Миниатюры. Из детства

 О Боге в детстве

Понимание Бога в детстве, конечно, было ограниченным. Он занимал место в сознании где-то рядом с дедушкой Лениным и мудрым Сталиным. В церкви очень нравилось – красиво и благостно. А, вот, Ангел-хранитель был ближе душевно. Я ему жаловался и просил заступиться за меня перед Богом. Так, однажды, я случайно убил воробья, и очень страдал. Вся надежда была на Ангела.
А вот церковные люди меня скорее пугали. Отчуждённые они какие-то. И до сих пор у меня нет уважения к церкви, как к организации. Мало делается для людей. Впрочем, кто я такой, чтобы судить? И сам много ли сделал? Мало.
Но, наверное, самые главные слова в своей жизни я услышал от матери, в день вступления моего в пионеры: "Многое ещё в жизни будет! Ты, главное, БОГА В ДУШЕ ДЕРЖИ!"

 Первый планер.

Мой первый, сделанный полностью своими руками, планер, с резиновым мотором, к сожалению не сохранился. А он был так красив!

 Влюблённость в авиацию – подъёмная сила

Влюблённость в авиацию многое определила в моем детстве. Благодаря этому я освоил работу со всеми обычными трудовыми инструментами. Прочитал много книг.
Воспитывал смелость (прыгая, в частности, с зонтиком с сараев); в третьем классе изучил по учебнику, что такое подъёмная сила. Но главное – я имел цель в жизни и своих героев: Чкалова и других, в частности, полярных лётчиков, Громова, Кожедуба, Покрышкина, а ещё Саню Григорьева из «Двух капитанов» В. Каверина. И главное – мечты о небе! Это не расскажешь…Не прошёл в лётную школу, "по зрению".После приговора комиссии целый день бродил по городу,ошарашенный горем...
 
 Литература.

В нашей барачной двенадцати метровой комнатке была только одна этажерочка для книг. Две книги были моими любимыми. Это упомянутые выше «Два капитана» и толстый том М. Ю. Лермонтова с иллюстрациями Врубеля. Я знал эти книги практически наизусть. Уверяю вас, что этих двух книг, в сочетании с замечательным радио тех лет (Театр у микрофона, Литвинов /царство ему небесное/, музыкально-образовательные передачи) достаточно, чтобы сформировать хорошего мальчика, каковым я и был. Чисто советская идеологическая обработка также имела воздействие, конечно. Так, я однажды поздно вечером прошёл «насквозь» Тимирязевский лес, как это сделала до меня знаменитая Зоя Космодемьянская; прыгнул с пятиметровой вышки как девочка Юля из «Четвёртой высоты» (с десятиметровой позже, да и то, только «солдатиком»). В целом, я (да и не только я) был готов к повторению подвига Александра Матросова или Зои, если нужно было бы. Позже любовь к партии и Сталину (а одно время он был равен Богу) выветрились под воздействием реальности, но романтизм и осознание жизни, как задачи «жить не для себя только» остались. А районной нашей библиотеке, в читальном зале я был просто «жителем»  постоянным. То, что потом проходили в школе, я «впитал» раньше срока, причём с сердечной пристрастностью – нашу русскую литературу особенно, но и западную. Второй «книжный запой» последовал уже в Университете в годы «оттепели», и «домом» стала «Историчка» (Библиотека исторической литературы). Я там и работал позже, в научно-исследовательском отделе.

 Музыка.

Первая серьёзно воспринятая классическая музыка – это Бетховен. Полная самоотдача с моей стороны – будто только для меня написана «Героическая». Восприятие такое же, как во время посещения церкви с матерью.
А ещё музыка была «своя», не «высокая», но привычно-нужная: это русские и украинские песни моей родни, собиравшейся регулярно, собственная учёба игры на гармошке, и танцы под патефон на площадке между двумя нашими бараками, позже студенческие, походные песни, итак вплоть до Окуджавы.

 Первый поцелуй.
Опасное дело, скажу я вам! Мы запросто могли умереть от избытка наших чувств.
Слава Богу, этого не случилось!

 Животные.
После войны время было трудное, и мать моя держала в сарае, рядом с домом, свиней и козочек. Когда случался приплод, молодняк брали прямо в комнату. Сколько радости доставляли мне «умнющие» поросята и шаловливые козлята! Никакие сегодняшние Барби не могут идти с ними в сравнение. Кроме того, у нас, естественно, всегда жили собаки и кошки. Иногда заводилась и «экзотика»: ежи, попугаи, хомячки. Собак особенно помню, каждую. Свой «дон-жуанский список» быстро составить не смогу, а собак в любой момент могу перечислить. Может, вы скажете, что это нехорошо. Да нет, конечно, всё серьёзное с женским полом до сих пор живет в душе, но животные это где-то очень близко по значению, хотя в тогдашней жизни это не осознавалось.

 Бедный фикус.

Бедный мой фикус! Сколько же ты выдержал моих ударов, пока я ходил в боксёрскую секцию! (Листья очень удачно были расположены – под разным углами. Вот ведь то же - комнатка малюсенькая, едва можно пройти, а фикус стоял огромный, в полкомнаты!). А боксёр из меня не получился – тренер в «Динамо» сказал, что я «слишком добрый», и только на снарядах хорошо работаю. Хотя парочка побед у меня была. Нарисовать план комнаты: Печь, кровать, (над ней мои нары, и колыбель сестры подвешена, я колыбелькой ногой качал, читая книгу), диван,этажерка, стол и фикус, Бедный фикус!)