Час собаки, час волка. Перемена участи. Глава I

               
КНИГА ПЕРВАЯ
               

ПЕРЕМЕНА УЧАСТИ





               




Тарг-э-нирр, Таргнир—это волк, ушедший из стаи, чтобы найти другую стаю.
 Такое случается редко. Как ласке миновать гнездо куропатки?
 Волк бросает жилище в расщелине скал, мнет кипрей, покидая стаю.
 И напрасно братья его загоняют косулю на лед,
 И напрасно невеста видит во сне волчат,   
 Он не принесет ей овцу с запахом кровли и крова.
 Из пасти волка другого волчата мясо возьмут.
 Тарг-э-нирр не найдет целебной травы в лесах своего отца.
 Он будет скитаться по тундрам, по торфу враждебных болот.
 В селениях человека.
 Он ищет ту стаю, что дремлет в ишарских снегах.
 Рассвет уже близок.
 Он выйдет на берег морской: где весло, где якорь, где парус?
 Он будет бродить по морским берегам, пожирая погибших тюленей.
 Издохшую нерпу найдет—вот и ужин.
 Иль волка-собрата, что ранен стрелой, он утащит под камни.
                Северное предание.
               




               







                ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ГЛАВА 

  Зерт, Гиммент.
  5494 год.
 
    Демон быстро преодолевал границу между двумя мирами. Он только что покинул Каршанорр, царство сверкающих  зданий и драгоценных камней; мир, над которым черной полосой сверкало НИЧТО, лишенное пространства и времени. Демон стремился в Зерт. Уютный человеческий мир. Демон уже чувствовал аромат цветущих садов, и те иллюзии, что угрожают странникам между мирами, не могли сбить его с пути.
    Внешне не очень грозный, этот демон был на самом деле чрезвычайно силен. Он принадлежал к вайа-лолис, высшей категории демонов. Он знал, что маги наложили заклятие на таких, как он; что, бежав из Каршанорра, он потеряет большую часть своей силы. Так будет происходить с каждым демоном, рискнувшим вернуться в мир людей, до тех пор, пока не придет новый магатерру и не откроет врата. Все равно, шок от утраты силы оказался слишком болезненным. Демон сидел на камне, раздавленный потерей могущества. Сила может восстановиться, он знал это твердо. Но ему нужно было стать еще более слабым, иначе вайвери — проклятые ведьмы Зерта — будут слишком осторожны и не попадутся в раставленные для них сети. Демон огляделся по сторонам. Он находился в поиске и, наконец, увидел своим нечеловеческим зрением именно то, что было необходимо. Обычный серый камень, размером с кулак. Демон поднял его — нижняя часть камня испачкана землей — но так даже лучше. Он выдохнул в этот камень свою силу, НЕ ВСЮ, но большую часть  того, что у него еще осталось. Потом спрятал камень в траве. Огляделся, запомнил местность. Он знал, что никогда не забудет, где спрятал камень, болезненно-яркое изображение этой местности навсегда останется в его памяти и будет меняться вместе с самой местностью. Потом демон расправил крылья и, совершенно не таясь, полетел на запад. Он летел над увитыми плющом низкими каменными оградами, над плодовыми деревьями, над усыпанными гравием дорожками. Потом он поднялся выше, в безоблачную синеву неба и стал похож на большую птицу. Он летел все дальше и дальше на запад — до самого наступления сумерек. Озаренный закатными лучами солнца, демон опустился на крышу ветряной мельницы, сложил крылья и погрузился в ожидание. Он сидел, нахохлившись и прикрыв круглые немигающие глаза. Неподалеку журчала вода в ручье. Он чуял, что огромное тело луны уже поднимается над землей, уже будоражит морские волны, и это тревожило кровь демона — ему хотелось лететь дальше, к самой луне, поймать в ее лучах живое существо, насладиться его смертью, восстановить энергию. Но все это оставалось запретным. Одновременно с луной появились они. Четыре женщины в длинных платьях, с серебряными браслетами на запястьях. Демон видел их тайные магические имена, мог осознать тот уровень силы и мастерства, которого достигла каждая из них. Но он не пытался бежать. Хладнокровный и расчетливый, он уже сейчас наслаждался картиной будущей мести. Старшая из женщин послала в него мощный волевой удар, и он упал на землю. Вайвери окружили его. Они что-то пели, нелепые человеческие заклинания. Давайте быстрее, ведьмы, злорадно думал он, а то ведь я могу и передумать! Они поставили на землю открытую клетку и начали загонять его туда, за железные прутья. Он сделал вид, что пытается бежать, и они удвоили усилия. Еще мгновение — и он внутри.
 Демон чувствовал их гордость, примитивную человеческую радость: они были так счастливы, что поймали его! Они даже не смогли понять, что он сам пошел в их руки. Но ничего...Долго он не просидит в этой клетке.

 Зерт, Минджшенг, селение Ра-Досто.
 Год спустя.

   Провинция Минджшенг на севере Зерта никогда не славилась красотой. Море вгрызалось здесь в небольшие узкие заливчики, море было повсюду, точило прибрежные валуны, и огромные белые альбатросы без устали кружили по небу. Холмы ни на секунду не могли защитить от пронизывающего сырого ветра. Болотца, топкие ельники, вереск и дрок, валуны вдоль узких троп и пасущиеся в долинах козы, каменные дома в небогатых селениях — все это Минджшенг, крайний север Зерта, местность гораздо более отсталая и бедная, чем те страны Материка, которые почему-то считаются варварскими.
   Эльви, шестнадцатилетняя уроженка селения Ра-Досто, завидовала богатым цветникам в садах своих более состоятельных соседей. Каких только цветов не растили они на бедной почве Минджшенга! У них были и мальвы,  настурции,  большие красные ромашки,  пионы и еще всякие цветы. Эльви не знала даже, как они называются. Тайком от отца и матери она скопила немного денег и купила семян, но они не смогли дать всходы на скудном огородике семейства Досто-ранов. Вырос только пучок бледных незабудок. В цветниках соседок Эльви были большие мшистые камни, и растения карабкались по этим камням, как по лестнице. Девушке хотелось чтобы ее садик был хотя бы немножко похож на те, и именно об этом она размышляла, возвращаясь домой с вязанкой хвороста.
   — Долго же ты! — хмуро сказала мать, лежавшая под  рваным лоскутным одеялом.
   Эльви ничего не ответила. Она скинула хворост и минуту отдыхала, сидя прямо на полу у порога. С самого утра она ходила по мокрой траве, и сандалии ее насквозь отсырели. И сколько они еще прослужат?
   Отдохнув немного, Эльви вернулась в луга. Помимо хвороста, она хотела принести кое-что для себя. Снова начался дождь, старое платье Эльви промокло. Там, где бежал сквозь траву незаметный ручей девушка нашла несколько камней. Небольших, округлой формы. Она решила взять их для своего цветника.
   Эльви обвязала камни веревкой и взвалила их на спину, как давеча — хворост. Она уже собиралась уходить, как вдруг увидела  еще один камень, серый и невзрачный. Он лежал в траве, далеко от ручья, где она нашла другие камни, и это показалось ей немного необычным. Его как будто специально здесь спрятали.
   Ладно, камнем больше, камнем меньше...Пусть будет камнем больше. Эльви понесла его отдельно от других, в кулаке. Она представила себе, как потащит эту ношу сквозь деревню. Досто-раны уже совсем очумели, камни жрут! Если вам камней надо, так мы их вам дадим.
   Ноша оказалась тяжеленька. Уныло пересекая большую лужу, Эльви выронила тот последний камень прямо в воду, но, в глубоком раздумье, почти неосознанно подняла его. Потом, уже в деревне, этот же самый камень снова выскользнул из ее руки. Это выглядит так, как будто он не хочет, чтобы она его несла.
   Даже камни от нее шарахаются. Девушка подняла его и покрепче сжала пальцами, чтоб неповадно было выскальзывать.
   — Слышь, Эльви! — окликнула ее дочь соседки. — Люди говорят, ты завтра едешь в город за новым платьем!
   — Люди говорят, что собаки брешут! — ответила Эльви, не останавливаясь.
   Соседкины дочки-близняшки были заняты прополкой салата, но держались они при этом как принцессы. Носы задрали чуть не до неба, злорадно заметила Эльви.
   — Ты бы пожалела своих папашу и мамашу, Эльви! — крикнула другая сестра. — Ведь на то платье, что на тебя налезет, пойдет вся ткань, сотканная за пару лет во всем Минджшенге! Не разоряй свое семейство!
   — А если еще твоя мать надумает покупать платье! — добавила первая сестра. — Лучше бы вам попросить о помощи фей Тау-Тери. Те соткут за одну ночь целые горы полотна и сошьют такие платьица, что даже на вас налезут!
   — А зачем тебе камни, Эльви? — окликнула со своего огорода другая соседка. Она была женщиной незлобной, но не удержалась и съязвила, — правильно, деточка, правильно, таскай камни взад-вперед через деревню, может и похудеешь!
   Но Эльви уже скрылась за своим забором.
   Она присела перед незабудками, не удержалась и заплакала.
   Беда Эльви была в том, что девушка страдала странной болезненной полнотой: это в стране хрупкого народа, где тучные люди встречаются редко. Полнота была единственным недостатком Эльви. У нее была бледная кожа, обычная для уроженцев Зерта, льняные волосы и довольно узкие светло-серые глаза. Все, как у всех.
   Только эта отвратительная полнота... При своем  небольшом росте и бледности, девушка казалась комком теста, с которым ее, кстати, частенько сравнивали.  Щеки, шея, плечи, руки, живот, бедра — все было пухлым и отвратительно жирным. Эльви страдала не только от осознания собственного уродства, она страдала и физически. Ей было тяжело таскать собственное тело. Она непрерывно потела, задыхалась, и у нее часто болело сердце.
   Эта полнота была наследственной. Мать Эльви, еще более толстая, чем дочка, уже три года не могла встать с постели, не в силах выдержать вес собственного тела. Такой же была и бабка, не встававшая пять лет и умершая от пролежней и заражения крови.
    Эльви целыми днями и ночами думала, как справиться с бедой. Они очень сильно нуждались, и лакомства никогда не появлялись на столе Досто-ранов. Эльви ограничивала себя даже в их скудной пище. И продолжала полнеть.
   В довершение всех бед отец Эльви был слепым от рождения. Семейная легенда гласила, что мать Эльви до родов была стройна как лань, а отец ослеп, застигнутый лесным пожаром. Но деревенские утверждали нечто прямо противоположное. Они говорили, что отец был слеп всегда и слеп как летучая мышь, а мать всегда была толста, и что он женился на ней только потому, что действительно был совершенно слеп, а она не давала себя щупать.
   Кроме отца, матери и самой Эльви, в доме жила племянница-сирота по имени Тоб. Эльви называла ее сестрой и терпеть ее не могла. Дело в том, что Тоб, как и покойная тетя были все-таки не такими толстыми.
   — Дочке-то вряд ли так же повезет, — говорили соседи. — Это будет уже слишком, если она тоже найдет себе слепца.
   Поплакав, Эльви неохотно положила найденные камни  рядом с незабудками, потом пошла в дом.
   — Возьми свечу и подойди ко мне, — велела мать.
   Накрытая одеялом почти до самых глаз, она долго и придирчиво рассматривала ветхое платье дочери.
   — Да, — наконец сделала вывод мать. — В этом больше нельзя ходить.
   — А как же, — отозвалась Тоб, чистившая репу. — Там уже дырка на заднице, как раз посередке. И на грудях две дырки. И как это у нашей Эльви получается, что дырки в самых нужных местах? А сколько ткани на заплаты идет! Дешевле платье купить.
   — Думай, а потом рот разевай! — прикрикнула мать. — Когда жива была моя сестрица, она-то нас всех обшивала. Быстро и дешево.
   — Гнилыми нитками, да по нашему размеру, — добавила Тоб.
   — Заткнись! — крикнула мать и тут же остыла. — Да, и по нашему размеру, что главное. Можно вообще в Айерни купить большое, очень большое платье?
   — Платье-то можно купить. Глаз новых нельзя купить, — сказал отец, который, как всегда, занимался тем, что мастерил на лавке лучины. Предполагалось, что эти лучины купят в том же Айерни, хотя на деле их никто никогда не покупал.
   — Я думаю, что в таком большом городе есть всякие платья, — сказала Эльви тоном хорошей девочки.
   — И то верно, — согласилась Тоб. — Кроме нас, есть еще толстухи.
   — Есть, да что-то не видно, — съязвил отец.
   — Чтобы видеть, надо глаза иметь! — крикнула мать. — Эльви, пусть мне Мелламе память вернет, когда мы в Айерни в последний раз были?
   — Пять лет назад, — припомнила Эльви.
   — И сколько тогда платье стоило?
   Перед глазами девушки снова проплыли восхитительные одеяния.
   — От пяти до десяти кови, — сказала Эльви неуверенно. — Может, и дороже что было.
   — Так то было пять лет назад, — заметил отец.
   — Дурак, кови ж эта — серебряная монета, а серебро не дешевеет, — сказала мать тоном большого знатока металлов. — Сколько ж мы кови скопили? Пересчитайте!
   — Я пересчитаю! — в восторге завопила Тоб.
   Деньги были высыпаны на стол, и Тоб принялась считать, а Эльви с угрожающим лицом села напротив. Знаем мы, как эта Тоб считает! Два кови на стол, один в карман.
   — У нас двадцать кови! — заявила Тоб с совершенно неуместной, по мнению Эльви, радостью. Что за деньги, двадцать кови!
   Отец был с ней согласен.
   — Двадцать кови за четыре года, — вздохнул он.
   — Возьмешь с собой в Айерни пятнадцать монет, — решительно заявила мать. — Пять  попридержим пока. Нельзя совсем без денег оставаться.
    — А можно двадцать? — взмолилась Эльви.
    — Нельзя, или вообще без платья останешься. Почему они на тебе так и рвутся? Вон, на Тоб ни одной заплаты!
   — Потому что Тоб в прошлом году платье подарили.
   Этот случай до сих пор будоражил воображение Эльви. Их сосед год назад отдал свою дочь обучаться в школу вайвери — у нее обнаружился талант — и получил от школы, как возмещение за дочь, триста кови прямо на руки. По этому поводу для всех были куплены подарки. Тоб досталось милое сиреневое платьице. Всем что-нибудь да досталось, кроме Эльви.
   Мать замолчала.
   — Завтра с утра поезжай в Айерни. Пятнадцать кови, — сказала она со вздохом.

