви сделали метод получения духовных дивидендов, то есть они получают души тех, кому сумели внушить своё представление об Иисусе. Христианские церкви тем или иным образом продвигают под видом святых или правильно мыслящих людей тех, чьи идеи искажали учение Христа. Мартин Лютер создал свою Реформацию от злобы на католиков и злословил так, что Христа бы это бросило в дрожь. Другой его коллега, Жан Кальвин, считал, что спасутся немногие избранные, причём, не по делам и не по покаянию, а потому, что бог на кого-то пальцем ткнул наобум – а остальные могут быть стократ праведнее, но спасения не получат. Он повинен в смерти испанского хирурга Мигеля Сервета, которого якобы за колдовство сожгли на костре.
   - Ты ещё приведи Оригена.
   - Володя, Ориген к этому списку не имеет отношения, он-то как раз был из тех, кто отстаивал принцип любви, а бог (что ты и сам тысячу раз заученно повторял) есть любовь. И то, что бог есть любовь, не даёт основания для тех умозаключений, которые ты отстаиваешь, не стесняясь злословия и вражды с теми, кто не принял твоей истины.
   - Это не моя истина, это истина господа. И если бы я враждовал с тобой или ещё кем-нибудь, я бы не давал ему то сокровище, которое ты так неразумно отвергаешь. Вот оно как, Игорь. А вот то, что ты замечаешь в чужом глазу сучок, не видя в своём толстого бревна, это вот ты считаешь правильным. Истина, если так посмотреть, никогда не принадлежала христианам, а вот те, кто распял в себе Христа, избрав служение какому-нибудь Кришне или Куту Хуми, никогда от этой истины не отходили.
   - Знаешь, Володя, некто Козьма Прутков сказал мудрую вещь: «Рассуждай токмо о том, о чём твои понятия тебе сие дозволяют. Так: не зная законов языка ирокезского, можешь ли ты сделать по сему предмету такое суждение, которое не было бы неосновательно и глупо?» А что до «сучка в глазу», то мне лично так кажется, что ты просто напичкан библейскими цитатами и образами, и это есть твой стиль изъяснения с людьми.
   - А при чём тут Прутков и ирокезский язык?
   - Ты упоминаешь имена, которые от кого-то услышал, и об этих именах и их носителях тебе известно только то, что они входят в сферу той «восточной ереси», которую ты во мне ненавидишь. Сказал тебе кто-то «сведущий», так сказать, в Учении Вознесённых Владык, что есть такой бес восточный или идол, а, может, просто лжеучитель Кут Хуми – ты взял, да и прилепил его сюда вместе с давно «известным» тебе Кришной. Истина не во мне и не в тебе, и даже, как ни странно, не в Куте Хуми или Иисусе. Истина – это часть Высшей Космической Силы, и её уже принимали Иисус, Будда, Эль Мориа, Кут Хуми, Шри Чайтанья, Аммачи и Сатья Саи Баба, чтобы передать нам, а мы уже должны воспользоваться этим для своего развития, и однажды стать такими, как эти учителя.
   - Хорошо же поработал в твоей душе сатана, Игорь, что ты так настойчиво отвергаешь Иисуса и спасение через него. Всё тебе не нравится – обличение грехов, употребление имён, которые я, как ты тут говоришь, не знаю (если честно, знать я их не хочу – мне важнее всего Иисус). А бог говорил: «Кого я люблю, тех я обличаю и наказываю». Родители наказывают детей, если те совершают неправильные поступки. Иначе дети бы могли совершить такое, что могло бы стоить им жизни. Люди тоже грешат, и им от бога за это даётся наказание, чтобы они поняли, что так нельзя.
   - Значит, ты у нас – бог? Или глашатай бога?
   - Игорь, я лишь слуга господа, который делает его дело, и если господь скажет мне, что мне уготовано быть его, как ты говоришь, глашатаем, я буду им ровно столько, сколько захочет бог. И ты можешь говорить, что угодно обо мне, я лишь буду за тебя молиться, чтобы ты приказал дьяволу: «Именем Иисуса Христа я приказываю тебе, дьявол, убраться отсюда вон!»
   - Бугага, - раздалось сзади. – Дьявол приобщился к Интернету и нашёл там сайты «падонкафф и дэбилофф», где ему шибко так понравилось сие весёлое выражение. После чего он сказал: «Хорошо, любезнейший, что я сейчас не занят приёмом пищи, а то пришлось бы Гелле просить Фагота стукнуть меня по спине, как он один это умеет».
   - Анжей? – спросил Володя, оборачиваясь.
   - Уже тридцать два года Анжей, в январе тридцать третий брякнет. Что ты орёшь, как будто дьявола увидел? Там уже на тебя менты оглядываются, чтоб забрать и «анальгину» дать много по хребтине.
   - А ты что здесь делаешь?
   - А я в «Голландию» иду, чай пить, – поляк светился от счастья. – Русские педики получили ещё один тычок в пятак. Ты же был на суде?
   - Володя, это тот Анжей, о котором ты всё время упоминаешь?
   - Да. Анжей, это Игорь, мой сосед.
   - Очень приятно, пан «шамбалист», мне о вас пани Антонина рассказывала много. Так вот, к вопросу бледнолицых...
   - А вы что, индеец? – спросил Игорь.
   - Вообще-то всегда был поляк. Индейцы обычно среди сербов встречаются, и каждого зовут Гойко Митич. Но к вопросам педиков.
   - Анжей, перестань матерно ругаться.
   - Так вот, про этих, которые в задилище с Розенбергом сношаются. Морон же тут наговорил восемнадцать коробов интересных сведений. Сдаётся мне, что адвокатура беспомощно разведёт передними лапками и умоет оные, ибо вся эта шобла сядет в тюрьму. Это Кате тут начали помогать всякие придури вроде Андрюши Горлопана.
   - Он бандит? – спросил Володя.
   - Он жулик, как и все умеренно правые политики в этой гомосексуальной стране. Издаёт «коровьи» газеты и нацистский агитпроп. Летом этот белый ушлёпок устраивал на Левом соревнования для дворов – за собой отпиленное бревно на Путилове не убрал. Формально, по-моему, этим всем занималась местная «дуська» в комплексе с КТОСом и детским клубом, то есть Крыса Константиновна и Галя Подтурахина (бывшие коллеги Лахудры по РОД и нынешние – по оральному сексу с московскими бледнолицыми у властной кормушки). Но и Горлопан там отмечался, как организатор. Так что теперь с ней чуть сложнее справиться, Андрюша же на дядю Лёню завязки имеет не самые кислые. Это ж**а, конечно. Но и мы тоже не из бумаги, и если герр Горлопан чего выкинет, в Красноярке может не появляться – я его буду ждать с бензопилой и в кожаной маске.
   - А что ты так его не любишь? – поинтересовался Володя.
   - В начале августа этот хмырь накапал через свои каналы в управление культуры, и концерт наш в «Джаз-кафе» сорвался. Администрация кафе, разумеется, извинилась, и мы там через две недели те же группы выставили. Но оставлять такие гадости без ответа нельзя. Иначе Горлопан возомнит, что ему можно так поступать, и Иванченко тоже. Они же вместе это дело с кафе провернули. Причём, группы были не самые страшные – РАДИОФОРМАТ, СПИРАЛЬ БРУНО и ХРОНИЧЕСКИЕ МАРСИАНЕ. Танька не забыла, что она в прошлом хиппи, а ныне ведьма, Стас немного мягче меня, его группа – чистое развлечение для публики, а Марс и вовсе буддист. Какие проблемы? А нашлись проблемы, что это мои протеже. Значит, патриотов будут матом крыть. А там никто никого матом не крыл – СПИРАЛЬ БРУНО выставила лирическую программу, Танька Флауэр Пауэр политических тем как-то не поднимает, а Марс вообще там делал программу, которую он под влиянием GABIN писал в своё время. Подкопались. Хорошо, что потом всё удалось как-то вернуть в нормальное русло. Но ведь это же свинство, если не что похуже. За такое морду бьют.
   - Анжей, а разве это правильно? – спросил Игорь. – Я насчёт «морды». Вы же откровенно выступаете против патриотизма, так что всё нормально, если разобраться. Конечно, так тоже нельзя, но и вы не невинные младенцы.
   - Некто Бернард Шоу сказал умную вещь: «Как здоровый организм не замечает свой позвоночник, так и здоровое общество – свою национальную принадлежность». Мы, по сути вопроса, являемся санитарами этой страны, и все эти долбо**ы должны сказать спасибо, что мы уничтожаем их вонючий труп, которому они курят росный ладан, мастурбируя на портрет дяди Васи Розанова, от которого они взяли один из основных постулатов. Хотя, что это я так, пан ведь «шамбалист», а они чтят Николая Константиновича и Елену Ивановну, кои есть истинные русские (а не российские) фашисты, и как раз пана Розанова уважают.
   - Вы имеете в виду Рерихов?
   - Точно так, господин Чейзер. А чтобы добить тему того, что надо делать с «бело-сине-красными», я скажу вот что: их вонючий кадавр надо сжечь в огне пролетарской революции. Точнее, не пролетарской, а рабочего класса, так как пролетарий – это человек, который ничего не может дать стране, не считая детишек. «Proles» в переводе с латыни – «потомство». И когда будет революция, то эта белая мразь двинет кони, и можно будет построить новый мир, в котором не нужно будет оплачивать работу родильной машины, чтобы закрывать идиотами демографическую брешь, а также создавать всякие там общественные конторы и прочую профсоюзную мафию. Только для этого не нужно городить халалай и скакать по городу с брошюрками имени Кеннета Хейгина или иным мусором. Начать хотя бы с того, что ты выйдешь в свой двор и поможешь дворникам убрать мусор, поставишь урны во дворе и будешь каждого русского ушлёпка, который кинул пакет с помойкой из окна, долбать по маковке, пока он не научится кидать мусор в положенное место, или его не хватит «Кондратий». Ты же помнишь, Крамбамбула, я тебе как-то рассказывал, да и Струбцина Лахудре и Травниковой это на вид поставила, по-моему, что они там, где тебя лупили, накидали окурков и тары от пива? Им и за это досталось.
   - Ладно, до свидания, – сказал Игорь, – мне домой пора.
   - Ну, счастливо, – сказал поляк. Володя присоединился. – Хотя, конечно, ты вполне можешь сказать, что безбожная революция была плоха тем, что все отвергли господа. А вот то, что закон, который п*д*р*сы отменили в 1997 году, давал реально равные права всем религиям в этой стране, как?
   - Но ведь преследовали же.
   - Тогда процветало двурушничество, и как раз бледнолицые там имели влияние (за что спасибо товарищу Сталину). А в Перестройку и далее до 1997 года этот закон действовал. И многие смогли стать теми, кто они есть сейчас, потому что у них было право, которое можно было реализовать. Да, было очень тяжело, но все рубежи эпох такие, особенно, если ты лентяй, и у тебя в голове вместо мозгов сменные модули – что хочешь, то и пихай. А им, педикам белым, это невыгодно, когда человек сам думает. Он тогда не будет жрать ту идеологическую баланду, которую они ему пытаются скормить. И вся их болтовня – коту под хвост. Поэтому они собирают вокруг себя тех, кто научился почитанию и умилению, засоряют им мозги угрозой того, что им у жирного корыта перехватим горло мы, жиды и фармазоны, а страх для всех арийцев – это начало боевой храбрости. Они воюют за то, что их империя им даст сытный харч и удобную идею. А за счёт чего – их не е**т. Поэтому эти твари избили тебя, поэтому Катя накапала на нас Горлопану, и пока я со всем нашим воинством катался в Москву, на «Свободу совести», утрясался вопрос с управлением культуры, чтобы нас не трогали. Постарался Андрюша. А кто ему жаловался – я уже говорил.
   - А когда ты успел съездить?
   - На дворе какой месяц?
   - Октябрь. Четырнадцатое число, если тебе это так важно.
   - А мы двадцать шестого сентября работали в Москве. А послезавтра я сруливаю вместе с HEART OF GLASS в Штаты – уже решился вопрос. Если я нужен буду на суде со своими показаниями, то отвечу через электронную почту, договорились об этом. В Омске я буду от силы в конце декабря, скорее, даже в январе следующего года.
   - Ясно, – сказал Володя. – Слушай, ты же никуда не торопишься?
   - Я же иду в кофейню. Ладно, пошли, раз потрепаться хочешь.
                ****
   - Одно жалко, что Карина с Шакирой приедут в моё отсутствие. Их же на омские круги отрядили на практику, и тут совпало, что у Алсу Ибрагимовны одиннадцатого числа день рождения, тридцать два года будет. Светик же у неё будет круг вести, а Карине достались ученицы Натки Атлас.
   - А Наташа и Алсу? Что они на это?
   - Будут смотреть, как проходит практика, а потом Анне Андреевне скажут, как они на это смотрят, какой балл заслужили практикантки. Это передадут их преподам. Вот и всё.
   - А на кого их экзаменуют?
   - На препода. Мне, кстати, тоже предлагали в «Чёрном Братстве» молодых обучать, но мне агентства хватает по самое «не могу». У ведьм с этим чуть другая ситуация, там другая дисциплина, но нагрузка тоже приличная. Но тебе это всё не нужно, так как ты всё равно считаешь это всё злом, которое надо преодолевать повсеместно.
   - Ладно, если ты не хочешь со мной об этом, то я не буду спрашивать, – сказал Володя, принимая заказанный чай. – И ты прав, хотя я знаю, почему ты это сказал. Прав, потому что всё равно это остаётся заблуждением, и мне это не нужно, потому что я ищу истину, а она в Иисусе. Я вот что хотел у тебя спросить.
   - Ну, говори, я тебя слушаю со всем возможным вниманием.
   - Ты говорил, что у Светы, которую вы все Шакирой называете, аллергия на кошачью шерсть, а у вас там почти в каждом доме кошки.
   - Это не проблема, Шакиру поселят к кому-нибудь, кто кошек не держит, а у Карины аллергии на кошачью шерсть нет. И каждой из них дадут для работы «свой» ученический круг, чтобы они там, в круге, не «циклились» на  своём основном преподавателе. Кстати, правильный ход: если ты можешь учиться у любого человека, то быстрее вживёшься в любую среду, да и своей головой быстрее работать научишься.
   - Ладно, это всё опять же из мира магии, а я туда лезть не собираюсь. Ты вот лучше расскажи мне, что ты дальше думаешь делать после поездки на Запад. Суд я не упоминаю, сам жду, когда всё закончится.
   - На весну и начало лета думаю по Сибири только ездить, посмотрю, как публика примет. Если что – поговорю с польскими панками, может, кто в турне едет. Хотел поехать в Израиль, с ближневосточным составом Южную Европу прочесать – суд этот, да и там сейчас не до концертов, в Израиле опять мясорубка завертелась.
   - Я молюсь за этих людей, – сказал Володя. – Когда только могу. Тебе это, наверное, неинтересно.
   - Крамбамбула, знаешь, что у тебя плохо получается? – улыбнулся поляк, принимая салаты у официантки. – Благодарю панну... Ладно, снова к тебе, Крамбамбула. Так вот, ты очень плохо скрываешь то, что хочешь что-то сказать или спросить, но почему-то боишься.
   - Как ты это понял? – Володя чуть не упал со стула.
   - Кружишься вокруг да около, не знаешь, к чему бы ещё приступить. Опять белые гости приезжали?
   - Нет. Просто одна сестра из «Христианского города», Лариса. Я не знаю, что со мной такое случилось, но я чувствую, что она для меня становится уже не сестрой по вере...
   - Прости меня великодушно за дурацкий вопрос, Крамбамбула, – Анжей достал салфетку из салфетницы и протянул Володе. – Эта Лариса из себя какая? Симпатичная?
   - Ну, не то, чтобы такая ярко выраженная красавица, – сказал Володя, – но вполне симпатичная, старается выглядеть вполне современно, но скромно и опрятно. А это так важно?
   - По большому счёту, конечно, нет, но ты же физиологически здоровый товарищ, так что всё нормально. Тебе сколько лет?
   - На следующей неделе будет двадцать пять.
   - И ты никогда не испытывал подобного до Ларисы?
   - Если не иметь в виду плотского желания, которое испытываешь, когда видишь очень красивую женщину, то вряд ли. Но Лариса и сама по себе...
   - Есть такой момент, дорогой мой Крамбамбула, – сказал поляк, – он так называется: «внутреннее обаяние». Я таким вот образом свою жену увидел. Она не «Мисс Вселенная», такая, знаешь, из разряда «просто симпатичных», которых пруд пруди. Но я на неё запал, и теперь все те женщины, которые в моей жизни есть, если её в виду не иметь – просто мои подруги и знакомые. Меня, нескромно говоря, на Спайс и Струбцине молва народная «женила», но сейчас они для меня просто подруги, а она вот моя жена. Всё в норме. А ты, как христианин, вбил себе в голову то, что скоро будет Большой Барабум, и надо всем благовествовать, чтобы самому спастись. И любое такое нечто, которое лезет на место, которое, соответственно, отдано только Иисусу и спасению в нём, оказывается не очень желательным. Твоя вот эта Лариса, возможно, будет тем случаем, который «слаще мёда и сильнее льва», как в твоей настольной книге написано. И это к лучшему, поскольку это приведёт твои мозги в порядок, и ты не будешь так реагировать на любое «отвержение господа», как в Красноярке. Я же видел, что глазки у тебя были на мокром месте, ты разреветься боялся. Извини, я просто попытался в меру своих возможностей и понимания мира ответить на твой вопрос. Даже не знаю, Крамбамбула, это тебе лучше перетереть с Шакирой или Алькой, они в этом больше шарят, чем я, лучше объяснят.
   - Но я не слишком их хорошо знаю, чтобы об этом говорить.
   - Для вторжения на частную религиозную территорию тебе почему-то такого знакомства не требовалось? Не двинешь кони, если поговоришь об этом. Может, даже будет немного проще жить с этим делом, не боясь того, что это против Иисуса.
   - Анжей, вот о чём бы я тебя ещё раз попросил, так это о том, чтобы ты перестал богохульствовать. Это тебе вряд ли простится, когда начнутся суды, независимо от твоего уважения к иудеям или чего-то ещё.
   - Нет ничего богохульного в том, что писалось в твоей любимой книге, на которую ты так яростно ссылаешься. Кажется, Павел писал о том, что муж с женой имеют право заниматься «этим делом» не только для рождения детей, но и для своего удовольствия. Это писал тот же человек, который говорил, что лучше всего вообще оставаться безбрачным. Вот я о чём тебе говорил. А ты пока не можешь сказать: «Лариса, я к тебе питаю самые нежные чувства, и ты для меня не только сестра по вере». Боишься потеснить Иисуса в сердце. А ему там места вот так хватит, как хватает у огромного количества твоих единоверцев, которые состоят в браке и имеют детей, – оккультист провёл рукой над головой. – Это не проблема для Грапердуба. Это только для тебя проблема, потому что ты не в том месте проявляешь корректность. Как могут господа Коупленд и Хейгин (если только о них говорить) быть «во Христе Иисусе Гугагагага», имея взрослых детей, которые, если ты не забыл, когда из церкви сваливал, продолжают их дело? Молчу о баптистах, лютеранах и иных протестантах строгих толков. Им не аист этих детишек притащил, и не Иисус с неба сбросил. Извини, что я перешёл на не особенно тебе нужные лекции, просто надо было тебе объяснить, где ты ошибался. Другое дело, что ты женился на Ларисе, скажем, и она от тебя понесла. Это же ей правильное питание обеспечивать, уход с твоей стороны нужен, а когда она ляльку родит, это каждую ночь вставать на крик, менять пелёнки, первое время ежедневно купать, опять диета, по больницам с дитём шастать. Хорошо, если ты её в свой район жить переведёшь, в роддоме «колышка» спецы хорошие. А расти начинает, так надо одежду, и только первое время ты будешь обходиться чьими-то обносками. А в садик пошли – в поношенном задразнят чадушко твоё. Какой тут Иисус? Я тебе говорю сейчас со знанием дела – сам сына воспитываю. Тебе проще только в том, что ты не материшься, хотя пойдёт садик, а потом школа – и геморрой начинается. Но у других же как-то получается, логично?
   - Логично.
   - Значит, проблема раздута тобой, что и требовалось доказать. Просто забей на фанатизм большую флейту и поговори со своей Ларисой откровенно, сам на сам.
   - Шпикачки, – официантка поставила тарелку перед Анжеем. – А ваш суп я сейчас принесу, – сказала она Володе.
   - Спасибо, я подожду, – ответил тот.
   - Чай заваривать? – спросила официантка.
   - Нет, принесёте под конец, – сказал поляк.
   - Приятного аппетита, – официантка ушла к барной стойке. Володя взял салфетку и протянул Анжею.
   - Благодарю пана, – ответил тот.
   - Анжей, – продолжил Володя, – ты прав, если она свободна. Но очень даже может быть, что она замужем. Вот это всё перечёркивает.
   - Ну, может быть. Но может и не быть. Сначала выясни, как оно, а потом делай выводы. Но, раз твоя барышня начинает сама слишком близко к тебе подкатываться, то вряд ли она замужем, так как она тоже во Христе Иисусе, и ей седьмая заповедь – не х** на заборе, извини за резкость. Значит, она так же мыслит, как и ты. Ты всё-таки не тяни кота за хрен, узнай аккуратно, как оно с твоей Ларисой. Оно и лучше будет, если вы сойдётесь. Маман твоя тоже живой человек, старится с годами, тяжелее тебе помогать. Лариса тебе будет только в помощь, глядишь, так сумеете и быт улучшить. Конечно, это такой немного крестьянский взгляд на жизнь, но Верхотурье, в принципе, я бы городом не назвал, а я там очень долго прожил. И, так вот если хорошо посмотреть, ты на «обычной» женишься – вы друг друга понимать не будете, а она тебя лучше поймёт. Если всё так, как я думаю.
   - Хорошо бы, если бы ты был прав, – ответил Володя. – Ладно, закончим с этим. Я ещё кое-что хочу спросить. Насчёт вашего тура.
   - А что ты ещё хочешь знать?
   - Ты говорил, что там тебе будет помогать твой какой-то друг.
   - Нокс? Нокс мне помогает в Европе, а в Штатах половину помогает другой мужик, Хилли Крайстал, шеф «CBGB’s», а другую половину утрясла лично Дебби Харри, вокалистка BLONDIE. Ей наши девчонки больно симпатичны оказались. Не потому, что они её песни поют, она Ленку как раз за то ругала в своё время, что Ленка слишком Дебби копирует, а у неё есть свой неплохой голос.
   - С этим сложно спорить, Анжей, – Володя ненадолго оторвался от супа. – Я же слышал этих, как ты выражаешься, девчонок, и они на самом деле поют очень неплохо. Просто я не очень разбираюсь в том, насколько важна для них эта поездка.
   - С одной стороны, Крамбамбула, любому будет радостно поехать в турне с группой, которая для тебя – одна из лучших. С другой – какая бы ни была у девок ответственность (а BLONDIE – это тебе не провинциальная «Фабрика звёзд», это команда первой лиги), это очень серьёзный шаг. А уж если тебе за сие накидают в кошелёк много американских рублей, то это ещё лучше, так как это даёт тебе массу возможностей жить так, как тебе хочется, да и гитару хорошую ты в «Голубом огоньке» не купишь. Лучше на заказ, чтоб под тебя сделали. То же и остальное. Есть варианты, когда девки сказали бы: «Идите вы все на хрен». Но это не тот случай. А я туда поеду, чтобы встретиться с друзьями, которых сто лет не видел. И когда в Страну Быдла приедет Дэвид Бёрн? Или Патти Смит? А там мне легче с ними встретиться. Ричарда Хелла я тоже давно не видел. Хочу пообщаться.
   - Как-то легко ты об этом говоришь. Так посмотреть, ты то ту звезду знаешь, то другую.
   - Только своего профиля, и то далеко не всех. Просто есть общие знакомые. Скажем, знает Нокс по каким-то своим старым каналам Джона Пила, мир его атомам. Он ему принёс моё демо. Пил послушал, ему стало интересно. Он говорит: «Договорись с ним, чтобы он приехал ко мне в студию». Я сделал в студии BBC-1 концерт, его записали. Там англичане играли, с которыми я тогда проект делал, скинхеды. Постепенно я знакомлюсь с другими людьми. Так я познакомился с Джо Страммером из CLASH, с Чарли Харпером из UK SUBS, с более молодыми и менее известными ребятами. Через эту тусовку и усилиями Нокса я попал в список Хилли Крайстала, утряс дома все вопросы с документами и поехал в Штаты. Новые знакомства. И с теми же SONIC YOUTH или CRAMPS, с Хеллом я дружу, я общался с Игги Попом, с Патти Смит. Но я не могу похвастаться, что общался на самом деле со всеми, и мои знакомства такие по большей части – шапочные, как с Джулианом Коупом из TEARDROP EXPLODES. BOW WOW WOW я знаю «постольку, поскольку», их Нокс уломал девок в турне взять. Другое дело, что я в меру своих сил и возможностей использую полезные знакомства, чтобы развивать своё дело. Нам всем от этого хорошо. Если надо помочь – я помогу. А ежели вдруг мне помощь понадобится – друзья помогут. Только не говори, что ты сам так не делаешь.
   - Делаю, конечно, – ответил Володя. – Это же не плохо, ты сам признал.
   - Значит, это так для всех.
   - Ладно, – сказал на всё это Володя, – с этим разобрались. А вот одно дело меня интересует, я бы хотел спросить. Я такое слышал, что у тебя есть своя студия дома.
   - Твои источники были правы, это так. Но что тебе моя студия?
   - Я хотел узнать, ты пишешь только свои группы, которым помогаешь, или можешь ещё кому-то помочь?
   - Не знал, что ты музицируешь.
   - Не я. Сестра из нашей церкви, Таня, вы говорили про гитарные струны, как их мыть.
   - Крамбамбула, ты меня извини, но я тебе кое-что хочу объяснить.
   - Я тебя слушаю.
   - Видишь ли, дело в том, что я принципиально не продюсирую христиан, и не имеет значения, кто они – греко-ортодоксы, католики или протестанты. А что до платной студии, то этим я занимаюсь крайне редко, так как я там по большей части занят теми проектами, которые входят в мой продюсерский круг. Так же, как в сессию я не со всеми работать пойду. Деньги значения не имеют, надеюсь, ты это понял. Если тебе нужна хорошая студия, то я тебе могу дать наколку хорошую. Обычно-то я блатных не рекламирую, но тут случай особый. Запомни, Владимир: студия Сергея Рябова. Погоди, где-то у меня был телефон, – поляк достал бумажку и набросал на ней нужный номер телефона. – Вот. Он хапает достаточно дорого, конечно, но хапает за очень хорошую работу, это я тебе скажу, как звукооператор.
   Официантка принесла кофе, и Анжей попросил счёт. Когда официантка уже направилась к кассе, Володя сказал, что он будет платить за себя сам.
   - Хорошо, – сказала официантка. Пошла в сторону кассы, а Анжей взял сахарницу и насыпал немного сахара в кофе.
   - Крамбамбула, встряхни, сахар малость слежался, – сказал он.   
                ****
   Было уже прохладнее, чем в октябре. Не то, чтобы совсем зима (погода была на редкость тёплой для поздней осени), но новенький пуховик было бы неплохо застегнуть получше – простуду пока никто не отменял, даже именем Иисуса. Прохожие направлялись мимо по каким-то своим делам, всё так же напоминая собой какие-то механизмы. Они прятались за огоньки сигарет и шарфы, словно чего-то боялись. Будто никто не хотел ни с кем общаться, пускать чужих людей за свой «забор». Володя знал метод, который был для этих людей самым подходящим – принять Иисуса и довериться ему. Тогда никому никого уже не нужно будет бояться, ибо господь победит, и утрёт всякую слезу с глаз детей своих, и все они вместе воспоют ему хвалу. Вот только люди как-то не верили во всё это и отвергали слово господа, говоря Володе, чтобы он шёл своей дорогой. И порой ему было очень даже обидно выслушивать в свой адрес такое злословие. Но он опять шёл в этот мир и нёс слово господа людям, несмотря на те злые слова, которые он слышал в свой адрес. Ибо он знал: то, что ведомо верующим во Христа, не меньше знает и дьявол, и это раздражает его, поскольку он понимает, что его время давно истекло, и он проиграл, пусть даже в последней битве возрастут его сила и ярость.
   Но тут внимание Володи привлекли две женские фигуры. Так, конечно, ничего особенного, обычные тёплые куртки – красная на обладательнице чёрных волос, чёрная с оранжевыми вставками на мелированной, – синие с сероватым оттенком джинсы-клёш, чёрные сапожки на каблучке, на голове брюнетки красовалась чёрная облегающая шапочка, её спутница была в почти такой же, только верх был не совсем круглый, а немного сплющенный спереди и сзади. Но Володе эта пара кого-то очень напоминала, да и Анжей, когда они беседовали в «Голландской чашке», намекал, что в Омск едут ведьмы, которых Володя встретил в лагере Гагарина летом, когда совпали по времени конференции христиан и ведьм. Чёрненькая – это, наверное, Карина, с которой он неудачно поговорил, а мелированная вряд ли с такой пышной гривой была кем-то ещё кроме Шакиры. Володя понимал, что он вполне мог обознаться, так как видел их со спины, да и вряд ли они сильно желали с ним говорить после того, как он пытался склонить их к принятию Иисуса Христа господом. Но всё же он подошёл ближе.
   Шакира (если он не спутал её с кем-то) говорила по телефону с какой-то Викой. Фразы были короткие, почти телеграфные (видимо, не хватает денег на телефоне, или она их экономит). Слышалось «да», «ну», «вроде, всё», «а, теперь поняла», после чего разговор был окончен.
   - Карина, – раздался странно знакомый голос, – я масло подсолнечное не купила, – нет, это точно была Шакира, теперь Володя не сомневался. – У Вики масла осталось на донышке, она попросила купить.
   - Свет, – Карина слегка повернула голову к собеседнице, – так мы же уже купили оливковое масло, зачем ещё и подсолнечное?
   - Ты забыла, что у Алсушки одиннадцатого день рождения? Это для неё оливковое масло. А подсолнечное – это Вике, она только что позвонила, просила масла взять.
   - Тогда ясно. Слушай, мы же сейчас куда?
   - К Байбулатовым. Масло отдадим Руслану, пусть поставит куда-нибудь, чтоб не соблазняло. А Вика придёт туда, я ей подсолнечное масло и отдам.
   Володя ускорил шаг и направился в сторону этой пары. Не успел он даже подойти, не то, чтобы открыть рот и что-то сказать, как ведьмы синхронно повернулись в его сторону. Шакира тихо рассмеялась и сказала:
   - А я-то думаю, что этот тип за нами чешет, как будто ему в одно место скипидара плеснули? А это старый знакомый. Карина, помнишь, он тебе о господе говорил, а ты ему потом носок зашивала?
   - Владимир? Тот пятидесятник, который в «Смене» отдыхал?
   - Вы правильно помните, – сказал Володя. – А я сначала подумал, вы это или не вы. Анжей сказал, что вы приедете, жалел, что он не может с вами поговорить.
   - В курсе, что он в тур двинул, – бросила Шакира. – Ну, добрый день, Владимир.
   - Да, кстати, добрый день, – сказала Карина.
   - И вам тоже добрый день, – ответил Володя. – Вы надолго в Омск приехали?
   - Недельку ещё побудем – и домой поедем, – улыбнулась Карина. – А вы-то как? В переделку попали?
   - Вам Анжей рассказал?
   - Зачем? У вас передние зубы сильно красивые – значит, меняли. А ваш брат протестант как-то не склонен к лишнему эстетству, сколько я вас знаю, – усмехнулась Шакира «соответствующей» ухмылкой. – Кому-то вы межу переехали, значит.
   - Православные избили в Красноярке. Они сейчас под судом за это. Ваши друзья мне помогали – телефон купить помогли, я вот сумел-таки купить нормальный аппарат, не бывший в употреблении. А со своими я сейчас стал общаться только с теми, кто на меня не злословит. И, кстати, я давно уже понял, что «говорение языками», которое у нас в церкви практиковалось, не имеет отношения к апостольскому дару. Меня некоторые в церкви посчитали вероотступником, и мне пришлось уйти, чтобы их не вводить в грех. Но я не отверг Иисуса, и по-прежнему буду служить ему и говорить о нём, пока не начнутся суды. А вы учите магии?
   - Учимся, – поправила Карина. – Нас пока до преподавания не допускают. Но мы сначала пройдём практику, а там видно будет.
   - И вы колдуете?
   - Да, разумеется, – ответила Шакира. – Вы лучше о другом расскажите. Как ваши дела вообще? Я смотрю, вещи новые, да и сам человек только осанку свою страшную сохранил.
   - Да вот, начал себе новые вещи покупать, стрижку тоже сменил – решил по возможности выглядеть лучше, чтобы не было больше разговоров о «ложной скромности». Этим же не меня злословят, а церковь, христиан злословят. И не хотят из-за этого принимать Иисуса. А что ещё? Познакомился с новыми людьми, мама немного помогла. Мы же с ней в разные церкви ходили всё это время. И появилась одна сестра, её Ларисой зовут. Я к этой Ларисе кроме любви христианской почувствовал и другое, Анжей мне посоветовал ей об этом сказать и предложить ей выйти за меня замуж. Вот, говорит, что мне лучше с вами поговорить на эту тему. Не знаю, почему он считает, что вы мне что-то можете объяснить, но ему виднее.
   - Анжей не очень любит распространяться на подобные темы, – пояснила Карина. – Но вы спросили его, и он ответил. А может, он думает, что Света сумеет вас убедить в очевидном – что Иисус, может, и царь, но даже он не отменял любовь мужчины и женщины друг к другу.
   - Ну, если по-тупому объяснять, – снова заговорила Шакира, – то переть против физиологии как-то не очень умно, и тут можно молиться и отрезать себе всё, что мешает, но природа возьмёт своё. И в один прекрасный день в ваш пропитанный почитанием господа мир ворвётся то запретное чувство, которое вы всё это время старательно направляли в одно русло – любить лишь Иисуса и служить только ему. Но тут на горизонте появилась Лариса, и вы незаметно поняли, что это пришло. Другое дело, что она может быть с кем-то в браке, а вам нельзя иметь внебрачные связи по вашей вере.
   - А вам можно? – спросил Володя.
   - У нас есть одно правило, – ответила на это Шакира. – Не причиняй вреда другим людям, а в остальном ты волен поступать, как тебе хочется. Среди нас есть те, кто живёт с несколькими партнёрами, но большинство тяготеет к семье в традиционном понимании, даже если эти отношения не закреплены официально. Семью, как институт, ведьмы ценят, а если у вас есть любовь, то она должна быть взаимной, и вы просто не должны причинять друг другу боль или обиду, то есть не делать плохо своей второй половине. Есть момент рационализма, когда кто-то разводится с супругом, если это так нужно для благополучия детей – у нас многие так разошлись со своими, которые били детей или отказывались их содержать. Но это уже крайняя мера, «ядерное оружие». Так вот.
   - Я понял, – сказал Володя. – То есть вы считаете, что я зря так мыслю, что нужно относиться к Ларисе только так, как относятся к сестре по вере. Хотя, если разобраться, то ведь Анжей прав. У нас в церкви много тех, кто женился или вышел замуж, у многих есть дети, и при этом они остаются христианами. Но я просто боюсь того, что это всё напрасно, потому что она замужем.
   - Вы в этом не уверены, – сказала Карина. – Сначала неплохо было бы это проверить, а потом делать выводы. Вы ведь в силу своей христианской веры воспитываете в себе  страх сделать что-то не христианское по сути. И этот страх справедлив для всех случаев, даже не самых страшных, как с вашей этой знакомой. Но вам хватает смелости лезть в чужой монастырь со своим уставом (как в случае со мной). Может, вам просто перераспределить эту смелость в нужное место? Или как вы мыслите?
   - Карина, я понимаю, что вы не можете мне простить того, что я призывал вас отказаться от колдовства, но любая хула на Иисуса Христа – это грех. И вы напрасно искажаете его учение таким образом.
   - Я ничего не искажаю. Вы ведь не хотите попасть в вечный огонь, потому что там плохо, а у бога в раю хорошо, и туда вас могут не пустить. Это страх.
   - Это ответственность.
   - Кого и перед кем? – спросила Карина. – Если человек водим какой-то силой, то он не может ни за что отвечать, так как он не исполняет свою волю. А вот если с ним кто-то ведёт переговоры, то есть человек может получить что-то в обмен на желание второй стороны, то он не водим богом или дьяволом, как многие из ваших говорят. И спасается он тогда собственными усилиями, а не милостью бога. Значит, бог, как вы его себе представляете, несовершенен, и тут возникает вопрос, а бог ли этот персонаж. И если вам представитель такого «бога» говорит, что все люди должны исполнять его, этого «бога», волю, то это просто шантаж, а шантажистов надо в шею гнать.
   - То есть вы считаете слова Иисуса шантажом?
   - Да, Владимир, вы уж простите меня за резкость. И, конечно же, вы вправе принимать такие предложения, если уж они вас устраивают, вправе верить во всё, что вашей душе угодно, но пока это не задевает нас или кого-то ещё. Так же, как и я не имею права помогать вам магией – из уважения к вашей вере и понимания того, что вы будете чувствовать себя скверно оттого, что вам помогла ведьма своим колдовством, что не от господа. Это правило касается всего. Как сказала Лилу в «Пятом элементе»: «Не вредить». Но это вам не нужно, наверное, вы же спрашивали насчёт ваших отношений с Ларисой. И опять же, Владимир, я не могу вам советовать, вы человек взрослый.
   За разговорами Володя и ведьмы потихоньку дошли до Хитрого рынка, и пошли покупать подсолнечное масло, точнее, масло покупала Шакира, а Володя и Карина стояли рядом и продолжали разговор.
   - А кто вас тогда избил?
   - Анжей говорил, что это те люди, которые нападали на вас во время конференции. Он называл их прозвища: Морон, Вуди Вудпеккер, Кегля, Хрюндель. Там ещё какие-то казаки были, какая-то Екатерина Иванченко.
   - А, это та баба с красными волосами, которой Рабинович плетей всыпал за участие в драке? – откликнулась Шакира, уже засовывающая бутылку с маслом в сумку. – И она там была?
   - Когда меня били? Нет, Света, не было её там, она за тех скинхедов двоих просила, которые участвовали в драке. Ей потом Тоня и Юля, ведьмы из омской общины, выговор устроили за мусор на берегу. Она там окурки бросала и банки из-под пива.
   - В хорошие времена мы живём, – заметила Шакира. – Инженер ЖЭКа, которому по должности положено дворников на уборку территории кидать, самолично мимо урны гадит, да ещё и пиво жрёт упаковками. За это надо её шефа вздрючить, что он подчинённых не воспитывает. Какое тут «грамотно утилизировать мусор», когда их надо учить просто не с**ть, где попало, вы уж простите мне мой «фольклор». Хорошо будет, если ей ещё за компанию с этими козлами всыплют горячих, чтоб не кочевряжилась. Правильно ей тогда Семинарист хотел в глаз сунуть, когда эти уроды на нас напали.
   - Её заставили на статью в местной православной газете опровержение написать, – сказал Володя. – Там как раз было об этой драке, которую мы сейчас обсуждаем. И она это повернула так, будто охрана лагеря на этих фашистов ни за что, ни про что напала и избила так, что всех инвалидами сделали. Что фашисты там делали, кто на самом деле драку начал – ни слова. Она хотела показать, что ваши друзья – просто садисты какие-то. Но на неё в суд подали, и она вынуждена была писать опровержение.
   - Мало, – ответила на это Шакира. – Ни хрена, какая умная эта Иванченко – такую хрень про наших написать. Ей за это надо бы конечности пообрывать, я так думаю. Кто в суд подавал?
   - Моисей Рабинович, если я правильно понял.
   - Ладно, по большому счёту, мои слова все – это эмоции, на самом деле Моисей всё сделал правильно. Пусть извиняется. Как говорил некто Джимми Даркфорс, «плясать» они не любят. А для этих людей любое признание своей неправоты – «пляска», я просто живу поблизости с такими, у меня тётка себя по пьянке так ведёт, что так бы в рыло дала, и попробуй ей что-нибудь скажи поперёк – война сразу. Извините, – сказала она, обернулась к Карине. – Стоп, Карина, ты ничего не забыла купить?
   - Нет, вроде... Ой, Свет, спасибо, что напомнила! Я хотела грецких орехов для Оли взять, да и приправ надо набрать – хочу сегодня долму сделать. Мне парни из ученического круга обещали виноградный лист, только специи остались вот.
   - Карина, а зачем тебе виноградный лист? – спросил Володя.
   - У вас дома голубцы готовят? – вопросом на вопрос ответила Карина.
   - Мама их готовит иногда, а что? – Володя удивился. – Как это относится к тому, что ты хочешь делать?
   - Ну, как она заворачивает голубец в капусту, так и на Кавказе и в Турции долму в виноградный лист заворачивают. Так в Армении делают, кстати. Я, кстати, как-то ездила с Екатериной Анатольевной и Светой в Кишинёв – был у нас там обмен опытом с местным кругом, – и нас молдаване там обедом угостили, и там голубцы делали. Так я удивилась, что они их тоже в лист виноградный заворачивают, просто не знала. Кстати, если интересно, лист надо обязательно молодой брать, а перед готовкой хорошенько кипятком ошпарить. И нужен соус, я специально для него мацони приготовила, меня научили друзья, как делать. Некоторые сметаной заменяют, но я считаю, что это не очень замена.
   - Карина, ты не забудешь, что мы к Байбулатовым идём?
   - Ой, на самом деле, Владимир, вы уж извините, но нам пора. Рада была вас видеть, но у нас много работы. Поговорим в другой раз, ладно?
   - Хорошо, сёстры, благослови вас бог.
   - И вам тоже светлые благословения, – ответила Шакира без малейшего намёка на иронию. Карина присоединилась, и Володя направился обратно – теперь оставалось только домой.
                ****
   - Проходите, – эффектная блондинка в отлично сшитом платье и туфельках с острыми носками, без задника, открыла дверь вошедшим. – Извините меня, Светлана Анатольевна, я этого парня впервые вижу.
   - Владимир, – сказала Шакира.
   - В наших кругах его называют Крамбамбула, но я тебе не рекомендую его так называть, а то обидится, – добавила Аля. – Владимир, это Вика, её у нас называют Неон-младшая, она кроме магии серьёзно занимается «белли», я ей какое-то время помогала в этом, сейчас она пошла в школу, как раз на это дело ориентированную.
   - А почему она Неон-младшая?
   - Неон – это звезда беллиданса, русская, работающая в Нью-Йорке. Зовут Натальей. Вика – это как раз такой тип, и она так же серьёзно своё дело делает, хотя уровень у неё пока не тот, но эта девочка молодец, она и в магии и в танце работает так, что другим ещё поучиться. Почти все мои балансы уже выучила, – ответила Байбулатова. – Я ей потому и рекомендовала пойти учиться в «Хабиби», что там преподаватели отличные. Пусть всю традицию освоит, а двигаться она умеет. Я ей буду только «экстрим» преподавать – это в Омске пока не делают, я только в Москве знаю «школу гейш», где кроме собственно «белли» и навыков гейши преподают «экстремалку».
   - А что за балансы? – спросил Володя.
   - В танце живота есть такой раздел – балансировки. Ну, когда используется трость, сабля или даже поднос с живыми цветами, – пояснила Вика. – Неон, кстати, умеет делать баланс с цветами, самый сложный. Если вы хотите, я вам могу работу с тростью показать, чтобы вы поняли.
   - А «экстрим» – это как? – спросил Володя.
   - Стекло, баланс на клинках, двойное оружие. Это не тот баланс, о котором я вскользь тут говорила, я имею в виду баланс на клинках.
   - А что это?
   - Это танец на лезвиях мечей или ятаганов (это даже сложнее – лезвие не прямое). Двойное оружие – это самое простое из такого, это на Востоке такая техника практикуется, когда два кинжала или две секиры в руках, и в танце их «обыгрывают». Но это я показывать не буду – у меня дома только трость, с которой я упражняюсь, а ятаганы мне пока не сделали.
   - Вика, ты не возражаешь, если мы, пока ты Владимиру тут всё объясняешь, тебе поможем с кухней? – спросила Карина.
   - Спасибо, но я и сама могу справиться.
   - Нет, Вика, пусть человек посмотрит, а то ты рассказываешь, а он как-то не в курсе, – улыбнулась Аля. – Так бы я размялась, показала что-нибудь, но я в неподходящей для этого одежде. Тебе проще, ты в платье.
   - Ладно, я сейчас, – Вика нырнула в комнату, а Аля, Шакира и Карина пошли на кухню. Володя остался в коридоре, рассматривая мебель и обои, и тут из комнаты высунулась Вика, одетая в жёлтые с чёрным брюки прямого покроя и такого же цвета топ, на поясе у неё была короткая чёрная шаль с крупными монетами, а в правой руке – чёрная с белой рукояткой трость. – Владимир, пойдём, я вам покажу, что обещала.
   Володя устроился в кресле, а Вика взяла пульт от музыкального центра и включила музыку. В принципе, такая музыка была пару лет назад до безумия популярной, тогда даже человек, мало сведущий в популярной музыке, каким Володя и был, знал имена таких людей, как Араш и Таркан. И очень даже логично было, чтобы такую музыку использовала на домашних занятиях по танцу местная Саломея. В ритме этой музыки Вика начала медленно, плавно раскачиваться, делая руками плавные, завораживающие движения. Туфли она сняла сразу, чтобы не мешали (всё равно свалились бы – без задника), и её нога начала описывать ритмичные «дуги», опираясь носком на пол, вслед за чем последовали такие же ритмичные движения бёдер, заставившие подвески на шали звенеть в такт музыке. В ходе этих плавных движений Вика ухитрялась практически не повторяться, сумев даже лёгким махом закинуть ногу назад, охватила её у щиколотки и продолжала двигаться, таким же изящным движением она подняла с пола трость и положила её на плечо. Её движения продолжали прежний ритм танца, она изгибалась всем телом и поворачивалась вокруг своей оси, даже проходила на носочках по кругу, но трость и не думала падать. Так же легко и непринуждённо она переместила трость на грудь, раскинула руки в стороны и продолжила эти изящные, даже завораживающие движения, а трость оставалась там, куда Вика её поместила, пока не последовало перемещение на пояс. Вика только изогнулась, но танца не прекратила, и опять же трость не свалилась, как не свалилась она и с бедра – а Вика в этот момент поворачивалась вокруг своей оси, плавно проводя в воздухе руками. Сделав полный оборот, она сняла трость с бедра и начала играть ей. Если бы не светлые волосы и покрой одежды, то её можно было бы переместить в царский дворец, где шумно пируют люди в белоснежных долгополых одеждах, снуют слуги, меняя яства на столе... «Саломея, чистая Саломея», – мелькнуло в голове Володи, он уже порывался броситься на колени в молитве, дабы просить господа избавить его от искушения. В тот момент, когда он только начал вставать с кресла, Вика остановилась, изящно положив трость на пол. В дверях стояли Аля, Карина и Шакира.
   - Вика, – проговорила Аля, – браво. Мы уже всё сделали на кухне, сейчас перекусим, и я бы тебя попросила ещё разик – для всех нас. Хорошо?
   - Алсу Ибрагимовна, я не знаю, может и не получиться.
   - Вика, ты отмазываться не умеешь, – отмахнулась Карина. – Кстати, Аль, это ведь твоя школа.
   - На что намекаешь? – спросила Аля. – Мне за костюмом домой надо. У меня даже шали с собой нет, честное слово.
   - Алсу Ибрагимовна, я вам дам длинную свою, – сказала Вика, – если уж это так важно.
   - Ладно, Вика, уступаю тебе. У тебя бутылки ненужные имеются?
   - Я вчера всё приготовила для тренировки, вы же сказали, что мы будем в «экстриме» работать.
   - Ну, вот и отлично. Кстати, – Аля обернулась к Володе, – если вы пока тут останетесь, могу вам показать кое-что. Но очень вас прошу на колени не падать и молитвы не читать, а то Вику напугаете.
   - Алсу Ибрагимовна, я могу над этим только засмеяться, а в руках я себя более или менее держу.
   - Не бойтесь, – сказал Володя, – я не буду вам мешать. Но я хочу спросить.
   - Пожалуйста.
   - Для чего вам это нужно?
   - Мы пока молодые, а когда начнётся старение, то из костей будет уходить кальций, и они будут легче ломаться. Развитое тело никому не мешало во все времена, это тоже аргумент. Да и мой любимый мужчина получает от этого удовольствие. Я понимаю, у вас ассоциации сразу с Саломеей, боязнь начать грешить против седьмой заповеди...
   - Вы мысли читаете? – удивился Володя. – Или как вы поняли мои чувства?
   - Я общалась с вами, – Аля обаятельно, даже с долей лукавства, улыбнулась и продолжила: – Я заметила, как вы начали привставать с кресла, когда Вика вошла во вкус. Это действует на мужчин, и это не я одна знаю. А вы ведь не перестали за это время быть христианином, и для вас это значимо. Никаких мыслей читать не надо, чтобы знать вашу реакцию. А Саломея – что ещё бы вы нашли для такого случая в любимой вами Библии? Только танец семи покрывал и Саломею. Вот и весь секрет. Кстати, отвлекаясь от религии и от физиологии, так вот, если в плане искусства, как вам понравился танец Вики?
   - Мне так показалось, что она в этом живёт просто. Она долго этому училась?
   - Я до «белли» занималась спортивной гимнастикой, – призналась Вика. – И танцевать люблю. Вот меня Алсу Ибрагимовна начала учить танцам. Я же не только танец живота изучаю, но и другие танцы – просто для поддержания формы. Кстати, в нашем круге есть ещё три девочки, они тоже сейчас в «Хабиби» занимаются. Там же преподаватели хорошо работают, они даже ездили в Египет, смотрели, как это там.
   - А вообще много таких у вас? – спросил Володя.
   - Мы с Юлькой, ну, Струбцина, она вас стригла как-то, – сказала Аля. – Так вот, мы с ней вместе иногда ставим номера – классические, экстремальные, там даже есть работа с горящим стеклом, там костюмы больше похожи на Зену – королеву воинов (обычные просто загорятся). Здесь это показывать нельзя – пожар может произойти.
   - Я так думаю, – вдруг сказала Шакира, – что у парня просто шок будет, если он увидит «экстрим». Одно дело, когда ты видишь это в телевизоре или об этом слышишь от кого-то, и другое – увидеть самому.
   - Нет, мне просто интересно, – сказал Володя. – Я никогда подобного не видел, и то, что мне просто рассказали, может быть вымыслом. Просто я не совсем понимаю назначения подобных упражнений.
   - Преодоление себя и умение контролировать своё сознание так, чтобы не раниться и даже не чувствовать боли. Если я научилась этому, – сказала Шакира, – то я могу научиться большему. Аль, ты серьёзно собираешься показать «экстрим»?
   - Ну, я думаю, пусть человек посмотрит, что это такое, поймёт, о чём он говорит без особого знания. Я как-то не думаю, что он сам захочет повторить увиденное, но этого и не нужно. Пусть получит в копилку знаний ещё одну информацию. Учить его этому пока всё равно не время, сначала надо править его горбатую хребтину, и править её придётся долго.
   - А что вам моя спина? – спросил Володя.
   - Владимир, у вас осанка просто страшная. Вы, наверное, на сидячей работе работаете? – спросила ведьма.
   - Нет, я разнорабочий. Грузить приходится, хоть и канцелярские принадлежности.
   - А за спиной следить будет Иисус Христос? Надо вашу пассию попросить, чтобы она вам по спине давала, если вы горбитесь. Ладно, мы сейчас немного подзаправимся, а потом я вам покажу, что такое «экстрим».
   Так она и сделала. Конечно, Володя был осведомлён о том, что человек, если научится, может спокойно ходить босиком по стеклу и не получать ран, не говоря уже о чувстве боли. Но то, что он увидел это своими глазами, было не менее захватывающим, чем танец Вики. Аля танцевала так, будто под её ногами (и руками – она сделала стойку на руках) не битое стекло, а речной песок или (что ближе к тому, что она танцевала) персидский ковёр. Это был не номер факира, а именно классический танец живота, как он это видел где-нибудь в кино или на импровизированной сцене, такой же грациозный и изящный, как предыдущий. Аля закончила его не менее изящным поклоном и сошла со стекла, аккуратно стряхнув с ног приставшие осколки. Собрала брезент и отнесла в угол, чтобы не мешал.
   - Ну, примерно так, – сказала она. – Могу изобразить нечто подобное в клубе или на вечеринке, если публика приличная. Но вам-то это кажется неправильным, вы начнёте цитировать книгу Второзакония по этому поводу, когда только наступит подходящий момент. Так что на этом и завершим. А вот по поводу вашей спины, Владимир, я не шутила. Скажу вам, как врач, вам надо свою спину править, пока не поздно. Сейчас она молодая, ещё не сильно сложно корректировать, но затягивать с этим не стоит. Кроме того, вы выглядите не очень хорошо с таким горбом. К счастью, это просто сутулость, а не горб на самом деле, но до серьёзного искривления позвоночника так в два счёта добраться можно. Вашей вере в бога прямая спина не помешает никоим образом.
   - Что вы этим хотите сказать?
   - То, что вам надо следить за вашей осанкой, она у вас просто ужасная.
   - Хорошо, Алсу Ибрагимовна, я прислушаюсь к вашему совету...
   - И перестаньте язвить, вас это не красит, спросите у Иисуса.
   Володя вздохнул, но не стал отвечать на богохульную реплику Али, в душе понимая, что она права – спиной бы ему не мешало заняться, она у него тоже местами побаливала после работы. Постепенно ведьмы перешли к разговору о каких-то своих делах, и Володя встал с кресла, что-то пробормотав насчёт времени и того, что ему надо всё-таки возвращаться домой. Всё же он помог Вике и Карине помыть посуду, прежде чем покинуть это место и двинуться на остановку общественного транспорта...
                ****
   - Приговор может быть обжалован в установленном порядке, в течение десяти дней! – объявил судья. – Заседание суда объявляется закрытым!
   Выходя из зала суда, Володя чувствовал в себе что-то такое, что сложно было описать словами. С одной стороны, люди, которые только что получили свой приговор, заслужили наказания, так как злословие и поношение тех, кто трудится для бога, вряд ли праведно. С другой – ему было жаль даже Мишу Ведерникова, Родиона Белогорова, Раю Власенкову и Сергея Мальцева – Хрюнделя, Морона, Кеглю и Вуди: эти ребята получили свои сроки тогда, когда могли бы счастливо и свободно жить. Конечно, они были не паиньки, они били его, да и на суде вели себя не лучшим образом, но он решил, что будет молиться за них. Остальные тоже заслуживали жалости, ведь они боролись за то, что наивно принимали за божье дело. Конечно, Володя понимал, какую радость испытали в этот момент Моисей, Наташа и другие «чёрные братья», но он был христианином и скорбел о том, что пришлось стать причиной чужой боли. Может, они впрямую-то этого не сказали, но он-то понимал, что им это было в радость.
   Столкнувшись взглядом с Романом Валентиновичем, который выходил из зала суда в общем потоке, Володя увидел взгляд православного, как будто он, Володя, причинил ему какую-то страшную беду. Иванченко и Травникова тоже смотрели на него с осуждением, как будто он вот виноват в том, что этих националистов всё-таки посадили. Все они держались от Володи на таком расстоянии, будто он прокажённый или дышит огнём. Создавалось такое впечатление, что они считают его каким-то грязным и склизким, что до него дотронуться невозможно. Как брезгуют змеями или жабами. Володя не совсем понимал, почему у них сразу к нему было такое отношение. Он ведь не делал ничего со своей стороны, чтобы этих людей быстрее посадили, а то, что за него вступился Анжей, когда Роман Валентинович начал немного на него нападать – Володя об этом не просил и считал поведение Анжея в этом случае не совсем правильным. «Я буду молиться за них», – решил он и направился к остановке автобусов, идущих в город.
   - Владимир, – Аля подошла к нему, – что случилось? Такое впечатление, что вы похоронили всех родственников. Или боитесь того, что вам за этих остолопов достанется?
   - Пусть они будут гнать меня, но я лишь помолюсь за них, чтобы они не попали на суде в ряды тех, кого поставят по левую руку Иисуса, – ответил Володя. – Я просто задумался, не знаю, как мне отсюда доехать до Пятой Северной. Я хочу поехать и поговорить с Ларисой.
   - Отсюда до Пятой Северной? – спросил Руслан. – Вам лучше сесть на всё, что идёт до Торгового, там...
   - Короче, Старбёрст, – сказал Константин (его, как Володе сказала Аля, называли ещё Греком Зорбой), – это вот как. Доезжаешь до Центрального рынка, по другую сторону от рынка садишься на «тройку», в смысле, на трамвай, там доедешь до Ремесленных. Или тебе куда?
   - В посёлок Козицкого, там, где дома двухэтажные, ну, там на первые и вторые этажи отдельные лестницы.
   - А, это там, где Оля Мечникова живёт? – вдруг хлопнул себя по лбу Руслан и продолжил: – Так вот, доезжаешь ты туда. Можно доехать до Ремесленных, где стадион, ты там его сразу найдёшь. Переходишь улицу к красным домам кирпичным, там вглубь пройдёшь и эти дома сразу увидишь. Если там ничего не переделывали, то номера на интересующих тебя домах огромные, ты их легко прочитаешь. Отсюда тебе придётся хороший крюк делать, лучше дойти до автовокзала, сесть на всё, что идёт до Герцена, сойди у Агрегатного завода и сядь на трамвай, заедешь за «Бутырский Базар» и там уже до Ремесленных. Я могу ошибиться, я же туда давно уже на мотороллере езжу.
   - Это на трамвае, – сказал Ник, – едешь с Октябрьской, проезжаешь всякие там пожарные части, доезжаешь до Челюскинцев, сходишь на Одиннадцатой Ремесленной. Там переходишь дорогу и идёшь до перекрёстка. За ним как раз те дома, которые тебя интересуют.
   - Спасибо за информацию, – Володя направился в сторону остановки и сел на автобус, идущий в сторону «Голубого огонька». Там он сразу же сел на «сорок шестой» и доехал до Агрегатного завода, после чего сел на трамвай. У кондуктора он спросил, идёт ли он до Одиннадцатой Ремесленной, и какой-то молодой человек сказал ему, что идёт. Володя погрузился в молитву, но всё же отслеживал улицы, пока не оказался на нужном месте.
   Перейдя улицу, он по обочине дошёл до перекрёстка и пересёк его. К счастью, у него в кармане ещё когда завалялся адрес Ларисы, так что дальше нужно было просто сориентироваться по номерам домов. Это он сделал без лишних усилий. Вскоре он стоял у подъезда, в котором и жила Лариса.
   - Молодой человек, – к нему обратилась пожилая женщина с весёлым взглядом, одетая в старое, но вполне опрятное пальто и чёрные сапоги на «молниях», какие сейчас почти не носили. – Молодой человек, вы кого-то здесь ищете?
   - Я уже нашёл, просто вспоминаю адрес поточнее, сестра, – ответил Володя на этот вопрос. – Мне его одна сестра по вере дала, я тут пришёл к ней, хотел  поговорить. Молодая такая, светленькая.
   - Лариса? – спросила женщина. – Вы Ларису ищете?
   - Да, её так зовут, она в этом доме живёт.
   - Она ещё не пришла, подождите с полчасика.
   - А вы откуда её знаете?
   - А у нас здесь дома небольшие, людям общаться проще, чем в новых районах. Да и добрая она, всегда поможет, если надо. Вы посидите тут немного, она придёт скоро.
   Володя последовал данному совету. Ждал он недолго, гораздо меньше получаса, опёршись спиной на кирпичную стену двести третьего дома. Лариса подошла к подъезду с большой сумкой, но всё же поприветствовала Володю, и тот спросил у неё:
   - Лариса, тебе не тяжело? Давай, помогу нести.
   - Спасибо, Володя, – ответила она, и Володя взял сумку, помогая Ларисе отнести её в подъезд, где было всего две квартиры. Войдя внутрь, он снял обувь, Лариса извинилась, что у неё нет подходящих для Володи тапочек, на что Володя сказал, что это для него не имеет значения. Они зашли на кухню, и там Лариса принялась разбирать сумку. – Ты как в нашем дворе оказался?
   - Заехал к тебе, – ответил Володя. – Ты не хочешь меня видеть?
   - Нет, с чего ты это взял? – удивилась Лариса. – Я очень рада тебя видеть. И я сама хотела к тебе выбраться, когда получится. А вообще, Володя, как у тебя дела, кстати? Ты на суд ходил?
   - Всё, уже огласили приговор. Основной массе лет по пятнадцать дали, троим по двадцать. Там же не только из-за меня всё разгорелось. На их счету, этих фашистов, таких историй оказалось столько, что моя история только эпизодом пошла. И все эти остальные, которые не попали под суд, они на меня так смотрели, будто я – прокажённый, будто я их в тюрьму посадил всех. Я имею в виду Иванченко, Романа Валентиновича, остальных там, которые с ними сидели в зале. Конечно, приговор будут обжаловать, скорее всего, но я так думаю, что они сядут, которых приговорили.
   - А эти вот «Чёрные братья», ведьмы, о которых ты говорил, они что по этому поводу говорили?
   - А для них это, наверное, праздник сердца. Говорили, что будет лучше, если этих фашистов упрячут подальше, и они никому не смогут навредить. Я не согласен, хотя так поступать нельзя. За тех, людей, которые меня били, я буду молиться, чтобы они по-настоящему приняли Иисуса господом и не грешили впредь. Лариса, это всё не главное, я к тебе по другому поводу пришёл поговорить. Ты меня прости за такой неудобный вопрос, но я...
   - Спрашивай, что тебе хотелось бы узнать?
   - Вы с Вадимом в браке или нет?
   - Нет, Володенька, я свободна. А если ты думаешь, что мы в первый раз приехали к тебе вместе поэтому, то всё очень просто объяснимо. Я плохо ваш район знаю, а он живёт около нового комплекса торгового, «Метро-молл», в тех домах, и он своего Артемона на прививку в ветеринарный кабинет на Конева носит, ему туда ближе. Но всё же почему ты это спросил?
   - Видишь ли, Лариса, дело в том, что нам надо решить, стоит ли мне теперь в вашу церковь ходить. Будет очень плохо, если я тебя введу в грех, или ты меня. Седьмую заповедь никто не отменял, Иисус ясно говорил, что пришёл на Землю, чтобы исполнить закон господа, а не нарушить.
   - Володя, перестань говорить загадками. Объясни, пожалуйста, что ты этим хочешь сказать? При чём тут седьмая заповедь и наши отношения?
   - Если я буду приходить в церковь и вожделеть тебя, то это грех, потому что ты не моя жена, и Иисус сказал, что человек, с вожделением смотрящий на женщину, уже прелюбодействовал с ней в сердце своём. Ты ведь вряд ли испытываешь ко мне другие чувства кроме христианских. А если это так, то мне необходимо уйти и не искушать никого.
   - Володя, я так и не поняла, что ты хочешь сказать. Ты уходишь, потому что ты не хочешь видеть меня из-за боязни греха с твоей стороны?
   - Лариса, я не хочу сказать, что я плохо к тебе отношусь, но я не могу быть рядом с тобой, потому что ты для меня не просто сестра по вере. Это звучит глупо, согласен с тобой, но это то, что я могу сказать по этому поводу. И ты вправе сейчас выгнать меня и больше не говорить со мной...
   - Ради бога, перестань говорить такое! – Лариса всплеснула руками. – Если ты хочешь сказать, что я нравлюсь тебе, как женщина, так и скажи. В этом нет ничего странного, и то, что это так, ещё не грех. Сколько людей в мире испытывает  такие чувства, и далеко не всегда они готовы наброситься на объект своей любви в похоти. Ты боишься, что я тебя отвергну?
   - Да, Лариса, ты ведь вряд ли так относишься ко мне, как я к тебе, вот в чём дело. И я не хочу жить с таким грузом, так что мне, возможно, придётся от тебя уйти, чтобы не было греха.
   - Я не могу понять, Володя, откуда тебе известны мои чувства к тебе? Я ни слова не говорила, что ты для меня чужой человек, от силы просто брат во Христе. Как ты заметил такое отношение к тебе?
   - Я не знаю, как это вообще.
   - А если ты уйдёшь, а твои доводы окажутся ошибкой? Откуда ты взял то, что моя любовь к тебе – только любовь к брату во Христе?
   - Но может быть, что это так. Хотя, как сказал Анжей, может и не быть. Я же говорил с ним за пару дней до его отъезда в Америку, а потом уже я пообщался с ведьмами, которые к нам из Екатеринбурга приехали – Светой и Кариной. Они вот посоветовали мне сказать тебе всё, как есть. Я просто встретил их у Хитрого рынка, я ездил к брату по вере, а потом увидел их и пообщался с ними, а потом с ними пришёл к одной их омской знакомой, и там весь разговор произошёл. Правда, там ещё и другой разговор был – эта ведьма молодая, Вика, восточными танцами увлекается.
   - У меня подруги неверующие есть, они тоже стали на аэробику ходить, увлекаются этими танцами. Я не поддерживаю этого, конечно, это танцы действительно греховные. Так Саломея для гостей Ирода танцевала, и ей принесли на блюде отрубленную голову Иоанна Крестителя. А что вдруг это тебя так заинтересовало?
   - Просто там пошёл разговор о балансах, и я спросил, что это такое. Вика и показала такой танец с тростью. Кладёт её, например, на грудь, извивается, а трость не падает. А Алсу, ну, та, которая её учит этому, устроила танец на стекле. Я просто улучил момент и уехал домой, потом ночью молился, чтобы в грех не впадать от этого. Но я не для этого приходил к ним. В смысле, к этой Вике. Я со Светой хотел поговорить насчёт тебя и меня.
   - Надеюсь, она не предлагала тебе колдовскую помощь?
   - Нет, у них же есть правило – не оказывать такую помощь тем, кто плохо к колдовству относится.
