Бесцветное. Глава 6. Друг, история

Бесцветное. Глава 6.
        Друг, история.

    Вот где прятался всё это время грёз сладких пыльный дух. Друг, друг! Теперь он рядом, теперь вы идёте к подоконнику и садитесь рядом, поджимая одну ногу, а другую оставляя прямой, усаживаетесь как бы напротив друг друга. Смотрите: как давно не виделись. И начинаете вести диалог живых слов.
    Гельберт просто светился счастьем. Это ж надо! Так давно он даже ни с кем кроме себя и не говорил, а тут бац!... сразу не только возможность поделиться, принять и насладиться приятным голосом кого-то - не себя, а ещё и увидеть того, кто дорог, с кем столько времени прошло, столько минут, часов пролетело в царстве времени. И столько памяти о былом... Действительно, это надо вспоминать...

    И вспомнилось событие, начинавшееся совершенно неприглядно. Почему так, знать не знаю ни я, ни он, Гельберт. А вспомнил он тусклый день, один из таких тусклых дней, когда, хоть и солнце ясно и повсюду свет торжествует, но вокруг всё, железные стены, разившие стальным блеском, бетонные дома-башни, застолбившие город, виделось, как-то в первую очередь, в обход солнечным зайчикам, играющим на этих стенах, и лучей света, бьющих в окна домов и играющих на их поверхностях.
    Гельберт тогда сидел в космическом порту, куда обычно прилетают и откуда вылетают космические корабли разных торговцев, военных, да и просто путешественников. Он заполнял различные бумаги, разгребал обычную административную рутину... бюрократия... Ручка слегка текла и мазалась, поэтому стоило ему почеркать стержнем по бумаге с минуту, как за буквами начинали тянуться кляксы, замарывая красивое письмо, хотя почерк у него был, что называется "как курица лапой". А под рукой ничего не было, так что приходилось обтирать стержень прямо пальцами. Пальцы становились просто чёрными, как налившаяся громом и молниями, словно округлое красное яблочко соком, полным витаминами, туча...
    Вдруг небольшой, но сильный репродуктор, висевший где-то за очередным космическим кораблём в ангаре, ближний к Гельберту, громогласно, как это всегда бывает, придавая голосу диктора какую-то стальную примесь, тревожащую и создающую ощущение, что вот-вот придёт бабка ёжка и... ну просто рядом постоит, но даже такой контакт сулит нечто неприятное и именно такое ощущение появляется, будто рядом стоит нечто злое, некий агрессивный комок энергии, жаждущий сделать нечто, но не обладающий возможностью, даже нет, не не обладающий, а не реализующий, объявил, изрыгая из стальной пасти, словно поэтому делающий голос железным, из-за процеживания: "Уважаемые пассажиры, лунный транспорт класса А07.10 под номером альфа 21 прибывает с луны Феруберал В ангар номер 44 и несёт с собой груз с исследовательской экспедиции Зоидака Клауса! Просьба персоналу подготовиться к принятию и обслуживанию данного судна! Просьба персоналу..." - и так несколько раз.
    Но ещё и первый раз не успел репродуктор прогудеть всю свою информацию, как груз ушёл от чувств Гельберта, ведь для него сказанное значило многое... Дело в том, что Зоидак Клаус был его старым другом, который несколько лет как улетел на луну с большой экспедицией и намерением раскрыть все тайны, что она хранит. Гельберт уже было и забыл думать о старом друге... Как вдруг он прилетел. И для него всё сказанное репродуктором значило лишь одно - надо идти в сорок четвёртый ангар. Надо встретить друга...
    Бумаги Гельберт отложил в свой сейф, данный отсек порта был его собственным (он его снимал), корабль здесь стоял тоже его, для небольших перелётов со одной межпланетной станции на другую. Поэтому прямо в углу отсека, прямо рядом с кораблём, стоял его столик, корзинка для мусора под которым и стопки бумаг на котором. А рядом сейф для особо важных бумаг. Такой сейф невозможно взломать, сжечь, порезать лазерами, в общем никак повредить. Поэтому за сохранность помещённого туда можно было на все сто не беспокоиться. Так вот, отложив бумаги до лучшего времени, Гельберт отворил двери, сунув карточку ключ в специальный разъём, и побрёл в ангар 44, который стоял довольно далеко, ведь все ангары разнились по своим параметрам, но что сохраняли, так это большой размер. Наверно, арендованный самим Гельбертом был здесь самым маленьким. По дороге Гельберт швырнул ручку, которая совсем потекла, далеко вдаль, в город, не заботясь почему-то о том, куда она упадёт, ведь всё, что взлетает, может и совсем не скоро, но уж точно когда-нибудь падает. А ведь это было на него не похоже. В обычные будни Гельберт всегда думал о каждом совершённом действии. Сейчас же места для таких размышлений в бошке не было. Всё было занято другом, старым-старым, почти родным...