   Погода была прекрасной. Солнечной, тихой, правда, временами с моря налетал порывистый ветер: гнул ели, прижимал к земле траву, трепал гриву лошадки и волосы Эльви. В качестве обузы она ехала в телеге, полной соломенных шляп. Односельчане Эльви, пара почтенного возраста супругов везла их на продажу в Айерни.
   На повороте дороги, вынырнув из-за еловой рощи, на них налетела черная карета, запряженная четверкой лошадей. Если бы не неожиданная ловкость старика, который вовремя натянул поводья и посторонился, они бы оказались в канаве. Дверцы кареты были украшены золотыми гербами.
   — Дорогу! — оглушительно крикнул кучер.
   Карета умчалась вдаль. Старуха, кряхтя, полезла собирать рассыпавшиеся шляпы.
   — Видала? — спросил старик. — Это — карета господина Лангоуна Залейнарана. Он —самый богатый господин на севере, а говорят, и во всем королевстве. Ему принадлежат все земли, что за рекой, все леса, и все поля, и все те деревни, что на холмах и в долине. И все те горы, что за озером — тоже его.
   Эльви не могла взять в толк, зачем он ей об этом рассказывает. Она и так знала, что пару лет назад этот господин хотел купить землю, на которой стояла их деревня. Родители были очень испуганы тогда. Говорили, что господин Залейнаран облагает арендаторов непомерными податями, а бедняков и калек и вовсе сгоняет с земли. Этот господин уже договорился было с хозяином их деревни, но что-то ему не понравилось. Эльви обернулась и скорчила вслед черной карете гримаску.
   — Приехали, красавица! — крикнул старик. — Дальше сама, своими ножками!
   Эльви спрыгнула с телеги.
   Ей, деревенской девочке, было простительно считать Айерни большим городом, хотя на самом деле он не тянул и на средних размеров городок. Одноэтажные каменные дома с большими окнами, под соломенными или кирпичными крышами; тисы и елки у дверей с начищенными до блеска ручками; от одного дома к другому перекинуты веревки с бельем. В городе даже не было храмов, и жители сами устанавливали в домах изваяния полюбившихся им божеств. Но чем действительно был славен Айерни, так это торговыми рядами. Сюда стекались лесные дары из Минджшенга — мед, смола, целебные травы, меха; при этом медом и рыбой из ручьев торговали корби — славные пушистые звери, говорившие на языке людей.
    Едва Эльви вступила в торговые ряды, сразу же увидела объявление: ГОТОВОЕ ПЛАТЬЕ. Сколько здесь было людей! Они толкали Эльви, глазея по сторонам, и с возмущением оборачивались на не. С непривычки у Эльви закружилась голова. Она вошла в лавку и перевела дыхание.
   Перед ней, и правда, висели готовые платья. Их было много: синие, красные, зеленые, с вышивкой и без вышивки... На платьях висели ценники, гласившие: 20, 25, 30 и 35 кови. И ни одного платья дешевле.
   — Что желаете? — обратилась к ней хозяйка, вежливо не замечая рваного платья и старых сандалий девушки.
   — Ничего, — сдавленным голосом ответила Эльви и выскользнула наружу.
   Она зашла в следующую лавку — но и там то же самое. В третьей лавке самое дешевое платье стоило уже тридцать кови. На улице стояли две молодые женщины, их волосы были заплетены в тонкие косички и связаны узлом на затылке, на них были розовые сандалии на высоком каблуке, а в руках они держали разрисованные цветами зонтики. Одна говорила другой:
   — Отличные платья всего-то за тридцать кови. В конце улицы только за пятьдесят!
   Спустя некоторое время Эльви поняла, что лавок, торгующих готовым платьем, вовсе не так уж много: всего-то сорок штук! Она поняла также, что сколько ни ходи из лавки в лавку, платья не подешевеют. Самые убогие экземпляры стоили двадцать кови, словно они все тут сговорились. Пяти монет не хватает.
   Эльви выбилась из сил, покрылась потом, она начала задыхаться, ее все чаще толкали. Она договорилась с торговцем шляпами, что он отвезет ее домой. Скоро он и его жена продадут последние шляпы и будут ждать ее на базарной площади. Может, попросить у него? Ах, но ведь он столько раз жаловался, что выручает за день всего-то два кови.
   Медленными шагами, отчаянно борясь со слезами, девушка пошла на площадь. Она шла, люто ненавидя все эти платья и горожанок Айерни, все сплошь худых и чистенько одетых.
   Она уже вышла из рядов, торгующих готовым платьем. Здесь тоже шла торговля, но —всякой всячиной и, как поняла Эльви, даже краденой всячиной. На низкой, весьма убогого вида лавчонке, было написано: ДРЕВНИЕ РЕДКОСТИ, и ниже — ДЕШЕВОЕ ПЛАТЬЕ. Девушка решила зайти.
   Лавка представляла из себя, на самом деле, две лавки. По одну сторону от узенького прохода был прилавок с готовым платьем, там сидел румяный торговец и отмахивался от мух сломанным веером. Была у него и покупательница — женщина, примерявшая сандалии. По другую сторону — прилавок, заваленный странными вещицами: картами, прозрачными шарами, куклами, макетами кораблей, фигурками идолов. Торговал всем этим добром седой и очень высокий старец. Сейчас он беседовал с покупателем в песочного цвета шерстяном плаще.
   Эльви вошла и с деланным безразличием взглянула на цены. О, чудо! Прямо напротив входа — серенькое платьице всего за 15 кови.
   — Что желаете? — сколько раз она уже слышала этот вопрос.
   — Вот это платье.
   Удивленный взгляд румяного лавочника. И тогда девушка поняла...
   Скитаясь по лавкам и прицениваясь, Эльви совершенно позабыла об одной немаловажной мелочи. О том, что не всякое платье на нее налезет.
   — Я могу порекомендовать вам другое платье. Вот это...или это...
   Эльви искоса посмотрела. Платья, на которые показывал лавочник, были очень широкими и стоили 25 кови.
    — Я хочу это, — ответила она, чувствуя себя полной дурой.
    — Боюсь, госпожа, оно будет вам немного мало. Если вам понравилась расцветка, то у меня есть точно такое же, но немного побольше. Вот, пожалуйста, 25 кови.
   — Я хочу примерить это платье! — взвизгнула Эльви. В ее голосе прозвучали такие злоба и отчаяние, что все — и мерявшая сандалии женщина, и старик, и человек в плаще — все обернулись и уставились на нее. Особенно смутило Эльви то, что собеседником старика оказался молодой парень, всего-то на два-три года старше ее самой.
   — Пожалуйста! — сказал лавочник и, с трудом скрывая улыбку, дал Эльви вожделенное платье. — Сюда, за занавеску.
   Тяжело ступая и так же тяжело дыша, Эльви скрылась за занавеской. Там было все необходимое: медное зеркало, стульчик, вешалка. Все необходимое для стройных женщин с двадцатью кови в кармане.
   Девушка опустилась на стульчик. Из-за занавески до нее доносилось сдавленное хихиканье. Смеялся не один лавочник, в бешенстве осознала Эльви. Они смеялись все.
   От нечего делать рассмотрев платье, она поняла, что у них был повод для смеха. Серенькое платье было раза в три меньше ее самой. Голова еще пролезала в ворот, но дальше дело не шло.
   Она посидела еще немного. Пусть эти уйдут.
   Потом Эльви встала и, гордо подняв голову, вышла из-за занавески. Никто никуда не ушел. Покупательница так и сидела на табурете, одна нога — в примеряемой сандалии, другая —босая. Ей было интересно, что же дальше. Молодой человек в плаще смотрел на Эльви, прикрывшись для виду какой-то картой.
   — Вы были правы, — холодно сказала Эльви. — Оно мне мало.
   — Посмотрим что-нибудь другое, — поспешно предложил лавочник. — А вот это платье...оно вам в самый раз. И расцветка миленькая, и цена доступна.
   Тогда Эльви увидела то, что ей действительно подходит.
   Он показывал ей нежно-голубое платье, очень широкое, но почему-то не выглядевшее мешком. На рукавах — тонкие кружева. Подол расшит золотыми цветами.
   — Вот, пожалуйста! К платью бесплатно косыночка, на выбор — золотая или синяя. Все вместе, платье и косынка, 25 кови.
   Эльви поняла, что хозяину лавки и в голову не приходит, что у нее нет даже таких денег. Ей страшно захотелось получить это платье, немедленно. Оно как нарочно сшито для нее. В нем она будет выглядеть не такой страшной.
   — Я могу дать вам сейчас пятнадцать монет, — прошептала она, перегнувшись через прилавок. — Я принесу...еще десять. Если бы вы немного подождали...Я Эльви из Ра-Досто, меня там все знают.
   — Стыда нет, — произнесла покупательница сандалий. — Если бы все так делали, а? Что бы тогда с торговлей стало?
   — И правда, вам лучше в другой раз зайти, — хмуро фыркнул лавочник. .
   Это был конец. Окончательный и бесповоротный. Вершина позора.
   В тот самый миг, когда Эльви решила спастись бегством, человек в шерстяном плаще подошел к прилавку и непринужденно заглянул хозяину в глаза:
   — Слушай, а ты не хочешь подарить этой молодой девушке платье? — спросил он не на местном диалекте, а на чистом зертианском языке.
   Глаза лавочника, и без того не слишком умные, приобрели совершенно бессмысленное выражение.
   — Да...я... — пробормотал он.
   — Сам подумай, что может быть проще, приятнее и естественнее, чем подарить молодой девушке платье? — продолжал незнакомец.
   — Согласен! — лицо хозяина лавки просияло, как будто такая мысль могла ему понравиться.    Он улыбался, с обожанием глядя то на незнакомца, то на Эльви, и повторял. — Согласен!
   — Тем более, что у тебя их так много! — сказал незнакомец. — Посмотри сам!
   Лавочник оглянулся и уставился на свой товар так, словно видел его впервые. На его лице отобразился испуг.
   — Их так много! — простонал он. — Слишком много!
   — Зачем они тебе? — допытывался человек в плаще. — Ведь сам ты их носить не будешь.
   Лавочник схватился за живот от хохота и сполз куда-то под прилавок. Спустя минуту он вылез, продолжая громко смеяться:
   — Нет...нет...ха-ха-ха! Конечно, нет! О Мелламе, и правда, куда их так много?
   — Так не проще ли избавиться хотя бы от одного из этих платьев? — поинтересовался  незнакомец. — Не проще ли подарить платье этой милой сельской девушке?
   — Проще! — завопил лавочник. — Гораздо проще! Берите и заходите еще!
   Он схватил платье и обе косынки, завернул в разноцветную бумагу, перевязал ленточкой и вручил Эльви. Потом он с поклонами проводил девушку и ее благодетеля до дверей и поцеловал Эльви руку.
   — Доброго пути! Возвращайтесь скорее! — кричал он, стоя на крыльце.
   Эльви не чуяла под собой ног и крепко прижимала к груди сверток. Они дошли до конца улицы и остановились. Эльви решилась посмотреть на своего спасителя. Его светлые волосы были коротко и аккуратно подстрижены. Узкое лицо с правильными чертами и глаза непонятного цвета: и серый, и зеленый, и голубой — все вместе. 
   Он был очень красивым парнем. Эльви окончательно смутилась.
   — Спасибо, — прошептала она.
   Незнакомец улыбнулся:
   — Пожалуйста.
   — Эльви Досто-ран из Ра-Досто, — представилась девушка, сообразив, что молчание слишком затянулось.
   — Анлиль, — коротко ответил ее новый знакомый.
   — Как ты это сделал? — спросила Эльви. Потом подумала, что может показаться слишком назойливой и добавила. — Если вам угодно объяснить.
   Это прозвучало на редкость глупо.
   — Мне угодно объяснить. Я — из Замка Семнадцати Спящих Королей. Вообще-то нам запрещают это делать. Но нужно время от времени проверять  силы.
   — Замок Семнадцати Спящих Королей! — Эльви частенько смотрела на эту мрачную твердыню среди лесов: замок стоял на горе и был  виден издалека. — А это правда, что вы правите Зертом?
   — Нет. Зертом правим не мы. Маги Замка правили Минджшенгом, когда он еще был свободен. Потом Каввран покорил Минджшенг, и Замок пришел в упадок. Власть принадлежит вайвери, ведьмам Кавврана.
   Она ничего не понимала. Свободный Минджшенг—разве когда-то было так? Ей говорили, что Минджшенг всегда был частью великого Зерта.
   Она взглянула на сверток, и у нее закружилась голова. Что такое Минджшенг по сравнению с этим платьем?
   — У меня остались мои 15 кови, — поспешно сказала она. — Возьми их. Я буду должна тебе еще десять.
   — Ты мне ничего не можешь быть должна.
   — Если то, что ты сделал, подарок, тогда...я не беру подарков от незнакомых людей.
   — А разве ты не знакома со мной? — спросил Анлиль.
   — Теперь знакома? — церемонно кивнула Эльви, и оба весело рассмеялись.
   — Но мне нужно что-то сделать с этими деньгами, — продолжила девушка. — Я не могу сказать, что получила платье даром.
   — Отнеси деньги домой и спрячь их.
   — У меня есть сестра...неродная...ее зовут Тоб. Она обязательно найдет деньги. Она целыми днями шарит повсюду, как ищейка.
   — Тогда купи себе что-нибудь.
   — Мать спросит, откуда это у меня. Прятать нельзя. Тоб все равно разыщет.
   Анлиль внимательно смотрел на ладони Эльви и она, покраснев, спрятала руки за спину.
   — Пойдем подумаем? — предложил он.
   По небу поползли первые облака, тяжелые, кучевые, сумерки обещали быть ненастными. Но пока еще светило солнце, и на главной площади города Айерни танцевали пары. Анлиль и Эльви сели под навесом из темно-зеленого плюща.
   — Если ты ждешь, что я приглашу тебя танцевать, то напрасно. Я не должен привлекать к себе внимание, - сказал Анлиль.
   — Да я и не хочу, — ответила Эльви.
   Она очень удивилась. «Он, что, не видит, какая я толстая? Мне только и делать, что плясать».
   Понемногу танцоры начали расходиться, но перед этим почетное жюри, мгновенно избранное из числа публики, выбрало лучшую пару и наградило ее двадцатью кови.
   — Вот мы и нашли выход, — сказал Анлиль. — Скажи своим родным, что танцевала и выиграла приз.
   Эльви грустно улыбнулась:
 — Да они в это просто не поверят. Они скажут, что я могу только насмешить людей.
   Он опять рассердился. Эльви немного испугалась. Когда он сердился, в нем появлялось что-то очень опасное.
   — Поверят они или нет — это их дело.
   — Врать нехорошо, — шепнула Эльви. Она все больше боялась, что кажется ему дурочкой.
   — Ты мне понравилась, Эльви из Ра-Досто, — сказал Анлиль уже совершенно другим голосом. — Твоя деревня слишком далеко от Замка. Я не могу прийти туда. Если захочешь еще встретиться со мной, приходи в ту же лавку через неделю.
   — В ту же лавку? — испугалась Эльви. — Этот человек, ну, чье платье, он же меня узнает!
   — Он уже забыл про тебя.
   Эльви очень хотелось согласиться. Еще никогда в ее жизни не было такого замечательного дня. Правда, мысль о полноте отравляла ей всю радость, но Анлиль вел себя так, словно она была обычной девушкой. Может, не так уж она и полна?
   — Хорошо, давай встретимся, — сказала Эльви, стараясь говорить равнодушно.
   Он проводил ее до площади и, как ни странно, торговцы шляпами были еще там, запрягали свою старенькую лошадку. На углу Эльви остановилась.
   — Тебе дальше нельзя. Не надо, чтобы тебя видели. По деревне толки пойдут, — сказала  Эльви и покраснела.
   — Ты придешь? — спросил Анлиль, как показалось Эльви, немного застенчиво.
   — Да. Спасибо за...платье, — ответила девушка. С каждой секундой она все больше смущалась.
   — Тогда до свидания, Эльви из Ра-Досто, — сказал Анлиль и взял ее за руку.
   — До свидания, Анлиль, — ответила Эльви и вызволила руку.
   Она дошла до телеги, не оборачиваясь, а когда обернулась, его уже не было.
   — Долго же ты! — ругались старики. — Чем же ты занималась, девчонка? Мы бы подумали плохое, не будь ты такой толстой! Ах, бесстыжая!
   Закрыв глаза, Эльви вспоминала все, что случилось с ней в этот день. Вдруг она подумала: «Странно, я совершенно не радуюсь этому платью».

   — Ты что, плясала на потеху всему городу? — кричала мать Эльви. — Нашла себе подходящее занятие, нечего сказать! Ни стыда, ни чести! Этак о тебе слухи пойдут!
   — Ты почаще туда ходи! — советовал отец. — Допляшешься!
   Эльви было и смешно, и грустно. Когда она заявила, что плясала и выиграла приз, никто из родных не усомнился в правдивости ее слов, но все они, включая Тоб, сочли это занятие неприличным.
   — Хорошо, конечно, что ты привезла деньги назад, но объясни мне, дорогая, это твое платье стоит целых двадцать монет? Ты, верно, купила самое роскошное платье! Надо было купить что подешевле, кошка ты драная...
   Чтобы не слушать ругани, Эльви ушла в сад. С утра, на свежую голову, вчерашнее приключение показалось ей странным и нелепым. Он — маг, медхли, думала она, и ему ничего  не стоило сделать это для меня. Почему он гулял со мной? Наверное, ему показалось забавным, что я такая толстая. Глупо думать, что я могла ему понравиться.
   И почему он смотрел на мои руки? И, когда он смотрел, мне казалось, что он хочет о чем-то спросить меня.
   Эльви с грустью поднесла ладони к лицу.  Толстые, короткие, бесформенные пальцы, к тому же — покрытые порезами и ссадинами. Десять лет работы в огороде не прошли даром.
   
   На следующий день соседкины дочки-близяшки отправились в лес за грибами, и Эльви увязалась с ними. И она заметила, что на этот раз эти чванливые задавалы почему-то не высмеивали ее полноту. Одни даже похвалили ее новое платье!
   Сперва девушки бродили по ближнему лесу, да почти не собрали грибов. Они вышли на большую сосновую просеку. Там висело объявление на двух языках, кирубби и техари:
                ЗДЕСЬ НАЧИНАЮТСЯ  ЗЕМЕЛЬНЫЕ ВЛАДЕНИЯ
                ЛАНГОУНА  ЗАЛЕЙНАРАНА
   Смелая соседкина дочка с прыщом на носу в качестве отличительной приметы первой предложила пойти в лес, темнеющий по другую сторону просеки. Ее сестра и Эльви сомневались. Они могли собирать грибы в «ближнем» лесу: таково было одно из условий, на которых их семьи арендовали землю у местного феодала. Но здесь начинался уже чужой лес...
   В нем-то они наконец набрели на грибы. Когда их корзины уже были полны, девушки вышли на дорогу. Приближался полдень, солнце грело все сильнее. Внизу, в долине девушки увидели огромный каменный замок с высокими стрельчатыми окнами, окруженный стрижеными елями. Серый, дымчатый камень. К замку вела крутая лестница, на перилах которой стояли мраморные статуи драконов. 
   — Замок Лангоуна Залейнарана, — прошептала одна из сестер.
   — У него, наверное, тысяча слуг, — сказала другая.
   Сестры опрометью бросились в кусты, как только заслышали бешеный стук копыт. Эльви осталась на месте. Она всегда терялась перед неожиданностями. Черная карета, запряженная четверкой лошадей, промчалась мимо, подняв раскаленную пыль, пролетела еще немного и остановилась. Кучер привстал и показал Эльви на окошко кареты: дескать, подойди-ка!
   Эльви встала перед полуоткрытой дверцей и уставилась в землю.
   — Это все ты собрала одна? – услышала она скрипучий холодный голос.
   Не смея поднять глаз, она пискнула:
   — Да...
   — Скажи своим родным, чтобы больше не отпускали тебя в лес одну, — скрипнул голос.
   Перед глазами у Эльви оказалась светло-коричневая перчатка. На перчатке лежала серебряная монета. Эльви взяла монету и неуклюже поклонилась.
   Карета стремительно сорвалась с места. Прислушиваясь к удаляющемуся стуку копыт, Эльви вошла в лес и побрела домой. Сестер-близняшек и след простыл. Кажется, все закончилось хорошо — этот богатый господин принял ее за дочку своего арендатора... Но почему-то Эльви было очень грустно. В голове ходили мысли, похожие на большие темные тучи.  Мысли непонятно о чем.
   Так она добралась домой. Устало поставила корзину с грибами на порог, кинула взгляд на свой цветник и вскрикнула от изумления.
   Все семена проросли за одну ночь! В круге камней появились цветы. И какие цветы...Красные и синие ромашки, огненные настурции, лиловые и розовые фиалки.
   Магия, ошеломленно думала Эльви. Неужели это тоже сделал Анлиль?
   И все равно, через неделю она ни за что не поедет в город Айерни. Потому что Анлиль уже забудет о ней.