   - Всё равно, Володя, такие советчики для христианина не подходят. Но вот в чём они бесспорно правы, так в том, что лучше всё честно сказать, не боясь осуждения, чем лгать, что как-то не по-христиански.
   - И ещё  Алсу мне сказала, что мне надо начать следить за осанкой, и что тебе нужно мне бить по спине, если я горблюсь.
   - Ну, насчёт того, что ты горбишься, эта твоя Алсу хватанула через край. А вот то, что ты сутулишься, это есть.
   - Лариса, ты не видела её осанку. Она судит со своей колокольни, и для неё моя сутулость – это уже горб.
   - А что, у неё очень хорошая осанка?
   - Как у образцовой школьницы. Что меня и удивило-то в ней, когда я в первый раз её увидел. Ну, летом, я же тогда в лагерь Гагарина приходил об Иисусе говорить. Я тебе не рассказывал об этом?
   - Конечно, рассказывал. Да, к слову, насчёт того, что тебе надо научиться не сутулиться, это она права. Тут я с ней согласна, это смотрится некрасиво. Я даже готова начать с тобой заниматься, чтобы твою осанку в должный вид привести. Ты же не сломлен бедой, тебе помогает Иисус. А у тебя такой вид, что тебе просто не поверят. Люди ведь всё равно видят, что здесь какая-то ошибка, что ты говоришь не то, что есть. Но это же всё не главное, я так понимаю, что ты пришёл ко мне сказать, что полюбил меня больше, чем сестру по вере?
   - Да. Но ты вправе решать сама, как тебе к этому относиться.
   - А как относиться, Володя? Ты боишься, что я тебя отвергну, что я давно замужем, ты не можешь толком сказать, что ты думаешь. Так вот, ты очень даже зря так боялся. Я сама не знала, как бы тебе это сказать, но ты мне тоже понравился сразу, когда мы встретились. Ты просто этого не знал, потому что я тоже боялась тебе это сказать, чтобы ты каких-нибудь глупостей не наделал. Мне твоя мама говорила, как ты ревностен в вере, и я понимала, что это может произойти, что ты испугаешься такого чувства. А не надо бояться. Ладно, Володенька, я сейчас обед приготовлю, и мы с тобой дальше поговорим.
   - Тогда я пока маме позвоню, чтобы она меня не теряла.
   - Да, в самом деле, – Лариса налила воды в кастрюлю и достала тазик, в который положила несколько картофелин, – позвони, а то будет думать, что с тобой случилось. Такие люди, как эта твоя Иванченко, вполне могут какую-нибудь гадость сделать тебе за то, что ты им помешал.
   Володя достал «трубу» из кармана и набрал номер мамы.  Сказал ей, что он у Ларисы дома, и они будут долго разговаривать. Как выяснилось, мама сегодня сама собиралась поехать к Ларисе, чтобы с ней вместе помолиться за то, чтобы скорее выздоровел один из живущих в частном секторе недалеко от аэроклуба братьев из «Христианского города», у которого была астма.
   - Всё в порядке, она сама едет сюда, – сказал Володя и изложил Ларисе суть разговора с матерью.
   - Я помню, она же скоро приедет сюда с несколькими братьями и сёстрами, мы вместе будем молиться за того брата из Рыбачьего, Владика, он сейчас лежит в больнице. Ты помолишься с нами?
   - Конечно, Лариса, – ответил Володя, – брат во Христе всегда достоин молитвы за любую нужду.
   Он углубился в свои мысли. Теперь кое-что встало на свои места, и он твёрдо знал, что Лариса тоже любит его не только по-христиански, но и так, как женщины любили мужчин со времён Адама и Евы. Но надо было, чтобы они пережили все тяготы и невзгоды, стали мужем и женой и были ими до момента, пока их не разлучит смерть. «Господи, если это испытание, дай мне силы его выдержать и не потерять спасения, которое ты мне дал во имя пролитой крови сына твоего Иисуса», – молился он, хотя Лариса не слышала этой молитвы. Это было и незачем, ибо сам господь говорил в Писании, что молиться нужно так, чтобы это было для бога, а не для людей. Теперь он должен был пройти нелёгкий путь христианина в более сложных условиях, нежели до этого. Но он ведь во Христе, и теперь нужно молить господа о том, чтобы это было так всегда, а потом он и Лариса встанут одесную Христа и будут петь ему хвалу вечно, как им обещал господь. И это было важнее всего на свете...
                24. 03. 2007.               
Часть 3. Путь Божьей Любви.
****
   «А ведь верно, что весной хорошо», – подумал Володя, направляясь вперёд по улице. Солнце уже светило заметно ярче, и то, что лёд постепенно уходил с городских улиц, было к лучшему. Теперь осталось только дождаться тепла и одеться в менее тёплую одежду, чувствуя в себе прилив сил и желание быть здесь, наслаждаясь каждым днём. Конечно, он не забыл того, что мир не слишком долго протянет, и господь вскоре придёт судить народ свой, но тем, кто верит в Иисуса, это было не страшно, так как они встанут по правую руку Иисуса в этот день, и бог утрёт всякую слезу с лица их. И теперь меньше всего волновало то, что с работы он уволен три дня назад – найдёт новую, он ведь уже присмотрел место, даже позвонил. Иисус не оставлял своих детей в беде, и Володя знал, что до дня суда он не пропадёт. Хотелось просто так вот взять и побежать вприпрыжку, как в клипе у Димы Билана – недавно смотрел у Ларисы дома телевизор, когда приходил. Неважно было то, что после этого суда над избившими его нацистами его откровенно недолюбливали те, кто в их фирме был привержен православию. Господь им судья, а Володя будет за них молиться.
   - Приветствую тебя, брат! – Катя Опанасенко подошла к нему. – Давно тебя не видела на собраниях. Почему не ходишь?
   - Я говорил, что теперь не приду, – ответил на это Володя. – Раз некоторых братьев тянет злословить на меня, пусть меня не будет – не будет соблазна так грешить. Я сейчас хожу в «Христианский город», и пока меня там всё устраивает. Но за всех вас я молюсь, а если кому-то надо помогать, то я это делаю по мере возможностей.
   - Хорошо, тогда скажи, как ты вообще? – спросила Катя. – Ты как-то нас с Пашей избегаешь, мы о тебе слышим от других.
   - Я новую работу ищу, – сказал ей Володя. – На днях пришлось уволиться с прежней. Сокращение штатов. Догадываюсь, кто этому «помог», но господь ему судья, а я буду молиться за него, чтобы он по-настоящему принял Иисуса господом и воссел с ним на небесах.
   - А с ведьмами ты продолжаешь общаться?
   - Я не ищу общения с ними специально. Был один раз, я как-то поговорил со Светой, учительницей из Верхнего Тагила насчёт моих отношений с одной девушкой, теперь встречаемся.
   - С этой Светой?
   - Нет, с Ларисой. Света эта сама по себе, мы бы в любом случае с ней не сошлись. А Лариса верит в Иисуса, – ответил Володя. – Света эта просто приезжала в город по каким-то делам.
   - Кстати, а ты как с ней познакомился? Я имею в виду Свету.
   - Мы с тобой вместе с ней разговаривали у «Современника» после одного концерта, это прошлым летом было. Ну, такая, знаешь, с пышными волосами, она ещё Шакирой представилась.
   - Помню. Богохульница, ещё и матом ругается. Я молилась за то, чтобы она пришла к Иисусу.
   - Судя по всему, ей твои молитвы как-то не помогают. Всё такая же ведьма, как тогда.
   - За человека молятся до его покаяния и принятия Иисуса господом или его смерти, – немного резковато сказала Катя. – Ты сам-то за неё молишься?
   - А ты думаешь, нет? Но бог дал человеку свободную волю, и человек сам выбирает свой путь. Отвечать ей, а не нам с тобой. Вообще, знаешь, помогать нужно тем, кто нуждается в помощи, а не распыляться на тех, кто эту самую помощь отвергает. Я сейчас стараюсь так и делать. Помолюсь и за Свету, если будет время, но навязываться с молитвой – это неправильно.
   - Значит, пусть гибнет?
   - Катя, людей свыше рождает господь, а не мы. Наше с тобой дело служить господу, а не удовлетворять свою гордыню. А господь в любви своей к миру родит свыше этого человека, если тот не отвергнет его с настойчивостью. И от нас с тобой это уже мало зависит. Мы можем только говорить о боге и молиться за человека.
   - Значит, ты потерял дары духа, брат, если ты так рассуждаешь.
   - Катя, глупости не говори, пожалуйста. Дары духа есть, и мне были даны любовь и смирение. Это намного важнее всяких исцелений и пророчеств. Вот, к примеру, та же Алсу, та ведьма, которая врач по профессии, она может танцевать босая на стекле, как будто у неё под ногами мягкий ковёр, она на руки становилась на этом стекле, и у неё ни единой царапины после этого не было. Это что, дары духа или колдовство?
   - Если она ведьма, то это колдовство. Это не от господа, брат.
   - Вот. А твоя мама – христианка, и ей ничего этого особо не нужно, она на бога уповает. Она так плохо доверяет богу? Я бы не сказал. Сколько раз я с ней общался, и как-то не заметил этого.
   - Так иди тогда в баптистскую церковь, если тебе их учение так близко. Вон, на Звездова молитвенный дом, за музыкальным театром.
   - Катя, у тебя ко мне претензии? Ты тогда хоть внятно объясни мне, что я такого плохого тебе сделал? Может, я не попросил у тебя прощения за это, и бог сейчас печалится об этом на небесах? Скажи, чем я тебе не угодил? Что я сделал плохого лично тебе?
   - Я не обижена на тебя, это грех – обижаться на кого-то за заблуждения. Но ты отказываешься от даров духа, не доверяешь богу, что-то исследуешь. Это может очень плохо для тебя кончиться. Разве ты хочешь потерять спасение?
   - Я делаю то, что в моих силах, чтобы это было со мной.
   - Что-то не видно, как ты это делаешь. Дары духа отверг, общаешься с ведьмами, смотришь, как они танцуют греховные танцы. Как ты с богом общаешься после этого?
   - Точно так же, как и ты после своего обильного злословия. Это, Катя, если ты не помнишь, тоже грех, и он ничуть не меньше влияет на потерю тобой спасения, чем моё общение с ведьмами, после которого я молился за них, зная, какие нужды у них имеются. Иначе я бы уже давно был с ними и не молился Иисусу, а колдовал в круге. Я этого так и не сделал.
   - Ну, брат, зная, как ты с ними общаешься, я себе представляю, как скоро это случится. И буду молиться за тебя, чтобы ты больше так не делал.
   - Катя, я тебе ещё раз повторяю, я буду слушать только господа и делать то, что он говорит, а не то, что хотят от меня люди, которые не распинались за мои грехи и спасти меня не смогли бы никогда, ибо это может сделать только господь. Я буду молиться за всю вашу церковь и за твою маму, и за всех буду молиться, чтобы господь вас спас, а слушать твоё злословие я не хочу. Ты уж прости меня за те слова, которые я тебе сказал.
   - Уже простила, брат, – сказала Катя. – Если уж ты не хочешь слушать мои слова и поступать так, как велит господь, мне остаётся только молиться за тебя, чтобы ты прозрел и отринул дьявола. Будь благословен, брат! – она вскинула руку вверх и скорым шагом направилась в сторону аптеки, рядом с которой с давних времён торговали цветами.
   Идя в сторону Дома Союзов, Володя с горечью подумал, что он только что позволил себе такой грех, который сам же и обличал. Чего уж греха таить, по-человечески ему слова Кати были неприятны, но он ведь не грешник, и ему не пристало так обижаться на того, кто сделал ему больно. Да, он тоже имел право обличить брата или сестру во Христе, если это было нужно, но не так жёстко, чтобы обличение перешло в злословие. Это всё, безусловно, очень сильно оскорбляло бога, что не могло радовать христианина, который любит бога всей душой и жаждет воссоединения с ним в раю.
   Люди ходили в разные стороны и не обращали внимания ни на что вокруг, будто запрограммированные на какую-то конкретную цель, за пределами которой они не понимали и не видели ничего, рассматривая все предметы вокруг себя, как препятствие на пути к этой самой цели или как подспорье в её осуществлении. Володя давно подметил данную особенность поведения большинства неверующих – словно они отрезали от своего сознания какие-то ненужные мысли и замыкались на узком кружке того, без чего никак нельзя было обойтись. Но любую попытку дать им бесценное сокровище, которое нельзя было оценить никакими драгоценными металлами и камнями, и за которое не жалко было отдать всё, что у тебя есть, они воспринимали так, как будто их обманывают и грабят, чего Володя никогда и в мыслях не имел, ибо он был христианином и знал о том, что каждодневное попустительство греху приводит к потере спасения, и в день суда это привело бы только во тьму внешнюю, где будет плач и скрежет зубов. Немногие приходили к тому, что было бы неплохо вернуться к богу, но большинство старательно забывало, кому они обязаны тем, что всё это время бог не уничтожал мир, и отвергало Иисуса без малейших попыток понять, от чего они отказываются. Это для Володи было абсолютно непонятно, как для любого человека было, вряд ли возможно понять того, кто не просто хочет покончить с собой, а вообще не принимает никаких доводов против самоубийства и любое решение данной проблемы вне пределов греха, который осуждают не только христиане, он отвергает, не дав собеседнику толком объяснить свою позицию по данному вопросу. Но такая маниакальная тяга к самоубийству бывает крайне редко, обычно есть шанс спасти такого человека от смерти, а вот отвержение спасения почему-то считалось абсолютно нормальным, и любого, кто это предлагал, гнали в шею. Сам Володя пострадал за то, что он предлагал людям помощь в познании божьего плана, что вело к спасению и вечной жизни. Да, он простил тех людей, да, после этого он продолжал нести в мир весть о сыне божьем Иисусе Христе, но находились те, кто начисто отвергал всякую помощь Иисуса, и речь не шла о колдунах, ведьмах или тех, кто был уловлен дьяволом – это были просто люди, многие из которых по непонятной причине вешали на себя крестики...
   «Автобус», – Володя кинулся на остановку: надо было возвращаться домой – завтра ему надо было идти на медкомиссию и проходить собеседование на новом рабочем месте.
                ****
   - Ой, – Володя вздрогнул от неожиданности. Анжей стоял рядом, на нём было чёрное пальто с красным платком в нагрудном кармане, чёрные же брюки и модные тяжёлые ботинки с красными шнурками. На голове у поляка была облегающая шерстяная шапка, всё это смотрелось весьма элегантно и как-то не слишком по-русски. – Анжей, ты давно из Америки?
   - Я в городе ещё с января. Просто был капитально занят с этими всеми передрягами. Спасибо Марго, что она в моё и Наташкино отсутствие в городе сумела отстоять все наши акции, когда этот паскудный Горлопан устроил нам гадость. Нам чуть наши концерты все не отменили. Но удалось облом ему сделать пополам. А за это отдельное спасибо пану Грузину, который ещё и помог спонсорским образом. Я вот сегодня к нему в заведение иду, чай буду пить. А ты-то сам как?
   - На прошлой неделе сменил рабочее место, меня со старого уволили по сокращению штатов. Теперь в магазине работаю, книги продаю. Если тебе это интересно, это у Речного вокзала, где часовая мастерская.
   - А, где старый гастроном? Если мне не изменяет память, оттуда весьма такой прелестный вид на Чёрный Шар открывается.
   - Да, это именно там. Я просто не знал, что там старый гастроном.
   - Там чего теперь только нет – бутики, продуктовая точка маленькая, часовая мастерская вот. Мне же Джеймс рассказывал про это место массу всяких историй. Я же в Омске живу всего десять лет на самом деле, многое не видел. Мне старожилы многое рассказывали.
   - Слушай, – вдруг спросил Володя, – где ты купил такое шикарное пальто? Я таких в Омске как-то не видел.
   - В Лондоне. Это так, «Abercrombie», дешёвая модель. Настоящее пальто «Crombie» мне просто не по карману пока. А в Омске я такие и сам-то не видел. Может, кто и организует поставки, но я не в курсе этого. Костюм мне сшили в Лондоне, есть хороший знакомый, недорого берёт, но костюм сделал на совесть. А ботинки такие я в России стараюсь не покупать – их часто фальсифицируют, можно на некачественные нарваться. А это – настоящий «Dr Martens», его нефтепродукты и грязь не берут, влага ему тоже нипочём. Я один раз купил себе, когда первое время в Лондоне жил – теперь осенью и зимой в таких хожу. В России хорошую обувь ты можешь только на заказ пошить у хорошего знакомого, если хочешь гарантий.
   - Ладно, это всё интересно, конечно, – сказал Володя, – но я о другом хотел спросить. Как ты на Запад съездил?
   - Великолепно. Принимали замечательно, это при учёте того, что мы для них были приложением к BLONDIE и BOW WOW WOW. В смысле, для основной массы. Но всё было пучком. Конечно, пришлось выкроить время для некоторых встреч – Генри Роллинза я редко вижу, потому что он вечно занят, Тревис Баркер вечно в разъездах с новой группой. Ты же не слышал, что BLINK 182 больше нет?
   - Название знакомое, но я как-то пропустил это. А что теперь стало?
   - Марк Хоппус (басист) и Тревис нашли вместо Тома (он у них на гитаре играл) двух новых гитаристов и назвались + 44. Остальное, как обычно, тот же поп-панк, что и прежде. А Том ДеЛонж, о котором я тут говорил, он же сейчас перебежал с горя  в какую-то новую банду. Тревис меня звал на свою вечеринку какую-то, но я вынужден был извиниться и сказать, что мне надо утром быть в другом городе. Он меня прекрасно понял – сам такой же, как и я, гастролирующий музыкант. Зато в Нью-Йорке, в «CBGB’s» была уйма тех, кого я давно хотел видеть – Патти, Терстон, Ким Гордон, Ли Ранальдо, Хелл. В Европе мы месяц поиграли – два концерта в Лондоне, Манчестер, потом Германия, Франция, Чехия, Польша, Венгрия (я там года полтора не был, как минимум), заехали в Румынию. И в Польше мы отыграли последний концерт в Варшаве – и в Москву. Там один концерт в «Точке» – и домой. Дома вот были проблемы, но мы их разгребли, теперь всё в норме. А если эта белая тля Горлопан ещё нам чего сделает, так потом будет под себя гадить, и будут его с ложечки кормить. Минимум, будет всю жизнь на лекарства работать.
   - Анжей, а разве нельзя обойтись без этого?
   - Восславлю за сие пана Айн Софа, пока обошлись. Буду надеяться, что так и будет. Но готовым надо быть ко всему, такая гнилая публика, как Андрюша Горлопан, может в любой момент тебе пакость сделать. Чтобы не было ножа в спину, он получит его в глотку.
   - А не проще доверить это дело богу?
   - Бог, конечно, Крамбамбула, бог, только сам не будь плох. Ты сам, мне так кажется, цитировал пана Уиглсуорда: «Если дух не двигает меня, я двигаю дух». Минус некоторые перекосы, конечно, это вполне логично. Ты же не сидишь на ж**е, извини за мат, ты не ждёшь, что тебе с небеси спустится сундук с золотом, а работаешь на получение денег, как способа получать себе радости жизни. Логично?
   - Но одно дело, когда ты делаешь то, что в твоей власти, не беря на себя роль судьи, что находится в компетенции господа, и совсем другое – брать на себя то, чем занимается бог. Бог говорит нам, что надо прощать тех, кто нас обидел. Ты его не наказал, но он будет наказан богом, если он сделал что-то против законов господа.
   - Вот почему ты отлежался в реанимации, потеряв половину зубов, и ещё то хорошо, что ты вообще остался живой.
   - И что дальше, Анжей?
   - А ты на минуту допусти, что девки тогда не  злословили бы на твоих гонителей, а Валя и Кронштейн не пошли бы вкатывать п***ы этим тварям, а все бы молились, чтобы бледнолицые свалили с берега.
   - Что дальше?
   - Гроб с музыкой тебе и чувство безнаказанности для бледнолицых. Ты и сам понимаешь, наверное, что дальше вкатили бы нам. Но я благодарен пану Айн Софу, что не все мыслят, как наивные телята вроде тебя, с которых на раз спускают шкуру господа хищники мира сего.
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - То, что сказал. Эти ушлёпки получили в табло, и если им снова придёт в их бестолковки грязная мыслишка показать, что Россия для русских, то мы им покажем, что могила для трупов. Да, насилие опасно тем, что его не так-то просто остановить, но мы это знаем. Пока они сами для себя верят в свою муть, пока они мирно крестятся кукишем и «большим крестом» (это кому что более по душе) в своих бледнолицых храмах, их пальцем никто не тронет, мы за свободу совести. Но свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого, и если они попирают наши права, то это расценивается, как объявление войны. И они её получат. И тогда все их законы и менты побоку, и жизнь их не стоит ломаного гроша. Когда баланс восстановлен, войны нет, так как это будет нарушением баланса, что не есть хорошо.
   - Я понял, Анжей, – сказал Володя. – Ты, как сторонник иудаизма, чтишь принцип «око за око, зуб за зуб». Не буду лишний раз тебя раздражать тем, что сказал Иисус на этот счёт в Нагорной Проповеди, но я более согласен с ним, чем с тем, что сказал ты. Но я хочу спросить у тебя вот что: что такое «большой крест», и кто же это крестится кукишем?
   - У великоросских греко-ортодоксов есть две церкви, которые давно друг с другом воюют. Одна – это та, приверженцы которой тебя в Красноярке били, они крестятся так, – поляк сложил из трёх пальцев «щепоть». – Это и есть то, что другая церковь, старообрядческая, называет кукишем. А у них таким вот образом крестятся, – Анжей сжал кулак, а потом распрямил указательный и средний пальцы, – а руку подносят в нужные места ладонью. ¬Это и есть тот самый «большой крест», о котором у нас был разговор. Ты видел картину Сурикова «Боярыня Морозова»? Там сия боярыня такой крест кажет в небо.
   - Теперь вспомнил. А что у тебя за зуб на старообрядцев?
   - Многие из соратников РНЕ «большим крестом» крестятся. И вообще, пан не в курсе, но эта церковь больше, чем НСДАП, с фашистами якшалась в годы войны, потому что батоно Иосиф Джугашвили для них был слугой Антихриста, если не им самим. Ладно, пойду я чай трескать.
   - Ты не хочешь со мной говорить?
   - Нет, почему? Иди, если у тебя есть, на что чаи гонять в «Планете». Я так думаю, что Вахтанг Юрьевич будет не против получить ещё немного денег на развитие своего концепта и бизнеса, что он, естественно, имеет в лице «Чайной Планеты». Там, конечно, не дёшево, как в летниках, но на летники пока не сезон. И качество в летниках такое, что плеваться хочется. Есть, конечно, летники от приличных точек и веранды этих же точек, но это другая песня.
   - Ладно, пошли, – сказал Володя. – Кстати, а почему ты так отзываешься об этом Вахтанге Юрьевиче? Он же тебе помогает.
   - Нормально я о нём отзываюсь. Он благое дело делает, а то, что он иногда нам помогает, от этого всем хорошо: «ТинТо» через наши концерты получает рекламу, мы имеем деньги на проведение акций. А в нынешней, не очень для нацменов хорошей, политической ситуации пану Касрадзе надо и медаль за помощь нам, жидам и масонам, дать. У него же были с Горлопаном трения из-за этого. А эта мразь завязана на Большого Папу. Так что напрасно ты мне предъявляешь, что я на Грузина наезжаю. Он неплохой мужик, вменяемый. А я таких уважаю.
   Они дошли до «Чайной Планеты», и Анжей открыл дверь. Искать столик им пришлось недолго, и поляк пошёл к шкафу, в который вешали пальто и куртки. Когда они сели за столик, к ним подошла крупная, но очень даже симпатичная официантка, на бейдже которой значилось имя Наталья. Она положила перед ними небольшие, но хорошо оформленные меню. Анжей спросил у неё, остались на кухне стейки или нет.
   - Извините, как раз перед вами последние заказали, – Наталья улыбалась, ожидая заказа. – Может, вы свинину закажете?
   - Владимир, как мыслишь? – спросил Анжей. ¬– Или полистаем книжки, а там видно будет?
   - На самом деле, давай, посмотрим, что у нас в меню, – сказал Володя.
   - Мы пока порешаем, что взять, а вы попозже подойдите, хорошо? – сказал Анжей официантке.
   - Хорошо, – та отошла к другим столам. Поляк начал читать меню, иногда посматривая по сторонам.
   - Анжей, а ты давно здесь бываешь? – спросил Володя.
   - Плотно – года три. Место здесь хорошее, только сильно дорогое по ценам. Вот, тут матэ есть, Мартинес его часто берёт, когда сюда заходит.
   - Я больше обычный чай люблю.
   - Тогда бери «К английскому завтраку» – отличный цейлонский чай, если тебе нужен такой, который ты обычно пьёшь. Я тут с Гражиной был недавно, она брала такой. Хоть смогла слезть с диеты, а то ей же сына надо было грудью кормить – тут не разгуляешься с рационом.
   - А ему сколько?
   - Три с копейками. Сам понимаешь, мы его пока по заведениям не водим, рано ещё.
   - И ты надолго оставляешь жену с ребёнком?
   - Для их же блага. Я же так зарабатываю. Вот, сейчас отбился по всем там коммунальным делам, решил вопрос с дровами, газ оплатил. Теперь можно отдохнуть, проветриться, но надо и дом не забыть. Сейчас вот пробегусь до супермаркета, возьму кисам чего-нибудь пожевать, мюсли, пюре фруктовое – Гражина просила обязательно купить, – порошок стиральный, мыло надо туалетное, шампунь для Ежи, Гражине тоже шампунь надо.
   - Уже что-то выбрали? – Наталья подошла к ним.
   - Что со свининой? Не расхватали?
   - Будете брать?
   - Да, без гарнира. Сырную тарелку запишите на меня, чай «Итальянская страсть», к чаю блины с кленовым сиропом.
   - Чай сразу или попозже?
   - Под конец. Горячее принесёте, тогда скажите юноше в баре, чтобы он чай делал.
   - А вы? – Наталья повернулась к Володе.
   - Курицу с орехами, чай «К английскому завтраку» и грибы в сметане. Чай принесите попозже.
   - К чаю что-нибудь возьмёте?
   - Блины с мёдом.
   - Хорошо, – Наталья уточнила все заказы и пошла на кухню. Анжей отложил в сторону меню. Володя последовал его примеру.
   - Анжей, – сказал он, – а что сейчас делает Наташа Мартинес?
   - Ей заказ на картину поступил, она уже эскизы сделала, теперь вот холст добивает. Заказчик хотел портрет дочери в масле.
   - Это как?
   - Написанный маслом на холсте.
   - Понятно. Это очень много денег стоит?
   - Цена договорная, много зависит от условий, какой размер надо, рамка какая должна быть, что за картина, модель тоже вот – это всё влияет. У нас в агентстве художников человек пять, как минимум, я знаю, как они с этим делом работают, да и сам заказываю обложки для альбомов и оформление для журнала. Обычно с меня идут материалы и краски, другие заказчики за деньги договариваются. Теперь понял меня?
   - А, понял. Тоже, значит, зарабатывают так.
   - Ну, да. Кстати, если нормально работать, можно неплохо жить с этого.
   Наталья принесла тарелку с нарезанным сыром и добавками в виде оливок и лимонных долек, поставила перед Анжеем, а Володе пришлось подождать, так как грибы ещё не были готовы. Володя сказал, что подождёт, а в ответ на предложение заказать пиво или сок сказал, что не надо. Официантка ушла, и разговор Анжея и Володи возобновился.
   - А ты всё ещё колдовство не оставляешь?
   - И не думаю.
   - Ну, смотри, это всё-таки твоя жизнь, тебе потом на суде божьем отвечать.
   - Это ещё вопрос, пан христианин, кто, где и за что будет отвечать. Лучше потерпите малость, принесут вам ваши грибочки – и можно наслаждаться их качеством и вкусом. Это правильнее всего сейчас. Вот так вот, – поляк начал истреблять сыр. Володя не стал спорить с Анжеем, так как для себя он знал, что Иисус придёт скоро, и тот, кто отверг спасение, поймёт свою неправоту, когда увидит на небесах скрижали со своими грехами. А что до Володи, то он будет молиться, чтобы с Анжеем и его друзьями этого не было, и они тоже пришли к господу и были с ним. И не надо никому ничего доказывать с пеной у рта, как это делали многие из тех, кто называл себя христианами и желал всем это доказать.
   Наталья поставила перед ним тарелку с грибами, сообщив Анжею, что свинину уже готовят...
                ****
   Алексей подошёл к Володе и протянул руку, приветствуя. Володя ответил на приветствие, так как Алексей тоже был одним из тех, за кого страдал на кресте Иисус.
   - Брат, – начал Алексей, – мне сказали, что ты не хочешь возвращаться к нам в церковь.
   - Да, и ты не хуже моего знаешь, почему. Если ты забыл, я не хочу ввергать тебя в новый виток греха злословия. Раз тебе и другим братьям и сёстрам моё отношение к «говорению языками» не по душе, и ты ради этого готов хулить меня, то я уйду, чтобы тебе не из-за кого было грешить.
   - Ты разве не знаешь, что я ищу с тобой встречи, чтобы извиниться за тот случай?
   - Брат, я знаю цену твоим извинениям. Ты извинишься за одно злословие, а я потом скажу что-то, что тебя не устроит – и опять хула. Ты грешишь, а моя вина в том, что я стал причиной этого греха. Но если ты хочешь облегчить душу таким образом, то я не буду тебе препятствовать. Надеюсь, что это искреннее желание.
   - Володя, прости меня за то, что я хулил тебя в церкви, я не знал, что ты имел в виду. Но и ты тоже неправедный поступок тогда совершил, когда ушёл. После тебя ушла Оксана, та сестра, которую ты привёл к Иисусу.
   - Она ушла из церкви или от Иисуса?
   - От Иисуса, брат. Она общалась с ведьмами.
   - С какими ещё ведьмами?
   - С теми, которые из Красноярки.
   - Брат, я не знал, что это так вышло. И мне меньше всего хотелось бы, чтобы она поступила так. Я ни с кем её не знакомил, и она со мной ходила только на концерт прошлым летом, но там же были Катя и Паша, и тогда ничего не случилось.
   - Послушай, брат, – начал Алексей, – тебя никто не обвиняет в этом. Она сама сказала, что ей с нами не по пути. Мы молимся, чтобы она вернулась.
   - Когда она ушла из церкви?
   - В конце декабря. И до сих пор не вернулась.
   - При чём тут я?
   - Ты ушёл, потому что тебе не понравилось моё, как ты сказал, злословие на тебя. С ней было то же самое. Тимур сказал что-то насчёт того, что этих ведьм ждёт огонь вечный, а она вступилась за них и сказала, что есть такие ведьмы, которые будут в своём язычестве намного праведнее некоторых тех, кто верит в Иисуса. Я сказал ей, что эту хулу нужно немедленно прекратить, и она затаила на меня злобу. А когда я в очередной раз попытался призвать её к покаянию, она сказала, что правы были ты и какая-то Таня Флауэр Пауэр, и то, чему учит наша церковь, не соответствует Библии. Я сказал ей, что скажу пастору об этом разговоре, и через неделю был поставлен на совет церкви вопрос о её отлучении от церкви. Она тогда сказала, что сама уйдёт, пока я или Паша её не покалечили, потому что такие люди, как мы, могут и убить во имя веры. Это была ложь, и я запретил ей появляться в церкви именем Иисуса Христа. Она сказала, что с удовольствием уйдёт.
   - Брат, мне так кажется, что ты сгущаешь краски, да и сам не меньше, чем я, виноват в произошедшем. Вы начали её хулить за то, что она сказала, не подумав указать ей на то заблуждение, на которое она попалась, приняв за свидетельство спасения внешнюю праведность, которая может быть и у колдуна, а не только у христианина. Я в декабре носа не показывал к вам (и не покажу никогда).
   - А почему ты ходишь в домашние церкви?
   - Я им помогаю, если в этом есть нужда. У Зины болеет мать, и я к ней хожу, чтобы помочь, если что-то нужно. Я молюсь за всех вас, я и за Оксану помолюсь, чтобы она вернулась к Иисусу. Но я знаю, чем я был бы опасен для некоторых братьев и сестёр, если бы я по-прежнему маячил перед их глазами, так что для меня путь в вашу церковь теперь закрыт. И то, что я не верю в то, что тарабарщина, принимаемая за апостольский дар, таким даром является, остаётся в силе. Дар языков – это действительное умение говорить на многих языках, будучи способным понимать собеседника и быть понятым им. Из-за этого ты кричал на меня, и то, что я ушёл из церкви, для тебя и таких, как ты – только благо: вам не нужно ни на кого злиться, и тогда для вас останется только молитва и служение господу, ради чего вы в церковь-то и ходите, собственно. К тем братьям и сёстрам, которые служат Иисусу, а не догме, я прихожу, чтобы вместе восхвалять господа и служить ему. Ничего другого я не хочу. За тебя и Оксану я буду молиться. Благослови тебя господь, брат, – Володя пошёл вперёд, но Алексей не отставал. – Брат, разве я сказал что-то непонятное, что тебе надо объяснить? Скажи, что именно ты не понял, я постараюсь тебе помочь. Но в церковь я больше не вернусь. А с Оксаной я поговорю, если тебе так важно, чтобы этот разговор состоялся.
   - Я понял, брат, – сказал Алексей, и в его голосе Володя уловил те самые нотки, которые он в своём голосе старался уничтожить. – Раз ты не хочешь возвращаться к нам, то так тому и быть. Но с этого дня забудь дорогу в наши домашние церкви, пока не обретёшь смирения.
   - Запомни, брат, – мягко, но убедительно проговорил Володя, – ты не Иисус и не имеешь права мной командовать. Пусть вопрос о моём праве посещать домашние церкви решают те, в чьих домах они действуют. А если ты хочешь мне запретить, то ты этого не можешь, ибо я слушаю слово Иисуса, а не тех, кто нарушает третью заповедь господа нашего и говорит имя его всуе. Так что иди своей дорогой, брат, я помолюсь за тебя, чтобы ты больше не грешил никогда.
   Алексей замолчал, и Володя оставил его там, где закончился разговор. Ему было немного не по себе от того, что он опять сорвался на резкий тон, и не имело никакого значения то, что он был где-то прав. Злословие – грех, даже если эти слова говорились в защиту господа. Свидетельство должно быть по тем словам Петра, которые он читал в «Лабиринтах веры» – недавно купил в одной церкви, куда его пригласили на служение знакомые: «Господа бога святите в сердцах ваших; будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчёта в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением». Эти слова он и так читал в Писании, даже смутно помнил место: кажется, это было Первое Петра, глава была третья, а стих пятнадцатый.
   Но это он, и то, что он сделал, будет преодолеваться молитвой и чтением Библии. А вот тот факт, что ушла из церкви Оксана, был для него самым неприятным сюрпризом, если это было на самом деле, а не вымышлено Алексеем. Оксана, конечно, не была уж такой ревностной, как Володя или, скажем, Катя Опанасенко, и действительно не все держались стойко, многие теряли мир с богом, нередко проведя в церкви многие годы. Но в любом случае надо было молиться за то, чтобы Оксана вернулась к Иисусу, а как она будет его славить – это будет видно богу. Главное, чтобы она покаялась и обрела мир с господом. Но и ему не мешало бы с ней поговорить и выяснить, как всё на самом деле. Запросто может быть, что он мысленно повторил ещё раз, что Оксана на самом деле могла просто выказать большую симпатию к ведьмам, чем к ханжам из церкви, вроде бы, славящей Иисуса. А уж кому другому, как не ему, известно, что многие из его братьев и сестёр во Христе могли такую симпатию счесть актом перехода на сторону ведьм. Результат такого отношения он испытал на себе лично, когда последний раз пришёл в «Церковь Христа». Братьям, которые слишком ревностно относились к вере, это показалось вероотступничеством, и он получил злословие. Некоторые, чьи домашние церкви он иногда посещал, понимали, что он вовсе не отверг Иисуса, но то они. А этот брат понимал это так, что Оксана ушла к ведьмам.
Может, он и был прав, но проще всё выяснить самому.
   Он набрал номер Оксаны. Контакт с другим концом был, но Оксана что-то не брала трубку. У неё, конечно, был определитель, и не исключено было то, что звонки она ставила на группы людей, как у него – номера семьи, номера братьев и сестёр из церкви, номера сокурсников в институте. Звонит звонок из группы «Церковь», скажем, а так как она сейчас в обиде на некоторых из её членов, то на этот звонок она не ответит. Или она в данный момент далеко отсюда и не слышит телефон – мало ли, может, как один раз у Анжея с Алей, когда она мылась, телефон взял муж, и Анжею пришлось просить его, чтобы он что-то передавал супруге. А Оксана вполне может жить одна, что тоже бывает. И трубку поднять некому...
   - Алло, говорите, я слушаю, – Оксана подняла трубку.
   - Добрый день, Оксана, это Володя Сапунов, – заговорил Володя. – Что ты не берёшь трубку?
   - Привет, Володя, – ответила Оксана. – Просто я сейчас ногти красила, а телефон не под рукой.
   - Разве ты не можешь подойти?
   - Так я же не на руках ногти красила, а на ногах, ещё даже не высохли, а тут ты позвонил. Давай, говори, что ты хотел.
   - Оксана, это не телефонный разговор. Если ты не хочешь меня видеть из-за обиды на тех братьев, с которыми ты поссорилась, я не приеду.
   - Так, подожди, Володя, – проговорила Оксана. – Подожди. Ты сейчас где?
   - Я сейчас на остановке, на Седьмой Северной, собирался ехать домой.
   - Хорошо, значит, я успею подготовиться.
   - К чему?
   - Ну, ты же хочешь приехать, а я сейчас только вот из ванны, не буду же я тебя в халате принимать.
   - Ну, тогда я к тебе приеду, нам поговорить надо.
   - Я так тебя и поняла.
   Володя завершил разговор, и в этот момент подошёл почти пустой «сорок третий». Володя быстро заскочил в него, купил билет и сел у окна. Теперь до Бульвара Зелёного – и дальше идти вглубь, в сторону старого промтоварного магазина, где теперь кафе «В Дали».
                ****
   - Так, а теперь, если можно, объясни мне, что ты тогда имел в виду, когда говорил про мою «обиду на братьев».
   - Алексей сказал, что ты со скандалом ушла из церкви, когда тебе кто-то из братьев что-то сказал насчёт твоей дружбы с ведьмами.
   - Это который Алексей? Пресвитер?
   - Ну, да. Он говорил, что ты нашла для себя какие-то преимущества в том, как относятся к миру ведьмы, и за это тебя призвали к покаянию, а когда ты сослалась на слова Тани Флауэр Пауэр, якобы был поставлен вопрос о твоём отлучении от церкви.
   - На какие слова Тани Флауэр Пауэр я ссылалась?
   - Кажется, что-то насчёт несоответствия учения «Церкви Христа» Библии. Я сам-то не очень точно понял, о чём он. Ещё и меня обвинил в том, что я в твоём уходе виноват. Что я поругался со всеми, и это был пример для тебя.
   - А, всё понятно. Да, я ушла из церкви, дружу с этой самой Таней Флауэр Пауэр, и не только с ней. Но с какого перепугу ты вдруг взял, что я сразу же после этого стала ведьмой?
   - Я не знаю, как это на самом деле, потому и решил поговорить с тобой. То, что сказал Алексей, сказал он, а не я. Конечно, я многое мог спутать, но то, что он что-то подобное говорил, я не придумываю, я христианин и не могу лгать. Объясни мне, что я не понимаю, и как это было на самом деле.
   - Знаешь, вот на такие рассказы, как у тебя, кто-то, кажется, Алсу (я точно не помню, кто именно, но она тоже так часто говорит), сказал: «За что купил, за то и продаю». Нет, пойми, я не хочу тебя обидеть, просто так говорят. Но сейчас это неважно, ты сам не веришь в эту глупость, если хочешь понять, что там на самом деле было. Так вот, просто Паша, твой друг большой, как-то зимой сказал насчёт ведьм, что они все водимы дьяволом. Я спросила у него, откуда он это взял, он начал ссылаться на Библию, а я тогда и сказала ему, что ещё вопрос, кто праведнее – ведьмы, которые, может, и колдуют, но они хотя бы понимают, что можно делать, а что нельзя, и есть такие ведьмы, которые в вопросах добродетели и соответствия заповедям бога могут тысячу раз кое-кому из христиан солидную фору дать. Вот он и взъелся на меня. И нажаловался этому Алексею. И тот сразу начал меня обвинять в симпатиях к ведьмам. Разобраться – не судьба, а обвинять все умеют. Так вот, я сдуру и попыталась ему всё нормально объяснить, только он упёрся в свои фантазии, и хоть об стенку горох: перемётываюсь, понимаешь, к колдунам, на Лысую гору. А я никуда не уходила. Я просто считаю, что учение Иисуса Христа было в своё время неправильно понято. Я, кстати, в своё время из-за этого была с большим скандалом отлучена от православной церкви, там тоже меня поносили так, что уши вяли. Священник, прошу заметить. Я потому с тобой и заговорила в автобусе, что мне было интересно понять, как там оно на самом деле, что написано в Библии, и что к ней отношения не имеет. И я же всё это время не только в церковь ходила, но и книги читала, ту же Библию. И так вот начала потихоньку понимать, что это всё, по большому счёту, не совсем Библии соответствует. И как-то раз встретилась с Тоней, ну, которая Бэби Спайс, она недалеко от тебя живёт. И у неё в гостях была та ведьма, ну, она из Верхнего Тагила, Света. Шакира, в общем. И эта самая Шакира без каких-либо опровержений роли Иисуса объяснила мне, почему «дар языков» – это просто тарабарщина. Она мне даже рассказала, как это дело вышло. И уже об этом я говорила с Таней, когда Света с Кариной Гусейновой уехали домой.
   - Эта Карина Гусейнова не из Екатеринбурга?
   - Да, она оттуда. А что, ты её знаешь?
   - Такая скромная, чёрненькая? Она всё время старается тебя в разговоре не обидеть. Я с ней в лагере Гагарина прошлым летом познакомился, она мне носок зашивала.
   - Может, это и она. Ну, так вот, Володя, я поговорила с Таней, и её слова насчёт того, что к настоящим языкам эти «бормоталки» отношения не имеют, я привела (косвенно, прямой цитаты не было) Тимуру и Алексею. Они оба на меня так посмотрели, как будто у меня рога на лбу расти начали, а из носа дым повалил. И давай стращать, что отлучат меня от церкви. Я сказала им, что для меня это большой потерей не будет, и они чуть не вытащили меня из собрания под руки. Я решила, что это «знакомство» пора прерывать. А кому со мной общаться хочется, они будут общаться, и до лампочки им будет, что там Алексей с Тимуром говорят. Правильно Тима, Тонин брат, сказал: «Ещё говорят, что в Москве кур доят». Кстати, они там не распространялись насчёт того, что я сказала, что мне не хочется быть покалеченной ими?
   - Алексей это упомянул.
   - Да, язык мой – враг мой. Хотя то, как они себя ставили, давало повод на самом деле бояться за своё здоровье.
   - Хорошо, с этим мы разобрались, – сказал Володя. – Но я одного не могу понять: ты ушла к ведьмам или просто с кем-то из них дружишь?
   - Володя, просто так к ведьмам не уйдёшь, туда, как в христианские церкви, никого не зовут. Там способности нужны и желание работать с магией хоть все двадцать четыре часа в сутки, если потребуется. Это жизнь, а не хобби, и это я знала задолго до знакомства с ведьмами. Можно быть «верующим» в это всё, но это не сделает тебя магом, вот что важно понимать, – ответила Оксана. – А если ты имеешь в виду разрыв с христианством, то он может быть так назван только формально, потому что так получается, что я не была христианкой или ей осталась.
   - Скорее, ты ей так и не стала, Оксана, – с некоторой досадой проговорил Володя. – Ты стала, как Игорь, мой сосед. Он уважает Иисуса, как учителя, но не стремится спастись, вот что плохо. Ты тоже так делаешь.
   - Игорь? Он живёт в вашем доме? А его фамилия не Сперанский?
   - Ну, Сперанский, а что?
   - Я его немного знаю. Он же учился раньше в нашем институте, я только поступила, а он был на последнем курсе. Вроде, работает сейчас продавцом в ларьке сувенирном в центре.
   - Нет, уже не работает, он теперь в книжном магазине работает, ну, на Дмитриева который.
   - Может быть. Но я давно с ним не виделась, так что он не мог на меня повлиять, даже если бы очень захотел. Вот так, – Оксана вытянулась, а потом с ногами забралась в кресло. – А ведьмы, с которыми я общаюсь – вполне, я бы сказала, вменяемые люди, они очень на самом деле терпимые к чужим взглядам. Это ты путаешь их с «Чёрным Братством», там многие на самом деле христиан не жалуют по разным причинам. Нет, среди тех ведьм есть такие, которые и с «Чёрным Братством» сотрудничают, это им не мешает быть теми, кто они есть. Но ведьмы как раз смягчают «Братство», они там стремятся меньше принимать слишком жёстких решений. А которые в своём кругу работают, они очень часто достаточно добрые и понимающие.
   - Вот, Оксана, – сказал на это Володя, – о чём и речь. Да, они сами по себе не плохие люди, да, именно ведьмы, которых я знаю, редко сильно злятся на христиан, но они всё-таки занимаются магией, а это не от бога. Многие из них не очень следят за соблюдением заповедей, говорят, что самая главная в мире заповедь – не вредить другим, а дальше ты волен делать, что хочешь. А это не от бога, он так не говорил, а вот дьявол именно так и уловляет в сети тех, кто не очень понимает божий замысел. Ты не крадёшь, не употребляешь наркотики, стараешься не вредить другим людям, уважаешь интересы других – это хорошо, но как быть с прелюбодеянием? Да и те, кто внешне праведен, они ведь не признают Иисуса Христа своим спасителем, они не признают, что на них грех, который с них не снял Иисус. И идут в ад. Отказ от помощи Иисуса равнозначен тому, что ты себе подписываешь путёвку в ад. Ведь они все оглашены благой вестью. А по делам язычников будут судить. Но тех из них, кто не мог знать Иисуса, так как родился раньше него. А тех, кто узнал и отверг, будут судить по тому, что они не отринули греховную природу, хотя у них был такой шанс. Тебе должно быть известно, что это ведёт туда, где червь их не умирает, и огонь не угасает.
   - Володя, извини меня, но я хочу кое-что спросить у тебя.
   - Хорошо, спрашивай.
   - Ты можешь говорить своими словами, или в твоей голове только цитаты из Библии пополам с хаосом?
   - Тебя раздражают слова господа?
   - Ты хочешь сказать, что ты – господь?
   - Я хочу сказать, что Библия – это книга, написанная самим господом.
   - Володя, меня это не раздражает, мне просто жалко тебя, что ты такой хилый и слабый умом, если сам не можешь то же самое сказать без кучи цитат из Библии. Я до встречи с тобой тысячи раз перечитывала Библию, и меня это никоим образом не раздражает. Но мне не нравится, когда меня начинает учить тот, у кого нет ничего своего за душой. Ты же умнее, чем та маска, которую ты на себя напяливаешь, я же вижу это прекрасно. Ты же можешь сказать это всё лучше, не цитируя Библию.
   - Оксана, я, может быть, и слабоумный, может, я и не имею ничего своего за душой, если не считать спасения во Христе Иисусе, но я посмотрю, как ты будешь блистать умом и духовными богатствами, когда господь будет судить мир. А пока я буду молиться за то, чтобы ты не попала окончательно под влияние сатаны и не угодила в печь огненную, где будет плач и скрежет зубов.
   - Володя, это твоё личное дело, как ты меня теперь воспринимаешь, но я не намерена менять решения, – ответила ему Оксана. – Только вот что я тебе на всё это скажу. Тебе совершенно не идёт, когда ты кривляешься, изображая из себя ханжу, мне лично больше нравится, когда ты действительно исполняешь закон Всевышнего, творя любовь вокруг себя.
   - Это и есть проявление любви, Оксана, – сказал Володя. – Христианской любви, когда ты даришь человеку весть об Иисусе и молишься за то, чтобы он не попал во тьму внешнюю, где будет плач и скрежет зубов.
   - Володя, ты путаешь любовь и желание переделать человека, пусть даже из намерения его, как ты считаешь, спасти. Когда ты любишь, ты не отвергаешь даже того, что считаешь плохим, а находишь в нём хорошее. Ну, ты хотя бы пытаешься, если не находишь. А твои рассуждения – это, уж извини меня за прямоту, детский эгоизм. Я не хочу играть в твою игру, и ты начинаешь мне выговаривать, что я, мол, грешница, и что моё общение с ведьмами приведёт меня в ад. Чем ты тогда лучше тех людей, с которыми сам тогда расстался из-за злословия? Плюс к тому, мой хороший, ты ещё и лжёшь всем, даже себе, что ты сделал это, чтобы не вгонять кого-то в грех. Я помню, как ты ушёл, и как ты яростно выказывал обиду, когда Алексей на тебя накинулся. И мне же ещё и Карина со Светой рассказали, как ты ушёл с красными глазами, когда не смог обратить в свою веру Карину.
   - Оксана, я пришёл в лагерь, заплакал, а потом долго молился за них всех, чтобы они спаслись, – ответил Володя. – Я сделал это, потому что они тоже должны быть с господом. И я не знаю, что ещё тебе наговорили про меня ведьмы, но именно то, что ты говоришь, не моя ложь, а твоё незнание, как всё было. Как раз то самое «за что купил, за то и продаю», как ты сама тут сказала. И это можно было бы не обсуждать, поскольку это неважно сейчас. Скоро бог будет судить мир, и пока у тебя есть шанс покаяться и принять Иисуса Христа господом жизни своей, пока есть этот шанс. Но его скоро может не стать, и тогда... Ты была в церкви и знаешь, что будет.
   - Я так думаю, что тебе не меньше этого известно и то, что угроза – это признак слабости. И тот, кого ты представляешь, в таком случае – не бог, так как он настолько слаб, что опускается до угроз. Или ты как-то странно себе представляешь то учение, которое давал Иисус людям. Извини, я не хотела тебя обидеть.
   - Я не обиделся, – сказал Володя. – Если разобраться, то все вы – ты, эта самая Карина, Шакира, Анжей, – правы, когда говорите, что это всё не моя территория. Я просто посоветовал тебе, как стоило бы поступить тебе. Я бы на твоём месте так и сделал.
   - Как любит повторять Шакира, я пока на своём месте, а ты на своём. Так что будем делать то, что делаем. Лучше давай, попьём чай, просто о нас с тобой поговорим, религии не касаясь...
                ****
   Похоже, вся вода хлынула потоком, залив улицы. Володя жалел, что у него не было резиновых сапог, и ему приходилось прыгать, чтобы не промочить ноги и не заляпать брюки – светло-серый цвет достаточно маркий для такой погоды. А здесь всё было залито водой, как в половодье. Добраться по такой дороге до двести пятого дома было очень проблематично. Но всё же он до него дошёл и нырнул в подъезд, свернул вправо и нажал кнопку звонка.
   - Кто там? – раздался голос Ларисы.
   - Это Володя Сапунов, – ответил Володя. – Ты не хочешь меня видеть?
   - Минуту подожди, я открою, – она встретила его в нарядном платье и с косынкой на голове. – Господи, ты что, ноги замочил?
   - Похоже, что да.
   - Сейчас же разувайся, не хватало, чтобы ты простыл, – Володя без лишних слов подчинился, и Лариса бросила ему новенькие шлёпанцы. – Вот, на днях специально для тебя купила, чтобы ты с собой не таскал. Тут у нас собрание, мы молимся в нашей домашней церкви. Присоединишься?
   - С радостью, – Володя улыбнулся и вдел ноги в шлёпанцы, после чего повесил куртку в шкаф. – Ты не одна?
   - Мама здесь, сестра моя родная, просто сёстры из церкви, братья пришли, чтобы помолиться. Ты лишним не будешь, Иисус говорил: «Где двое или трое во имя моё, там я».
   - Да, конечно, я с радостью приду в ваше молитвенное собрание. А что-то случилось? Или вы просто собрались, чтобы помолиться?
   - Разные нужды. У тебя есть что-то, за что нужно помолиться?
   - Оксана, сестра из нашей церкви, ушла оттуда, сейчас отвергает Иисуса и с ведьмами общается.
   - С какими ведьмами? – Лариса удивилась.
   - Ну, с этими, из Красноярки.
   - Она уехала в Красноярку?
   - Нет, она в городе, просто кое-кто из тех ведьм живёт не в Красноярке на самом деле, а в Омске, одна даже рядом со мной, мой сосед Игорь её знает немного. Я сказал Оксане, что буду молиться за её возвращение к Иисусу.
   - Вот, – сказала ему Лариса. – А ты ещё спрашиваешь, какой повод для собрания.
   - Только не говори мне, что ты специально для этого собрала церковь.
   - Собрала мама, а не я. Но она с радостью помолится и за те нужды, которые у тебя есть. Кстати, а как на работе?
   - Не сильно легко. Ну, это всегда на новом месте. К тебе вот пришлось на перекладных добираться, я же сейчас у Речного вокзала в книжном магазине за прилавком стою.
   - Христианский магазин?
   - Там часовая мастерская рядом.
   - Помню такое. Это же там, где раньше был такой большой гастроном, – Лариса пошла на кухню. –  Ладно, Володя, пойдем, чай пить будем, а потом за ту сестру помолимся. Кстати, я вас с моей мамой познакомлю.
   Володя пошёл на кухню. Там сидело человек восемь, из них только двое мужчин, остальные – женщины, самому младшему (его Лариса представила, как Рустама) было лет тридцать с небольшим. Они были одеты скромно, но опрятно, вещи на них были новые. Обычные христиане протестантского толка, которых Володя тысячу раз видел и в «Церкви Христа» – больше о них ничего сказать было нельзя. Улыбки, которые, впрочем, могли скрывать всё, что угодно, сдержанная манера поведения. Мать Ларисы, Раису Ивановну, он такой и представлял – смотрится на все свои пятьдесят лет, но жизнерадостна и улыбчива. С Володей она заговорила вполне миролюбиво, не забыв узнать, бывал ли он в «Христианском Городе». Тот сказал, что его мать туда ходит, стал ходить и он, но пока есть сложности, так как он вынужден на данный момент притираться на новом месте, и не имеет значения, что там работают христиане. Плюс дальность от места работы.
   - Ну и что? – сказала на это Полина Валерьевна, седая, одетая в элегантный зелёный костюм с брошкой и ярко-красную газовую косынку. – Я работаю в том же районе, мету двор на Ленина, где магазин «Модная одежда» раньше был. И нахожу время бывать в церкви. Хотя, конечно, ты молодец, что стал помогать господу тем, что продаёшь книги, славящие его, но и молитва богу никогда тебе не помешает, и лучше всего, если тебя поддерживают братья и сёстры. Ты помолишься с нами?
   - Конечно же, – ответил Володя.
   Закончив с чаепитием и мытьём посуды, все перешли в большую комнату, где Раиса Ивановна предложила сказать, у кого есть нужды, за которые надо помолиться. В основном, были молитвы за хворающих родственников (что уж тут поделать, люди часто немолодые, организм слабеет с возрастом, чаще болеют). Володя упомянул историю Оксаны, а Лариса вспомнила ещё и то, что у Володи новая работа, и ему нужна помощь бога, чтобы он хорошо себя на новом месте чувствовал, и этот магазин подольше работал. Все встали в круг, и Раиса Ивановна начала молитву с благодарения бога за дарованный день и возможность молиться, после чего каждый просил бога о помощи в той области, где у него были проблемы. После чего все участники собрания постепенно втянулись в жаркую молитву. Володя был просто поглощён той молитвенной страстью, которую он сохранил, несмотря на уход из «Церкви Христа». Он не говорил языками, но он направлял действующего в нём духа святого в общий поток молитвы, чувствуя, как он соединяется с другими потоками, идущими от остальных. Словно всё это тепло собиралось в один шар, который разрастался, постепенно обволакивая всех. Лариса ему не раз показывала и рассказывала, как это делается, да и тот самый старый опыт Володи, который он вынес из прежней церкви, давал себя знать. Для Володи существовали только Агнец и Невеста, как в Откровении Иоанна Богослова («И Дух и Невеста говорят: приди», – вспоминал он в этот момент слова Священного Писания). Священный трепет охватывал каждую клеточку тела и не отпускал. Казалось, что время остановилось, и осталось только это тепло духовной защиты, такое доброе и ласковое. Володя вдруг почувствовал такое благоговение перед господом, что тут же упал на колени и склонил голову, не оставляя молитвы. Он встал на ноги только тогда, когда услышал откуда-то снаружи «аминь», сказанный всеми. Сам он сказал это так же естественно, как дышал всё это время.
   - Володя, – проговорил Рустам, – я никогда в жизни не видел такой истовой молитвы богу.
   - В самом деле, брат, – проговорил Артём, второй брат из «Христианского города», – мне бы так молиться. Как это тебе удаётся?
   - Любовь к господу, братья и сёстры, – сказал на это Володя. – Только она, и ничего более, вот что мне помогает.
   - Понимаешь, когда ты начал молиться, на нас просто благодать спустилась такая, что словами не опишешь, – сказала Раиса Ивановна. – Честное слово, я сама никогда такого не чувствовала.
   - Ради бога, хватит, – смущённо сказал Володя, – я лишь молился. Господа благодарите, что он откликнулся на мои просьбы, сами молитесь ему, любите его – и вам всё будет по плечу.
   - Ты знаешь, Володя, – вдруг сказала Ольга Павловна, крашеная блондинка лет примерно пятидесяти, одетая в старую, но вполне опрятную шерстяную кофту поверх пестрой блузки, коричневую юбку и цветастую синтетическую косынку, – я теперь понимаю, почему ты метался и из той церкви ушёл. Там люди себе вбили в голову, что в духе только так ходят, а не иначе – а это всё неправда. Дух дышит, где хочет, это в Писании сказано. Они не распознали, что на тебе почил дух святой, и тебя обвинили в отречении от господа. Твоя молитва показала, что это от бога, ты молишься истово, вот ты так страдаешь из-за богохульства и слабой веры.
   - Может быть, – бросил Володя. – Но мне действительно больно в душе бывает, когда люди поступают не по слову господа, я просто вижу, как они в плену у дьявола мучаются. А отказаться от этого плена не хотят, дьявол их так себе подчинил. И ведь они говорят, что это не так, но они же злословят, Иисуса со злобой отвергают. И посмотреть на них – внешне всё так хорошо, не страдают, а душа у дьявола в плену. Оксана не поняла этого, сказала всем, что лучше с ведьмами общаться, что они её больше понимают.
   - Володенька, так они же сатане служат, – вынес вердикт Рустам, – так что всё в порядке. Они её опекают, а через месяц она Иисуса будет ненавидеть, аж корчиться от имени его будет. Мне рассказывали историю, как одного брата нашего знакомая ходила в Парк Победы, общалась с ролевиками, которые там с деревянными мечами ходят. И она увлеклась колдовством, у неё даже знакомые чернокнижники появились. Она теперь имени Иисуса не хочет слышать, Библию читать не может, я сам видел, как она книгу Джоша Мак-Дауэлла «Доказательство воскресения» в клочья разорвала, как только увидела. Это бес в ней сидит и мучает. Я уже сколько молился за неё, хотя не слишком это пока помогает.
   - Знаешь, Рустам, – ответил на это Володя, – что мне лично кажется? Она на твои молитвы «экран» ставит, я уже сталкивался с такими случаями. Я за колдунов молился, даже братьев и сестёр призывал на помощь, и молитва не доходила, там просто чувствовалось, как они встречный поток ведут, я сам чувствовал, что моя молитва «застревает» в этом потоке. И через некоторое время один из этих людей, Анжей, меня встречает и спрашивает, зачем это я лез в его частную жизнь. И его знакомая одна, Наташа, она тоже сильно мне сопротивлялась, когда я за неё молился.
   - А они кто? – спросила Раиса Ивановна.
   Володя вкратце изложил то, кто такие Анжей и Наташа, а также и другие люди из их круга общения. Присутствующие слушали его, иногда перебивая вопросами, что для Володи было не так страшно, поскольку это его с мысли не сбивало.
   - Ты говоришь, такой маленький, худощавый? – спросила Ольга Павловна.
   - Да, весь в татуировках, – сказал в ответ Володя. – Он матом очень сильно ругается. Но с ним вполне можно разговаривать, если только ты лишнего не будешь спрашивать и на больные мозоли наступать.
   - Видишь ли, он же появляется регулярно возле Хитрого рынка, там у него рядом младшая сестра живёт, и он ей котят отдаёт на продажу.
   - Там ещё и ведьма живёт одна, – сказал Володя, – она врачом работает, и Анжею от неё достаётся за неправильное питание. Её, по-моему, зовут Алсу.
   - Алсу Ибрагимовна? – спросила Полина Валерьевна. – Я к ней ходила на консультацию, у меня желудок побаливал. Она меня выслушала очень так внимательно, а потом сказала: «Приходите на обследование послезавтра утром, обязательно на голодный желудок». Договорилась насчёт кабинета и эндоскопом меня посмотрела. Я потом в нашу больницу сходила, они мне диагноз подтвердили – гастрит. Хорошо, что без операции обошлось. Она мне сразу сказала: «Немедленно в больницу, пока неотложку не пришлось вызывать и резать». Строгая такая, я представляю, как этому Анжею от неё достаётся, если он действительно так питается.
   - Не знаю, – сказал Володя, – но мне, похоже, придётся с ней по этому поводу тоже поговорить, тоже что-то в последнее время желудок не очень себя чувствует. В нашей больнице в регистратуре страшная очередь, проще платно пройти нужное обследование.
   - А ты в какой больнице обследовался?
   - В первой, это рядом с Христо-Рождественским собором. Я же на Конева живу, наша поликлиника там.
   - Да, в районных поликлиниках тяжело в кабинет попасть, я знаю, мне там бывать приходится. Хорошо, что наш участковый терапевт – человек добрый, он же меня тогда и направил к Алсу Ибрагимовне.
   - А откуда он её знает?
   - Руслан Махмудович? Так она его жена. Он мне сказал, когда прийти, и она меня послушала. А что?
   - А, я его видел в городе, такой элегантный. Он же тоже колдун, кстати, – сказал на всё это Володя.
   - Вот уж никогда не знала, – проговорила Полина Валерьевна.
   Разговор перетёк на какие-то другие темы, и Володя совершенно забыл попросить у Полины Валерьевны координаты Али, чтобы попробовать у неё узнать насчёт желудка...
                ****
   - Что вы хотели? – Аля вышла за дверь.
   - Мне одна сестра из «Христианского Города», Полина Валерьевна как-то говорила, что вы занимаетесь желудком. Я поговорить хотел. Поверьте, это не проповедь, мне действительно нужна консультация.
   - Координаты дала она?
   - Нет, Тоня, ваша знакомая из нашего района.
   - Она вам сказала, что я посторонним за красивые глаза консультаций не делаю?
   - Сказала. Сколько это будет стоить?
   - С вас, зная ваше положение, возьму триста рублей за всё. Может, меньше будет, смотря, что придётся делать. Или, если вдруг что, оплачивайте в нашей больнице полис – я вас в кабинете посмотрю.
   - Может понадобиться?
   - Ладно, проходите, сейчас поговорим, решим, что делать.
   Они вошли в квартиру. Чёрная кошка завертелась под ногами, и ведьма погладила её.
   - Ой, не ври только, Багирка, я сама тебя с утра кормила. Вечером будет тебе твоя еда, – сказала она, а потом обернулась к Володе: – Заходите на кухню, мы сейчас обсудим вашу проблему.
   На кухне ведьма поставила табуретку к столу, жестом указав Володе на неё. Тот сел, и Аля примостилась на другую табуретку, позволив Багире запрыгнуть ей на колени.
   - Ну, я слушаю вас, Владимир, что у вас с животом.
   Володя начал описывать, как у него это получалось, что в последнее время у него начал побаливать живот, показав, где примерно болит, и отвечая на задаваемые ведьмой наводящие вопросы – питание, что с газами, что ел на завтрак сегодня, как питался все эти дни. Она выслушивала его с той самой внимательностью, которая была присуща, наверное, всем ведьмам, и о чём не раз он слышал от других братьев и сестёр. С другой стороны, она ведь врач, и ей нужно знать всё. Аля почти не отвлекалась на кошку, которая тихо-мирно так уснула у неё на коленях, лишь под конец аккуратно спустила на пол и достаточно строго сказала:
   - Так, Владимир, будем вас обследовать. За эту вот консультацию с вас пятьдесят рублей, а в понедельник подъезжайте-ка к семи утра в местную  больницу, сначала оплатите разовый полис, скажете, что на ФГС, а потом сразу в кабинет, я как раз там буду работать. И на будущее, даже если у вас ничего страшного не обнаружится, бросайте «сухомятку», если не хотите в свои молодые годы нажить гастрит, если не ещё что похуже. С этим можно и копыта отбросить. Я пока ничего вам говорить не буду, скажу, когда увижу сама, что там делается. Подозрения у меня на хронический гастрит, но могу и ошибаться. Если всё слишком серьёзно, то я вам выпишу направление в вашу больницу – пусть посмотрят, если надо, госпитализируют. Ещё раз говорю, я не настаиваю на том, что у вас проблемы – сначала посмотрю, а потом будем решать, что мне с вами делать.
   Володя отсчитал пятьдесят рублей и протянул их ведьме. Та посмотрела купюру на свет, засунула в карман джинсов и сказала:
   - Пока не уходите, сейчас Руслан придёт, он вам расскажет, как добраться до нужных вам кабинетов.
   Руслан появился на пороге кухни. Он был одет в элегантный свитер и не менее элегантные брюки, на ногах были очень хорошо подобранные туфли без задника – как у русского барина в книгах у Тургенева (тогда, судя по  книгам Тургенева, многие дворяне дома носили китайские туфли без задков). Рядом с ним стояли мальчик и девочка, одетые вполне обычно для их лет – где-то примерно третий или четвёртый класс по возрасту. Аля представила их Володе, как Мурада и Розу.
