Миф о Пигмалионе. Трагедия г-жи Г

Ирида пригляделась, сощурив глаза - ей показалось, что далеко внизу, в безлюдной каменной пустыне, белой точкой мелькнуло то, за чем она так долго сюда летела. Вздохнув, она щелкнула кнопкой на пульте управления системой полета и ястребом пошла на снижение. Она могла ошибиться и в этот раз - указания были даны устно, а не написаны четким почерком на конверте, как обычно, поэтому четких координат местности радужнокрылая посланница богов просто не знала. Блистательноокая Афина поймала вестницу богов у огромных ворот, ограничивающих территорию божественного Олимпа от предгорий, где селились полубоги. Еще какую-то неделю назад ворот не было, это была вынужденная мера, на которую скрепя сердце пошел Громовержец под давлением недовольных олимпийских жителей - сердце Зевса было полно любви к многочисленным отпрыскам богов, большую часть которых составляли его собственные дети, но в последнее время даже Зевс понимал, что наглость некоторых полубогов переходит все границы разумного. Шутка ли, сын Посейдона Беллерофонт явился на днях пред светлы очи Громовержца и стал требовать документов, подтверждающих его прописку на Олимпе. Прочие полубоги, организовав делегацию из десяти человек, осмелились явиться на прием к Гере и потребовали выделить себе покои в лучшей части дворца, мотивируя тем, что они, дескать, дети Громовержца и прославленные герои, и именно поэтому достойны проживать на Олимпе. Гера тогда с криками выгнала переговорщиков прочь, но это стало последней каплей - Гефест за ночь соорудил огромные медные ворота, и с этих пор смертных на Олимп стали пускать только с особого позволения самого Громовержца.
  Ирида приземлилась на каменистой пустоши, поросшей низким кустарником с неизвестными красными ягодами. Она решила не искушать судьбу, пробуя аппетитно выглядевшие дары Геи, и поспешила в направлении невысокого пригорка, где высилось невысокое изваяние, ярко сверкающее на солнце. Кажется это именно то, о чем говорила Афина. Добравшись до пригорка, Ирида окинула взглядом окрестности - руины огромного города возвышались в некотором отдалении, город когда-то был наполнен жизнью, четыре огромные дороги расходились от него во все части света, но сейчас поселение было разрушено, обломки некогда белоснежных дворцов утопали в серой пыли, которая странным образом напоминала пепел. Вестница поежилась - ну и нравы у них здесь, за границей - вот так вот в мгновение ока уничтожить целый город, должно быть богам, правящим здесь, нет равных по жестокости, получается, на мирных греческих богов только наговаривают зря! Она подошла ближе - так и есть, все так, как говорила Афина - в очертаниях изваяния из какого-то сероватого камня можно было узнать женщину. Ее руки были в отчаянии воздеты в сторону поселения, словно она жила там раньше, и помнила этот город шумным и цветущим. Так было до того момента, пока в городе не произошла какая-то неприятность, и невзрачное каменное изваяние - когда-то живая женщина, убегая из разоренного города, обернулась на миг, посмотреть, что творится за ее спиной, чтобы быть застигнутой чем-то ужасным, что в секунду обратило ее в камень.
  Афина сказала, там, у ворот, что ей нужно совсем немного вещества, из которого сделано это изваяние, потому что именно эта таинственная субстанция поможет Афине создать какого-то гомункула - грозная богиня мудрости не стала вдаваться в объяснения, что это означает, но Ирида поняла одно: лететь за границу придется. Она приблизилась к изваянию и лизнула выступ, напоминавший нос женщины, - так и есть, нос был соленый, а значит, это именно та статуя, о которой говорила Афина. Вестница огляделась, не видит ли ее кто-нибудь - нравы в неизвестном государстве, судя по руинам города, царили просто варварские, затем подняла с земли большую обугленную палку - обломок какого-то дерева, попавшего в пожар, и изо всех сил принялась колотить по изваянию.
   