   Через неделю Эльви ждала у дверей той самой лавки, не решаясь войти. Наконец, заставила себя переступить через порог. Если что, спасусь бегством. Но лавочник, и правда, не узнал ее. Больше того, он не узнал своего собственного платья.
   Зато старик, торгующий древностями, помнил все, что произошло.
   — Присаживайся сюда, на стульчик! — сказал он тоном заговорщика. — Действительно, это платье хорошо сидит на тебе.
   — Я слишком толстая, — мрачно ответила Эльви.
   — Ты — очень красивая, — сказал старик. Эльви никогда еще не видела такого седого человека: на его голове не было ни одного темного волоса.
   — Прошу прощения! — воскликнул он. — Я забыл представиться. Меня зовут Алвен Ройд. Я — историк, родом из Кавврана. А тебя как звать, милая девица?
   — Эльви из Ра-Досто, — ответила «милая девица», стыдясь, что она не из Кавврана.
   — Ра-Досто! Красивейшие места!
   Да он безумен, подумала Эльви. Где там у нас красивейшие места?
   Старик, казалось, прочитал ее мысль.
   — Ходила ты в леса на горах Доллонт? Верно, нет! Я частенько бродил там... На рассвете леса стоят золотые, как серьги красавицы Шорг, и на голове у каждого дерева — платочек из тумана. А знаешь ты, что в горах Доллонт растут деревья минджо, которых больше нет нигде в мире! Их плоды исцеляют любую болезнь. А была ты на берегу Ко-Киат, ведь это всего в дне пути от твоего селения? Говорят, там до сих пор водятся драконы...
   И нет там никаких драконов и нет там ничего красивого, думала Эльви. И пока пройдешь, сто раз в грязи увязнешь.
   — А что это такое? — спросила девушка, робко показывая на выточенную из камня фигурку странного бесформенного существа с огромным ртом и жабьими глазами.
   — О! Это очень интересно! Это Хупа. Народ линдри — ты, наверное, не знаешь, Эльви, но он живет в Великой Пустыне — верит, что в конце времен эта Хупа сожрет весь мир, но те из линдри, кто соблюдал 26 белых и 4 серых заповеди, смогут войти в рай. А потом, когда Кука-Хупа, что значит Враг Хупы, сотворит новый мир, уцелевшие праведники выйдут и начнут новую жизнь. Но со временем, кто-то из этих праведников оступится и нарушит заповеди. Тогда, после очередного конца света, их уже не пустят в рай, и они погибнут. От одного конца света к другому, число праведных будет все уменьшаться, пока не останется только один, ни разу не оступившийся. Он победит и Хупу и Кука-Хупу, воскресит всех линдри и сам сотворит новый мир. В нем будут только линдри, и все они будут святыми.
   Дверь распахнулась, и в лавку вошел Анлиль. Эльви отметила, что он здорово опоздал.
   Анлиль небрежно кивнул ей и, перегнувшись через прилавок, начал шептаться о чем-то со стариком. Эльви прислушивалась, но ничего не могла понять. Он говорили на другом диалекте.
   Наконец, старик сказал что-то вроде “Буду ждать”, и Анлиль протянул Эльви руку.
   — Пойдем, посмотрим на корби! — распорядился он.
   Эльви безумно стеснялась того, что она слишком ярко одета, что чересчур полна и что идет не одна. Она не отрывала взгляда от мостовой и все время молчала. Но когда они вошли в торговые ряды, девушка и думать забыла о смущении. Корби не владели лавками, они их только арендовали, но переделали их полностью. Над мостовой они построили навес из брусьев и плюща, защищавший от дождя и солнца и даривший приятный полумрак. В листве вили гнезда какие-то мелкие птички. Мохнатые, немного неуклюжие корби передвигались на задних лапах,а если торопились куда-то — то на всех четырех. У мужчин-корби шерсть была темно-коричневой, и треугольные уши, у женщин шерсть была орехово-золотистой, а ушки—круглыми. У тех и у других — белое пятно на груди. Они торговали разнообразнейшим медом, который очень любили сами и в котором знали толк; грибами и ягодами, форелью, лесными орехами. Эльви в восторге бегала и перепробовала все сорта меда. Когда она устала и успокоилась, Анлиль начал расспрашивать ее о Ра-Досто, о семье, о детстве. Эльви отвечала скупо, стыдясь самой себя. Нет, отец, кажется, не здешний. Слепой с рождения. Мать...нездорова. Лежит. Болезнь, кажется, неизлечима. Нет, знахарок не звали. Тетя и дядя на лодке поехали и потонули. Тогда много народу потонуло, все, кто в лодке был.
   — А было с тобой что-то такое...особенное? То, что запомнилось?
   — Да! — кивнула Эльви, подумав. — В прошлом году у соседки, то есть, у ее козы, козлята родились, так вот — они околели. Так жалко было!
   — Я не это имел в виду! — улыбнулся Анлиль.
   С каждым мгновением он все больше нравился Эльви. Он нисколько не походил на знахарей и деревенских колдунов, которые иногда забредали в Ра-Досто. Те были старыми, оборванными и мрачными, а Анлиль был молодым, красивым и веселым.
    — А ты давно в Замке? — спросила Эльви.
    — Нет...не очень, — неохотно ответил он.
    — Сколько лет?
    — Когда я попал в Замок, мне было тринадцать лет. Это поздно. Мой отец отправил меня туда, когда больше не мог меня выносить.
   — А чем занимается твой отец? И откуда ты родом?
   — Мой отец заключает торговые сделки. А родом я из Залейны.
   — Понятно, — сказала Эльви и подумала: «Торговые сделки? Ха!»
   Они уже вышли из торговых рядов корби и брели теперь по широкой Цветочной улице. Как следовало из названия, здесь торговали цветами.
   — Ты розы любишь? — поинтересовался Анлиль и, не дожидаясь ответа, подошел к торговке в кружевном чепце, что-то сказал ей, взмахнул рукой у нее перед глазами, взял букет красных роз и вручил его Эльви.
    — Повезло тебе! — вздохнула девушка. — Ты и без денег проживешь.
    — Да я их и в руках не держал никогда, этих денег.
    — А чему тебя еще учат в Замке, кроме таких штук? Ну, с розами и платьем. Ты, наверное, все, что угодно можешь сделать!
   — Ничему они меня не учат. Все, что я могу делать, я умел всегда. Я родился с даром. Понимаешь? У меня — врожденная техника.
   — Нет, а все-таки, что ты еще умеешь делать?
   — Все, имеющее отношение к харизейну, истинному изменению реальности.
   — Ой! — вспомнила Эльви. — А цветы в саду, их ты наколдовал?
   —Какие цветы? В каком саду?
   — В моем саду за одну ночь цветы выросли, — сказала  Эльви и добавила, — это не шутка.
   Анлиль остановился.
   — А ну-ка, расскажи! — потребовал он.
   Эльви рассказала о своей давней мечте разбить цветник, которая так неожиданно сбылась. Анлиль казался заинтересованным.
   — Да ты лучше о себе что-нибудь расскажи, — сказала девушка.
   Мимо проходили две горожанки, их волосы через прядь были выкрашены в красный цвет, в руках они держали кружевные платочки. Они обернулись и наградили Эльви презрительно-насмешливым, а Анлиля — ласковым и призывным взглядом. Потом одна из них сказала что-то вроде “странно, такая толстуха”, хотя, может быть, это просто послышалось Эльви.
   У девушки упало сердце. Она потупилась и пробормотала:
   — Мне пора домой.
   — Я разузнал кое-что о твоей деревне, — сказал Анлиль, думая о чем-то своем. — Там у вас живет одна женщина. Госпожа Мимма, если не ошибаюсь. Через неделю, вечерком, приходи к ней. Там и встретимся.
   Эльви не поверила своим ушам:
   — Эта женщина...но к ней честные девушки не ходят. Она живет одна, с ней никто не знается. Она помогает...ну...этим...знает, как помочь.
   — Как помочь женщинам, которым не хочется детей. Вот к ней и приходи. Я обо всем договорюсь. На этот город я уже смотреть не могу.
   Эльви мучительно соображала, как ей поступить. Неужели мы добрались до сути? Добралась до сути — так говорила ее мать о запятнавших себя девушках. Эльви ничего не могла понять. Если бы она была красива и стройна, тогда, конечно же...
   — Боюсь, что я не смогу...прийти туда.
   — Не понимаю, — сказал Анлиль после небольшого молчания. — Что тебе стоит улизнуть из дома вечерком?
   Почему он говорит с ней так небрежно и самоуверенно?
   — Мне будет гораздо труднее выбраться из Замка, — обиженно сказал Анлиль.
   Эльви приняла решение:
   — А тебя не смущает, что я такая толстая?
   Он посмотрел ей прямо в глаза, и у Эльви возникло странное ощущение, словно она падает со скалы.
   — Да я заметил, что ты…немного в теле, — насмешливо сказал он.
   — Я безобразно толстая, — сгорая со стыда, прошептала Эльви.
   — Не хныкать! — велел Анлиль и обнял ее за талию.
   В тот же миг на них уставилась вся улица.
   Эльви пыталась вырваться, но его руки оказались очень сильными. Ошеломленные взгляды девиц, стариков, молодых парней, почтенных женщин. Ибо самое большее, что можно было позволить себе на улицах Айерни — это взяться за руки.
   — Отпусти меня! — взмолилась Эльви.
   — Тихо! Я тебе же помочь хочу!
   Не помня себя от обиды и смущения, девушка вырывалась, но он прижал ее к себе, и она почувствовала себя словно парализованной. Пальцы Анлиля пробежали по волосам Эльви, легко дотронулись до лица, потом он коснулся ее шеи, плеч, груди. Его лицо было строгим и сосредоточенным.
   — Бесстыдники! Что же вы творите среди бела дня? — воскликнула пожилая женщина.
   — Эй, а ты не мог себе получше найти? Или у тебя глаз нету? — спросил кто-то из толпы заинтересованных мальчишек.
   Анлиль отпустил ее, и Эльви почувствовала, что снова может двигаться.
   — Ну, вот и все, а ты волновалась, — сказал он.
   Красная от невыносимого стыда, Эльви ударила его букетом роз и бросилась бежать. Она бежала так, словно за ней гнались все демоны Унниджати. Никогда, никогда, никогда она не сможет забыть об этом.

   Следующие два дня прошли в воспоминаниях о пережитом сраме и опасениях, что этот сумасшедший явится в деревню и окончательно опозорит ее перед всеми. Эльви понимала: на самом деле хочет увидеть его снова. Он вызывал в ней смешанное чувство любви и страха. Она решила заполнить свои дни работой, тем более, что обязанностей было предостаточно. Эльви полола сорняки, подстригала кустарник, таскала воду из ручья, взяла целиком на себя варку обеда. Утром третьего дня, когда девушка расчесывала волосы, Тоб внимательно посмотрела на сестру и сказала:
   — Эльви, а ты знаешь...
   — Что?
    — Эльви, я боюсь это говорить, но по-моему, ты похудела.
    Сердце девушки бешено заколотилось.
   — Ты смеешься, — сказала она.
   — Не смеюсь. Ты все еще страшно толстая, но ты похудела.
   — Иди лучше делом займись, — прикрикнула Эльви. — А то обленилась совсем.
   — Это не я обленилась, это ты, как чокнутая белка, вертишься.
   Когда Тоб ушла, девушка спряталась за занавеску и посмотрела в начищенный до блеска таз, служивший им зеркалом. Нет, незаметно, чтобы она похудела. Эльви печально взглянула на руки, и вдруг...
   Они стали тоньше. Они были сейчас такими же, как руки Тоб, а руки Тоб можно было назвать почти красивыми.
   — Это от переживаний, — сказала себе Эльви. — Я сейчас влюблена, а влюбленные девушки всегда худеют.
   На следующий день платье Эльви уже было велико ей. Пухлые щеки куда-то исчезли и выяснилось, что у девушки есть большие блестящие глаза.
   На пятый день Эльви стала стройнее, чем когда-либо была Тоб или любая из женщин их рода. Платье сваливалось с нее. Эльви ушила его, но получилось некрасиво.
   Она чувствовала себя лучше, чем когда-либо. Ей дышалось легко, все казалось празднично-ярким, несмотря на дожди и стылый северный ветер. Ночью она зажгла свечу и встала перед своим зеркалом обнаженная. Она долго смотрела на тонкую талию, стройные руки и ноги какой-то совершенно незнакомой девушки. Эту девушку тоже звали Эльви Досто-ран, и она жила в том же доме, но на этом сходство кончалось.
   Утром шестого дня Эльви снова ушивала платье. Она не обращала никакого внимания на  взгляды Тоб. Мать, казалось, ничего не замечала.
   В своем еще раз перешитом платье она выглядела как  нелепо одетая, но стройная девушка. Она потуже перевязала его косынкой, чтобы не сваливалось, надела сандалии, заплела волосы в четыре косы и выскользнула из дома. Была пасмурная, но теплая ночь. В воздухе стояла морось, плодовые деревья в садах казались призраками. Все спали.
   Эльви прошла через деревню и постучалась в дверь низкого дома госпожи Миммы. Она ждала долго, но никто не отзывался. Девушка уже была готова повернуть назад, когда на порог вышла сама госпожа Мимма. Это была высокая женщина с необычными для зертианок русыми волосами, которые она носила распущенными.
   — Что тебе, девушка? — холодно спросила госпожа Мимма.
   — Здесь...меня ждут, — пробормотала Эльви.
   — Может быть, здесь и ждут кого-то, но явно не тебя.
   — Он сказал, что договорится с вами, — робко возразила Эльви.
   — Кто — он? — подозрительно спросила госпожа Мимма.
   — Анлиль.
   Госпожа Мимма казалась удивленной:
   — А ты-то кто, о гуляющая по ночам девица?
   — Да вы же знаете меня! Я — Эльви из Досто-ранов.
   — Ты — Эльви? — госпожа Мимма наклонилась к ней и внимательно всмотрелась в лицо. — О, благодатная Хэйна, но ведь это правда! Что случилось с тобой, дитя? Каким образом ты избавилась от своей, прямо скажем, излишней плоти?
   Эльви потупилась.
   — Проходи! — велела госпожа Мимма, спохватившись.
   Она провела Эльви через две полутемные комнаты и втолкнула ее за ширму.
   — Я вас здесь оставлю, — сказала госпожа Мимма, пожирая глазами изменившуюся фигуру Эльви. — В этой комнате я врачую своих больных. Надеюсь, вам здесь будет удобно.
   — Дай-ка я на тебя посмотрю, — сказал Анлиль. Он усадил Эльви прямо на кровать и еще раз самым тщательным образом ощупал девушку с головы до ног.
   — Все в порядке, — заявил он, закончив обследование. — Толстой ты больше никогда не будешь. Волосы и зубы не выпадают?
   — Не-а...
   — Значит, все получилось.
   У Анлиля был очень довольный вид: словно целью всей его жизни было избавить Эльви Досто-ран от лишнего веса. На нем снова был плащ из тонкой шерсти, но на этот раз не песочного, а светло-сиреневого цвета.
   — Я не знаю, как мне благодарить тебя, — сказала она вслух.
   — Не надо благодарить. У меня от этого портится настроение. А твои деревенские уже видели тебя?
   — Нет. Я боялась выйти на улицу.
   — Глупо. Ты не можешь всю жизнь сидеть взаперти.
   — Но как мне объяснить им это?
   — Скажи им, что ты всю жизнь молила милостивую Мелламе об исцелении, и она наконец вняла твоим молитвам.
   — А Мелламе меня за это не накажет?
   — Думаю, что нет. А если кого и накажет, то меня. Ведь это я предложил тебе солгать и погубил твою душу.
   Анлиль обнял ее за плечи и поцеловал. Эльви целовалась впервые и страшно боялась, что сделает что-то не так и разонравится. Впрочем, подумала она, с чего это я взяла, что нравлюсь ему?
   — Я тебя люблю, — сказала она. — А ты меня любишь?
   — Это глупый вопрос, — ответил он, сосредоточенно развязывая шнуровку ее платья.
   — Нет, скажи! — настаивала Эльви, слабо сопротивляясь.
   Анлиль отодвинулся от нее и принял преувеличенно-серьезный вид:
   — Не знаю. Еще не решил. Ты предлагаешь разойтись?
   — Чтоб тебя! — Эльви начала судорожно поправлять платье.
   — Ну хорошо, хорошо, люблю, — он улыбнулся Эльви. — Эту штуку на твоем платье я буду развязывать до самого утра. Может, ты мне поможешь?
   — Да, — шепнула Эльви.
   Почему я так всего боюсь, подумала она. Я теперь такая красивая... Хуже всего — остаться старой девой, и именно это мне совсем недавно угрожало. Поэтому Эльви решилась покрепче обнять и прижать к себе Анлиля — осторожно, не зная, понравится ли ему. Кажется, понравилось...
   — Теперь меня не возьмут замуж, — сказала она.
   — А за кого ты собралась замуж?
   — За тебя! — засмеялась Эльви и тут же испугалась. — Я пошутила.
   — Ты хочешь выйти за меня замуж? — совершенно не рассердившись, спросил Анлиль. —Ты сама не понимаешь, чего хочешь. Твоя жизнь превратится в кошмар.
   — Моя жизнь была кошмаром до встречи с тобой.
   — Да? — переспросил он, глядя в полумрак. Свеча уже догорала.
   В дверь постучали.
   — Простите, что беспокою вас, — раздался спокойный язвительный голос госпожи Миммы, — но скоро рассветет.
   Эльви и думать забыла об этой женщине. О Мелламе, она же была здесь, в доме...
   — Я и без тебя знаю, что скоро рассветет, — отозвался Анлиль.
   — Мне надо возвращаться домой, — прошептала Эльви.
   — Хорошо, — сказал Анлиль. — Я провожу тебя.
  — Не жалей ни о чем, Эльви из Ра-Досто, — неожиданно ласково сказал он. — Со мной пропадешь.
   — Да я и не жалею.
   Опустив голову, Эльви прошла мимо беззастенчиво глазеющей на нее госпожи Миммы. Анлиль шел следом.
   Он взял Эльви за руку, и они неспешно побрели по деревне. Рассвет, действительно, был близок, но пока еще все спали. Тихие дома глазели на Анлиля и Эльви своими темными окнами, ветер лениво перебирал ветки дубов. Затянутое тучами небо чуть заметно яснело.
   — Вон там — мой дом, — сказала Эльви. — Маленький и некрасивый.
   —Я хочу взглянуть на твой цветник. Можно мне войти в сад?
   — Нет! Ну, то есть, я не знаю! Тоб может выглянуть в окно.
   — Тоб сейчас спит, и ей снится, что она целуется с каким-то Эрканом.
   — У нас, и правда, есть сосед по имени Эркан! — воскликнула Эльви. — Как ты это узнал?
   — Послушай, Эльви, не задавай глупых вопросов. Можно мне войти в сад?
   — Хорошо, — сказала девушка и распахнула калитку.
   В серых предрассветных сумерках можно было отчетливо разглядеть аккуратные грядки, окруженные взрыхленной землей деревья, скамью у дома. Анлиль пошел по дорожке прямо к цветнику. Цветы спали, их бутоны были плотно сомкнуты.
   Анлиль склонился над цветами, и Эльви с недоумением поняла, что его занимают не цветы, а камни. Не касаясь камней, он осторожно водил над ними рукой. Потом он словно споткнулся о тот небольшой невзрачный камень, который Эльви нашла последним. Это он дважды выскальзывал из руки.
   — Ты, что, камней не видел? — натянуто засмеялась Эльви.
   Он бросил последний взгляд на тот камень, подошел к Эльви и обнял ее:
   — Красивые у тебя цветы.
   — А это магия, что они так быстро выросли?
   — Не знаю.
   — Я думала, ты все знаешь.
   — Все знают только Повелители Разума. Слушай, Эльви! Дай мне слово, что ты никуда не выкинешь этот камень. Пусть он спокойно лежит на своем месте.
   Прежняя Эльви вцепилась бы мертвой хваткой: что за камень, да почему столько возни вокруг него... Но теперь она очень боялась рассердить Анлиля, поэтому просто кивнула головой и сказала:
   — Хорошо.
   — Тогда до скорого свидания, Эльви Досто-ран! — сказал Анлиль. — Через неделю!
   — До свидания, Анлиль! — ответила Эльви, а сама подумала: «Что же это за скорое свидание — через неделю?»
   Он повернулся и стремительно вышел из сада. Он шел быстро, не оборачиваясь. Эльви печально смотрела ему вслед. Она не могла, ну просто не в состоянии была войти в дом прямо сейчас. Поэтому она села на скамью и сидела так долго, пока солнце не поднялось над верхушками деревьев, и вокруг ее светлых волос не запорхали бабочки. Наконец Эльви решилась. Но в этот самый миг из дома вышла ее мать, и это было само по себе необычно, ведь мать много лет не вставала с постели. По лицу госпожи Досто-ран Эльви поняла, что ее мать не спала всю ночь.
 