   - Ваши дети? – спросил Володя.
   - Ну, – сказала ведьма. – Руслан, я пока тетрадки им проверю, а ты человеку накидай примерно, как ему там, в твоём ведомстве найти кассу по полисам и кабинет гастроэнтеролога.
   - Хорошо, Алсу, я скоро, – ведун вытащил откуда-то отрывной блокнот и ручку. – Вот, я вам напишу, чтоб вы не заблудились у нас, когда пойдёте на осмотр. Кстати, вы ведь первый раз на такую процедуру?
   - Если честно, то да.
   - Тогда я вам советую захватить с собой чистую простыню и полотенце – у нас в больнице с этим проблемы, – а перчатки Алсу захватит в ордене, у Романа Анатольевича, он ей даст парочку с возмещением.
   - Это как?
   - Она сама потом купит такие же. Ну, здесь-то сильно дорогие не нужны, это стерильные стоят рублей сорок, как минимум. Но вы не волнуйтесь, вам эта статья расходов не грозит, – успокоил Руслан. – Да, чуть не забыл. Вы как узнали наш адрес?
   - Я с Тоней поговорил, – объяснил Володя. – С Бэби Спайс. Просто у меня немного с желудком неприятности. Ваша жена говорит, что у неё подозрения на гастрит, но это ещё не точно.
   - Спрашивала про режим питания?
   - Да, очень подробно, чуть не за неделю мой рацион выуживала. Я же на новой работе не могу отлучиться, мне за прилавком стоять надо. И ехать далеко от дома, к Речному вокзалу.
   - Именно к вокзалу или к Речному порту?
   - К вокзалу, на площади Бухгольца. Там магазин христианских книг.
   - Вы что, еду из дома возите?
   - Пока да.
   - Хорошо, что Алсу сейчас этого не слышит, а то бы она сказала что-нибудь на этот счёт. Там же  в округе точек горячего питания штук, как минимум, десять, вполне доступные по ценам. Вон, назад немного отойдите от вокзала, к памятнику Ленину, там два киоска с горячим питанием стоят, сам тысячу раз пользовался. Ладно, вот вам все данные, – он протянул Володе листок с адресом больницы. – Если что, вы извините за мой почерк кривоватый, но я постарался написать разборчиво.
   - Спасибо, – сказал Володя, – не буду вас больше задерживать, да и мама будет беспокоиться, что я домой не еду.
   Он попрощался с Русланом и Алей, вышел на остановку «Улица Лизы Чайкиной», перешёл на другую сторону – теперь оставалось только сесть на нужный автобус или троллейбус и доехать до дома. И тут у него зазвонил телефон.
   - Алло, – сказал Володя.
   - Володя, это мама, – ответили на другом конце провода. – Ты сейчас где находишься?
   - На остановке, домой собираюсь. Я же к врачу на консультацию ездил. Ладно, мама, попозже позвони, а то автобус пропущу.
   Он заскочил в автобус, и когда он проехал остановок пять, мать позвонила снова. Володя сказал, что слышно не очень хорошо. Положил трубку, сунул в карман, пока автобус ехал. Мать позвонила ещё раз, когда Володя проезжал Ленинградский мост.
   - Володя, тут Лариса заходила, она спрашивала, куда ты поехал.
   - Что ты ей сказала?
   - Что ты к доктору поехал.
   - Она уже ушла?
   - Она через полчаса будет, она к Вадиму пошла, там ей надо за его маму помолиться.
   - Хорошо, я уже мост проехал, скоро буду дома.
   Он быстро добрался до дома, по пути столкнувшись с Ларисой, которая от неведомой радости даже обняла его, а между делом спросила, что там ему сказал врач насчёт его проблем.
   - Выписала направление на ФГС, сказала, что надо посмотреть, что у меня с желудком.
   - А что ей не понравилось?
   - Предполагает, что у меня гастрит. Но точно пока ещё ничего не говорит, чтобы не ошибиться. Отругала за то, что я неправильно питаюсь.
   - В смысле?
   - Ну, что я плохо обедаю и завтракаю. Я же тебе рассказывал про эту Алсу, она строгая. Я представляю, как от неё своим достаётся за неправильное питание. Помнишь, я тебе как-то про Анжея говорил, что на него жена этой вот Алсу пожаловалась? Она его отругала.
   - А почему ты к ней пошёл?
   - Мне сестра из вашей церкви, Полина Валерьевна, порекомендовала к ней обратиться. Ты же сама там была, это у тебя дома было.
   - А, вспомнила. И ты решил с ней поговорить?
   - Ну, да. Она сказала в больницу прийти, чтобы она меня могла посмотреть на аппарате. Взяла пятьдесят рублей за консультацию, остальное сказала оплатить в больнице. Теперь надо в понедельник с утра на голодный желудок в район Баранова ехать, там где-то она в больнице работает некоторые дни.
   Они дошли до дома. Володя открыл дверь подъезда, после чего они вошли в квартиру, и мать сразу же спросила у Володи, что сказал ему врач насчёт желудка. Тот объяснил примерную картину, сказав, что в понедельник ему нужно обязательно взять с собой чистую простыню и полотенце.
   - А перчатки не надо? – спросила мать.
   - Нет, она сказала, что перчатки найдёт, нужно просто быть на месте с утра, там же очередь будет, да и полис надо будет оплатить в кассе. Говорит, что это пока первый осмотр, может быть, она мне направление уже в нашу больницу выпишет, когда посмотрит.
   - А что она тебе сказала?
   - Подозрения на хронический гастрит, но это пока неточно, она хочет меня посмотреть, чтобы точно сказать.
   - Надо хотя бы коробку конфет купить ей, – сказала Лариса. – Полина Валерьевна так и сделала, когда осмотр прошла. Конечно, её там никто об этом не просил, но то, что ей сказали спасибо за это, тоже что-то значит.
   - Не знаю, Лариса, – ответил на это Володя. – Я, кстати, предполагаю, что мне там будет большой разнос за моё питание, даже если ничего не найдётся такого страшного, мне уже и так немного досталось, а она очень строгая.
   - Сынок, я буду молиться за то, чтобы всё обошлось, и она тебя не ругала, – ответила мать. – Конечно, она, наверное, права, что ты должен лучше к своему питанию относиться, но всё-таки не очень правильно будет, если она тебя отругает. Тебе когда к ней?
   - В понедельник.
   - Ну, тогда я тебе завтра вечером подготовлю простынку и полотенце, а с утра разбужу пораньше, чтобы ты без опоздания доехал.
                ****
   Больничный коридор был не сильно полон – всё-таки раннее утро. Володя занял очередь среди таких же, как он «платников» – в самом деле, нелегко отстоять огромную очередь в регистратуре, чтобы после получить не очень качественную медицинскую помощь. Кабинет ещё был закрыт – видимо, врачи ещё не пришли. Правда, сновала какая-то шатенка очень молодая – наверное, практикантка из медучилища или мединститута (хотя сейчас это уже академия, конечно же). Что это была не Аля, было ясно по её вполне русскому лицу и более крупной фигуре – типичная провинциалка, которой удалось каким-то образом попасть на учёбу.
   Очередь состояла сплошь из пожилых людей, если не считать одного парня лет двадцати восьми примерно, который выглядел, как мелкий бизнесмен из разряда тех, которые обычно занимаются сферой мелких услуг или такой же частной торговлей. Все остальные – это четыре старика обычного вида, каких ты можешь увидеть везде, и несколько не более примечательных старушек.
   - Девушка, – начал парень, – а когда будет Байбулатова?
   - Минут через десять примерно. Потерпите, ещё времени вагон.
   Володя расслабился и начал тихо молиться, чтобы скоротать время и хоть как-то подготовиться к осмотру. Он не особенно любил ходить по кабинетам врачей, а ФГС вообще проходил в первый раз. Остальные, кто сейчас сидел в очереди, наверное, были неверующими – они все как-то не очень стремились доверить свои нужды господу, хотя не выказывали по отношению к Володе ни малейших признаков враждебности, как это часто было среди атеистов и православных. И всё равно время тянулось медленно, как будто кто-то хотел оттянуть неприятную процедуру (надо заметить, что у Володи и отец не любил медицинские процедуры – особенно он не жаловал уколы и анализы крови). Плюс к тому, у Володи не было знакомых, которые в той или иной степени страдали расстройствами желудка, то есть некому было бы сказать, насколько это неприятная процедура. И он молился богу, чтобы всё это, как можно скорее, закончилось.
   - Доброе утро, – Аля подошла к кабинету, открыла дверь. – Вы уж меня извините, но придётся ещё немного подождать, время не наступило, – она была в джинсах и замшевой куртке с бахромой, на голове – ажурная шапочка «в обтяг». – Сапунов, всю ночь богу молились?
   - А что? – спросил Володя.
   - Вижу, что вставать вам не больно хотелось. Потерпите, я вас посмотрю, домой приедете – отоспитесь. Родионов, – сказала она крупному парню, – я вас жду первым.
   - Он вас спрашивал, – сказала одна из старушек.
   - Хорошо, Елизавета Геннадьевна, – ответила ведьма. – Кстати, вы ко мне просто на осмотр, или у вас желудок болит?
   - Болит немного, – сказала старушка.
   - Ладно, я сейчас переоденусь, – Аля скрылась в кабинете. Володя был удивлён тому, как она в такую рань уже так бодро себя чувствовала – он (что ведьма точно подметила) всё ещё поклёвывал носом, поскольку ночью у соседей внизу была попойка, и какое-то время долбило техно или нечто в том же духе.
   - А вы что, в бога верите? – спросил сидевший рядом с Володей старичок.
   - Да, я христианин, – с радостью начал говорить тот, заметив, что парень в начале очереди подозрительно покосился на него. – А вы знаете, что господь вас любит и послал сына своего единородного Иисуса Христа, чтобы он спас вас в день суда?
   - А вы из какой церкви? – спросила Елизавета Геннадьевна.
   - Я протестант, – ответил на это Володя. – Я хожу в «Христианский город», это на Тридцатой Северной. А разве есть какая-то разница, в какую церковь я хожу? Если человек верит слову Иисуса и исполняет его, никаких церковных рамок между ним и другими христианами не может быть. Нас объединяет Иисус, если мы приняли спасение через него. А церковная догма создана не богом, а людьми, которые не всегда понимают то, что нет «истинной» или «ложной» церкви, а есть божья семья.
   - А к православию вы как относитесь? – спросил Родионов.
   - Одна из церквей, – ответил Володя. – Есть те, кто крещён в православие, но бога не знает, есть и те, кто через это Иисуса принял.
   - А вас как звать? – спросила Елизавета Геннадьевна.
   - Володя.
   - Тёзки, – заметил Родионов. – А вам не в ломы к ведьме на приём идти?
   - Я иду к врачу, а не к ведьме, – ответил Володя. – Я за неё молюсь, чтобы она пришла к богу.
   - Что, довелось лечиться?
   - Нет, я здесь первый раз, просто у нас общие знакомые. А вам разве важно, ведьма она или нет?
   - Может, оно даже и к лучшему, – сказал Родионов на это. – Я просто тут был уже, лечение проходил от язвы, так она мне всё так подробно объясняла, хоть она иногда и ругается, что ты неправильно питаешься. Но если так вот посмотреть, то правильно ругается.
   - Родионов, – из кабинета высунулась Аля, – подъём, аппарат ждёт.
   Родионов направился в кабинет, пробыл там недолго и вернулся в коридор, ожидая справку.
   - Так вот, – продолжил Родионов, – она меня отругала, но лечение доброе назначила. Я просто на осмотр пришёл, чтобы посмотреть, как оно там, да и шеф заставил – чтобы я не сачковал по болезни. У нас с этим строго.
   - Это что за работа такая? – спросил Володя.
   - Шофёр, – ответил Родионов. – Мне же ездить приходится далеко, там не до болячек. А вас-то какая нужда потянула?
   - Желудок начал побаливать, а мне одна сестра из «Христианского города» сказала, что у этой Алсу Ибрагимовны обследовалась, и она ей помогла. Ну, я просто поговорил, что там, узнать хотел, а она и сказала, чтобы я сюда пришёл. И ещё отругала за «сухомятку» на работе.
   - А работа какая?
   - Книги в магазине у Речного вокзала продавать.
   - Работа, как работа. А вот насчёт так хавать на работе – это ты напрасно так: меня вот из-за этого чуть к хирургу не отправили. Беречь себя надо.
   - Она то же самое говорила.
   - Родионов, – медсестра вышла из кабинета, – справку заберите.
   - Ага, – тот забрал бумажку и направился восвояси. Володя продолжил молитву, а один из старичков направился в кабинет. Постепенно очередь рассосалась, и Володя оказался перед дверью кабинета.
   - Сапунов, в кабинет, – Аля поманила его рукой. – И не надо бояться, я вас не заколдую. Больно тоже не будет. Гадость, конечно, редкая, знаю по себе, меня начальство заставляет осматриваться раз в год. Но это не больно, да и времени занимает мало.
   Он прошёл в кабинет. Аля (которая уже переоделась в голубые брюки, белые сабо и белую блузку, а на голову натянула прозрачный беретик) кивнула медсестре, которая приняла у Володи простыню и застелила ей высокую кушетку у стены.
   - Так, разуваемся и ложимся на левый бок, – начала Аля. – Полотенце под щёку, и вот этот загубничек – в зубки покрепче зажмите. Марина, начинай, я сейчас пациента смотреть буду.
   Процедура действительно оказалась неприятной – Марина аккуратно ввела в пищевод Володи чёрный шланг в сантиметр толщиной, не меньше. Аля что-то там говорила насчёт того, что это недолго, но Володе и этого-то по самое «не могу» хватило. Ведьма продолжала что-то говорить, не то его успокаивая, не то что-то там, на своём экране увидев. Когда всё закончилось, Володя вытер рот от обильно выступившей слюны, а пока он обувался, Аля сворачивала простыню, аккуратно завернув в неё полотенце.
   - Всё, – сказала она. – Я закончила. Подождите в коридоре.
   - Чтоб не забыть, – Володя достал из пакета коробку конфет «Коркунов», купленную в воскресенье как раз для этого визита.
   - Благодарю, – ответила Аля, – вы в коридоре пока подождите, я сейчас вам справку напишу. Там старичку, который за вами сидел, скажите, чтобы он готовился в кабинет, если вас не затруднит.
   Володя так и сделал. Получив благодарность, он встал у противоположной скамейкам стены и начал ждать, когда вынесут справку. Аля провозилась недолго и вынесла листок бумаги с напечатанным текстом.
   - Так, на будущее, Владимир, – сказала она абсолютно серьёзным, даже строгим тоном, – вы своё такое отношение к питанию бросайте. На листочке напишите себе, на видное место приклейте, чтобы не забывать: «Плохо есть по утрам и в обед – от дьявола». Иначе на следующий год, если не раньше, вас Сталина или ещё кто, кто у вас в «единице» гастроэнтеролог, под нож отправит. Ладно, идите домой, не болейте больше, а в обед будьте любезны поесть, как следует. Я проверю. Так, Северов, идите в кабинет, буду вас смотреть.
   Володя отправился домой. Дома его ждала мать, которая была немного взволнована, потому что не знала, что всё обошлось. В справке, которую ему дала Аля, было написано состояние желудка, и там всё смотрелось вполне нормально. А к справке была приложена записка следующего содержания:
   «Уважаемая Елизавета Павловна, если это возможно, следите за своим сыном с утра, чтобы он нормально позавтракал. Также рекомендую смотреть, чтобы он на обед с собой брал более-менее подходящую еду, а не булочки с чаем или ещё какую сухомятку. С таким отношением к питанию недолго и язву заработать. Его барышне, Ларисе, скажите то же самое, чтобы она за ним следила. Надеюсь на понимание вне зависимости от вероисповедания.
                Алсу Байбулатова».
   - Она и мне разнос сделала, – пояснил Володя.
   - А откуда она знает, как меня зовут? – спросила мать.
   - Может, от Полины Валерьевны, – сказал Володя. – Или на суде слышала. Она же там, как свидетель, проходила. Кстати, она же меня в больницу тогда сопровождала.
   - Понятно, – сказала мать. – Хорошо, что всё хорошо с твоим желудком, но права эта твоя Алсу, тебе надо завтракать и обедать хорошо, пока ты себе не заработал гастрит.
   Володя отправился на кухню – завтракать ему пришлось именно сейчас, так как он даже переночевал у друга из «Церкви Христа», чтобы вовремя успеть к осмотру...
                ****
   - А записку твоей маме она зачем написала? – удивилась Лариса.
   - Чтобы она меня контролировала по этой части. Мне ещё и в больнице от Алсу досталось за неправильное питание. Я теперь понимаю, почему Анжей на жену тогда обиделся, что она про него Алсу наговорила, что он по утрам часто питается, как попало.
   - А ты разве плохо питаешься?
   - Я быстро собираюсь – мне же надо к Речному ехать с утра. А чтение Библии и работу по дому я не могу отменить.
   - Знаешь, Володя, я тебе вот что скажу. Ведьма эта твоя Алсу или нет, но вот насчёт питания она правильно тебя отругала. Так что я лично за тобой буду следить.
   - Володя, будь другом, помоги, пожалуйста, аппаратуру поставить, – к ним подошёл Коля Барсуков. – Или тебе врач запретил?
   - Нет, она сказала, что живот у меня болел из-за того, что я ем, что попало, и там ничего страшного, но маме всё-таки записку написала, чтобы она за мной следила, – Володя взялся помогать музыкантам из «Христианского Города» ставить аппаратуру на сцену детского клуба, где они должны были говорить об Иисусе – обычный выезд. Некоторые пользовались в таких вот мобильных проповедях акустическими инструментами и просто говорили с людьми неформально – сам Володя участвовал в подобных выездах, когда он был прихожанином «Церкви Христа». Просто он с Таней, Олей Зотовой и ещё кем-нибудь выходил в город, они там ходили, общались с людьми и пели христианские песни. Это, кстати, часто работало намного лучше помпезных проповедей в церкви, куда основная масса неверующих не жаждала попасть в силу того, что им наговорили православные священники и мирские «борцы с сектами», которых Володя не очень понимал: Иисус важнее любых догм, а догмы могут заслонить собой бога, и человек будет кланяться этому идолу. И апостолы же не имели каких-то проработанных доктрин, но церковь была сильна, потому что в ней пребывал господь. Это Володя помнил всегда, и для него была важна именно такая работа для бога, когда не просто какая-то там рабочая норма отбарабанивается «для галочки», а именно так, исполнившись духом, выйти на улицу и говорить, петь, молиться – бог будет рад тому, что ему так искренне служат. И как раз на выездах больше всего и было-то вот такого живого общения, когда ты просто говоришь с неверующими, которые видят тебя не тем страшилищем, которое слепили из Ледяева, к примеру. И люди шли в церковь, ища господа. Многие действительно начинали истово верить, потому что понимали, к чему тянется их измождённая жизнью без бога душа. Вот почему сейчас Володя помогал ставить колонки и барабаны для группы прославления, которая сейчас должна была петь о господе тем, кто придёт по объявлению, вывешенному в окрестностях «Гайдара» и ещё где-то, где Барсукова, Вадима и Андрея Перова (брат, с которым Володя сейчас работал в паре) не выгнала милиция, и где объявления не сорвали хулиганы и «борцы с сектами». Кстати, где-то в районе Тридцатой Северной Андрей и Вадим встретились с какой-то женщиной, очень похожей по их описанию на Травникову. Она разговаривала с ещё какими-то мужчинами и женщинами возраста примерно такого же, как и она сама. Но в этой милой компании также присутствовали три молодых парня, одетые так скромно, у них были намёки на бороду, а выражение лиц было, какое часто бывает у священников в телевизоре. Днём позже объявлений на месте не было – их, видимо, сорвали. Также там висел плакат, который призывал людей быть бдительнее и никогда не верить тем, кто выкачивает из их кошельков деньги, прикрываясь именем бога. Конечно, это могли сделать и другие люди, но там была мать Раисы Власенковой, сейчас сидящей в тюрьме за избиение Володи в Красноярке, а также там были ещё какие-то люди, среди которых Вадим и Андрей узнали Надежду Никаноровну и ещё одну женщину, которую Андрей называл Любовью Васильевной.
   Незаметно наступило время служения, и все приступили к своей работе для бога, благо, люди уже собрались и ждали начала. По большей части время занимали песни, перемежаемые проповедью, был и спектакль, который был посвящён Иисусу. Коля Барсуков в этот раз играл хромого человека, который был исцелён Иисусом, Ларисе досталась роль слепой женщины, а ещё кто-то сыграл простуженного человека. Иисусом оказался Андрей, и он просто прикасался к людям, которые к нему приходили, те выздоравливали (Лариса бесподобно изобразила радость от прозрения), а Иисус «заражался» от них тем, что исцелил, после чего распластался у стены (распятие), сник, а потом встал и сделал руками жест, будто собирал всех под своё покровительство. Всё это сопровождала музыка, подобранная  со всем тщанием, так как она иллюстрировала все моменты – страдания больных, радость исцеления, боль Иисуса и радость, что он воскрес, и будет править миром. Володе это действо доставило огромную радость, и он сопереживал, словно всё это происходило с ним, а когда группа прославления пела песни, он подхватывал их, не беря в голову то, что он не идеальный певец (господь в царстве своём даст ему гусли и голос, которые будут сами петь хвалу тому, кто создал и спас). Он скакал и радовался, как Давид перед Ковчегом Завета, и если бы кто-нибудь укорил его за это, он сказал бы ему: «Пред господом, который предпочёл меня отцу твоему и всему дому его, утвердив меня вождём народа господня, Израиля – пред господом играть и плясать буду; и я ещё больше уничижусь, и сделаюсь ничтожным в глазах моих, и перед служанками, о которых ты говоришь, я буду славен». Именно так, как говорил царь Давид, сыном которого зовут Иисуса Христа, своей первой супруге Мельхоле, когда та упрекнула его за этот танец. Он сейчас желал так же искренне служить богу, как это делали пророки и апостолы в Писании. И другие желания не имели значения в данный момент – и, по большому счёту, никогда. Слова людей не были значимы для него – только бог. И ради этого Володя готов был хоть в грязи вываляться и быть смешным в глазах других людей...
   - Володя, ты останешься нам помочь? – спросил Вадим.
   - Конечно, – Володя даже не собирался отказывать. Конечно, он молился с таким неистовым жаром, что тело его устало, но что значило это в сравнении с тем единением с господом, которого он достиг в молитве. А так – немного отдохнуть и помочь погрузить аппаратуру группе прославления. И неважно, что за это его бы многие – та же Аля, – отругали, что он работает на износ. Ему спешить некуда, как и всем, ибо Иерусалим уже почти не попирается язычниками, Израиль восстановлен, а знамения последних времён всё яснее показывают, что думать надо не о земном, а о том, что будет с тобой по ту сторону времени, когда в облаке сойдёт на Землю Иисус, чтобы судить народ свой. И он не хотел быть в числе тех, о ком Иисус скажет: «Я никогда не знал вас, отойдите от меня, совершающие беззаконие».
   Аппаратуру он погрузить помог, и только тогда к нему подошла Лариса и сказала: «Ладно, поехали домой, я же вижу, что ты устал». Володя с Ларисой спорить не стал, и они поехали оттуда, но не к Володе, а к Ларисе, так как та жила ближе, чем находился от этого места дом Володи. Вообще Володе на какой-то момент пришло в голову то, что Далила ведь задала в своё время загадку Самсону: «Что слаще мёда и сильнее льва?» Это Володя понимал, но он понимал, что Лариса для него – не просто сестра по вере, а женщина. Та, с которой он собирался пройти весь трудный путь к престолу господа, где они оба должны были воссесть одесную его и петь ему хвалу. И так вот, если говорить по-человечески, она была где-то даже и права: он ведь на самом-то деле устал, что почувствовал, когда сел на табуретку у Ларисы дома, чтобы разуться. Лариса быстренько приготовила ужин, и Володя был вынужден сесть за стол. Он крайне удивился тому, что на него такое влияние оказывает на него тот, кто не распинался за его грехи и не мог дать ему спасения. Но это был тот случай, когда он не перечил, так как прекрасно понимал, что тут Лариса права полностью.
   - Вот, – сказала она, – и я тебе на самом деле скажу, что именно здесь эта твоя Алсу ещё как права.
   - Ты ещё спину вспомни.
   - Слушай, я серьёзно тебе говорю, я когда-нибудь сама с ней на этот счёт как-нибудь поговорю, что она там нашла. А у тебя проблемы со спиной?
   - Ну, они там считают, что у меня ужасная осанка.
   - Не знаю, какая она ужасная, но то, что она у тебя идеальная, сказать нельзя. Наверняка ещё и спина болит часто?
   - Бывает.
   - Жалко, что эта Алсу – узкий специалист. Так бы поговорить с ней, что она посоветует. А то у моей мамы тоже со спиной в последнее время проблемы.
   - А ты поговори с Полиной Валерьевной, она же у мужа этой самой Алсу на участке наблюдается. Может, он чем поможет? Он же терапевт, может, даст координаты хорошего специалиста.
   - Ты ешь, – сказала Лариса, – а то опять забудешь. На самом деле, Володя, так нельзя. Ты ведь хочешь славить господа, но с таким здоровьем просто не сможешь делать это хорошо, потому что тебе будут мешать твои болезни. Ты читал Библию? Так вот, там в Первом послании к Тимофею есть такие слова: «Впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина ради желудка твоего и частых недугов». Твоё тело создано для служения богу, и его тоже должно содержать так же бережно, как и душу твою, и книги священные, которые ты читаешь для наставления в господе. Делай это для бога и благодари его за то, что он дал тебе всё, чтобы ты был готов к служению ему. А такое отношение к своему телу – это эгоизм, когда ты показываешь богу, как ты ему служишь. А любовь – это тогда, когда ты отдаёшь. Бог в своей любви даст тебе то, что ты просишь, ибо сказано в Писании: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам». Кто сказал это, ты помнишь?
   - Иисус, – ответил Володя. – Я прекрасно помню эти слова. Но помню также и всё остальное, сказанное в Библии. Например: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам». Но ты права в том, что так говоришь, если разобраться. Но это должно быть именно для господа, а не разговорами, что это для господа, а на деле – по собственной прихоти. И если это не так, то это будет отвержением господа, а что за этим следует – ты знаешь сама, ибо ты с Иисусом.
   Покончив с ужином, Володя и Лариса перешли к обсуждению событий, не совсем имеющих отношение к темам медосмотра и дел для бога. Дело в том, что не так давно Лариса побывала с друзьями в «Джаз-кафе», на концерте группы РАДИОФОРМАТ. Оказывается, это была группа шапочной знакомой Володи, Тани Флауэр Пауэр, гитаристки из HEART OF GLASS. Приятная такая музыка с красивым вокалом, как описывала это Лариса, хотя ей-то не очень пришлось по вкусу то, что Таня всё же не забывала, что она – ведьма. Но она не стала сильно по этому поводу с ней спорить, потому что сочла это ненужным, ведь одно дело, если она помолится за Таню, и другое – когда она грубо влезет в её дела, поскольку слово о господе будет с порога отвергнуто, и все дальнейшие попытки что-либо сделать для спасения заблудшей души будут обречены на провал. С Таней в одном концерте выступал ди-джей по прозвищу Марс, который крутил записи, более или менее подходящие для такого концерта, а ещё он и какой-то гитарист аккомпанировали играющей на цифровом пианино и поющей Наташе Мартинес.
   - А что она пела? – спросил Володя.
   - Что-то на испанском, я не очень понимаю в этом, но спето в таком, ты знаешь, стиле... – Лариса ненадолго замолчала, подыскивая худо-бедно точное определение. – Ну, как есть такая латиноамериканская музыка, не то, что сейчас массово крутят, дискотечные такие песни, а более, ну, что ли, взрослое. Ритм медленный, больше как-то от джаза, танго даже. И у неё как раз голос такой... 
   - Да, у неё голос такой, что я удивился, услышав такое не на записи, а вживую, в автобусе, – сказал Володя. – Такой, знаешь, низкий голос, но мягкий, бархатный. Знаешь, я не знаю, как бы это точнее сказать, у неё голос как бы тебя обволакивает, когда она говорит. Ну, у неё это получается.
   - Ну, – подтвердила Лариса. – Знаешь, такая манера, как у испанок часто бывает или в Латинской Америке. Причём, это именно манера такой зрелой женщины, лет за тридцать, даже за сорок. Кстати, когда мне сказали, что ей уже сорок семь, я не поверила.
   - Ей сорок семь? – Володя чуть не упал с кресла. – Я бы ей не дал больше тридцати пяти, и то, если сильно постараться. Кстати, я так заметил, что в их общине, у этих ведьм, много таких моложавых, которые смотрятся намного моложе, чем они есть.
   - Да, это верно подмечено, – согласилась Лариса. – Ладно, давай, о другом поговорим. А на концерт Наташи этой мы как-нибудь сходим, я узнала, что она вызывает из Аргентины оркестр специально для выступления в Омске.
   - Интересно было бы послушать, – сказал Володя.
                ****
   - Тоня, ты не знаешь, это правда, что Наташа Мартинес вызывает из Аргентины какой-то оркестр в Омск? – спросил Володя.
   - Как говорят в суде, правда, чистая правда и ничего, кроме правды, – ответила Бэби Спайс. На ней были узкие джинсы и высокие «армейские» ботинки в сочетании с чёрной курткой, отделанной красными вставками, на голове была чёрная спортивная шапочка. – Просто это будет от силы в конце апреля, а что?
   - Просто хотел сходить на концерт.
   - Имей в виду, Крамбамбула, – сказал Анжей, – что хозяева площадки так поставили условия, что билет будет стоить сто рублей у распространителей, а на входе он будет все сто пятьдесят. Средняя цена по городу, но это не всем по карману. Площадка – клуб «Citrus», это в комплексе «Летур», заходишь с задней стороны, от «Пяти звёзд», туда идёт дорога, и там рядом стоянка, ну, ты вывеску сразу увидишь, она яркая. Если вдруг что-то не слишком хорошо пойдёт, то Грузин обещал договориться с «Джаз-кафе», мы опять там будем играть. Если ты не ходишь на сайты, то у тебя есть телефоны Альки, Спайс и мой – звони и спрашивай. Билет можно купить через нас, но большой скидки не будет. Такой вот расклад.
   В этот момент из подъезда вышел Джеймс. Он был в серой куртке «South Pole Gear» (двусторонняя – одна сторона у неё гладкая, другая, как плюш, из которого делают мишек), светло-серых штанах, обычных туристических ботинках и кепке в чёрно-белую «звёздочку», голова была подстрижена почти наголо, а в левой брови поблёскивали шарики пирсинга. Спайс тут же кинулась к нему на шею, повисла на нём, а Джеймс поддержал её немного. С Анжеем он обменялся рукопожатиями, после чего поляк извинился перед Володей, сказав, что им с Джеймсом надо поговорить.
   - Тоня, а вы давно знакомы?
   - С кем? С Джимми? Лет шесть с гаком примерно друг друга знаем, на общих интересах сошлись. Плюс я его давно ещё видела на Козе, он тогда ещё был молодой и не такой известный.
   - На какой ещё Козе? – спросил Володя, несведущий в терминологии омских неформалов.
   - Дворец культуры завода Козицкого, – пояснила ведьма. – Там одно время был клуб меломанов, и многие неформалы собирались. Там ещё была какое-то время библиотека духовной литературы, её Вячеслав Лазаренко держал, бард из «шамбалистов». Ну, такие персонажи, знаешь, вроде нашего общего знакомого Игоря Сперанского – ты вечно его на путь истинный наставляешь без каких-либо успехов. А что до Джимми, то он же музыкант, вот, Анжей спрашивает, как с новым альбомом.
   - С каким альбомом?
   - Ну, анонсировался же альбом танцевальный, а сейчас вот народа не будет в квартире, и Джимми засядет вокалы на последний альбом писать – никто никому мешать не будет, и всё нормально получится. Я же тут синглы с этого альбома получила от Анжея – он договаривался насчёт синглов. Ну, там у Джимми получились такие звуковые ландшафты индустриальные. Но он говорит, что там будет штук шесть нормальных песен. А вот выходить этот альбом будет только в мае.
   Анжей и Джеймс закончили разговор, и поляк подошёл к Спайс, сказав:
   - Я договорился на перепись. Тебе, мне и Наташке. А обложку Саня мне на мой «флэш» перегонит сейчас. Тебе надо?
   - А она в чём?
   - «Nero Cover Designer». Ты просто потом мне распечатаешь две обложки у себя, а то у меня картриджа мало. Мария привезёт, но так это же времени воз займёт, у неё тоже валом работы.
   - Ой, Анжей, хорош жаловаться, сказал – значит, я сделаю. Когда я тебе не выполняла обещаний?
   - Было, но по уважительным причинам, я не в претензии.
   - И вообще, продай ты эту рухлядь и купи себе хороший лазерный принтер – всё меньше расходов на картриджи.
   - Спайс, я сейчас не могу, я же вложился в наши общие дела, включая Нати и её оркестр. На принтер пока не хватит.
   - Так помог же Грузин с поддержкой.
   - Он не миллионер, тоже не всё может. Но это не главное, – он обернулся к Джимми, – Саня, давай, мы сейчас сольём обложки и восстановленные книги ко мне, и можно по этому поводу идти гулять в заведение, какое ты больше любишь.
   - В «Ивушке» банкет, я тут выходил за сахаром, видел.
   - Пойдём в «Гуся» или в «Снедин». Но сначала дело.
   Они вошли в подъезд, Володя проскользнул за ними и начал действовать. В почтовые ящики он бросил маленькие брошюрки о спасении через Иисуса, а потом начал звонить в двери и пытаться говорить с жильцами, но не находил понимания, его просто гнали. В паре квартир ему чуть не дали по шее, а на пятом этаже немолодая женщина даже пригласила его в квартиру, они долго говорили, он вышел оттуда, когда из параллельной двери вышли Бэби Спайс, Анжей и Джеймс. Они направились вниз, и Володя сошёл вслед за ними. До дверей подъезда никто ничего не говорил, и только во дворе Анжей отвёл Володю в сторону и сказал:
   - Крамбамбула, я тебе настоятельно рекомендую больше таких штук здесь не выкидывать. Сегодня мы были рядом, и если бы Лахудра какой-нибудь свой фортель выкинула, мы бы ей враз своротили скулу набок. А нет нас? И что тогда будет, ты понимаешь?
   - Разве убоюсь я того, что может мне сделать плоть, Анжей? Если они меня будут гнать за истину, это не будет свидетельством их правоты. В день суда они поймут, как ошибались, если не успеют покаяться. Кажется, ты сейчас хотел идти с друзьями в кафе?
   - Понял тебя, Крамбамбула. Я не настаиваю, просто в Красноярке тебе, я так думаю, плохо объяснили, что надо быть осторожным в своих поступках. Это всё такая публика, которую нужно стрелять и вешать. Или избегать, если ты не в силах это делать, либо склонен к пацифизму. Извини, что я опять не туда влез, сам этого не люблю. Но ты всё-таки будь осторожен, мне будет жаль твоей короткой молодой жизни, если эти твари решат тебе отомстить за друзей, ныне лопающих тюремную баланду по твоей (и нашей) милости.
   - Благослови вас господь, – сказал Володя и пошёл своей дорогой. Троица неформалов пошла в сторону кинотеатра «Иртыш». Видимо, они решили пойти в «Снедин» или предполагали выезд в центр – там было много мест, где можно хорошенько поесть в располагающей обстановке, за дружеским разговором. Володя сам как-то не очень сильно этим увлекался, но походы за компанию с Анжеем и Ларисой в тот же «Снедин» и «Il Patio» (самое дорогое место, куда он ходил) запомнил надолго. Впрочем, сейчас он решил идти не в кафе, а говорить об Иисусе, потому что он всегда помнил одну важную вещь: пока ты прохлаждаешься и потворствуешь своим плотским желаниям, в мире ещё несколько душ не узнают о господе и могут быть уловлены дьяволом, и им уготован ад, где червь их не умирает, и огонь не угасает. Виноват будет он, поскольку не исполнял слово Иисуса, говорившего: «Идите и научите все народы».
   На улице он проповедовал не очень удачно, хотя в драки никто не лез. И так он дошёл до чётных домов на улице Путилова. Неподалёку отсюда, на улице Лукашевича, жили Миша Белокуров и его жена Вера, которые были настоящими христианами, и их совсем не догматическая вера, которая была менее всего основана на пиетете перед «даром языков» и догматизме, была образцом для Володи ещё в те недалёкие времена, когда он ходил в «Церковь Христа». С Мишей жил также его отец, он тоже верил в Иисуса, хотя не был пятидесятником – как и мама Кати Опанасенко, он весьма регулярно ходил на Звездова, в баптистскую церковь, пока его не отлучил от неё за чересчур «вольное» толкование учения Иисуса «братский совет» – общее собрание мужской части церкви (дабы исполнить слова апостола Павла о «жёнах в церкви», сказанные ещё в тридцать четвёртом стихе четырнадцатой главы Первого послания к Коринфянам). Что того, что другого, Володя никак не принимал, считая, что важны не церковные догмы, а мир с господом, да и видывал он в своей не самой долгой жизни немало женщин, дающих сто очков вперёд мужчинам по части духовности, не говоря уже о том, что на его пути попадались мужчины с такой страшной бездуховностью, что ужас брал. Это только укрепляло его в мысли, что важнее молиться и искать бога, а не создавать себе свои «вавилонские башни». И ему было хорошо известно, чем завершилась попытка строительства Вавилонской башни.
   - Слышь, ты, тебе тут чего надо? – спросил его крупный парень с азиатской внешностью, одетый в чёрную кожаную куртку и синие спортивные штаны в сочетании со светло-коричневыми ботинками. – Хули ты тут трёшься?
   - Брат, я иду к другу, – ответил Володя. – Между прочим, злословие – это очень большой грех, и в день суда это может тебе дорого обойтись. Лучше покайся и прими Иисуса Христа господом своей жизни.
   - Короче, ты, слушай сюда, – ответил на это крупный парень, – вали отсюда на х**, и чтоб я тебя больше здесь никогда не видел. А ещё засветишься, я тебя урою на месте, догнал, сектант ё**ный? Две минуты тебе, чтобы ты слился отсюда.
   - Благослови тебя господь, брат, – ответил Володя, не повышая голоса, и направился в сторону дома, где жил Миша Белокуров. Но азиат схватил его за воротник куртки и резко повернул в обратную сторону.
   - Не туда, сука, – процедил он сквозь зубы. – Бегом марш, тварь, время пошло, – Володя получил коленом под зад и упал в лужу. Но встал и начал молиться. К нему подошли ещё два парня, одетые примерно так же, взяли под руки и вытащили из двора, после чего довели до остановки. – Не вздумай вернуться, мразь, – предупредил азиат по пути. – А то яйца поотдираем.
   Володя вернулся домой в подавленном настроении. Матери он сказал всё, как есть, умылся и переоделся. Когда он сел ужинать, зазвонил телефон.
   - Я слушаю, – сказал он.
   - Володя, это Лариса, – раздалось в трубке. – Ты что сейчас делаешь?
   - Сел ужинать.
   - Хорошо, – ответили на другом конце провода. – А что это у тебя такой подавленный голос? Что-то случилось?
   - Ничего страшного, меня просто подловили какие-то парни с ужасными манерами и запретили появляться в их, как они говорят, районе, это было на Путилова. Такие, знаешь, какими сейчас рисуют бандитов. Один меня в грязь толкнул. Это ладно, но я же ведь не смог прийти к старому знакомому, Мише Белокурову, а я его давно не видел, мы только по телефону общаемся. Я даже не знаю, как он сейчас живёт, ни звонка от него.
   - Жалко, что так получилось, – Лариса вздохнула. – А где он живёт?
   - На Лукашевича, в доме с дежурной аптекой и магазином. Кажется, номер пятнадцатый, а вот букву я как-то не помню, я его по пристройкам находил всегда. Миша в «Церкви Христа» был, мы дружили сильно. Просто всё никак не мог вырваться, а тут такая неудача. Я, конечно же, буду молиться за тех людей, чтобы они прозрели и не гнали говорящих об Иисусе, но всё равно мне жаль, что всё так получилось.
   - Это рядом с одиннадцатой или со сто пятидесятой школой?
   - Я не знаю номера школ в этом районе.
   - Белая школа или зелёная?
   - Зелёная ближе, это ближе к магазину, по-моему.
   - Поняла. Хорошо, ты мне просто скажи, какая квартира у твоего друга Белокурова.
   - Пятнадцатая.
   - Ладно, решим этот вопрос как-нибудь...
                ****
   - Ну, располагайся, – Аля улыбнулась. – Я тут пока лапки сполосну и всё подготовлю. А ты, кстати, что такой грустный? Спина болит?
   - На Путилова на бандитов наткнулся, меня выгнали.
   - Так, Владимир, с этого места, как только можно, подробнее, как там, кто и что, – ведьма стала предельно серьёзной. – На край ванны сядь, рассказывай, чего они тебе там учинили.
   Володя не стал скрывать того, что с ним произошло, а Аля слушала его, не отрываясь от мытья рук и ног. Зашедший Руслан тоже слушал, не перебивая. Аля чуть толкнула Володю, намекая, что ей надо повернуться, тот встал, и ведьма поставила ноги на брошенное Русланом махровое полотенце, другим полотенцем она насухо вытерла руки, попросив Руслана положить на пол в комнате одеяло. Затем обратилась к Володе:
   - Так, а теперь набирай воду, да погорячее, вымойся, да и тело распарится хорошо, как раз тебя проработаю. Ты чистое бельё взял с собой?
  - Даже полотенца – большое и маленькое. Вот мыло и шампунь...
  - Вот, стоит на нижней полке мыло и шампунь «Schauma», как раз для мужских волос, – ответила ведьма. – Набирай воду, я сейчас подойду, всё проверю.
   Володя открыл воду и довёл её до нужной температуры, заткнул ванну пробкой, постаравшись сделать так, чтобы верёвочка для выдёргивания не попала в сливное отверстие. Затем начал раздеваться, положив чистые трусы и носки на стиральную машинку – остальное он сложил в пакет, в котором принёс чистое бельё. Набрав примерно четверть ванны, он сел в воду, сделав её горячее, как ему сказала Аля. Посмотрел на стенную полку, на которой стояли всевозможные баночки с солью для ванн и какими-то травами – ну, он так и представлял себе ванную комнату ведьмы. Почему Аля ни словом об этом не обмолвилась, сказать было сложно – скорее всего, это была та самая «религиозная корректность» по отношению к человеку,  не приемлющему по соображениям веры колдовство и  всё, что так или иначе с таковым связано. Главное было в том, что ему предоставили шампунь и мыло, а остальное он взял из дома. Теперь можно было спокойно вымыться, чем Володя и занялся.
   Когда он выходил из ванны, в дверь постучали. Он быстро вытерся, мигом натянул трусы и носки и открыл, высунув голову из ванной. За дверью стоял Руслан.
   - Голову хорошенько вытирай и иди, Алсу уже всё приготовила. Кстати, от меня мог бы и не прятаться, я же вижу, что ты оделся... А вот носки тебе как раз сейчас ни к селу будут.
   - Почему?
   - Ты иди, Алсу ждать не любит, даже меня торопит, если я долго вожусь.
   - Хорошо, – Володя прошёл в комнату, где его ждала Аля. На ней был красный спортивный комплект – топ и шорты без рисунка, на ногах были коричневые кожаные шлёпанцы довольно стильного вида. – Я готов.
   - В таком случае снимай носки и ложись спиной кверху на это одеяло, – ответила ему ведьма. Володя подчинился. – Руслан, будь так добр, подай мне, пожалуйста, масло. Расслабься, – сказала она Володе, – я для того как раз тебя и заставила-то в ванне посидеть, чтобы твоя телесность была малость податливее, чтобы я её полноценно в порядок привела, – она сбросила свои сандалии и встала на одеяло. Руслан поставил рядом бутылку с оливковым маслом. – Благодарю. Посиди пока, если что понадобится, я тебя позову.
   Она начала мягко, аккуратно поглаживать спину Володи, попросив его не вертеть головой и не мешать ей.
   - Имей в виду, может быть очень больно в некоторых местах, но это быстро пройдёт, – ведьма провела рукой по позвоночнику христианина. – Так, не зря я ножки в порядок приводила, придётся эту сгорбленную хребтину хорошо так потоптать.
   - Не раздави, – усмехнулся на это Руслан.
   - Уж постараюсь, – Аля не прекращала массировать спину Володи. – Я так и думала, плечевой пояс придётся ножками проработать, остальное тоже бы не помешало основательно промять. Руслан, ты пока подготовь мне салфетки – лапки вытирать.
   - На столе лежат, – ответил колдун. – Если ты не будешь против, то я тебя вытру, когда скажешь, что пора. И вот, полотенце, встанешь, когда парня ногами проработаешь.
   - Благодарю. Пока немного разомнись, тоже на упражнения пойдёшь.
   - Как тебе будет угодно, – Руслан встал и сбросил свои «барские» туфли, медленно прогибаясь назад. В этот момент Аля умелыми движениями рук заставила Володю расслабиться на одеяле, затем встала и мягко поставила босую ногу ему на спину. Опираясь только на подушечки пальцев, ведьма лёгким движением начала «знакомство с поверхностью» – по-видимому, чтобы Володя привык к необычному контакту. Надо заметить, что Володя как-то не имел большого представления о турецкой бане, не считая, может, только «Путешествия в Арзрум» Пушкина, которое читал достаточно давно. Ещё меньше представления он имел о японском массаже. Видимо, это Аля и предполагала, когда начинала эту часть массажа. Но Володя не проронил ни звука, пока длилось «знакомство» (надо сказать, что подобное «попрание» совершенно не вызывало у него неприятного ощущения – скорее, наоборот). И в этот момент ведьма сжала пальцы ноги в «копьё» и надавила на один из позвонков. Чего Володя не предполагал, так это того, что такие маленькие, достаточно хрупкие на вид пальчики могут быть настолько сильными – боль прошла сквозь его тело, он даже вскрикнул.
   - Ничего, сейчас отпустит, – Аля самыми кончиками пальцев водила по его позвоночнику. – Тут ещё парочку позвонков надо на место поставить, будет больно, но ты потерпи, – она быстро надавила на спину Володи, ещё раз. – Не бойся, я тебя не раздавлю, – она встала на поясницу Володи и пошла к шее мелкими, но аккуратными шажками. – Руслан, салфетки готовы?
   - Ты сейчас слезаешь?
   - Ногами я ему спину промяла, осталось руками, а потом ему ноги до ума довести – и «связывание», тогда всё.
   Ведьма доводила Володю до ума довольно долго, тот чуть не заснул под её руками (ноги она применила только при массаже бёдер – упиралась в бедро ступнёй, а Володину ногу сгибала в колене, насколько можно). Затем Аля сделала «связывание» – процедуру, как бы возвращающую тело к более привычному состоянию. Завершив массаж, она встала на полотенце, и тогда Руслан встал перед Алей на одно колено и с особой аккуратностью протёр ведьме ноги влажной салфеткой, пока она вытирала руки. Затем последовала сухая салфетка, вторую Руслан подал Але, которая тихо поблагодарила его за помощь, после чего сказала, чтобы он продолжал разминку, пока она будет с Володей говорить. После этого она повязала на бёдра пёструю шаль, одним концом спускающуюся ниже колен.
   - Так, Владимир, – сказала она достаточно строго, – с этого момента я тебе буду очень больно давать по хребтине, если ты ещё раз сгорбишься. Будем твою спину в порядок приводить. И, если можно, на неделе вытащи сюда свою Ларису, я с ней тоже  побеседую, дам ей комплекс упражнений, чтобы она с тобой в паре занималась. Кстати, я так предполагаю, что ты зарядку по утрам плохо делаешь. Я ошибаюсь?
   - Я стараюсь.
   - Так, теперь натягивай портки, и мы начинаем с тобой упражнения. Так как сегодня ты первый раз занимаешься, будешь заниматься в этих штанах, а на будущее откопай в гардеробе спортивную форму – штаны, шорты, бриджи там, что тебе удобнее будет. И Ларисе тоже вот скажи, чтобы ко мне форму взяла, если она у неё есть. Теперь приступаем. Грудь свободнее разверни, плечики подними, спинка чуть на прогиб, голову немного назад. Хорошо, так пока и стой... Я что тебе сказала про спину? – Аля ребром ладони легонько ударила Володю по спине. – В следующий раз больнее стукну. Держи спину прямо. Руслан, продолжай работать.
   - И он всё выполняет так покорно? – спросил Володя.
   - Если бы, – усмехнулась ведьма. – Ты наивно думаешь, что я его держу в полном подчинении? Нет, мой дорогой... Голову не опускай, этот сектор мы с тобой позже обсудим. Так вот, просто у нас существует большое уважение друг к другу. Руслан всегда помогает мне по дому, а ноги он мне вытер, потому что одеяло после этого стирать – долгая возня, да и пол подтирать по таким мелочам... Опять? – Володя получил ещё один удар по спине. – Я тебя предупреждала об этом.
   Тут в комнату забежала Багира и начала тереться об ноги Али и жалобно мяукать. Руслан постучал по запястью, намекая на что-то.
   - Хорошо, Руслан, ты пока отдохни и кису покорми, а я этого олуха спину держать, как следует, поучу, – Аля упёрлась ладошкой в спину Володи. – Уже лучше, но это первый раз. Кстати, Владимир, давай, будем отучаться дышать грудной клеткой, задействуй животик, – она положила ему на живот вторую ладонь, оставив спину в покое. – Слишком глубоким дыханием ты можешь себе организм посадить. Меня точно так же Анна Андреевна учила дышать правильно. Кстати, раз я обещала тебе разговор насчёт одной штуки, в которой ты ни за что не признался бы, если бы я тебя не поймала. Там тоже есть моменты дыхания правильного, но это не сейчас.
   - Алсу, не говори загадками.
   - Погоди, я тебе сначала немного помогу со спиной, а потом всё остальное. Но сначала, как я уже тут сказала, я дам тебе основы работы с твоей горбатой хребтиной, чтобы можно было начать приводить её в должный вид. Так что сейчас голову повыше – и шагай, не горбясь, а не то дам тебе по спине очень больно. Хорошо, ещё шаг. Вот, можешь ведь, когда захочешь. Так, неплохо, продолжай. Спину не горбать, – ведьма слегка постучала его ладошкой по спине. Вошедший в комнату Руслан опёрся на дверной косяк, глядя на всё это дело с лёгкой иронией. – А ты не скалься, тоже упражняйся, я тебя кису покормить отпустила, а не сачка выдавать, – Руслан вернулся к упражнениям на осанку, пока Аля занималась Володей.
   В этот момент зазвонил телефон Володи.
   - Подождите, меня Лариса потеряла, наверное. Или мама.
   - Так, пока перерыв, но горб долой. Поговори, – сказала ведьма.
   - Алло, – сказал Володя в трубку. – Лариса, это ты?
   - Да. Ты что так долго не отвечаешь?
   - Алсу заставила ванну принимать перед упражнениями.
   - Перед какими упражнениями?
   - На осанку. Кстати, она тут хочет с тобой поговорить на выходных насчёт упражнений, чтобы ты тоже занималась.
   - О каких упражнениях речь?
   - Секунду, – в разговор ввинтилась Аля, – дай-ка, я всё объясню, – она взяла трубку и начала: – Лариса, добрый день, это Аля Байбулатова. Это я вашего молодого человека пригласила на занятия. Кстати, если у вас на выходных есть свободное время, приезжайте с Владимиром ко мне, я вам дам список упражнений, чтобы вы его с Владимиром делали, а заодно покажу, как массаж делать. Только вы с собой спортивную форму возьмите, я сразу вам буду показывать первые упражнения. Он тут уже немного начал меня понимать, меньше горбатится. Но всё равно я вам советую в этом вопросе держать его в строгой дисциплине. Как до меня добраться? Владимир знает мой адрес, вы вместе приедете. Значит, договорились. До встречи в субботу.
   Она отдала телефон Володе.
   - Лариса, – сказал Володя, – ты на всякий случай захвати с собой полотенца – маленькое и большое. И мыло с шампунем, а то будет как-то нехорошо всё время у хозяев брать.
   - Ладно, – ответила ему Лариса. – Тебе ещё долго упражняться?
   - Не знаю, – сказал Володя. – Похоже, я только вечером освобожусь. Я тебе позвоню, что всё. Пока.
   Лариса ответила ему тем же самым, и Володя вернулся к упражнениям. Аля ещё достаточно долго его гоняла, после чего взяла с пола его носки и отдала ему.
   - Натягивай. Пока полежи, отдохни, а попозже мы с тобой поговорим.
                ****
   - Так, – сказал Володя, – теперь я хотел бы знать, на чём ты меня поймала, что я не хотел бы говорить никому. Кстати, не забывай, что я верую в Иисуса и чту слово его, следовательно, я не могу себе позволить ложь.
   - Помнишь, ты увязался за Кариной и Шакирой к Вике Харламовой? Её называют Неон-младшая, такая беленькая, эффектная, она танцем живота очень сильно занимается. Ну, она моя ученица, в общем. 
   - Это было ещё в прошлом году, – ответил Володя. – А что такого я тогда совершил, не считая мысленного прелюбодеяния, в котором не раз успел покаяться?
   - Ничего страшного, – успокоила ведьма. – Это нормально. У всех людей на какие-то вещи разные взгляды, один предпочитает одно, другой – другое. Это и в еде так, и в музыке, да и в любви. Просто ты наверняка не станешь это на обсуждение с кем-то кроме господа выносить (как бы от этого избавиться). Я тебе как раз для твоего случая одну фразу Анжея Водецкого приведу. Дело в том, что он часто говорит нечто вроде того, что моделей открытой женской обуви больше, чем мужской, во много раз, и вот такая как раз женская обувь намного разнообразнее, чем мужская такого фасона. А то, что модельеры – это живые люди, ты понимаешь без меня. Так что ничего особо страшного ты не сделал. Взгляд, которым ты что-либо оцениваешь в женщине – неважно, её тело, одежду, волосы, – это нормально. Эстетизм, как всё тот же Анжей говорит, является свойством любой личности. Ты ведь наверняка считаешь, что я неправильно поступила, когда сделала татуировки, и вряд ли это только взгляд христианина (кстати, есть христианские татуировки, у них огромная история, но об этом как-нибудь в другой раз).
   - Поясни свою мысль, пожалуйста.
   - Ты про себя не говорил, что это некрасиво, что я себя изуродовала, что ты не мог бы себе представить, что тебе бы такая, как я, понравилась? Только не надо гнать эту чушь о том, как нас любит господь, говори, как есть.
   - Ты знаешь, но именно с точки зрения «красиво – некрасиво» я так считаю, но это же не моё дело, Анжей бы тоже так сказал.
   - Что и требовалось доказать. Ты же имеешь взгляд на то, что ты видишь на людях. Ты можешь сказать, что так бы ты оделся, а так – ни за что. И ты ведь имеешь своё понимание того, как одеваться, хотя соблюдаешь, что ли, какой-то церковный дресс-код. Но своё видение у тебя, так или иначе, есть. Как у всех. Так же и с тем, что для тебя важно во внешней стороне человека, что тебе в нём нравится именно внешне.
   - Алсу, можно спросить?
   - Разумеется, я тебя слушаю.
   - Что такое «дресс-код»?
   - Правила, во что можно или даже нужно одеться, а что ты себе не можешь позволить никогда. Раньше в рестораны часто не пускали без галстука. Вот что такое «дресс-код». Теперь к тебе. Ты спросил, чего ты, по моему мнению, стыдишься. Это, кстати, отметила не только я, но и Вика, да и Света тоже вот с Кариной это заметили.
   - О чём речь?
   - По порядку. Ты сам всегда подчёркиваешь, что ты христианин и чтишь заповеди, говорил о том, что каялся в мысленном прелюбодеянии. То есть то, что ты посмотрел на женщину и подумал что-то такое «греховное», как ты говоришь, вызывает в тебе хорошо заметную со стороны смесь желания и дальше наслаждаться увиденным и стыда, что ты согрешил. И как только ты подловлен (или думаешь, что это так), ты резко отворачиваешься, а потом, если долго общаешься с женщиной (как с Викой или со мной), смотришь куда угодно, но не на то, что вызвало соблазн. Ты сейчас на меня смотришь из вежливости, чтобы меня не обидело то, что ты ко мне боком держишься.
   - Хорошо, будь по-твоему. Но я не совсем понял, при чём тут были модели обуви. Можно это пояснить?
   - Ещё прошлым летом я отметила одну вещь, но тогда не придала значения. Ты в тот раз, когда меня увидел в корпусе, ну, вы с одной дамой пришли, с Таней, так вот, ты там  пару раз очень активно пол глазами подметал, а как только я на тебя посмотрела – раз, глазки спрятал, а потом ниже плеча даже не пытался смотреть. Я сначала решила, что ты не хочешь, чтобы я думала, что ты глаза от меня прячешь, потому что ты не желаешь выглядеть в моих глазах нечестным. Потом как-то я не видела тебя до того случая, когда тебя избили, там дальше было не до того, чтобы дедукцией заниматься. А у Вики дома, когда были танцы, ты снова очень пристально смотрел вниз. И та же самая история, что и в лагере, когда была конференция. Ну, в другом случае я бы списала это на то, что ты за меня испугался, что я так пораниться могу. Но Вика не танцевала на стекле, а её ножки тоже удостоились такого же внимания, и там же, в Гагарине не мне одной эта радость перепала. И ты точно так же отводил взгляд, если тебя на нём подлавливали. Но я хочу, чтобы ты правильно меня понял, я тебя не осуждаю. Ты только смотришь, и дальше взгляда дело не идёт. Ты чаще смотрел, скажем, на руки Наташи, чем на мои, видимо, тебя отталкивают татуировки.
   - Алсу, можно пояснить? Я просто смотрел и не мог поверить в то, что кому-то не лень сидеть по полдня и возиться с ногтями на ногах, чтобы с этим тщательно нанесённым лаком выйти босиком на улицу, или на руках, которыми вы моете посуду и готовите. Ты и сегодня, наверное, провела не один час, обрабатывая ногти, так ведь?
   - А лучше было бы, чтобы я не следила за собой, зная, что ты придёшь? Я не могу себе позволить плохо выглядеть даже для себя самой. А если тебе это доставляет удовольствие, то я не вижу в этом ничего плохого. Было бы хуже, если бы я вызвала у тебя отвращение, ты не согласен?
   - Согласен.
   - Вот. И ты зря стыдишься этого. Это же нормально, если у тебя есть шкала «красивое – некрасивое». То, что тебе понравились, откровенно говоря, чьи-то ноги или руки, глаза, волосы там, это часто штука индивидуальная, но в ней нет ничего предосудительного. Не бойся этого, это нормально. И ни к чему тут поминать какие-то заповеди. Вот что я тебе по этому поводу скажу. И выбрось ты в помойку все свои глупые стереотипы. Если нет перебора, и ты не убиваешь и не калечишь, то это нормально. Я вот прошлась ногами по тебе, когда массаж делала, ты испытал хоть долю унижения? Или что-то неприятное? Или это более унизительно, чем то, как тебя смертным боем в Красноярке лупили – кто и ногами по лицу (я молчу насчёт оскорблений)?
   - Меня твой массаж не унизил, наоборот, мне было очень хорошо. Но я не понимаю, к чему ты клонишь.
   - К тому, что не надо стесняться своих влечений. Я не говорю о том, что тебе надо бросить в помойку твои заповеди – это же «общий фактор», тебя что-то в женщине привлекает больше или меньше. И раз это справедливо для Вики, меня или Шакиры, к примеру, то это так же справедливо для Ларисы, если я не ошибаюсь. Я её пока не видела должным образом, не общалась с ней, ничего сказать не могу.
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - Хорош стесняться своих предпочтений. У вас с Ларисой очень близкие отношения?
   - Допустим, – ответил Володя. – А почему ты спрашиваешь?
   - Она чистоплотная?
   - Очень чистоплотная, она тщательно следит за собой, у меня пока меньше это получается, – ответил Володя.
   - Ты думаешь о ней только, как о сестре по вере, или она для тебя та самая женщина, с которой ты собираешься под венец?
   - «Та самая», как ты только что сказала. Но при чём тут она?
   - Вот и выплеснись на неё, сделай ей приятное. Только спроси разрешения, а то мало ли, как она в первый раз среагирует, это же не губы и не щёки. Или я чего-то не знаю?
   - Алсу, ты о чём?
   - Начать сначала?
   - Нет, поясни, о каком «выплеске» ты говоришь.
   - Начну чуть-чуть издалека. Вы с Ларисой целовались хотя бы раз?
   - Ну, допустим, даже очень много раз, когда я к ней приезжал, или мы где-то встречались. А что ты имеешь в виду?
   - Нескромный вопрос. Ты считаешь, что в её внешности есть что-то непривлекательное, некрасивое, неприятное?
   - Я бы так не сказал. Она очень симпатичная, мне лично нравится, как она выглядит. А почему ты спрашиваешь?
   - Ты бы мог ей поцеловать руку?
   - Да, а что?
   - А колено?
   - Наверное. К чему ты клонишь, я пока не понял тебя?
   - Значит, ты боишься своего пристрастия. Говорят так в народе: «Хочется, да колется». Ты как раз из таких. А выплеск, о котором я тебе тут говорила, нужен, чтобы ты себя преодолел и перестал бояться тех желаний, на которые ты имеешь право, если Лариса не будет против. Если ты боишься, что ей что-то не понравится (скажем, она щекотки боится, стереотипы, просто что-то неприятное), то просто предложи один раз так попробовать. Иначе этот «бесёнок» будет тебя изводить, и тебе от этого ничего хорошего не будет: или у тебя крыша от боязни греха постепенно съедет, или ты своё запретное удовольствие на стороне попробуешь. Просто выбрось из головы эту х**ню насчёт «унижения», уж извини меня за мат. Ты же был пятидесятником, и ты в церкви на обряде хлебопреломления мыл ноги первому, кто там рядом был, дабы повторить служение, о котором Иисус говорил. А это не какой-то там балбес, с которым тебе только в церкви встречаться приходится, это твоя вторая половинка, тебе с ней до гробовой доски жить. Просто как-нибудь сделайте друг другу  небольшой подарок, пусть она побалует тебя, а ты ей за это тоже удовольствие доставишь. Этой лаской, если она ей пришлась по вкусу, а если ей что-нибудь другое нравится, ты тогда ей сделай то, что она любит. Поверь мне, я много лет в браке, и мы с Русланом счастливы как раз потому, что так поступаем, как  я тебе предложила.
   - Уж не хочешь ли ты сказать, что он тебе ноги целует?
   - Скажи мне на милость, чем ноги хуже губ или рук? Мы с Русланом друг другом не брезгуем вообще, потому что принимаем друг друга такими, какие мы есть, и мы оба делаем всё для того, чтобы у нас не было поводов друг другом брезговать. И скольких я знаю виккан, к примеру, я не могу назвать никого, кто бы так мыслил, как ты. Скажем, ты так говоришь о нас, будто мы извращенцы, или я Руслана третирую. Я никогда не буду настаивать на том, чего он не хочет делать сейчас, и он тоже так не сделает. Это и есть любовь, я тебе говорила, что любовь – это искусство уступать. И я сделаю всё, чтобы он с удовольствием выполнял все мои желания, как это сделает и он. Вот так вот, мой хороший. Кстати, если уж ты всё понял, то я тебе открою кой-какой секрет, который ты не знаешь. Я не зря тебе говорила про открытую обувь. Ты просто упёрся в догмы, и не видишь того, что происходит за пределами твоей скорлупы. Я не аномальная в этом вопросе, я даже больше тебе скажу: на ногах есть зоны, которые можно проработать руками, не говоря о губах и языке – и ты от своей пассии отбиваться с непривычки будешь. Честно, я не сочиняю. И это сейчас не о тех, у кого ступни сами по себе – очень сильная эрогенная зона (я искренне надеюсь, что тебе эти два слова худо-бедно знакомы). К слову, к таким относится Наташка Мартинес.
   - Любит, чтобы ей целовали ноги?
   - Да. А что такого? У всех есть свои предпочтения. Руслан обожает, когда я ему пальцы на руках облизываю, он за это любое моё желание выполнит. И я вот что тебе скажу: если бы не то, что ты мысленное прелюбодеяние чуть не на горохе коленками замаливаешь, я бы, честное слово, подбила Шакиру, чтобы она тебя побаловала. Светка бы с удовольствием твоему несчастью помогла. Кстати, я уже говорила, что она тоже твои взгляды заметила.
   - Ты это серьёзно?
   - Представь себе, я ни капли не шучу. Ни грамма вот шутить не думаю. А то, что твоя пассия не очень за лапками следит, вполне поправимо. Чего она не знает – вон, Струбцина проконсультирует, она этому училась. И ты сам-то на что? Большого умения агитировать не надо – просто сделай ей приятно, она сама пойдёт тебе навстречу. Честно. Ты ей просто как-нибудь невзначай лак хороший подари, щипчики поудобнее, тёрочку для ног, «гребёночку», чтобы ногти красить было удобнее. Она же тебе помогала советами, когда ты одежду подбирал?
   - Да.
   - И ты ей помоги. Ненавязчиво, знаешь, мягко так ей предложи вот такой лак попробовать, может, другой лучше будет. Не дави только – это отпугнёт. Одежду подбери для ваших вечеров. И один раз пусть она выгонит на хрен всех своих богомольных бабусек, чтобы остались только вы двое. Шторки закрыть, свечи зажечь банальные – ну, как вам больше нравится. И подальше уберите Библию, пусть между вами не стоит никто – только ты и она. Просто подарите друг другу этот вечер, пусть вы вдвоём сделаете  друг другу что-то, чего больше всего хотели, но боялись признаться в этом желании. Даже если у вас этот вечер будет единственным, это будет именно тот вечер, который осенит Божественная Любовь, подлинная – без детского эгоизма и слёз, что не удалось убедить кого-то в своей правоте. Ты меня извини, возможно, я тут через край хватанула, но я была с тобой честной. Мне на самом деле жаль тебя, что ты так мечешься, сам себя терзаешь – так бы сама тебе помогла, но я ведь замужем, это тоже обязательства. И не бойся своего тайного желания, лучше ты на самом деле выплесни его, не держи в себе – просто скажи себе, что тебе это можно, что бог благословил любовь, в конце концов, что... Я не знаю, как тебе это так сказать, чтобы твою веру не задеть под раздачу с этой чушью, что поцеловать любимую женщину в ноги – это унижение. Особенно после того, как ты стоял на коленях и молился за фашистов, которые хотели тебя угробить.
