Цыганка

      Тоня  белила потолок.  Весна была в самом разгаре и ей очень хотелось хоть немного освежить свою  небольшую  квартиру, состоящую из комнатки  и коридора. Она что-то тихо напевала себе, чтобы работа шла веселее, иногда слезая с невысокого стола, служащего ей в качестве козел, придирчиво осматривая уже выбеленную часть потолка, и если он не соответствовал ее представлению об идеале, перебеливала его.
      Неожиданно открылась входная дверь и на пороге,  словно из-под земли, возникла цыганка в широкой цветастой юбке, в атласной кофте алого цвета и черном, в крупный цвет, платке, перекинутом через плечо. Женщина явно была старше  Антонины, но не намного: лет на пять - не больше, то есть  около тридцати пяти лет.
      Глубокие черные глаза  придирчиво осмотрели комнату, Тоню, стоящую на козлах, и лицо женщины озарила, отработанная до мелочей, улыбка:
-Ах, красавица! Ах, умница! Чистюля! Все бы мыла,  все бы чистила,  все бы порядок наводила!
      Тоня внимательно посмотрела на цыганку, ожидая дальнейшего развития событий.
-Позолоти ручку, красавица, все скажу: что было, что будет, чем дело кончиться, чем сердце успокоится.
      Антонина улыбнулась цыганке в ответ:
-А хочешь, я сама тебе все это расскажу в том же порядке?
      Цыганка вопросительно  уставилась на Тоню, видимо, не поняв, что та ей пообещала.
-Так позолотишь ручку, или нет? - поинтересовалась она, согнав улыбку с лица.
-С чего бы это? - удивилась Тоня, лукаво улыбнувшись.
    Женщина помолчала несколько секунд, напрягая все свои извилины, а затем выдала:
-Засранка! Засралась по самые уши!
      И, круто развернувшись, пошла к выходу. Ей во след несся оглушительный хохот Антонины, которая никак не могла успокоиться, вспоминая разительные перемены и в лице попрошайки, и в ее словах.