   Всю неделю шли дожди, и всю неделю, день за днем, госпожа Досто-ран навязчиво и занудно пилила свою дочь. Эльви выходила низкопробной шлюшонкой, хуже даже, чем те девки, что делают ноги из родных деревень, чтобы найти счастье в городе. Мать решила, что Эльви нашла себе средней руки купчика и была им соблазнена. Отец то и дело заводил разговор о том, что мать неправильно воспитала ее. Тоб почти все время молчала.
   Через неделю, вечерком, Эльви, уставшая от попреков и ругани, но все же счастливая, начала собираться, чтобы идти к госпоже Мимме. Она так тщательно вымыла голову, что ее белокурые волосы стали воздушными и хрустящими на ощупь.
   — Ну, и куда ты собралась? — зловещим шепотом спросила мать.
   — А ты как думаешь? — ответила Эльви после небольшого молчания.
   — Сучка! — с коротким смешком сказала мать и начала медленно выползать из-под одеяла.
   — А если сучка, то в кого? — парировала Эльви, наблюдая за тем, как опухшие ноги нащупывают пол.
   — Ты пойдешь по самой плохой дорожке, — сказала мать. — Ты будешь продавать себя за кусок хлеба в придорожных трактирах и заразишься всеми дурными болезнями, какие только есть под солнцем.
   — Мели-мели языком, а муки не намелешь! — ответила Эльви, завершив тем временем свою сложную прическу из косичек, завитков и ленточек.
   — Значит, пошла?
   — А ты как думала?
   — Ты слышал, отец? — крикнула госпожа Досто-ран, медленно приближаясь к Эльви.
   — Сама виновата, дура, — ответил муж. — У хороших матерей и дочки хорошие.
   Эльви в последний раз взглянула на себя. Все в порядке, кажется. Можно уходить.
   — Если ты сейчас уйдешь, ты в этот дом больше не вернешься, — сказала мать почти спокойным тоном.
   Эльви обернулась. Отец сидел на скамье, опустив голову, и держал ноги в тазу—лечил больные суставы целебным отваром. Тоб чистила морковку и притворялась безнадежно глухой. Мать возвышалась над ними, подперев руками бока, бесформенная и огромная, как каменные глыбы забытых техарских божеств.
   А за дверью было в кои-то-веки прояснившееся небо, первая вечерняя звезда, холодный ветер. Эльви мгновенно приняла решение.
   — Я не хочу возвращаться и не вернусь, — сказала она.
   Когда она бежала по деревне, ей казалось, что все соседи наблюдают за ней — вероятно, так оно и было на самом деле. Не каждый день внезапно похудевшая девушка стремглав бежит вон из деревни, и явно — к дому госпожи Миммы. Вот дубовая роща, уже смутно различимая в тумане, вот речка, а за речкой — костры. В сумрачном небе летучие мыши чертили круги. У большого камня Эльви столкнулась с Анлилем.
   — А ты куда? — спросил он, схватив ее и внимательно всматриваясь в ее лицо.
   — К тебе, — сказала Эльви. — Ну, то есть, к этой...к этой даме.
   Он еще несколько мгновений смотрел на нее, потом сел на камень и тяжело вздохнул.
   — Ты ушла из дома.
   — Я не виновата, — пробормотала Эльви. — Я тебе сейчас объясню.
   -Не надо ничего объяснять. И так все понятно. Подожди, я сейчас что-нибудь придумаю.
    Эльви села рядом с ним и только сейчас заметила, что в руках у Анлиля — большая и до отказа забитая чем-то сумка. И вид у него был такой, словно он собрался в дальнюю дорогу.
   — А ты, что, тоже ушел откуда-то? — спросила она.
   — Подожди. Я сейчас что-нибудь придумаю, — повторил он.
   Думал он довольно долго. Эльви замерзла и начала чувствовать себя маленькой, глупой и ненужной. Наконец он сказал:
   — Все, пошли! Хотя подожди...Ты взяла камень?
   — Какой камень?
   — Тот самый камень, с твоего огорода.
   — Нет. А зачем он нужен?
   — Вот это ты плохо сделала, что не взяла. Ничего, не огорчайся!
   Анлиль протянул руку и сказал нараспев какие-то слова. Эльви показалось, что вокруг его руки появилось бледное сияние.
   — Что дальше? Я боюсь, - сказала она.
   — Сиди тихо!
   Эльви замерла, боясь пошевелиться, а Анлиль по-прежнему держал руку протянутой над землей и его лицо было мрачным и сосредоточенным. Тем временем наступила глухая ночь, и в глубокой синеве неба замерцали холодные звезды. Слабеющий ветерок нес запах георгинов из садов Ра-Досто. Прошло еще несколько минут, и испуганная Эльви увидела, как к ней приближается летящий в нескольких дюймах над дорогой, мерцающий зеленым сиянием камень. Ее камень.
   Камень сделал круг вокруг головы девушки и мягко опустился на ладонь Анлиля.
   — Теперь все в порядке. Пошли! — сказал Анлиль, протягивая Эльви руку.
   — Куда?
   — В Айерни.
   И они шли полями всю ночь, в глубоком молчании, и достигли города Айерни лишь на рассвете.

   Спустя неделю Анлиль и Алвен Ройд стояли и вполголоса беседовали на лестнице одного из доходных домов на окраине Айерни.
   — Где она сейчас? – спросил Алвен Ройд.
   — Там, — ответил Анлиль, кивнув на деревянную дверцу со сломанной ручкой, за которой скрывалась комната, которую он снял для себя и для Эльви после той ночи. — Спит или смотрит в окно. Ты возьмешь то, что я показал тебе сегодня?
   — За эту книгу я дам сто кови.
   — Это слишком много.
   — Она — из первого списка. К тому же ты теперь — человек семейный. За две другие я дам по пятьдесят.  Бери, говорю! Потом вернешь, что там лишнее.
   Мимо них прошла женщина с корзиной белья, и Алвен Ройд понизил голос:
   — Главное сейчас, чтобы Майвин не наделал глупостей. И послушай, что я тебе скажу, Анлиль — ты должен объясниться с отцом. Учитывая то, чем ты занимался все последние годы...видишь ли...тебе может понадобиться защита. И если отец потребует, чтобы ты расстался с этой девушкой — сделай это! 
   — Я сам могу защитить себя. Я буду жить с этой девушкой. Как насчет остальных книг?
   — Дай мне разобраться с этими тремя, — сухо ответил Алвен.
   Он слегка поклонился, надел шляпу и спустился вниз, на улицу.
   — Не надо было мне говорить с Алвеном, — сказал Анлиль, вернувшись в комнату, где сидела у окна заплаканная Эльви. — Когда-то он был человеком блестящего ума, но...очевидно, он стареет.
   — Сегодня я вышла во двор. Там была женщина...соседка. Она спросила, в каких мы с тобой отношениях. Я не знала, что ответить. Тогда она стала смеяться, — прошептала Эльви.
   — Забудь о ней. Она просто дура.
   — Все смеются. Когда я прохожу по двору, все смотрят на меня.
   — Я много раз просил тебя не говорить со мной о соседях.
   — Тогда давай переедем и будем жить там, где на меня не станут показывать пальцем. Ты можешь найти мне такой дом? Нет, не можешь. Потому что на меня теперь всегда будут показывать пальцем. А потом ты бросишь меня.
   — Что я сделаю?
   — Бросишь меня, — со слезливой уверенностью повторила Эльви. — Вернуться к родителям я не могу. Что мне останется делать?
   — Вот когда я тебя брошу, тогда и думай об этом, — попробовал пошутить Анлиль.
   — Это не смешно! – воскликнула Эльви. — Зачем ты, вообще, утащил из Замка эти книги? Я видела: там книги о магии,  целая куча... И этот Алвен Ройд их покупает у тебя! Разве это стоящее занятие для приличного человека? Ведь ты же их украл!
   — Да подумаешь! — сказал Анлиль. — А они украли у меня четыре года жизни.

   Он не мог найти работу. Все, кому были нужны люди, обладавшие не вполне обычными способностями, предпочитали не связываться с исключенным из Ордена колдуном. Мы сожалеем, но вы не совсем подходите нам. Мы предпочитаем иметь дело с адептами, состоящими в Ордене. К тому же...почему вы не закончили обучение? Некоторые из них сразу требовали рекомендации, другие долго допытывались, почему он согласен на такую неинтересную и низкооплачиваемую работу. И все они заканчивали переговоры одной и той же фразой. Сожалеем, но вы не совсем подходите нам. Сожалеем. Мы уверены, что вы, с вашими данными, найдете себе гораздо лучшее место, хотя...вы почему-то не состоите в Ордене. Может быть, вас исключили из Ордена? Скрывать, что он учился в Замке было бесполезно — человек из Замка был в нем виден издалека. Так почему вы...прервали обучение? Мы не сомневаемся, что у вас была уважительная причина, но, все-таки, это очень странно. Анлиль начинал приходить к выводу, что в Каввране будет то же самое. В любом городе будет то же самое. Пока они жили на деньги, полученные Анлилем от Алвена Ройда, но их уже осталось немного. А Эльви наотрез отказывалась экономить и не вылезала из лавок. 
   — Почему мы вынуждены все покупать? Ты раньше делал такие штуки, с платьем и розами...
   — Если я сделаю что-то подобное, меня арестуют.
   — Почему?
   — Потому что такие вещи запрещены.
   — Но раньше же ты делал это!
   — Я делал это очень редко и каждый раз рисковал, что это раскроется. Но тогда за мной не следили.

   Когда он вернулся домой, она встретила его рыданиями. В этот день Эльви решила заглянуть в сумку с книгами, вынесенными Анлилем из Замка. Тяжелые, старые фолианты... Эльви раскрыла один.
   И на первой же странице она прочитала:
   Да будет соблюдена надлежащая таинственность!
   Всякий, кто дерзнет прочитать эту книгу, не располагая на то разрешением ее Святости Старшей вайвери, будет подлежать казни через отрубление головы, имущество преступника будет конфисковано в казну Ордена, а семья подлежит изгнанию из королевства.
                Пункт шестой седьмого тома кодекса Иделлъянита Имбеллиана.
   Анлилю не удалось убедить Эльви, что у него есть разрешение, да он особо и не пытался. Эльви продолжала рыдать. Она ни за что не останется в доме, где лежат такие ужасные книги! Дело кончилось тем, что Анлиль отнес сумку к Алвену Ройду.
 

   Она вышла из дома в полдень и отправилась за покупками. Деньги были на исходе, и Анлиль, судя по всему, не торопился их доставать. Первым делом Эльви зашла в обувную лавку. Она давно уже приметила пару отличных башмаков, из мягкой красной кожи, с пряжкой в виде бантика и  тонким каблучком. Башмаки были выставлены на витрине рядом с перевязанной цветными лентами коробкой. Эльви прозвенела дверью и уселась на бархатный табурет. Сначала, чтобы не выдать своей заинтересованности, она примерила другие башмаки, а потом уже попросила эти.
   Эльви заплатила за башмаки, получила в свое полное распоряжение замечательную розовую коробку и собралась было уходить, как вдруг...В небольшой витрине, под стеклом, лежали самые чудесные сандалии, какие только можно себе представить!
   Разумеется, Эльви примерила сандалии, пытаясь думать только об их впечатляющей красоте, но ни в коем случае — не о цене. Она неспешно прогуливалась вдоль зеркал, постукивая  ножкой. Девушка из лавки носила за ней табурет.
   — Я беру их, — неожиданно услышала Эльви свой собственный голос и сама удивилась.
   Она судорожно пересчитала деньги. О, счастье! Как раз хватает, и даже остается немного, чтобы закупить провизию — если пойти на Медвежий рынок.
   Эльви гордо выступала по вымощенной булыжником улице, прекрасно замечая, что взгляды прохожих прикованы к замечательным коробкам, к новенькому модному платью, к костяному гребню в волосах и зонтику из разноцветного шелка. Но на Медвежьем рынке ее ожидали неприятности. Эти деревенские торговки, в холщовых платьях, с наспех убранными волосами тоже заметили роскошь, которой теперь была окружена Эльви, и наотрез отказались хоть чуть-чуть сбавить цену на шпинат.
   Эльви готова была расплакаться. Начала она с того, что купила охапку цикория, прельстившись его свежими зелеными листьями, и не знала теперь, что ей с этим цикорием делать. Все вокруг было очень дорого — даже салат. Будь они неладны, эти крестьяне! В конце концов, Эльви купила  тыкву и пучок салата. На этом деньги закончились.
   Потом она побрела назад и, на этот раз, все прохожие, рассмотрев красивые коробки, переводили взгляд на тыкву и улыбались.
   Под аркой на углу улицы Трех Отшельников Эльви столкнулась с двумя молодыми людьми, одетыми в одинаковую одежду светло-коричневого цвета. Она сразу поняла, кто это. Однажды во время прогулки по городу Анлиль показал ей на таких молодых людей и сказал: “Из Замка”. Она спросила тогда: а почему они одинаково одеты? Ученики Замка должны одеваться одинаково, ответил Анлиль. А почему ты был одет по-другому, когда мы с тобой повстречались? Анлиль рассмеялся.
   Молодые светло-коричневые люди перешли на ту сторону улицы, по которой шла Эльви. Один из них забежал вперед и, повернув к Эльви глумливое мальчишеское лицо, сказал развязным тоном:
   — Добрый день! Вы, кажется, подружка нашего беглого Анлиля?
   Эльви вспыхнула.
   — Зачем вам столько салата? — продолжал допытываться глумливый.
   Второй, который шел чуть-чуть сзади, сохраняя на лице мрачное выражение, насмешливо фыркнул:
   — Она же — крольчиха с крольчарни... — тут он сказал какое-то слово, смысла которого Эльви не поняла.
   Глумливый продолжал рассматривать Эльви. Она всерьез разозлилась. Даже Шопси Зломерзкий, самый похабный парень в Ра-Досто и окрестностях, (когда он шел по деревне, всякая уважающая себя женщина заранее затыкала уши) , даже невероятно гнусный Шопси не смотрел на девушек так, как этот аккуратненький ученик Замка, в начищенных до блеска туфлях и красивых перчатках.
   Эльви испугалась. В том, как они шли, один — чуть спереди, а другой — сзади, в двух шагах от нее, было что-то угрожающее.
   — Так  это вы — подружка нашего Анлиля? — продолжал допытываться глумливый.
   — Я — его невеста, — сказала Эльви.
   — Благие  боги! Невеста! — воскликнул глумливый. И протянул, обращаясь к мрачному. —Это же которая по счету?
   — Думаю, он и сам не помнит, — константировал мрачный.
   — У  него таких невест полгорода было, — доверительно шепнул глумливый и подтолкнул Эльви локтем.
   Эльви ускорила шаги.
   — Оставьте  меня в покое! — сказала она.   
   — Ты, правда, думаешь, что он на тебе женится? — в голосе глумливого послышались жалостливые нотки.
   — Я — его невеста! — сквозь зубы проговорила Эльви. Теперь она почти бежала.
   Глумливый ухмыльнулся.
   — А ты знаешь, кто его отец? — спросил он так, словно наносил последний удар, и Эльви поразило странное ощущение: как будто сейчас произойдет что-то, чего уже нельзя будет исправить.
   — Знаю! — с вызовом  ответила Эльви.
   — Ну, если знаешь и все равно думаешь, что он на тебе женится...тогда ты редкая дура! —пробормотал мрачный.
   Эльви побежала по-настоящему. Корзинка с тыквой больно била ее по коленке, каблуки подворачивались на неровной плитке мостовой.
   — Но-но-но! — глумливый крепко схватил ее за локоть и заставил остановиться. Они с товарищем как будто поменялись ролями: лицо глумливого стало мрачным, а “мрачный”, наоборот, гаденько ухмылялся. — Позволь дать тебе совет, красавица. Выкинь из головы всякие бредни о том, чтобы выйти за него замуж. Лучше езжай к его папаше. Скажи, что тебя  соблазнили, потребуй денег. Я тебе так говорю, потому что жалею тебя, ослицу.
   Он смотрел прямо на нее, и Эльви заметила, что в его глазах было такое же напряженно-внимательное выражение, как и в глазах Анлиля. Она всхлипнула.
   — Горе тем, кто ненавидит свежую кровь, — важно проговорил бывший глумливый. —Девочка, ты знаешь, что твой Анлиль — сын Лангоуна Залейнарана?
   — Нет, — яростно прошептала Эльви. — Врешь!
   — Не вру. Лангоуна Залейнарана. Видала черную карету с гербами? Четверку лошадей?
   — Анлиль — его младший сынок, — сказал мрачный. — Он это обычно скрыть пытается.
   — Ха-ха-ха, а ты помнишь ту шубу из горностаевых хвостов, в которой его в Замок привезли? — захихикал бывший глумливый.
   — Все, пошли уже! — сказал заскучавший мрачный.
   — Не плачь! — бывший глумливый широко ухмылялся. Потом он схватил Эльви, крепко прижал к себе, потрогал грудь.
   — А вообще-то, ничего, пользоваться можно! — сказал он, взглянув на мрачного.
   — Этот Залейнаран чем угодно пользоваться готов...      
   Потом они  зашагали вперед, к ярко освещенной солнцем Рыбной улице.
 