   - Хорошо, Алсу, я тебя понял. Просто я хотел кое-что сказать, но ты ведь сама сказала, что ты замужем...
   - Говори, как есть, что ты хотел.
   - Ты права насчёт моих взглядов, – сказал Володя. – Я говорил молитву покаяния перед господом вообще из-за всего, что было у Вики. И ты... Ты всегда такая наблюдательная?
   - Хороший мой, ведьмы потому так зовутся, что они «ведают», знают мир хорошо, они его чувствуют, и я просто долго умом пыталась объяснить все твои взгляды для себя, пока не увидела твою реакцию на мой танец. И на то, как танцевала Вика. Ладно, договаривай, что ты там хотел сказать, только не виляй кругами, говори прямо.
   - Если честно, для меня в женщине, наверное, важно всё – я имею в виду внешность, конечно же. И если у неё красивые, ухоженные ноги – как у тебя, у той же Вики, у Светы вашей, – это просто прекрасно. Кстати, у Вики свой цвет ногтей такой?
   - Да, только она их для блеска прозрачным лаком покрыла.
   - Ясно. А насчёт твоей идеи мне надо подумать.
   - Ну, логично. Ты просто посиди немного, перевари это как-то, не рвись с места в карьер. Ладно, не буду тебя долго задерживать, ты просто не забудь ко мне на выходных с Ларисой приехать. И упражнения на осанку делать не забывай. Договорились?
   - Хорошо.
   - Замечательно. Тогда звони маме и Ларисе, чтобы они не беспокоились за тебя.
   Володя взял мобильник и набрал номер Ларисы...
                ****
   - Здравствуй, кисонька, – Лариса погладила Багиру, которая прогнулась, подставляя голову под ласковую руку. – Алсу Ибрагимовна, вы просили принести спортивный костюм.
    - Да, замечательно. Вы проходите, я вам сейчас чай сделаю. Как там у Владимира дела с осанкой? Горб, как у Петрушки?
   - Он делает какие-то упражнения, мне мама его сказала. А это кто? – Лариса кивнула на Вику и Струбцину. Ведьмы представились, состоялся обмен рукопожатиями. – А кто из них парикмахер?
   - Я, – отозвалась Струбцина. – Вы, если можно, носочки тоже снимите, я погляжу ваши лапки, может, дам вам пару дельных советов. И потом, моя хорошая, лишние предметы на теле мешают его должным образом до ума довести, а... Вам сколько лет?
   - Двадцать четыре.
   - Почти «ростовой порог». Надо свои косточки уже сейчас к старости готовить, пока они ещё молодые и здоровые, да и приличная физическая форма никому не мешала до сих пор. Владимир же говорил, что вы в киоске торгуете?
   - Верно.
   - Вот. И во время поездок всё время на ногах. Я же ваши представления в Красноярке и Чернолучье как-то видела. А так как я сама танцую, то я знаю, что это тоже сказывается на теле. Так, Сапунов, хорош глазеть, переоденься и иди, разомнись, пока Алька чай сделает.
   Володя не стал спорить и пошёл в ванную, переоделся и зашёл в комнату, где его уже ждала Аля.
   - Итак, начинаем разминку. Руслан, смотри, чтобы он не горбился, будет опять господу кланяться – стукни его по спине.
   - Хорошо, – ответил Руслан.
   - Можно вас попросить об одной вещи? – спросил Володя.
   - Пожалуйста, – ответил ему колдун.
   - Перестаньте хулить господа, если можно.
   - Тогда сделаем так: как только ты начинаешь «кланяться», как ты это любишь делать, я тут же начинаю богохульствовать. Если ты после этого продолжаешь горбиться – получаешь по спине. Идёт?
   - Хорошо.
   - Тогда держи спину прямо. Вот так.
   Аля зашла в комнату и оглядела Володю довольным взглядом.
   - Очень хорошо, для человека, который в своей жизни занимался только одним видом спорта под названием «благая весть», весьма прилично. Ещё месяц занятий – и можно будет вплотную заниматься растяжкой. Руслан, он не горбился?
   - Богохульство – хорошее оружие против горба у христиан. Бить по хребту не надо, сразу показывает, что Иисус помогает спину держать.
   - Я сейчас закончу с обедом, вы прервётесь, мы поедим. Кстати, Владимир, ваша Лариса подаёт вам пример своим уровнем слежения за собой и тем, как надо развивать своё тело.
   - А что она?
   - Сразу видно, что она всерьёз занимается танцами – тело у неё прилично развитое. Учитесь у неё, как себя держать. С чувством стиля у неё тоже всё в порядке, так что есть кто-то, кому я вас могу оставить на воспитание. Так, я пока там с девчонками закончу, вы не расслабляйтесь, у нас там ещё минут десять до готовности, так что работать, парни, пока не позову. Сапунов, я вам дам на отдых две минуты, потом поможете стол накрыть. А пока я там всех организую, вы здесь продолжайте с походкой. Тут Руслан будет для вас, как аббат Фариа, только сундуков с несметными сокровищами не припрятал. Но не расслабляться, я подойду, проверю.
   Свои две минуты на отдых Володя получил достаточно нескоро – Руслан заставил его лечь на всё то же одеяло, где Аля проводила массаж, приняв так называемую «мёртвую позу», как в йоге. Приложил два пальца к животу, чтобы Володя не дышал грудной клеткой. А после отдыха их обоих вместе с Русланом задействовала в переноске блюд с кухни Аля.
   - Лариса, – сказала она, – вы за парнем своим поухаживайте, а я погляжу, чтобы он спину держал прямо.
   За обедом Володя принял участие в дружеской беседе, где поведал Але и остальным историю с улицей Путилова, когда его выгнали оттуда какие-то бандиты. Всё это время только Лариса перебивала его своими вопросами, а ведьмы не проронили ни звука, пока он рассказывал, и когда он закончил, первой заговорила Струбцина:
   - Так, азиат, ещё и там. Что-то мне этот «гость из Туркестана» напоминает некоего Лоида. Этот Лоид ишачит на бригаду Спортсмена, и как раз у точки разборки подходящий адрес. Остальные, скорее всего, тоже из этой бригады всем скопом. А что им не понравилось?
   - Начали с того, что хотели бы знать, что я в их районе делаю, а когда я начал говорить о господе, меня швырнули в грязь, а потом вывели до кинотеатра и сказали, чтобы я в их район больше не совался, иначе плохо будет. Это, мягко говоря, поскольку там они говорили такое, что я, как христианин, не могу сказать, у нас это не принято. Я шёл к другу, он живёт там с женой и отцом. И мы давно не виделись.
   - Знаешь, могу тебе дать совет, – ответила ему Аля. – Ты зайди не с той стороны, где белая школа, а от автовокзала, где многоэтажка. Если ты более или менее знаешь район, то найдёшь, как пройти. И обратно возвращайся через автовокзал, огибая «чётный треугольник». Спортсмен может тебя не заметить. Но будь осторожен, если «бригадных» на тебя натравила Лахудра, то старайся не попасться на глаза дворникам в том районе, один из них на Катю осведомителем работал, у него в наших кругах кличка Дятел. Кстати, а эти бандюганы тебе по поводу веры твоей что предъявляли?
   Володя объяснил суть претензий Лоида и его приятелей. Ведьма как-то криво усмехнулась, после чего сказала:
   - Спасибо, что сказал. Если ещё раз такое будет – говори мне или Тоньке, что это произошло. И если в этой толпе будет такой взрослый дядька с золотыми зубами во весь передок, то тем более говори.
   - А кто он такой? – спросила Лариса.
   - Это и есть Спортсмен, – пояснила Струбцина. – В общем, ты понимаешь, я думаю, что просто так это ему оставлять нельзя, это тебе не Вуди, скажем, Хрюндель или Кегля, это – бандиты, у них кодекс один: «Мы здесь короли, всё здесь наше». Могут просто так тебя «опустить», конечно, морально, но от этого не легче. Ясно тебе?
   - Ясно, – ответил Володя. – Я буду молиться за них.
   - Ничего, значит, тебе не ясно, – устало отмахнулась ведьма. – Ещё раз тебе повторяю, они на твои молитвы среагируют хуже, чем те фашисты, которые в Красноярке тебя отделали. Или обсмеют тебя, а потом для куража по мордам тебе настучат. От тебя требуется всего-навсего одно: сказать нам, что это с тобой произошло. Дальше можешь чувствовать себя Понтием Пилатом, так как после этого со Спортсменом и его шоблой будут говорить совсем другие люди, которые в меру сил своих постараются объяснить этому подонку, что он себе слишком много в этой жизни  позволяет. А если этот гадёныш делал свою грязную работу по наколке госпожи Иванченко, то её счастье, если она вовремя сольётся отсюда в Кондопогу. И тогда пусть оттуда не вылезает. В противном случае мне будет жаль её короткой, бессмысленной жизни.
   - Ты считаешь, что это правильно?
   - Нет, конечно, – ответила Струбцина. – Никто из нас не считает такой способ решения проблем правильным, но для всех лучше будет, если эта мразь получит по ушам, потому что крови тогда будет намного меньше. И, повторяю, это – крайняя мера, даже Анжей и Моисей пойдут на это только по крайней необходимости.
   - Значит, мне лучше будет оставить вас в неведении, если что-то случится. Бог рассудит всех справедливо, что бы ни было со мной лично, я же буду за всех вас молиться, чтобы вам более не пришлось вступать в борьбу с этими людьми. А если я приму венец мученика за веру, говоря о господе, значит, это было угодно господу.
   - Ума нет – считай, калека, – вздохнула Вика. – Вы уж извините меня за эти слова, Владимир, но я не понимаю, насколько надо быть наивным, чтобы так говорить.
   - Вика, я рад вынести любое поношение, хоть считайте меня наивным, хоть считайте безумцем, но безумное божье мудрее человеческой мудрости, и я не желаю, чтобы по моей вине умножался грех.
   - Мать-Богиня, – проговорила на это Аля, – дай ты этому балбесу ума хотя бы на своих ошибках чему-то учиться, а то ведь жалко его, пропадёт...
                ****
   Вадим остановился, не выпуская из рук поводка, на котором сидел его Артемон.
   - Ты решил заниматься своей спиной?
   - Конечно, она же побаливает немного. Сейчас чуть меньше, мне Оксана тут передала от своей подруги-ведьмы какую-то мазь, у меня её мама уже успела ненадолго реквизировать – тоже спина себя знать даёт. Кстати, мазь эта хорошо помогает. Ну, упражнения делаю, меня Лариса тоже тут хорошо дисциплинирует.
   - И как успехи?
   - Таня эта, ну, подруга Оксаны, ведьма, она посмотрела и говорит: «Ты не зря к Альке обратился». А мы с ней долго не общались.
   - А как вы встретились?
   - А тут на днях был концерт в «Спутнике», это за «Бутырским Базаром», там выступали РАДИОФОРМАТ и ещё две команды, я их не особо запомнил почему-то. А, это был какой-то Волк, он просто под гитару пел, и там ещё были ребята какие-то, тоже с акустической гитарой, но у них уже был бас, электрогитара была, барабаны. Они меня не впечатлили как-то, слишком уж всё у них было сыро.
   - А как тебе РАДИОФОРМАТ?
   - Ты знаешь, но я не понимаю, что на них православные так нападают. Я, скажем, как христианин, не могу воспринимать некоторые их песни, потому что там есть намёки на колдовство, но в целом – вполне приличная группа, у них очень интересный звук, да и петь эта Таня умеет. И это не Анжей с его агрессией. А Оксана даже купила на концерте какие-то диски, среди них был и РАДИОФОРМАТ. Я не стал покупать, хотя у меня были деньги.
   - А почему?
   - Таня всё-таки ведьма, и её музыка с этим связана очень сильно. Я ещё раз поговорил с ней по поводу покаяния и принятия спасения в Иисусе, но она не слишком на это обратила внимание. Конечно, бог дал нам свободу выбора, и такое решение – её право, но мне очень жаль, что это решение именно такое, ведь она сама себя отправляет в огонь вечный, я ей это тоже сказал. Она мне просто сказала: «Не буду с тобой спорить». Я буду молиться за то, чтобы она вовремя одумалась и больше не отвергала спасения.
   - Ты знаешь, Володя, – вдруг сказал Вадим, – я ведь тоже как-то был на их концертах, просто хотел посмотреть, как это всё, мне тоже рассказывали об этой группе, что они там очень хорошо играют. Да, это очень интересно, у них гитара звучит очень своеобразно, голос у этой Тани неплохой, но вот то, что ты упоминал – это правда. Я не говорил с ней о господе, конечно, но вряд ли у меня получилось бы лучше, чем  у тебя. Я говорил с другими людьми, даже после концерта дал им послушать христианские кассеты, но Таня эта чуть позже меня нашла и кассеты вернула, сказала, что её это не впечатлило, и звук слишком кустарный для таких хороших инструментов и музыкантов. Об остальном – ни слова, как будто она из какой-то вежливости тему веры в бога обходит. Кстати, а с этой своей Алсу ты о боге говорил?
   - Мы договорились, что на занятиях я ученик, а она – инструктор, а Иисус и викканство остаются за бортом.
   - А зачем это нужно?
   - Я же всё равно молюсь за неё, а на занятия хожу только для того, чтобы развить тело. Можно немного потерпеть, а говорить с ней о господе прямо – значит, пустить всё благовестие насмарку. Она же уже общалась с братьями из «Церкви Христа».
   - Что ты этим хочешь сказать? – спросил Вадим.
   - То, что сказал. Её уже огласили благой вестью, и она её отвергла. Я знал это ещё с прошлого лета, когда видел её в лагере Гагарина. Просто мы тогда с Таней, сестрой из «Церкви Христа» пришли к Анжею, хотели узнать, как мыть струны (Таня это ему сказала), а попутно думали всё же посеять семена спасения в душах ведьм, которые там проводили конференцию. А эту самую ведьму, Алсу, мы просто встретили в корпусе, куда нас направил Анжей, чтобы мы не мешали ему паять приёмник. Кстати, это была не отговорка, он на самом деле там паял приёмник.
   - А он что, радиолюбитель?
   - Нет, он именно учился на радиотехника. Просто сейчас он занимается музыкой. Он же эти концерты все организовывал. Маленький такой, очень сильно татуированный. У них вообще там, наверное, клуб татуированных какой-то: через одного – татуировки обильные. Кстати, у этой самой Тани Флауэр Пауэр есть татуировки на плечах.
   - Видел, – сказал Вадим. – Я даже поинтересовался, было ли ей больно их делать. Она сказала, что плечи – это не самое «больное» место, если не бить иглой, конечно. А там была её знакомая, Наташа, она мне сказала, что просто нужно работать с хорошей машинкой и приличными красками, и тогда не будет проблем. Она сама этим занимается, в смысле, делает татуировки, ей из Англии привозили тушь и машинку, теперь она покупает преимущественно этой фирмы материалы.
   - Эта Наташа не мексиканка? – спросил Володя, вкратце набросав Вадиму словесный портрет Наташи Мартинес.
   - Это именно она, а что?
   - Просто никогда не знал, что она татуировщица. Кстати, она говорила, что в Омск может приехать из Екатеринбурга её подруга, Маша Сигурни Уивер, тоже ведьма, тоже татуировками занимается. Я сам её об этом не спрашивал, мне татуировки не нужны, просто услышал такое. Но, как я понимаю, это будет нескоро. Я бы с удовольствием пообщался, может, отвратил бы её от этого занятия, которое бог запретил в слове своём.
   - Знаешь, Володя, вот чего я не понимаю совершенно, хоть режь меня на части, так это того, зачем люди так уродуют своё тело. Я не только про татуировки, я вообще... Пирсинг этот – навешают на себя железок, причём, везде, где только можно и нельзя. А зачем? Чем ты лучше тех, кто этого не имеет, становишься? На мой взгляд, ты лучше украсишь себя смирением и послушанием, обратившись к господу и приняв Иисуса своим спасителем. А все эти железки и рисунки на теле – это язычество сплошное, это в день суда тебя не приведёт к господу.
   - Я с тобой согласен, Вадим, но им-то это всё бесполезно объяснять, тебе скажут, что тебя никто не агитирует это делать или не делать ничего, что ты сам принимаешь решение.
   - И, наверное, не стоит этим заниматься, – вдруг сказал Вадим. – Дело в том, что ты можешь увлечься такими мелочами, а о главном забудешь, и то, что ты хотел сделать истинно благого для человека, не будет сделано. То есть это разговор для разговора, а не благовестие. А этим ты убиваешь в человеке желание принимать Иисуса, потому что вместо него – ты, как «истинный христианин», который всех учит. Это по понятным причинам не нравится людям, они ведь чувствуют, что ты говоришь неправду, а ещё учишь их так не поступать. Главное для нас – это Иисус и спасение, которое мы обретаем через него. Это ты и должен говорить всем людям, которым ты хочешь дать это знание, это драгоценнейшее сокровище, какое только есть в мире.
   - По-моему, это очевиднее некуда, Вадим, – ответил на это Володя. – Это я помню всегда, поэтому не лезу в вопросы татуировок, ибо господь даст им всем новые тела, если они придут к нему и будут вечерять с ним, а он с ними. Просто есть ещё тот момент, что они благовестие отвергнут с порога.
   - Если нести благую весть топорно, как очень многие начинающие это дело братья и сёстры, то именно так и будет. Молись, чтобы в тебе и через тебя действовал дух святой, молись, чтобы господь даровал духа своего тому, кто должен быть оглашён благой вестью. Тогда будет успех, тогда ты поможешь немощному брату своему спастись. Помнишь, ты вспоминал слова господа?
   - Какие именно?
   - Как он сказал: «Я рождаю людей свыше, а не ты».
   - Ещё бы я это не помнил!
   - Видимо, иногда ты их всё же забываешь, когда говоришь кому-нибудь своё свидетельство об Иисусе. Не забывай – и ты не будешь так грешить, обижаясь на этих людей и говоря им злые слова.
   - Я этого не делаю. Обижаемся же мы все, брат, ты вряд ли являешься исключением в этом. Но христианин обижается и прощает, оставляя богу отмщение и воздаяние, как господь говорил в Писании. И ошибаемся мы все, ибо нет праведного ни одного, ты это знаешь. Важно признать эту ошибку и вовремя покаяться, позже исполняя слова Иисуса: «Иди и впредь не греши».
   - Ты уж прости меня, Володя, – сказал Вадим, – надо мне домой идти, у нас сегодня молитвенное собрание. И тебя, наверное, мама заждалась.
   - Хорошо, – сказал Володя, – встретимся в церкви на выходных.
                ****
   - Володя, я тебя столько не видела! – Таня чуть не повисла на его шее. – Ты как там? Всё в порядке после суда?
   - Ну, была одна неприятность на Левом берегу, меня бандиты выгнали из одного района, а когда об этом узнали ведьмы, они сказали, чтобы я им обо всём таком говорил.
   - Зачем? – спросила Таня.
   - Они предполагают в следующий раз передать это Анжею и Нику, чтобы те наказали этих бандитов.
   - Вдвоём?
   - Вряд ли, но это не меняет дела. Всё равно будет не очень хорошо, если они даже сумеют победить в этой драке и не попасть под суд. Это не от бога.
Но это не главное. Тут мной очень плотно занялась Алсу. Решила выправить мою осанку.
   - Да, ты держишься лучше. Что она с тобой делает?
   - Дала комплекс упражнений, вызвала к себе Ларису, ей там инструкции дала, чтобы она меня в дисциплину вогнала. Лариса и послушалась.
   - Ведьму?
   - Эта ведьма её учит массаж делать, упражнения ей дала на спину, чтобы она меня поддерживала. Но никаких проповедей с любой стороны, мы сразу договорились с ней, что она будет меня только физическим упражнениям учить. Но всё же она свою подругу, её Юлей зовут, подговорила со мной по магазинам походить.
   - Просто какая-то программа «Снимите это немедленно».
   - Нет, мы покупали только бельё и принадлежности для ухода за ногтями. Она мне сказала, что Кейт Фуллер, хоть она и дочка священника, пример для подражания очень плохой. Но дальше советов дело не шло, меня за никто не ругал за неправильный выбор. 
   - А кто такая Кейт Фуллер? – спросила Таня.
   - Честное слово, я не знаю, но Юля сказала, что за ногтями надо тщательно ухаживать, это, дескать, ещё Пушкин сказал. Правда, было сказано, что она имеет отношение к какому-то бару в Тихуане, что на севере Мексики. И что ей давала уроки правильного обращения с ногтями какая-то танцовщица из этого бара, её звали Сантанико Пандемониум.
   - Вряд ли это настоящее имя, да и слишком оно что-то напоминает, фильм один. Кажется, «От заката до рассвета».
   - Слушай, а что, если я попробую узнать у Анжея, как оно по правде, он же любит кино посмотреть, цитирует много оттуда.
   - А ты узнал его телефон?
   - Да, может понадобиться. Но он очень избирательно даёт свой телефон другим людям, – Володя набрал номер Анжея. Тот долго не подходил, но всё же взял трубку, недовольно сказав: «Водецкий на связи».
   - Анжей, это Володя Сапунов, – сказал Володя. – Я, конечно, извиняюсь за то, что не вовремя, но мне кое-что нужно узнать.
   - Хорошо, но впредь выбрось из своего лексикона эту привычку тупых великороссов. Я имею в виду слово «извиняюсь». Извинить могу я, а не ты. Но говори, что ты хочешь узнать.
   - Насчёт бара в Тихуане.
   - А что это тебя потянуло в Мексику?
   - Я просто хотел узнать насчёт Кейт Фуллер и Сантанико Пандемониум, это не имеет отношения к фильму «От заката до рассвета»?
   - Самое прямое, какое только можно. Это героини фильма. Кейт Фуллер играет некая Джульетт Льюис, Сантанико – Сальма Хайек. Что-то я не понял, что это добропорядочного протестанта Крамбамбулу вдруг заинтересовали фильмы пана Тарантино? Надоела размеренная духовная жизнь?
   - Я не видел этот фильм, а Юля, Струбцина которая, сравнила меня с Кейт Фуллер в плане ухода за ногтями, намекнув, что мне нужен по части ухода за ногтями такой же наставник, как Сантанико Пандемониум.
   - Некорректно тебя Струбцина отбрила, но очень метко. Ты молодец хотя бы в том, что «траура» у тебя на ногах нет. А насчёт Сантанико – это, пан Владимир, разговор особый, хоть вы и не Квентин Тарантино.
   - Об этом в другой раз, но за сведения спасибо.
   - Не за что. Но за ногтями следи лучше, а то сравнят ещё хуже, чем с Кейт Фуллер. Извини, мне надо просканировать огород, как оно там всё. Звони вечером, если что-то надо, я буду свободен. До часу в сети.
   - Я вечером буду сильно занят, Анжей. До свидания.
   - Что он сказал? – спросила Таня. Володя вкратце обрисовал, что именно ему сказал Анжей. – Так, понятно. И, естественно, он был так же язвителен, как и в прошлые разговоры. Кстати, насчёт «извиняюсь» он прав, так нельзя говорить. Ладно, о другом поговорим.
   - Хорошо. Спрашивай.
   - Ты, говорят, новое место работы нашёл?
   - Да, в магазине у Речного вокзала.
   - Это рядом с часовой мастерской?
   - Именно там, – ответил Володя. – А почему ты спрашиваешь?
   - Просто подумала, что ты именно туда постарался устроиться, это же христианский магазин.
   - Это помощь господа, а если бы этого не было, я бы устроился в другое место, мне не слишком много пришлось бы выбирать, если бы что-то пошло не так. Мне же нужны были деньги для того, чтобы нам с мамой жить как-то и квартиру оплачивать. А с прежнего места меня уволили по сокращению штатов. Правда, там нашлись те, кто тихо этому помог, потому что им не по вкусу было моё служение господу, которое они считали сектантством. Может, я на этот счёт и заблуждаюсь, но вполне может быть и так. Анжей мне сказал, что это запросто могло бы быть.
   - А почему он так решил?
   - У него были друзья, которых уволили с работы, формально придравшись к причинам, вроде бы, не религиозным, но основная причина, как он говорил, была в личной неприязни и религиозных различиях.
   - Он в этом так уверен?
   - Да, представь себе. Тут только одно смущает – он просто люто ненавидит православных. Для него они – фашисты. Но, к сожалению, в одном из этих случаев он был прав.
   - Что за случай?
   - Какая-то Екатерина Иванченко. Она участвовала в демонстрации против ведьм прошлым летом, когда мы шли на их конференцию. Ну, с ней там Ник, рыжий этот, больше всего ругался.
   - Вспомнила. Говорят, из-за тебя у неё были какие-то неприятности?
   - Заставили писать опровержение на статью про драку, в которой меня избили.
   - А, теперь припоминаю такое. А кто это сделал?
   - На неё охранники из Красноярки в суд подали. Кстати, она во время суда ко мне подходила, если я тебе не рассказывал об этом. Просила там за двоих, которые меня били. Их всё равно посадили надолго. Я молюсь за то, чтобы в их душах проявился господь, и из тюрьмы они вышли во Христе Иисусе.
   - Я так и не поняла до сих пор, за что тебя в Красноярке избили. За то, что ты проповедовал Иисуса?
   - Да, Таня, именно за это. Мне припоминали какого-то Горобцова, якобы я виновен в том, что он повесился. Спасибо ведьмам, что объяснили мне, что за человек был этот Горобцов. Главное, представь себе такую вещь: Анжей и эти вот ведьмы помогали собирать мне деньги на лечение и помогли немного позже с телефоном, а из «Церкви Христа» – почти никто. Ну, ты вот, Оксана, ещё человек пять.
   - А чем ты ведьмам так понравился?
   - Спроси что-нибудь попроще. Я понятия не имею. Конечно, есть сфера, в которой между нами нет контакта – это отношения с богом. Но за пределами этой сферы – хоть бы один раз мне кто-то напомнил о потраченных на меня деньгах, даже в кафе. Я-то стараюсь им как можно меньше проблем в этой сфере доставлять, но всё-таки мы из разных компаний, меня там своим никто не считает до сих пор.
   - Тебя это огорчает?
   - Если честно, то нет. Хуже только то, что они так и не желают обратиться к господу. Можно, конечно, разводить лекции на тему свободного выбора и того, что на свете есть много людей, которые нуждаются в спасении больше этих, но нет тех, кому спасение нужно больше или меньше всех, так как грех для любого наказывается одинаково – смертью. А тем, что я перестану среди них трудиться, я распишусь не в собственной слабости, а в том, что слова о боге – это ложь. Они тем меньше захотят приобщаться к нему. И это как раз и плохо. Пусть меня считают, кем им больше нравится меня считать, но я не хочу, чтобы то, что я делаю для бога, было сделано плохо, он ведь мне так не делал.
   - Володя, ты сравниваешь себя и бога? Напрасно. Ты не сможешь сделать так же, как он. Ты сможешь сделать силой духа святого, если он действует в тебе и через тебя, а в тебе как раз веры не сильно много сейчас, раз ты всё проверяешь.
   - Таня, не забывай, что пророки тоже требовали знамений, а так всему верить – дьявол найдёт уловку, и ты будешь исполнять его волю, веря в то, что это сказал бог. В то, что нам обещал бог, я продолжаю верить, как и прежде. Молюсь я ему так же истово, как и до ухода из «Церкви Христа», и то, что я не говорю языками, не мешает мне это делать.
   - Ну, в этом отношении мне те братья и сёстры, с которыми ты всё ещё встречаешься, говорили, что здесь у тебя полный порядок, но сложно так запросто сказать, от бога ли это, потому что ты сомневаешься в его дарах.
   - Есть главный дар господа, Таня – любовь, и всё, что творимо через любовь и имя божье – от бога. А если внешние признаки не несут в себе внутренней составляющей, каковая есть любовь, то это не от бога. Бог есть любовь – это я помню всегда. Ты это помнишь?
   - Но не ко греху, брат, – возразила Таня.
   - А я с этим и не спорю. Но это совсем не значит, что ненависть должна сбрасываться на носителя греха. Он ведь тоже создан по образу и подобию божьему, и за него тоже страдал Иисус. Это очень важно понимать, иначе ты будешь зарывать в землю сокровище, данное тебе господом богом, чтобы ты приумножал его. Иначе не стоило идти к Иисусу, поскольку это уже эгоизм получается, а церковь – тело Христово. Не так?
   - Так, брат.
   - Вот об этом я тебе и говорил.
   - А ты не боишься скатиться к другой форме эгоизма?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Ты как бы говоришь господу: «Вот, боже, как я тебя люблю – так ко всем лезу со своим пониманием истины». Если человек не желает спасаться, то это не значит, что его нужно тянуть на верёвке к Иисусу. Молись, но не общайся с ним лишний раз, а то рискуешь потерять собственное спасение. И спасения не получат те, кто тянется к богу, но не знает его.
   - Об этих людях я никогда не забываю. Ты же знаешь, что это просто – взять, подойти в автобусе и подарить человеку небольшую брошюрку или просто поговорить с ним об Иисусе. Это я делаю в меру сил своих, когда я это могу. Но есть те, кто просто не понимает, что отвергает. Разве они не люди, разве Иисус за них не был распят?
   - Люди, и Иисус был распят за них, – ответила Таня. – Но это же не значит, что нужно бросать на них чрезмерные усилия. Молись, но не забудь о тех других, которые просто не знают господа пока.
   - Ты знаешь, Таня, я видел много людей, которые приходили к господу с жаром сердца, которому мы с тобой могли бы позавидовать. А через год или два они не просто охладевали к нему, но и уходили из церкви. Помнишь того брата, который ушёл от нас в какой-то восточный культ?
   - Ты о ком?
   - Саша Столяров, он сейчас в Новосибирске живёт, увлекается каким-то индийским культом. Я о нём.
   - Ну, допустим. Что ты этим хочешь сказать?
   - Ничего, кроме того, что сказал. Помнишь, как он с жаром молился около трёх лет, а потом внезапно ушёл в открытую?
   - Ну, помню. И что?
   - Ты так и не поняла? Он молился на зависть многим, но всё сложилось не так, как мы это думали. И сколько приходило тех, на кого мы думали, что они скоро могут уйти с таким отношением – и остались навсегда с Иисусом. Это же господь решает, а не мы, и ему лучше видно, как всё будет. Может, для нас судьба той же Оксаны или Столярова – это урок бога, чтобы мы не строили иллюзий на свой счёт и понимали, что людей свыше рождает бог, а не мы. Сказано в Писании: «Много званых, но мало избранных». Но господь дал нам в Писании слово: «Идите и научите все народы». И это – в первую очередь. Другое дело, что многие люди вроде бы, знают об Иисусе, а на деле ничего о нём не знают. Те же ведьмы едва ли представляют себе, кто он на самом деле, я в этом абсолютно уверен. Они знают учения церквей, многие не хуже нас с тобой читают Писание, им часто ничего не стоит тебя закидать цитатами из Писания, и ты, возможно, будешь стоять, соображая, что им на это ответить. А вот роль Иисуса им попросту неизвестна, поскольку они не его знают, а церкви и их учения. А церкви – это просто собрания людей, там своих заблуждений хватает. Вот ты, скажем, упёрлась в «языки» и наивно их за дар бога принимаешь. А зачем тебе дар языков, если ты как-то не особо выезжаешь отсюда дальше Новосибирска. Я последний раз куда ездил за эти пределы – это был Красноярск. Зачем мне там иные языки? Понятно, если я еду в тот же любимый Ником и Анжеем Хонымей или Мегион, там много людей, которые могут по-русски не очень хорошо говорить. Севернее – тем более. А там, где я прекрасно могу обойтись русским языком? Там больше нужно ревновать о даре исцеления и пророчества, о даре говорить о боге так, чтобы люди познавали его, о даре смиренно работать на любой тяжёлой работе за гроши или бесплатно, чтобы свидетельствовать о господе тем, кто в данный момент страдает в болезни своей. Там языки не нужны. А вот едешь ты в Якутию или на Чукотку – там вот желательно попросить у бога умения говорить на языках народов этих мест, потому что изучить их тебе будет ой, как непросто, а многие языки не имеют письменного варианта. Там реально нужен дар языков. А в Омске? Нет, здесь меня и без иных языков поймут. Я не хочу никого оскорблять, я просто говорю о том, что дар божий нужен не для того, чтобы им хвалиться, ты применяешь его для господа и дела его.
   - Поняла тебя. Ты с мамой Кати Опанасенко давно не общался?
   - Она мне звонила две недели назад по телефону, мы мало поговорили, у меня деньги кончались на карте. А лично я с ней давно не встречался. Я, к слову, баптистом не стал, я хожу в «Христианский Город». Ты же знаешь, что у меня мама туда ходит.
   - Слышала не раз. И как тебе там?
   - Очень даже хорошо. Я там, кстати, встретил Ларису, и мы друг друга любим. Кстати, она тоже к Алсу на занятия ходила, та ей давала упражнения какие-то.
   - Про Ларису знают все, а вот насчёт занятий я не поняла. Она что вам там преподаёт, эта Алсу?
   - Подготовку тела, больше ничего. Ну, она Ларисе и маме моей давала на мой счёт рекомендации, чтобы они за моим питанием следили, но это было после осмотра.
   - А, поняла. Ладно, давай, поговорим просто о нас...
                ****
   - Здравствуй, Володя, – Вера, жена Миши Белокурова, открыла дверь. – Ты что так долго не приходил?
   - Просто не получалось, а последний раз сюда пришёл – напоролся на каких-то бандитов, они меня вообще до «Иртыша» выволокли и сказали, чтобы я сюда не ходил.
   - А мы сейчас переехали, – сказал Миша. – Мы сейчас живём у универсама «Север», это... Ну, от вас всё, что едет до Солнечного или ДСК-2, универсам сразу увидишь, а оттуда в сторону крайних многоэтажек. В среднем из трёх домов первый подъезд слева... Давай, я тебе адрес напишу, пока Вера тут обед готовит.
   - А вы не из-за этих бандитов переехали? Говорят, старший у них в одном из домов старшим по дому числится.
   - Кто, Виктор Степанович? Нет, мы бы не стали его бояться. Ну, и что, что он сидел? А то, что он против нас действует – ему же хуже, его же бог за это накажет.
   - Я не знал, что он Виктор Степанович, при мне его называли Спортсменом. И у него какие-то отношения с Иванченко, инженером из жилконторы вашей.
   - Екатерина Васильевна? А ты откуда её знаешь?
   - Она же в Красноярке прошлым летом против ведьм воевала. Правда, ей за это очень больно досталось, и тот же Анжей, оккультист местный, сказал, что ей за такие штуки в следующий раз достанется на орехи.
   - А ему она что сделала?
   - Я же тебе говорю, что она участвовала сначала в драке на берегу, а потом в пикете у ворот лагеря, где ведьмы собирались.
   - А что ты забыл у ведьм?
   - Мы с Таней пошли к Анжею, чтобы узнать, как мыть струны. В них же пот впитывается со временем, и звук ухудшается. И потом, не бросать же людей в лапы дьяволу. Правда, это было бесполезно, поскольку нас всё равно не сильно по этой части слушали, даже находили контраргументы против языков. Но они были к нам намного терпимее, чем даже многие христиане.
   - В чём это выражалось?
   - Нас хотя бы выслушивали. И почти не было какой-то язвительности. Ну, Анжей только, но от него я этого ждал.
   - Слушай, тут нам некоторые братья и сёстры рассказывали про тебя, что ты тут пообщался с Шакирой.
   - Это не Катя Опанасенко сказала?
   - Нет, а что?
   - Просто она же тоже с ней говорила. Ты, наверное, думаешь, что это «та самая» Шакира.
   - Я и хочу разобраться.
   - Дело вот в чём. Это у неё прозвище, а на самом деле её зовут Светой. Она не из Омска, она из Верхнего Тагила приезжала, учительницей там работает. Кстати, а эти братья и сёстры ещё кого-нибудь туда не приплетали? Ну, там Алсу или ещё кого. Кстати, здесь имя настоящее, только она на ту певицу не похожа, да она её и старше. Просто её так мама с папой назвали.
   - Нет, эту-то я немного знаю, мне о ней кое-что говорили некоторые братья, которые в тех местах живут. У неё же муж – участковый врач, да и она тоже доктором работает.
   - Я к ней ходил на обследование. Желудок проверял.
   - У тебя желудок болел? – спросила Вера.
   - К счастью, это только после неправильного питания. Но она за меня взялась, когда посмотрела на мою осанку. Подключила Ларису, сестру из «Христианского Города», чтобы она меня контролировала. У нас договор на время занятий: я не проповедую ей, она – мне. Я имею в виду Алсу. Молюсь я за неё только после занятий.
   - А зачем тебе это общение, если она не познаёт бога?
   - Она показывает мне нужные упражнения. Повторяю тебе ещё раз, я за неё молюсь, чтобы она пришла к господу. Но я стараюсь вызывать у неё меньше раздражения, чтобы она не отклоняла молитвы, как многие из них умеют. Я так со всеми этими людьми стараюсь делать, чтобы они, если это возможно, не отклоняли молитвы. Есть те, кто это в любом случае сделает, но лучше ничего не говорить ему об этом, а помогать в других областях и располагать к себе тем, что ты относишься к нему с любовью, как это делал Иисус. Всё-таки лучше так, чем навязывать то, что будет принято в штыки. Люди тогда чувствуют любовь, и им это сложнее отвергнуть, а через это бог и работает. В конце концов, любовь заключается в том, что ты частью своей территории поступаешься, и она не ищет своего. Если это встречает ответ, это прекрасно, на этой почве бог будет лучше работать.
   - Хорошо бы, чтобы так оно и было, – сказал на это отец Миши, Пётр Потапович. – А так поступаться собой – рискуешь остаться без спасения, брат. Это тоже не очень хорошо. Во всём надо знать меру.
   - Я думаю именно так, – проговорил Володя в ответ. – Я ведь не забываю господа и служу в первую очередь ему. А поскольку любовь к ближнему тоже является служением господу, то это нужно делать при любой удобной возможности, ибо это только приближает людей к тебе, и тебе тогда будет легче за них молиться. Конечно, есть те, кто в любом случае воспримет твою молитву в штыки, но их ведь не так много на самом деле. В конце концов, я ведь точно знаю, что господь мне поможет всегда.
   - В принципе, тут ты прав, – согласилась Вера. – Ладно, я тут вам уже обед приготовила, садитесь кушать.
   Прочитав молитву благодарности господу, все сели за стол. За обедом весь разговор сосредоточился на событиях из личной жизни.
   - А твоя мама как себя чувствует?
   - Пока неплохо. Зимой вот только приболела – простыла сильно. Пришлось вызывать врача и две недели с ней возиться сильно. А у меня же был после праздников ворох дел на прежней работе. И получилось так, что я попал под сокращение штатов, так что пришлось перейти на другую работу. Я сейчас работаю в книжном магазине у Речного вокзала.
   - Это не рядом с часовой мастерской?
   - Именно там.
   - Ну, зайдём как-нибудь к тебе, когда получится. А то ведь на самом деле этот Виктор Степанович может какую-нибудь гадость сделать. Он нам тоже угрожал как-то раза три, но мы не страшимся того, что нам может сделать плоть, – сказал Миша, – так что дело господа в этом месте всё равно будет торжествовать. Ладно, продолжим насчёт тебя. Ты же, как я понимаю, свои отношения с «Церковью Христа» не разорвал на самом деле?
   - Я не разорвал отношений с братьями и сёстрами, которые поклоняются господу, а не догмам людей. Что до остальных, то я просто не хочу ввергать их в грех злословия или даже желание применять ко мне силу, чтобы изгнать из церкви. Это не от бога, и отчасти моя вина будет в их грехе, даже если я буду в остальном тысячу раз прав. Вот что я тебе скажу, брат.
   - Понял тебя, – ответил на это Миша. – Кстати, у меня похожая ситуация случилась, и как раз из-за «дара иных языков». Я говорил по этому поводу с некоторыми братьями, объяснял им, что они неправильно трактуют Писание, и на меня за эти слова начали нести всяческое злословие некоторые братья и сёстры – Катя с Пашей, Лёша, тёзка мой, Миша, ну, который бесов изгоняет, Юра, ну, который ответы на все вопросы знает. В общем, я решил, что буду теперь общаться с теми братьями, которым важнее Иисус, а не догматика. Так же и Вера, мы с ней вместе ушли из церкви, когда была эта глупая перебранка.
   - Ну, да, – поддержала Вера. – Нас так грубо вытолкали из церкви, что мне не по себе стало от такого отношения. Мы ведь не посягали на Писание и на то, что говорил господь Иисус, это для нас свято. Но кто-то решил, что в вере ходят именно так, как они это делают, и иначе нельзя. А вот что до твоего общения с ведьмами могу сказать, так это то, что лучше бы тебе, Володя, от них подальше держаться. Может, так они хорошие, даже Анжей, какой бы он ни был грубиян, но они не просто заблудшие – они откровенно занимаются колдовством, то есть грешат так, что рядом с ними нельзя находиться, если ты не хочешь потерять спасение. Правда, я тебе указывать не могу, я не бог, и ты тоже взрослый, сам всё без моих советов решишь. Но всё-таки тебе над этим бы стоило подумать, как ты считаешь?
   - Я знаю, что делаю, и у меня хватит силы духа, чтобы не покориться силе сатаны, как бы она ни была явлена. Другое дело, что я точно знаю: они меня и так близко не подпускают, хочу я этого или нет. Разговаривать можно, если есть, о чём, а проповедь они сразу начинают тихо так разрушать, ну, не хамят тебе, насколько получается, но ты понимаешь, что эта территория – не твоя. И можно хоть тысячу раз сказать, что я делаю это не для себя, а для бога, а, по сути – для них же самих, но мне вежливо (или не очень – это от человека зависит) намекнут, что им это не нужно. Вот тут приходится немного своё желание помочь умерять, оставляя только молитву, пока они не видят этого. Бог ведь будет работать над ними, как бы они не сопротивлялись, а если всё равно ничего не получится – это уж, как бог решит.
   - Тоже в какой-то мере правильно, – сказал Пётр Потапович. – Ты делаешь это для бога, а не для себя. И конечный результат доверяешь богу. Конечно же, это не говорит о том, что всё обязательно будет так, как бы ты хотел, но бог ведь никого силком к себе не затаскивает, он даёт личный выбор. Тут уж вопрос такой, как ты этим распорядишься. Отвечать-то перед богом им, а не тебе. Любовь как раз заключается в том, Володя, что ты принимаешь их всех, как есть, этих людей, и ты молишься, чтобы бог даровал им спасение, чтобы они поняли, от чего отказываются, и это не было бы поздно, ибо господь бог будет судить мир наш. Я вот тоже не чураюсь общения с людьми, которые в бога не верят. Они ведь тоже люди, вот что я помню всегда. Этим людям же тоже нужна помощь, иначе они погибнут в огне, когда бог закончит судить мир. Разве это хорошо?
   - Нет, конечно, – ответил Володя.
   - Поэтому ты, по большому счёту, прав, что так делаешь. Но всё должно быть по уму, нужно понимать, насколько далеко ты можешь зайти в общении с этими людьми без риска расстаться со спасением, которое ты получил от господа, – снова вступила в разговор Вера. – Опять-таки, я не думаю спорить с тем, что они там могут быть прекрасными людьми, но они ведь пока ещё во грехе, так что с этим надо шутить, как можно меньше.
   - Я это понимаю, – ответил Володя. – Так что мне здесь только одно может помешать – то, что я просто физически, как говорил Руслан Байбулатов, не успею помочь этим людям, поскольку времени до суда всё меньше и меньше остаётся, и однажды будет поздно.
   - Что ж, – сказал Миша, – могу только пожелать тебе, чтобы твой труд для бога не был таким безуспешным, и ты хоть кого-то из этой компании привёл ко спасению. Ладно, надо помочь Вере помыть посуду, а то она сегодня и так работала много, тоже ведь устала немного.
   - Ладно уж тебе, – ответила ему Вера, – но я буду не против, если вы мне тут поможете немного.
   Так и поступили. После того, как вся посуда оказалась в сушилке, Миша предложил всем помолиться, за нужды собравшихся. Все четверо христиан собрались в комнате и соединили руки, после чего Миша начал молитву, в которой благодарил господа за то, что дал этот день и возможность всем им собраться и молиться. Затем каждый из собравшихся попросил бога, чтобы он помог им решить проблемы, которые у них были – у Веры это было то, что её сын Проша где-то подслушал матерные слова, и с этим сейчас она вела самую отчаянную борьбу, Миша недавно поругался с двоюродным братом (тот был неверующим), Петра Потаповича более всего заботила эта ситуация с неверующими, которые гнали его и его семью в этом районе, а у Володи главное заключалось в том, чтобы не потерять той хрупкой любви к Ларисе, которая у него появилась.
   Домой Володя возвращался тем маршрутом, который ему рекомендовали ненадолго забыть Анжей и ведьмы. Правда, его так никто и не остановил, да и не было видно пресловутых бандитов. На автобус он сел так же легко и просто, как обычно, да и до дома доехал без всяких приключений. Бог всё же не оставлял без своего покровительства того, кто смиренно и истово молился ему, прося только спасения для тех, кто был рядом...
                ****
   - Здравствуй, Игорь.
   - Привет, - Игорь был чему-то очень рад. – Как твои дела?
   - Хвала господу, пока хорошо. Наконец-то, выбрался к старым знакомым, всё как-то не мог их навестить. Миша Белокуров, брат из «Церкви Христа», я с ним давно не виделся, так вот, он тоже вынужден был уйти оттуда, потому что понял, что там заблуждаются насчёт «иного языка». Он сейчас переехал в другую квартиру, старую отцу оставил, но он там регулярно бывает. Он с женой переехал.
   - Ну, в принципе, правильно. На небольшой площади такая скученность – никому места не находится. У меня сейчас такая вот ситуация – я с женой, мама и ребёнок, ему года два, и плюс у нас сестра жены моей живёт, не так давно переехала из Павлодара. Там же сейчас местные власти как-то не в ладах с русской общиной, вот русские и едут сюда. Сам понимаешь, это нам не в тягость – родной человек, не бросать же в беде, – но места мало, это же тоже со счетов не сбросишь.
   - Ну, да, – согласился Володя. – Я вот тоже скоро могу попасть в такую же историю. У меня же не так давно появилась девушка, Ларисой зовут, и мы, возможно, скоро поженимся, так я не знаю просто, переезжать мне к Ларисе на Пятую Северную или что делать – втроём в однокомнатной квартире как-то слишком тесно будет. Но это мы как-нибудь решим. Я о другом хотел с тобой поговорить. Ты же, если я не ошибаюсь, всё так же продолжаешь свой восточный культ исповедовать?
   - Тебя это не устраивает?
   - По большому счёту, это твоё личное дело, но ведь я же тебе тысячу раз говорил, что скоро миру придёт конец, и тем, кто отказался от спасения в Иисусе, будет очень плохо. Ты же не хочешь, чтобы тебе было плохо?
   - Володя, я тебе, кажется, столько же раз объяснял, что мне это не кажется таким же очевидным, как тебе, – возразил Игорь. – Ты, разумеется, считаешь, что я неправ, поскольку отрицаю то, что для тебя очевидно. Но я же ведь не слепой, вижу, что твоя система доказательств отнюдь не бесспорна, ты сам мечешься в поисках ответов на вопросы. Ты так и не определился, что точно соответствует Писанию, а что нет.
   - Как сказал бы Анжей, есть константа – Иисус Христос, – ответил на это Володя. – Это останется всегда. А изменения во внешней стороне всё равно будут, ведь ситуация-то вокруг меняется, и то, что вчера было единственно правильным, сегодня может не работать. Дьявол становится немного сильнее и больше может сделать тебе и мне. С господом ему не справиться, а вот нам он бед натворить может запросто. Так что здесь ты напрасно пытаешься за что-то зацепиться.
   - Мне незачем это делать, потому что я вижу своими глазами, как всё на самом деле, – сказал Игорь. – И для меня это пример противоречия, которое на скорую руку прикрывается какими-то отговорками, дескать, этого требует ситуация. Вот что я думаю на этот счёт. А что до отношений с богом, я для себя этот вопрос уже решил, и ты моё отношение к этому знаешь прекрасно. Ты понимаешь меня хорошо, верно?
   - Да, но это очень плохо, потому что любовь, которую я получил, как дар бога, не позволяет мне оставить это всё просто так. Я не хочу, понимаешь, не хочу, чтобы кто-то из людей, которых я знаю хорошо, да это и неважно на самом-то деле, знаю или нет, оказался в озере огненном и серном, где будет плач и скрежет зубов. Разве это хорошо, Игорь?
   - Если предположить, что это действительно так.
   - Это именно так, в Писании...
   - Володя, ну, сколько мне раз надо тебе объяснять, что эти все искажения Писания для меня – не более чем болтовня и заблуждения, которые при любой возможности впихивали в головы людей те, кто желал нажиться на учении Иисуса Христа? – спросил Игорь. – Неужели я не умею доходчиво объяснять? Или ты просто глух к подобным аргументам, как глухарь на току? В любом случае ты напрасно тратишь время на перековку меня в христиане, как это понимают в вашей церкви, уж не знаю, в какой теперь.
   - Игорь, ты специально делаешь вид, что ничего не знаешь? – Володя начал немного раздражаться. – Ты же, по-моему, знаешь прекрасно, что я хожу в церковь «Христианский Город». Зачем тебе меня обманывать, что ты этого не знаешь?
   - Я знаю твоё ревностное отношение к догмам христианства, и мне вполне ясно представляется очередная ссора с новыми единоверцами, потому что они не так поняли Библию, – ответил Игорь. – Что ж, человеку свойственно ошибаться, и я не стал исключением в этом списке. Но ведь ты мне так и не объяснил по сию пору, зачем тебе, лично тебе это всё надо.
   - Это слово господа, которому я следую, так как он даровал мне спасение и жизнь вечную.
   - То есть непосредственно бог сказал тебе: «Володя, иди к этому грешнику Сперанскому и скажи ему, что я ненавижу грех и поклонение таким идолам, как Кришна, Будда Майтрейя и Кут Хуми», так? Или я в чём-то ошибаюсь?
   - Игорь, я не понимаю, ты что, с ведьмами пообщался? – спросил Володя у своего собеседника. – Или у тебя в Верхнем Тагиле сестра живёт по имени Света? Её ещё Шакирой называют. Вот, тоже любительница сделать вид, что не понимает, о чём разговор.
   - У меня нет родных сестёр, а двоюродная по отцовской линии, кстати, единственная двоюродная сестра, живёт в Нововаршавке, – ответил Игорь. – В Верхнем Тагиле и Колумбии, раз уж тебя так волнует моё мнимое родство с Шакирой, у меня нет ни единого родственника. Кстати, с чего ты взял, что Шакиру на самом деле зовут Светой?
   - Игорь, ты меня не понял! – всплеснул руками Володя. – К той Шакире, которая живёт в Колумбии, если она именно там сейчас живёт, та ведьма не имеет отношения, это просто прозвище. Ну, похожа она на Шакиру сильно, представь себе. Или ты у кого-то ещё взял эту привычку притворяться, что не понимаешь?
   - Я ни у кого не брал никакой привычки, эту ведьму я не знаю вообще, да и не тянет меня как-то в их общество, – сказал Игорь. – Хотя, наверное, я как-нибудь на досуге спрошу у Тони Емельяненко, знает она такую ведьму или нет.
   В этот момент мимо них проходила Бэби Спайс. Она помахала рукой обоим участникам диалога. Игорь подозвал её к себе.
   - Привет всем, – сказала ведьма. – Игорь, что ты хотел?
   - Тоня, ты наслышана о ведьме из Верхнего Тагила? – спросил Игорь. – Её, по-моему, зовут Света, у неё ещё прозвище такое «попсовое»...
   - Шакира? Ещё бы я её не знала! – ответила Спайс. – Она с нашей Белкой на одном курсе в педе училась. А на хрен она тебе сдалась?
   - Просто Володя утверждает, что я у неё нахватался привычек.
   - Интересно, каких?
   - Что она делает вид, что не понимает, о чём ей говорят.
   - Ну, положим, она может такую, знаешь, дурочку-девочку дать, если ей говорят что-то слишком сложным образом, или она чего на самом деле не понимает. Но это нечасто бывает. А что?
   - Так, ничего.
   - Ладно, извините, но мне домой надо – кису покормить, да и дочку тоже встретить нужно, – ведьма развернулась. – До свидания.
   И, улыбаясь, как чеширский кот, ушла восвояси. Игорь меж тем вернулся к разговору, прерванному рассуждениями о мнимых родственниках и якобы подхваченных привычках.
   - Хорошо, Володя, теперь объясни мне, что ты имел в виду под тем, что я, якобы делаю вид, что ничего не понимаю.
   - Ты говоришь так, будто не знаешь, что слова бога я читаю в Писании.
   - Хорошо, пусть так. Но какие слова бога ты имеешь в виду?
   - Тебе показать место в Библии, где это написано?
   - Ладно, хорошо, ты мог это и с потолка взять, и твой пастор мог тебя в этом убедить. Но мне-то это без надобности, я в это всё не верю, потому что знаю, как это всё формировалось. Всё это делалось с вполне конкретной целью – получить власть, подкреплённую, как кому-то казалось, авторитетом бога. Для этого учение Христа искажалось, подводилось под такую доктрину, которая позволяла бы заставить людей добровольно идти в рабство. Другое дело, что это плохо помогало, и лазейки найти всегда можно. Как это было в той же самой Японии, когда сёгуны именем императора запретили простому народу держать при себе оружие. Для японца император – это божество, ведь считается, что императорская фамилия в Японии идёт от Дзимму Тэнно, а он был внуком Ниниги, который приходился внуком не кому-нибудь, а богине Неба Аматэрасу. Кто же ослушается потомка богов? Но ведь крестьяне на острове Окинава сумели найти оружие, используя своё тело и орудия труда, что дало каратэ и кобу-до. Так же и в христианском мире. И ведь везде же находились люди, которые понимали, что во всех этих замечательных идеях кроется огромная ложь, и тогда они шли своим путём, нередко доходя до истины. Тут, кстати, мне Анжей рассказал одну историю. Ты слышал, как на первом Вселенском Соборе было осуждено учение Ария?
   - Еретическое учение, он говорил, что Иисус – не сын божий, – сказал на это Володя.
   - Ну, не буду тебя переубеждать, но дело не в этом. Так вот, в Польше, во времена Средневековья, когда арианству, вроде неоткуда было появиться, это учение возродил проповедник Социн. Новое учение назвали социнианством, и оно сумело в целом сохранить то, что хотел привнести в массы Арий. Так вот, Володя, в том, что ты наивно принимаешь за христианство, нет истины, поскольку тобой так глубоко уважаемым Иисусом Христом во главу угла была поставлена любовь, а в христианских церквях это птица редкая, и те, кто живёт по этом правилу, часто выбиваются из догм, да и не делают они в церковном мире погоды.
   - А в чём есть истина?
   - Но ведь бог для тебя «кто», а не «что», а он сам и есть истина. Не книга, не пастор в церкви, а бог, сам бог. И познать его, просто читая книжки и изображая христианскую любовь, нельзя. Для этого, Володя, нужна духовная работа раз в десять, как минимум, большая, чем ведомая тобой. Повторю ещё раз: как минимум.
   - Ты, соответственно, познаёшь бога, медитируешь, ищешь истины, а тут на Землю приходит бог и видит, что ты во грехе по самые уши, а Иисус за тебя не ходатайствует, потому что ты его жертвы не принял. И ты оказываешься в вечном пламени, где тебе и капли воды на язык не будет. Этого хочешь?
   - Слушай, я тоже могу вот так тебя шантажировать, что ты так и будешь из рыбы в лягушку переселяться, пока в улитку не превратишься и за ум не возьмёшься. Ты этого не признаёшь, и тебе мои слова – как об стенку горох. Как в баптистской песне:
                Быть мудрым не стремлюсь я,
                Хочу лишь знать его, 
                Распятого Иисуса –
                И больше ничего.
   - Да, представь себе, – сказала Володя, уже не сдерживая ревности в духе, что было не так уж плохо, но часто вело к злословию, это Володя знал по себе. – Да, как сказала одна ведьма, у меня нет ума, и я, считай, калека, но я ценен для господа тем, что я такой, что ума нет – считай, калека. В жизни новой, он даст мне то, что мне, слабоумному калеке, будет важнее ума и здоровья здесь. И тебя господь ценит с твоими медитациями и сложными позами, но ты этого пока не понимаешь, и дай тебе господь, чтобы ты понял это, пока не стало поздно, Игорь.
   - Извини, Володя, что я немного через край хватанул, – сказал Игорь. – Я вовсе не хотел тебя обидеть. Я просто имел в виду, что...
   - Я знаю, что ты хотел сказать, Игорь, это не стоит твоих извинений. Ты мне намекнул на то, что для тебя предложение господа Иисуса – это шантаж, и ты предпочитаешь свою восточную мудрость. Я сказал тебе, что считал нужным сказать. Иисус любит тебя, и он готов ходатайствовать за тебя на суде господнем, если ты покаешься и примешь его господом и спасителем. И прости мне мою резкость и обиду на твои слова насчёт баптистской песни. Я впредь постараюсь так не реагировать, а за тебя буду молиться.
   - Это твоё личное дело, – спокойно ответил Игорь. – Кстати, а те вот слова насчёт «калеки» – это не Шакира тебя так?
   - Нет, это другая ведьма, а что?
   - Я уж не знаю, что ты такого сделал, что она так сказала, но она так зря.
   - Ладно, Игорь, извини меня, но я забыл купить Ларисе лак для ногтей и жидкость для снятия лака, чтобы она ацетоном не пользовалась. И вообще, надо домой ещё кое-что купить – у нас мыла два куска осталось, и шампунь кончился.
   - Ну, иди тогда.
                ****
   - Ой, спасибо, Володя, – Лариса от радости даже в щёку его поцеловала. – Это тебя Юля науськала или Алсу?
   - Уж так сразу и «науськала». Просто я решил тебе подарок сделать. Я так поговорил с Викой Харламовой, ну, она у Алсу в гостях была, когда ты первый раз на упражнения приходила. Она мне просто сказала, какие лаки ещё к твоей коже подойдут, чтобы ты одним лаком не красила, – его взгляд скользнул по обутым в кожаные сланцы ногам Ларисы, на одной из которых поблёскивала цепочка. – Никогда не видел у тебя этой цепочки.
   - Я её купила позавчера, – Лариса смущённо улыбнулась. – Вот, решила сменить тапочки свои, а то они у меня уже такие, что смотреть страшно. Я помню, как видела Анжея, знакомого твоего, недавно, вот, он был в таких ботинках – красные, с чёрным верхом, глянцевые. Просто решила узнать, где он такие купил. Он сказал, что в Лондоне.
   - Ему, наверное, половину гонорара выплачивают одеждой и обувью в Европе, – усмехнулся Володя. – Он пальто там купил чёрное. Говорит, что хорошее такое намного дороже.
   - Ладно, это всё как-нибудь потом, Володя, – Лариса направилась на кухню, Володя пошёл вслед за ней. – Ты же, как обычно, перекусил на скорую руку?
   - От тебя ничего не скроется.
   - Смотри, Алсу мне сказала за тобой в этом плане следить.
   - Да хоть Мадонна, – отшутился Володя. – Ты имеешь право, как ни одна женщина на свете.
   - Вот, – ответила на это Лариса, – а так как ты для меня не просто ещё один брат по вере, то я не хочу, чтобы ты лежал в больнице с гастритом. Это всё может очень скверно кончиться. И не спорь.
   - Хорошо.
   Обед прошёл в молчании, а Володя почему-то вспомнил разговор с Алей, когда она говорила ему о том, что любовь – это искусство уступать. До сих пор он как-то не сильно возвращался к мыслям ведьмы на этот счёт, больше внимания уделяя упражнениям на осанку, в частности, показанной Оксаной «позой алмаза» – сесть на колени, прогнуться назад и взяться руками за большие пальцы ног. Поначалу эта поза была для него трудноватой – он же в отличие от Игоря не был страстным поклонником хатха-йоги, а эта поза, как сказал всё тот же Игорь немного раньше, не относится к простым, если брать такого «йога», как Володя. Это всё же оказалось преодолимым, хотя пока «алмаз» не был для Володи пройденным этапом. Но он всё же взялся за это, чтобы доказать всем – Игорю, ведьмам, самому себе, – что в господе для него нет ничего невозможного. Навыки духовной работы, которые он применял в молитве, ему здесь помогли. И за этим он как-то не слишком уж и стремился обращаться к тому, что касалось второй части разговора, хотя он всё-таки то хотя бы запомнил, что надо помогать Ларисе быть такой, какой она может быть, а не только является. Кстати, то платье, в котором она его встретила, было просто великолепным. И оно не только к остальному, что было на ней, подходило идеально, но и её фигуру выгодно показывало – может, хорошо подбирала, а могла и сшить на заказ. И эти сандалии... Это было для него не только радостью для глаза, но, по-видимому, и катализатором для вспышки памяти, когда он вспомнил, как Аля убеждала его в том, что поцеловать свою пассию не грешно, и место не имеет значения, особенно, если всё это будет делаться по доброй воле обеих сторон. Наверное, как-то по-своему ведьма была права в этом.
   - Володенька, помоги мне, пожалуйста, помыть посуду, – попросила его Лариса. – Я пока посмотрю, что там мои цветы делают, сухие или нет.
   - Да, конечно, – сказал Володя. Вдвоём они на самом деле сделали эту работу намного быстрее. – Лариса, у тебя сегодня молитвенного собрания не намечается?
   - Нет, мой хороший, сегодня я весь день тебе посвящу. Я же потому тебя и хотела видеть. Ладно, пока цветочки полью, а потом мы с тобой будем долго говорить, о чём ты захочешь.
   Она сняла свои роскошные сланцы, вставая на табуретку, чтобы полить высоко подвешенную традесканцию. Володя встал, искоса посматривая на то, как она это делает. Не то, чтобы он не хотел ей помочь, но он был ноль в цветоводстве, и самое главное было в том, что ему нравилось смотреть на Ларису, окидывая её взглядами с ног до головы и обратно. Должно быть, в первый раз он не мог (и не хотел) убивать это желание, вызывающее в нём противоречивые чувства – с одной стороны, он чувствовал в себе ревность, в которой он жёстко отметал всё то, что хотя бы на миллиметр отходило от служения господу, с другой стороны он понимал, что Аля была права, и он имеет на это право, если это не нарушает Писание и не делает Ларисе больно или неприятно. И она была хороша собой, этого у неё нельзя было отнять. В памяти Володи всплыли эти слова Али насчёт «выплеска», когда она ему говорила, что лучше воплотить своё тайное желание законно, с той, которую он собирался вести под венец, чем держать в себе этого «бесёнка» и мучиться или блудить.
   - Володя, будь добр, подай мне, пожалуйста, брызгалку, вон, она на окне стоит, – Лариса немного наклонилась вниз. Володя принёс ей брызгалку, и Лариса приняла её, чуть погладив Володе руку. – Спасибо, мой хороший, – она продолжила поливать цветы. – Что-то сказать хочешь?
   - Нет, просто думал, что тебе что-нибудь понадобится.
   - Ой, Володя, ты только не обманывай меня, ладно? – Лариса не отрывалась от своего занятия, чуть встав на носочки. От этого у Володи чуть защемило в душе, так же, как тогда, когда он смотрел на танец Вики. – Говори, я тебя внимательно слушаю.
   - Нет, я ничего не хотел сказать, просто смотрел на тебя.
   - А, извини, я думала, ты что-то сказать хочешь.
   - Нет, я ничего не хочу сказать, вечером поговорим. Кстати, я же тут хотел тебе вечером ещё один подарок сделать.
   - Ну, буду ждать, – Лариса хитро улыбнулась. – У меня тоже есть для тебя один подарок, но это не сейчас, вечером.
   - Ловлю на слове, – Володин голос немного дрогнул: кажется, Лариса всё прекрасно поняла. Как – он не стал допытываться, всё равно бы он сам ей всё сказал. Лариса слезла с табуретки и потихоньку закончила с цветами, а потом сказала, что ей нужно немного сполоснуться и привести себя в порядок, да и ему было бы неплохо помыться с дороги. – Хорошо, я тут как раз взял чистое бельё – ты же что-то об этом говорила.
   - Молодец. Но сначала я сполоснусь и ванну тебе подготовлю, а пока ты моешься, приведу себя в должный вид.
   Она взяла в руку оставленные у табуретки сланцы и ушла мыться. Володя же встал на колени и начал молиться.
   - Господь, – начал он, – я прошу у тебя, чтобы ты дал мне сегодня смелости дарить любовь Ларисе с такой же полной отдачей, как тебе, господь. Я знаю, что ты тогда сказал Моисею на горе Синай, когда дал ему Скрижали Завета, господь, но ведь ты сам дал апостолам завет, который они писали в Библии, что с женой своей нужно жить в любви и давать ей наслаждение. А я хочу быть с ней всю жизнь, господь. Пожалуйста, господь, помоги мне быть с ней таким же любящим и заботливым, как ты, доставлять ей наслаждение собой и наслаждаться ей, чтобы мы были счастливы в браке, господь. Я молю тебя об этом во имя сына твоего Иисуса, аминь.
