Давнее и дивное сияние Севера

Чем большую по времени проживаешь часть отпущенной тебе жизни, тем гуще мрак прошедшего, и тем ярче сияют в голубоватом  сумрачном тумане прошлого некоторые отдельные вехи, события прожитого, значимость которых определяется не сознанием, а чем-то иным, недоступным нашему пониманию… И что интересно (и это известно многим пожилым людям), ярче всего в памяти запечатлеваются те случаи, которые в том, тогда настоящем, времени, представлялись обыденными, а то и пустяшными…
…На Колыму я приехал, можно сказать, с опозданием. В том смысле, что северного «длинного рубля», о котором на «материке» ходили легенды, уже практически не было, и хорошую, в смысле оплаты, работу было найти непросто. Осложняло положение и то, что приехал я на Север сразу со всей семьей, то есть с женой и трехлетней дочуркой. Почему я пишу, что опоздал? Потому что большие северные зарплаты остались ко времени моего приезда только в рассказах старожилов. Частенько, сидя за столом в балке (это такой дощатый домик на санях, ударение на втором слоге) для отдыха, за кружкой крепкого чая, кто-нибудь из них начинал травить байки о том, как когда-то на приисках получали столько денег, что уносили их домой в чехлах от матрасов (в матрасовках, ударение на третьем слоге). В это верилось и не верилось. Больше, конечно, не верилось, потому что у самого меня первая колымская зарплата отличалась от «материковской» только на величину районного коэффициента. За полгода заработал первую надбавку в 10 процентов, потом вторую… и так и пошла наша колымская жизнь. Но я хочу рассказать не о заработках, вернее, не только о заработках…
Как бы то ни было, но через месяц поисков подходящего места мы оказались в поселке Эсчан, где нам дали и работу, и комнату в семейном общежитии, и место в детском саду для дочери.
Но сначала о том, как и почему мы оказались на Колыме.
Было это в конце лета 1981 года. Жили мы на Донбассе, где в то время было немало людей, кто бывал на Севере на заработках – кто на золотых приисках Колымы, кто в угольных шахтах Воркуты и Шпицбергена, а кто и в горячих цехах Норильского металлургического комбината.
Чем в то время привлекал людей Север?
В первую очередь, конечно, деньгами. Приезжавшие в отпуск «на материк» северяне хвастались большими зарплатами, которые в пять-шесть и более раз превышали те, что платили в среднем по всей стране. Разве можно было сравнить, скажем, оклад инженера на «материковском» заводе в 120 рублей и 600-700 рублей такого же инженера ЦРММ (центральных ремонтно-механических мастерских) какого-нибудь колымского ГОКа? Плюс к этому еще длинные северные отпуска по полгода, пусть даже и скопленные за три года, плюс возможность встать, как тогда говорили, «на кооператив», то есть купить кооперативную квартиру в хорошем городе. Да и снабжение, по рассказам бывалых северян, в тех краях было гораздо лучше, чем даже на Донбассе, не говоря уж, например, о Нечерноземье, где не то что мяса с колбасой, но даже суповых наборов из костей купить было большой проблемой. В общем, приманок было много. Вот и мы решили заработать немного денег на жизнь и на квартиру…
На Север попасть было непросто. Нужно было каким-нибудь образом получить туда вызов от какого-нибудь предприятия или организации. В этом вопросе, как правило, помогали или родственники, или хорошие знакомые.
Мы на Север поехали к теще с тестем.
Само наше путешествие из Ворошиловградской области (Украина) на Колыму заслуживает отдельного повествования. Люди среднего возраста еще, наверное, хорошо помнят, как трудно было купить летом билеты на самолет, тем более, если летишь не один. Нас же было четверо, вместе с возвращавшимся из отпуска тестем, и нам тогда билеты в Ворошиловграде купить не удалось.
Весь наш путь из Донбасса до поселка Штурмовой Ягоднинского района длился во времени больше недели. Трое суток ехали в общем вагоне поезда до Новосибирска (это было что-то!), потом трое суток жили в тамошнем аэропорту, спали на чемоданах, то на полу в забитом до предела массой народа зале ожидания (некоторые спали даже в туалетах!), то на улице, в саду, в котором тогда как раз созрели мелкие-мелкие дикие яблочки.
Наконец, за взятку кассирше удалось достать билеты на самолет до Магадана через Якутск.
По прилету в Магадан – приятное событие. В буфетах полно местного пива. После «материка», где пиво было в большом дефиците, этот факт радует и вселяет надежду (в противовес погоде, на улице пасмурно и дождливо).
