Самое лучшее лето Глава вторая. С добрым утром!

    Тысячелистник и Зверобой гостили в деревне у своих бабушек. Известно, что бабушки и дедушки никто иные как самые главные хозяева деревни, и к их словам, просьбам и пожеланиям следовало не просто прислушиваться, а по возможности подчиняться не раздумывая, тем более, что бабушки плохого не посоветуют. Но если бы это было возможно на самом деле. Ведь рядом с этой деревней можно было найти всё, что угодно – от ягод, грибов и полезных трав до милых песчаных пляжиков и невероятных приключений. Хотелось побывать везде и непременно увидеть всё своими собственными глазами. И если бы девочки занимались лишь тем, что им нравится, то их бабушки постоянно называли бы их лентяйками. Хотя, отчасти, они всегда были правы. Впрочем, каждой из бабуль и так было уже не до шуток.  Бабушкам начало казаться, что в их внучках начали появляться те или иные признаки дурного влияния новой подружки. Каждая же из девочек, забегая домой, для того, чтобы перекусить или захватить что-либо, не редко слышала в свой адрес одни и те же слова: «Опять ты с этою девчонкою без дела болтаешься? Нашла себе подружку под стать. Допрыгаетесь обе до добра».
    Ну разве с этими бабушками возможно найти общий язык? Как пошутила Зверобой – разве что в следующей жизни.
    Впрочем, бабушка охотницы всё же нашла одну не плохую сторону в этой дружбе. Её внучка очень уж любила подольше поспать с утречка и, если бы у неё была возможность, то вылезала бы она из своей постели только к обеду. А Тысячелистник напротив вставала рано, хотя её собственная бабушка с этим тоже была не согласна, потому что сама вставала, вообще, раньше всех. Странно, как это они с дедулей могли сами просыпаться в шесть утра. Наверное привыкли за целую жизнь. Но Тысячелистник тоже далеко не сразу, как ей этого хотелось, отправлялась в гости к подруге. С утра находились какие-нибудь мелкие дела, которыми можно было позаниматься позволяя Зверобой поспать чуть-чуть подольше. Например, можно было почитать, валяясь в своей постели или даже, позавтракав, выполнить какое-нибудь бабушкино поручение, а помощь по дому требовалась всегда. Можно было сбегать на берег великой реки, босиком побродить по воде, где на мелкоту приплывают мальки и небольшие рыбки. Они подплывают к самому берегу и в просвечивающей воде их хорошо видно, но стоит лишь ступить в воду вся мелочь бросается в рассыпную. Их конечно можно было и обмануть, что Зверобой и Тысячелистник не однократно проделывали потом. Если опустить ладони в воду и не шевелить ими, то мальки начинают забывать о том, что от ладошек может исходит какая-нибудь опасность. Думая, что они в безопасности рыбёшки могли проплывать даже между ладонями, которые на самом деле готовы были тут же сомкнуться. Таким образом девочки ловили иногда глупых рыбьих малышей, но непременно сразу отпускали их обратно в родную стихию – воду. На реке Тысячелистник порой нравилось наблюдать за паромом, очень напоминающем гигантского водоплавающего жука. Он целыми днями степенно перебирался от берега к берегу, тяжело сползая в воду, медленно разворачиваясь. На берегах у переправы постоянно скапливались машины разных марок и размеров. Были и легковушки, и большегрузные автомобили, и причудливая дорожная, и сельскохозяйственная техника. Все они терпеливо выстраивались в цепочку – очередь, ожидая, когда паром подойдёт к причалу и можно будет забраться на борт. А около своих машин топтались нетерпеливые водители, для которых река и неторопливый паром были заурядным препятствием на пути. Но когда паром причаливал к берегу, очередь оживала: водители садились за руль, техника начинала ворчать, распуская в прозрачном, золотистом от солнечного света, воздухе клубы дыма всех оттенков, от голубого до угольно-чёрного. Они заезжали на широкую плоскую палубу парома, заполняя все свободные места, и иногда помещались не все. А с другого берега уже раздавалось нетерпеливое гудении автомобилей желающих переправиться на эту сторону реки. Но гуляние у реки, и чтение, и работа по дому, в которой само по себе ничего интересного не было   начинали наскучивать тем больше, чем выше поднималось солнце. Тысячелистник, конечно,  терпела до последнего, но когда её терпение иссякало она шла к дому своей подруги, и, с разрешения её бабушки забиралась на чердак, где, свернувшись под пуховым одеялом, безмятежно дрыхла Зверобой. В такие минуты Тысячелистник рисковала  открыть для себя все тёмные глубины плохого настроения своей подруги, так как та могла злиться, сердиться, ругаться и даже брыкаться от недовольства. Она частенько напоминала потревоженного дракона, который рычит на всех без разбора что-то вроде «Ну я вам сейчас покажу!» Правда, проснувшись окончательно, она вновь обретала тот душевный склад характера, который и покорял всех, кто был знаком с этой девочкой в веснушках.
   - Знали бы тебя по утрам, какая ты добрая, - дразнила её волшебница.
   - Ох, Тысячелистник, отомщу я тебе как-нибудь за все эти утра, когда ты мне спать мешала, отомщу, - злилась, просыпаясь, Зверобой.
   - Как отомстишь то? – хохотала Тысячелистник в ответ.
   - Не знаю ещё, но придумаю.
    И до следующего утра они забывали об этом разговоре, да и вообще о том, что друг на друга можно за что-то сердиться.