   Он молился с жаром, и в пылу этой молитвы вдруг перед его глазами встала та сцена, когда он говорил с Алей, и всплыли в памяти эти слова: «Просто предложи ей один раз так попробовать. Иначе этот “бесёнок” будет тебя изводить, и тебе от этого ничего хорошего не будет: или у тебя крыша от боязни греха постепенно съедет, или ты своё запретное удовольствие на стороне попробуешь... Просто сделайте как-нибудь друг другу небольшой подарок, пусть она побалует тебя, а ты ей за это тоже удовольствие доставишь». Конечно, Аля была немного резковата, но и он часто был таким, когда хотел в чём-то убедить неверующего – того же Игоря. Это, конечно, не относилось к тому, что он хотел сейчас, но это было и неважно теперь, когда предстояло убедиться в ошибочности суждений Али или всё же понять, что она действительно была права насчёт него. Но Лариса... Хотя она вела себя так, словно ей не меньше, чем ведьмам было понятно, что Володя старался убить в себе, когда был в лагере прошлым летом, да и вообще... Ладно, он последует совету Али, хоть она и ведьма – и там уж будет видно, кто из них двоих ошибался.
   Тёплые, влажные руки закрыли ему глаза. Отгадывать, кто это, Володе не было никакой нужды, так как это была Лариса, только что закончившая водные процедуры.
   - Я всё подготовила. Там шампунь стоит, я специально для тебя покупала, Юля сказала, какой на твои волосы лучше, – сказала она, мягко подталкивая Володю в сторону ванной комнаты. – Вымойся хорошенько, лучше будешь себя чувствовать.
   Спорить Володя не стал. Он просто пошёл мыться, взяв из сумки, в которой принёс всё необходимое, мешочек с бельём и два полотенца – одно он хотел подложить под ноги, чтобы пол в ванной не был мокрым, а другим собирался вытереться. Начал набирать воду и задумался. Всё складывалось как-то так, что нельзя было точно понять, кто его толкает на всё это, бес или господь. Но он решил провести этот вечер с Ларисой, чтобы пробить ненужный барьер, который он сам ставил между ними какое-то время, да и те самые слова Али о «выплеске» не выходили у него из головы.
   Он разделся и залез в горячую ванну – точно такую же горячую, как тогда, когда Аля собиралась делать ему массаж. В конце концов, неплохо было бы вымыться и сделать приятное Ларисе уже этим. Ведь и она это сделала для него. И наверняка приготовила ещё что-то, а что – пусть будет сюрпризом для него, как и его подарок, который он сделает ей вечером, будет для неё таким же сюрпризом. Кстати, первое, что его ждало, это была записка, как правильно добавить в ванну соль – такие же стояли на полочке в ванной Али и Руслана. Соль действительно имела действие, и Володя испытывал просто неописуемое наслаждение от этого. Плюс к этому ещё и то, что Володя пока как-то не удосужился купить себе хорошую демисезонную куртку, так что пришлось идти в единственной пристойной, а она оказалась для этой погоды немного жарковата. Уже причина, чтобы хорошо вымыться. Он же сегодня с утра почистил зубы и побрился – так неплохо бы и помыться. Это он сделал так же тщательно, как почистил ботинки, когда собрался к Ларисе.
   Сполоснувшись, он вышел из ванны на маленькое полотенце, вытерся и надел чистое бельё и брюки, которые купил недавно – как раз для этого дня. Они были удобные, из мягкой ткани, в них без проблем можно было принять удобную для тебя позу, если надо. При этом они выглядели вполне стильно, о чём ему сразу сказала Оксана, которая вместе с ним ходила в магазин. К брюкам он прибавил такую же мягкую рубашку-поло, которая неплохо ему подходила, если Оксана не льстила ему, да и самому Володе она тогда очень понравилась. Теперь можно было идти к Ларисе...
   Постучав в дверь, он услышал оттуда:
   - Нет, пока нельзя, я ещё не закончила, – и зажужжал фен. Видимо, она решила довести до подходящего состояния причёску или быстро высушить лак на ногтях.
   «Хорошо», – подумал Володя и сел на табуретку в кухне, случайно бросив взгляд на аккуратно составленные в уголке сандалии – те в которых Лариса его сегодня встретила. Перед глазами снова мелькнул тот момент, когда она поливала традесканции, и Володя испытал то чувство, которое он испытал в тот момент – то ли это был стыд от того, что его маленькая тайна теперь стала известна тем же ведьмам (и не имело значения, что они вели себя в этом вопросе исключительно порядочно), то ли то «запретное» желание, о котором говорила ему Аля...
                ****
    Немного приоткрыв дверь, Володя посмотрел внутрь. Лариса сидела в кресле, и на ней было совсем другое платье, оно было намного роскошнее того, в котором она его встретила на пороге дома – длинное, с широким низом и заметным декольте, кажется, тёмно-красного цвета, с какими-то блёстками. Причёска её действительно была уложена немного иначе, чем обычно, и это смотрелось весьма эффектно – ничуть не менее эффектно, чем у той же Шакиры или Наташи Мартинес. Всё это было для него некоторым сюрпризом. Воистину, из Золушки получилась настоящая принцесса, и даже то, что наверняка ей давали советы те же Струбцина или Аля, было неважно, так как выглядело это просто ошеломительно.
   - Заходи, – сказала ему Лариса, – теперь уже можно, я готова.
   - Да, это действительно сюрприз, – Володя робко подошёл к Ларисе. – Я не думал, что это будет так.
   - Я рада, что тебе понравилось, но сюрприз будет чуть позже, – она с той самой хитринкой, которую вот уже второй раз за день заметил в её взгляде Володя, улыбнулась. – Кстати, ты красиво оделся.
   - Спасибо, Лариса, – Володя отвёл взгляд в сторону в крайнем смущении.
   - Не надо этого стыдиться, я рада, что ты это сделал для меня, спасибо, мой хороший, – она немного наклонила голову влево, подперев её своей изящной рукой, украшенной тонкими браслетами. – Садись, – она кивнула на другое кресло. – Ты говорил, что приготовил для меня подарок.
   - Лариса, я пока оставлю это в секрете, ладно? – сказал Володя, собираясь с духом. Его охватило волнение, он начал тихо молиться, чтобы успокоиться и хоть как-то сформулировать свою просьбу. Он боялся сказать это слишком рано, но так можно и забыть...
   - Хорошо, – сказала ему Лариса, посматривая на него с таким странным выражением лица, как будто она что-то видит, чего Володя не показывает из страха, а говорить не хочет. Он же смотрел на неё, скользя взглядом сверху вниз и обратно. Лариса не показывала своей реакции, но продолжала хитро посматривать на Володю. – И перестань бояться, я тебе ничего плохого не сделаю.
   Она чуть распрямилась, потянув левую руку в сторону Володи, как бы невзначай задела его лицо. Рука пахла какими-то тонкими духами, которые не били в нос, как иногда, на почтительном расстоянии. Причём, запах шёл от точки между большим и указательным пальцами, не больше. Это было так потрясающе, что Володя не удержался от соблазна потрогать эту мягкую, тёплую ладошку. Она была сухой, но от этого не менее приятной, чем тогда, когда Лариса закрыла ему руками глаза, выйдя из ванны. Лариса не убрала руку, позволив Володе со всей возможной деликатностью трогать её, держа почти у самого лица. И она даже ответила ему взаимностью, нежно лаская лицо, намного нежнее, чем она сделала это, когда поливала цветы, а он принёс ей брызгалку. Эта нежность как-то ненавязчиво сняла вопрос страха перед тем, что дотоле вызывало у Володи желание бежать наутёк, а потом упасть на колени и неистово молиться. Он позволил Ларисе легонько залезть ему в рот этими хорошенькими пальчиками, даже начал легонько – скорее, из робости, чем из нежности, – целовать эту восхитительную руку, закрыв глаза и доверившись чувствам, впервые за всю жизнь. Лариса ответила ему такой же нежностью, поглаживая по шее и лицу.
   Он встал со своего кресла и сел на подлокотник того кресла, где сидела Лариса. Она чуть повернулась к нему – ровно настолько, чтобы обнять его и начать целовать в лицо и руки, поглаживала его ладони, вызывая во всём его теле такое расслабление, от которого Володя окончательно перестал дрожать, как осиновый лист, готовый броситься на колени и молить господа о том, чтобы тот спас его от греха. Кстати, Лариса умело задрапировала книжный шкаф, и он уже не бросался в глаза. Теперь всё внимание Володи было здесь, на этом кресле, где находилась та, кого он желал видеть рядом с собой до того дня, когда их призовёт к себе бог. И в эту секунду они оба были вместе и наслаждались друг другом, забыв обо всём, что находилось снаружи. Всё это ушло в пустоту.
   Лариса немного потянулась в кресле, и из-под края платья мелькнули её хорошенькие голые ножки, которые она тут же спрятала, сделав это с какой-то кокетливой поспешностью. Володя успел заметить, что цепочку сменили не менее изящные браслетики в виде плетёных цепочек с подвешенными на них шариками. Ноготки на этих восхитительных ножках были накрашены «мерцающим» красным лаком, даже более тёмным, чем на руках, но ничуть  не хуже подобранным.
   - Володя, что это с тобой? – Лариса чуть сжала его руку немного повыше запястья. – Ты что-то потерял?
   - Нет, а что?
   - Я думала, может, ты что-то уронил, тебе помочь надо.
   - Нет, я ничего не уронил, просто мне показалось, что у тебя на ногах какие-то другие браслеты. Кстати, они очень красивые.
   - Браслеты?
   - Да, и они тоже, – ответил Володя, снова чувствуя этот предательский комок, подступивший к горлу. – Но главное не в этом. Ты вообще сегодня мне решила устроить день сюрпризов. Я всегда считал тебя симпатичной, но сейчас это слово не подходит. И...
   - Володенька, не бойся, говори мне всё, что хочешь.
   - И у тебя... У тебя... У тебя такие красивые ножки... 
   - Правда? – в глазах Ларисы мелькнул озорной огонёк. – А что ты всё тянул, не мог мне этого сказать? Я рада, что они тебе понравились.
   - А почему ты тогда их прячешь?
   - Я же подумала, что ты что-то уронил, убрала ноги, чтобы тебе лучше было видно, – она чуть приподняла правую ногу, словно желая обратить на неё внимание. – А ты вот почему так смотрел.
   - Пойми, Лариса, мне в тебе нравится абсолютно всё – твои волосы, твоя фигура, лицо, руки, ноги, если угодно... А хочешь, я тебе их поцелую? 
   Лариса удивлённо посмотрела на Володю. Тот даже испугался немного, что у него сорвались те слова, которые он, конечно, хотел ей сказать, но сейчас он опять испугался.
   - Опять испугался, – сказала Лариса, слегка потрепав его по голове. – Что ты меня боишься, Володя? Помнишь, я говорила тебе про сюрприз?
   - Конечно, помню. Я тоже хотел тебе сделать сюрприз...
   - ... И проговорился? – Лариса по-доброму засмеялась. – Так вот что ты на полу искал, когда я цветы поливала! Хочешь знать, каков был мой сюрприз для тебя?
   - А как же, хочу.
   - Тогда иди сюда, – она кивнула на ковёр. – Не бойся, бери, – ласково проговорила она. – Тебе можно. Иди ко мне...
   Дрожащими от волнения руками Володя взял босую ножку Ларисы и слегка сжал. Она была прохладной и такой нежной, что Володя ещё долго держал её в руках, перед тем, как немного наклониться и поднести её к своим подрагивающим от смятения чувств губам. Лариса чуть-чуть шевельнула пальчиками, словно подбадривая Володю, и тот с той же робостью припал к её ножке, неожиданно осыпав эти прелестные розовые пальчики градом взволнованных поцелуев, после которых он быстро, так же взволнованно засунул их в рот. Лариса приподняла вторую ножку и начала нежно водить ей по шее и плечам Володи, который тут же откинулся назад и покрыл эту ласковую ножку не меньшими по смеси робости и желания поцелуями. Он аккуратно, более нежно, словно извиняясь за быстроту первого раза, взял в рот два пальчика правой Ларисиной ножки, заставив её обладательницу откинуться в кресле и что-то прошептать. Володя взял обе ноги Ларисы в руки, не прекращая их целовать, пока не поднялся до коленок, после чего Лариса встала, жестом подзывая его к себе.
   - Обними меня за плечи, – сказала она. В каком-то безмолвном танце они вдвоём подошли к дивану, и там Лариса осыпала лицо и шею Володи ещё более нежными и долгими поцелуями, чем прежде. – Я никогда не думала, что это так приятно, Володя.
   - Я тоже, – ответил тот. – Понимаешь, Лариса, одно дело, когда ты моешь ноги своему брату во Христе, как Иисус апостолам – это служение. А это...
   - Радость моя, – Лариса с нежностью целовала его руки, – я теперь тебя понимаю, почему ты боялся этого желания.
   - У меня, как гора с плеч, – сказал Володя. – Жалко только, что я ведь целоваться-то толком не умею. А так бы я тебе лучше сделал.
   - Хороший мой, мне ведь и этого хватило. Нет, если ты хочешь ещё, я не откажусь.
   И крепко, как вообще до этого не целовала, поцеловала в губы, медленно спустившись вниз. Володя не проронил ни слова – ведь практически только что она разрешила ему поцеловать её отнюдь не в щёчку по-дружески. Ко всему прочему, это было восхитительно, и Володя даже почувствовал себя неловко за свою «самодеятельность».
   - Ларисонька, я перед тобой в долгу остался, – сказал он. – Я тебя хуже целовал.
   - Перестань, честное слово, – сказала та, поднявшись на ноги и поцеловав его в обе щеки. – Ты это от души сделал. Или тебе это дело так понравилось, что ты ещё хочешь?
   - Прости, я...
   - Володенька, за это ли прощения просить? – улыбнулась Лариса. – Я же сказала тебе, что тебе можно.
   - Конечно, моя хорошая, конечно же, – почти прошептал Володя и тут же бросился на колени, склоняясь к ногам Ларисы. Та как-то заботливо убрала с них край платья, и Володя обрушил на её пальчики лавину поцелуев, не уступающих по нежности и волнению тому, что он сделал в первый раз. И снова встал на ноги. – Всё, что попросишь...
   - Хватит, – Лариса прижалась к его груди. – Просто делай всё, что хочешь, ничего не говори... – она ласкала его спину и руки, вовлекая в нежную, хотя пока такую неумелую местами игру, которая продолжилась на диване, где они долго обнимали друг друга, пока настенные часы не пробили полночь. – Ладно, Володенька, милый, спасибо тебе за всё, но надо спать – нам же завтра обоим на работу.
   Она тут же раздвинула диван и достала оттуда постельное бельё, после чего погнала Володю умываться. Тот не думал спорить, и когда он закончил, в ванную зашла Лариса. Володя уступил ей место у раковины, и она сказала ему, чтобы он раздевался и ложился спать.
   Когда он лёг, Лариса пришла к нему, и на ней была ночная рубашка, а из украшений остались только серьги.
   - Спокойной ночи, – сказала она и тихо легла рядом. Володя отвернулся от неё и немного отодвинулся – его «внутренний христианин» снова занял привычное место. Всё же он тоже пожелал ей спокойной ночи.
   Заснуть он какое-то время не мог – лавина обрушившихся на него в этот день впечатлений и открытий была столь огромной, что он не мог всё это вот так легко воспринять. Но всё же он заснул, проснувшись только от того, что Лариса придвинулась к нему и слегка провела ножкой по голени.
   - Что тебе? – спросил Володя.
   - Не убегай больше от меня, – Лариса тихо засмеялась. – Не надо, не бойся меня больше.
   Она как-то быстро заснула, а вместе с ней заснул и Володя. Теперь уже он заснул, как обычно, проснувшись только от звонка будильника, который показывал пять часов утра. Лариса встала, слегка потянулась, и они оба встали на утреннюю молитву, после которой пошли умываться и готовить завтрак. Начинался будний день со всеми его тяготами и заботами.
                ****
   - Что там с фильмом? – Анжей стоял рядом с Джеймсом, поправляющим на плече рюкзак. – Уже готово?
   - Пока нет, но скоро. Записи новые будут только в середине мая, это тот альбом, который я имел в виду, наполовину авангардный, – сказал Джеймс, усмехнувшись. – Но есть вариант – чистая аудиокассета на полтора часа, желательно, чтобы она была хорошего качества, тип – первый, мой аппарат даже «хромку» не пишет. Играть – ради бога, хоть «четвёрку», а писать – только «железо».
   - Пустую кассету я найду, любой тип, – успокоил поляк. – Ты, Саня, просто приедешь к Спайсушке, у неё хорошая дека японская, «двушка», пишет все типы, включая четвёртый. И всё. Дальше дело техники – моя «книжка» плюс радиола на входе, а что немного кривовато вышло – я выправлю студийными программками. Распространение дальше – на твоих условиях.
   - О’кей, в ваших кругах можно.
   - Извините, – Володя подошёл к беседующим. – Добрый день. Можно вам пару вопросов задать?
   - Если не на тему, покаялись ли мы, то я вас слушаю, – ответил ему Анжей.
   - Я по поводу кассет хочу спросить.
   - Альбома? – спросил Джеймс.
   - Нет, я насчёт типов. Что за «железо», «хромка», «четвёрка»?
   - Лента. Первый тип – это ферромагнитная лента, «железо» так называемое, это самая ходовая, – сказал Анжей. – Второй – это как раз «хром», на основе двуокиси хрома, он лучше частоты держит, дольше хранится. На некоторых магнитофонах есть отдельная кнопка для записи и стирания таких кассет. И эти кассеты тоже в относительном ходу. Третий тип – «Metal», он лучше второго, но он редкий, его почему-то не сильно любят, редко завозят. А что до «четвёрки», то это – «Metal Maxima», эта лента самая лучшая, вот на неё профессионалы пишут. Кстати, у меня весь кассетный архив сейчас на них.
   - А что такое «книжка»?
   - Ноутбук. А радиолой по общему сочетанию является музыкальный центр с радио, кассетным блоком и «вертушкой», только у обычных радиол она на винил рассчитана, а у нынешних центров – на компакт-диски. «Двушка» – это двухкассетная дека. Или полный магнитофон.
   - Понял, – сказал Володя. – Анжей, а тебе что, музыка Джеймса нравится?
   - В целом. Есть песни так себе, есть очень даже ничего. Раньше-то у него  качество было такое, что чистить при оцифровке – возня долгая, а тут же он стал подложку на компьютере писать, я имею в виду последний год так по времени примерно. Конечно, это не профессиональные программы, но всё лучше по качеству, чем наложения.
   - А, я понял. Кстати, а эти программы он где покупал?
   - Возле рынка есть магазин, там отдел с компьютерными играми, и там я почти всё последнее взял, – ответил Джеймс. – Но там программы «узкой специализации», то есть только рэп, только техно, иногда «общие», но там уже только из готовых кусков, генераторов нет.
   - Каких генераторов? – спросил Володя.
   - Виртуальные синтезаторы, виртуальные драм-машины, вокодеры, кое-где виниловые деки или скрэтч-студии, как на «Hip-Hop 5», – пояснил Володе Джеймс. – С этим приноровиться работать – и можно делать сопровождение для своих песен. Это линейка программ «eJay», её обычно выпускают «Buka» или «Акелла». Если я ничего не путаю. Кстати, в этих программах есть своё соединение с Интернетом, и оттуда можно легально скачивать новые сэмплы для этих программ. Сразу хочу предупредить, что часть из них требует для работы DVD-Rom или DVD-RW.
   - Спасибо за пояснения, – сказал Володя. – Просто у меня нет компьютера дома, и музыку я не сочиняю, я только в церкви пою, когда служба. Ну, как у нас, в протестантских церквях, вы знаете, если бывали.
   - Да, конечно, помню.
   - А музыку я не сочиняю. Не умею просто. Но я кому-нибудь из братьев скажу, кто хочет себе такие программы купить.
   - Ладно, я пойду за кассетой, – сказал Джеймс. – Всё равно сейчас поеду.
   - Я подожду тебя, – сказал Анжей.
   Джеймс нырнул в подъезд. Вернулся достаточно быстро, сообщив, что кассету взял.
   - Тогда пойдём на остановку? – спросил Анжей.
   - Ну, я готов.
   - Можно, я пойду с вами? – спросил Володя.
   - Если не будешь проповедовать – иди, – ответил на это поляк. – Спайс проповедников ужас, как не любит.
   - Я знаю, – проговорил Володя. Компания направилась в сторону магазина «Альфа». С задней стороны седьмого дома бригада дворников с трактором готовила к вывозке листву и прочий мусор, не сбрасываемый в помойку. В этой компании стояла низкорослая женщина в кожаной куртке, с пышной причёской, какие часто делают в таком возрасте. У неё выражение лица было какое-то немного грустноватое, доброе – впрочем, больше она ничем особо не выделялась. – Анжей, ты кого там высматриваешь?
   - Смотрю, чтобы тут лишних соглядатаев на твою персону не было. Ты так думаешь, что я инженершу разглядываю? Это Чистякова, она с той же «дуси» местной, что и Лахудра с Травниковой, безобидная. К Джимми нормально относилась, пока он там работал. Она же тут давно работает, многих знает. У нас к ней претензий нет, она просто свою работу делает. А что с Иванченко и Подтурахиной общается – так это по работе. От неё тебе и нам проблем не будет, Любовь Тимофеевна в этом вот отношении – типичная, как Мамочка говорит, стихийная пацифистка. А вот то, что тут, судя по шавкам, крутится пан Дятел, это хреново... Не так и не мать, разорви ж ты его в душу, сукиного сына, фал ему смоляной, куда не надо!
   - Ну, точно, – сказал Джеймс, – он, родимый, – кивнул в сторону усатого мужика средних лет, в дешёвых очках, которые давно требовали замены.
   - Кто? – не понял Володя. – Это он и есть Дятел?
   - Он, конечно же, – бросил Анжей. – Так что ты теперь в эти дворы гуляй потише, Крамбамбула, этот педик тебя сдаст Кате Иванченко, и хорошо, если она к празднику чего по дворам не надумает делать с помощью жильцов. И в тот же миг в курсе дела дядя Витя – Спортивные Штаны и его «шестёрки». Последствия сего очевидны, я буду так горько плакать о бедном протестанте Крамбамбуле, что никакого масла не хватит смазывать моё лицо. Если гада раньше не отловят и первую группу инвалидности не подарят. В лучшем случае для него.
   - Анжей, ты знаешь, вот чего бы я не хотел, так этого.
   - Тогда найди тёмный угол и сиди тихо, а то Спортсмен «и шобла» могут тебе подарить гробик с музыкой. Или «карету». Денег на лечение тебе может не хватить, и хорошо, если твоя Лариса будет стоически за тобой ухаживать и содержать тебя вместе с твоей матушкой. Ну, кое-что по суду от бандюков и Катеньки, если им самим к тому времени не будет предоставлен простой сосновый гроб.
   - Мрачные у тебя шутки, Анжей.
   - Реальность есть их основа, пан Владимир.
   Потихоньку все добрались до остановки, и поляк позвонил Спайс, чтобы предупредить её о визите. Судя по тону разговора со стороны Анжея, всё было оговорено заранее. Ещё Анжей сказал Спайс, что «Даркфорс опять в космонавты подался», то есть нужно иметь в виду это, когда будет обед. Володя не совсем понял, что имелось в виду, но он понимал, что речь вряд ли идёт о пище из тюбиков или особой диете. Но всё же он спросил у Джеймса (разумеется, не забыв извиниться за немного бестактный вопрос), что имел в виду Анжей.
   - Да супа грибного на днях поел, а он оказался немного залежалым, вот и «пошла массовка», – ответил неформал. – Плюс рыбка красная в нарушение режима. Теперь думаю, как бы доковылять до середины месяца и купить себе что-нибудь посерьёзнее супрастина. Аллергия у меня пищевая. А шутка про космонавта – это из рекламы кларитина, я им сейчас мало пользуюсь. Так нет большой нужды, а если припекло – помогает не очень.
   - Вот тут у него Шакира как-то занимала таблетки, она же тоже у нас в «отряде космонавтов» – от кисок чихает, – сказал Анжей. – Просто нужно исключить возможные аллергены.
   - Да, – сказал Володя, – у нас на фирме работала такая секретарша, Надя, у неё тоже была пищевая аллергия, кажется, на рыбу. То есть вообще никак, а иначе у неё сразу проблемы с дыханием. Я молился за неё, попытался даже на исцеление поработать, но не получилось. Может, всё дело было в том, что она неверующая, может, я что-то не так сделал, но ей проще было пройти какой-то курс лечения обычный – и пока у неё особых проблем нет.
   - Кстати, насчёт курсов, – сказал Анжей, – неплохо выглядишь. Я вижу, Алька тебя вышколила уже.
   - Мне ещё и Лариса помогает.
   - Правильно, вместе весело шагать по газонам... Так, панове, «седьмой троллейбус», прыгаем.
   В троллейбусе вся троица устроилась на задней площадке. Никто ничего не говорил до самого выхода, да и по дороге с остановки до улицы Конева слов было очень мало. Только возле торгового комплекса Володя сказал:
   - Анжей, а у Тони же в подъезде тоже домофон?
   - Вызовем, она знает, что мы тут приехали, – поляк продолжал двигаться до дома, где жила Спайс.
   Вызванивать ведьму Анжею не пришлось, поскольку она их всех сама заметила с балкона, где вывешивала бельё.
   - Анжей, не звони, я сейчас вам открою! – крикнула она. Как только вся компания подошла к двери подъезда, раздался звук открывающегося электронного замка. Анжей скользнул в дверь, пропустив Джеймса и Володю вперёд. Лифт оказался занят, и вся компания вынуждена была подниматься по лестнице аж до самого седьмого этажа, где находилась квартира Спайс. Анжей нажал кнопку звонка. Ведьма шла к двери довольно долго и, по-видимому, посмотрела в глазок, прежде чем открыть пришедшим. – Так, а Крамбамбуле что от меня надо?
   - Тоня, я не буду тебе проповедовать, ты и так всё знаешь, – сказал Володя.
   - Заходи, раз пришёл, – миролюбиво сказала Спайс, – только не забудь на входе ботинки снять. Анжей, – она слегка обняла поляка, – Саня, – то же самое, только немного погорячее, досталось Джеймсу, – проходите, я сейчас на кухне закончу. Мурка, – замечание относилось к выбежавшей за хозяйкой серой кошке с короткой шерстью и янтарными глазами, – иди домой, – все прошли в квартиру, где помимо Спайс и её кошки оказалась девочка лет примерно десяти, в футболке с покемонами, синей гофрированной юбке и чёрных тапочках. – Маруська, я сейчас, потерпи немного.
   - Твоя дочь? – спросил Володя.
   - Ну, – Спайс погладила кошку. – Что ты выпрашиваешь у меня? Я тебя утром кормила, так что жди. Маруся, это Владимир, – представила она Володю своей дочке, – он в соседнем дворе живёт, Иисуса проповедует.
   - Мама, можно, я пока почитаю? – спросила Маруська.
   - Да, только сейчас я обед сварю, и всем быть за столом.
   - Я новый альбом принёс, – сказал Джеймс.
   - Хорошо, это позже, – ответила Спайс. – А у тебя твоя аллергия как?
   - Есть немного.
   - Секунду, я сейчас, – ушла в комнату, принесла какую-то капсулу и стакан воды. – Вот, держи, на полдня забудешь о своей аллергии. Я тебе, кстати, салат сделаю и мюсли запарю, ладно? У меня тут как раз есть «Солнечные фрукты», которые ты раньше часто покупал.
   - Хорошо, спасибо, – ответил Джеймс, принимая капсулу и запивая её водой. Все прошли на кухню, где вовсю готовился обед.
   - Так, Крамбамбула, ты меня извини, но я тебя не ждала, так что могу тебе предложить только мюсли, – Спайс достала из шкафа банку, в которой лежал «геркулес», смешанный с какими-то орехами и сухофруктами.
   - Можно было и не извиняться, спасибо и на этом, – ответил Володя. – Я не думал, что ты меня вообще пустишь с моей верой.
   - Парни, всем мыть руки, я сейчас посмотрю, как там суп у меня.
                ****
   - Тоня, – спросил Володя, когда ведьма поставила кассету, принесённую Джеймсом, в деку, – а вот эти картинки на стенах ты сама рисовала?
   - А ты как думал? Конечно сама, – Спайс достала чистую кассету. – Анжей, тебе «хромка» пойдёт? Хорошая, «BASF».
   - Давай. Саня, ты обложку не взял?
   - Вот, – Джеймс достал диск. – Тут все такие обложки, которые у меня в «Nero» сделаны. У тебя футляры для дисков прозрачные есть?
   - Куплю, когда домой поеду.
   - Тогда всё в норме.
   - Анжей, – Спайс уже включила магнитофон на запись, – тут вот в самом начале Саня, наверное, микрофон проверял, ты это, когда в цифру делать будешь, лучше убери. И тут как раз есть зазорчик.
   - Услышал, – ответил Анжей.
   - Слушай, а твоя Гражина как там поживает?
   - Нормально. Ежи вот тоже пока сюрпризов не выдавал, вроде. А вот Баст тут получила немного от Гражины.
   - Чего она там натворила опять?
   - Цветок скушать решила. Гражина ей веником треснула, чтобы не жрала цветы. Август тут ещё голубя притащил со двора.
   - И что он с ним сделал? – спросил Володя.
   - Что, по-твоему, кот может с птичкой сделать? Слопал беднягу. Это же не домашний «персик», а обычный деревенский кот. Кстати, тут на днях на наш огород какой-то соседский кот забежал, так Август ему устроил приём. И всё бы ничего, так ведь Ежи спал, а они устроили там разборку.
   - Орали?
   - Да, особенно этот соседский. Голос у него мерзейший. Август его, кстати, выгнал со своей территории.
   - Ладно, Анжей, – вдруг сказал Володя, – я тут хотел с тобой поговорить немного.
   - Хорошо, Крамбамбула. Тоня, ты не возражаешь, если мы тут с человеком на кухне малость о своём потреплемся?
   - Ладушки. Я тебя позову, когда кассету перепишу и обложку напечатаю.
   - Буду ждать. Пошли, Крамбамбула, – сказал поляк, – перетрём, чего ты там хотел.
   Они пошли на кухню, Анжей уселся на табуретку, предоставив Володе место на диване. Затем поляк прикрыл дверь и спросил у Володи:
   - Итак, Крамбамбула, я твой внимательный слушатель, говори.
   - Слушай, а Алсу всегда такая проницательная?
   - Байбулатова? – спросил Анжей. – Ну, она ведьма, допустим, и что с того?
   - Нет, ничего, но я просто недавно убедился, что она умеет отгадывать чужие тайны.
   - И как это произошло?
   Володя рассказал всю историю одного разговора с Алей и то, что было с ним у Ларисы. Анжей ни на секунду не прерывал его рассказа, пока Володя не закончил его – как и многие его коллеги по оккультному цеху.
   - Тут, по-моему, не надо большой проницательности, – поляк усмехнулся, всё же прикрыв лицо ладошкой. – Всё было на поверхности. Я же видел, как ты их там разглядывал.
   - Кого?
   - Ведьм, конечно же, ведьм, пан Владимир. Так что Алька это заметила бы даже не очень внимательным взглядом. А то, что ты хотел доказать ей (а уж больше всего себе), что она ошиблась, и тебе в этом поможет Иисус, так это логично – ты ведь, хоть и бывший, но всё же пятидесятник. Ты же трабабубу много лет крутил. Но жизнь доказала тебе, что ты неправ, и себя незачем стесняться. И хорошо, что это так: ты же сделал хорошо Ларисе, а она это поняла, да и приятно было, если я правильно понимаю.
   - Да, ей понравилось, а что?
   - Крамбамбула, я тебе вот что скажу. У меня есть жена, и мы с ней тоже делаем друг другу маленькие приятные вещи. И она для того, чтобы я ей что-нибудь «этакое» сделал, мне навстречу идёт – как минимум, сполоснёт все четыре лапки, приведёт их в должный вид. Я сейчас молчу о чистоплотности вообще, просто твой случай имею в виду. Кстати, а вы, получается, совпали? Или она просто тебе за что-то с твоей стороны приятное сделала?
   - Что значит, «совпали»?
   - Тебя на какое-то место тянет, а ей нравится, когда её там ласкают. У меня тоже так, кстати, получилось, я просто не знал поначалу, что Гражина любит, когда ей пальчики целуют, неважно, где именно. Так же и со спиной, здесь мы совпали. А бывает, что вы друг другу нравитесь, и у вас немного вкусы в плане друг друга приласкать не совпадают. И ты, скажем, разрешаешь ей поцарапать тебе спинку в обмен на что-то, что ты любишь. Вы просто поняли друг друга, и вам выгодно так. На этом и построена любовь, как у нас любит говорить Танька Флауэр Пауэр. Ты знаешь, каков человек, и с этим его принимаешь. А он отвечает тебе взаимностью. Вы прощаете друг другу недостатки, ища во второй половине достоинства. Это непросто, но этому вполне можно научиться. Немного разнится с твоим пониманием любви?
   - Ты о чём?
   - Ты привык так: я люблю ближнего своего, то есть я буду всё делать для его блага, даже если ему это будет неприятно – лекарства горькие, а зубы сверлить больно. И когда ты не пользуешься взаимностью или, как минимум, пониманием твоих чувств, тебя это до крайности расстраивает. Тогда ты идёшь на шантаж, а некоторые даже пистолет берут: «Не доставайся же ты никому». Это, пан Владимир, не любовь, а детский эгоизм. И очень сложно после него перестроиться на любовь, когда ты прощаешь (реально, а не на словах) недостатки и уступаешь часть своей территории. Или, как минимум, не оттяпываешь у объекта любви. А то, что ты принимаешь за любовь – это просто мелкое собственничество. И дело не в физических ласках или чём-то ещё, а в том, что ты готов общаться с человеком, даже очень плотно, но при этом ты не меняешь его, а исходишь из него. Любовь, друг мой Владимир – это самопожертвование. Это не значит, что ты из-за отсутствия понимания демонстративно прыгнешь из окна: дескать, пусть осознает, что уплыло, на могилке поплачет. Это именно умение смириться с тем, что твоё желание здесь немного второстепенно. Хорошо, если твоё чувство взаимно. А если нет, то тут недалеко до крена в тупое собственничество.
   - Хорошо, я понял тебя, Анжей, я тут немного про другое начал говорить сейчас. Речь не о любви, и я осознаю, как мне иногда сложно пронести это в сердце достаточно долго, но я молю господа, чтобы он дал мне этот дар.
   - Ладно, спрашивай, что ты хотел насчёт того, «другого».
   - Алсу говорила, что это не связано с Ларисой, просто для меня лучшим было бы, чтобы я свои предпочтения излил на неё, иначе бы это свело меня с ума, или бы я согрешил.
   - Видишь ли, Крамбамбула, тут всё просто. Есть некая женщина, которая для тебя «наше всё» – Лариса. Условно говоря, сам понимаешь. А есть твои эгоцентрические моменты сознания, в числе которых – пристрастия. Любые, не обязательно в сфере секса или религии, банально, это может быть пища. Ты, скажем, любишь помидоры, а у твоей пассии на них аллергия. Или она без ума от суши, а ты японскую кухню не жалуешь. Если вы находите в своей любви некие варианты, чтоб всем было хорошо, то что-нибудь придумаете. Или пример посложнее с разруливанием – музыкальные пристрастия. Она не может жить без Киркорова, а ты любишь, скажем, DARK GENTLY (есть вот такая группа типа RAMMSTEIN или MINISTRY, только с ярко выраженной христианской направленностью). Кто-то из вас вынужден терпеть «мирские сопли» или «гвалт». И тот, кто меньше склонен к компромиссу, может найти общество на стороне, где его понимают (в случае с Киркоровым это меньше всего нужно). В плане ласк это ещё ближе, то есть разрулить это может быть вряд ли возможно. И если твоя вторая половина пойдёт на «одолжение» или на «бартер» («я позволю тебе делать со мной то, что нравится тебе, в обмен на моё самое любимое удовольствие»), то всё хотя бы на какое-то время пучком. Нет – ты «сидишь на диете» или находишь кого-то, кто будет не против тебя побаловать (тоже за что-то, если вы не совпали удачно – и такое бывает). Алька об этом говорила, наверное.
   - Ты уверен?
   - Абсолютно. Если без подробностей, то я знаю это на своём опыте. Своей же даме сердца ты можешь побояться признаться в этом, боясь, что она тебя сочтёт чудиком, если не извращенцем. Есть такие зажатые, которые опыта не имеют, есть те, у кого в башке застыли стереотипы вроде «оральным сексом занимаются шлюхи» или «целовать ноги – мазохизм». Вот, тут и начинается проблема. И ты (я сейчас не о тебе говорю) не хочешь, чтобы тебя бросили, боясь того, что ты – извращенец. Но есть ещё и твоё «эго», а у христианина это дело развито очень сильно. У большинства великороссов и тех, кто им подражает в этой стране, менталитет основан на христианстве, пусть даже и «кривом». И пути тут два – самобичевание, когда ты вытравляешь из себя «зло», или то, что ты плюнешь на это никчёмное занятие и найдёшь кого-то, кто будет готов тебе помочь. Это – основа для проституции. Тебе, впрочем, это не грозит, так как настоящие «профи» за сеанс берут столько, что тебе это не по карману. Куда проще найти умную женщину с богатым жизненным опытом, которая с пониманием отнесётся к твоей проблеме...
   В этот момент кто-то постучался в дверь. Анжей открыл, и Спайс вручила ему кассету и обложку для компакт-диска.
   - Извините, что я вас прервала, – сказала она. – Анжей, тут у меня всё. Ну, я предпочитаю немного другую музыку, да и текстики мрачноваты местами. Но тебе, возможно, понравится. А синглы – тут я не знаю, мне как-то больше по душе «живая» музыка, хотя предыдущий альбом, что Саня писал, неплохо получился, есть интересные песни. Но ты слушай сам.
   - В любом случае спасибо.
   - Анжей, ты меня извини, но я тут немного слушала ваш разговор. Бедного парня в такие дебри завёл.
   - «Бедный парень» сам на этот разговор вырулил. Кстати, ты же помнишь конференцию? Ты тогда была, когда он в первый раз пришёл, по-моему, это на кухне было.
   - Ну, было. А при чём тут я?
   - Не только ты. Все – Карина, Наташка, Шакира, ты тоже. Правда, ты-то  меньше остальных, ты же татуированная.
   - Тоня, кстати, раз уж речь об этом, – сказал Володя, – надпись на ступне у тебя – это серьёзно?
   - По большей части нет, но кое-кому можно. А дальше – частная, уж извини меня, территория.
   - Ладно, извини, больше не буду спрашивать. Спасибо вам за то, что не гнали меня и хоть к столу пригласили, – Володя двинулся к выходу. – Анжею спасибо за разъяснения, я постараюсь как-то это обдумать, что ли. Надо идти домой, а то мама волноваться будет. Благослови вас всех господь.
   - И тебе светлые благословения, – сказала Спайс. – Осторожнее в дороге.
   Володя обулся и вышел из квартиры Спайс. Та проводила его до двери «клетки» и открыла дверь. Володя вышел и направился к лифту. К счастью, на данный момент там не было никого, и до первого этажа он добрался легко и просто. Дойти до соседнего двора и вернуться домой было ещё легче.
                ****
   - Паша, ты?
   - Да, брат, – Паша стоял рядом. – А я смотрю, у тебя осанка стала лучше.
   - Дали мне упражнения, чтобы я научился спину правильно держать. Ещё и Ларису подключили, ну, она из «Христианского Города».
   - Что значит «подключили»? Кто подключил?
   - Да Алсу ей тоже надавала упражнений, чтобы мы вместе занимались – дескать, будет, кому за мной следить.
   - Это та, татуированная?
   - Да, она, а что?
   - Брат, я предполагал, что твои сомнения приведут к таким последствиям. Не зря мы все молимся, чтобы ты отринул все уловки дьявола и вернулся в божью семью. Ты понимаешь, что общение с ведьмой – это участие в её злых делах? – Паша был взволнован, он говорил чуть не громче обычного.
   - Вот тут ты очень даже напрасно так, – возразил Володя. – У нас с ней есть небольшой договор: никто из нас никому не навязывает свою веру, она учит меня только держать тело в нужной форме, я учусь у неё только этому. И всё. Она даже исходила из моего христианства, если нужно заставить меня что-то делать. И Ларису подключила, чтобы та меня поддерживала, и чтобы не было никакого искушения для меня. И советы какие-то старается давать так, чтобы я не оказывался вовлечённым в грех. То, что я за неё молюсь, остаётся в силе. Что ещё тебя не устраивает?
   - У тебя, я так вижу всё больше новых друзей, которые не верят в Иисуса, и ты ничего с этим не делаешь.
   - Я молюсь за них, но ты же сам понимаешь, что это не всегда легко до их душ доходит, вот в чём загвоздка, – сказал Володя. – А ты тут раздуваешь из ничего такую проблему. И смотри, сейчас мне легче общаться с ними, то есть быть к ним ближе, потому что я проявил к ним любовь, уступив им в таких мелочах, от которых немногое зависит, в общем-то. А продолжай я лезть им в душу с Иисусом, как это делаешь ты, они бы меня на версту не подпустили к себе, не то, чтобы помогать.
   - Тебе так нужна их помощь?
   - У них тоже многому можно поучиться. Как у всех людей, разумеется. Я вот, к примеру, пообщался с той же самой Юлей, которую они Струбциной называют. Она парикмахерша, и она мне надавала советов, как ухаживать за волосами, держать в порядке ногти, какие средства для ухода как применять. Я этого не знал, и это полезное знание. Та же Алсу мне помогла справиться с небольшими проблемами с желудком – просто где-то вот повлияла на маму и Ларису, чтобы они меня немного подгоняли в вопросах правильного питания. Я чувствую себя хорошо. Анжей дал мне несколько советов, как ухаживать за глянцевыми ботинками – я это беру на вооружение. При этом я не сделал ни малейшего шага от Иисуса. Пересмотрел то, что было в моих поступках действительно неправильным. Может быть, конечно, до сих пор я далёк от совершенства, но я стремлюсь к нему. И я не только прошу бога об этом, но и сам что-то делаю, чтобы быть лучшим орудием бога. И неважно, что часть советов мне дали ведьмы. Они ведь знают, куда нельзя заходить.
   - Но они до сих пор не покаялись в грехах и не приняли Иисуса господом, а ты им делаешь уступки! – воскликнул Паша. – И ещё немного таких шагов «в понимание любви» – и ты говоришь: «Иисус не нужен, он не спасает». И вот, господь приходит судить мир, и ты, такой правильный и знающий, надеясь на то, что это будет оценено, ждёшь слов господа. А он скажет: «Иди в огонь вечный». Ты понимаешь, что это тебе дала твоя неосмотрительность?
   - Паша, ты сам-то задумываешься, что вот это как раз не от бога? – спросил Володя. –  Иисус что сказал? Он говорил так: «Какой мерой судите вы, такой будут судить и вас». Или ты скажешь, что тебе было видение?
   - Видения мне не было, оно было Тимуру, и он видел тебя среди толпы, идущей вперёд, прямо в бездонную пропасть, как ты упал туда и ничего не замечал. Он вскочил и молился за тебя, долго и истово. Но он сказал мне, что ему открылось твоё скорое отступление от бога, ибо ты, брат, променял свою чистоту веры на ненужные поиски того, что уже имел, его-то и выбросив. Мне одна сестра рассказала притчу. Послушай, брат.
   - Ну, я слушаю тебя.
   - Одной женщине было сказано, что к ней должен прийти Иисус, и она начала приводить весь дом в порядок, дабы Спаситель не вошёл в плохо содержимое место. В разгар уборки в двери её дома постучался грязный, оборванный бродяга. Она выгнала его, сказав, что он мешает ей, ведь она ждёт прихода Иисуса. Бродяга вздохнул и ушёл прочь. Она прибралась и села ждать Иисуса, но он так и не пришёл. Она спросила в молитве: «Как же так, разве мне не было обещано, что Иисус придёт в мой дом». А ей господь и сказал: «Помнишь, ты прогнала нищего?» Она вспомнила, и бог сказал: «Это и был Иисус, которого ты ждала и так тщательно готовилась». Вот так, брат, и ты готовишься, чистишь себя, а тут приходит Иисус, а ты забыл про него, так ты себя, любимого, к служению готовил.
   - Паша, ты уж меня прости за прямоту, но кому другому меня обвинять в эгоизме, а уж только не тебе, – ответил Володя. – Ты сам хоть когда-нибудь смотрел со стороны на то, как ты себя ставишь? Ты как-нибудь боролся со своим себялюбием? Нет, ты только и знаешь, что кричать да поучать. А сам ты учишься?
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - То, что сказал. Прости, если я тебя этим обидел, но, если можешь, как-нибудь подумай над моими словами.
   - Именем Иисуса Христа я прощаю тебе то, что ты сейчас обвинил меня в излишней любви к себе, брат! – провозгласил Паша. – И ты очень верно сказал словами Спасителя, брат: «Какой мерой вы судите, такой будут судить вас». Но это и к тебе относится. Ты не согласен?
   - Только что ты преподал мне урок, Паша. Я теперь знаю, как нельзя прощать брата или сестру, которых ты чем-то обидел.
   - О чём ты, брат? – Паша даже смутился, впервые за всё это время.
   - О твоих словах, которые ты выдал за прощение. Я понимаю, что ты был вправе не прощать меня, ты это и сделал. Только не надо лгать, Паша. Так вот прямо и говори, что этого ты мне простить не можешь. Я пойму тебя и помолюсь, чтобы ты понял меня правильно и не держал на меня зла, если уж я тебе такую обиду нанёс.
   - Брат, я не понимаю, почему ты считаешь, что я тебя не простил за твои слова. Только потому, что я сразу после этого обличил тебя? Господь нам сказал в Писании: «Кого я люблю, тех я обличаю и наказываю». Разве ты это забыл, брат?
   - Нет, не забыл. Не забыл, Паша, но я также не забыл и того, что это право господа, а не твоё. И если я был неправ, он покажет это мне. И запомни, если тебе не трудно: в первую очередь мне важно, что обо мне скажет бог, а не то, какое мнение у людей обо мне. Есть, разумеется, и такие вещи, в которых я последую совету, даже если его мне даст самый главный сатанист, но есть и то, что касается меня лично и господа. Мне важнее всего Иисус и спасение, которое мне было дано через него. Что же до заблудших и страдающих, то я буду за них молиться, а когда понадобится для них что-то сделать, то я всё, что от меня зависит, сделаю. Не для себя, а для них и для бога. Если я тебе в какой-то области могу помочь, я это сделаю. А твои обличения мне, если уж быть совсем честным, неинтересны, Паша. Извини, но это так.
   - Значит, за тебя нужно молиться, брат, а этого беса, который внушает тебе хульные мысли против бога и слуг его, я сейчас буду изгонять, – в тот же миг Паша простёр руки вверх и начал: – Отец наш небесный, я прошу тебя, чтобы ты сейчас был со мной и помог мне изгнать вон беса противления из моего несчастного брата! Я прошу тебя об этом именем Иисуса, господь! Именем сына твоего, который был распят и умер за нас, воскрес и вознёсся, чтобы прийти в день суда и судить народ свой! Именем Иисуса Христа! И именем Иисуса Христа, сына божия, я приказываю тебе, дух злобы поднебесной, сейчас же убраться отсюда вон и больше никогда не тревожить моего брата, которого ты отдаляешь от господа, чтобы он тоже мучился в озере огненном вместе с тобой и твоим духовным отцом – сатаной! Я запрещаю тебе и всем духам злобы поднебесной впредь касаться  моего брата и повелеваю тебе, дух противления: изыди вон! Я говорю это именем господа нашего Иисуса Христа! – Паша заголосил «иными языками», чуть не топая ногами и пытаясь схватить Володю за руку, дабы совершить то «повержение духа», за которое он в прошлом году больно получил от Спайс. Володя отступал назад, но он не позволял Паше коснуться его, тихо, но жарко зашептав молитву, в которой просил господа оградить его от заблуждений, лжеучений и агрессии. Он тут же почувствовал, как его тело охватывает спасительный поток силы бога. Он был тёплый и ласковый, но за ним Володя оказался неприступен для атаки, в которую сейчас рьяно бросился Паша. Тот громко кричал молитву и пытался пробиться сквозь поток, которым бог оградил Володю от нападения. Это не останавливало его, и пятидесятник наседал всё больше. И в этот момент Володя со всей возможной явственностью, как ощущают песок на пляже или солнце в небе, ощутил, как из глаз Паши светит та сила, которая была сродни искрам зла в глазах фашистов, избивавших его прошлым летом в Красноярке, или бандитов, которые не так давно выволокли его с улицы Путилова, когда он шёл к Мише Белокурову. Поток, который вёл Паша, был наполнен тем, что Паша же ставил в вину Володе – гордыней и злым бессильем, потому что Паша понимал то, что он столкнулся с силой, превосходящей все ресурсы, которые он включил, направив на Володю, как он думал, с благими целями. Но Володя-то чувствовал, что это была за сила. И он видел тот момент, когда Паша не выдержал, и его лицо перекосила гримаса злости, а потом она так же исказилась, и Володя увидел на глазах пятидесятника слёзы. Паша плакал! Он сел на асфальт и просто зарыдал.
   В этот момент Володя почувствовал, как кто-то мягко, но настойчиво взял его за руку и быстро отвёл в сторону.
   - Наташа? Ты что? – растерянно спросил он, смущённо водя глазами по лицу Невесты Франкенштейна. – Зачем ты это сделала?
   Невеста Франкенштейна кивнула туда, и Володя увидел, как Пашу уводят с места разговора четыре милиционера. Володя хотел подбежать туда, но его не пустила Невеста Франкенштейна.
   - Извините, Владимир, – сказала она. – Просто этим умникам бесполезно что-то объяснять. А вашего друга...
   - Пашу.
   - Так вот, этого Пашу просто подержат немного в отделении, посмеются, и ничего ему не будет, я знаю таких зас**нцев в униформе. А могли бы и вы по глупости туда влететь. Вам бы тоже досталось под раздачу.
   - А ты вообще здесь что делаешь? – спросил Володя.
   - Я к Спайсушке шла, а тут вижу – этот х** на вас наскакивает, а вы на него «экран» ставите.
   - Как ты догадалась?
   - Я же не вчера родилась, да и магией, прошу заметить, занимаюсь лет, как минимум, пятнадцать. Я просто это противоборство чувствовала издалека, так он поток вёл. И в какой-то момент он «сломался». Судя по его реакции, это было для него неожиданностью, он ведь был уверен в своей победе. Ну, а вы вели себя правильно, нельзя позволять себя ломать.
   - Ты знаешь, Наташа, я просто уловил в его глазах дьявольский блеск. Он во мне что-то ненавидел. И боролся с этим.
   - Я так и поняла. Но откуда в этом такая уверенность, что блеск в его глазах был именно дьявольским?.. Хотя, если смотреть на это с точки зрения магии, это была ярко выраженная Магия Бафомета: «Я хочу это получить и приложу любые средства». То есть эгоцентрическое устремление. Я, мол, тебе, брат, желаю добра, и если ради этого потребуется взломать твоё сознание, я так и сделаю. Распространённая методика, Владимир, так часто делают родители, не желающие терять над детьми контроль, когда они используют любые, даже недозволенные средства для этого – насилие, ложь, угрозы. Мне лично в практике жизни такие случаи попадались (к счастью, не со мной, но я знаю об этом хорошо). Вообще был даже такой случай, мне пришлось помогать парню одному с девчонкой, его мать уломала какую-то бабку деревенскую той девке через магию что-то устроить, чтобы она не вышла за него замуж. Ну, там такая вот штука была, что та девчонка чуть с ума не сходила, её уже в дурдом решили положить, к доктору повели. А у парня того друг был, его Сергей звали, он в Афгане воевал, там ему позвоночник сильно повредило. Так вот, этот Сергей с женой был как-то в Чернолучье, отдыхал там, и мы встретились. Он мне рассказал про это дело, и я с тем парнем поговорила и решила проверить, что там было с его подружкой. Ну, слово за слово, он мне её адрес дал, мы пришли, я посмотрела и поняла, что тут что-то не так. Мать её всё тоже рассказала, и я немного поработала, сняла с неё эту «болячку». И на следующий день мне звонит этот парень, его Славой звали, кажется. Так вот, у него мать в этот день, когда я его барышню отхаживала, металась, как зверь в клетке, так ей хреново стало. И тут ещё бабка эта, её родственница, в постель слегла очень сильно. Это, считай, старушенции повезло, что она не сильный заговор применила, а если бы что сильнее устроила, так ей бы это вернулось, что она бы в гробике лежала теперь.
   - Да, Наташа, история страшная, – согласился Володя. – И лишний раз говорящая, что колдовство до добра не доводит, и надо по законам господа жить. А для этого нужно всего ничего – покаяться перед господом и принять жертву Иисуса за тебя. Тогда бог всё исправит и всякую слезу отрёт с глаз твоих. Кстати, советую тебе тоже сделать это.
   - У меня есть выбор, принимать ваш совет или нет?
   - Да, есть, – ответил Володя. – Я так понимаю, что ты не хочешь этого делать. Ошибся?
   - Нет.
   - Хорошо, это твой выбор, – сказал Володя. – Надеюсь, ты поймёшь, как ты ошибалась, и это будет раньше судов господних. Благослови тебя господь.
   - Извините, Владимир, но я чуть с вами тут не забыла, что мне к Спайс надо, – ответила Невеста Франкенштейна. – До встречи. И будьте осторожнее на улицах, – она усмехнулась и пошла восвояси. Володя немного постоял и тоже пошёл – надо было зайти в магазин и купить заварки и макарон.
                ****
   Улица была заполнена людьми, идущими в разных направлениях. Каждый из них думал о чём-то своём, старательно прячась в себя от остальных, как улитка в раковину. Кто-то общался с друзьями, отвечал на вопросы, который сейчас час, а то и просто покупал себе что-нибудь в ларьках, которых в этом месте было столько, что можно было не бояться очередей.
   Володя, Лариса, Коля Барсуков и ещё какой-то парень из «Христианского города» (его звали Лёшей) шли по тротуару в районе «Голубого огонька», ища человека, с которым можно начать разговор о господе. Кстати, Лёша и Барсуков сами сделали для благовестия красивые брошюрки – Лёша неплохо рисовал вручную и на компьютере, а у Коли был помимо компьютера ещё и сканер, а месяц назад он купил себе струйный принтер. Правда, кто-то из ведьм говорил Анжею (у него, кажется, тоже был струйный принтер), что лучше купить лазерный, но Володя в силу специфики прежней работы знал, что это дело частному лицу влетит в копеечку, что Барсуков пока не мог себе позволить (тут дело не в том, что жалко денег – для бога ничего не жалко, – а в простом их отсутствии на данный момент). Брошюрки были намного более красочные, чем в «Церкви Христа» и по исполнению были ненамного хуже журналов иеговистов «Сторожевая Башня» и «Пробудитесь». Коля сделал всё достаточно грамотно, так что эти брошюры были просто прекрасным образцом письменного благовестия. Теперь нужно было распространить их в толпе, дабы люди читали и познавали благодать господа. Загвоздка состояла только в том, что люди были не такими отзывчивыми, чтобы брать что-то у людей, которых уже многократно обманывали те, кто под видом истинного христианства сеял в людях ненависть к ближним, которые не крестились, как принято, и молились живому богу, а не иконам и мощам (кстати, Володя как-то брал у Анжея книгу, посвящённую «борцам с сектами», где было написано о методах обмана в православной церкви, сомнительных канонизациях и том, какими методами там защищается «истинная вера» – и с вопросом насчёт тех самых «чудотворных икон» и мощей был согласен на все сто). Да взять хотя бы то, что людей приучили никому не верить и во всём сомневаться. Это не способствовало тому, чтобы люди были склонны принять господа.
   Володя и Лариса ходили среди людей, пытаясь с ними заговорить, и в этом случае Володя понимал, что ему нужно долго и упорно молить бога, чтобы он дал ему такой же дар говорить, как у Ларисы, Лёши или Барсукова. Да, он старался не меньше их, но у него получалось немного меньше сказать что-то человеку так, чтобы он не отвернулся недовольно, отвергнув не только его, но и господа, о котором Володя намеревался сказать. Книжки брали у всех, и у всех – одинаково неуверенно, будто в них сидел бес и нашёптывал им: «Ну их всех с их книжками, это всё чушь. Лучше живите, как живёте – это весело и не приводит в секту или на больничную койку». По крайней мере, дойдя до бывших казарм, Коля из двадцати книжек раздал семь, Володя с Ларисой – по пять, а у Лёши оставалась ровно половина. Людей на этом отрезке было намного меньше, чем у «Огонька», и они надолго не останавливались – шли в магазины или просто переходили к «Огоньку» или до старой аптеки, где они садились в транспорт или шли дальше, куда им там надо.
   У старой аптеки им не очень повезло – народ как-то не стремился говорить об Иисусе, как правило, ссылаясь, что им нужно на автобус, или их не очень интересует религия. Чаще всего говорить с такими людьми было во сто крат сложнее, чем с теми же ведьмами, которые, по крайней мере, тебя вежливо выслушивали, прежде чем отвергнуть Иисуса, и давали не такие лживые объяснения, почему их не интересует Иисус и спасение, обретаемое через него. Не побаловал и подземный переход, где Володя краем глаза заметил, как в один из магазинчиков заходит Джеймс, который сильно внимательно всматривался в плакаты на двери, пробормотав даже: «Сильно как-то дорого берут». Видимо, билеты на какие-то концерты были ему не по карману, а сейчас найти деньги, чтобы купить билет, у него не было возможностей. Коля заметил взгляд Володи и спросил его:
   - Что это за человек, Володя? Твой знакомый?
   - Джеймс, музыкант. Он с ведьмами общается и с Анжеем, в Иисуса он не верит, – ответил Володя. – А что ты хочешь знать?
   - Ну, ты так долго его разглядывал, – сказал в ответ Барсуков. – Я думал, ты его знаешь.
   - Мы не общаемся, он как-то не очень к этому стремится.
   - Слушай, – сказал вдруг Лёша, – я не совсем понял, у него что, серёжка в левой брови, или мне показалось?
   - Да, – сказал Володя. – Я просто видел его у одной нашей общей знакомой, у него там действительно штырь. Да там просто такая компания собралась, у них, наверное, общие пристрастия – татуировка и пирсинг. Та же Тоня, да и Анжей вот тоже.
   - Неформалы, наверное, – проговорил Барсуков. – Кстати, они иногда здесь, в центре, собираются, на гитарах играют, деньги собирают. Может, он с ними общается?
   - Не знаю, – сказал Володя. – И потом, те же ведьмы и «Чёрные Братья» – не все же они неформалы, да и много таких, которые уже не сильно молодые, есть такие, кому уже за тридцать давно.
   - А вот это вряд ли мешает, – сказала на это Лариса. – Я как-то была, если не путаю, в Томске, проповедовала там на улицах. И как раз был случай, там мне встретились хиппи, которые путешествуют автостопом. И там было трое таких, знаешь, которым явно не двадцать лет. Одному из них было сорок, две женщины лет примерно по тридцать. И это самые настоящие хиппи, они так живут, хотя их подростками не назовёшь.
   - Он, мне кажется, больше на панка похож, – сказал Барсуков. – У хиппи длинные волосы, а у него стрижка очень короткая, да и куртка тоже вся в нашивках, так обычно панки ходят, а не хиппи. И знак этот на рюкзаке – это тоже панки носят, если я не ошибаюсь.
   - Коля, а откуда ты всё это знаешь? – спросил Володя.
   - А у меня во дворе живут человек шесть, они неформалы, тоже кое-что мне рассказали, когда я пытался благовествовать.
   - А я, кстати, видела передачу про этого Джеймса, – сказала вдруг Лариса, немного помолчав. – Ну, там вообще была передача про неформалов омских, ну, в позапрошлом году показывали. «Навигатор», она на «12 канале» идёт. Он на синтезаторе играл там, и у него там комната такая была, что смотреть ужасно. Он, по-моему, дворником работает.
   - Работал, – поправил Володя. – Его оттуда уволили из-за того, что он с начальницей поругался. Анжей мне говорил, кстати, что у него теперь в комнате ремонт сделали из-за компьютера, и он сейчас фильм какой-то делает. Или уже сделал, я не знаю. Знаю, что он приносил к Тоне новые записи, которые он на кассету делал.
   - Музыку? – спросил Барсуков.
   - Да, я краем уха слышал, там какие-то шумы электронные, – ответил Володя. – Мне это не очень как-то.
   В этот момент Джеймс вынырнул из магазинчика и направился в сторону «Яблоньки». На Володю и остальных он просто не обратил внимания. Или сделал вид, что не обратил, чтобы не подошли с проповедью. Он вообще как-то старался подальше отойти от людей, миновав лестницу. Лёша предложил подойти и поговорить, на что Володя сказал:
   - Ты знаешь, Леша, что мне кажется? Он может просто нас отшить, его не интересует христианство, раз он с ведьмами общается.
   - И что? – спросил Барсуков. – Мало ли, с кем он общается. Ты же смог с ним поговорить.
   - Коля, ты знаешь, но вот что я тебе скажу, – ответил Володя. – Я с ним пытался заговорить, и он мне ясно и чётко сказал, что говорить со мной о господе он не хочет. Может, он сделал это достаточно тактично, он я понял всё правильно. А если ты начнёшь задавать вопросы наподобие «почему у тебя серёжка в брови», «это не больно было делать» или ещё что-нибудь такое, он подумает, что ты его оскорбить хочешь, и тогда разговора точно не получится. Нет, я не имею ничего против твоей идеи, но, по-моему, это всё – просто пустая трата времени.
   - Ну, не знаю, – сказал на это Лёша. – Попробовать можно.
   Вся компания – Лёша, Лариса, Володя и Барсуков, – направилась вслед за неформалом, который уверенным шагом двигался к следующему подземному переходу. По-видимому, заметив их, Джеймс ненадолго остановился, бросил на них взгляд, сощурив глаза, будто ему мешало солнце, или ему что-то не нравилось в христианах. Воспользовавшись этим моментом, к нему подошли Барсуков и Лариса. Неформал полностью повернулся к ним.
   - Добрый день, – начал Коля вполне миролюбивым тоном. – С вами можно поговорить?
   - Я вас слушаю, – суховатым тоном сказал Джеймс. Похоже, он на самом деле не был сейчас расположен с ними говорить. А может, он заметил среди компании Володю, который уже пытался с ним поговорить об Иисусе.
   - Скажите, пожалуйста, а вот этот знак у вас на куртке что значит? – начал Лёша. Володя поморщился – всё сейчас могло пойти насмарку из-за не очень правильно поставленного вопроса.
   - «Тайцзы», даосский символ, – ответил на это Джеймс. – Единство мира и равновесие начал.
   - А вы даос? – спросил Барсуков.
   - Скажем так, не абсолютный, – ответил неформал. – Но я читал «Дао Дэ Цзин». Мне ближе в общем плане европейская оккультная философия, но и в даосизме тоже есть здравые мысли. А, собственно, в чём дело?
   - Скажите, – начала Лариса, – а с чем связана эта философия? Она имеет какое-то отношение к тому, чем занимаются ведьмы?
   - В целом, – ответил Джеймс. – Мне лично виккане симпатичны, но сам  себя записным викканином я назвать не могу, я больше развивался в русле философии, близкой к Каббале и производным.
   - А как вы относитесь к христианству? – спросил Лёша.
   - Если вы пытаетесь меня агитировать, чтобы я стал одним из вас, то мне это абсолютно незачем, – чуть резковато сказал Джеймс. – Я не признаю Иегошуа Га-Ноцри большим сыном бога, чем любой из здесь находящихся. Может, он, как духовный наставник, и оказал влияние на людей, но в то, что он якобы спасает от «болезни греха», я не верю. Грех – это действие, а не состояние. А если тот персонаж, которого представлял Га-Ноцри, где-то бог, то только в этой вселенной, но не далее.
   - А вы считаете, что наша вселенная не одна?
   - Нет, это клетка организма Единого Сущего, – Джеймс явно стремился отделаться от этой компании. – Извините, но у меня свои дела, так что я пойду.
   - Мы можем за вас молиться? – спросил Лёша.
   - Нет, – сухо ответил неформал.
   - Благослови вас господь, – сказала Лариса. Джеймс хмыкнул и пошёл по своим делам. Христиане продолжили проповедовать другим людям, раздав оставшиеся брошюры по пути к Любинскому проспекту.
   - Лёша, – сказал Володя, – ты знаешь, но мне так кажется, что ты зря начал с этого «что значит этот знак». Я же тебе говорил, что это всё испортит. Я же с этим человеком говорил, и он не слишком жалует нас.
   - Ну, ты же говорил, что он с ведьмами общается, – сказал Барсуков. – Может, там всего этого и нахватался.
   - Коля, – Лариса мягко вступила в разговор, – во-первых, там же не одни ведьмы в этой компании, я просто общалась с той же Алсу, и там, конечно, много ведьм, но тот же Анжей к ним отношения не имеет.
   - Там очень много тех, кто просто общается с ведьмами, но у них свои какие-то идеи, – продолжил Володя. – И вполне могло быть то, что он с кем-то просто общается... Ну, я просто видел, как он с той же Тоней, Бэби Спайс которая, обнимался при встрече, с Наташей Мартинес он тоже вряд ли только из-за философии общается – позволял ей на шее у него висеть. Может, они из-за музыки общаются, раз он сам музыкант, да и наверняка не просто так эти все нашивки себе приделал. Может, из-за татуировок и пирсинга, я у него на левой руке видел какие-то татуировки, да и серьга эта в брови. И вообще, человек имеет право выбора. Если ему не хочется общаться с нами и верить в Иисуса, бог дал ему свободу принять Иисуса или отвергнуть.
   - Но это же лишает спасения, – возразил Коля Барсуков.
   - Не все семена ложатся в хорошую почву, – ответил ему Володя. – Кому-то приходится сеять и в каменистую. И ещё вопрос, у кого семена прорастут – у того, кто понадеялся на почву, или у того, кто понадеялся на господа бога и потрудился ради него. Конечно, здесь вряд ли что-то получится, но господь не оставит в беде детей своих.