Из Магадана летим в Сусуман дополнительным рейсом. Прилетаем в Сусуман вечером. Здесь первый шок. Не у меня, я ко всему готов. Но супругу до слез довело то, что в аэропортовском дощатом туалете сорваны двери и выбиты доски из стенок, поэтому все просматривается насквозь. «Куда ты меня привез», - сердито всхлипывает жена.
Я кое-как приспособил хилую дверцу и закрыл собой самую большую зияющую «амбразуру»…
Из Сусумана до Ягодного добрались на какой-то «левой» «Волге» за 180 рублей. По тем временам это очень дорого (автобусный билет Ягодное – Магадан стоил 10 рублей), но деваться было некуда, автобуса нет.
В Ягодном – удача. Нас берет в Штурмовой автобус, встречавший детей, приехавших из пионерского лагеря. Ранним утром мы наконец-то добираемся до дома.
… Итак, через месяц поисков места под колымским солнцем, мы попали в Эсчан.
Эсчан – это был маленький горняцкий поселок, участок № 3 прииска «Штурмовой» Ягоднинского ГОКа. В начале 80-х годов там проживало где-то 170-190 человек. В поселке были клуб, амбулатория, детский сад и начальная трехклассная школа. Еще были столовая и пекарня, баня и коровник.
Золото на участке № 3 добывали подземным способом, то есть зимой били шахту, выдавая «на-гора» золотоносные пески, летом же эти пески промывали.
Жизнь Эсчана, как и любого другого горняцкого поселка, была сосредоточена вокруг золота. Зимой центром внимания была шахта, летом – промприбор. Разговоры эсчанцы в основном вели или о работе, или об отпуске. Досуг, особенно зимой, проводили просто. Мужики собирались в клубе и играли в бильярд на деньги (особенно популярной была игра «карамболь»), при этом, конечно, пили водку. Женщины собирались по квартирам, тоже выпивали, угощались колымскими разносолами и перемывали односельчанам косточки. Поводов к этому было предостаточно, особенно любили обсуждать чужие амурные похождения, случавшиеся время от времени разводы, обмены мужьями и женами.
И все же, жили эсчанцы дружно. Все друг друга хорошо знали, многие были родственниками, близкими друзьями. Многих уважали за хороший характер, добросовестный труд, отзывчивость и готовность в любое время прийти на помощь.
Например, большим уважением пользовалась семья Сыроватских. Глава семьи работал водителем автомобиля, который на колымском жаргоне называют «хозяйкой», а его супруга была заведующая пекарней. Какой хлеб она выпекала, чудо! Эсчанский хлеб в те годы славился на весь район. Жители поселка возили его в подарок друзьям и знакомым, когда выбирались в Ягодное или на центральный стан прииска.
Очень популярными были также сметана и молоко, полученные от зсчанских буренок. Интересная деталь – летом коров выпускали на свободный выпас и они до поздней осени ходили по поселку и тайге, выискивая места с буйными зарослями иван-чая, клевера и всякого иного разнотравья, иногда забредая за 5 - 10 километров от поселка. Молоко у коров в результате такого сочетания моциона и рациона получалось жирным, пахучим и очень вкусным. А эсчанцам была еще дополнительная польза – коровы оставляли на улицах поселка свои «лепешки», которые шли на удобрение в теплицы.
Как работали горняки Эсчана?
Зимой шахтеры, как тогда было положено по закону, работали по шесть часов в смену, остальные трудящиеся – по 7 - 8 часов. Летом все старались получить так называемую «переработку» - возможность работать по 9-12 часов, чтобы, во-первых, заработок был больше, а во-вторых, чтобы по осени получить за сверхнормативные часы отгулы. Многим удавалось за сезон скопить до 25-30 дней отгулов. Это был как бы дополнительный отпуск, что позволяло горнякам хорошо отдохнуть или в санатории (например, в Талой или в Приморье), или в тайге на рыбалке и охоте.
Да, о золоте. Золота большинство простых горняков боялось. Мне вспоминается один случай. Как-то летом, в первый свой сезон, работая около промприбора (а я работал электрослесарем), устраняя какую-то неисправность в электрооборудовании, я обратил внимание на что-то, заблестевшее под солнцем после того, как рядом прошел бульдозер с опущенным отвалом. Я подошел к блестевшему предмету и увидел, что это расколовшийся валун, на изломе которого совершенно явно были видны среди кристаллов породы прожилки металла желтого цвета. Я поднял камень и стал с интересом его разглядывать. Ко мне подошел напарник, старожил Эсчана, дядя Саша Ковалев, взял из моих рук этот камень и забросил в бункер промприбора. «Если хочешь жить спокойно – никогда не подымай золото, - сказал он. Потом с усмешкой продолжил: - Мы тут по нему ходим, и на него «ходим», и «по-большому», и «по-маленькому». Но брать – не берем».