   Весь вечер Эльви просидела, проливая слезы над пучком цикория. Тыква оказалась неспелой. Анлиль вернулся поздно, и вид у него был измученный. Он невнятно пробормотал что-то вроде приветствия, снял башмаки и лег на кровать.
   — Ужина у нас сегодня нет, — сказала Эльви. — Я поужинала у хозяйки. Если хочешь, иди! Она — женщина добрая, может, и тебя покормит.
   — Работу я не нашел. К хозяйке больше не ходи. Я займу у Алвена.
   — А может, тебе у отца денег занять?
   Не успела она договорить слово «занять», а он уже перебил ее:
   — Кто тебе  сказал?
   — Какие-то мальчики из...
   — Убью.

   Молчание продолжалось целую вечность. Они так и сидели в темноте, и Эльви не могла видеть его лицо.
   — Где вы спрятали вашу карету и лошадей, господин Залейнаран? — прошептала она.
   — У меня нет кареты и лошадей.
   — Боги, что я скажу родителям! — завыла Эльви. — То-то им радости будет, что меня опозорил сынишка Залейнаранов!
   — Я на тебе женюсь.
   — Вы никогда не женитесь на мне! Это так же ясно, как то, что солнце не восходит ночью, а вслед за весной не наступает зима. Святая Мелламе! Мать предупреждала меня, чтобы я не гуляла с сыновьями богатых купцов и лавочников! Но это же еще хуже, чем с лавочником! За что?
   — Я дал слово и сдержу его. Я женюсь на тебе, — повторил он.
   Рыдания Эльви превратились в отчаянный вопль.
   — Если тебе меня не жалко, пожалей хоть соседей! — сказал Анлиль.
   — Почему вы ему никогда не пишете?
   — Не хочу.
   — А почему он вас не ищет?
   — Я от него не прячусь. Если ты еще раз скажешь мне «вы», я... тоже могу рассердиться!
   Эльви испугалась и замолчала.
   — Послушай меня, — сказал он уже совершенно спокойным голосом. — Да, я —Залейнаран, но только по рождению. Выбранное мною ремесло у богатых и знатных людей считается ремеслом позорным. Все равно, как если бы я подался в бродячие музыканты или фокусники. Поэтому мне нет места среди таких людей, как мой отец. Поэтому я никогда не унаследую его деньги. Для этих людей я — предатель.
   — А что ты предал?
   — Я добровольно отказался от прав и привилегий своего сословия.
   — Я не поняла.
   — Ты поймешь. Я объясню тебе. Но — не сегодня. Как выглядели эти мальчики?
   — Один — такой глумливый, а другой — мрачный.
   — Знаю! — прищурившись, кивнул Анлиль.— Что они тебе еще сказали?
   Эльви растерянно молчала. Его лицо помрачнело.
   — Что они еще тебе сказали? — он повысил голос.
   — Что у тебя таких невест, как я, было полгорода!—с вызовом ответила она. — Еще про шубу.
   — Про какую шубу? — спросил он, словно очнувшись.
   — Из горностаевых хвостов!
   Тогда Анлиль откинулся на спинку стула и начал хохотать. Он все смеялся и смеялся, словно перед ним выступали на редкость смешные балагуры.
   — Далась им эта шуба, тупым извращенцам!—пробормотал он, снова впадая в мрачность. — Пойдем спать! Пора взяться за поиски настоящей работы!      
 
   На следующий день Анлиль поехал в храм Хэйны, находившийся в четырех милях южнее города Айерни. Храм стоял на холме и был окружен тенистыми плодовыми садами. Несмотря на полуденный зной, под сплетенными ветками деревьев было прохладно. Загорелые, одетые в пестрые платья жрицы ходили с большими плетеными корзинами и собирали уже созревшие фрукты. Храм был открыт, и там даже происходило что-то вроде жертвоприношения каких-то семян и злаков, но Анлиль не заглянул в это приземистое деревянное строение, украшенное начищенными до блеска изображениями самой Хэйны и ее жриц, собирающих плоды и травы, работающих на пасеке, помогающих бедным. Анлиль сразу пошел в соседний с храмом дом. В просторной, ярко освещенной солнечными лучами комнате сидела и что-то писала в тетради немного полная румяная жрица лет тридцати пяти.  Она была в таком же цветастом платье, что и все остальные, но на голове у нее, в знак высокого положения, была зеленая лента.
   — Что вам угодно? — спросила она, улыбаясь Анлилю. — Ой, что же вы стоите! Садитесь вот сюда!
   — Я хочу подать прошение, — сказал Анлиль. Он сидел теперь напротив улыбчивой жрицы, и между ними громоздилась стопка фолиантов в тисненых золотом переплетах. В каждом из углов стола стояла ваза с цветами.
   — Прошение о чем? — спросила жрица, хлопая глазами так, как будто хотела подать Анлилю какой-то тайный знак.
   — Прошение о вступлении в брак, — ответил Анлиль, чувствуя себя безнадежным болваном.
   — Пожалуйста! — энергично сказала жрица, отгоняя приставучую осу. — Вы   грамотный?
   — Грамотный.
   — Тогда пишите сами! — велела жрица. — Возьмите лист бумаги, вот этот, с гербом в углу. Пишите: я, как там ваше имя...
   — Анлиль Залейнаран.
   — Я, Анлиль Залейнаран, вдохновленный на то богами, собираюсь вступить в супружество с... Кто она: девица, вдова, разведенная?
   — Девица. Эльви Досто-ран.
   — С девицей Эльви Досто-ран, и прошу дозволить мне совершить этот обряд в храме благодатной и многорожающей Хэйны, дабы союз наш был чист перед богами и людьми, и дабы сама плодоносящая Хэйна одарила нас дарами своими. Теперь подпись. Все.
   — И когда можно будет совершить обряд?
   Жрица заглянула в какой-то календарик:
   — Недельки три придется подождать.
   — Хотелось бы решить это дело быстрее...
   Пара темно-голубых глаз уставилась на Анлиля, щурясь от солнечного света, который добрался-таки до стола.
   — У вас будет чем заняться в эти три недели. Вы должны поехать туда, где родились, и привести оттуда выписку из храмовой книги. Ну, выписку о том, в каком году вы родились. Чтобы не было сомнений, что вам уже есть двадцать один год.
   — Сколько?!
   Тут она нахмурилась и почти утратила свою лучезарность.
   — А вам ведь нет двадцати одного! — почему-то шепотом сказала она.
   — Нет, — таким же шепотом ответил Анлиль.
   Взгляд жрицы был неодобрительным, но иронически-участливым. Ситуация попахивала скандалом, а это очень редко случалось в размеренной жизни служительницы Хэйны.
   — Она сбежала с вами?
   — Да.
    — Закон говорит нам следующее. Раз она — опозоренная девушка, она может выходить замуж прямо сейчас за кого угодно, не спрашивая дозволения родителей. Что касается вас, то до совершеннолетия, то есть до дня, когда вам исполнится двадцать один год, вы можете заключить брак только с дозволения старшего в вашей семье.
   — Но вы же сказали, что она может выйти замуж за кого угодно!
   — За кого угодно из числа совершеннолетних.
   — Так что же нам делать? Жизнь вне храмового брака запрещена законом. Мы не хотим нарушать закон. Почему нам нельзя заключить брак?
   — Вы можете заключить брак! Правда, свадьба состоится немного позже, месяца через четыре. А вам пока надо получить у старейшего из ваших родственников согласие на брак. Письменное и заверенное тремя свидетелями, разумеется.
   — Мой отец никогда не согласится.
   — Тогда — ждите двадцати одного года.
   — Не нравятся мне такие законы.
   — Мне тоже не все нравится. Кстати, ваша фамилия... Вы не из тех Залейнаранов?
   — Из других, — ответил рассерженный Анлиль.
 
   
   Три дня спустя Анлиль встретился с сестрами Ордена вайвери, приехавшими из Кавврана. Слухи о драконах дошли до столицы. Вайвери решили отправить экспедицию в горы Минджшенга и искали мага, якобы для выполнения особо опасных поручений, на самом же деле, чтобы доказать всем: они вовсе не отрицают, что и у мужчин могут быть способности к магии.
   Две из них были чуть старше самого Анлиля, главной было лет тридцать пять. Вайвери оделись в простые темно-синие платья, которые могли бы показаться дешевыми. Солнечные лучи вспыхивали в золотисто-красном цветочном чае, отражались на гладких поверхностях серебряных браслетов.
   Анлиль снял свой сиам, магическую защиту, и чувствовал себя очень неуверенно. Весело улыбаясь и переглядываясь друг с дружкой, вайвери щебетали на каввранском наречии, неправильно пропевая высокие тона. Анлиль видел, что они находят его привлекательным, и совсем недавно это показалось бы ему лестным. Сейчас это только раздражало его.
   Старшая  постукивала тонкой серебряной ложечкой о чашку из товварского стекла.
   — Покажите, что вы умеете делать.
   —Я снял свой сиам, — сказал Анлиль. — Вы видите, что я могу делать.
   — Я это вижу. Но это — потенциальные возможности. Я хочу видеть, как вы это делаете.
   С каждой секундой голос старшей становился все холоднее.
   — Что именно вы хотите увидеть?
   — Покажите харизейн.
   — Какой из вариантов харизейна? Их вообще-то много.
   — Я знаю, что их много, — вспыхнула старшая. — Самый простенький. Лэй-аллаан, тей-гунни, мин-путт. Сколько времени тебе нужно на подготовку?
   — Попробую без подготовки, — насмешливо отозвался Анлиль.
   На секунду он задумался, что бы ему такое показать. Потом взял немножко духовной энергии Ниннанта и сотворил из нее призрачное, слегка мерцающее изнутри, подобие птички. Птичка закружилась на столе, неумело ступая тонкими лапками. Она была прозрачной, солнечные лучи проходили сквозь нее, загораясь в кровеносных сосудах. Анлиль осторожно взял ее в руки, и передал ей немного файрата — жизненной силы, заключенной в любом живом существе. Белые косточки окрепли, птичка покрылась оперением, светло-коричневом и пушистом, на груди у нее проявилось красное пятно. Анлиль провел над ней ладонью, и птичка оторвалась от стола, запела и мгновенно оказалась в волосах у старшей из вайвери. Лицо ведьмы искривилось и, с огромным раздражением, она извлекла ее оттуда. Потом хлопнула в ладони, и птичка исчезла.
   — Она — ненастоящая, — сказала вайвери, поймав взгляд Анлиля.
   — Верно. Но она могла бы пожить и полетать еще немного. Я дал ей достаточно файрата. Зачем отнимать жизнь у того, кто мог бы еще пожить?
   — Ее  существование бессмысленно.
   — Красиво! Здорово! — воскликнули младшие.
   —Не понимаю, чем вы восхищаетесь. Разве вы не можете это сделать? — ревниво  спросила старшая.
   — Не сомневаюсь, они могут, — поспешил успокоить ее Анлиль. — Ну что, я подхожу вам?
   Старшая вся собралась, как готовая к прыжку кошка:
   — А почему ты вообще ищешь работу? Если судить по твоему возрасту, ты еще должен учиться.  Где твои рекомендации и  браслет с порядковым номером выпускника?
   — У меня их нет. Меня исключили из Ордена.   
   В глазах старшей горел злобный огонек. Я так и думала, что не все в порядке...самоуверенный аристократический вырожденец. Младшие вайвери притихли и опустили головы, украшенные белыми косами, сделавшись похожими на испуганных мышек.
   — За что?
   Анлиль понял, что эта скучная старая вайвери надоела ему до омерзения.
   — За что? Из-за девчонки.
   — Че-е-его! — завопила вайвери неожиданно низким и грубым голосом. Младшие густо покраснели и уставились друг на друга ошарашенными синими глазами.
   — Девочки! — сказала старшая. — Подождите меня внизу!
   Младшим вайвери явно не хотелось уходить, но они были вынуждены подчиниться. Поднимаясь со стульев, они круглыми глазами смотрели на Анлиля.
   — Я надеюсь, ты пошутил! — сказала старшая.
   — Нет.
   — Они не сочли нужным дать тебе шанс исправиться?
   Анлиль не смог удержаться от улыбки:
   — Ты видела, что я могу делать? Это — не предел. Я умею делать и более сложные вещи. Анхаризасс, джайвель, шианидда, шай-би-тор. Все, что угодно.
   Вайвери птичьим движением поправила прическу:
   — Я отлично знаю порядки  вашей школы. Из-за девчонки у вас еще никого не выгнали.
   — У меня это была не первая девчонка.
   — Ты меня дурой считаешь?  Было что-то еще? Так? Что ты еще натворил?
   — Ничего больше.
   — У тебя — врожденная техника и хорошие рефлексы. Из-за одних только девчонок они бы тебя не выгнали! Что еще было?
   — Хорошо, — сдался Анлиль. — Меня не выгоняли. Я ушел из Замка сам.   
   Вайвери залпом допила свой чай.
   — Как после этого ты смеешь обращаться к таким людям, как мы?
   — Разве я перестал быть магом? Ты сама сказала, что у меня — врожденная техника.  Мне немного не хватает опыта, но я всегда очень быстро всему учился. Я — хороший маг. 
   Она смотрела на него уничтожающим взглядом:
   — С того момента, как тебя исключили из Ордена, ты потерял право заниматься магией. Законы тебе известны. Седьмая Служба в любой миг может бросить тебя в тюрьму. Так что...советую сменить профессию!
 
   — Все-таки, до каких пор ты будешь мириться с тем, что все показывают на меня пальцем? — спросила Эльви.
   — Я не замечал, чтобы кто-нибудь показывал на тебя пальцем.
   — Почему ты все время держишь окно открытым? Ты хочешь, чтобы все соседи знали, как ты со мной обращаешься? — спросила Эльви, закрывая окно, сквозь которое в комнату проникал мягкий свет летних сумерек и аромат цветущего жасмина.
   — Я открываю окно, потому что привык к свежему воздуху. Я не могу жить в четырех стенах. Здесь невыносимо душно.
   — Но соседям все слышно. Тебе это нравится? — спросила  Эльви. — Они будут думать, что я — стерва и, конечно, тебе это нравится. Скоро ты меня бросишь. Что я тогда буду делать? Я не могу вернуться домой.
   — Скоро я сделаю так, что на тебя не станут показывать пальцем.
   Эльви молчала, забравшись с ногами на маленький плетеный стульчик. Она стала выглядеть хуже за последний месяц, в уголках рта от вечного плача у нее появились грустные ямочки.
   — Мне хочется узнать, как дела у моих родителей, у Тоб. Я смогу поехать к ним только когда ты на мне женишься.
   — Значит, это будет скоро, — ответил Анлиль и открыл окно. На улице было уже совершенно темно. На круглых листах росших во дворике лип танцевали блики от огней в доме напротив.
   Эльви надула губы. В ее больших светлых глазах застыло выражение вселенской муки.
   — Анлиль! Скажи мне, только честно...
   — Ну что? — спросил Анлиль, глядя на нее с улыбкой.
   — А ты не соврешь?
   — Зачем? Что ты хочешь спросить?
   — У тебя есть другая? — одними губами шепнула Эльви, впиваясь в него немигающими от ужаса глазами.
   — Нет! – сказал Анлиль. — Нет! Здесь невозможно находиться! Ты — второй Лангоун Залейнаран и все наставники из Замка, вместе взятые! 
   Эльви расплакалась.
   — Точно есть другая! – воскликнула она, всхлипывая и вытирая слезы кончиком кружевной скатерти. – Когда мужчина увозит девушку в город, он сразу же заводит себе другую.
   Еще несколько мгновений Анлиль смотрел на нее, потом в первый раз ушел из дома, не простившись.
 