   - По крайней мере, сегодня мы раздали книжки, которые хотели раздать людям, чтобы они знали о божьем плане спасения, – Лариса улыбалась, как солнце в детских книжках. – В конце концов, если уж вопрос так ставить, человек сам решает такие вопросы для себя. Да и не так уж важно, что сейчас ничего не получилось. Вполне может быть, что получится в другой раз, или это семя прорастёт.
   - Ну, не знаю, – сказал Лёша. – Такой жёсткий настрой против нас уже не внушает надежд на покаяние. Будем надеяться на господа.
   - И то верно, – сказал Барсуков, – господь поможет, если он сказал.
   Христиане продолжили прогулку, перейдя мост через Омку и дойдя до гостиницы «Октябрь». Коля увидел каких-то молодых людей, стоящих рядом с рекламным щитом, подошёл и начал говорить о боге. Разговор начался вполне миролюбиво, и к нему быстро подключились Лариса, Лёша и Володя.
                ****
   Надев куртку, Володя вышел из магазина, повернул направо и пошёл по тротуару, двигаясь в сторону «Яблоньки». Люди вокруг шли примерно в том же направлении, во всяком случае, большая часть.
   Остановка  была заполнена народом, который ждал автобуса. С этого места транспорт уходил на Левобережье и в сторону магазина «1000 Мелочей», где уже расходился по другим точкам, и сейчас Володе эта часть транспорта была совсем не нужна. Было ясно, что сейчас любые разговоры о боге будут клеиться меньше всего на свете – кто устал на работе, а кому просто хочется скорее отправиться домой. Сам Володя сейчас был занят таким же мирским размышлением, как бы ему лучше сесть в автобус (троллейбусы подошли бы меньше), чтобы выйти и сразу дойти до магазина – купить что-нибудь поесть. Не то, чтобы дома совсем ничего не было, но этого было явно недостаточно для того, чтобы два человека могли пару недель питаться, как следует, а если будет нужно, то и принять гостей. В самом деле, не везти же тем же братьям и сёстрам с собой продукты, зачастую из дальнего района города, да даже и здесь покупать – приходит какая-нибудь старая сестра, у которой проблемы с ногами, и ей трудно ходить даже с тростью, её же просто совестно заставлять что-то с собой приносить. Правда, были ещё оставшиеся с зимы соления и примерно полведра картошки, но это же не всё, если разобраться. Мать могла пойти в магазин, но в последнее время она немного прибаливала, а неделю назад упала и немного повредила ногу. Её тоже надо было беречь. И, кстати, этот случай был для Володи большим вопросом, так как маме кто-то, как об этом говорил Сергей Филиппович, который помог ей добраться до больницы, ей «помогли» упасть. Какой-то юнец с короткой стрижкой, одетый в куртку и штаны спортивного покроя толкнул её. Так бы это можно было списать на отсутствие воспитания у этого юнца (вёл он себя крайне развязно, чуть не ругался матом, даже плевал на асфальт), но как-то быстро он оттуда убежал, когда всё случилось. Хорошо, что приметы того парня Сергею Филипповичу подсказали какие-то женщины, они были неверующие, но их возмутил сам факт этого поступка, неважно, что они сами Иисуса господом не приняли. И какой-то интеллигентный парень в очках успел-таки заметить наглого парня в спортивном костюме и догнал его. Парень попытался оказать «очкарику» сопротивление, но неожиданный спаситель оказался не хилого десятка и сумел дать хулигану понять, что это неправильно. И достаточно быстро сдал этого хама в милицию. Правда, для «юного спортсмена» это было не самым большим уроком, так как ему  просто сделали предупреждение, что в другой раз с ним церемониться не будут.
   Автобус подошёл достаточно скоро, но сесть Володе не удалось – в салон набилось чуть не пол-остановки, да и там уже сидячих мест как-то не было видно. Так что пришлось до самой оптовки ехать «на палочке верхом». Ещё одна остановка – и Володя сошёл, пересёк дорогу и направился в сторону дома. Зашёл в магазин и начал подбирать продукты, чтобы приготовить что-нибудь сегодня, и чтобы осталось на завтра. Для экстренного ужина он взял гречку с гуляшом, а на суп купил сайру в масле. Запасся крупами и взял пару килограммов сахара – дома было на пару сахарниц всего. Закончив покупки, он двинулся в сторону дома. У подъезда его встретил Сергей Филиппович.
   - Здравствуйте, Сергей Филиппович, – сказал Володя. – Вы простите, я не могу вам руку пожать, сами видите, что у меня обе руки заняты.
   - Добрый вечер, Володя, – проговорил Сергей Филиппович. – Я тебя жду, чтобы ты дверь открыл – так бы позвонил в домофон, но совестно твоей маме такую неприятность доставлять.
   Они вошли в подъезд, Володя вызвал лифт, и они добрались до квартиры, у дверей которой Володя обнаружил нарисованную аэрозольным баллончиком Звезду Давида, перечёркнутую по диагонали, свастику и надпись «Россия для Русских». Это вызывало большой вопрос, поскольку в их доме не жило ни одного скинхеда, более того – фашиста. Конечно, они могли прийти откуда-то, но домофон, жильцы заметили бы посторонних, да и место было выбрано для такой надписи не слишком характерное – обычно это пишут там, где это могут прочитать все, кто проходит мимо. Например, на стене дома или где-нибудь на гараже. А здесь – жильцам этого дома вряд ли могло прийти в голову это написать по вышеупомянутой причине. Правда, Володя знал о том, что в их микрорайоне есть какие-то скинхеды, которые живут недалеко отсюда, но здесь они чаще всего были только транзитом – проходили мимо, чтобы выйти к оптовке или остановке транспорта. Володя не имел общения с ними, он видел их только издали, и они его тоже, вроде, не замечали. Жили они, судя по тому, как двигались, за комплексом «На Конева», и здесь у них не было никаких знакомых, поскольку они долго здесь не находились. И если бы это произошло, или бы у них были знакомые, наверняка об этом знали бы Игорь или Спайс. Это всё вызывало самые нехорошие подозрения.
   - Ничего, – сказал Сергей Филиппович, – я завтра из дома принесу краску подходящую и извёстку, мы с тобой это безобразие закрасим.
   Они вошли домой. Мама стояла у плиты, хотя было видно, что ей это очень трудно. Она варила ужин для пришедших.
   - Мама, отдохни, – сказал Володя, – мы сами справимся. Я единственное хочу узнать, нет ли у нас старых газет, которые не жалко выбрасывать.
   - Я поищу, – сказала мать. – Были какие-то газеты из почтового ящика, может, они тебе пригодятся. А зачем они тебе?
   - А тут перед вашей дверью кто-то фашистские лозунги написал, – пояснил Сергей Филиппович. – Я завтра вечером принесу известь и краску, чтобы это дело убрать. А пока, Елизавета Павловна, идите-ка, отдохните, вам надо пока с ногой поосторожнее, – заметил он. – Мы всё сделаем.
   Володя закончил с варкой ужина, пока Сергей Филиппович помогал ему накрыть на стол и закончить с мелочами – хлеб порезать, сахара в сахарницу насыпать. Когда всё было готово,  Сергей Филиппович помог матери Володи дойти до стола. Христиане соединили руки и произнесли благодарственную молитву господу за то, что он дал им эту пищу, после чего приступили к трапезе.
   За ужином никто ничего не говорил, лишь тогда, когда вымытая посуда была составлена в сушилку, молчание нарушил Сергей Филиппович.
   - Володя, – спросил он, – у тебя есть уайт-спирит?
   - Нет, я пока не покупал.
   - Ладно, я из дома принесу, у меня там полная бутылка лежит. В самом деле, негоже оставлять здесь эту мазню. А соседи ваши вряд ли будут это закрашивать.
   - Сергей Филиппович, я согласен с вами. Надо убрать это. А то будут думать, что им всё можно. Жалко, что я старый спортивный костюм отдал одному человеку, ему одеваться во что-то надо было. Есть, правда, у меня джинсы старые и рубашка серая, которую я всё равно собирался отдать кому-нибудь, может, в них поработаю.
   - Володя, если у тебя нет такой одежды, которую ты не боишься запачкать, я у Пети, сына своего, попрошу, он носит примерно такой же размер, как и ты. Может, даже я его позову помочь.
   - Зачем, Сергей Филиппович? – спросил Володя. – Мы вдвоём за пару часов это всё закрасим.
   - Пусть придёт, – сказала мать. – Вместе поработаем, а потом помолимся за тех, кто это сделал, чтобы они больше так не поступали. А я вам покушать приготовлю.
   - Мама, ты пока ногу побереги, – сказал Володя. – Поправишься – и там уже тебе решать, что делать, а что нет.
   - Похоже, Володька, тебя эта твоя знакомая, Алсу, строгостью заразила, – рассмеялся Сергей Филиппович. – Наверное, она тебя вгоняла в солдатскую дисциплину, когда спину правила.
   - Не без этого, – улыбнулся Володя.– По спине стукала, как только я согнусь. И метод придумала: как только я ссутулился, она начинает хулить бога, пока я не начинаю пытаться держать спину ровно.
   - Вижу, что она тебя немного уже приучила, – сказал Сергей Филиппович и добавил: – А вот бога она зря хулит – в этом нет ничего хорошего. Может, она тебя, как христианина, заставляет защищать бога так, и это помогает тебе спину ровно держать, а вот ей это на суде божьем в вину вменится, и путь её будет во тьму внешнюю, где будет плач и скрежет зубов.
   - Я говорил ей об этом, – ответил на это Володя, – но она продолжает так делать, если я не выполняю какое-то упражнение. Кстати, сейчас со мной больше занимается Лариса, а мой сосед Игорь, который йогой увлекается, когда узнал об этом, тоже дал мне несколько советов, как работать с телом.
   - А он занимается хатха-йогой? – спросил Сергей Филиппович.
   - Да, это тоже ему близко, – согласился Володя. – Я уже сколько раз ему говорил, что надо бросить это идолопоклонство и принять Иисуса господом, но он не хочет этого делать. Я молюсь за него, но он упорно отказывается от дара господа. Я, конечно, понимаю, что бог дал человеку свободу выбирать свой путь, но ведь отвечать-то в этом случае ему придётся, как следует. Но он в это упорно не верит. Приводит какие-то аргументы против Библии, что её исказили, что это всё было надо тем, кто именем Иисуса власть себе хотел получить над людьми, даже иногда с ведьмами соглашается в этом вопросе.
   В этот момент в дверь постучали. Володя пошёл открывать – вероятно, это были соседи, которые заметили фашистские почеркушки на стене.
   - Добрый вечер, – Иван Потапович, ветеран, живший в квартире на их этаже, но в другой «клетке», стоял по другую сторону двери.
   - Здравствуйте, Иван Потапович, – с радостью ответил ему Володя. – Как ваше самочувствие?
   - Вашими молитвами, – ответил ветеран. – Вы уже видели, что у вашей квартиры какая-то мразь фашистскими знаками стенку расписала?
   - Завтра Сергей Филиппович, брат из «Христианского Города», обещал принести краску и извёстку, – сказал Володя. – Мы это безобразие уберём.
   - Ну, извёстку я вам дам на такое дело, есть у меня, – заверил Иван Потапович. – Краски, жалко, такой нет, но это мы решим. Плохо одно: стар я, не смогу этих малолеток отловить, которые тут стены пачкают. Но ничего, завтра Сашка мой из командировки приедет, мы посмотрим, что тут можно сделать. Будут знать, как стены портить. Я за таких, как они, кровь проливал, половину Европы прошёл, не контузило бы у Балатона – и до Берлина бы дошагал. А они на это наплевали, вот, в апреле, в соседнем дворе стояли, орали «Хайль Гитлер».
   - Вы думаете, это дело рук местных скинхедов? – спросил Володя.
   - Нет, Вовка, это не они, этих я первый раз видел, но запомнил морды их бесстыжие, так что, если опять придут, я их сразу узнаю.
   - Хорошо, что Тоня об этом не знает, – проговорил Володя. – Маленькая такая, чёрненькая, она в соседнем дворе живёт. Узнала бы она – от неё сразу до Анжея, друга её из Красноярки, ниточка потянется. И тогда я не хотел бы, чтобы они этих «художников» нашли.
   - А что так? – спросил Иван Потапович.
   - Анжей фашистов не любит страшно. И он может предположить, что этих малолеток кто-то подговорил это сделать. А то слишком много за последнюю неделю всего происходит. Мама тут у меня упала, ногу повредила – какой-то парень ей «помог». Надпись вот эта. Может, Анжей и прав, что мне мстят за тех людей, которых за драку в Красноярке посадили.
   Разговор постепенно завершился, и Володя вернулся домой, чтобы принять участие в духовном общении и молитве. Молились за здоровье тех, кто в этот момент болел, молились за тех, кто выплёскивал злобу на инославных, как в православной среде называли христиан иных конфессий, молились за то, чтобы не произошло конфликта между Анжеем и теми православными, которые так рьяно боролись с Володей и его родными и близкими: Володя вовсе не хотел быть причиной того, что этих православных кто-то превратит в отбивную, и неважно, что по большому счёту, они это заслужили. Просто у Володи в сердце всегда оставались слова бога: «Мне отмщение, и я воздам», а точка зрения Анжея относительно «добрых волков» ему была чужда. Когда отзвучало дружное «аминь», все постепенно приготовились к тому, чтобы завтра встать пораньше и пойти на работу, кому надо было идти на работу, а мама Володи собиралась немного подготовить старые газеты и достать уайт-спирит, чтобы завтра закрасить фашистские надписи на стене.
                ****
   - Привет, – солдат из автобуса, в котором Володя возвращался домой после ухода из «Церкви Христа» стоял рядом. – Ты меня узнал? Женя я, мы с тобой в автобусе базарили, ты тогда от Баранова ехал.
   - Вспомнил, – ответил Володя. – Уже в штатском?
   - Ну. Я работу нашёл новую. В одном кабаке на охране работаю по вечерам – платят нормально. Просто сегодня выходной, вот гуляю. А тебя не узнать просто, прикид сменил, подстригся так прилично. Что, бабу подцепил?
   - Не из-за этого, – ответил Володя. – Лариса была этому рада, конечно, но ей важнее было то, что мы с ней оба в Иисуса верим. Она же ходит в церковь «Христианский Город», на Тридцатую Северную. Ну, и я сейчас туда стал ходить – меня там более или менее понимают.
   - А ты ещё и подтянулся. Спортом занимаешься?
   - Недавно мне начали давать упражнения, чтобы я не горбился. Есть такая одна женщина, Алсу Байбулатова. Я у неё проконсультировался по поводу желудка, она меня просто отругала за неправильное питание – оказывается, я просто ел не очень хорошо.
   - А, Алсу Ибрагимовна? – рассмеялся Евгений. – Да, меня тоже друган мой направил к ней, я немного с желудком мучился тогда. Она меня посмотрела и хорошенько отругала, сказала, чтобы я бросал сухомятку и  выпивку малёк прибрал. Кстати, сеструха моя как-то раз её видела, так её что поразило, так эта самая Алсушка спину держит, как будто аршин проглотила. Мне бы так научиться, а то на гражданке немного дисциплину сбросил, разучился спину нормально держать, тоже не дело. Кстати, что там за слушок проскочил, что из-за тебя каких-то казаков посадили?
   - Была такая история, досталось мне прошлым летом за то, что я Иисуса проповедовал. За меня решила охрана с одного лагеря вступиться. Теперь вот пришлось стену у своей квартиры закрашивать – кто-то нам там нарисовал фашистские знаки. И маме моей недавно «помогли» упасть.
   - А, слышал, я же был тут недавно в одном клубе, отдыхал. Там выступала Наташка Мартинес. Ну, и один мужик был, Валя Носиков. Он же там был, на остановке той, отловил этого урода. Я, знаешь, сам православным был, пока не отлучили меня от церкви, у меня в семье есть православные, но этот х** – просто позор для всей церкви, из-за таких, как он, выслушивать приходится кучу всякого. По делу, базара нет, но обидно, между прочим. Я, кстати, на «Чёрное Братство» за это не в обиде, они казаков правильно отделали тем летом, когда тебя-то отлупили. Мне, кстати, за это и досталось в церкви, за поддержку тех ребят из охраны отлучили.
   - Да, это очень тяжело, когда так вопросы решаются. Вроде, бог же – это любовь, все с этим соглашаются, вроде, согласны с тем, что ближних любить надо. Но вот что-то не так сказал или сделал, и всё – ты плохой христианин, и тебе не место в церкви.
   - Ну, да, есть такое, – согласился Евгений. – Я вот дружу с этим мужиком, с Носиковым, и мне вот совершенно до фени, кто он там – ведьмак, сатанист, оккультист или кто ещё. До лампочки просто. Он мужик правильный, у него в башке всё на месте. А эта Сорокина – она из Красноярки, в годах такая, ты её не знаешь, – начала мне очки втирать, что он там со своими кому-то из её дружков навешал по соплям, так что лучше мне отношения с ним порвать. Я вот ей попытался объяснить, что у него работа такая – всяких встречных на охраняемую территорию не пускать. И она давай на меня клепать, что я в ту секту, как она выражается, перешёл. А я просто знаю, что такое караульная служба, я в армии служил не срочником. И эту службу нёс. Положено так: я стою в карауле, идёт кто-то. Положено проверить, кто такой. Пропустить я могу только разводящего. И у них так же. Ну, чуть полегче, но там свои, они их в лицо знают, и там никто своим же не пакостит. А она всё равно начала, что я сектантов защищаю. И понеслось – сначала так, втык небольшой ни за что, потом призывы к покаянию. А стоило мне как-то за Наташку Ферулёву вступиться, которая такая симпотная, только у неё шрам на щеке здоровый... Ну, меня за это и попёрли.
   - А эту Ферулёву не называют Невестой Франкенштейна? – спросил Володя.
   - Упаси тебя бог так её назвать! – сказал Евгений. – При мне какой-то хрен её так обозвал – она ему как сунет в рыло, так он сразу навзничь завалился. Она даже своим так не разрешает её называть.
   - А, – сказал Володя, – я вспомнил. Кстати, мне об этом говорили знакомые, что лучше так её не называть. Я тогда с суда шёл, просто мы все вместе шли. Она же тогда в лагере дежурила, по-моему, когда на меня напали.
   - Да, я тому, кто ей тогда на дороге попался, не завидую. Ладненько, я тут с тобой заболтался, а меня человек ждёт, здесь стрелу забили.
   Они попрощались, и Володя пошёл своей дорогой. Дойдя до остановки, он сразу же сел на подъехавший «двадцать восьмой» и добрался до дома без особых приключений.
   В подъезде он встретил Ивана Потаповича с сыном, а также Вадима и Сергея Филипповича, которые уже успели до его прихода содрать шпателем слой штукатурки, на котором находилась часть фашистских каракулей. Зайдя в дом, Володя сразу же переоделся в подготовленный спортивный костюм и присоединился к остальным, закрашивая испорченную фашистами стенку. В достаточно короткий срок от надписей и символов фашизма остались одни воспоминания. Мать Володи предложила Ивану Потаповичу поужинать вместе с ними, но он вежливо отказался, сославшись, что у него самого сегодня встреча с сыном, который долго не был дома. Ну, а Володя, Вадим и Сергей Филиппович привели руки в порядок, переоделись в чистую одежду и сели за стол, где все четверо христиан соединили руки в молитве, благодаря господа за дарованную пищу и помощь в уничтожении символов фашизма.
   - Как там дела у тебя на работе? – спросил Вадим.
   - Неплохо, – ответил ему Володя. – Много людей пришло сегодня. Я даже те брошюры раздал, которые Лёша с Колей мне отдали. Пришёл вот совсем пустой. На улице знакомого встретил, солдат, он раньше был православным, но его от церкви отлучили за то, что он с «чёрными братьями» дружит. Но мы недолго говорили, просто он ждал кого-то. Кстати, он же мне сказал, как того человека зовут, который отловил хулигана на остановке. Его зовут Валя Носиков. Я что-то о нём слышал краем уха, но не знал, как он выглядит.
   - Было бы неплохо его поблагодарить за помощь, – сказал Вадим.
   - Знать бы только, как его найти, – ответил ему Володя. – Можно, конечно, с Анжеем поговорить или с Тоней, но они могут этот вопрос так понять, что мы собираемся к нему с проповедью подойти, и ничего не скажут.
   - А что плохого в том, что мы с ним поговорим о господе? – удивлённо спросил Сергей Филиппович. – Если он не покаялся и не принял Иисуса господом, то с ним обязательно нужно об этом поговорить.
   - Сергей Филиппович, – начал Володя, – в том-то и дело, что не нужно. Иначе он просто не захочет поддерживать разговор. В их кругах просто не принято так. Они сами никого к себе не зазывают, но и от других проповеди отвергают, я просто знаю, как это, потому что общался с этими людьми.
   - Володенька, ты надеешься на себя, а не на бога, если так говоришь, – ответил на это Сергей Филиппович. – Но если ты прав, то за него можно только молиться.
   - Слушай, Володя, – вдруг сказал Вадим, – я тут вспомнил: на выходных у твоего знакомого Анжея будет какой-то концерт в клубе «Спутник». Можно пойти туда и пообщаться с ним. Может, там и этот Валя Носиков будет.
   - Я что-то не заметил, чтобы кинотеатр «Спутник» в последнее время работал, – возразил Володя.
   - Это не тот «Спутник», о котором ты говоришь, – пояснил Вадим. – Это клуб, он на улице Октябрьской находится, за «Бутырским Базаром».
   - Ясно, – сказал Володя. – А откуда ты об этом знаешь?
   - Лариса видела афишу в центре города. Там какие-то группы незнакомые, но названия у них иногда такие, что удивляешься, как людям это вообще приходит в голову. Билеты, правда, не сильно дешёвые, сто рублей заранее, сто пятьдесят на входе.
   - Это не страшно, – сказал Володя. – Главное, чтобы нас охрана оттуда не попросила. А деньги я найду.
   - Ну, смотри, – Вадим встал. – Ладно, я домой пойду, а то меня так и потерять могут.
   - Иди, Вадим, – сказал Сергей Филиппович. – Завтра праздник, мы с Соней придём и Елизавете Павловне поможем. Заодно проведём время с молитвой.
   Вадим обулся и вышел к лифту. Володя закрыл за ним дверь. Что-то ему подсказывало, что должно произойти нечто такое, чего бы он не хотел. Он вернулся в комнату и сел на диван. Мать и Сергей Филиппович сразу же заметили в его взгляде тревогу, и избежать вопроса, в чём дело, Володе не удалось.
   - За Вадима переживаю, – сказал он. – Тут столько всего произошло за это время, что невольно начинаешь так думать. Думаю, надо за него помолиться, чтобы дошёл без приключений. Мало ли, что может произойти.
   - Ты прав, – согласилась мать. – Было бы неплохо за него помолиться. Это не будет лишним никогда, если ты за человека помолишься. Господь ему поможет, да и тебе от молитвы ничего плохого не будет.
   И вновь образовался молитвенный круг, хоть и поредевший сейчас на одного человека, который возвращался домой. Христиане молились господу, прося его защитить от всякой беды брата, идущего домой. Их молитва была жаркой и страстной, какой она была, наверное, у апостолов и самого Иисуса, когда он говорил с небесным своим отцом в Гефсиманском саду. И именно так они старались молиться всегда. Володя чувствовал, как потоки божьей силы, обитающей во всех молящихся, собирались в центре и шли вверх, как луч прожектора. Он явственно видел, как по дороге идёт Вадим, и всякая опасность, которой он мог подвергнуться, отступала при виде ангелов, что идут на помощь тому, кто находится под светлым покровительством господа бога. Он верил в то, что это именно так, а не иначе, и это вселяло в него силу и желание молиться. Остальные так же были воодушевлены тем, кто дал им спасение и жизнь вечную с ним, дабы не пропасть во мгле, когда старый мир будет уничтожен, и будут явлены Новое Небо и Новая Земля. Сейчас Володя чувствовал, как он вместе с Сергеем Филипповичем и мамой купается в этом тёплом, добром свете, ярком, но не слепящем. И в какой-то момент перед его глазами мелькнул лик, обрамлённый белыми, как снег волосами, лик, полный добром и любовью. Для него было ясно, как дважды два, что этот человек, в котором, казалось, обитал весь божественный свет – это тот, кого он принял своим спасителем много лет назад, веруя в господа так, как остальные верят в солнечный свет и смену времён года. Единство с ним было таким, что больше Володя ничего не хотел. Глаза Иисуса излучали такую любовь, в которой явственно читалось: «Каков бы ты ни был, я всегда буду любить тебя. Иди за мной, и я дам тебе пить воду живую, которая навеки избавит тебя от жажды».
   Когда прозвучало «аминь», Володя встал с колен. Всё было прежним, но он чувствовал какую-то тоску по иному миру, в который ему только что было открыто окошечко. Но надо было возвращаться к жизни, в которой ещё так много нужно было сделать, и Володя всё яснее понимал, что надо делать это быстрее. Почему – умом он понимал плохо, но было такое чувство, что всё это было дано ему господом, чтобы он торопился, так как времени осталось не настолько много, чтобы это время использовать на пустые хлопоты и суету, которая нужна только тебе, а не господу. И если господь говорил это, то для Володи это было очевидно, как то, что утром солнце будет на востоке, а вечером на западе. И он понимал, что этому нужно верить, так как господь знает, что будет с тобой, даже если ты не знаешь. И что бы ни произошло, на это будет воля божья. «Аминь», – мысленно сказал он, подтверждая в душе эти слова.
                ****
   - Вот чего я не ожидал, так это того, что ты сюда приедешь, – Анжей был удивлён, но спокоен. – Хотел меня видеть?
   - И тебя тоже. Слушай, – вдруг сказал Володя, – а Валя Носиков здесь?
   - Носиков? Ну, положим, он здесь, – ответил ему поляк. – А зачем он тебе?
   - Он помог моей маме, и я хочу его поблагодарить за это. Не бойся, я не буду ему проповедовать.
   - Да уж ладно, – Анжей рассмеялся. – Видишь того высокого, в очках, ну, такой скромно одетый? – он показал на парня, который стоял около барной стойки и разговаривал с Наташей Мартинес.
   - Это он? – спросил Володя.
   - Да. Только, если сейчас хочешь поговорить, лучше потерпи, он закончит там с Наташкой – подходи и говори.
   В этот момент какая-то шатенка подошла к ним и сделала в сторону Анжея какой-то жест, удивительно похожий на движение индийского танца. Тот не удивился и подошёл к ней. Кстати, она выглядела довольно-таки скромно, будто такая «книжная девочка», которая обычно на такие мероприятия не ходит – и её стильные очки только усиливали впечатление.
   - Белка, – начал Анжей, – ты чего хотела? Кстати, вот этого парня зовут Владимиром. Владимир, это Белка, она сегодня тоже выступает с одной командой, играет на клавишах.
   - Ведьма? – поинтересовался Володя.
   - Да, – ответила ему Белка. – А в чём дело?
   - В общем-то, ни в чём. Конечно, мне, как христианину, это не нравится, но я оставлю своё мнение при себе, так как вам оно вряд ли интересно, – Володя пошёл в сторону барной стойки. Валя Носиков, если это и был тот человек, о котором говорили Володе, уже собирался уходить. – Прошу прощения, вы не Валентин Носиков?
   - Да, меня так зовут, – ответил «вечный комсомолец», как про себя назвал его Володя. – А что, если можно спросить, вам от меня нужно?
   - Вы на прошлой неделе моей маме помогли, задержали хулигана. Я просто хотел вас поблагодарить.
   - А я, собственно, с кем имею дело? – поинтересовался Носиков, поглядев на Володю с некоторым подозрением.
   - Меня Володей зовут. Ваши некоторые друзья почему-то окрестили меня Крамбамбулой, наверное, из-за того, что я долго ходил в «Церковь Христа». В любом случае спасибо вам за помощь.
   - Погодите, – сказал Носиков, – а ваша фамилия, часом, не Сапунов? Кажется, Владимир Георгиевич вас зовут.
   - Да, а что?
   - Значит, это вашего отца в Чернолучье избили за проповедь? Извините, что я вам это напоминаю, но мне просто показалось знакомым ваше лицо.
   - Да, вы правы. А откуда вам всё это известно?
   - О случае в Чернолучье мне сразу стало известно, наши ребята помогали этих деятелей задерживать. А остальное после драки в прошлом году стало известно. Кстати, я не жажду стать христианином, так что проповеди лучше оставьте для других. Извините, но я лучше прервусь, а то сейчас начинается  концерт, мы друг друга не услышим из-за музыки. Желаю приятно провести время.
   Поняв, что разговора не получилось бы, даже если бы Носиков захотел, Володя взял в баре стакан апельсинового сока, ожидая начала шоу. А на сцену в этот момент вышли некие ХРОНИЧЕСКИЕ МАРСИАНЕ. В составе их была Белка, и играли они танцевальную музыку, не особо выразительную, как показалось Володе. Так же он оценил и ведомую гитаристом-раздолбаем группу ЧИПСЫ, игравшую панк-рок. Проект Анжея у Володи вызывал лишь непонимание из-за агрессивности, а реггей-команда, в которой играли три скинхеда, и которая называлась SPIRIT OF 69 (кстати, помимо скинхедов там было ещё четверо – три человека на духовых и клавишник), удивила его, в первую очередь, тем, что скинхеды играли такую музыку, как-то не очень вписывающуюся в традиционный образ скинхеда, как бойца Белой Власти (то, что Анжей себя считал скинхедом, Володя оставлял на его совести, а тех троих скинов, которые помогали его из драки вытаскивать, он не помнил в лицо – и уж тем более не представлял себе, что эти три музыканта и есть те самые скинхеды). Относительно HEART OF GLASS Володя своего мнения не изменил, полагая, что проповедь колдовства – это не от бога.
   Где-то в середине, между ЧИПСАМИ и скинхедами, выступала группа, о которой Володя был наслышан за последнее время очень хорошо, но пока ни разу не видел и не слышал – РАДИОФОРМАТ. Таня и надёрганный для этой вечеринки из разных групп состав играли нечто мягкое, со своеобразным звуком ведущей гитары, что напоминало какой-то старый рок – вроде тех же BEATLES, – приправленный более современным звуком, в котором всё же слышалась какая-то «сырость», как будто всё делалось как-то специально по-любительски. Но было ясно, что Таня всё это сделала специально. Правда, Володе опять же не очень понравилась сквозящая в ряде песен (хоть и между строк) проповедь колдовства, но, по крайней мере, это было намного больше наполнено любовью, чем то, что делал Анжей. Дело было вовсе не в том, что Володя рассматривал музыку, как подспорье в прославлении бога, он не был фанатиком в этой сфере, но всё-таки было то, что он не желал принимать, и в числе этого была пропаганда колдовства и язычества, что он сам ещё когда говорил участницам танцевального ансамбля из «Христианского Города».
   Концерт закончился выступлением Анжея, и теперь можно было подойти и поговорить с кем-нибудь. Тут внимание Володи привлекла крупная, но очень симпатичная крашеная блондинка в чёрных джинсах с яркой отделкой, более скромной чёрной майке и коричневых мокасинах из замши. Руки у неё были разрисованы татуировками так, что создавалось впечатление цельного рисунка. Издали их можно было даже принять за рукава облегающей кофты. Конечно, для Володи должны были стать «прививкой» в этом вопросе Тоня или Аля, но в том и состояло его отличие от «просто человека», что для него это не было просто более или менее экзотической внешностью, и никак не могло быть «прививок», поскольку он всё-таки был христианином, а Писание запрещало подобные «украшения». Правда, у неё не было такого количества пирсинга, как у Спайс или Анжея, но и это было малым утешением для того, кто не желал принимать такое небрежение словами господа. Володя твёрдо решил подойти к ней и говорить об Иисусе, даже если охрана выставит его из клуба вон, не дав одеться и забрать вещи.
   Выждав момент, он подошёл к блондинке и начал смотреть ей в лицо. Та мягко обернулась к нему и сказала вежливым, но холодным тоном:
   - Молодой человек, а вам не кажется, что мне может быть не слишком приятно, когда кто-то вот так меня сверлит глазами? Если вы просто меня боитесь о чём-то спросить, спрашивайте – я не кусаюсь и не дерусь.
   - Извините, – замялся Володя. – Можно спросить, как вас зовут? Меня зовут Володей.
   - Очень приятно, меня зовут Маша, но свои называют меня Сигурни. Так и говорят: Маша Сигурни Уивер. Но вы спрашивайте, что вы хотели спросить, я постараюсь вам ответить. И сразу скажу, чтобы вы не задавали мне зря этот вопрос насчёт боли при татуировании: руки татуировать не больно, если это делает профессионал. Есть болезненные места...
   - Я знаю, мне ведьмы говорили об этом – та же Спайс. Я не буду об этом спрашивать – всё равно мне это не пригодится.
   - Ну, если вам довелось общаться с Тонькой, то тогда всё нормально, у вас должно было произойти небольшое привыкание к таким персонажам.
   - Не произошло и никогда в жизни не произойдёт, – возразил Володя. – Я христианин, и это мне претит. Я просто хотел поговорить с вами об Иисусе, может, вам бы это в жизни помогло, вы бы вступили в божью семью...
   - Володя, простите меня, что я вас перебиваю, – сказала Сигурни. – Как вам вряд ли интересно то, что я ведьма, точно такая же, как Бэби Спайс или та же Наташа Мартинес, так и меня не волнует ваше христианство. Веруйте, если вам так легче, но у меня свой путь, и менять его на «божью семью», как вы говорите, я не хочу. Уж извините. Я у себя в Свердловске столько раз эту галиматью выслушала, что она у меня уже в зубах навязла. Ещё раз извините, но мне это неинтересно. У вас всё?
   - Вы сказали, что вы из Екатеринбурга?
   - Да. Вас удивило, что я его называю Свердловском, верно?
   - Нет, дело в том, что я это от многих уже слышал – от того же Анжея Водецкого. Но что вам нужно в Омске?
   - У меня здесь друзья, – ответила Маша Сигурни Уивер. – Просто решила приехать, а чтобы не сбивать руку, поработать с машинкой – может, кто-то решит себе что-нибудь новенькое сделать, да и у некоторых было бы неплохо подновить старые татуировки.
   - Вы делаете татуировки?
   - Да, – ответила Сигурни. – Но у меня круг клиентов, если это можно так назвать, не слишком широкий. Я сама просто не всех подряд обрабатываю. А что, вам это не нравится?
   - Вы сказали, что вас не интересует моя вера в господа, и моё мнение, как христианина, на этот вопрос пусть останется при мне.
   - Извините, я не хотела вас обидеть, – сказала ведьма. – Просто дело в том, что я действительно не хочу принимать ту религию, которая убила многих ведьм. А что решаете вы – это ваше решение, и здесь я не имею права вам указывать. Кстати, о татуировках и христианстве, вы напрасно так уж на эту тему безапелляционно говорите. Есть христианские татуировки. Если вас  это заинтересует, мы можем поговорить позже, просто сейчас мне надо к Белке собираться, я у неё пока переночую, а с утречка соберу вещички и поеду в «Восход» – мне в медпункте точку соорудили для работы, Наташа Мартинес разрешила поработать своей новой машинкой, у неё теперь «Micky Sharps», английская машинка. Но вам это вряд ли что-то скажет, если у вас такое предубеждение насчёт татуировок.
   - Нет, почему? Я приеду, если получится, поговорю с вами. Мне на самом деле это стало интересно, – сказал Володя. – Кстати, а вы не знакомы с такой ведьмой из Верхнего Тагила, её зовут Светой?
   - С Шакирой? Конечно, знакома, мы в прошлом году вместе приезжали на конференцию. Кстати, я её татуировала. И мы просто дружим с ней. А что она вам?
   - Немного довелось общаться. Кстати, я подметил одну вещь.
   - Это какую?
   - У вас тут какой-то клуб татуированных, как я посмотрю. Мне иногда кажется, что без этого украшения вы человека воспринимаете, как чужого.
   - Дорогой мой, – Сигурни рассмеялась, – это вам только кажется. У нас есть и те, кто как-то не стремится делать себе татуировки. Карина, моя и Светина подруга, она тоже в прошлом году приезжала на конференцию – вот вам и пример, когда у человека нет татуировок, а мы его нормально воспринимаем. Мы собрались вместе не по факту наличия или отсутствия татуировок. Мы – виккане, и это главное. Так же и с «Чёрным Братством». Там тоже все вместе, потому что они маги. Подход к татуировке, разумеется, у многих из нас на это дело завязан, этого я не могу отрицать. Но «клуба татуированных» нет. Вы ошиблись.
   - В любом случае я скажу вам то, что Иисус любит вас, он стоит у двери сердца вашего и стучит, если вы откроете, он войдёт и будет вечерять с вами.
   - Разверну и дам ему пинка под зад, – ответила Сигурни.
   - Буду молиться, чтобы вы этого не сделали.
   - Найдите кого-нибудь, кто больше нуждается в ваших молитвах, а на меня вы только время зря потратите. Извините.
   Володя вышел из клуба, забрав вещи и одежду. Время было позднее, и ему пришлось ехать домой на маршрутке. Всё это время он отчаянно боролся со слезами, которые так и наворачивались у него на глаза. Он понимал, что это не очень правильно, что опять сработало то самое, на что ему справедливо указали ведьмы – детское чувство собственничества. Можно было бы так не делать. Но оставлять Сигурни без молитвенной помощи было бы нехорошо, не по-христиански. Впрочем, он будет молиться за всех, ибо пришло время делать это так жарко и страстно, как только можно, трудиться во имя бога, не покладая рук, ибо он всё явственнее понимал, что времени для этого у него меньше, чем даже мог себе представить кто-то другой. И ему нужно было спешить...
                ****
   - Володя, где ты был? – Лариса открыла шкаф, чтобы Володя повесил туда одежду, принесла ему тапочки. – Что ты так долго не приходил?
   - Много дел, – ответил тот. – И маму не оставишь так просто, она ведь тут немного болела. Всё уже хорошо, она лучше себя чувствует.
   - Проходи, я тебе обед сварю пока, – Лариса тихо проскользнула на кухню. Володя глянул вниз, и в памяти всплыл тот вечер, когда она чуть подразнила его этими прелестными ножками, и... «Не об этом думаешь, – мелькнуло в голове. – Времени осталось мало, и надо трудиться, дабы сатане меньше удалось сделать до дня суда». – Тебя что-то беспокоит?
   - Мне было видение, – ответил Володя. – Иисус сказал мне, что времени мало, и мне нужно продолжать свой труд для господа. Не вообще, Лариса, для меня мало. И этому слишком много подтверждений.
   - Знаю, – тихо, каким-то успокаивающим тоном, ответила ему Лариса. – И мама твоя мне всё рассказала. Я на всякий пожарный случай Алсу решила позвонить. Она сказала, что Анжею уже передали про того парня, который твою маму опрокинул. Кстати, тут же каких-то мальчишек задержали, они у вас в подъезде фашистские знаки рисовали. Так кто-то из твоих знакомых их сумел отследить, как они уезжали в сторону рынка.
   - Ты имеешь в виду Левобережный рынок или «Торговый Город»? – спросил Володя.
   - Левобережный рынок, у автовокзала. И этот человек выяснил, что они живут где-то на Путилова, за детским садиком. И мне потом подруга, она в тех домах живёт, сказала, что эти пацаны занимаются в клубе «Орлёнок», у какого-то Алексея. И ещё они подрабатывали на местный КТОС, у какой-то Галины Васильевны. Я ещё раз позвонила, всё сошлось, работает там какой-то Алексей, и эту Галину Васильевну Алсу откуда-то знает. Она сказала, что сейчас они по-тихому разбираются, кто этих художников от слова «худо» на такую мерзость подбил.
   - Кто разбирается?
   - Анжей, Ник, Моисей Рабинович.
   - Похоже на то, что кому-то в том районе будет очень плохо, – сказал Володя. – И мне это очень не нравится. Не от господа ведь это выяснение отношений.
   - Володенька, этого ещё не произошло. Бог даст, и всё решится миром, я буду за это молиться.
   - Давай, будем молиться вместе, Лариса, – сказал Володя, воодушевившись. Они оба встали на колени и начали молиться за то, чтобы ситуация на Левом берегу не переросла в кровь. Молились они не слишком долго, потому что в этот момент Лариса вспомнила, что у неё на плите стоит ужин. – Ох, опять ты, Лариса, думаешь о земном, – сказал Володя. – Но мы будем молиться об этом. Я буду молиться об этом...
   - Это будет всегда, мой хороший, – сказала ему Лариса. – А пока ужин, и этот вечер мы посвятим друг другу, я давно не общалась с тобой вне церкви.
   - Будь по-твоему, – согласился Володя. – Но не забудь о молитве, я бы не хотел, чтобы была кровь.
   - Крови не будет, мой милый мальчик, – ответила на это Лариса, – не может допустить бог, который есть любовь, чтобы были страдания и боль. Иди, мой руки и садись за стол, я сейчас.
   Они помолились и сели за стол. Во время ужина Володя почувствовал, как к его щиколоткам мягко, но настойчиво прикасаются пальчики ног Ларисы. В этом милом озорстве он почувствовал острое желание Ларисы снять с его души тот тяжёлый камень, который сейчас там лежал. И хотя он всё ещё думал о молитве, в его чувства вновь вторглась эта нежная пташка, которой так не хотелось сопротивляться – плотская любовь, которая была направлена на Ларису. Под этим тихим натиском все тревоги как-то отошли в сторону и скрылись за горизонтом. И не было желания сопротивляться этой влекущей, но совсем не агрессивной шалости, такой приятной, что все мрачные мысли совершенно испарились. Лариса улыбалась с тем самым лукавством, которое один раз растопило лёд в душе Володи и заставило открыть говорить о своих чувствах и желаниях, а её ножки всё так же не оставляли Володю в покое. Он ничего не говорил, не желая разрушить это блаженство, только погладил её руку легонько.
   Закончив мытьё посуды, Володя начал искать полотенце, чтобы вытереть руки. Лариса тут же нырнула в сторону ванной, принесла чистое полотенце, и Володе ничего не оставалось, кроме как её поблагодарить. Ответом на его слова стал лёгкий, но какой-то дерзкий поцелуй в краешек губ. И ни слова. Что Лариса хотела сказать этим, он не совсем ещё понимал, но что-то в его сознании уже постепенно прояснялось. Взгляд Володи скользнул вниз, снова поднялся вверх, встретился с взглядом Ларисы, и она легонько тронула его запястье рукой, сжала, повела щекой по щеке. Она даже куснула его за мочку уха, куснула совсем даже не больно – но это было именно тем, что Володя так хотел почувствовать. Время ушло, ничто не подстёгивало, говоря: «Надо сделать так много, ибо до конца недалеко». Начала и конца просто не было, как будто всё снаружи растворилось, и остались они вдвоём. Объятие, чуть более крепкое, чем то, что было до этого – знакомство ближе, знак того, что в этот вечер им двоим разрешено всё, что способствует любви и наслаждению друг другом. В этом не было ни единого намёка на разнузданность, только та дерзость чувств, которая так понравилась Володе в первый раз, когда Лариса устроила такой же вечер для двоих. Разница заключалась в том, что сейчас никто ничего не планировал и практически не готовил какую-то особенную обстановку – только то, что Лариса была в нарядном платье и таком же кокетливом передничке, который нисколько не выбивался из обстановки и даже придавал какой-то оттенок, который Володя не смог бы описать в силу ограниченности возможностей его слов (наверное и слов вообще). Такое же платье (только без фартучка, конечно) было у Карины Гусейновой, когда Володя встретил её в первый раз. Именно такая внешность придавала ей (а теперь и Ларисе) вот это обаяние, напрочь лишённое тех вызывающих нот, которые можно было усмотреть у Шакиры или Бэби Спайс. И это нравилось Володе больше, хотя вполне могло быть и ощущением момента, когда всё ушло, и остались они двое. Никого между ними уже не стояло, и для этого совершенно не нужно было что-то драпировать, поскольку всё находилось настолько далеко, что на него уже не хотелось обращать внимание.
   Какое-то время они вдвоём просто стояли, рассматривая друг друга и не говоря ни слова. Это было просто любование друг другом, когда слово или движение извне этого любования было бы губительным для образовавшегося хрупкого мирка. В памяти Володи вновь промелькнул тот вечер, когда они с Ларисой в первый раз по-настоящему ласкали друг друга, а он поначалу так боялся своих желаний. Тогда Лариса отчасти взяла инициативу на себя, и ей как-то удалось ничего не сломать, но при этом вызвать Володю на тот самый «выплеск», о котором ему говорила Аля. Но сегодня он сам всё сделает, сам, не говоря ничего Ларисе...
   Его взгляд снова скользнул по полу – быстро, как будто он стыдился своих желаний. Лариса улыбнулась с той милой хитрецой, которая порой мелькала в её глазах, и которую так полюбил Володя. По-видимому, Лариса понимала всё без слов, и её улыбка была таким же тайным для всех кроме них двоих значком. Будто она говорила ему: «Всё в порядке». И лишь чуть-чуть отвела взгляд, но не от стыда, а только для того, чтобы не спугнуть счастье, которое сейчас они оба испытывали. Их руки были соединены, но соединены легко, без сжатия, не ощупывая друг друга. Володя всё же выпустил руки Ларисы и начал склоняться вниз. Он не встретил отказа или сопротивления в своём желании, Лариса лишь сделала пару небольших шагов назад и легонько, с долей изящества поджала пальчики своих хорошеньких ножек, на которых сейчас не было даже украшений – только бледно-розовый лак на ноготках. Володя с величайшей деликатностью коснулся их губами, слегка захватывая пальчики сверху и трогая их кончиком языка. Он не выплеснул в поцелуях волнения первого раза, сейчас это было всего лишь получение наслаждения, которое длилось недолго, и он поднялся чуточку выше, случайно поддев головой юбку Ларисы. Та придержала её, давая Володе возможность обнять и поцеловать колени, а когда тот встал на ноги, подарила ему лёгкий, но долгий поцелуй в губы, повиснув на шее и оторвав свои прелестные ножки то пола. Володя постарался ответить Ларисе тем же, постепенно усиливая давление на губы и пытаясь посасывать «пойманную» нижнюю губу. Лариса встала на ноги и мягко потянула его в сторону спальни, крохотной, но такой уютной...
   В спальне она легла на кровать, жестом подзывая Володю к себе. Тот не стал отказывать и сел на бедро, позволяя Ларисе потянуть его на себя. Руки Ларисы не отпускали его, но теперь объятия стали крепче, а поцелуи дольше и жарче. Без криков, битья посуды и заламывания рук Лариса давала Володе понять, что слово «нет» сейчас остаётся за закрытой дверью этой спальни. И Володя не стал с ней спорить, так как в данный момент ощущал её полную правоту. Ему пришло в голову где-то от силы раза три-четыре слышанное и как-то не напоминавшее о себе до этого изречение: «Чего хочет женщина, того хочет бог». Кажется, в тот раз, когда он услышал это, он опровергал эту фразу, но сейчас соглашался с ней, пусть не совсем уж безоговорочно. И не стал сопротивляться нахлынувшим желаниям, принимая тот бесценный дар, который Лариса приготовила для него – её саму. Пусть это было не таким уж умелым, но это было искренне, что в любви ценилось много больше, чем все умения. Он как-то слышал от сестры из «Церкви Христа», которая жила в православной семье, про парализованного монаха, который владел только правой рукой, притом, он мог ей только креститься, а одна-единственная фраза, которую он мог выговорить, была: «Господи, помилуй». И этот монах непрестанно крестился и говорил: «Господи, помилуй», чем вдохновлял на любовь к богу тех, кто мог больше, но недостаточно этим пользовался. И раз бог есть любовь, то важнее всего именно любовь, которая есть свидетельство пребывания в господе, не меньшее, чем праведность. Лариса лишь показала, как это может быть, в своей любви забыв о возможной боли, которую ей мог причинить Володя. И лишь вскрикнула от этой боли, когда он принял её дар, сильно обхватив его за пояс ногами и немного приподнявшись вверх. Её руки чуть сильнее охватили шею Володи, она даже причинила ему этим немного боли, на что он только поморщился, не отвергая Ларисиного тела. Длилось всё это... Но Володя просто потерял всякое ощущение времени, если ещё не пространства, постаравшись вложиться в свою любовь. Когда всё вернулось в прежние рамки, он решил выразить Ларисе свою благодарность за то, что она подарила ему это блаженство, ничего не прося взамен.
   Когда Лариса встала, чтобы пойти в ванную и сполоснуться, он попросил её немного подождать. Лариса как-то сдержанно улыбнулась, выражая этим некоторое недоумение, но выполнила его просьбу. Он быстро, с волнением, обнял её за пояс, а потом быстро склонился к ногам, неожиданно для себя крепко поцеловав их, на что Лариса внешне никак не среагировала, только немного приподняла носочек, позволив Володе аккуратно поймать зубами её пальчики и немного потянуть на себя. Но так же аккуратно вынула ножку из его рта, сказав, что ей надо принять душ.
   - Хорошо, – сказал Володя.
   - Ты потом тоже сполоснись, – ответила на это Лариса. – Легче будет.
   Возражать Володя не стал. Как только Лариса вышла из ванной, завёрнутая в большое махровое полотенце, он зашёл туда и разделся, вошёл в ванну, задёрнув полиэтиленовые занавески, открыл не слишком горячую, но и не особо холодную воду, подставив своё тело под струю душа. Выйдя, он взял лежащее на стиральной машине полотенце и насухо вытерся, оделся и вернулся в спальню, где его уже ждала Лариса.
   - Володя, – сказала она, – завтра у нас выходной?
   - Да, а что?
   - Значит, вместе будем с тобой упражнения делать. А то, я вижу, ты опять их делаешь «постольку, поскольку». Так не годится. Утром помолимся – и сразу же начнём.
   - Хорошо, – сказал Володя. – Только сначала возблагодарим господа за сегодняшний день, ты согласна?
   - Какой христианин с этим не согласен? – Лариса рассмеялась. – Иди сюда, будем молиться вместе...
                ****   
   Сходя на остановке «Школа милиции», Володя почувствовал, как по его телу пробегает неприятная дрожь. Он вспомнил, как столкнулся с бандитами на улице Путилова, но тут же мысленно приказал себе убрать это из своего сознания. Он знал, на какой риск идёт, но он решил: надо доказать всем тем, кто не верит в господа, а также тем, кто искажает его учение ради мирской карьеры, что веру в бога неспособно остановить ничто, о чём говорил не кто-нибудь, а сам господь Иисус. Он говорил, что вера величиной с горчичное зерно может легко переместить в пространстве огромную гору, а Володя, к счастью, обладал большей верой и собирался не горами ворочать, а говорить о господе, да и навестить Петра Потаповича тоже было бы неплохо: помочь по дому, помолиться вместе, побеседовать на библейские темы, что-то из своей жизни обсудить. Что же до бандитов, то их Володя не особенно боялся, хотя понимал, что они могут наказать его за нежелание следовать их словам, а не велению господа. Но господь в назначенный час придёт на Землю, чтобы судить народ свой, и тогда, возможно, многие из тех, кто планомерно изгонял и убивал служителей Иисуса, поймут, что это было самым неверным шагом в их жизни.
   Около «Колизея» было много людей, но Володя решил не рисковать, так как там мерно прохаживался милицейский патруль, который мог его за это задержать. А Володя за время свого служения господу успел набраться опыта в этом плане и знал, что большинство милиционеров – люди неверующие или крещённые в православие, причём, очень формально (на территории Школы милиции была часовня, к слову). И проповедь бога живого для них была не чем иным, как работой на секту. Последствия были бы очевидны. И хотя для Володи была абсолютно неприемлема жёсткая, непримиримая позиция тех же Анжея и Ника по отношению к подобным людям, но и он понимал, что на рожон лезть бессмысленно.
   У «квадрата седьмых домов» на улице Путилова, как выразился однажды Ник (если Володя ничего не путал), ему удалось поговорить с несколькими обычного вида людьми, которые вежливо его выслушали и даже взяли у него Новый Завет и брошюрки о вере в господа, которые он на днях взял у Коли Барсукова. Взял их Володя немного, потому что знал, что в этом районе нет большого количества открытых сердец, которые придут к богу без особого сопротивления. И после того, как он дошёл до детской больницы, в его сумке оставалось всего лишь пять брошюрок и семь Новых Заветов издательства «Гедеоновы Братья» – такие, которые можно положить в карман и носить с собой. Володя хотел найти такую же полную Библию, которая не занимала бы много места, чтобы не ходить постоянно с сумкой, что и так обращало на него лишнее внимание. А это внимание не всегда было дружелюбным. Не раз Володя попадал в ситуации, которые заканчивались, как минимум, яростным поливанием его самого и его веры в господа самой мерзкой грязью, которую только можно было себе представить. И чисто по-человечески это ведь было очень обидно.
   В таких мыслях Володя дошёл до того самого места, которое Аля, кажется, называла «треугольник чётных домов» – дома по всё той же улице Путилова, между  двумя школами, точно граничащие с «линией» пятнадцатых домов по улице Лукашевича, в одном из которых жил Пётр Потапович. В силу того, что он не слишком часто здесь бывал, он почти не говорил с местными жителями об Иисусе, а христианских семей он здесь знал только две – Белокуровых (пока Миша и Вера не переехали к универсаму «Север») и кто-то жил за детским садиком из верующих в бога живого. Вроде всё. Плюс ещё эти бандиты из чётных домов, которые выволокли его оттуда, предварительно попытавшись унизить. И это был не дикий пляж в Красноярке, куда могли прийти ведьмы или «чёрные братья», которые в своё время спасли его от гибели. Здесь эти люди появлялись нечасто – к Джеймсу за новыми записями прийти или так просто в гости к нему же, и сейчас Володя никого из них не видел. Так что надо было смотреть по сторонам, чтобы не угодить в лапы к бандитам.
   Поначалу ничто не предвещало опасности, но Володя привык доверять своему внутреннему чувству, которое сейчас сигнализировало о том, что он на грани попадания в переплёт, так как... Ну, конечно же, около десятого дома стояла компания человек в десять, не меньше. Среди всей этой тёплой компании выделялся полноватый мужчина, на вид ему было лет сорок. Он был одет в шоколадного цвета кожаную куртку и чёрные спортивные штаны, на нём были ботинки спортивного вида и картуз в стиле Жириновского. Судя по тому, как он держался, в компании он был за главного. Вероятно, вот этот человек и был тем самым Спортсменом, которого так страшно не любили Ник и Анжей. Это только подтверждало присутствие в компании Лоида и ещё двоих, которые за компанию с вышеупомянутым «гостем из Туркестана» выпроваживали Володю из этого района. И данный факт подтверждал самые худшие опасения, поскольку эти трое уже знали его в лицо, а если Анжей был прав насчёт одного из дворников и Екатерины Иванченко, то они знали и о его появлении в седьмых домах.
   Лоид что-то тихо сказал Спортсмену, тот согласно кивнул, и тотчас же двое «братков» отделились от компании, быстрым шагом приближаясь к Володе. Тот начал молиться, но идти не перестал, хотя шаг тоже не прибавлял. И в тот самый момент, когда Володя вступил на границу детской площадки, на его плечо легла рука одного из преследователей.
   - Стоять, падла! – процедил он сквозь зубы. – Ты куда убегаешь? Ты не убегай, не убегай, базар к тебе есть.
   - Брат, я вас не трогал, – ответил ему Володя. – Я иду к другу, он живёт недалеко. Что я вам сделал?
   - Ща узнаешь, козлина, – ответил второй преследователь. – Пошли, а то за шкварник поволокём, сука.
   Володю силой развернули и повели в сторону остальных «братков», всё так же продолжающих курить, отряхивая пепел с сигарет на асфальт – дескать, мы за дом и двор платим, а уж дворники пусть свою зарплату отрабатывают. К протестанту подошёл Спортсмен и начал нагловато-покровительственным тоном:
   - Ну, тебе же сказали, братиша, иди сюда, а ты не слушаешь.
   - Я к другу шёл.
   - Не убежит твой друг, подождёт, – ответил на это Лоид и продолжил: – Слушай, братан, до тебя что, х**во доходит, когда тебе говорят? Тебе, по-моему, говорено было, чтобы ты не ползал тут. Плохо понял?
   - А ты, брат, кто, разве ты господь бог, чтобы мне приказывать? Я имел полное право ходить сюда или куда-либо ещё, если мне нужно. В конце концов, не к вам же домой я шёл, а к другу своему. И никому не будет ничего плохого, если он покается в грехах и примет Иисуса господом.
   - Так, короче, этот х** не всосал, что от него требуется, – буркнул один из «братков». – Что, будем его воспитывать, а, Степаныч?
   - Да, надо бы, надо бы, – согласно кивнул Спортсмен. – А то ещё какие понты тут колотит, гнида. Поучите его, как следует, ребятишки, поучите.
   Володя не успел слова вставить, как на него набросились чуть не пятеро и принялись отчаянно колотить руками и ногами. Он всё же нашёл в себе силы начать молиться за избивающих его, не очень умело закрывая лицо руками и пытаясь увернуться от ударов. Сам он не наносил ни одного удара, так как не желал преступать написанного в Евангелии от Матфея, где Иисус призывал не противиться злому. Ведь настанет день, когда они все за это ответят. И он лишь молился за то, чтобы они прозрели и сказали: «Господи, прости нам грехи наши». Но «братки» от этого только зверели ещё больше и лупили Володю смертным боем. Это не останавливало его молитвы, хотя он понимал, что надо просто вырваться и уйти в сторону дома, где жил Пётр Потапович – тот помог бы ему. В конце концов, можно было бы вызвать милицию, что хотя бы как-то обезопасило их двоих. Но, по-видимому, это понимали и его гонители: вырваться из этого места Володе не давали. Раза два он уже падал на асфальт, но пока держался на ногах. Но уже затекала в рот тёплая кровь из носа, да и губы ему тоже разбили. К счастью, пока ему не выбили зубов, но то, что это было бы ещё цветочками по сравнению с тем, что могло быть после этого, можно было считать непреложным фактом. Но не было такой боли и такого унижения, которое христианин не стерпел бы за то, что проповедует Иисуса Христа, притом, распятого. И если ему уготована смерть, то пусть она будет свидетельством того, что он не отступил от веры и не отрёкся от Иисуса и спасения в нём.
   Лоид ударил Володю ногой в «библейское» место, и тот скорчился от боли, падая на асфальт. В то же мгновение на христианина набросились ещё пятеро и принялись бить его ногами с таким остервенением, будто он сам учинил драку, а не они на него напали. Володя не прекращал молиться, хотя уже не мог встать – как только он начинал попытку, его тут же опрокидывал наземь сокрушительный удар по спине сверху или в живот снизу. Ну, а что же до самого Спортсмена, то он стоял, наблюдая за этим зрелищем. Ещё двое или трое посматривали по сторонам, чтобы не было лишних глаз. Впрочем, никто не проходил мимо, а если и проходил, то только стороной. И всё шло к тому, что сейчас Володе будет уготован мученический венец...
   В этот момент произошло то, чего не ожидал никто из находящихся у подъезда бандитов, а Володя вообще не верил в возможность подобного. Прямо к этому подъезду подошли четыре человека – рыжий бородач в куртке «Harley Davidson», синих джинсах и чёрных полукедах, а с ним три скинхеда в джинсовых комплектах и клетчатых рубашках. На ботинках двоих из них были красные шнурки – символ « красных скинхедов». Все четверо встали у бордюра, всем своим видом являя вопрос, что же тут творится такое. Стояли недолго: рыжий бородач быстрыми шагами подошёл к продолжающим бить Володю «браткам» и дал кому-то из них пинка под зад. Всё сборище разом оглянулось на него, глядя таким взглядом, что по любой логике он сейчас должен был сгореть дотла.
   - Ты чё, бл***? – процедил сквозь зубы Лоид. – Чё, 3, 14зды не получал? Я тебе это мигом устрою.
   - Слушай, ты, у*бок, – сказал рослый скинхед в тонких очках, – это что тут за х**ня делается? Вы за каким **ром парня лупите? Спортсмен, я, между прочим, тебя спрашиваю.
   - Вы, бл***, попали, уроды, – произнёс тот «брателло», которому досталось пинка. – Ща вас отсюда на кладбище вынесут, поняли?
   - Вам неясно сказали, шваль? – ответил на это рыжий. – Парня сейчас же отпустите, если жить не надоело. И чтоб впредь этого не было.
   - Ты, п*д*р*с, бл***, сам сейчас получишь 3, 14дюлей, понял? – процедил всё тем же блатным тоном обиженный рыжим бандит.
   - Астрофарт, я вижу, тебе мало попало, – ответил полный скинхед. – Могу от себя ещё добавить.
   - Бл***, братва, тут ещё какие-то подходят, – мотнул головой в сторону «Ивушки» ещё один бандит. – По ходу, тут жид, сука, нарисовался.
   - Слушай, Кротч Гоблин, – сказал на это рыжий, – а ты по щам не хочешь за антисемитские наезды? Вам, кажется, сказано было протестанта в покое оставить и сливаться отсюда лошадью.
   - Спокойно, Ник, – раздался голос сзади. Высокий человек в очках (Володя сразу признал бы в нём Валю Носикова) подошёл к компании. Рядом с ним стояли старые знакомые Володи – Невеста Франкенштейна, Грек Зорба, Габи и Моисей Рабинович. Еврей смотрел на «братков», как Вышинский на «врага народа». Носиков же продолжил: – Спортсмен, парня отпусти по-хорошему.
   - А если по-плохому? – бросил Астрофарт.
   - А по-плохому, Астрофарт, тебе сейчас по твоей бандитской морде очень больно достанется, – ответил Рабинович. – И корешкам твоим тоже. А дядя Витя втрое получит, чтоб меньше вылупался тут, чмо болотное.
   Спортсмен набычился и чуть не взревел от ярости. Остальные бандиты тут же развернулись в сторону противника, и Лоид по-тюремному цыкнул сквозь зубы в полного скинхеда. Тот уклонился и чётко произнёс: «Верблюд».
   - Короче, ты попух, козёл, – ответил на это Лоид.
   - Хорош языками трясти, – буркнул Спортсмен. – Вкатите-ка им, чтоб сюда дорогу забыли.
   Бандиты мгновенно набросились на пришедших «чужаков», у кого-то в руках оказался пружинный нож, другой вооружился кастетом, остальные сжали кулаки и ринулись в бой.
   - Хорошо, – сказал Носиков, – вы сами напросились. Парни, работаем по полной, пленных не брать.
                ****
   Краем глаза Володя увидел, как бандиты набросились на вступившихся за него «чёрных братьев», а в руках у Астрофарта мелькнул нож.
   - Нож! – крикнул он из последних сил, и один из бандитов, стоявших на стрёме, со всей силы ударил его. Володя упал, но успел заметить, как дотоле разрозненно стоявшие «чёрные братья» мгновенно приготовились к бою. И в ту же секунду колесо схватки завертелось.
   Бандиты ринулись на «лохов», которые таковыми себя не считали, что они только доказали сплочённой контратакой. Конечно, «братки» тоже были не слабаками – очкастый скинхед лишился «стёклышек», рассекли левую бровь Невесте Франкенштейна. При этом они не забывали и Володю, которого не меньше прежнего били руками и ногами. Но то, что «чёрные братья» не были хлюпиками, тоже оставалось фактом: почти сразу три бандита были уложены на асфальт без сознания. Астрофарт попытался ударить ножом Ника, но тот сумел увернуться, бросив «братка» на асфальт, а нож метнув точно в колесо припаркованной поблизости иномарки. Это заставило Кротч Гоблина грязно выругаться матом, кинувшись на обидчика. На правой руке «братка» тут же оказался увесистый кастет, но достать Ника он не сумел – полный скинхед в мгновение ока встал между ними и ударил бандита в живот. Кротч скорчился от боли и завалился набок. Сразу трое накинулись на Габи, которой поставил подножку Лоид, но ведьма каким-то немыслимым образом  увернулась от ударов, сделала стойку на руках, проведя удар ногой под невероятным углом к земле. Один из бандитов отлетел чуть не на полтора метра, а Габи встала и ударами ног «с навеса» свалила остальных. Поднявшийся с земли Астрофарт ринулся на Носикова, но тот одним ударом в голову уложил бандита наземь. Лоид и Кротч накинулись на очкастого скинхеда, но тот был начеку и сбил с ног обоих. Ещё двое бандитов легли в штабель, уже образовавшийся на тротуаре – Грек Зорба и Моисей Рабинович вклинились в драку, сметая тех, кто пытался оказывать сопротивление (хотя в глаз Зорбе чуть не досталось). Кротч выхватил нож, сунувшись со спины к кому-то из скинхедов, но Ник вовремя отловил «братка» и сунул головой в лобовое стекло «ауди», от чего отчаянно заголосила сигнализация.
   - Братва, мочи сук! – Лоид бросился на Носикова, и в этот самый момент его поймала Невеста Франкенштейна. Лоид развернулся к ней, попытавшись ткнуть ножом, но сатанистка поставила блок, а «возвратным» ударом снизу уложила бандита на скамейку. На неё бросились Кротч Гоблин (физиономия у него была такая, что напугала бы кого угодно), Астрофарт и ещё двое, но подошедший на помощь Рабинович начал форменный штурм, превратив в отбивную Кротча и Астрофарта, а двоих остальных, решивших, что им как-то неохота огрестись таких же «колотушек», догнали Грек Зорба и полный скинхед, после чего оба «братка» были уложены на месте, чтобы не вставать, как минимум, ещё полчаса. Лоид снова поднялся, но Ник оказался начеку и окончательно прекратил все попытки бандита рыпаться на кого бы то ни было. После чего поднял на плечо и направился в сторону помойки.
   - Ник, ты куда? – спросила Габи.
   - Лоида домой проводить, – ответил тот, выискивая глазами бак, в котором было поменьше мусора. – Вот так и впредь, – негромко сказал он, сунув бандита головой в один из баков.
   Всего пара минут понадобилась для того, чтобы покончить с бандитами и освободить Володю. Спортсмен, воспользовавшись тем, что сейчас внимание было обращено на избитого протестанта, попытался сбежать оттуда, но не успел: Моисей поймал его за шиворот, как нашкодившего кота и оттащил обратно к подъезду.