    И вот Гельберт стоит на пороге ангара номер сорок четыре. Томительное время ожидания... В обычном случае, когда разум не затуманен близостью встречи, такое ожидание могло показаться любому человеку просто глупостью, которую можно ознаменовать девизом "Что я тут как дурак стою так долго?". Но в данном случае такое даже в голову не приходило... Глаза смотрели не как обычно при ожидании, долгом и мучительном, куда-то вдаль, от чего всё окружающее в реальности становилось лишь фоном для глубины мыслительной пустоты, а чётко перед собой, чётко на дверь и даже сквозь неё.
    Наконец звучит механический свист электронного большого замка и двери раздвигаются и исчезают в стенах, а перед собой Гельберт видит: стоит на пороге, собираясь покидать ангар, Зоидак Клаус, друг... друг...! Его щупальца, будто сделанные из кожи амфибии, которая только-только выбралась из водного пространства, скользили по воздуху так же мокро и влажно, словно по неспокойнымм волнам. Целы... Щупальца, ноги, напоминающие ласты, правда небольшие совсем - пальцы просто соединены перепонками и слегка удлинены, голова - всё цело. Какое счастье, какая радость. Но лишь на глазе повязка, будто у пирата какого...
    "Что с глазом, друг?" - "Для виду, брат!" И милая улыбка, которую давно ты не видал, да позабыть успел уж было... И встретились друзья рукопожатьем крепким и перемигом очей метким. Тут Гельберт произнёс:
    - Я долго ждал тебя, друг мой, пойдём теперь ко мне домой?
    - Нет... Должно мне в себя прийти и от полёта отойти...
    - Ужель идти мне без тебя?
    - Позволь обрадовать тебя! Мы завтра встретимся с тобой, гулять направимся...
    - Давай.
    - Увидимся...
    Они разошлись. Но для того, чтобы вновь встретиться и тогда уже расшевелить былой дух, былую кровь разогнать по своим жилам, где текла не жижа чёрного, змеиного, ядовитого оттенка расчёта и эгоизма и не эгоцентризма, а эссенция высшего, светлого, алого замысла и промысла, выливавшегося в истинную дружбу.
Настал тот день. Гельберт стоял на бетонном возвышении близ арендуемого ангара, что разделяло лестницу, ведущую в космопорт из туманного города. Там воистину царил туман и туда был направлен взор Гельберта. Он видел, как пары возносились от заполненных носящимися, даже роящимися машинами улиц, как солнце мраморного оттенка, что обогревало и обогощало энергией эту планету, лучами жарило стены домов и влажность из воздуха возносилась от солнечных зайчиков, отчего воздух был сухим.
    А Гельберт ждал и ждал. И вдруг, непонятно как туда попавшего, раздался деликатный кашель друга. Такой "кхек", которым обычно доносят, что ты чего-то не замечаешь, присутствия чьего-то... Сегодня он был без повязки...
    Они спустились в город. "А давай, как раньше?" - сказали в один голос. А что было раньше? Сколько лет они не виделись, а сколько лет ничего не творили вместе? Уже очень много. Ведь Зоидак был серьёзным учёным... Поэтому что им вспоминать было? Короткие разговоры по трубке? Или недолгие встречи где-нибудь в баре или на неких вынужденных мероприятиях? Я вам скажу, нет!
    Одновременно, вместе, они вспоминали одно и то же... И, вместе с юными годами светлой и быть может глупой дружбы в голове, залезя на гаражи, мчались по ним, словно дети, перепрыгивая с одного на другой. Обычные гаражи, где ютились механические маунты - автомобили. Но всё же чувство, что ты выше, что не по приземлённой земле идёшь, а выше этого, практически в воздухе летишь, вот куда возносит дружба... Выше обычных людей, что идут по тротуару... Вот так прыгали они по гаражам, словно дети...

    А в междумирье за этой историей мирно и душевно смеялись... Представляете, Гельберт смеялся, от души, словно и не был ни минутки, ни мгновения в бесцветном, в темноте и беспросветном, в сером своём бывшем мире. Да, я сказал "бывшем" и я не ошибся... Хоть и сейчас бесцветное - это его мир, но это не до конца мир Гельберта, уже не до конца...
    Возникла мысль: "А может, и сейчас..?" - что привела к улыбке до ушей, улыбке смущения и смятения в глубине прошлого... "Ну куда уж, тут не побегаешь..." - говорил Гельберт, глядя в окно с огоньками ярчающих свечей, бегающими в глазах...