   Он бродил по опротивевшим ему улицам Айерни. Торговые ряды, запыленные деревца, цветы в клумбах, заросшие плющом одноэтажные постройки. Магазины. Снова магазины Анлиль все начинал думать, что в Зерте его затравят. Нужно ехать на Материк. Там есть вольные торговые города, воюющие с варварами и пиратами. Там есть опасный и огромный Харракан. Там никому не будет дела до того, что его изгнали из какого-то дрянного ордена. 
   Глядя по сторонам, Анлиль понимал, что начинает всерьез помышлять о краже. Не о розах или платье, а о серьезной краже.
   Тем временем свечерело, и горожане зажгли большие светильники на порогах своих домов. В сияющем сумеречной лазурью небе загорались первые звезды. По улицам Айерни бродила молодежь. Они весело смеялись: парни в шляпах с широкими полями, девушки с крашеными в красный цвет волосами. И совершенно неожиданно, на стене одного дома Анлиль увидел дийа-фимил. Руну, нарисованную так, чтобы ее могли увидеть лишь глаза мага, посвященного. Для добрых горожан она оставалась невидимой. И гласила эта руна: ТЕРРЕД. Незаконная торговля.
   Анлиль дотронулся до руны кончиками пальцев. Так и есть! Он увидел гван — серебристый след, ведущий к тому, кто нарисовал эту руну. Это могло быть интересно. След бежал по камням мостовой, мерцая, как только что выпавший снег, залитый звездным светом. Анлиль не спеша пошел по следу. По дороге он на всякий случай проверил и укрепил свою магическую защиту.
   Идти пришлось долго, и городской пейзаж стремительно менялся. Последние ярко освещенные магазины и чистые улицы остались за поворотом. Здесь уже не было ни цветов, ни стриженых елок, ни скамеек, ни узорных решеток. Низкие деревянные бараки без окон; хижины, сооруженные из всего, что случайно попалось под руку: из соломы, тряпок, подгнивших бревен. Вместо мостовой под ногами — грязь и лужи, больше напоминающие небольшие застойные озера. Кромешная тьма, только кое-где горели костры. Вокруг костров галдела местная молодежь. Анлиль и раньше слышал об этом квартале Айерни и знал, что в каждом из бараков живет по меньшей мере десяток семей. В основном, разорившиеся техарские крестьяне. Зато серебристый след был виден еще лучше, чем прежде. Ошибиться невозможно — он вел именно сюда.
   Анлиль протиснулся в удручающе узкую щель между двумя бараками, прошел сквозь темный двор. Потом еще одна щель и еще один двор. Крысы злобно заверещали, испуганные звуком шагов. След вел в полуоткрытую дверь в одном из бараков. Не раздумывая, Анлиль вошел туда.
   Тесный коридор, слева и справа — ящики с каким-то товаром. Еще одна дверь. След вел туда. Анлиль замер, ослепленный на секунду ярким светом лампад. В комнате за широким столом сидели трое мужчин. Двое — техари с необычно длинными волосами. Лицо одного из них было покрыто ритуальной раскраской. Третий — килмини, но по виду больше похожий на горца. Левая половина его головы была обрита наголо, волосы на правой половине заплетены в косицы. На столе между ними уютно расположились бутылки вина и бумаги, исписанные техарскими цифрами.
   — А ты кто такой? — спросил килминиец, небрежным жестом успокаивая сразу же схватившихся за ножи техари.
   —Я — Анлиль. Я увидел дийа-фимил и подумал, что вам, наверное, нужен маг. А мне очень нужна работа.
   — Что он сказал? —  спросил один из техари. — Он, что, тронутый?
   — Спокойно! — ответил килминиец. — Он хочет сказать, что он — хнинлин, увидел вашу нгабан, и что он ищет работу.
   — Ну, садись!
   — Благодарю вас, — сказал Анлиль. Он сел поближе к килминийцу и осторожно огляделся по сторонам.
   Вся комната была загромождена деревянными ящиками.
   — Есть вопросы, — сказал один из техари. — Ты — килмини. Ты — их хнинлин, а не наш. Ты хорошо одет, и у тебя вид человека, довольного этим миром. Зачем пришел?
   — Я учился в магической школе...
   — Что за школа? — свирепо спросил техари.
   — Замок Семнадцати Спящих Королей.
   — Вон отсюда! — крикнул один из техари, а другой согласно закивал головой.
   — Боюсь, друг, тебе лучше уйти, — насмешливо согласился килминиец.
   — Нет! — сказал Анлиль. — Я сперва все объясню...
   Техари выхватил кинжал. Анлиль сделал быстрое движение рукой, и кинжал упал на пол. Ошеломленный техари нагнулся за ним, но кинжал взлетел под потолок, бешено завертелся, несколько раз поменял цвет и форму, а потом вонзился прямо в середину стола.
   — Я не хочу никому вреда. Просто...я всегда мечтал заняться нелегальной торговлей.
   Они засмеялись. Кажется, незлобно.
   — Твои хозяева послали тебя к нам, чтобы ты приобрел необходимый опыт?
   — Меня выгнали из Замка и исключили из Ордена. Я совершил преступление против морали.
   Воцарилось молчание.
   — Меня зовут Хон, — сказал техари, лицо которого было разрисовано синей и желтой краской. — Это — Бьян и Герну. Ты поддерживаешь отношения с кем-нибудь из старых знакомых?
   — Они шарахаются от меня, как от зачумленного.
   — А твоя семья?
   — У меня нет семьи.
   — Пойдем! — сказал Хон.
   Следующая комната была загромождена всевозможными предметами: оружием, старыми фолиантами, кольцами и серьгами в футлярах, дорогими игрушками.
   — Можно сделать эти вещи невидимыми? — спросил Хон.
   — Конечно, можно. А зачем?
   — Зачем — это уже наше дело, — с некоторым раздражением объяснил Хон.
   — Это можно. Это называется...
   — Мне плевать, как это называется. Сколько времени тебе нужно?
   — Часов пять-шесть. Дело в том, что вещей очень много, а магическое действие...
   — Сейчас можешь остаться?
   — Могу, — сказал Анлиль, подумав, что как раз управится за ночь. Правда, Эльви будет волноваться, но что поделаешь... 
   — Тогда начинай! — сказал Хон и вышел, еще раз с недоумением посмотрев на Анлиля.
   Анлиль справился как раз до рассвета: работа была нетрудная, но несколько однообразная. Надо было наложить заклинание невидимости на каждую из этих вещиц, потом проверить взаимосвязи между ними, чтобы новые контакты как-нибудь не разрушили заклинание. Потом он еще раз проверил каждую вещицу — хорошо ли держится заклятие — а потом сделал так, чтобы Хон, Бьян и Герну видели эти вещи. Потом сделал нечто вроде защиты, чтобы первая встречная вайвери не догадалась, что здесь была использована магия. В тот самый миг, когда он все закончил и с глубоким удовлетворением смотрел на сделанное, в комнату вошел Герну.
   — Ничего себе! — воскликнул тот.
   Герну еще раз обошел стол, заваленный заколдованными вещицами.
   — Давай-ка мы сейчас выпьем, — предложил он.
   — Нет, я никогда не пью после работы, — сказал Анлиль.
   Этот ответ развеселил Герну.
   — Как можно снять заклинание? — спросил он со смехом.
   Анлиль нарисовал для Герну несколько рун и объяснил, как их использовать. С каждым мгновением Герну казался все более довольным.
   — Ну, вот что... Много мы не можем тебе заплатить. Тебя устроит тысяча кови?
   — Сколько?! 
   — Я знаю, что это мало, но мы сейчас — на мели. В следующий раз будет больше.
   — Нет, все в порядке.
   — Считай! Встречаемся здесь же, через десять дней. Только...осторожнее!
   — Да я всегда очень осторожен, - ответил Анлиль. – А можно задать вопрос?
   — Смотря  какой.
   — Кто нарисовал дийа-фимил на стене того дома? Это было сделано хорошо.
   — Ее нарисовал Хон, — сказал Герну. — Он — техари, а они все что-нибудь да могут. Хон умеет рисовать дийа-фимил и делать след. Он мог бы научиться гораздо большему, но у этих техари есть правило лишнего знания.
   — А что это за правило?
   — Они думают, что лишнее знание гораздо хуже, чем незнание. Я это не совсем понимаю.
   — Я тоже, — сказал Анлиль. Правило лишнего знания показалось ему довольно глупым.
   — Слышь, Анлиль! У твоего преступления против морали хотя бы длинные ноги?
   — Еще бы!
 
   В этот ранний час улицы Айерни были почти безлюдны. Торговки только-только сходились к своим лавкам, понемногу начинали благоухать цветущие деревца, дворники-техари кое-где еще подметали улицы. Через полчаса они вместе с грязью исчезнут с улиц Айерни, уступив место привилегированной расе. Яркое солнце горело в полуоткрытых окнах, птицы слетались к ровно подстриженным кустам боярышника. Анлилю повстречалась первая продавщица сливок — молодая техарка в соломенной шляпке, с узкими белыми кувшинами в руках — и они обменялись улыбками.
   Он отдал деньги всхлипывающей Эльви, сел в почтовую карету и поехал в Залейну. Вечером он вышел близ небольшой  горной деревни и пешком дошел до храма Иларги, стоявшего в дубовой роще на вершине холма. Насколько он помнил, в этом храме был только один служитель, и почти всегда храм этот стоял закрытым. Ничего не изменилось. Разве только на серых камнях стало больше трещин, и синеватый лишайник покрывал теперь весь храм — от порога до крыши. Подстриженные тисы, птичьи гнезда в живой изгороди из боярышника... Вокруг никого не было. Анлиль подождал немного, не появится ли кто, и, наконец, решился. Он приметил окно на втором этаже храма, над алтарем, и очень легко проник туда, воспользовавшись старым искривленным дубом и выступом в стене. В каморке с низким потолком хранились благовонные палочки, свечи, сосуды и книги, в которых записывали даты рождений и смертей — ибо богу Иларги подвластны и жизнь, и смерть. Анлиль быстро нашел нужную книгу и принялся листать ее. Все записи были сделаны рукой того самого служителя.
 10 число летнего месяца заджай 5477 года.
 Анлиль Мидзейн Звенд  Шинджвен Лэй-Залейнаран. 
   Потом Анлиль принялся за дело. Наклонившись над книгой, он сделал магический прием тэй и последняя цифра в 5477 исчезла. Он взял перышко и поставил цифру 3. 5473 год. Потом он еще немножко поработал над этой цифрой, чтобы она выглядела старой, бледной, как и все другие. Это нужно на случай, если они вздумают проверить. Потом он взял лист гербовой бумаги и, поизучав почерк служителя, выписал самому себе свидетельство, что он — совершеннолетний и лихо расписался. Потом Анлиль через окно покинул храм Иларги.
   Ему пришлось больше двух часов ждать почтовую карету, идущую в обратном направлении, поэтому в селение Ра-Илей он прибыл уже после захода солнца. Там он попросился переночевать в доме жреца при храме Кори-Гойону. Жрец почему-то принял его за странствующего барда и развлекал разговорами о поэзии. Анлиль слушал и со всем соглашался. Поэзия всегда казалась ему вещью довольно-таки занудной. Наконец, растрепанная могучая супруга потащила жреца в постель.
   На рассвете он покинул дом жреца и пешком пошел в стоящий на горе храм Хэйны, естественно, другой, а не тот, где он уже побывал. Можно было поехать, но он решил, что являться слишком рано — неприлично. Там он предъявил свое свидетельство. На этот раз все было по-деловому, никаких тебе смешливых жриц, просто два немолодых жреца суховато взяли свидетельство, сделали какие-то записи и выдали ему приглашение — явиться в этот храм с девицей Досто-ран через семнадцать дней. Чтобы они не усомнились в том, что он — совершеннолетний, Анлиль несколько раз повторил, что у него мало времени и нельзя ли побыстрее.
   Потом он вернулся в Айерни, где его встретила Эльви, после второй бессонной ночи похожая на Старую Болотную Фуй. Увидев приглашение, она расплакалась, потом умылась, причесала волосы, нарядилась, забрала у Анлиля приглашение и поехала в Ра-Досто. Вернулась она поздно вечером, чрезвычайно довольная собой и всем сущим. Как понял Анлиль, в династии Досто-ранов произошло заключение мира.
   Она дала родным свой адрес в Айерни, и на следующее утро явилась Тоб. Тоб привезла с собой дары огорода и целую корзину яблок. Эльви впервые заметила, что Тоб выглядит ну очень по-деревенски и совершенно не годится для городской квартиры. К тому же Эльви была недовольна, что ей пришлось встать слишком рано и спешно заняться готовкой, чего она и вовсе терпеть не могла. Но постепенно она развеселилась. Тоб безостановочно болтала, смеялась, глазела на Анлиля и на Эльви, передавала деревенские сплетни и восхищалась тем, что а вы-то — настоящие горожане! Анлиль как раз перед ее приездом собирался пойти в город, искать себе еще какую-нибудь работу, ибо он подозревал, что в Айерни не только Герну, Хон и Бьян занимаются незаконной торговлей и услуги мага могут понадобиться другим контрабандистам. У него был план: получше обследовать бедные кварталы, но... Эльви выразительно посмотрела на него. Моя сестра не каждый день ко мне приезжает, говорили ее глаза.
   Они выпили огромное количество цветочного чая, сожрали целую кастрюлю лунчи и объелись печеньем. При этом они почему-то громко хохотали и хватали друг друга за руки. Потом они стали о чем-то шептаться, и Эльви сказала Анлилю:
   — Послушай-ка, посидел бы ты во дворе!
   — А это зачем?
   — Мы хотим посекретничать! Ну иди, иди отсюда!
   — Да, да! — смеялась Тоб. — Мы немножечко посекретничаем!
   Анлиль пожал плечами, вышел на затянутую плющом веранду и сел на нижнюю ступеньку деревянной лестницы, ведущей во внутренний дворик. Все окна были открыты, раздавался звон посуды, стук молотка, детский плач, но все покрывали взрывы хохота, доносившиеся из окна на втором этаже. Смеялись Эльви и Тоб. Тишина, потом хохот, потом опять тишина, потом снова хохот.
   Во дворе развешивала белье та самая соседка,  вечное мучение для Эльви. Она так на меня смотрит, словно я — падшая, я, конечно, падшая, но все равно, незачем так смотреть. Это она спросила у меня, в каких мы с тобой отношениях.
   — А почему у вас сегодня так весело? — спросила соседка. — У вас праздник какой-то?
   — Празднуем помолвку.
   — Чью помолвку? — оживившись, спросила соседка.
   Он молча посмотрел на нее.
   — Кого-то из ваших родственников или из родственников жены?
   — Сестра моей жены выходит замуж.
   — А почему ваша жена все время плачет и ругается? Я ей уже сказать хотела, что нельзя так, грех это большой...Тем более, вы ей такой хороший достались, не бьете ее, не запираете, деньги ей даете. Я тут давеча ей сказала: в каких это вы с ним отношениях? Ну, думала, она мне скажет: «В плохих», разговор и завяжется, и я ей, дуре, объясню как надо. Так она, сопливка такая, разревелась и бежать! Я вам как мать скажу, потому что молоды вы еще: поучите вы ее, глупую. Прибейте вы ее, когда чем недовольна станет!
   — Обязательно прибью. 
   Он вернулся в комнату. Обе они, увидев его, попытались сделать невинный вид, а Тоб была пунцово-красной. А ну и пусть их! Он сел рядом и сказал:
   — Приезжай почаще, Тоб, найдешь себе мужа в городе.
   — А и найду! — согласилась Тоб. — Будем друг к другу в гости ходить.
   — Через семнадцать дней свадьба! — воскликнула Эльви. — Ужас какой! Я постареть успею.
   — Анлиль, а свадьба в доме твоей семьи будет? — осторожно спросила Тоб.
   — Это вряд ли получится. Здесь и отпразднуем. Чем плохо? 
   — А вы приезжайте к нам, в Ра-Досто, праздновать свадьбу!
   — Не знаю, — неохотно сказал Анлиль.
   Тоб затрясла головой:
   — Если не отметить все в родительском доме, то свадьбы словно и не будет!
   Анлиль живо представил себе лицо Лангоуна, попавшего случайно на эту свадьбу. Нет, оно было бы еще более страшным.
   — Хорошо! — согласился он.
   — И всех соседей пригласим! — сказала Эльви.
   — Обязательно пригласим! — подтвердил Анлиль.
   Тоб взяла у Эльви поносить платок, серьги, бусы и сандалии и обещала заехать еще денька через три. Они проводили ее до площади и посадили в карету. Эльви долго махала вслед сестре.
   — Ты назвала им мою фамилию?
   — Нет. Рано еще.
 