   - Ну, уж нет, Спортсмен, – сказал Рабинович, – как ты своих мальчиков подписал Сапунова бить, так имей смелость за это отвечать, – Спортсмен попытался вырваться, но еврей поставил ему подножку, сел на пояс и больно вывернул руку. – И только попробуй дёрнуться или вякнуть – живо к богу в рай спроважу. Подъём, чмо, и никаких фокусов.
   Спортсмен что-то буркнул из разряда «ты попал», на что тут же очень больно получил по затылку и притих. К нему подошёл Носиков и сказал:
   - Виктор Степанович, бросьте вы это дело. Бесполезно вам трепыхаться, на помощь звать, более того, пальцы веером гнуть. Вам же было ясно сказано: оставьте в покое парня. А вы сразу своих «шестёрок» на нас натравили, а как дело не выгорело, так в кусты. Имейте мужество теперь отвечать за поступки ваши неправедные.
   - Тебе всё равно кранты, – бросил Спортсмен. – Не сегодня, так завтра. У нас такие фокусы не прощают.
   - Ну, тебе, Спортсмен, это уже будет по лампе, – ответил на это Ник. – Нам, может, что-то и будет, а вот тебе только гроб будет с музыкой. Так что засунь своё ботало в ж**у и пальцы веером не гни. Поздняк метаться, парниша.
   - Ник, – сказал ему Носиков, – ты пока не в коллегии Нового Нюрнберга, так что хвостик прижми, ладно? А ты, Спортсмен, радуйся, что на этот раз ты только воспитательной работой отделаешься. Если это ты сам замутил. Ну, а если не сам, то Екатерина Васильевна за это первым номером отвечать будет, а ты-то так, «прицепом» пойдёшь. Так что хорош понты колотить, если не хочешь на самом деле за своими корешками до господа направиться. И не надо грозиться, что и кто нам сделает, поскольку тебе это в любом случае боком выйдет.
   - Валя, куда его? – спросил полный скинхед.
   - Туда, Барбаросса, к Кате Иванченко на беседу, как должно истинному христианину относиться к инославным и иноверцам, ежели по слову самого Христа дело править. Он ведь тоже в «Лёнькину церковь» ходит.
   - А если Лахудра вылупится? – спросила Невеста Франкенштейна.
   - По бестолковке получит, – ответил Зорба.
   - Ладно, – сказал Носиков, – пошли в жилконтору. Там видно будет, что дальше делать. Спортсмен, пошли, – сказал он «братку». – И ещё раз вас предупреждаю, Виктор Степанович: первый фортель – сразу в гроб. Это ясно?
   - Куда уж яснее, – мрачно буркнул Спортсмен, уныло двинувшись вслед за Невестой Франкенштейна. Габи, куда-то успевшая сбегать, уже прижгла ей бровь перекисью, в то время как Валентин (скинхед, которому разбили в драке очки) снабдил Володю чистым носовым платком, чтобы тот приложил к разбитому носу.
   - Твоё счастье, Крамбамбула, что этот х** тебе не прямо сунул, – отозвался Ник, – а то был бы твой шнобель, как у Наташки, вон, с горбинкой, – он с ухмылкой кивнул в сторону Невесты Франкенштейна. – Тоже вот где-то уж сильно хорошо вклепалась.
   - Ой, Ник, ты-то, можно подумать, такой, в ж**у пацифист, – огрызнулась Невеста Франкенштейна. – Просто хиппи, не е**ться.
   - А вот так и выживают в глубинке, – ответил Ник. – Или лошадки двигают.
   На открытой местности Спортсмен попытался дёрнуться в сторону, за что ему тут же досталось под ребро. Вторая попытка сбежать и открытие рта, чтобы позвать на помощь, стоили ему хорошего удара в живот. Спортсмен согнулся и закашлялся.
   - В следующий раз – насмерть, – предупредил его Рабинович. Поняв, что с ним никто не собирается церемониться, Спортсмен притих и до жилконторы не дёргался.
   У самой жилконторы (в этой же пристройке также располагалось отделение милиции) людей было не слишком много – на скамейке сидели и покуривали двое, видимо, ожидающие вызова сантехники. Дворников не было видно – с утра отметились, сделали работу и ушли по своим делам, наверное. Внутри было всего три человека, наверное, сидящих в очереди в газовую службу. Ник покосился на двери отделения милиции, и тогда Носиков мягко сказал ему:
   - Ник, всё будет в порядке. Ты только не допрашивай там её, как батоно Лаврентий, хорошо?
   - Посмотрим на Катино поведение... Наташка, тебе помочь?
   - Бинтик бы аккуратно отодрать, а у меня ничего под рукой.
   - А платочек уже сильно грязный? – спросил полный скинхед.
   - Да, – ответила Невеста Франкенштейна. – Барбаросса, а у тебя нет?
   - Ты бы сказала, я бы взял у «быков» в аренду чего-нибудь.
   - Наташа, держи, – Габи протянула сатанистке носовой платок. Невеста Франкенштейна поблагодарила и приложила платок к носу Володи. В этот момент Рабинович аккуратно заглянул в дверь к инженерам.
   - Как сказал бы Анжей, cum deo. Спортсмен, иди в кабинетик, сейчас тебе «немножко порвать» будет.
   - Моисей, может, не стоит? – спросил Володя.
   - Надо, Федя, надо, – тоном Шурика из «Операции “Ы”» сказал Ник. – Тут господь с небес говорит: «Вероотступнику Спортсмену дать по ушам очень больно». Вот так прямо громовым голосом и говорит.
   Носиков, Моисей и Ник вошли в кабинет, введя Спортсмена, а Володя начал молиться, прося господа, чтобы обошлось без крови и побоев.
   - Всё в порядке, – успокоила Невеста Франкенштейна, – сейчас разик тебя покажем девочке Кате, и проблемка решена.
   Похоже, Невеста Франкенштейна ошибалась, ибо из кабинета донеслись недовольные фразы наподобие «а ты что тут командуешь», «дома у себя распоряжайся» или что-то ещё, а Ник сначала сказал Травниковой, что её пока никто не трогает, а в ответ на другой женский голос ответил: «Люба, а блатной шконке вообще права голоса не давали». Затем послышался звук, как будто кого-то уронили на пол, раздался крик Травниковой, которой дали оплеуху, чтобы успокоить. Иванченко возмущалась больше всех, но там была сказана (кажется, Моисеем) ясная фраза, которую Володя расслышал даже через дверь и жар молитвы:
   - Катенька, ты на своём участке вылупаешься, права, значит, качаешь, ты тут у нас, как я погляжу, хозяйка на семи ветрах, дворников за религию на хрен пинаешь, а потом пакости делаешь через пришлых маляров. Дядя Витя – твой старший по дому, с твоего участка, так что будь так добра за поступки свои отвечать.
   Ник высунулся из кабинета, кивнул Невесте Франкенштейна, изобразив молитвенную позу. Та взяла Володю под руку и ввела в кабинет.
   - Вот, полюбуйтесь, дамы, как ваш друг веру в господа отстаивает и в деву пречистую, Евой Браун обзываемую. И 3, 14здеть не надо, Катюша, что это мы сделали, твоё членство в клубе «Артур Кларк – лох» давно подтверждено. Любовь Тимофеевна, – Рабинович обратился к Чистяковой, – вы уж простите нас великодушно, что тут такой «разбор полётов» наводится, к вам-то у нас нет никаких претензий, вы ведь ничего не сделали плохого. Сделала Катя Иванченко, ей и почести. Дьячкова и Травникова, – он кивнул остальным инженершам, – тоже к Валерию Павловичу пойдёте, будете объяснять ему, что это вы за бандюка и нацистку вступаетесь.
   Иванченко приподнял за плечи Рабинович, Травникову, ринувшуюся из кабинета (по-видимому, чтобы позвать милицию), остановила Невеста Франкенштейна, а Дьячкова решила не искушать судьбу и встала сама. Как только вся процессия вышла наружу, Носиков, закончив все вынужденные извинения, адресованные Чистяковой, попросил у неё ножницы – отрезать кусок бинта, чтобы промокнуть кровь Володе. Та поняла, что парня надо бы и пожалеть, и ножницы были предоставлены. Тогда Носиков с предельной аккуратностью выполнил свою работу и вернул Чистяковой ножницы.
   - Спасибо, Любовь Тимофеевна, – сказал он. – С вашими коллегами ничего страшного не будет, Миронов с ними поговорит просто. Кстати, нехорошо как-то дворницкому начальству сорить на пляже окурками, в Красноярке такие же люди работают, как у вас в жилконторе.
   Они с Володей вышли из кабинета и направились вслед за остальными.
                ****
   - Вам это с рук не сойдёт, – проговорила Иванченко.
   - Посадят в клетку в «жёлтой палате»? – усмехнулся Ник. – Там что, сидит чокнутый директор зоопарка? Или ты Профсоюзной Пьянице пожалуешься, Ябеда-Корябеда – Крепкий Барабан? В песочнице не насиделась, рано в школу отправили? Или завидно, что Казанцев сочиняет, и ему за это денежки платят? Так пиши фантастику про космос, я тебе издателя доброго найду, чтоб платил тебе твой полтинник. Как твой дедушка писал:
                Гаврила сел на борт ракеты,
                Гаврила в космос улетел,
                Там марсиан увидел стаю
                И очень тяжко заболел.
   - А ты зубы не скаль, – огрызнулась Дьячкова. – А то без зубов останешься.
   - Осужденная Дьячкова, – ответил на это Рабинович, – вам напомнить дом родной, изолятор следственный? Или ты, зечка, хайло завалишь, пока Мирон тебя лично не спросит?
   Дьячкова замолчала, мрачно посмотрев на скинхедов, которые окидывали её весьма красноречивыми взглядами. Травникова притихла, по-видимому, не желая ещё раз получить по физиономии. Что же до Иванченко, то этой, судя по всему, явно не хватило разговора в кабинете, и она рванула в сторону многоэтажек на улице Перелёта, но её попытку побега прервал Барбаросса, который, несмотря на комплекцию, неплохо бегал, и ему не составило труда догнать её, пока она не добралась до помойки. Так же быстро он вернул её на место, пару раз сунув ей под зад коленом для пущей убедительности. Такое обхождение заставило даже Спортсмена притихнуть окончательно, чтобы ещё и ему не перепало ненароком. Инженерши тем более решили на всякий случай не искушать судьбу, видимо, полагая, что пресловутый Миронов, начальствующий над данной жилконторой, за них гарантированно вступится, а наглецам будет милиция и всё такое прочее. Володя же меж тем продолжал тихо молиться, чтобы всё обошлось без побоев и ругани.
   - Крамбамбула, хоть сколько молись, если дамочки будут висеть на суку, то так было угодно господу, – ответил Ник. – Можешь и на меня свои проекции гнать, если тебе от этого легче. Всё равно всё будет, как будет.
   - Ник, тебе не надоело богохульствовать? – спросил Володя.
   - Как только надоест, я тебе сразу же свистну, – послышалось в ответ.
   Дорогу идущим преградил поток машин, и пойманный «патриотический корпус» был временно удержан, чтоб не сбежали. Правда, таких попыток никто не делал, лишь Дьячкова и Иванченко бормотали что-то относительно будущей ответственности «чёрных братьев».
   - А ты ещё расскажи про Лаури и Юрки, как они прилетели и тебя избили цепями, а потом кровь сосали. И продай эту историю Капе Деловой. Много бабок накопаешь, – посоветовал Барбаросса.
   - Может, тогда уж сразу Вилле Вало пусть будет? – ехидно спросила его Невеста Франкенштейна. – А Спортсмен про Шакиру расскажет, как она ему внедорожник прессом раздавила, а его самого так обработала, что Хайек и Бестия могут идти на пенсию. Пусть Мирон подумает, чего он там видел по «ящику», и сколько эта девочка с мелированными волосами взяла за театр. Я имею в виду под «ним» Спортсмена, а не Мирона.
   - Наташа, хорошо, что тебя Света не слышит, – сказал Володя, – она бы могла на тебя очень сильно обидеться.
   - Шакира? – рассмеялся Зорба. – Да она сама ещё подробностей накидает на целый порнофильм «Маньяк, который тащится по звёздам». Сегодня он себе захотел секса с Шакирой, завтра ему приспичит, чтобы это была Мэрилин Монро. Или Мадонна. И Эвелина Бл***нс откроет омский филиал своего элитного бардака, где будет коллекция двойников звёзд. Ну, чтобы можно было фантазии удовлетворять всякие. А то обычные бабы некрасивые, в них нет того, что есть у звёзд. А звёзды далеко, и с таким ушлёпком, как этот вот педик, они в постель не лягут, даже если свободны, как вольный ветер. А хочется. Как сценарий, Виктор Степанович?
   - Пошёл на х**, – ответил ему Спортсмен.
   - Колхоз – дело добровольное, – сказал грек. – Мы на фантазёра найдём актёров на богатый выбор.
   Таким образом вся компания дошла до дома быта на Бульваре Зелёном, где располагался головной офис местных жилконтор.
   - Ну, братцы-кролики, – сказал Носиков, – с этого момента шуточки на хрен выкинуть. Я это до всех довожу, а не только для великороссов. Как бывший сотрудник милиции, могу вам уверенно сказать, что в этой стране презумпцию невиновности никто до сих пор не отменял. Ник, где у Валерия Павловича кабинет?
   - На втором этаже, там отдельный закуток, не в коридоре.
   - Понял тебя, – ответил Носиков, открывая дверь.
   На втором этаже почти никого не было, только какая-то женщина спросила у Зорбы, что здесь происходит.
   - Насчёт мусорных баков разбираться будем, – ответил грек. – На седьмых домах помойка такая, что любая самая невзыскательная инспекция на вашу контору штраф повесит. И асфальт перед «конторским» домом такой, что в болотных сапогах не пройдёшь, хоть гидрокостюм напяливай.
   - Зорба, – обратился к нему Носиков, – я тебя очень попрошу в кабинете у Валерия Павловича все свои аттические шутки в дальний угол забросить. И насчёт Юрки и Лаури не надо, Миронов не гот и не ведущий с MTV, он этого не знает, это к Барбароссе относится. Сапунов там живой ещё?
   - Держится, – ответила Габи.
   - Потом его в кабинет, когда позовут.
   - Ладушки, – ведьма подозрительным взглядом посмотрела на Володю, но быстро успокоилась. – Хорошо, кровь у него остановилась, вроде, а то мне за него немного страшновато было.
   Меж тем Иванченко, Травникова, Дьячкова и Спортсмен в сопровождении Носикова, Зорбы, Моисея и двоих скинхедов вошли в кабинет Миронова (он, если Володя правильно понял, был начальником в этом хозяйстве). Судя по минимальному шуму, разговор там намечался обстоятельный, без лишних оскорблений. Ну, правда, оттуда доносились и возмущения, как правило, исходящие от Иванченко и Дьячковой, которым не понравилось обращение с ними, когда их сюда вели. И ещё что-то отчаянно доказывал Спортсмен, но что – Володя не слышал, так как он в этот момент сидел в коридоре, а Габи и Невеста Франкенштейна следили за его состоянием. Примерно десять минут это всё продолжалось, после чего из кабинета высунулся Зорба и сказал:
   - Девки, давайте сюда Сапунова, местный босс на него посмотреть хочет.
   - Пошли, – Габи аккуратно, как тяжелобольного, отвела Володю в кабинет. Миронов, оказавшийся солидным человеком в хорошем сером костюме, поднялся с кресла, в котором просидел, должно быть, весь разговор, и Габи подвела Володю поближе. – Валя, с Сапунова рубашку снимать?
   - Да, пусть Валерий Павлович убедится, что мы не обманываем, – Носиков помог Габи, отдав куртку и рубашку Володи Зорбе. – Костя, подержи вещи. Валерий Павлович, – Носиков обернулся к Миронову, – вам достаточно тут света, или мне отойти?
   - Нет, всё в порядке, – Миронов посмотрел на Володю. – А почему вы его в больницу не отвели?
   - Сейчас с этим делом закончим, и сразу отведём, – ответил Рабинович. – И, чтоб не забыть, Владимир, у вас кто участковый врач?
   - Я не помню, давно в нашу больницу ходил.
   - Ладно, на месте разберёмся. Одевайтесь, Владимир Георгиевич, сейчас с нашими научными фантастами завершим – и немедленно в больницу, Габи вас проводит.
   Володю вывели из кабинета, и Габи вышла вместе с ним на улицу. Ещё минут пятнадцать прошло, прежде чем все остальные вышли туда же. Когда вся процессия отошла от жёлтого здания, Моисей сказал Травниковой и Дьячковой:
   - Значит, так: если кто-то из вас ещё будет за Иванченко вступаться, будет с ней одним коллективом отвечать за проделанную работу, и меня лично не будет волновать, просто вам её жалко, или тут на самом деле «коза ностра» у вас. На сегодня инцидент исчерпан, но только на сегодня. И если вдруг вам захочется сделать кому-то из нас пакость за сегодняшний случай, я вам этого не советую: будет очень больно и обидно. Валя, – он обратился к Носикову, – пусть идут?
   - Да, пусть идут, раз решили вопрос.
   Дьячкова и Травникова пошли своей дорогой, дёрнулась туда и Иванченко, но её придержал скинхед по имени Валентин.
   - Стой, Катя, не спеши, с тобой отдельно поговорим. Так вот, если я ещё раз услышу от тебя в мой или моих друзей адрес слова «фашист», «эсэсовец», ну, и дальше в том же духе, получишь п***ы. Гадость какая в наш адрес, в адрес Сапунова, его матери или девки – сразу пиши завещание, и пусть тебя твой приходский батюшка исповедует и причастит святых таинств, потому что мы тебе эту услугу предоставлять не будем. Вякнешь Горлову или ментам что-нибудь про сегодня – будешь вместо своей жилконторы в Старом Кировске на кладбище покойником работать. Статья помойная про кого-нибудь из нас в «Епархиальных новостях» или ещё где – разбираться не будем, кто сделал, тебе все шишки достанутся. Хоть один брошенный окурок в Красноярке или в Чернолучье – будешь всю площадку в одного чистить.
   - Стой, Валя, погоди, – Ник подошёл к Иванченко. – В общем, Катя, ещё один фокус с твоей стороны – тебе хана. И попробуй только где настучать – я тебя сам в тумбочку заколочу и с крыши выкину. Усекла?
   - Хамло, – ответила Иванченко. – Тебе это просто так с рук не сойдёт.
   - Катенька, – Невеста Франкенштейна подошла к ней и сильно сдавила горло, – а что ты обещала при Валерии Павловиче? Или так, космонавтов пускала? Может, не надо было тебя на коврик тащить, а сразу там в гробик спровадить?
   - Пусти, больно, – прохрипела Иванченко. – Хрен с вами, придурками, и с вашим дружком тоже, больно мне надо об вас руки марать.
   - Пошла на х**, жертва пьяной акушерки, – Ник дал Иванченко коленом под зад. – И только вылупись мне ещё раз – сей момент кишки выпущу.
   Иванченко быстро побежала через дорогу, стараясь держаться от Носикова и компании на приличной дистанции. Когда она скрылась за магазинами, Грек Зорба отвёл в сторону Габи и Володю, сказав:
   - Сию же минуту в больницу. И вообще, не фига кое-кому тут на серьёзные разговоры пялиться, а то опять будет говорить, что мы, дескать, неправильно поступаем, что не молимся за врагов наших, что по Писанию, а что нет.
   Габи повела Володю в сторону больницы. Когда они отошли в сторону, Володя посмотрел назад, увидев, как Спортсмена уводят в сторону автобусной остановки.
   - Пошли, – Габи потянула христианина за рукав. – Пошли, чего ты за этого гада испугался, ничего ему не будет страшного.
   Володя не стал с ней спорить и пошёл вперёд. До самой больницы они как-то не разговаривали: Володя тихо молился, а Габи думала о чём-то своём, наверное.
                ****
   - А ты точно знаешь, что здесь есть шкуры? – спросил Володя у своего спутника – молодого парня из церкви «Навигаторов». Его звали Антоном, и он сейчас шёл вместе с Володей по улице Ленина, что в Красноярке.
   - Да, они их выделывают вдвоём. Но я не знаю, может, уже всё продали, я с ними мало знаком. Но это здесь, точно тебе говорю.
   Добравшись до дома с серо-зелёными воротами и номером сорок шесть, они остановились перед воротами. Здесь был звонок, что облегчало задачу: не нужно было стучать в ворота, что услышала бы только собака (Антон говорил, что здесь у кого-то собака на чужих сильно лает). Антон позвонил в звонок. Через некоторое время из-за ворот послышался женский голос:
   - Кто там? – и тут же залаяла собака.
   - Извините, – начал Антон, – а у вас шкуры кроличьи сейчас есть?
   - Подождите, я спрошу у Анжея, может, есть, – женщина ушла, а Володя задумался: не его ли знакомый и есть загадочный продавец кроличьих шкур. Но в этот момент из ворот показался вышеозначенный персонаж, а именно Анжей. На нём были белая майка и чёрные джинсы, на голове – жёлтая бандана с чёрным узором.
   - День добрый, панове, – сказал поляк. – Вы оба по поводу шкур?
   - Ну, да, если у вас есть.
   - Проходите, проходите, – Анжей усмехнулся. – Шкуры есть, сейчас я вам  покажу. Кстати, вы с Ником не говорили? У него, вроде, ещё там оставалось штуки три, правда, разномастные.
   - Нет, мы к нему ещё не заходили.
   - Зайдите, может, наберёте на шапку. Качество хорошее, пока никто не жаловался. Мухтар, фу! – это было обращено к сидящему на цепи псу. – Вы не бойтесь, он при мне без команды не кусается. Так, панове, вот ещё что: я бы вас очень попросил на входе разуться: Гражина тут только недавно пол помыла.
   Поляк провёл гостей в свою комнату, что-то сказав Гражине – симпатичной блондинке в аккуратном платье и белых «спортивных» носочках, которая сдержанно поприветствовала Антона и Володю, быстро убежав на кухню, откуда доносились запахи выпечки и ещё чего-то домашнего. Две серые кошки подбежали к ним и начали обнюхивать. Из кухни донёсся детский голос, но Анжей только усмехнулся, поглядев на кошек.
   - Ну, что вам ещё? – спросил он. – Неужели Гражина уж так вас плохо кормила? Или я про вас забыл? Август, а ты бы за собой объедки лапками в ведёрко складывал – был бы просто молодец, а то жалуются на тебя, что ты пёрышки от птичек не убираешь. Ладно, панове, – Анжей провёл Володю и Антона в комнату, – приступим к нашему делу.
   Он достал из пакета четыре кроличьи шкуры, выложил на стол. Антон взял одну из шкур и начал просматривать её. Володя взял ещё одну. Поляк стоял рядом и просто поглядывал на это дело. Попутно он делал разминку для рук – видимо, готовился к репетиции, или у него эти упражнения были такими же естественными, как зарядка по утрам.
   - Что-то не так? – спросил он.
   - Нет, я вот эти две шкуры у вас куплю, – сказал Антон, взяв две пёстрые шкурки. – Володя, ты не против?
   - Нет, почему, бери, мне те как-то больше понравились. Я хочу маме на день рождения воротник подарить для пальто.
   - Скорняжному делу учились, или у вас по знакомству кто-то помочь может? – поинтересовался Анжей.
   - Друг есть в «Христианском Городе», он скорняком работает.
   - А, тоже хорошо. Дешевле выйдет, чем покупать готовое, да и можно не найти нужное. Кстати, у него машина, или он на руках шьёт?
   - Машина, недавно купил.
   - Ну, это ещё лучше.
   Уплатив деньги за шкуры, Антон поинтересовался, как ему найти Ника, Анжей махнул рукой примерно влево, если стоять лицом к его воротам, сказав, что это следующий дом сразу, а Ник сегодня дома, и вечером придёт репетировать, так что лучше сейчас к нему зайти. Антон поблагодарил за услугу и ушёл, а Володя сказал, что хочет поговорить.
   - До вечера я более или менее свободен. Только обед приготовлю, и тогда поговорим.
   - Хорошо, – сказал Володя. – Кстати, могу помочь.
   - Спасибо, сам справлюсь, – ответил поляк.
   Они пошли на кухню. Поляк слил воду из эмалированного таза, в котором лежала начищенная картошка, глянул в кастрюлю и сбросил картошку туда. Гражина закончила нарезку хлеба и зелени на салат, спросив Анжея, куда он поставил масло.
   - В холодильнике стоит стеклянная бутылка новенькая, я тебе открою. Ты там для Ежи что-нибудь приготовь, пока я тут занимаюсь.
   - Я пюре сварила на всех, вот, стоит на столе кастрюля.
   - Хорошо, спасибо, – Водецкий продолжил кухонные дела. – Крамбамбула, я так понимаю, у тебя ко мне куча вопросов?
   - Да, – ответил Володя. – Я надеюсь, ты мне кое-что объяснишь.
   - Если я в этом разбираюсь.
   - Ты как относишься к готам?
   - Нормально, у меня много друзей в этой культуре, музыканты есть, просто фанаты. Но у тебя, если я не ошибаюсь, готика вряд ли находит понимание.
   - Да, тут ты прав, но дело не в этом. Просто я тебя об этом спросил, чтобы кое-что узнать.
   - Я, конечно, не самый большой эксперт по готической культуре, но в меру своих знаний постараюсь тебе ответить. Спрашивай.
   - Кто такие Лаури, Юрки и Вилле Вало?
   - Вопросом на вопрос: с какого это такого перепугу тебя вдруг потянуло на финскую готику, да ещё и такую инфернальную? Я тебя не подкалываю, мне просто интересно.
   Володя вкратце изложил то, что слышал, когда шёл с «чёрными братьями» к Миронову. Анжей усмехнулся.
   - Интересно, а что в этот момент делала Эми Ли?
   - Кто?
   - Вокалистка EVANESCENCE, я имел счастье с ней общаться немного.
   - Про неё не было сказано ни слова.
   - Ладно, Крамбамбула, отвечаю на твой вопрос. Лаури – это вокалист из группы RASMUS, маленький такой, плотненький, с перьями в волосах. Вилле Вало – вокалист HIM, такой симпатичный, у него татуировка во всю левую руку, и мордашка такая кошачья. Ну, а Юрки поёт в 69 EYES, он такой крупный, тоже очень даже симпатичный, у него, кстати, узнаваемый голос, такой низкий, я тебе вряд ли его изображу, у меня свой тембр намного выше. Вилле я знаю давно, на почве татуировок познакомились, Лаури тоже со мной на этой почве общаться начал, а Юрки я впервые на концерте услышал, когда в Германию со SKELETON SKELETRON мотался, это уже давно было. Мы дружим, кстати. А что до шуток наших ребят, то это не про финнов тех, а про Джеймса, хотя он не гот и подавно не вампир. Просто он же рассказывал  мне что-то из личной жизни, как анекдот. Ну, ещё Юрки в масс-медиа вечно обзывают вампиром, а название HIM расшифровывается, как HIS INFERNAL MAJESTY – «Его Адское Величество», у них даже в символике Пентаграмма Бафомета, только два верхних конца скруглены, чтобы сердце получилось.
   - Я такие значки видел в городе. Кстати, спасибо, что объяснил, о ком шла речь, – ответил Володя.
   - Не за что. Ты мне свой второй вопрос задавай.
   - Ты считаешь, что с Иванченко правильно поступили?
   - Я бы лично давно ей отрихтовал крупорушку, и причин на это найдётся до шута. Просто я в курсе того, что там было с тобой, и надо было соблюсти ну хоть минимальный политес. Это пока. А Спортсмену, насколько я знаю, дали в рыло, как следует, чтобы больше не рыпался. Пока всё тихо, наверное, Катя поняла, что глупостей делать не надо. Нас-то она трогать больше не будет, потому что знает: это ей чревато боком. Тебе может достаться, если будешь и дальше смиренного богомольца из себя строить, они знают, что ты не будешь делать так, чтобы им после этого было больно и обидно. Только сделать они это решатся, если будут уверены, что тебе на помощь никто не придёт.
   - Откуда ты это знаешь?
   - Носиков мне всё рассказал.
   - А откуда он узнал, что происходит?
   - Ребята шли в «Ивушку» что-то отмечать, а там банкет кто-то проводил. И они пошли до «Гуся», думали там посидеть. Или в «Снедине», если и «Гусь» занят. Ну, кто-то увидел, как «братва» кого-то по шеяке трескает, а это ты. И решили помочь, наверное, не знаю. Да и бандюги эти нашим парням давно были поперёк горла со своими фокусами. И ясно было, какая тля на тебя их натравила.
   - Ну, не знаю, Анжей, мне твоя точка зрения чужда. Может, твои друзья это и от чистого сердца сделали, но это всё равно не от бога. И говорить на кого-то такие слова неправильно.
   - Насчёт  точки зрения помолчу, пусть она у тебя останется. А то, что этого п*д*р*са Спортсмена и Лахудру жизни надо было поучить, как следует, это же объективный факт. И свою порцию злословия они оба ещё тридцать раз заслужили после того, что уже получили. Я же не говорю о том, что не надо любить пана Га-Ноцри или обязательно чтить Айн Софа или Божественную Чету. Я на это прав не имею никаких. Я говорю о том, что есть такие случаи, когда насилие, к сожалению, оправдано. Это был такой случай. Тебя могли бы просто ухандролить. Ты понимаешь, что от этого было бы хуже не тебе, а твоей матери и Ларисе? И не е**т, господь там или Великий Чёрт тебе чего-то нашептал на ухо. А такое «мученичество» – это же всё, ты уж прости меня великодушно, Крамбамбула, эгоизм детский. Вот, дескать, как я люблю тебя, господи, что выполняю все твои слова, как ты хочешь. А что Лариса? А твоя мать, каковую ты обязан по Декалогу своему чтить? Пусть одна горюет, что тебя нет, а другая живёт на пенсию, на которую купит только спичку, чтобы в ж**е поковырять? Нет, Крамбамбула, это уже неправильно. Не только ты, но и другие. Вот в чём проблема.
   - Анжей, – отозвалась Гражина, – я тебе сколько раз говорила, чтобы ты не ругался матом, когда ребёнок дома?
   - Гражина, а он разве слышит?
   - Не имеет значения. Сейчас не услышал, а может услышать и повторить за тобой. Так что хватит материться.
   - Беееее, – Анжей показал язык. Гражина только вздохнула.
   - Гражина, он всегда так реагирует? – спросил Володя.
   - Да, но сразу перестаёт ругаться матом. Кстати, тут на конференции был случай, там Анжей со Светой Широковой что-то не поделил. Ну, она ему что-то сказала нелестное, он тоже язык показывает и говорит: «Беееее». Ну, Света ему и ответила на это: «Баран».
   - Да, Шакира у нас такая, – усмехнулся Анжей. – Только если вдруг тебе реально нужна помощь, она придёт и поможет. Это так, шутки местные, а то вдруг ты бросишься на колени и будешь гнать шарлибубу. Всем может стать смешно, и кто-то один не сдержится или ломанётся оттуда, а ты решишь, что его дьявол погнал от святой молитвы – и начнутся глупости всякие. Ладно, мы здесь знаем, какой ты, а кто другой может ведь и по рыльнику дать. Это если не засмеётся. Да и если смеяться будет, тебе же это тоже не понравится. Богохульство ведь. Просто я тебе пояснил, чтобы ты без лишнего повода молитвы свои при себе держал... Так, что у нас с супом? Ага, сейчас ещё немного, и вся песня.
   Покончив с готовкой, поляк сказал Гражине:
   - Всё, Гражина, обед готов, ты пока тут Ежи покорми, а мы с Владимиром поговорим, у него ко мне масса вопросов накопилась.
   В комнате Анжей поставил на туристический столик тарелки с супом и сметану, хлеб, пюре с котлетами и чай.
   - Ладно, приступим к твоим вопросам. Что у тебя ещё?
   - Сигурни не уехала?
   - Нет, она ещё тут побудет с недельку, а потом до июля уедет в Свердловск. А что тебе Сигурни?
   - Она обещала мне рассказ насчёт татуировок и христианства.
   - А, ну, тогда я сейчас позвоню в «Восход», она должна быть там. Если не на рабочем месте, то ты сам с ней поговоришь.
   Он набрал на мобильнике какой-то номер. Судя по ответу оттуда, Маша Сигурни Уивер была не занята, более того, желала поговорить с Анжеем.
   - Погоди, Сигурни, тут тебя Крамбамбула спрашивает. А я к тебе завтра подойду, как договаривались, – дал трубку Володе. – Ты говори, она тебя слушает.
   - Маша, это Володя, христианин, мы с вами в клубе общались на концерте.
   - Если это по поводу Книги Левит и покаяния, то я положу трубку, мне делать больше нечего, как христиан выслушивать, да и Анжей не миллионер.
   - Нет, я просто хотел спросить, когда можно прийти, вы обещали рассказ о татуировках в христианстве.
   - Завтра вместе с Анжеем подойдите. Только возьмите с собой сменную обувь, а то девчонки убирались там, чтобы я работать могла.
   - Хорошо, – сказал Володя. – А когда подойти?
   - Это вам Анжей скажет. Трубку ему дайте, будьте так добры.
   Володя вернул «трубу» владельцу, и тот какое-то  время беседовал с ведьмой, после чего сказал Володе:
   - Часикам к четырём подойди на вход «Восхода», там скажешь охране, что ты к Сигурни. На всякий случай возьми с собой денег – может, решишься на татуировку.
                ****
   - Это здесь, – Лариса кивнула на дорожку по левую руку. И действительно они оба скоро подошли к проходной лагеря «Восход». Там стояло человека так три – Анжей, Сергей (старый знакомый по Красноярке и Чернолучью, неверующий) и Евгений. Приветствия и вопросы, кто и зачем, после чего вся компания вошла в лагерь, сопровождаемая взглядами охраны. Конечно же, Анжей сказал всем, что народ в салон пришёл. Таким же образом охрана их «отконвоировала взглядами» до медпункта, в котором, по-видимому, и была импровизированная мастерская Маши Сигурни Уивер.
   На пороге медпункта Володя увидел Наташу Мартинес, на которой был светлый брючный костюм, а на ногах были белые сабо с перфорацией, какие часто носят врачи, да и не они одни.
   - Все по делу?
   - Двое на лекцию, – ответил Анжей, кивнув на Володю и Ларису.
   - Тогда уличную обувь снимайте и идите дальше, а вот Евгения я попрошу следовать за мной.
   Когда все очутились на креслах у зубного кабинета, а Евгений зашёл туда вместе с Наташей, Володя спросил у Анжея.
   - Анжей, а Наташа здесь что забыла?
   - Она Машке дала свою индукционную машину, да и сама работает на пару с ней. Народу-то прилично уже прошло через нашу богадельню.
   - Наташа – татуировщица? – Володя удивлённо посмотрел на оккультиста.
   - А ты этого не знал? Хотя тебе же никто ничего не говорил, извини.
   - А где Маша? – поинтересовалась Лариса.
   - Маша в кабинете оборудование готовит, но она сейчас выйдет.
   Маша Сигурни Уивер вышла из кабинета, быстро нацепив стоявшие у порога сланцы. На ней были голубые джинсы средней ширины, белая теннисная рубашка «Fred Perry» и белая же бандана с красными черепами.
   - Так, Анжей, а протестант где?
   - Я здесь, – ответил Володя. – Мы с Ларисой пришли, она себе хочет шрам заделать, он очень некрасиво выглядит.
   - Хорошо, – проговорила Сигурни. Володя успел случайно заметить, что у ведьмы татуировки не только на руках, но ещё и на ногах. Он ничего ей не сказал, но для него это всё-таки было уже слишком, хотя у того же Кеннета Боа он читал фразу: «Не обращайте внимания на странные обычаи и манеру одеваться». – Сейчас Наташа там завершит, а я пока с Владимиром потолкую о том, что он знать хотел. Кстати, сейчас портфолио принесу, там тоже есть интересные рисунки, хоть будет человек иметь представление, что я могу сделать, да и ей пусть покажет, – она кивнула на Ларису. – Там, кстати, есть хорошие абстрактные рисунки, которые шрамы маскируют великолепно. Да, кстати, там шрам у неё большой?
   - Сантиметров пять в длину, он не сильно глубокий, – сказал Володя.
   - Я потом взгляну, – ответила ему Сигурни. Сбросив обувь, она зашла в кабинет, вышла оттуда с глянцевым журналом. – Вот, пожалуйста, это и есть моё портфолио, завела себе, чтобы людям было видно, что я могу сделать на них. Кстати, там есть разделы «Переделанные татуировки» и «Маскировка дефектов». И к вашему вопросу, Владимир. Я опущу тот факт, что апостол Павел имел татуировку, которая подчёркивала его приверженность Иисусу, потому что это история немного мутноватая. Но то, что пилигримы, которые ходили к Иерусалиму, делали себе татуировку – уже давно доказанный факт. Коптские священники, которые неподалёку от Иерусалима жили, набивали татуировки пилигримам, чтобы люди, которые будут спрашивать, был ли человек в Святой Земле, не думали, что человек им лжёт. Кстати, у меня есть татуировки, которые христианин мог бы носить на себе, если он не считает, что татуировка априорно противоречит христианству. Единственное, что я бы вам сразу отсоветовала, так это греко-ортодоксальные татуировки: их на зоне часто делают, и можно напороться на то, что примут за неположенную по рангу, а это, как минимум, то даст, что тебе скажут: «Три часа тебе на то, чтобы ты это с себя убрал». Нет – пеняй на себя. И вообще, многие люди это воспримут, как такой криминальный стиль. Но я могу подобрать символы, чтобы не было таких проблем. Ладно, вы пока полистайте, а я тут с Анжеем поработаю, у него татуировка одна выцвела, я ему её просто подкрашу. Тоже, к слову, шрам на бедре у него, ножом в девяносто девятом ударили, зашивать пришлось. Как он дошёл до лагеря, я до сих пор в загадках. Теперь ему даже Гидрометцентра не надо, чтобы перемены погоды улавливать.
   - У меня такая же проблема, – отозвалась Лариса. – Как погода меняется, у меня бедро сбоку ноет. Не то, чтобы страшно болит, просто боль такая тихая, неприятная.
   - Товарищи по несчастью, значит, – сказал поляк. ¬– У меня такая же муть с бедром, и я немного хромаю.
   -  Ты, наверное, из драк просто не вылезаешь, – Володя оторвался от портфолио.
   - Нет, хотя меня можно основательно раздраконить. Просто есть ситуации, когда драться совсем нежелательно, а есть такие ситуации, когда это просто жизненно необходимо. Я стараюсь разруливать вопросы цивилизованно, но если оппонент не хочет понимать нормальный язык, то я могу и по рогам ему настучать больно. Кстати, я тут на днях узнал одну подробность насчёт этой бледномордой сволочи Иванченко. Мирон же попросил у Вали Носикова дать ему материалы по «акциям протеста» белых, статьи из «Епархиальных новостей», где были материалы про тебя. И когда я приехал к нему, чтобы забрать материалы обратно, он просил передать моему начальству, чтобы оно, если вдруг что-то опять случится, просто ему звонило – мало ли, может, решит чего натворить в июне. И тут же ещё она пришла на работу под газом – с утра через край похмелилась. Кажется, потом Чистякова вызывала к себе дворников нескольких – Дятла, Колдыряну, ещё кого-то. Думала, это Катя с кем-то из них нарезалась. Дятел был ни в одном глазу, Колдыряну с Катей в ссоре – она его за отсутствие на рабочем месте премии лишила, а ещё один товарищ, его Славой зовут, кажется... Так вот, он сообщил, что видел Катю у рынка, она там общалась с какой-то бабой. А Мирон, не будь идиотом, взял фотку Любы Горобцовой и показал ему. Слава и говорит: «Похожа». Ну, тут Кате сразу массу вопросов, кто, что, кого, зачем, и она начала придумывать историю про подругу старую. Мол, встретились, отметили это дело, а с утра головёнка трещит, трубы горят. Ну, она и дёрнула пивка бутылочку. Я тебе не могу сказать, что она там квасила на самом деле, но то, что от неё, как мне говорили, после этого за километр пёрло сивухой, уже что-то говорит. Даже Колдыряну такое не лопает.
   - А почему он Колдыряну? – спросила Сигурни.
   - Потому что много кушает спиртного.
   - Ладушки, давай, Анжей, пошли, я твоё бедро погляжу.
   Они ушли, а из кабинета высунулась Наташа Мартинес. Она подозвала к себе Евгения и дала ему рисунок. Тот посмотрел и сказал: «Идёт. Сколько это будет стоить?» Наташа назвала ему цену – в принципе, Володя примерно так и предполагал, не сильно дёшево. Но приемлемо, если иметь в виду то, что Лариса всё же взяла с собой деньги, чтобы оплатить работу Сигурни или Наташи, если Сигурни будет занята.
   Через некоторое время в кабинет вошёл Евгений, а Анжей вышел. Володя сразу же подсел к нему и спросил:
   - Анжей, а что там было с Иванченко после этого случая?
   - Ну, Мирон её просто лишил на этот месяц премии, а потом предупредил, что за следующее появление на рабочем месте «под мухой» будет ей пинок под анус с этого самого места, пусть ищет новую работу. Правда, там ещё и Дятлу с Колдыряну перепало хорошенько. Ну, там только то их спасло, что за них поручилась Травникова. Но мы готовимся на одиннадцатое июня от бледнолицых получить какую-нибудь пакость.
   - А что будет одиннадцатого июня?
   - Концерт «Против всех и всяческих наций», он у нас года три регулярно в этот день проводится. Прошлый год нам эти педики устроили демонстрацию, но там всё цивильно разрулили, хотя они писали, что их там чуть ли не за ребро крючком повесить собирались, господь вмешался вовремя, спас. А так, как лагеря Макарова, считай, больше нет, мы теперь планируем этот концерт в Чернолученском Филиале проводить. Есть вариант, что из Москвы приедет ПРОВЕРОЧНАЯ ЛИНЕЙКА, а из Кирова, если всё срастётся, собрались к нам KLOWNS. Я за это всем вплоть до гениталий, и если всё нормально у ребят будет, то мы им проезд в оба конца оплатим и на месте вписку и поесть обеспечим. От наших будут сто проц HEART OF GLASS, Ник свою банду выставит, Малькольм, я свой проект ближневосточный поставлю, парни уже все вопросы утрясли, и если в Израиле чего не случится, они к нам приедут за пять дней до акции. Решаем вопрос с духовой секцией для SPIRIT OF 69, парни тоже выступят одиннадцатого.
   Евгений вышел из кабинета, и Сигурни повела с собой Ларису. Володя сказал, что он присмотрел один рисунок в портфолио, покажет его на месте.
   - Секунду, – сказала Маша Сигурни Уивер, – здесь покажите, я скажу, по карману он вам или нет.
   Володя показал, сказав, что он взял с собой семь тысяч. Ведьма улыбнулась и сказала ему в ответ:
   - Ладно, Владимир, не волнуйтесь, сделаю. Только имейте в виду, что есть более или менее болезненные места. Руки больно только на зоне колют, или если совсем зелёный персонаж берётся. А вот грудь, живот, спина – это и у хорошего мастера больно будет. Но это всё позже. Лариса, пошли.
   Лариса и Сигурни пошли в кабинет. Пробыли они там достаточно долго, а когда вышли, Сигурни сказала:
   - Подушку снимете вечером. Корку не срывать, мыть аккуратно, покрывать рисунок плёночкой из мыла. Мыло для этого лучше берите хозяйственное. И на следующей неделе сходите к Наташе, пусть она посмотрит. Владимир, вы как, решились?
   - Я посмотрел. У вас сейчас нет какого-то каталога рисунков, о которых вы говорили, на христианскую тематику?
   - Книга есть, там эти рисунки хорошо показаны. Я вам найду, если что-то надо. По ходу обсудим, что сделать, если узор несложный. Или тогда завтра придёте, я вас отдельно проработаю.
   Разувшись на входе, Володя достал из пакета тапочки, но Сигурни сказала, что это лишнее, носки чистые, а тапочки сейчас будут не нужны. Достала книгу и открыла на нужной странице.
   - Могу я узнать, зачем вам нужна татуировка? Чтобы все знали, кто вы, чтобы себя убеждать, косметическая? Мне просто легче будет что-то вам подсказать.
   - У меня шов некрасивый с прошлого лета остался, я не хочу, чтобы Лариса его видела, – Володя показал шов на голени. – Я даже бриджи из-за этого не покупал. Просто надо закрыть шрам.
   - Да, – согласилась ведьма, – шрам действительно ужасный, тут надо хорошо зарисовать. Вот, тут есть хороший рисунок, – она показала на крест с голубем на пересечении перекладин, на который были наложены заглавные «альфа» и «омега», переплетённые друг с другом. – И сам рисунок в тему, и шрам ваш закроет хорошо. Главное, что он не похож на блатные наколки, и у вас не будет проблем, если вдруг что.
   - Маша, вы не против будете, если я помолюсь, чтобы всё хорошо прошло?
   - Ну, конечно. Вы же хотите силой своей веры это дело освятить, наверное, да и как-то нелогично, я так мыслю, чтобы на христианский символ делалось ведовское благословение.
   Володя помолился, пока ведьма подготавливала свой агрегат и колпачки для краски. Как только он сказал «аминь», Сигурни закатала ему штанину и достала одноразовый станок. Подготовив «рабочую поверхность», ведьма попросила Володю положить ноги ей на колени. Быстро прилепив ему на ногу бумажку с рисунком, она набрала на иголку машинки тушь и начала работу.
                ****
   - Ты что здесь делаешь? – Паша Мастеров рассматривал Володю с таким удивлением, будто тот свалился с луны, или это был монстр.
   - Я к одной знакомой ходил, – ответил Володя. – Надо было проверить мою татуировку. Всё в порядке. Ещё недельку поухаживать, и всё прекрасно.
   - Ты сделал татуировку? – Паша уставился на Володю, как будто тот себе язык раздвоил или ещё три руки пришил.
   - Паша, я же не написал «Не забуду мать родную» и не бесовщину какую на себе нарисовал. Точнее, одна татуировщица сделала, – пояснил он. – Просто у меня был шрам некрасивый на голени, и я решил, что Ларисе будет лучше смотреть на красивую картинку, чем на шрам. И эта татуировщица подобрала мне рисунок, чтобы он был пригодным для меня. Вот, сам погляди, разве это знаки дьявола? – Володя показал Паше татуировку.
   - Может, это и  не знаки дьявола, но я точно знаю, что это на тебя плохо влияли ведьмы. И разве в Библии не написано, что нельзя этого делать?
   Володя попытался объяснить Паше, что тот неправ, и что христианство не так уж и сильно отвергает татуировку, рассказал ему о паломниках, которые путешествовали в Иерусалим. Тщетно: Паша только «исполнился духом», то есть начал громогласно обличать бывшего собрата по церковной жизни в язычестве и отступлении от бога.
   - Вот, ты не давал мне за тебя молиться, говорил, что дар языков не нужен, что я люблю себя, а не господа, и теперь ты сделал это язычество. Пришёл бы в церковь, пастор помолился бы о твоём исцелении, и не было бы нужды скрывать твой шрам. И разве господу было важно то, что ты имеешь шрамы на себе, и даже если это так, то разве бог не даст тебе на небесах новое тело? Хотя теперь я уже не знаю, даст ли, ибо ты отверг дар духа святого, а теперь просишь советов у ведьм. Это требует немедленной молитвы и возложения рук, брат! Немедленной!!!   
   - Паша, я не знаю, какие ты себе выводы делаешь, но даже не буду этого опровергать, потому что знаю, как ты будешь этому сопротивляться, – сказал на всё это Володя. – И я знаю, какие у тебя молитвы. Так что лучше будет нам теперь разойтись, потому что я вижу в тебе любовь только к самому себе и к твоим любимым заблуждениям.
   - Брат, твоими устами заговорил сатана! – Паша был на взводе. – Я сейчас чувствую его присутствие в твоей душе, и поэтому я буду молиться за то, чтобы господь вразумил тебя.
   Володя развернулся и пошёл к автобусной остановке. Паша схватил его за плечо, желая остановить. Володя аккуратно высвободился и продолжил идти дальше. На Пашу это не возымело никакого действия, точнее, он бросился вслед за Володей, продолжая хвататься за руки и пытаясь начать молитву, но Володя снова освобождался от «братских» объятий, продолжая идти вперёд быстрым шагом. Паша шёл за ним, как привязанный, пытаясь остановить и в очередной раз начать «изгнание беса». От Третьей Кордной до остановки он преследовал Володю, которому впору было самому молиться о том, чтобы господь дал ему сил дойти до остановки, не совершив греха злословия или ещё чего-нибудь похуже. В душе Володи начинало закипать раздражение, и он сам начал читать про себя молитву, в которой просил господа дать ему сил не поддаться нападению и не совершить при защите греха.
   На остановке Паша просто вцепился Володе в плечи, тут же начав громко молиться. Володя вырвался и уже собирался побежать, но тут на его счастье подошёл «семьдесят третий». Он быстро вскочил в салон автобуса и прошёл вглубь, успев расплатиться с кондуктором. И как только автобус тронулся, Володя посмотрел на остановку. Паши не было. «Неужели он сюда сесть успел?» – мелькнула мысль в голове Володи.
   Так оно и было – с задней площадки прямо в его сторону с маниакальным упорством продирался Паша. Он с какой-то агрессивностью провозглашал библейские строки о низложении, после чего последовали цитаты из книги Откровения Иоанна Богослова о смерти второй, а также о жале всё той же смерти и победе ада, которые Паша не мог обнаружить. С воздетыми вверх руками он шёл к Володе, который молился сильнее, потому что ещё совсем немного – и он не выдержит, сорвётся в грех и, возможно, даже оттолкнёт Пашу. Тому, как видно, было как-то всё равно, что об этом думает Володя, не говоря уже о других – он уже успел выслушать такого, что Володина реакция для него будет комариным укусом по сравнению с этим.
   - Я не оставлю тебя, мой возлюбленный брат! – громогласно говорил он, продолжая приближаться к Володе. – Даже не пытайся мне помешать, сатана, я всё равно изгоню тебя! Именем Иисуса Христа я приказываю тебе, дьявол: изыди вон отсюда и больше никогда не появляйся! Я приказываю тебе, как избранное дитя божие: изыди вон, дух зла и противления! Не искушай моего брата и не мучай его, лжец и отец лжи, который пришёл в мир обманывать, красть и разрушать! Это говорю тебе я, на котором печать божья, который омыт кровью сына божьего Иисуса Христа и исполнен духом господним!
   Паша приблизился к Володе вплотную, и тот приготовился к тому, чтобы отразить неразумные деяния Паши, который уже собирался возложить на него руки. Собрав всю волю в кулак, Володя предельно спокойным тоном ответил на слова Паши:
   - Послушай, Паша, я не знаю, что на тебя нашло, но я бы очень тебя попросил прекратить это издевательство...
   - Не заставишь, дьявол! Ты никогда не победишь меня, ибо ты проиграл, когда Иисус умер на кресте и воскрес! – оборвал его Паша, продолжая свою агрессию. – И это не я издеваюсь над тобой, а ты мучаешь моего брата во Христе Иисусе! И именем Иисуса я запрещаю тебе и повелеваю, сатана: иди вон отсюда! Хвала господу нашему! Аллилуйя! Иисус побеждает!
   Володя невольно вспомнил тот момент, как Вика Харламова, ученица Али Байбулатовой, сказала о нём, когда он доказывал, что насилие – это не от бога: «Ума нет – считай, калека». Именно это он чуть не сказал Паше, когда тот заголосил на втором дыхании. Но он всё же не стал подражать поступку Вики, ибо это было злословие, что считалось в Библии грехом. Сам Иисус говорил: «Кто скажет брату своему “рака”, подлежит синедриону, а кто скажет “безумный”, подлежит геенне огненной». Противоречить Иисусу для Володи было абсолютно неприемлемым, и он решил просто ничего Паше не говорить. Кроме того, скажи он это, и Паша начал бы молиться ещё сильнее, теперь ещё и за то, чтобы Володя больше такого не говорил.
   В какой-то момент Паша внезапно заговорил на иных языках, абсолютно не обращая внимания на то, что на него не просто смотрят с неодобрением, а и говорят ему, чтобы он... Володя просто не употреблял таких слов и никогда их не цитировал. Так или иначе, но какой-то парень, очень похожий на тех, что били самого Володю на Путилова, сказал Паше, чтобы он закрыл рот, на что прозвучало примерно следующее:
   - Именем Иисуса Христа я прощаю тебе, брат, все твои злые слова! Будь благословен! Господь, я прошу также за моего неизвестного брата, ещё не познавшего твоей благодати и водимого сатаной, чтобы он не противился впредь твоему духу и возносил тебе молитву в церкви!..
   - Ты что, не понял? – «неизвестный брат» посмотрел на Пашу так, будто Паша ему в лицо плюнул, а не молился за него. – Пасть заткни, пока тебе её не заткнули, урод!
   - Будь благословен, брат! – Паша не только не думал униматься, а вообще встал на колени и начал горячо молиться, снова перейдя на иной язык. На остановке «Улица Лизы Чайкиной» Володя силой поднял пятидесятника и вывел его на остановку, после чего, предупреждая «молитвенные» потуги, зажал рот ладонью и сказал:
   - Прости меня, Паша, что я применяю к тебе силу, но это уже слишком.
   - Именем Иисуса Христа...
   - Паша, ты Библию не меньше моего читал, так что тебе должна быть известна третья заповедь: «Не упоминай имени господа бога твоего всуе». И один раз, будь так добр, просто меня послушай, не перебивая.
   - Я знаю, что ты хочешь сказать.
   - А вот это, Паша, я оставляю на твоей совести, что ты там думаешь. Но я очень бы хотел тебя попросить прекратить это безобразие. Мне неприятно, что ты такими действиями не только оскорбляешь бога, но и вредишь нам всем, тем, кто верит в Иисуса и несёт его слово в мир. И перестань ты к месту и не к месту дьявола поминать, это я говорю, Володя Сапунов, – он помахал перед глазами Паши руками. – Перестань, пожалуйста, так делать. То, с кем и когда я общаюсь, это моё дело. Ты не хочешь общаться с ведьмами и делать татуировок – это твоё право, я тебя никуда за верёвку не тянул. В твоей, как ты её называешь, «молитвенной помощи» я абсолютно не нуждаюсь, я всё так же, как в «Церкви Христа», служу Иисусу.
   - Брат, я буду молиться за тебя и не отстану, пока бес, который в тебе...
   - Нет во мне никакого беса, нет, Паша, как ты до сих пор этого не понимаешь?
   - Я не хочу понимать ложь, которую тебя заставляет говорить сатана, брат мой возлюбленный во Христе...
   - Так вот, если ты не хочешь меня понимать, то просто оставь меня в покое, уйди от меня, не молись, я буду жить с тем, что ты называешь одержимостью бесами, нравится тебе это или нет. Да простит мне господь это злословие на брата, и прости меня ты, – ответил Володя и вскочил в троллейбус, идущий на Левый берег. Какое-то время Паша стоял, тупо смотря на его двери, и вдруг с какой-то неожиданной быстротой запрыгнул на лестницу, ведущую на крышу поехавшего троллейбуса, с обречённостью камикадзе схватившись за тросы токоприёмников, в результате чего они слетели с проводов и начали беспомощно болтаться в воздухе. Водитель открыл дверь, направляясь назад, чтобы поправить «рога», а заодно основательно разобраться с хулиганом. На какое-то время в салоне послышался ропот, в котором слышались совсем не богоугодные слова. К Паше между тем подошли два милиционера, и тогда водитель троллейбуса снова поставил токоприёмники туда, где им нужно было быть. Движение продолжилось, и Володя только успел увидеть, как Пашу опять уводят в милицию. Он начал тихо молиться за то, чтобы Паша не пострадал сильно, но понял, что он сделал неправильно, дабы в дальнейшем не поступать так. Но за проезд он расплатился, и теперь осталось доехать домой. Конечно, очень плохо получилось с Пашей, и это никак не может быть оправдано, но всему есть предел, и Володя тоже не смог держаться в рамках приличия. Это ни Пашу, ни его не красило. Всё-таки вера в бога – это не глупости, которые делаются якобы для изгнания бесов, которых Паша сам выдумал, основываясь на собственных умозаключениях. Проблема состояла в том, что Паша, конечно, оставлял место проповеди, но это было только в том случае, когда он говорил с неверующими, а не с теми, кого он называл «заблудшими братьями». А вот в случае с Володей он может и попытаться наведаться домой, благо, мать у Володи знает его, и тогда он вполне может наведаться в будний день и дождаться Володи. Правда, мать, если у них дома гости, всегда предупреждает его об этом, но она же не будет выгонять Пашу, да и сложно себе представить, чтобы она его просто на порог не пустила. Но Володя знал и другое: Пашу ведь сейчас забрали в милицию, и неизвестно, что ему будет за троллейбус. Ведь после того случая, когда Володю увела в сторону Невеста Франкенштейна, Паша вообще куда-то исчез. Впрочем, не делом Володи было составлять какие-то прогнозы и решать, как и что будет, ибо это дело господа. Человек предполагает, а бог располагает. И пусть будет так, как хочет господь.
                ****
   - Оксана, здравствуй, – Володя подошёл к Оксане. Та сдержанно ответила на приветствие. – Давно тебя не видел. Ты вообще как?
   - Так себе. Слышала краем уха, что ты опять в какую-то переделку угодил с бандитами. Ты мне можешь объяснить, что там было?
   - А тебе кто рассказывал?
   - Друзья с Бульвара Зелёного.
   - А, тогда понятно, почему ты не знаешь. Просто я в гости пошёл к Петру Потаповичу, ну, папе Миши Белокурова. И там оказались те люди, которые меня незадолго до этого оттуда выгнали. Хорошо, конечно, что там как раз мимо проходили какие-то люди из «Чёрного Братства», они там кафе искали. И меня оттуда вытащили. Правда, там была страшная драка, и они после этой драки каких-то женщин из жилконторы местной вытащили, оказывается, у Моисея были подозрения, что одна из них была зачинщицей этого всего. Мне потом Анжей как-то говорил, что её начальство теперь контролирует строже, потому что она на работу пришла пьяная. И она якобы ещё дружит с какой-то Горобцовой, у которой сын повесился. Тут я ничего сказать не могу, но мне из-за этого парня досталось, вот и всё, что я могу сказать о нём. С Пашей тут недавно опять виделся.
   - И что Паша сделал? Обмаливал тебя опять?
   - Хуже. Когда я с Лизы Чайкиной уезжал, он схватился за верёвки, ну, на штангах троллейбуса которые. Его в милицию забрали. Он же меня с Третьей Кордной преследовал, всё бесов хотел изгнать. Каких и почему, я не знаю.
   - А что такое случилось, что тебя бывший единоверец так воспринял? – не подававший голоса до этого Игорь оживился.
   - Я же сделал татуировку, чтобы Лариса не видела шрам у меня на ноге, который с прошлого года остался, и он взъелся на меня из-за этого, а тут ещё и то, что мне эту татуировку ведьма делала, Маша Сигурни Уивер.
   - А что ты вдруг решил к ней обратиться?
   - У неё был каталог хороший, и как раз был рисунок христианский, чтобы его можно было поместить на голень, шрам закрыть. Я помолился, она сама не стала благословений делать своих, чтобы я силой веры своей это сделал.
   - А эту татуировку можно посмотреть? ¬– спросил Игорь.
   - Конечно, – Володя подкатал штанину.
   - А, понятно, – сказала Оксана. – А я же тут тоже хотела татуировку себе на руке сделать цветную. Вот, с Наташей Мартинес на этот счёт поговорила, она меня взялась обрабатывать. Вот, – она показала пентаграмму с какими-то ещё значками, похожими на буквы еврейского алфавита. – Это ещё начало, она ещё не всё сделала.
   - Оксана, это же знак дьявола, – сказал Володя. – Его ведьмы носят.
   - Ты, Володя, просто многого не знаешь, – сказал ему Игорь. – На самом деле пентаграмма имеет и христианское значение – пять ран Иисуса Христа. Вот эта разновидность – Пентаграмма Крови, – как раз таким символом и является. И многие это знают достаточно хорошо, в основном, белые маги. Ну, тебе-то это всё равно, ты же с порога отвергаешь этот факт, потому что магия вся, как ты считаешь, от дьявола.
   - Магия запрещена господом, это написано в Библии. А магические знаки христианин носить на себе не может.
   - Ну, если речь идёт о таком твердолобом, уж извини меня, христианстве, как у тебя, – ответил на это Игорь, – то тогда уже надо отвергнуть ношение любых знаков, потому что они все в той или иной мере связаны с магией. А крест – это вообще символ Солнца, и ранние христиане его тоже отвергали.
   - Откуда тебе это так хорошо известно? – спросил Володя.
   - Я же говорил тебе, что знаком с историей христианства. Крест был принят на II Никейском соборе, а он прошёл  в 787 году от Рождества Христова, если я не ошибаюсь. Это раз. Два: если уж ты принимаешь для ношения какие-то символы, связанные с христианством, то ты знаешь эту сферу. И то, что тебе это неизвестно, это же не значит, что символ обязательно нехристианский. В «Церкви Христа» той же (я знаю, я ходил в ДК Баранова, когда медитировал с учениками Шри Чинмоя) есть люди, которые носят символику иудаизма, и я не видел ни одного из них в синагоге.
   - В какой ещё синагоге? – с недоумением спросил Володя.
   - В той же «Ор-Хадаш», либеральной, – ответила Оксана. – Кстати, там же один твой знакомый часто появляется, Моисей Рабинович.
   - Так он же сатанист! – вырвалось у Володи.
   - Я не знаю, какой он там сатанист, но он обязательно там в субботу бывает на молитве. Я сама удивилась, когда мне рассказали, но это точно, и я даже видела, как он туда заходил. Кстати, Анжей дружит с Борисом Львовичем, главой общины.
   - А как Борис Львович относится к тому, что Анжей серьёзно занимается магией? – поинтересовался Володя.
   - Это личное дело Анжея, – ответил Игорь. – Лично мне это не близко, я же в другое верю, если разобраться, и то, что Анжей без объяснений отрицает ценность патриотизма, считаю неправильным, хотя фашизм и патриотизм я на одну доску поставить не могу, потому что творение тёмных сил и любовь к своей стране и народу не могут быть одним и тем же. Но это его право, уж если он так хочет. С другой стороны, он же называет себя анархистом, а это не вяжется с любовью к стране и народу, если он стоит за индивидуализм. Я так не мыслю.
   - Ты знаешь, Игорь, но этот вопрос для меня тоже очень сложный. Просто в том всё дело, что я не хочу иметь привязанностей к тому, что отвлекает от бога и спасения, в том числе – земли и правительства. Только то, что сказано в Писании об отношении к этим людям, если они не нарушают законов бога, и неповиновение тому, что нарушает закон господа. Но так, как это делает Анжей, я не могу назвать правильным, потому что он как раз часто склонен к ненависти, для него все патриоты – враги. Это неверно, да и слова господа нашего Иисуса Христа я храню в своей душе так бережно, как могу: «Любите врагов своих, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». Конечно, недавно у меня был случай, когда я согрешил против этих слов, отталкивая от себя Пашу Мастерова, но я до сих пор каюсь в этом и молю господа, чтобы не было у меня больше таких слов, дел и мыслей греховных. Каюсь, что чуть не сказал ему то, что мне однажды Вика Харламова сказала насчёт ума и калеки. Буду всегда молиться за то, чтобы больше такого не было даже в мыслях.
   - Володя, – сказала Оксана, – я знаю Пашу меньше твоего, но ты был прав, потому что есть любовь, есть понимание, но есть же всё-таки и пределы, что можно, что нельзя. Надо ставить на место человека, если он такое делает. Ну, так, как Анжей говорит, делать нельзя, это только плодит насилие, но давать всем применять к тебе силу безнаказанно – это преступление, потому что они завтра ещё с кем-то так поступят.
   - Это ты не Анжея и его друзей цитируешь? – сказал ей в ответ Володя.
   - Не имеет значения, кого я цитирую, потому что это правильно. Тебя бы те бандиты избили, твоей маме было бы не на что жить. Ларисе твоей бы тоже мало радости было. А Паша просто с приветом, у него в голове один болтик недокручен. Ему лечиться надо, он больной, – Оксана покрутила пальцем у виска. – Честное слово, он больной на голову. Правильно бы ты ему насчёт калеки сказал.
   - Оксана, это на тебя ведьмы так повлияли? Перестань с ними общаться и приди к Иисусу, это будет гораздо лучше.
   - Володя, давай, я буду своей жизнью жить, – ответила на эти слова Оксана,
и Володя отошёл в сторону, чувствуя, как у него на глаза наворачиваются слёзы – точно так же, как в лагере Гагарина прошлым летом, когда он был примерно так же отшит Кариной Гусейновой. – Нет, я понимаю, что тебе это неприятно, но есть вещи, которые нельзя делать. Ты залез туда, куда нельзя.
   - Я понял тебя. Прости, что я залез на запрещённую территорию. Теперь не буду, только буду молиться за тебя. Благослови тебя господь, – и сорвался с места, побежал домой. Матери не было, она сегодня ушла к Вадиму, должна была прийти только поздно вечером. Теперь он мог дать волю слезам и предаться жаркой молитве за Игоря и Оксану, да только ли за них – за всех тех, кто блуждает в темноте, не ведая господа и благодати, которую он даёт.
   Как только он сказал «аминь» и собрался приготовить ужин (Аля, ведьма она или нет, здесь была права, и надо было уважать своё тело, как орудие служения богу хотя бы), зазвонил телефон.
   - Алло, – сказал Володя.
   - Володя, это Лариса. Как у тебя дела?
   - Ужин готовлю, – ответил Володя.
   - Ты что, недавно плакал?
   - Оксана отвергла господа, и мне было её жаль, я помолился за неё.
   - А что за Оксана?
   - Она раньше ходила в «Церковь Христа», её тоже выгнали из-за ссоры с кем-то из пресвитеров. Студентка, я тебе о ней рассказывал.
   - А как она отвергла господа?