Как потом оказалось, кое-кто из колымчан (не в Эсчане, а в других поселках) золотишко все-таки брал, но это, как говорится, совсем другая история.
Чем еще, кроме работы и форм досуга, о которых сказано выше, была заполнена жизнь эсчанцев? Очень многим.
Почти все семейные пары держали теплицы. Помимо чисто практической пользы (получение витаминной продукции), теплицы в очень большой степени утишали тоску по югу, служили прекрасной отдушиной в однообразии жизни (работа на полигоне - еда, сон, снова работа). В теплицах собирались компаниями, вспоминали «материк», угощали друг друга какими-нибудь особенными плодами земли. В своей теплице я, например, вырастил однажды узбекские дыни, самая крупная из них была весом 4 килограмма 200 граммов.
Поздней осенью и зимой, когда почти никто уже не ходил на рыбалку и охоту, мы устраивали в клубе нечто вроде тематических дискотек. Тогда это все было в новинку, даже сами слова «диск-жокей» и «дискотека» звучали непривычно для уха советских граждан.
Конечно, в клубе никакого оборудования для проведения дискотек не было. Мы приносили свои бобинные магнитофоны и усилители, сами из подручных материалов монтировали светомузыку, сами писали сценарии и подбирали подходящие записи и тексты. Помню, на первой дискотеке (а мы устроили ее наподобие популярного тогда телевизионного «Голубого огонька»), один из сидевших за столиком шахтеров, хорошо уже «разогревшийся», подошел к сцене, где сидели мы, «диск-жокеи», бросил к нам на стол фиолетовую «четвертную» (25 советских рублей) и, пересиливая рев динамиков, прокричал: «Ставь «Нэсэ Галя воду!». Решил, видимо, мужичок, что находится на «материке» и сидит «в кабаке»…
Да, было весело. Делали мы ту «дискотеку», да и несколько последующих, вместе с моим товарищем Толиком Монастырским. Где он теперь – не знаю. Разбросала судьба эсчанцев после закрытия поселка в разные стороны, пойди теперь сыщи...
Эсчан закрывали постепенно, начиная, по-моему, с 1984 года. Я с семьей как раз съездил в первый «северный» отпуск. После возвращения из отпуска (а я к тому времени заочно окончил институт) я перебрался в другой поселок, чтобы работать по полученной в институте специальности. Через месяц перевез из Эсчана семью. Сам этот переезд навеял печаль. Дело было, кажется, в декабре, все вокруг было уже в снежных сугробах. Эсчан вообще отличался особым микроклиматом. Снега там всегда было много, морозы зимой были сильные, но при обычном для Эсчана безветрии они почти не ощущались. А ранней весной, например, где-то в марте - апреле, при желании, можно было в солнечную погоду загорать на снегу. Наша компания, например, всегда на 8 марта устраивала купание в сугробах, даже женщины и дети прыгали в снежную купель с подвесного моста через речку Мылга…
И вот, когда мы уезжали из Эсчана, выехав немного за поселок, остановили машину, решив попрощаться. Честное слово, казалось, что расстаешься навсегда с родиной. Хотя, если посчитать, что мы там прожили, каких-то три года… Слезы стояли в глазах, трудно было дышать. Около машины прыгал Лорд, собака наших соседей по общежитию, он тыкался носом в ладони, выпрашивая сахар, отрывисто взлаивал, как будто говоря – «давай, давай, не жалей, ведь расстаемся навсегда, такой жизни, как здесь, у тебя уже больше не будет ни-ког-да!».
Это оказалось правдой. Больше уже нигде я не чувствовал себя в такой гармонии с природой и людьми, как в том маленьком колымском поселке со странным названием Эсчан. Там я впервые увидел северное сияние – и больше такого, яркого и многоцветного, не видел нигде. Там я видел гусей, прижатых к земле плотным снегопадом и проносившихся в лучах прожекторов в десяти метрах над крышами домов. Там я встретил людей, щедро делившихся со мной всем, чем были богаты, для которых помогать ближнему было так же естественно, как и дышать…
Древние мудрецы учили, что невозможно войти в одну и ту же реку дважды. Они, конечно, правы. Даже в воспоминаниях воды этой реки прошлого другие – они чистые, светлые, и ими никак не утолить жажду души…
07.12.2007