   Ночью они долго не могли заснуть. Анлиль погасил все светильники, но Эльви пристально смотрела на отблески света из окон напротив и ворочалась. Наконец, она спросила:
   — Почему ты ушел из своего Замка?
   Из угла доносился шорох: возились мыши. Эльви повторила вопрос.
   — Ты этого не поймешь, — сказал Анлиль.
   — Я постараюсь, — возразила Эльви.
   В темноте ее голос изменился: стал низким, хрипловатым и женственным.
   — Ты еще многое не знаешь о жизни, — сказал Анлиль.
   — Ой-ой, а тебе-то сколько лет?
   — Есть вещи, о которых я не могу говорить с тобой.
   Эльви надулась, отвернулась к стене и заснула. Но Анлиль разбудил ее.
   — Что такое? — подпрыгнула Эльви. — Воры? Пожар?
   Было тихо. Полная луна заглядывала в окно, заливая сиянием черепичные крыши Айерни.
   — Я  расскажу тебе, почему ушел из Замка, — сказал Анлиль. — Только помни: этого никому нельзя рассказывать. Ты должна сохранить это в тайне.
   — Что , до утра не подождет? — фыркнула Эльви, моргая заспанными глазами.
   Он говорил очень тихо, сидя на краю кровати и крепко стиснув пальцы:
   — Нас  учили убивать.
   — Как ...убивать? — прошептала Эльви.
   — Замок  Семнадцати Спящих Королей готовит профессиональных убийц для ордена вайвери.
  Эльви сползла с кровати. Надела тапочки, набросила на плечи платок.
   — Вздор! Болтовня!  Зачем ты пугаешь меня сказками так поздно ночью, мальчишка?
   Анлиль словно не слышал ее слов:
   — Мы тренировались на эссиях. Это — такие фантомы...или куклы... Их создают искусственно, чтобы тренироваться на них. Потом мы тренировались на животных. Мы отрабатывали технику магического убийства. Учились убивать не руками или оружием, а волей. Сконцентрированным потоком энергии.
   — Я не понимаю, о чем ты говоришь! Глупые бредни!
   Эльви начала плакать:
   — Пугать меня страшными выдумками...ночью...ты меня не любишь!
   Его лицо казалось ей чужим.
   — Знаешь, как я сдавал экзамен в конце третьего года? Передо мной стояла эссия. Я сам создал ее. Мне завязали глаза, и я должен был усилием воли, не прикасаясь к ней руками, убить ее. Потом я повторил это, уже на другой эссии, на этот раз — со связанными руками и в полной темноте. Я получил высший из возможных баллов.
   — Замолчи! Зачем ты все это придумал?
   — На экзамене в конце четвертого года я снова получил высший балл. Я находился в пустой комнате, и у меня не было оружия. Они натравили на меня . Я должен был убить каждого из них каким-то особым способом. Я...
   — Замолчи!
   — Поэтому я ушел. Последние два года ученики Замка тренируются на настоящих людях.
    — Да что же это за вздор такой! Кто же в это поверит? Какой человек позволит себя убить, чтобы кто-то потренировался? Вранье!
   Анлиль быстро взглянул на Эльви:
   — Говорят, что привозят осужденных на смерть преступников. Я этого не видел. Я ушел раньше, чем мы должны были...
   — Вранье! А эти мальчики из твоего Замка? Они же похожи на Шопси Бабника, только чистенькие и в перчатках!
   — Чистенькие! Дура! — воскликнул он. — Тоже мне, нашла чистеньких!
   — Как ты меня назвал? Дурой?!
   — Знаешь, была проститутка из города Аймэйр. Те двое, с кем ты тогда разговорилась, решили потренироваться. Они заманили ее на окраину и разделали, как тушу! Они...
   — Да заткнись ты! Вранье! Все вранье!
   — Говорили, что сперва они ее хорошенько отделали на двоих...но я уверен, что этого не было. Они оба—не по этой части.
   — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я хочу спать!
   Эльви забралась под одеяло и сделала вид, что заснула. Он еще какое-то время сидел рядом, потом пошел на кухню, что-то делал там, долго ходил по комнате.
   — Да сколько же можно! — взмолилась она. — Что ты шумишь! Спать давай!
   Анлиль взял одеяло и пошел спать на веранду. Эльви продолжала ворочаться. Надо бы позвать его, там — холодрыга, да и комаров немеряно... Впрочем, сам виноват! Зачем было россказни рассказывать?
 
   На следующее утро Анлиль снова отправился в тот квартал, где он накануне нашел работу и случайно повстречавшийся Герну обрадовался ему. У нас как раз есть работа, сказал он. Работа опять-таки была простой, всего-то навсего — определить внешность человека, которому принадлежали какие-то вещи, и найти этого человека. Анлиль справился быстро и получил еще тысячу кови. На этот раз он припрятал их, ибо понял, что способность Эльви тратить деньги вполне может соперничать с его способностью их зарабатывать. Анлиль поругивал себя за то, что чуть было не связался с этими вайвери, предлагавшими сто кови за три месяца в лесах Минджшенга, где он, скорее всего, жил бы на положении говорящего зайца.
   Эльви купила себе голубое платье, расшитое цветущими веточками жасмина, и намекала, что такую вещь надо показать людям. В гавань Мишне-Этла как раз приплыли корабли торгующих с Харраканом купцов. Там была устроена ярмарка, и Анлиль с Эльви, воспользовавшись ясной погодой, поехали туда.
   Эльви надела соломенную шляпу, подобную шляпам замужних женщин, и первый раз в жизни завила волосы в кудри, что опять-таки позволяли себе только замужние. Прогуливаясь по набережной, она громко смеялась и рассматривала наряды и мужей всех встречных дам. Она пришла к выводу, что ее платье и ее Анлиль — лучше всех. К тому же, этим задавакам и в голову не приходило усомниться, что она по-настоящему замужем.
   Она выпила очень много холодного яблочного сока и вдоволь наелась сладостей. Потом они стояли на набережной, облокотившись на каменый парапет, и ветер трепал платье и локоны Эльви, и они любовались высокими парусными кораблями, их тонкими мачтами и носами в форме полногрудых дев или атакующих драконов.
   — Какая красавица! — сказала Эльви, показывая на парусник и именуя его почему-то в женском роде.
   — Хочешь прокатиться на таком? — спросил Анлиль.
   Из-под соломенной шляпы Эльви взглянула на него и ее глаза потемнели:
   — Прокатиться куда?
   — На Материк. Поженимся здесь и поедем туда. Будем жить в свободной стране, в большом богатом городе.
   — На Материке как раз и есть ад. Унниджати. Туда нельзя! — повторила Эльви то, что она с завидной уверенностью много раз уже говорила Анлилю. — Там живут великаны, демоны и другие злодеи. Там живут духи забытых богов. Они обиделись и превратились в демонов.
   — А кто, по-твоему, сделал все эти вещи, на которые ты только что глазела? Великаны или духи забытых богов? Их сделали люди.
   — Люди там тоже есть, — объяснила Эльви. — Но их мало, и они — рабы. Они служат великанам и демонам. Что я, чокнутая, чтобы ехать в такое место?
   — Ты не поедешь. Ты поплывешь. Прямо сейчас.
   И несколько минут они со смехом пытались столкнуть друг друга с парапета, прямо в прохладную предосеннюю воду. Потом успокоились и пошли подальше от недоумевающих взглядов.

   До самого вечера Эльви сидела, глядя в окно и переговариваясь с соседками. Стемнело. Анлиль вернулся уставший, отказался от ужина и лег спать.
   Она открыла шкатулку, где они хранили деньги. Утром оставалось тридцать кови. Теперь прибавилась еще тысяча.
   Наученная многовековым опытом своей деревни, Эльви никогда не спрашивала у него, откуда деньги. Такое бывает, особенно в неурожайные годы. Мужчины собираются и уходят куда-то — на лесную дорогу, в городские предместья. Потом появляются деньги. Но ни в коем случае нельзя спрашивать, откуда они. Лучше даже не думать об этом.
   Осторожно, стараясь не разбудить его, она пошла в соседнюю комнатку. Сидя за столом, долго перебирала свои украшения. Анлиль спал как убитый. Эльви надела самое красивое платье, в котором была на пристани, и застегнула на шее замочек  ожерелья.
   Теперь у нее было настоящее зеркало, а не медный таз. Она зажгла свечу и...отшатнулась от собственного отражения. Что-то было не так — или с платьем или с ожерельем.
   Эльви примерила другое платье, розовое с красными ромашками по подолу. То же самое.
   Тогда она осталась в своей простой сорочке из белого льна, и бисер вспыхнул тысячами разноцветных граней. Эльви с трудом различала себя во мраке.
   — Эльви Залейнаран, — сказала она. — Да. Эльви Залейнаран. Так оно все и будет.

   А вот на следующий день произошло маленькое, но неприятное происшествие. Эльви решила, что Анлиль на этой неделе хорошо поработал и заслужил настоящий обед. Она сходила на Медвежий рынок. После полудня Эльви резала овощи на кухне и напевала песенку. В дверь постучали.
   Она ждала Анлиля, но на пороге стоял незнакомый парень, одетый в униформу учеников Замка. Он был техари: смуглый, черноволосый, с узкими темными глазами. Парень снял шляпу и сказал:
   — Лирс Майвин.
   Он выжидающе смотрел на Эльви. Девушка поняла: этот парень уверен, что она о нем уже слышала.
   Она смутилась. Нужно было как-то представиться, но как? Девичьей фамилией — стыдно, а фамилией Анлиля — преждевременно.
   — Мне бы Анлиля повидать, но ведь я его не застал? 
   — Нет, не застали! — торопливо подтвердила Эльви, обрадованная, что он сейчас уйдет.
   — Ну, так я его подожду.
   И парень просочился в узкую щель между дверью и хозяйкой, умудрившись при этом не коснуться ни того, ни другого. Он сел в кресло и сложил руки на коленях.
   Эльви постояла в дверях:
   — Цветочного чаю хотите?
   — Нет, благодарю вас.   
   Ну и пожалуйста... Какой задавака, даром что техари! Она ушла на кухню и возилась довольно долго. Парень так и сидел в кресле, и хоть бы шелохнулся разок...
   Эльви вздрогнула, когда техари бесшумно появился рядом.
  — Когда он обычно возвращается?
   — Да кто же знает, — ответила Эльви, с отчаянной энергией перемешивая лунчи. — Может  еще до заката вернуться, а может — в полночь.
   — Но я не могу столько ждать! До захода солнца я должен вернуться в Замок!
   На его мрачном лице появилось отчаяние. Эльви даже струхнула немножко.
   — Пожалуй, я оставлю ему записку, — тут же успокоился гость.
   Он безо всяких церемоний порылся в вещах Анлиля, нашел письменные принадлежности.
   — Вот записка. Это очень важно. Пусть она лежит вот так, пока он не вернется, хорошо?
   Техари положил записку на стол.
   — Да никуда она отсюда не денется! 
   Как только он ушел, она развернула записку. Добрейшая Мелламе! Записка-то была написана этими старыми буквами, что умеют читать только маги и ученые люди... И не было никакого сомнения, что техари воспользовался ими только для того, чтобы она не смогла прочитать записку.
   Какой позор! Этот техари решил, что она — невежественная деревенская девка! И ладно бы так подумал кто-нибудь другой, но черномазый техари...
   Эльви давно уже разыскала среди вещей Анлиля тетрадку, в которой знакомые девушке буквы «народного» алфавита тедар стояли напротив древних знаков. Пока ароматная лунчи кипела в котле, Эльви вооружилась тетрадкой и принялась за расшифровку. Кажется, дело простое, но попотеть пришлось изрядно. Все время получалась какая-то бессмыслица. Над крышами из черепицы и кронами вязов уже встала луна, изо всех окон доносился запах пряностей и лунчи, а Эльви все еще возилась при свече. Наконец, у нее получилось следующее:
                В библиотеке была инспекция. Бросай свою девчонку и уезжай!
                С уважением, Лирс Майвин.
   Эльви заплакала. Первая фраза была ей неинтересна: она не знала, что такое «библиотека» и «инспекция». А вот вторая фраза... «Бросай свою девчонку?!».
   Эльви схватила четки и встала перед полочкой с фигурками богов.
   — Благословенная Мелламе, благодарю тебя, что предупредила меня... Помоги мне спасти семью от происков этого техари!
   Помолившись, она ощутила сомнение. Привела в порядок волосы, сняла фартук и спустилась к хозяйке. На кухне, где имели обыкновение ужинать холостые жильцы, было жарко и чадно. Хозяйка металась от одного котла с лунчи к другому.
   — Не скажете ли вы мне, что такое «библиотека»? — вежливо спросила Эльви.
   Хозяйка рассмеялась, вытирая потное лицо:
   — Да где же мне, женщине, ведать такие вещи! Эй! Муженек! Сойди-ка!
   Хозяйкин муж спустился по лестнице, ведущей из кухни прямо в квартиру.
   — Что такое «библиотека», муженек, не знаешь ли?
   Хозяйкин муж стал мрачен и плотно прикрыл ставни.
   — Знаю. Библиотека — это яма со змеями у адских врат.
   — Спаси нас, Мелламе! — воскликнула хозяйка.
   — А «инспекция»? — испуганно спросила Эльви.
   — Демон седьмой иерархии. А может, и того хуже...
   
   Эльви была рада, что ей удалось все разузнать. Теперь она понимала смысл первой фразы: демон седьмой иерархии побывал в яме со змеями у адских врат. Оставалось непонятным, какое отношение это имеет к Анлилю, и почему Анлиль должен бросить ее и уехать? Да кто их разберет, этих колдунов! Как хорошо, что Анлиль больше не с ними.
   Эльви взяла записку и бросила ее в огонь камина.
   И в тот же миг в комнату вошел Анлиль. Эльви подбежала к нему и поцеловала. Он едва ответил ей, на ходу сбросил сандалии и рухнул на кровать.
   — Нет, на каторге в рудниках легче, чем вся эта магия...
   — А я вкусный обед сварила...
   — Спасибо, но мне не надо. Я устал. Я смертельно устал сегодня.
   Она испугалась. Он был очень бледным. Руки — холодные, как лед.
   — Что с тобой?
   — Не бойся. Когда совершаешь колдовство, тратишь силы. Я перестарался сегодня. Здесь кто-то был? Кто?
   Эльви помнила, что он может каким-то образом узнать, кто заходил в комнату до него. Но сегодня он был слишком утомлен и только смотрел на нее, ожидая ответа.
   — Лирс Майвин.
   — Что он сказал?
   — Ничего. Ждал тебя, потом ушел.
   — Надо будет найти его... Про библиотеку ничего не говорил?
   Эльви вздрогнула. Она собиралась сказать «Нет», но поняла, что Анлиль уже спит.
   Она пошла на кухню, поужинала лунчи. Затворила ставни. Потом кое-как раздела Анлиля, а он даже не проснулся, пока она стягивала с него одежду. Она накрыла его одеялом и легла на краешке кровати. Словно я уже — его жена, и не первый год... На рассвете ей приснились яма со змеями и благая Мелламе, разгоняющая гадин веткой тиса.   
 
   На следующий день Анлиль и Алвен Ройд беседовали в крошечной каморке за той самой лавкой, где Эльви была осчастливлена первым в ее жизни красивым платьем. Алвен Ройд жил здесь один. Маленькое окошко, этажерки с книгами, старые карты на стенах.
   — Если бы ты остался в Замке, тебя могли бы рекомендовать в тот отряд Третьей службы, где работают мужчины! — сказал Алвен. — Неужели ты не жалеешь?
   — Нет, не жалею. Хватит уже рассказывать мне о неполучившейся карьере! Становишься похож на Лангоуна.   
   Алвен Ройд помолчал пару минут:
   — Нет, Анлиль, учить тебя некому. У магов не получилось, Лангоуну надоело, мне неинтересно. Если ты не прекратишь смеяться, я решу что, ты меня за шута принимаешь. Хотя в нашей стране все историки — шуты...
   — Между прочим, со мной произошла любопытная история. У Эльви был камень, —Анлиль  вынул из кармана тот самый камень, который Эльви хотела приспособить для цветника. — Где она его нашла, сама Азали, верно, не знает! Но это — очень непростая вещь. В нем есть сила. Бесспорно, сила демона.
   Алвен Ройд снисходительно пожал плечами:
   — Ты знаешь, что я в этом не разбираюсь.
   — Пару дней назад я пытался взять силу камня под контроль. Но я понял, что демон, передавший камню часть своей силы, хочет подчинить меня. Мне кажется, это — очень сильный демон. Он показал мне кое-что... Это не было иллюзией.
   — Что ты увидел?
   — Я увидел ту войну, что была три столетия назад. Ту, что вели против всего мира линдрианцы. Это называется Переворот Чистоты Пустынь. Раз в несколько столетий линдри идут на север, чтобы разрушить все и уничтожить всех. Они считают, что таким образом избавляют мир от порока и скверны.
   — Избавь меня от лекции по линдрианской мистике! Что еще ты увидел?
   — Старшую вайвери. Она вела тайные переговоры с линдрианским Повелителем.
   — Твой демон гоняется за дешевой сенсацией! 
   — Нет! Я видел, как Старшая вайвери вела переговоры с врагами Зерта. Они разговаривали при помощи магического зеркала. Они решили сделать гаглыбб.
   — Гаглыбб? Хм! Это — линдрианское слово, несомненно! — Алвен Ройд вскарабкался на стул и полез за словарем.
   — Оно часто встречается в их книгах. Когда у Повелителя Пустынь появлялся могущественный враг, он подставлял ему вместо себя кого-то другого, специально назначенного на эту роль и невероятно сильного. Этот другой своими руками уничтожал врага, но и сам оказывался обессилен и погибал. Вот это и называлось гаглыбб.
   — А если он не погибал? Такое случалось?
   — Иногда. Тогда жертва убивала заодно и Повелителя. Это называлось Переворот Иерархии. Пока Старшая и Повелитель вели переговоры, чей-то голос несколько раз повторил: «Они сделают гаглыбб. Берегись! Помни: все, что происходит — это гаглыбб!»
   — Вот что, Анлиль. Я думаю так. Все, что происходит — это не гаглыбб. С тобой творится нечто посерьезнее гаглыбба. У тебя на шее девчонка, которой ты дал слово...твой отец в бешенстве...ты связался с жуликами и получил проблемы с законом. Вот о чем тебе надо думать.
   — Я хочу покинуть Зерт. Хочу отправиться на Материк. В Южный Менгар. Да.
   — Но как же твоя невеста?
   — Я не могу взять ее с собой. Я пойду с ней в этот проклятый храм, подпишу бумаги. Потом я оставлю ей денег на жизнь и уеду. Я скопил три тысячи. Потом — еще вышлю. Вернусь через полгода и, если у меня там все сложится, возьму ее к себе.
   — А может быть, ей нужен ты сам, а не свидетельство о браке с тобой?
   — Я же не собираюсь ее бросать. Я вернусь за ней. Я не хочу жить в Зерте!
   — Она надоела тебе, — сказал Алвен Ройд. — Молчи, Анлиль! Вот он, голос крови... Она надоела тебе. Бедная детка!