   - Она сейчас общается с ведьмами, ещё с Игорем Сперанским вот тоже, в какую-то восточную мистику ударилась. Мне она сказала насчёт покаяния, что я лезу на чужую территорию.
   - Хорошо, что ты за неё помолился, – сказала ему Лариса. – Да, тебе же мама говорила, что она сегодня к Вадиму поедет?
   - Оставила записку на холодильнике.
   - Очень хорошо. Ты смотри там, не ужинай всухомятку, а то я на тебя Алсу пожалуюсь.
   - Я помню, что она мне говорила и какие записки писала.
   - Хорошо, верю на слово.
   - Лариса, я христианин, не забудь этого, – сказал Володя. После короткого прощания он вернулся к плите, где стояли пельмени и зразы, которые у него оставались со вчерашнего похода в магазин.
                ****
   - Володя, ты слышал, что у нас инженера сменили в жилконторе? – сказал Пётр Потапович. – С нашего участка Екатерину Васильевну уволили, вместо неё новенькая какая-то работает. И Дьячкова тоже уволилась, наверное, я её не видел в последний раз.
   - А кто вам сказал, что она уволилась? – удивлённо спросил Володя. – Я имею в виду Екатерину Васильевну.
   - Любовь Тимофеевна мне сказала, что её за пьянство на рабочем месте уволили, когда я приходил заявку делать на ремонт трубы в туалете.
   - В смысле, что она там натворила на этот раз?
   - Начальник приходил с проверкой, и от неё пахло спиртным сильно. А мне один слесарь сказал, что за ней начальство следить стало после того, как она до этого один раз сильно напилась. Кстати, говорят, что это из-за драки тут, во дворе, я слышал краем уха, что это тебя бандиты били.
   - Может быть, – уклончиво ответил Володя. – Её же потащили к начальству сразу же после этого, и там был серьёзный разговор. Конечно, я не согласен с тем, что Моисей сделал, но ему-то этого не объяснишь.
   - Что за Моисей? – спросил Миша Белокуров.
   - Рабинович, – ответил Володя. – Еврей. Он магией занимается. Просто он с друзьями проходил мимо десятого дома и заметил драку. Конечно, я его за это поблагодарил, но он был слишком жёстким по отношению к этим людям. Хорошо, что его Валя Носиков всё время осаживал, друг его. Я молился за то, чтобы там обошлось без кровопролития, и бог меня всё же услышал. По крайней мере, эти три женщины были отпущены только с предупреждением, чтоб впредь такого не было.
   - Они там были вдвоём? – спросила Вера.
   - Нет, там компания была человек в десять. Бандитов этих они, кстати, так отделали, что мало не покажется, а одного вообще в мусорный бак засунули.
   - Всех?
   - Нет, только этого вот, Виктора Степановича, который у них главный, не сильно били, просто отвели сначала в домоуправление, а потом в главный офис, к Миронову. Потом, я так думаю, ему всё-таки досталось, но я этого не видел, так что ничего точно сказать не могу.
   - Да, наверное, там ему досталось по первое число. Нам после этого больше не угрожали, как иногда до этого по телефону звонили. Мы же свой телефон домашний используем для духовного общения, и его многие знают.
   - Тоже хорошо, – сказал Володя. – Только у меня такой возможности нет, я же мобильным телефоном пользуюсь, а денег не всегда хватает, проще так, в личном общении работать для господа.
   - Ну, так-то на самом деле намного лучше, – согласился Пётр Потапович, доставая Библию. – Я так думаю, что все эти телефоны, все эти компьютеры, телевизоры только отчуждают людей друг от друга. Кажется, что расстояния сокращаются, все друг к другу ближе становятся, больше узнают, а суть-то они все упускают. Ты не можешь свободно общаться с живым человеком, ты заменяешь это общение телефоном или компьютером, и ты привыкаешь так. И тебе даже ещё сложнее общаться с человеком напрямую, ты привык жить в мире, где всё выдумано, где мужчина подписывается женщиной, или там что-то стоит, что не разберёшь, человек это или нет. И ты в живом мире нашем, обычном, не можешь жить. И бога забываешь, тебе его неплохо заменяет эта потусторонняя реальность. Нет, я знаю, что в Интернете есть немало сайтов у христиан, есть почта электронная у многих, но лично я вот этими штуками не пользуюсь из принципа: не хочу привыкать к этому ложному общению. Вера с Мишей, конечно, общаются с братьями и сёстрами из других городов таким образом, но это им лучше так, наверное.
   - Я компьютером только на работе пользовался, – сказал Володя, – пока не ушёл оттуда по сокращению. Вот, сейчас второе место работы сменил, меня взяли в магазин бухгалтером, тоже без компьютерных знаний не взяли бы. Я сейчас даже думаю накопить денег и купить домой компьютер, чтобы легче было работать, если можно, то какую-то работу на дом брать.
   - Володя, а там тебе много платят? – спросила Вера.
   - Тысяч десять в месяц, уже первую зарплату получил месяц назад.
   - Повезло тебе. А я вынуждена пока уборщицей работать в магазине тут, неподалёку. Миша, слава богу, может нас с ребёнком содержать пока, да и бог нас не оставляет.
   - Вера, – сказал Миша, – ты бы лучше рассказала Володе, как съездила к Оксане.
   - Да, – согласно кивнула Вера, – я тут с Оксаной общалась на днях, и у неё играла какая-то кассета, я не знаю, кто это писал, там такая музыка была, я не знаю, как бы назвать, но вполне современная. Видимо, саму-то эту музыку на компьютере писали, а потом голос на магнитофон записывали под эту самую музыку. Правда, там по большей части что-то было такое, не очень понятное, но были песни вполне обычные, вроде, просто записанные так вот. И там вот человек этот, который писал, ну, у него такие строчки были, я запомнила:
                Хрустальный снег в твоих ладонях
                Блестит под тёплыми лучами;
                Я знаю: он меня накроет,
                Когда не будет обещаний.
Я не очень точно помню, о чём именно там песня была, но там что-то было про «светлый город бога», что страдать недолго осталось... Ну, так вот, я у неё спросила, что за музыка, кто это поёт, она говорила, какой-то Джимми, что он живёт где-то недалеко от нас, и что у неё есть друзья, которые его, вроде бы, лично знают.
   - А она не говорила, как он выглядит?
   - Говорила, что он всё время ходит в старой куртке, весь в нашивках, и у него штырь в брови. Ну, говорит, что он уже достаточно взрослый, тридцать с хвостиком ему, – сказал Миша. – Я подумал на одного человека, он часто мимо нашего дома ходит, как раз в такой куртке, у него ещё рюкзак с собой всё время с буквой «А» в круге. Высокий такой, с усами.
   - Наверное, это он и был, – сказал Володя. – Он же живёт в доме, где у вас домоуправление находится, и я помню хорошо, что Анжей и Тоня к нему приезжали за кассетами. И как раз его Джимми или Джеймсом называли всё время. Он на компьютере музыку пишет и ещё какие-то рассказики пишет иногда, стихи тоже. Вот, они на этой почве с ним и сошлись. Кстати, он мне говорил, какие программы для музыки лучше использовать. Говорит, это у рынка вашего магазины есть, там можно такие диски купить. Он говорил, какие программы, но я точно не помню, как-то мимо ушей прошло.
   - Да, это не помешало бы, – сказал Миша. – Можно было бы тогда делать на компьютере сопровождение и ездить с песнями об Иисусе, у нас дома есть тетрадка с нашими стихами, их можно на музыку положить, а потом взять с собой магнитофон и гитару, у меня есть электрогитара болгарская, «Орфей», она ещё неплохо работает, и есть старый бобинник, «Днепр». Динамики ещё работают прилично, шнуры есть хорошие, можно подключить гитару туда, а Вера поёт хорошо, и мы бы могли всё это использовать, чтобы ездить куда-нибудь с песнями.
   - Интересная идея. Я могу попробовать поговорить с кем-нибудь, может, и скажет кто, какие программы лучше использовать. Правда, Джеймс может не захотеть со мной говорить, он в Иисуса не верит, но просто же можно узнать, что за программы он использует.
   - А, может, на самом деле, Володя, поговорить с ним, у него же уже есть эти программы, может, он бы помог? – подала голос Вера.
   - Честное слово, Вера, я не знаю, как это выйдет, потому что он не признаёт Иисуса, и если мы попросим помощи, может отказать, потому что он дружит с тем же Анжеем, с ведьмами. Анжей мне, кстати, отказал, когда я хотел его попросить помочь (у него студия профессиональная в Красноярке и хорошие инструменты).
   - Но поговорить-то всегда можно, – сказал Пётр Потапович. – Если просто спросить, какие программы использовать, то ему же несложно будет сказать? Ну, если вы боитесь, что не получится, попросим помощи у господа, он даст нам возможности сделать что-то, чтобы лучше для него трудиться. И вообще, Иисус говорил: «Где двое или трое во имя моё, там я».
   Все четверо христиан собрались в круг, и Пётр Потапович начал молитву:
   - Господи, спасибо тебе за этот день, за то, что мы встретились сегодня и можем поговорить о тебе и помолиться. Мы просим тебя, господи, чтобы ты всегда укреплял нас духом своим и открывал людям сердца их, чтобы они познавали то, как ты благ, велик и свят. Мы просим тебя, чтобы ты дал нам всем мир между собой, и никто не причинял другим боли и страданий, а был с тобой и славил тебя вечно, господи. Дай нам всегда пребывать в тебе и не быть в искушении, господи. Просим тебя об этом во имя сына твоего Иисуса Христа, аминь.
   Следующим молитву продолжил Миша, который просил у господа, чтобы тот дал им дерзновение говорить с человеком, о котором говорил Володя, и если это получится, то он перестал бороться с христианами. Вера попросила, чтобы бог сделал легче отношения между Россией и Латвией (у неё в Риге жили родственники). Володя просил бога о том, чтобы он дал ему силы идти вперёд и выдержать до конца ту нелёгкую битву, которую дал вести. Вместе все четверо сказали: «Аминь». И вернулись к прежним делам: Вера положила в машинку бельё, Миша взялся проверять электронный ящик (он списывался с христианами из разных городов и выходил на форумы сайтов, на которых работали христиане, пишущие о необходимом для того, чтобы выстоять до конца, когда бог будет судить мир), а Пётр Потапович и Володя продолжили свою беседу дальше.
   - А эта Маша, она кто? – спросил Пётр Потапович. – Она где живёт, ты не знаешь?
   - Пётр Потапович, она не в Омске живёт, а в Екатеринбурге, сюда просто к друзьям приехала, а попутно помочь тем, у кого есть татуировки старые, или кто хочет сделать себе. Мне с Ларисой шрамы закрыла, чтобы они в глаза не бросались, Анжею что-то на бедре поправляла, у него тоже шрам, он говорит, что у него там болит, когда погода меняется.
   - Да, не говори, у мамы моей покойной, да примет её бог в царство своё, был ревматизм, и она тоже на погоду реагировала. Радио слушать не надо, всё точно так и было: скажет, что дождь будет, и на самом деле дождь шёл. А знакомому твоему как вдруг так повезло?
   - В драке нож в бедро воткнули, пришлось зашивать. Он теперь немного хромает. На него посмотреть, так он вообще из драк не вылезает. И, вроде, у него роста-то особого нет, щуплый на вид, но на самом деле он сильный, как-то я работал в Чернолучье, помогал ему какие-то доски прибить, так он там в лёгкую таскал большие доски, чуть не больше его самого. По крайней мере, я бы так легко их не утащил.
   - А что он там делал? – спросила вернувшаяся  на кухню Вера.
   - Концерт устраивал, надо было площадку подготовить. Он с начальством одного дома отдыха договаривался, там всё равно никто не отдыхает, и он с друзьями там часто концерты делает для своих, а чтобы не было лишних вопросов, он там всё ремонтирует, даже старый солярий починил. Не один, конечно, но он там тоже участие принимал. Они даже водопровод как-то умудрились починить в этом месте.
   - Тоже по-своему молодцы, – сказал Пётр Потапович. – Им ведь никто на это денег наверняка не давал. А они просто взяли и сделали. Этому у них бы поучиться можно было. Вон, я тут ходил в домоуправление наше, так там асфальт такой страшный, что по нему после дождя пройти невозможно. И ведь этим всем людям деньги платят, заметь, Володя, из нашего кармана. А им и горя нет, что толком ничего не сделано. Ладно, это всё пустое, ты мне лучше расскажи, как твоя мама, что с ней.
   - Работу нашла. Она теперь в магазине, там же, где и я работаю, только она там уборщицей устроилась.
   - Тоже хорошо, лишних денег не бывает, – сказала Вера. – А вы же с Ларисой наверняка пожениться собираетесь, так что тоже деньги нужны, а когда дети появятся, так и ещё больше...
                ****
   - Простите, с вами можно поговорить? – Миша Белокуров подошёл к Джеймсу, который закинул на плечо съехавший рюкзак.
   - Я вас слушаю, – сухо ответил тот. Володя сразу понял, что неформал не очень хочет говорить.
   - Вы, если я не ошибаюсь, музыку сочиняете? – спросил Миша.
   - Ну, да, – Джеймс оживился. – А, собственно, в чём дело?
   - Просто мне друг сказал, что вы работаете с какими-то компьютерными программами, а с какими – он не помнит.
   - Имеются в виду музыкальные?
   - Да.
   - Программная линейка eJay, программы «Hip Hop 6», той же серии пятый номер, «Dance 7», «Techno 5» и саундбраузеры «Sound Collection», но для них надо привод для DVD. Остальные пойдут на обычном. Но это я пользуюсь, а что вам подойдёт, я не знаю, спросите у Попова или в «Старте».
   - А это где? – поинтересовался Миша.
   - Левобережный рынок, второй этаж, там сразу найдёте киоск с играми. А в «Старте» это там, где телефонные точки, тоже сразу найдёте. Извините, но я сейчас по своим делам иду, – неформал направился в сторону параллельного дома. И как раз оттуда в его сторону шли Спайс и Наташа Мартинес. Володя понял, что разговора об Иисусе не будет, поскольку сейчас Джеймса больше интересуют ведьмы, то есть они сейчас пойдут куда-то – может быть, в кафе или к Спайс домой.
   - Володя, кто это там? – спросила Вера.
   - Тоня и Наташа, они ведьмы.
   - А что, если мы с ними поговорим об Иисусе? – спросил Пётр Потапович.
   - Пётр Потапович, я уже не один раз это делал, – ответил Володя. – Время только терял, они все проповеди в штыки встречают. Так поговорить вполне можно, а как только об Иисусе начнёшь, сразу выясняется, что это уже шаг на чужую территорию, и этого нельзя. Конечно, можно попытаться, но раз они видели меня, то вам уже будет сложно что-то сказать, они уже знают, кто вы такие.
   - Володя, отчаяние – плохое подспорье для христианина, – заявила Вера. И в ту же минуту вся компания двинулась за Джеймсом и ведьмами, стараясь идти так, чтобы это не походило на преследование. Поравнялись они где-то в районе «Колизея», и как только Вера нашла такую возможность, она сразу же подошла к Наташе и поздоровалась, естественно, представившись.
   - Я вас слушаю предельно внимательно, – Наташа встретила Веру не более тепло, чем Джеймс до этого.
   - Скажите, вам не больно было это делать? – спросила Вера.
   - Я хорошо переношу боль, – ответила Мартинес. – Татуировки не в самых болезненных местах, а пирсинг мне делали под местным обезболиванием, в хороших салонах есть такие аэрозоли, мне так язык прокалывали. А с губой одна проблема, что кровь сильно идёт, но я так погляжу, молодые девчонки себе часто такие штуки делают, причём, сплошь и рядом это лабреты, а с ними на ранних стадиях возня.
   - А зачем это? – спросил Миша. – Вы считаете, что это красиво? Хотя у вас у всех такие украшения, если просмотреть.
   - Эстетика – это вещь такая, – сказал Джеймс, – её разные люди по-своему формируют, и кому удалось большим массам свою систему внедрить, тот и делает общее понятие «красоты». Я против этого, даже книгу об этом делал, вот я и форсировал работу с модификациями тела. Пока у меня больше денег на пирсинг, чем на татуировки, сделаю пирсинг.
   - Вы поэтому ходите в такой куртке? – спросила Вера.
   - Да, – ответил Джеймс. – Да она и удобная, вот, прослужила десять лет, и по большей части вполне даже нормально служит для своего сезона. Я решил сам так ходить, и если кто-то также самостоятельно это решил делать, то это его дело. Остальное – то же самое.
   - А, извините, я забыл, что вы панк, – сказал Миша.
   - Анархист, – поправил Джеймс. – Я слушаю панк-рок и базируюсь на нём, как музыкант, но не циклюсь. У меня есть вообще инструментальный проект в стиле «техно», так что панк – это только фундамент.
   - Ну, а вот эта звезда, это связано с чем? – спросил Пётр Потапович.
   - Это символ Вселенной, один из символов, – ответила Спайс. – Земля, Вода, Огонь и Воздух, как элементы статической Вселенной, и Движущая Сила, как то, что направляет твои действия. Вершина вниз – углубление в себя, построение своего закона во Вселенной, попросту сатанизм. Вершина вверх – это взаимодействие с Божественной Четой (или иным проявлением Божественного), совместная работа с миром, соблюдение его законов. Мы не стремимся к сатанизму, если брать «дальний прицел», но здесь и сейчас, как и большинство людей, мы можем влипнуть и в небольшой сатанизм. Важно в этом случае понять, где ты ошибаешься, чтобы позже этого не делать.
   - А вы хотите знать, как этого никогда не делать? – спросил Миша.
   - Способ известен, – ответила Наташа. – И этот способ – иллюзия. Он даже в большей степени ведёт к сатанизму, чем обряды люцифериан и практики Церкви Сатаны. Точно тот же личностный принцип, который связан с ломкой и отчуждением. И не имеет значения, что и где написано, и какими выводами и пророчествами это подтверждено. Панацеи нет, или она так сложно может быть добыта, что средний человек предпочтёт купиться на иллюзии. Вроде тех, которые вы нам сейчас хотите продать. Но мы знаем это, и ваш труд был только напрасной тратой времени.
   - Вы читаете Библию? – спросила Вера.
   - Возможно, не менее часто, чем  вы, – ответила Спайс. – Но к чему этот вопрос, если вы и так видите, что проповедь напрасна? Или вы тешите себя самообманом, что ваши последующие бормотания в уголке и попытки взлома нашего сознания всё же увенчаются успехом? Напрасно вы так думаете, это дохлый номер. Поймите, я не хочу вас обидеть, просто лучше честно сказать вам то, что есть, и пусть это будет хорошим таким холодным душем на ваши головы, и вы будете понимать, что не все игрушки можно купить.
   - Тоня, я понимаю, что ты по-своему желаешь своему другу добра, когда так делаешь, но это исходит от заблуждения, – сказал Володя.
   - Друг сам себя неплохо защитить может, – отозвался Джеймс. – Ещё раз вам напомню, что я анархист, и для меня какая-то система авторитетов, если она есть, второстепенна. Более того, те авторитеты, которые насаждаются насилием и угрозой, всё равно будут так или иначе отметены. Есть те, к кому я с большим уважением отношусь, безусловно, но, что очень забавно, никто из них моего уважения специально завоевать не пытался. Включая тех, кого здесь именуют Божественной Четой.
   - Благослови вас бог, – сказала ему Вера, и все четверо христиан пошли в сторону рынка. Володя сумел собрать в кулак всю волю и подавить в себе те слёзы, которые ведьмы называли «детским эгоизмом». Джеймс и ведьмы и вправду пошли в сторону прокуратуры, но это место миновали, как миновали и дверь банка. Их путь действительно лежал в кафе «Снедин», по-видимому, они намеревались там  культурно перекусить и обсудить свои личные дела. Володя с удовольствием сходил бы туда и сам, но сейчас у него просто не было лишних денег, поскольку он вынужден был вложиться в приобретение компьютера, а плохой, который развалится на части через неделю, он как-то не хотел покупать. Дойдя до «Старта»,  все четверо стали искать ту точку, о которой говорил Джеймс. Крайним вариантом был рынок, но Володя не был уверен в том, что там будет хоть что-то из того, что они хотели поискать.
   Киоск  оказался довольно просторным. Светловолосая женщина в очках, лет примерно сорока с лишним или пятидесяти (точно сказать было нельзя) спросила у разглядывающего разнокалиберные диски, как-то не слишком связанные с христианством, Володи, что он хотел. Миша изложил то, что он хотел найти. Три из пяти дисков оказались в данный момент на прилавке, а вот «Hip-Hop 5» не было. Что же до «Dance 7», то вместо него продавщица предложила более раннюю модель. Впрочем, уже то было хорошо, что были три программы, которые Миша хотел купить. Также он купил сразу десять кассет и чистые диски. Он купил бы больше кассет, но у него не было при себе столько денег. И тогда Володя подошёл к продавщице и протянул ей двести рублей. Как только сдача и кассеты были получены, он отдал их Мише. Когда они вышли, Миша сказал, что при первой возможности он отдаст деньги Володе, на что тот сказал, что это сделано для господа, и если у Миши будет что-то получаться, то он будет помогать ему с кассетами и дальше, а недостающие программы он купит в городе, если найдёт.
   Внезапно Вера предложила всем по пути назад всё-таки зайти в «Снедин» и просто немного поесть, а если будет шанс, то и поговорить с кем-нибудь об Иисусе. Володя не был против, и все четверо христиан вошли в двери кафе. Практически сразу их встретила одна из «отдыхающих» официанток, и все они прошли к столику недалеко от компании, с которой им так и не удалось поговорить о господе. Правда, Володя думал всё же спросить их насчёт тех программ, позволяют ли они писать ещё и голос, чтобы не делать лишнюю работу. Миша так и сделал, пока официантка, которая обслуживала их стол, отошла к стойке бара.
   - Можно, – ответил Джеймс, – но кое-где придётся увеличивать громкость сэмпла, а потом выруливать общий баланс на пульте. Мне-то проще писать голос «живьём», на уже сделанную подложку, а если вам лучше загонять в компьютер всё, то имейте в виду, что «Techno 5», «Hip Hop 6» и «Dance 7» срезают сэмплы дольше восьми тактов до этого лимита, а готовому миксу приделывают «хвост» под свою программу записи аудиодисков, так что я эти «хвосты» в «Wave Editor’e» обрубал, чтобы уже через «Nero» писать. Тот же «Hip-Hop 5» таких «хвостов» не делает, и у него басовый генератор можно более-менее настроить, чтобы линию сделать прямой или свингующей, там есть ручки для этого. И барабанный генератор там тоже более близкий к натуральному звуку, если вам это надо.
   - У меня пока его нет, – ответил Миша. – Спасибо, что рассказали, я же в первый раз такие программы ставить собираюсь. Не буду вам мешать.
   И отошёл к столу. Володя, Вера и Пётр Потапович в одно и то же время вопросительно посмотрели на него.
   - Он мне дал несколько советов, – сказал Миша. – Ну, я думаю, можно будет научиться со временем, как это делать.
   Подошедшая официантка спросила у них, выбрали они что-нибудь, или им нужна помощь. Процесс заказов пошёл достаточно быстро, ну, только Пётр Потапович задавал вопросы иногда, и ответы на них были вполне вежливые и понятные. Сразу поняв, что посетители не слишком часто ходят по кафе и ресторанам, официантка предупредила их о времени готовки блюд, на что Володя сказал, что они подождут.
   Дальнейший разговор как-то сразу перетёк на тему ресторанного сектора. Вера сказала, что последний раз она вообще была в подобном месте лет пять назад, когда её приглашали друзья. Там, конечно, тоже было неплохо, но не совсем так, как здесь.
   - Да, – согласился Пётр Потапович, – не то, что раньше. Я вот жил как-то в Москве, и мне довелось попасть в ресторан «София». Там одно время, если говорить о музыке, играл такой музыкант, Алексей Белов, неплохой гитарист был. Так вот, в этой «Софии» кухня была так себе, а вот обслуживание было такое, что хуже не представишь. Там официанты пьяные всё время, да ещё и грубят тебе на каждом шагу. Бывало такое, что и с посетителями дрались. А сейчас, как вижу, лучше стало.
   - Да, – ответил Володя. – Я помню, как однажды я с Анжеем побывал в кофейне на проспекте Маркса. Сначала я подумал, что он просто знаком с той официанткой, а он мне уже потом говорил, что просто у них там такой уровень работы. Ну, тот же Джеймс, как мне говорили, там просто частенько бывает, и для них это тоже хорошо. Но особых связей у них там точно нет, по-моему.
   - Ну, может, тут вопрос решает то, что люди приходят часто – значит, им там нравится бывать, – сказала Вера. – Плохо одно, что здесь всё достаточно дорого, а в остальном, я думаю, Володя, тебе лучше известно, наверное, ты же здесь бывал?
   - Да, здесь хорошо, – согласно кивнул Володя. – Кухня очень хорошая, и то же обслуживание вот.
   - Ваши салаты, – к ним подошла официантка (кстати, звали её Ольгой). – Приятного аппетита...
                ****
   Таня остановилась, чтобы завязать шнурки на кедах – недавно купила себе в магазине «На Театральной». Отдала она за них тысячи три, но кеды были вполне приличного качества.
   - А у них там что? – спросила она.
   - Миша с Верой пишут христианские песни, и у них проблема только одна: писать вокалы после того, как они сделают электронную часть.
   - Это я могу им помочь сделать, у меня есть микшерный пульт на восемь каналов, есть дека японская, она все типы кассет пишет. Кстати, у меня есть проигрыватель для дисков, он любые крутит, даже самодельные. А если они эту программу хотят найти, то я могу им отдать свою, как раз это то, что они искали. Просто у меня брат с сестрой тоже песни христианские пишут, и они могут помочь, если что-то надо сделать. Скажем, куда-то выехать. В том же самом Чернолучье можно организовать что-нибудь, у них там есть знакомые христиане, они могут помочь с площадкой.
   - Очень хорошо, – улыбнулся Володя. – А, кстати, выезд был бы кстати, я так думаю. Правда, я слышал, что Анжей в начале июня будет проводить в тех местах свою акцию, направленную против патриотизма, если в городе не получится найти площадку.
   - А когда он это намечает?
   - Одиннадцатого июня.
   - Ну, до этого времени вполне можно организовать выезд. Главное, чтобы был записан материал.
   - Ну, Миша пока только купил эти свои программы и установил их, теперь учится с ними работать. Они планируют переписать свой материал с новым звуком, чтобы он лучше звучал.
   - Я так думаю, что тогда вы с Анжеем совсем не пересечётесь. Я же знаю, что у Миши навалом материала, и они с Верой долго его будут писать, если совсем уж заново делать. Кстати, я могу купить для них хорошие кассеты, «хром», чтобы они могли их хранить дольше. Или «четвёрку» – она даже ещё лучше звучание сохраняет.
   - Что-то подобное мне уже сказали, – ответил Володя на это. – Я просто не запомнил точное название этого типа кассет.
   - «Metal Maxima», – подсказала ему Таня. – Ну, в этом-то вопросе я вам с Мишей помогу, я же только что пообещала. Ты мне лучше другое скажи.
   - А что ты хочешь узнать? – спросил Володя.
   - Ты уже точно с Ларисой своей собираешься свадьбу играть?
   - Деньги нужны. У меня их пока не так много, да и надо всё организовать как-то достойно, а это мне обойдётся не в гроши. Но мы готовимся. И ведь надо же решать вопрос с квартирой. У меня, ты это знаешь сама, квартира не для семейной жизни, Лариса ютится на Пятой Северной, а я думаю, если бог мне даст такую возможность, то пусть будут и дети, а им ведь тоже нужны условия для жизни. Я пока не смогу снимать квартиру, даже если мы вместе с Ларисой будем это дело оплачивать. Маму тоже не оставишь одну, это будет не слишком хорошо. Но я буду просить господа, чтобы он мне в этом помог.
   - Ну, я пока ничего сказать тебе на этот счёт не могу, – проговорила Таня, словно извиняясь. – Но если что получится, то я обязательно постараюсь вам помочь, чем только смогу.
   - Спасибо, Таня, – сказал Володя. – Я, конечно, постараюсь справиться сам, чтобы ты не влезла в ненужные расходы, я же знаю, что ты тоже не особенно богатая, чтобы так тратиться. И пока есть ещё вещи, которые мне тоже надо решить. Я просто чувствую это так, что мне надо работу для бога делать так, чтобы успеть сделать больше. Бог сказал мне, что времени мало. Для меня мало, а не для всех, Таня. Конечно, я говорил об этом с теми же ведьмами, с Анжеем, но ты же знаешь, что они считают, что сейчас мне надо думать о Ларисе и маме, что я напрасно себя так настраиваю, что мне нужно верить в то, что я смогу преодолеть то, о чём мне сказал бог, и я выкарабкаюсь из этой ситуации целым и невредимым.
   - Володя, я бы лично на твоём месте больше слушала бога, а не тех, кто его отверг.
   - Я так и делаю, – ответил Володя. – Я именно поэтому сейчас собираюсь с Верой и Мишей плотно вместе работать. Вот в чём дело. Но я не забуду, что я на самом деле должен сделать так, чтобы Ларисе и маме тоже было бы это всё легко пережить.
   - Володя, что вдруг с тобой случилось? Откуда эта тревога? Это из-за тех бандитов? – Таня не на шутку была встревожена. – Тебе угрожали?
   - В последнее время – нет, – успокоил Володя. – Наоборот, из жилконторы на Путилова уволили Иванченко, которая на меня, как Анжей говорит, этих бандитов натравила.
   - Из-за бандитов?
   - Нет, она просто на работу пьяная пришла.
   - А у них там некому её отловить?
   - Не знаю, – Володя пожал плечами. – Я же там не работал, но раз там нет проходной, как на заводе, и там не стоит охрана, то она могла прийти пьяной, да, и живёт она, как мне говорили, недалеко от работы прежней. С утра вот выпила, по дороге её не развезло, а на рабочем месте она уже пьяная. Мало ли, что там могло быть. В обед зашла в кафе с друзьями, и там ей налили. Я всех подробностей не знаю. Конечно, она вполне может попытаться мне за то, что её уволили, отомстить, ведь и я в этом немного повинен, поскольку «чёрные братья» её к начальству отвели из-за тех бандитов, которые меня били, и ей там тоже крепко досталось. И потом, если перебирать тех, кто меня мог бы ненавидеть из этого круга, там кроме Иванченко ещё желающих найдётся много – родственники фашистов, которых из-за меня посадили, их друзья тоже. Они на меня смотрели, когда приговор огласили, как будто не те фашисты меня избили, а я их.
   - Ладно, хватит о таких мрачных вещах говорить. Я тут побывала на днях в кафе одном, на Звездова, «Пятая Авеню», кажется, называется. Там Наташа Мартинес выступала, ты знаешь её, это ведьма, которая мексиканка, в общем.
   - Ну, и что она там играла?
   - Джаз, в основном. Ну, там было много всякого. И с ней играли человек семь – гитара, бас, ди-джей, человека четыре на духовых, она сама на рояле цифровом играла и на электрооргане, ну, и пела, естественно. Правда, она там всё пела по-испански, так что я не знаю, что она там имела в виду в своих песнях. Но голос у неё просто шикарный.
   - Я слышал её на каких-то концертах, так что знаю это. Но вот то, что она вдруг в джаз полезла, это я только что от тебя услышал.
   - Если ты мне не веришь, я могу тебе диск Наташин принести, чтобы ты его послушал, – сказала на это Таня. – Она сказала, что сейчас, вроде бы, будет с аргентинской фирмой, которая её записи издаёт, договариваться, чтобы они в России через её фирму диски распространять разрешили. И Оксана тоже там была, купила парочку дисков для себя.
   - Да, было бы очень интересно послушать, – сказал Володя. – Просто я её на концертах HEART OF GLASS слышал, а так – нет. Интересно услышать, как это без грохота.
   - Насчёт грохота, – продолжила Таня. – Тут же ещё было кое-что, я как-то не встречала тебя, всё хотела рассказать. Тут же мы с Оксаной ещё на одном концерте были. Есть такая группа, они с тем же агентством работают, что и Наташа эта. Называются SKELETON SKELETRON. У них любимое занятие – переигрывать песни RAMMSTEIN. И свои песни у них тоже почти все по-немецки. Ну, эти мне как-то не очень показались, у них уж слишком всё отдаёт какой-то дьявольщиной. Причём, там почти весь состав выходит на сцену в строгих костюмах, но там два певца огонь выдыхают, на сцене драки показывают, слайды страшные какие-то. И тот, который главный, крупный такой, он, кстати, не только на гитаре играет и поёт, но он ещё и на трубе играет неплохо. А второй... Я не сразу разобралась, что это Анжей – он там был в парике и очках, как в RAMMSTEIN клавишник выглядит, и имя себе подобрал такое – доктор Лоренц. А группа так называется из-за этого вот певца, который крупный. Ну, шутка над его комплекцией.
   - А мне Анжей что-то про эту группу рассказывал, – ответил на всё это Володя. – Что они ездят на гастроли в Германию, что их даже RAMMSTEIN туда приглашали, и я так понимаю, что они дружат, что там даже какие-то прозвища – Пончик, Болтун. Кто из них кто, я не знаю.
   - Я знаю ещё меньше, – ответила Таня. – Нет, я посмотрела с интересом, но потом решила, что буду молиться за них, чтобы они больше так не говорили о христианстве. Они его считают фашизмом просто.
   - Знаешь, Таня, я так предполагаю, что твои молитвы на них действовать не будут, – сказал Володя. – Они очень хорошо чувствуют это, и для них это – вторжение в их частную жизнь. Я, конечно, продолжаю молиться за тех, кто не принял Иисуса господом, но это упирается в ту самую защиту, которую они ставят против молитвы. Как это, я знаю, сталкивался.
   - Но ведь ты не бросил молиться за них?
   - Нет, разумеется, я этого делать не буду, так нельзя делать. Но вот слегка изменения сюда я всё-таки внёс. Лучше будет помолиться за здоровье и благополучие брата или сестры, чем пытаться пробить его защиту. Вряд ли кто-то не хочет здоровья и благополучия. А между делом я попрошу господа Иисуса показать им, что это он им помог, это, мне кажется, может сделать их сердца открытыми для Иисуса лучше, чем навязывание. Единственное, что есть такой момент, как свобода выбора, и я очень хорошо понимаю, что кто-то может полностью запретить мне молиться за него. И тогда уж проще будет действительно оставить его в покое, потому что он будет сопротивляться, не давать за него молиться.
   - Володя, я не знаю, что тебя так лишило веры, но буду молиться за то, чтобы это наваждение дьявола прекратило на тебя действовать, – Таня стала входить в «священную ревность». – Негоже, чтобы ты отпал от бога и стал жертвой сатаны.
   - Извини, Таня, но мне сейчас надо в магазин. Мама попросила купить молока и яиц, у нас дома их нет вообще. А к нам собирается прийти Лариса.
   - Ладно, Володя, иди, – сказала Таня. – В самом деле, нельзя так – оставить человека, который к тебе в гости приходит, голодным. А раз уж вы с Ларисой собираетесь пожениться, то тем более так делать нехорошо, я согласна. Будь благословен, брат!
   Она пошла по своим делам, и Володя почувствовал в душе какой-то укор: Таня отнюдь не тонко намекнула ему на то, что он «приземлился». Конечно, он-то для себя знал, что это не так, но на самом деле надо было взяться и выполнить свою работу для господа. Это было очень важно, и сейчас нужно было не только принять Ларису и заполнить дома холодильник (это было важно), но и идти, говоря о господе и его любви. И на этой неделе он с Таней и Белокуровыми закончит запись первых кассет с новыми песнями и дисков для сопровождения, которые они возьмут с собой в поездку по Красноярке и Чернолучью. И они будут ходить по улицам и славить бога в песнях, вводя в число избранных новых людей, которые непременно получат свой венец и имя от господа, то, которое знает только он, и которое теперь будет знать носитель имени. И бог возрадуется их труду во имя его...
                ****
   Только вперёд, не жалуясь на судьбу и дорогу, не говоря, что это трудно, ибо господь поможет во всякой проблеме детям своим. Это Володя знал, как таблицу умножения. Испытания, которые могли ждать его на этом трудном пути, он принял бы с благодарностью, ибо господь никогда не сделает ничего плохого детям своим, так как он сам есть любовь.
   Не очень удобное место в автобусе, час езды по Красноярскому Тракту и не очень приветливые люди, не желающие слушать благую весть – так началось путешествие, которое Володя предпринял сегодня. Но он был христианином, и никакие лишения не сломили бы его. Он и худшее в жизни познал, чем то, что он сейчас имел перед глазами. Плюс уроки Али Байбулатовой, которая с ним основательно повозилась, научив более или менее ровно держать спину и одёргивать себя при первой же «слабине». Это дало Володе возможность лучше перенести неудобства поездки в автобусе. Кто-то даже удивился его осанке, которая была почти всё время неизменной.
   - Да, мне бы так познакомиться, – сказала одна женщина. – А то вот спина побаливает уже года два. Вроде, не смертельно болит, но тоже вот иногда не могу вытерпеть. А эта ведьма много денег берёт за свою работу?
   - С меня она почти ничего не брала, просто у нас общие знакомые, я же не из-за спины к ней пришёл сначала, а из-за желудка. Просто она меня немного отругала за неправильное питание и дала несколько советов. Она же врачом работает, как раз по желудочной части.
   - Да, – сказал немолодой мужчина в полотняной кепке, – это тоже штука не из приятных. Я года три назад лежал в стационаре с язвой, меня как раз туда направила эта вот Алсу Ибрагимовна. Хорошо, она меня долбала достаточно настойчиво, а то бы я запустил это всё до прободной, и тогда бы пришлось не своими ногами туда, а в «неотложке». Хотя бы операция была не страшная, а то бы вырезали половину.
   - Могу себе представить, как она вас ругала.
   - Нет, вежливо всё сказала, но никаких отговорок не приняла.
   Разговор завершился, поскольку невдалеке уже показалась автостанция. И все разошлись по своим путям. Володя успел раздать десять книжек об Иисусе из того, что он взял, а также четыре Новых Завета издательства «Гедеоновы Братья». Мало, но он не предполагал даже этого. И такой поворот событий вселил в него надежду укоренить веру в Иисуса на этой земле.
   С автостанции он пошёл в сторону лагерей. Правда, он хорошо знал, что в этих местах слово об Иисусе слушают очень слабо, и дело совершенно не в ведьмах и «Чёрных Братьях». Но по дороге он надеялся встретить жаждущих бога людей, которым он собирался помочь в обретении единства с господом. То, что в этом районе его отследили и избили фашисты, ничего не говорило ему: если богу будет угодно, чтобы Володя принял венец мученика, он его примет. Если бог захочет показать свою силу и любовь, то он не даст своему слуге погибнуть от рук злых людей. В конце концов, важно то, что он всё это время трудился для господа, и не творил зла на этом пути, а также не был труслив и малодушен.
   Неподалёку от него проехала машина. Судя по номерам, эта модель «ауди», уже отремонтированная и подкрашенная, была как-то испорчена кем-то из «чёрных братьев», засунувшим одного из тех бандитов с улицы Путилова, которые избивали Володю, в лобовое стекло. Это внушило Володе неясную тревогу, но он небольшим усилием воли преодолел её и начал молиться, не давая дьяволу шанса запугать его и отказаться от труда на божьей ниве. Да и вполне могло быть, что машина принадлежит кому-то ещё, например, у того бандита есть родственники. Или просто выехали на отдых, а зона здесь как раз для отдыха предназначена – в школе, на уроках географии Володя очень хорошо запомнил термин «рекреационный ресурс», и от тех же ведьм он достаточно много раз слышал словосочетание «Рекреационная Зона», часто употребляемое по отношению к району Красноярки и Чернолучья, где было много домов отдыха, санаториев и детских лагерей. Правда, он знал также и то, что тут живёт или просто работает много «чёрных братьев» и ведьм, и они не любят свинского отношения к местной природе. Но берег большой, так что найти безопасное место для пикника «братки» могли бы. Могли и на острова поехать. Там их могли бы не заметить. И вообще, эту машину могли и продать кому-нибудь, если вдруг что. Мало ли там, как «братки» её купили, если купили. А так отдали кому-нибудь – и пусть сам выкручивается, лох.
   Идя по дороге к «Восходу» (если указатель правильно прочитал), Володя думал о чём-то своём. Сзади он услышал ворчание мотоциклетного мотора, а когда пропустил мотоцикл, то заметил на нём не кого иного, как Анжея. Тот остановился, после чего поставил машину на упор и подошёл к Володе.
   - Тралибуба валданда, Иисусу слава, дьявол, на хрен пошёл отсюда, тралай хулибумба, амен! – провозгласил поляк. – Хулабай тебе большой во Христе Иисусе, Крамбамбула!
   - Добрый день, – ответил Володя. – А что это ты такой радостный?
   - А нам в «Цитрусе» площадку дали на одиннадцатое июня. Будем петь жидовские песни и убивать вонючую «Родину-88». Как ни тужились на этот счёт бледномордые п*д*р*сы, им выдали х** механический на батарейках системы «332». И батарейки все дохлые, и такие хрен купишь в городе. Вот как мне от этого весело, не передать просто.
   - Ты хочешь сказать, что ваш концерт хотели запретить?
   - Есть такая штука. Горлопан опять постарался, но ему выдали карамельку в форме хрена, чтоб он его облизывал и радовался. Так что мы всё равно будем оскорблять русских п*д*р*сов и восхвалять еврейских натуралов. За что большое спасибо Грузину, «Провианту» и Айн Софу.
   - А тебе нравится всех оскорблять?
   - Мне не нравятся русские п*д*р*сы. Я уважаю людей, кто бы они ни были по рождению. Будь всё по уму, я бы кроликов разводил и овощи в огороде, и с прибором клал на все национальности и партии. Но бледнолицым так не надо, они хотят империи. А я анархист, мне на хрен не обос**лась империя, неважно, чья она будет. Поэтому я сделаю всё, чтобы п*д*р*сов обломать, и этот случай меня радует. Ладно, поскакал я в «Восход», надо с Мойшей всё по охране перетереть. В клубе-то охрана будет, а вот что за пределами, да и ПедРасы тоже не будут сидеть и смотреть на всё это дело, не в их это всё интересах. Надо обезопаситься.
   - Ладно, Анжей, до свидания, – ответил Володя, и они с поляком расстались – тот поехал в лагерь, а Володя остановился и решил подумать, куда бы ему пойти. Понятно, что на берегу, скорее всего, никого нет, а если есть, то это те, для кого слово об Иисусе – пустой звук (если в лучшем случае). В лагерях пропускной режим – отдыхающие туда наехали, – а теперь уже бывшая «Зона Трёх Лагерей» сейчас находится на усиленной подготовке – в «Восход» едут дети, а в Гагарине готовится площадка под викканскую конференцию. Это не давало шансов проповедовать там. В деревню пойти? Ну, это можно сделать. А уж если в деревне не выгорит, то можно поехать в Чернолучье – недалеко, и там можно посмотреть площадку под будущие выступления. Этот вариант Володя предполагал ещё до поездки, но пока надо было поработать здесь.
   В деревне дела пошли не очень удачно – его выгнали из пяти домов, кое-где просто не пустили на порог, он чуть не угодил в милицию. Правда, часть книжек об Иисусе и три Новых Завета он всё же подарил здесь жаждущим спасения от господа, заодно пообедав у гостеприимной хозяйки, которую звали Алевтина Петровна. Та оказалась очень доброй и много спрашивала у Володи о господе. Как она говорила, у неё дочь верит в бога, но сама она не очень как-то это всё понимала, и теперь ей стало на самом деле интересно, как обрести спасение в Иисусе Христе.
   Покидая Красноярку, Володя хотел ещё раз сходить на берег – просто так, прогуляться, чтобы немного отдохнуть от города. В Чернолучье он думал навестить Раису Матвеевну – адвентистку, которая прошлым летом пустила его ночевать, когда он отдыхал после больницы. Тоже было бы приятно. Да и просто поговорить с жителями деревни о господе будет полезно. Для лучшей ориентации он выбрал лагерь Гагарина, который чуть не совпадал по одной стороне забора с лагерем Макарова (бывшим, как говорили сатанисты). Но так можно было выйти по прямой на берег, чтобы там походить. Купаться он бы не рискнул – слишком прохладно, – но просто погулять было бы неплохо.
   Идя по берегу, он думал о чём-то своём, случайно заметив всё ту же самую иномарку, припаркованную у стройки, которая находилась на месте лагеря Макарова – там стоял подъёмный кран, у которого не было никого: время вышло, рабочие пошли по домам. «Что может сделать мне плоть?» – сказал себе Володя, отметая тревогу, которая невольно закрадывалась в душу: что-то слишком навязчиво за ним  следовал этот «ауди».
   В какой-то момент произошло то, чего он боялся больше всего. На его плечо легла чья-то рука.
   - Не очкуй, братан, – это был Лоид. Рядом с ним ошивались Астрофарт и Кротч Гоблин. – Всё нормально, ты отдыхаешь, мы отдыхаем.
   - Тебя просто за одного придурка приняли, который нам был до х** бабла должен, – продолжил Кротч. – Всё, нашли его, так что замяли тему.
   - А то, что эти твои кореша на нас наехали, так тоже ведь порешали этот вопрос миром, – успокаивающим тоном продолжил Лоид. – Всё, тебя никто не тронет, и Мишку твоего тоже никто не тронет. Так что не **ы, всё пучком.
   - А что мне бояться? – сказал Володя, который уже преодолел короткий промежуток испуга. – Господь – моя защита.
   - Ну, да, – сзади подошёл Астрофарт. – Базара нет, – и в ту же секунду Володя осел на землю – в его тело вонзился нож, он даже крикнуть не успел.
   - Дамир, чего делать будем? – спросил Кротч.
   - А ты что, не знаешь? – спросил его в ответ Лоид. – Притарань, во что завернуть.
   Кротч Гоблин подошёл к машине и достал из багажника какую-то ткань и ещё что-то, судя по всему,  тяжёлое. Тело протестанта быстро завернули в ткань, положив туда же крупный камень, принесённый Кротчем. Быстро подтащили к стоявшей у берега лодке и отъехали ближе к середине реки.
   - Всё, Серый, табань, – проговорил Кротч. Астрофарт остановил лодку, и Лоид с Кротчем спустили в воду страшный свёрток. Теперь – к машине, и упаси бог, чтобы случайно заметили с берега, что они были здесь.
                ****
   - Бл***, сука, п***ец! – Лоид остановился, глядя на машину. Все четыре колеса были спущены, и он сразу заметил, что разрезы сделаны так, что теперь сложно было восстановить их. – Какая мразь это сделала?
   - Дамир, нам хана, – пробормотал Астрофарт. – Они нас увидели.
   - Кто? – спросил Лоид, которого начала бить мелкая дрожь: если это были колдуны, то теперь им действительно всем крышка.
   - Дамир, это эти, сатанисты, – ответил Кротч. – Всё, теперь они с нас шкуру спустят, как пить дать.
   - Лёха, не каркай, – бросил Астрофарт.
   - Кого там «не каркай»? – отмахнулся Лоид. – Сюда доехали нормально, все шины целые, а пришли – каюк. Валить отсюда надо.
   - На чём, Дамир, на лодке? – спросил Астрофарт. – Если они нас засекли, то всё, теперь нас сделают. Сам же знаешь, земля-то не наша.
   Лоид почувствовал, как его пробил холодный пот: он ведь знал, как идут войны за землю, ведь он сам в этом участвовал. И если уж тебе не пофартило с переделом, то молись: этого никто не простит, а эти ребята, если уж им тут получилось закрепиться, не отдадут того, что они вряд ли за здорово живёшь получили. И вполне возможно, что их отсюда не выпустят живыми, таковы законы войны за землю, которую они сами вели.
   - Лады, пацаны, будем прорываться, – он сунул руку в карман куртки, где у него лежала «волына». Теперь оставалось надеяться на удачу и на то, что их всё же не окружили.
   - Внимание всем! – раздался голос, усиленный мегафоном. – Убедительная просьба не валять дурака и выйти на открытую местность. Спрятаться вам тут негде. Стволы, ножи, кастеты – на землю, после чего пять шагов назад, руки за спину. Если не хотите по-хорошему, лошадки швырнёте без исповеди и причастия. Территория блокирована, бежать вам некуда. Так что, мальчики, предлагаем вам сдаться по-хорошему.
   - Это что за петух тут кукарекает? – крикнул Астрофарт.
   - Имя у тебя, брателло, весёлое, – ответили из «матюгальника». – Тебя с таким именем в школе не сильно дразнили? Меня зовут Валентин Саломатов, и я старший патрульной группы в этом квадрате. Советую тебе и остальным не гнуть пальцы веером и выполнять данные вам инструкции. В противном случае не могу вам гарантировать дальнейшую жизнь. Лоид, выкидывай из кармана свою пукалку и не дрыгайся, это без понта.
   - Пошёл на х**! – крикнул Лоид.
   - Уже там и ножки свесил, – раздалось в ответ. – Хоть запосылайся, ваша шобла уже в капкане. Надо было раньше думать, когда гадить собирался, кретин. Всё, Дамир, отплясался.
   Лоид выстрелил раза два по кустам, Астрофарт и Кротч Гоблин вынули из карманов оружие, и все трое ринулись на берег, думая таким образом уйти от преследования. И как только они вышли к спуску, Лоид почувствовал, как по штанине спускается горячая струя: на пути «братков» стояло человек семь с револьверами в руках. Все трое ринулись назад, но оттуда вышло ещё не меньше пяти человек, и все они были вооружены револьверами и помповыми ружьями. Астрофарта затрясло: теперь им точно пришёл конец, потому что они попытались сопротивляться. Один выстрел дробовика может по полной вынести черепок, да и револьверы вряд ли у них газовые. Посмотрев на лица членов патрульной группы, бандиты поняли, что влетели они так, что хуже просто некуда: большинство этих ребят уже устроило им на Левом разговор по душам, и при них не было оружия. А клочья летели во все стороны.
   Астрофарт выстрелил в одного из «чёрных братьев», но попал только в плечо. Выстрел револьвера в кисть обезоружил бандита, и тот поднял руки, машинально отходя назад, упал на песок и внезапно заплакал, как ребёнок. Кротч Гоблин дёрнулся в сторону, сбил двоих патрульных, но не успел он пробежать десяти шагов, как его ноги опутала какая-то верёвка, и он упал ничком на землю, а сзади подбежали сразу двое, и один без лишних слов сел «братку» на поясницу, больно выворачивая руку. Второй смотал путы, и как только бандит встал, ему в затылок уткнулось дуло револьвера.
   - Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству, охрана открывает огонь на поражение, – предупредили сзади. И раздался ещё один выстрел, после чего Лоид завопил от сильной боли. Судя по доносящимся крикам, его скрутили патрульные. И очень больно.
   В этот момент кто-то из охранников мазнул взглядом по кромке воды, и на глаза ему попалась лодка.
   - Народ, они тут не просто водку жрали, здесь ховали кого-то, по ходу.
   - Трофимов, бегом на базу, Джека  с аквалангом живо сюда. И врача позови сюда, – скомандовал Саломатов – тот крупный скинхед в очках, который участвовал в «выносе» банды Спортсмена. 
   Охранник, которому прострелили плечо, побежал по берегу, поднялся между деревьями и скрылся. Минуты через две около охранников уже стояли трое – крепкий человек с чёрной бородой, видимо, южных кровей, среднего роста мускулистая блондинка с «заграничной» внешностью и парень, каких показывают в американских фильмах про дельфинарии.
   - В лагерь их, – «гость с Кавказа» кивнул на бандитов. – Джек, приступай.
   В считанные секунды была надута лодка, и два охранника вместе с «юным практикантом-дельфинологом» сели в неё, выйдя почти на то место, где был сброшен в воду свёрток с телом Володи. Надев маску и взяв загубник, Джек профессионально нырнул в глубину. Ползал он там достаточно долго, но всё же через некоторое время вынырнул, держа в руке какой-то трос. Команда лодки с предельной аккуратностью, чтобы не нырнуть самим, вынула из воды зловещий свёрток и вывезла его на берег. В ту же секунду к свёртку подбежала брюнетка в джинсовом костюме, держащая в руке металлический чемодан с красным крестом. Володя, будь он жив, сразу узнал бы в ней Алю Байбулатову. Ведьма с оперативностью, достойной Человека-Молнии, сняла с тела «погребальные пелены», приложив два пальца к шее.
   - Что там? – спросил Саломатов, обернувшись к Але.
   - Всё, – устало отмахнулась та. – Отправился наш бедный Крамбамбула к господу, медаль за праведность получать. Воды наглотался, если его раньше не пришибли – не связан.
   - Я случайно нашёл неподалёку, – сказал Джек, протягивая пружинный нож кому-то из охранников. – Отпечатки с него уже не снимешь, но, скорее всего, они его ножом убили.
   - А где Фёдор? – спросил Саломатов.
   - Морено его задержал, на перевязку отправил.
   Постепенно весь коллектив, включая пойманных «братков» двинулся в сторону лагерей, дойдя до «Восхода» без происшествий: пленные предпочли больше не высовываться, чтобы вместо руки не получить пулю в голову. 
   В этот момент из кармана Астрофарта зазвонил телефон, и кто-то взял его и включил связь. Раздался встревоженный голос... Елизаветы Павловны, судя по всему, она потеряла Володю.
   - Елизавета Павловна, это говорит Алсу Байбулатова, – сказала Аля. – Я вас хочу попросить набраться мужества и приехать в Красноярку завтра утром, мы вас встретим на автостанции часов в десять.
   - Что с Володей? – спросила Елизавета Павловна.
   - Вы одни дома? – спросила ведьма.
   - Со мной Лариса, невеста Володи.
   - Пусть на всякий случай она вам валерьянку подготовит, я совсем не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось.
   - Скажите, что с моим сыном.
   - Елизавета Павловна, – ответила Аля максимально спокойным тоном, – я приношу вам свои соболезнования, его только что нашли мёртвым. Я всех подробностей не знаю, сама недавно подошла, но ребята говорят, что его убили бандиты с Путилова. Их тут только что отловили с оружием, они в нас пытались стрелять. Сейчас вот только милицию вызвали, честное слово. Ждём вот пока. Извините.
   На другом конце провода воцарилась тишина, но ведьма почувствовала, что в этой пустоте сейчас витает такое, что она сама бы не хотела испытать никогда.
   - Ты, Лоид, моли бога, чтобы тебя в «Чёрный Дельфин» законопатили или на Огненный, – бросил кавказец с бородой. – Там хоть тебя охрана стеречь будет.
   - Саня, ты о чём? – спросил кто-то из охранников.
   - Маковки бы им всем отодрать за такое, – бросил Ник Деисайд, который сидел на кушетке медпункта, помогая Але перевязывать руку Астрофарта. – Ну, может, Крамбамбула и дурака спорол с этой поездкой, но их-то он и пальцем не тронул бы.
  - Ладно, Ник, – сказал Джек, – что уж теперь говорить, нет человека, не вернёшь время назад, не исправишь.
   В этот момент к территории лагеря подъехала милицейская машина, и из неё вышел человек в форме капитана.
   - Где я могу найти Александра Яндарбиева? – спросил он.
   - Я Яндарбиев, – сказал человек с чёрной бородой. – Вы по вызову?
   - Да, – ответил капитан милиции. – Эти трое где?
   - Погодите, сейчас ещё одному перевязку сделают, можете забирать, – Аля завязала бинт и подняла Лоида за шкирку. – Топай отсюда, бандюга, пока я тебе горло не выдрала.
   Наряд милиции надел наручники на всех троих, после чего капитан подошёл к Саломатову.
   - Кто этих троих нашёл?
   - Мы нашли, наш отряд, просто заметили их при патрулировании зоны. А Вырубов лодку увидел на берегу, и как раз от их машины недалеко, вот и решили дно прочесать. Плюс сопротивление, стреляли в нас.
   - Ладно, разберёмся, – ответил капитан. – Этих троих в машину, там уже будем личности устанавливать.
                Эпилог.
   На территории Левобережного рынка был вполне обычный день. Торговля кипела, люди ходили по рядам, ища нужные товары. Судя по сутолоке, день был не будний.
   Из кафе «Золотой Гусь» вышли человека четыре. Судя по всему, они что-то основательно отмечали – двое уже были в весьма «готовом» состоянии. Двое других тоже были под хмельком, но держались лучше. Повод, заставивший их так набраться, судя по выражениям лиц, был не радостный – видимо, кто-то из друзей или родных не так давно умер. Либо кого-то устали терпеть родные, и он решил, что теперь можно, а то и попросту нужно набраться в хлам. В компании были две женщины средних лет, молодой человек лет двадцати пяти или вроде того и мужчина лет не меньше сорока, невысокий, с аккуратно подстриженными усами.
   - Это всё они сделали, они, – бормотала женщина, одетая в узкие джинсы и розовую безрукавку. Судя по красным волосам и металлической коронке, она была не из сильно богатых. – Чуть не на девятый день разбился. Говорю вам, это этих сатанистов работа. Отомстили.
   - Екатерина Васильевна, – сказал молодой мужчина, – я вас понимаю, они мне точно так же отвратительны, как и вам, но всё проще объясняется. Я уже сто раз говорил этому вашему Виктору Степановичу, пусть наймёт водителя или садится за руль трезвым. А он вот наплевал на мои советы и выпил перед дорогой «немного». И всё, не эта фура, так в кювет бы влетел.
   - Плохо ты их знаешь, Олег, – оживилась чуть не висящая на плече своей собутыльницы дама из «простых». – Они умеют внушать очень сильно. У меня сын был умным парнем, школу с отличием закончил. Если бы не эти твари, в институт бы пошёл... – она разрыдалась, закрывая лицо руками.
   - Не надо так, Любовь Васильевна, – сказал Олег. – Не плачьте, Сашу не вернёшь. Можно сделать, чтобы другие дети не попали в эту мерзость, у вас ведь дочь осталась, Наташа...
   - Ну, ума нет – считай, калека, – бросил вслед идущим рыжий бородач в синих джинсах и теннисной рубашке «Lacoste». – Этот х** накидался, сдох, как придурок, они туда же щемятся. Идиоты.
   - Ник, это ты про кого? – спросила мелированная блондинка в клетчатой рубашке и джинсах-клёш.
   - А про этих вот, – Ник махнул  в сторону пьяной компании. – Спортсмена же вчера похоронили – в фуру влип по пьянке. Слушай, Шакира, – вдруг спросил он у мелированной, – а что это за брехня про Воскобойникову, что она якобы лошадки откинула в больнице?
   - Кто где умер? – спросил полный парень в рубашке в «миллиметровку» и джинсах на подтяжках, наряду с высокими ботинками и бритой головой выдававшими в нём скинхеда.
   - А, в Москве одна баба из «Центра Хомякова» в Склиф с перитонитом слегла, – ответила Шакира. – Неделю назад чуть не на столе померла. У неё же вообще был букет – язва, цирроз, сердце уже хреновое. Она же тогда ещё, в Киеве, когда эта хрень с «Юсмалосом» заварилась, около собора шаталась в полной прострации, так нализалась.
   - А, слышал я такое, – сказал скинхед. – Из Москвы писали нашим, что она к дяде Косте Родзаевскому на ПМЖ отправилась.
   К кафе подошёл человек с «украинскими» усами, одетый в серый пиджак с жилетом, серые же брюки, белую рубашку в вертикальную полоску и чёрные ботинки. На голове у этого человека была серая кепка «в звёздочку», а под нижней губой и в брови поблёскивали шарики пирсинга.
   - Привет, Саня, – сказал Ник. Усатый обменялся рукопожатиями со всеми присутствующими. – Как там поживает наш друг Марат?
   - Работает в той же точке.
   - Уже хорошо. Ты в кафе?
   - Нет, просто иду тут мимо, хочу посмотреть, что у Телескопа есть.
   - А мы тут собираемся в «Снедин», пойдёшь с нами?
   - Не на что.
   - Это ты забудь, сегодня же у нас «отметка» будет, у Динары день рождения же сегодня.
   - О, привет, – молодая, хорошо одетая женщина, видимо, татарка или башкирка, подошла к компании. – Меня ждёте?
   - Привет, – ответила Шакира. – Ты, Динара, извини, что гоняем тебя, но тут у каких-то товарищей заседание на половину зала, так что придётся нам идти в «Снедин».
   - А там цены не сильно больше, чем здесь?
   - Не сильно, – успокоил скинхед.
   - Барбаросса, ты уверен?
   - Я же там был уже сколько раз, – обиженно бросил скинхед. – Я бы тебя обманывать не стал.
   - Хорош, Димка, не дуйся, я просто не знала. А что вы там за анекдот про Большую Ордынку рассказывали?
   - Неделю назад Люся Воскобойникова в Склифе сандалики отшвырнула, – ответил Барбаросса. – Перитонит.
   - П***ец, – сказала Шакира, – не место, а просто Бермудский треугольник какой-то. Два месяца назад оттуда ещё какая-то «курица Фифа» в Кащенко с «циркулярником» свалилась.
   - Депрессивная фаза? – спросил усатый.
   - Ну, – сказал Ник. – Родные устали её из петли вынимать и балкон на замок закрывать. В бедламе теперь сидит.
   - Я и говорю, не место, а кошмар, – сказала Шакира. – За полгода семеро на Канатчикову дачу отправились, трое закирялись, один вообще не вынес мук душевных и в петлю нырнул.
   - Водку жрать не надо такими стаканами, – сказал низкорослый блондин, в котором без труда можно было бы опознать пана Анжея. – Даркфорс, ты там нового ничего не делаешь?
   - Фильм хочу второй в городе сделать, но это нужно время. И деньги на заседания, чтобы рассуждения всякие записывать, – сказал усатый. – Как только что-то образуется, я лично тебе позвоню.
   - Ты видел, как тут мимо Лахудра с компанией проходила?
   - В смысле?
   - Катя Иванченко. Бухая, как п***ец, – сказал Барбаросса. – Тут же недавно Спортсмен в фуру врюхался по пьянке, сдох. Ну, она за компанию с дядей Ромой, Кожевниковым и Любовью Васильевной гудит. И Люба уже вообще в дощечку готовая.
   - А я тут просто выходил за «вискасом», – сказал Джеймс, – и смотрю, на десятом доме похороны. И там эта швабра красноволосая крутилась в трауре, а посреди двора стоял батюшка с кадилом и фашистские песни пел.
   - Значит, Степаныча в геенну провожали, – ответил на это Барбаросса. – И она, когда из заведения выползла, говорила, что мы его убили.
   - Кто, Лахудра?
   - Ну, она. Там, правда, ещё Люба ошивалась, на плече у Кожевникова висела, чтоб не на***уться.
   - Так, Димка, – сказала Динара, – «устное народное творчество» прекращай, сюда Маргарита Антоновна идёт. И очень тебя попрошу убрать подальше эти прозвища, которыми вы вечно её награждаете – Мария Варгас там, Босоногая Графиня и прочие.
   Брюнетка средних лет, действительно похожая на Аву Гарднер, подошла к компании. Все приличествующие случаю реверансы, которые сопровождали появление брюнетки и её спутницы, тоже брюнетки, но уже одетой не столь элегантно, плавно завершились в дверях кафе, где была занята мягкая зона, в которой и предполагалось праздновать день рождения Динары.
   В то же самое время с территории Левобережного рынка к остановке «Школа милиции» направлялись две женщины – пожилая и молодая. Их вид был опрятен, но скромен, видимо, они кого-то потеряли, но грусть об этом не была мрачной, скорее, это было преддверие встречи за пределами городов и стран, которой с таким нетерпением ждут истинные последователи Иисуса Христа. Вместе с ними к остановке шли ещё четыре человека. Видимо, это были их единоверцы, желающие утешить сестёр, потерявших близкого человека, тем, что они воссоединятся в лучшем мире, когда Иисус придёт во всей славе.
   Те, кто следил за ходом событий, предшествовавших этому дню, без труда узнали бы в двух женщинах Елизавету Павловну и Ларису – мать и невесту Володи Сапунова, того самого Крамбамбулы, который положил свою жизнь на алтарь служения богу, неся в мир его слово и любовь, которую он видел в боге. По-человечески обе они переживали тяжёлую утрату, но ведь они свято верили в то, что скоро в облаках покажется тот лик, который рисовали на иконах их гонители, и который они жаждали видеть всегда. И тогда они все войдут в новый мир, где не будет никакой печали, и тот, кто создал всё, даст им мир и покой, отерев с их лиц всякую слезу. Осталось только сохранить в себе праведность и служение господу, чтобы Иисус принял их, не сказав: «Я никогда не знал вас, отойдите от меня, совершающие беззаконие». Можно было соглашаться или не соглашаться с ними, можно было осуждать их или понимать, но им было бы неважно, что вы скажете о них – они лишь будут молиться за то, чтобы и вы встали вместе с ними на стеклянное море, чтобы ударить в гусли и воспеть хвалу господу в числе праведных.
   А в часе езды от города несколько человек выступали на сцене одного из домов отдыха, воспевая хвалу Иисусу Христу и говоря о нём людям, которые собрались возле танцплощадки с деревянной будкой, в которой хранилось оборудование для танцев и прочих там мероприятий, которые проводились администрацией, с которой христиане договорились о предоставлении сцены. Мечта Володи Сапунова донести слово об Иисусе до этих мест была подхвачена ими, и теперь они – Миша Белокуров, его жена Вера, отец Миши Пётр Потапович и их друзья, – делали этот концерт не только во славу бога, но и в память о друге, который сейчас ожидал встречи с господом, чтобы тот пустил его в свой светлый город.
                4. 06. 2007. 

   Большая часть имён и событий вымышлена, сходство с реальными людьми и событиями по большей части являются случайным.
 
   ВНИМАНИЕ: данная книга не пропагандирует никакого религиозного течения. Автор этих строк убеждён в полном праве каждого человека исповедовать тот образ мысли и ту религию, которые ближе всего ему по духу. Единственным ограничением в данной области признаётся то, что убеждения человека предполагают безусловное право посягать на права других людей, независимо от того, физическое это насилие или духовное.

   Данная книга не рекомендуется к прочтению лицам с повышенным чувством патриотизма.