   — Открыто! — крикнула Эльви, услышав стук в дверь.
   На пороге появилась молодая  девушка. Девушка была хорошенькой, но не настолько, чтобы сразу же вызвать раздражение, и одета она была симпатично, но не настолько, чтобы не понравиться.
   — Меня прислал господин Лангоун Залейнаран. Его светлость желают встретиться с вами.
   — Зачем? Я никуда не поеду! — испугалась Эльви.
   Девушка говорила холодно, но без неприязни. Кажется, это была ее обычная интонация.
   — Господин Лангоун Залейнаран согласен на определенных условиях принять ваш брак со своим сыном.
   — Нам не нужно его согласие! У нас уже есть приглашение на свадьбу!
   — Оно — подделка.
   — Боги! Что же будет? — побледнела Эльви и рухнула на стул.
   — Ничего плохого не произойдет, если вам удастся поладить с господином Залейнараном. Повторяю: он готов дать согласие на брак.
   — А как я к нему доберусь? — спросила вконец озадаченная Эльви.
   — Я отвезу вас в Залейну. Это — всего два часа пути. К вечеру вы будете дома.
   Эльви быстренько оделась в самое красивое платье. Прическу сделала скромную, без локонов, просто заплела волосы в  косички. Надела соломенную шляпу с голубыми лентами.
   Она подумала: надо оставить записку. Но...не писать же: «Я поехала к твоему отцу»! Эльви написала первое, что пришло в голову, и оставила записку на видном месте.
   Они спустились на улицу. Там их уже ждала карета. Эльви была немного удивлена, что на дверцах кареты не было герба Залейнаранов. Но кто их знает, может быть, с гербом ездит один господин Лангоун?
   — Поехали! — весело крикнула она.
 
   Когда Анлиль вернулся домой, то обнаружил, что Эльви прибралась, а потом опять убежала. На столе она оставила записку, написанную не рунами, а буквами тедар:
 
                ПАШЛА  ПА  ЛАФКАМ
 
   Взглянув на записку, Анлиль обнаружил, что его корреспонденция на этот день ею не ограничивалась. Кто-то просунул под дверь письмо. Анлиль поднял его, чувствуя что-то недоброе. Письмо состояло из одной строчки:

                НЕОБХОДИМО СРОЧНО УВИДЕТЬСЯ.  ГЕРНУ

   Откуда, во имя Азали, этот Герну знает его адрес?
   Анлиль вышел из дома и направился прямо в дом Герну. Здесь уже запомнили Анлиля и таращились на него гораздо меньше. Барак, служивший Герну и его товарищам складом, домом и лавкой, был наглухо закрыт, на двери висел тяжелый замок. Окна были заколочены.
   Ну вот все и кончено, сказал сам себе Анлиль. Они попались. Их будут допрашивать, и они расскажут обо мне.
   Он предполагал, что это случится, и все равно был растерян. Это произошло слишком быстро.
   Он побыстрее убрался из квартала техари. Теперь он шел по одной из центральных улиц Айерни, мимо похожих друг на друга каменных домов с узорными решетками на окнах, мимо цветочных клумб, мимо золотых табличек с именами богатых горожан. Анлиль шел медленно, пытаясь казаться рассеянно гуляющим прохожим, который не знает, чем ему заняться. Он пытался определить, не следят ли за ним. Кажется, не следят...
   Необходимо срочно вернуться домой, взять Эльви, взять деньги и бежать. Только бы она была дома!
   Он не помнил, как добрался до квартиры. Осторожно проверил замок. Все в порядке, никто не заходил. Но и Эльви тоже не заходила!
   Все казалось ему незнакомым, диким и совершенно ненужным: эта плетеная мебель, букеты цветов, статуэтки богинь из орехового дерева, ветки жасмина за окном. Да, Эльви свила здесь хорошее гнездышко. Но пора улетать.
   Он вылил себе на голову кувшин воды, бессознательно проверил сиам, лег прямо на пол и попробовал определить местонахождение Эльви. К своему ужасу и изумлению, он понял, что она исчезла. Он уже столько времени провел с ней, что мог бы легко выяснить, где же она. Она исчезла потому, что этого хотели другие. Они поставили вокруг нее ней-таль, подобный непроницаемой стене, поглощающий любые попытки найти ее.
   Кто мог это сделать? Все выполнено настолько четко и хорошо, что сразу видна рука Школы. Это — вайвери или Замок.
   Анлиль понял: если он сломает этот ней-таль, они сразу же поймут, где находится он сам. Только для этого они и спрятали Эльви.
   И все-таки он это сделал, справившись за семь минут и вкладывая в свои удары неожиданную злобную силу. Он понял, что Эльви находится не в городе, а довольно далеко... На севере. Нет, северо-западе. Берег моря. Местечко Огналон. Зачем они привезли ее туда?
   Неожиданно все сошлось в ясную и стройную картину. Его видение. Камень. Исчезновение  Эльви. Вмешательство вайвери.
   Анлиль вышел из дома. Он решил вернуться к Алвену Ройду, забрать камень и посоветоваться. Хотя что он мог посоветовать, этот историк...В любом случае, это сейчас был единственный человек, к которому Анлиль мог обратиться со своей бедой.
   Он замедлил шаги у входа в лавку, ибо здесь было слишком оживленно. Люди столпились и обсуждали что-то. На Анлиля нахлынули воспоминания. Толстая девушка с мрачными глазами и ладонями, хранящими след прикосновения к грозной силе. Она хотела купить платье. Пестрое, дешевое платье. Больше во всем мире ей не нужно было ничего.
   Он перешагнул через порог, и тот самый румяный лавочник, что пал тогда жертвой магического эксперимента, вежливо окликнул Анлиля:
   — Если вы снова к вашему другу, то увы... — лавочник развел руками. — Господина  Алвена Ройда постигла внезапная и скоропостижная гибель. Да, да, я понимаю ваши чувства... Но что же делать! Я сам всего несколько часов назад разговаривал с ним, а теперь... Пусть Мелламе дарует ему благое перевоплощение. Хотя, если честно, старик частенько говаривал, что устал уже от всяких там перевоплощений.
   Анлиль не стал дослушивать до конца ленивый панегирик Алвену и бросился в его комнату. Жрец Иларги еще не успел придти, но сердобольные женщины завернули тело старика в бледно-зеленое одеяло, зажгли пять свечей — по числу прежних рождений Алвена Ройда — и покурили ароматической травой оггоджи. Алвен Ройд лежал на полу, кто-то снял с его руки серебряный перстень, ибо серебро может помешать естественному переселению души. Анлиль склонился над ним и сделал проверку. Смерть была насильственной. Это была таримедхли. Кто-то убил старика с помощью магии.
   Книги. Камень. Здесь лежит эта проклятая сумка.
   Анлиль сдвинул в сторону груду пыльных фолиантов. Выломал доску из стены, нащупал сумку и вытащил ее из тайника.
   Глядя на Алвена Ройда, он сделал жест благословения, и...на пороге комнаты появились две немолодые вайвери в синих платьях и черных башмаках.
   — Вы убили Алвена Ройда, — сказал он.
   — И это говорит человек, которого мы застали над еще не остывшим трупом! —усмехнулась одна.      
   — Десятки людей видели, как я входил. Алвен Ройд был уже мертв.
   — Вы ошибаетесь, Анлиль Залейнаран! Ни на улице, ни в лавке нет ни одного человека.
   — Дайте нам эту сумку! — сказала другая.
   Он начал концентрировать файрат, создавая магическую защиту, чтобы сражаться с ними.
   — Сопротивляться бесполезно, — сказала первая. — Даже если вы справитесь с нами, далеко уйти не сумеете. Город окружен. Дороги перекрыты. Если попытаетесь бежать, вас очень скоро поймают, заставят принять парализующий наркотик. Потом вас отправят в тюрьму для провинившихся магов в Вейлейсе. Или вы можете спокойно поехать с нами в городскую тюрьму Айерни, и там мы все выясним.
   — Где Эльви?
   — Отдайте нам сумку!
   — Где Эльви? — раздельно повторил он.
   — Отдайте сумку! Поставьте ее на пол и отойдите в сторону! Только тогда мы будем разговаривать с вами.
   — Хорошо! — он бросил сумку и отошел к окну. Украдкой посмотрел, что же происходит на улице. Они сказали правду. Улица словно вымерла. Даже ставни в окнах были плотно закрыты.
   Одна из вайвери подняла сумку, неторопливо развязала ремешки. Взяла книгу, прочитала название, небрежно пролистала ее.
   — Сестра Огна! — позвала она. На пороге появилась третья вайвери.
   — Это необходимо отправить в Ивянник, сестра. Как можно скорее. Вы должны поехать с нами, — сказала она Анлилю.
   — Где Эльви! Отпустите ее.
   — Мы отпустим ее, если вы поедете с нами.
   Они вышли из лавки, сели в карету и поехали в городскую тюрьму Айерни — заведение весьма обширное и, чтобы не смущать горожан, выстроенное в известном отдалении от центра. Кирпичная стена делила его на два корпуса: один, поменьше — для приличных людей, случайно попавших в неприятности, и второй, побольше — для бедных, техари, миллерианских еретиков, карманных воров и дешевых проституток.
   Анлиля сразу же отправили в первый корпус и, записав его имя его отца в особую книгу, очень вежливо препроводили в уютную камеру, которая размером не уступала квартире Анлиля в Айерни. На окне здесь стояли горшки с фиалками, на столе лежала белая скатерть, а пол был покрыт ковриками.
   Он ожидал, что его сразу же начнут допрашивать, или хотя бы объяснят, зачем им понадобилось убивать историка и похищать Эльви. Но никто ничего не говорил ему. А он должен был вести себя тихо, иначе они вполне могли отправить его в тюрьму Вейлейс, которую, по слухам, содержали садисты.
   Он еще раз попытался выяснить, где находится Эльви. Смог понять только одно: она по-прежнему с вайвери, в Огналоне. Анлиль мучительно боялся за нее. Весь вечер он смотрел в зарешеченное окно, за которым шел дождь и мокла выщипанная с одного бока ель. На земле лежали первые желтые листья.

   Карета так долго катилась куда-то, что Эльви задремала, а проснувшись, обнаружила, что уже смеркается. Девушка выглянула в окно. По обе стороны от дороги — бескрайняя вересковая пустошь, серые камни, влажный вечерний туман.
   — Где это мы? Это и есть Залейна? — спросила она, зевая.
   — Скоро уже! — ответила ее спутница.
   Девица, посланная Лангоуном, сидела, аккуратно сложив руки на коленях. Ее серые глаза были устремлены куда-то вдаль. В ненастном вечернем свете лицо девушки казалось белым, как мел.
   — Можно спросить тебя, Эльви? Тебе понравилось спать с этим колдуном?
   Вопрос был таким неожиданным, что Эльви подпрыгнула на сиденье.
   — Я — его невеста! — сказала она.
   — Разве это ответ? Я спрашиваю тебя потому, что не спала с мужчиной, и никогда не буду спать ни с одним из них.
   — Почему? — вытаращила глаза Эльви.
   Девушка наклонилась вперед:
   — Я — вайвери.
   Было что-то странное в сгущающемся сумраке за окном, в бесстрастных глазах спутницы.
   — Разве вайвери служат господину Лангоуну?
   — Ни один мужчина не имеет власти над вайвери, кроме короля, но и его власть над вайвери не абсолютна. Старшая вайвери же лишена цепей, — сказала девушка, как будто читая по книге.
   Эльви в недоумении хлопала ресницами.
   — Приехали! Вылезай!
   Эльви выпрыгнула из кареты и ахнула. Поблизости не было ничего, даже отдаленно напоминающего дом. Только пустошь. Только бескрайний темный верещатник под огромным, бурным, предгрозовым небом. Только белый камень. В деревне такие меловые камни называли «зубки Мелламе». Только две женщины в одинаковых синих платьях, с серебряными браслетами на запястьях.
   Только две вайвери...нет, три. Только пустошь и серое небо.
   — Где я? — вскрикнула Эльви.
   — Минджшенг, Огналон, — сказала одна. — Только что тебе в этих нелепых звуках, девушка? Это место сменило тысячи названий.
   — Я хочу к Анлилю! Где он?
   — Не имеет смысла. Он — в тюрьме.
   Эльви отступила назад.
   — За что? — плача, спросила она.
   — О, с ним поступят по закону. Если бы он не был сыном Лангоуна Залейнарана, он стоял бы сейчас рядом с тобой и ожидал смерти.
   Ветер становился все сильнее. Ведьмы стояли неподвижно, их синие платья и светлые косы развевались под порывами ветра. Тогда Эльви побежала.
   — Зачем бежать? — сказала вайвери. — Все это не имеет смысла.

   Анлиль постарался установить контакт с Эльви и был потрясен в высшей степени неприятным ощущением. Была беда.
   Он лежал, всматриваясь в темноту, слушая шум грозы за окном — настоящая буря. Пронзительно выл ветер, барабанил косой дождь с градом. В сумрачном холоде этой ночи была Эльви, и ей грозила опасность.
   Он установил контакт и несколько секунд видел происходящее ее глазами. Но картинка тут же поблекла. Вайвери мешали ему. Тогда он начал поединок воли и постепенно смог восстановить контакт. Он увидел отвесную стену дождя, вереск, гнущийся под тяжелыми струями. Бледные лица вайвери. А потом Эльви побежала. Сперва он не мог понять, почему она побежала.
   Он пытался послать ей какое-нибудь сообщение, чтобы успокоить ее, дать ей совет, но вайвери гасили все его попытки, окружив ее непроницаемой стеной.
   Ее сандалии скользили в липкой грязи. Она падала, но поднималась и продолжала бег. И, куда бы она не бежала, везде были они. Они не бежали, даже не двигались. Они исчезали, растворяясь в воздухе, а потом вставали у нее на дороге.
   Их лица уже были плохо видны в ночи.
   Она не понимала, зачем они это делают. Зачем они вынуждают ее бежать, все дальше и дальше? Последние силы оставляли ее.

   Хотя это казалось невероятным, дождь пошел еще сильнее. На пустоши или за окном?
   Он понял, что они делают с ней.
   Они совершали шианидда — прием, запрещенный и на севере, и на юге. Прием, которому их обучали в Ивяннике, а самого Анлиля—в Замке. Они пугали ее, вынуждая бежать, а сами в это время, как вампиры, кормились ее энергией.
   Анлиль отчаянно пытался пробиться сквозь защитную стену, созданную ведьмами. Но стена почти вся была соткана из энергии, вышедшей из умирающего тела Эльви. Анлиль не смел даже прикоснуться к ней. Это казалось ему кощунством.
   Совсем рядом с собой, в тюремном коридоре, он чувствовал присутствие другого существа, прошедшего такую же подготовку, как он. Это существо наблюдало.
   Анлиль еще раз повторил попытку. Бесполезно, проклятые ведьмы сделали так, что любая энергия, потраченная на разрушение стены, присоединяется к их энергии, обращенной против Эльви. Разрушая защитную стену, он помогает убивать девушку.
   Ему казалось, он смог ощутить на своем лице обжигающее дыхание ветра, и произошло это в тот миг, когда Эльви встала на отвесной скале над бушующим морем Лейнайд. Три вайвери в насквозь мокрых платьях подходили к ней.
      "Она ничего не знает ни о камне, ни о заговоре, ни даже о своем  колдуне. Не имеет смысла".
   "Она держала камень в руках. Почему именно она нашла его? Не бывает совпадений".
   "Так ты предлагаешь..."
   "Бесспорно."
   "А ты, сестра?"
   "Согласна."
   "А ты?"
   "Согласна."
   "Довольно разговоров!"
   Так воскликнула главная. Она протянула руку и столкнула девушку в море.
   Потом контакт прервался.

   Остаток ночи он простоял, прижавшись лбом к холодной стене камеры и обхватив голову руками. Он прекрасно понимал, что за ним наблюдают. Пусть. Он словно очертил себя магическим кругом. Здесь было только его пространство, и посторонние сюда проникнуть не могли.
   Занимался рассвет. Анлиль оторвался, наконец, от стены и подошел к окну. Двор привилегированного корпуса городской тюрьмы Айерни тонул в призрачном сером свете. Золотой лист — лишь один — дрожал на ветке клена.
   Это было странное ощущение. Анлиль вдруг начал понимать, что какая-то неуправляемая стихия уносит его жизнь туда, где он находиться не должен. Эльви тоже попала на гребень этой волны и была убита ею. Да, волной. Она была убита волной, а не этими тремя волчицами в женских платьях. Анлиль почувствовал вдруг, что еще немного — и все вокруг него навсегда и непоправимо изменится.
   И он вспомнил строчки из когда-то прочитанной им запрещенной поэмы запрещенного линдрианского автора. Поэма была написана на новом языке, и лишь ее рефрен звучал по старолиндриански. Циркуа диггунат. «Будет так». При всем своем презрении к поэзии эту вещицу Анлиль признавал, ибо то было не пустое стихотворство, а магическая поэма.

Циркуа диггунат.
Это ночь всех погибших народов земли,
Оставивших нам свои серьги.
Циркуа диггунат.
Мы в истории ценим лишь предсказание нас.
Но планеты над южной страной в черном небе — как план
Всех нашествий на север.
 
   Анлиль и сам не понимал, почему, но чтение этой линдрианской мистической белиберды, столь любимой Алвеном Ройдом, успокаивало его.

Но дорога к запретной скале будет долгой, как жизнь.
Взять мгновение боли и пригоршню смертного страха
И немного влеченья к проклятой восточной стране
И добавить ранения, дикие горы и снег,
Все, что видел, узнал, но не понял, не принял в пути
Всех убитых людей
Всех жрецов
Все молитвы.

Впереди еще будут холодные годы — без книг,
Без людей, без надежд, иногда — без подруги.
В вихре крыльев драконьих жестокие видятся дни.
Циркуа диггунат.
Но причиной останется в тайном величье одна
Дочь заката, забытая девушка
Что смотрела, как в сумерках вдруг поникают цветы.
Циркуа диггунат. Так будет.