  ***
   
  Галатея, жена царя Кипра Пигмалиона, расчесывала свои прекрасные длинные волосы, сидя на обитой алым бархатом скамье в царских покоях. Ее нежная кожа была белоснежна, словно слоновая кость, губы были яркими и блестящими, а волосы напоминали цветом золотое священное руно. Галатее было невесело: сегодня она вновь вернулась в царский дворец в слезах. Большая часть неграмотных жителей Кипра, с которыми сталкивались богато изукрашенные носилки царицы по пути на охоту, считали прелестную жену царя полубогиней, и воздавали ей почести, но некоторые из них, особенно подозрительные и непочтительные, считали, что царь, болезненно увлеченный резьбой по камню, на самом деле занимается чуть ли не колдовством, а в Галатее видели одну из его скульптур, ожившую при помощи запретного знания. Ни публичные объявления царя, ни вывешивание на всех столбах копий документа о рождении Галатеи- дочери знатного книготорговца, не помогали - подданные продолжали непочтительно отворачиваться и плевать на землю, стоило им столкнуться с носилками молодой царицы. Видимо, Галатее придется смириться с этим позором, видимо такова ее участь. Внезапно взгляд молодой царицы привлекло быстрое движение за окном дворца - она увидела, как некий разноцветный шар приземлился прямо на зеленой лужайке, посвященной богине Деметре, перед входом в царские покои. "Это что еще за безобразие", - недовольно подумала Галатея, вырастить такую ровную зеленую лужайку требовало большого труда, и она сама каждое утро заставляла ленивых рабов тщательно поливать и подстригать молодую траву, и теперь этот шар явился с небес и за минуту все испортит? Ну, уж нет! Подобрав полы хитона, Галатея устремилась к выходу из покоев.
  -Эй, полегче, ты мне руку оторвешь! - крикнула Ирида, вестница богов разъяренной фурии, которая молнией выскочила из дома, вот белое полотнище чьих-то волос над голубым полотнищем одежды мелькнуло в проеме двери, и вот она уже рядом, куда-то тащит посланницу за руку. Ирида сумела вырваться только на усыпанной мелким гравием дорожке, ведущей к дому, она запыхалась от борьбы, и сейчас стояла на дорожке и с негодованием смотрела на похитительницу, - Ты в своем уме? - крикнула она высокой блондинке в голубом хитоне, стоявшей перед ней с выражением вселенского гнева на лице. - Зевс узнает, что в вашем доме непочтительно обращаются с посланниками богов! Я пожалуюсь на тебя Галатее, жене царя, она прикажет выпороть такую нахальную служанку, как ты!
  Гнев на лице блондинки мигом сменился страхом. - Я Галатея, жена царя Пигмалиона. - тихо сказала она, потупив глаза, - Так ты Ирида, вестница богов? Прости меня, я не знала, как ты выглядишь, ты приземлилась на священной лужайке богини Деметры, и я подумала, что ты - неведомое бедствие, насланное богами на наш дом. Я всего лишь пыталась защитить свой газон - прости меня, пожалуйста.
  Ирида посмотрела на ее бледное лицо, искаженное страхом, и подумала, что смертным очень нелегко живется. Каждое утро они были вынуждены ощупывать свое тело, чтобы удостовериться, не превратил ли кто-то из разгневанных богов их за ночь в животное или растение. Смертные женщины были вынуждены сознательно безобразить свои лица при помощи косметики, чтобы кто-нибудь из развратных бессмертных мужского пола не позарился на их красоту, и не навлек тем самым на бедняг гнев ревнивых богинь. В конце концов, в их домах в любой момент могли поселиться нахальные нахлебники из числа полубогов, главной задачей которых, казалось, было разорение гостеприимных хозяев, и горе тем, кто откажется принимать у себя странников, которые могут оказаться кем-то из бессмертных или полубогов - олимпийцы вмиг сровняют с землей дом ослушника. Только одно право - право защищаться от бедствий, но не от богов, боги оставили людям. Но никто из смертных не мог знать, как выглядит очередное бедствие, насланное хитроумными бессмертными. Поэтому вестница дружелюбно улыбнулась несчастной Галатее, которая, казалось, была готова провалиться в Тартар от стыда.
  - Ну ладно, да пребудет мир между нами, - промолвила благосклонным голосом посланница богов.
   
  ***
   
  - Мне кажется, вы должны быть готовы к тому, что ей захочется явить какое-нибудь чудо. Она же так оскандалилась на последнем конкурсе красоты, когда Парис из Трои не выбрал ее Прекраснейшей, что наверняка захочет добавить позитива своей репутации. - Ирида сидела за пышно накрытым столом в царских покоях Пигмалиона и Галатеи. - О! У вас есть кислый хлеб? Отломайте-ка мне кусочек!- Она с уважением взглянула на царя. Хлеб из сброженного теста считался редким деликатесом, который обожали боги, и лишь немногие из смертных могли себе позволить оценить его изысканный вкус - отдать за краюху хлеба стоимость половины раба могли только очень состоятельные люди.
  - Мы вынуждены постоянно покупать его у жрецов, - невесело улыбнулся Пигмалион, - понимаешь, это последнее повеление Афродиты. Здесь, на Крите, находится ее главное святилище, ибо именно здесь она возникла из морской пены, поэтому, мы обязаны выполнять все ее указания. Она пожелала, чтобы в каждом знатном доме был этот хлеб, поскольку сама очень его любит, но мы не едим его, приходится скармливать собакам - даже рабы отказались это есть.
  - А вы не пробовали обмакивать его в оливковое масло, смешанное с вином? - деликатно спросила Ирида. Она уже смешала себе подливку в небольшой миске, и принялась макать туда большие куски изысканного лакомства. - Мы на Олимпе именно так его и едим. Божественно, правда? А без масла, я согласна, это - редкая дрянь!

***

 Ты знаешь, ходит слух, будто бы ты повредился умом последнее время, и все время проводишь в своей мастерской. Ну, говорят, будто бы ты безответно влюбился в одно из своих каменных изваяний, постоянно разговариваешь с этой статуей, ешь с ней, спишь с ней, водишь ее гулять, даже, говорят, обрядил ее в пурпурные одежды, нацепил царскую диадему и усадил на свой трон, - она подозрительно посмотрела на царицу. Царь расхохотался.
  - Они говорят это про Галатею. - Пигмалион кивнул на жену. Она родом с севера, поэтому у нее такая бледная кожа, вот простолюдины и решили... Они почему-то думают, что я занимаюсь колдовством и оживил ее статую. Мы, честно говоря, уже устали бороться с этими суевериями. Но, в принципе, особенных затруднений из-за этого мы не испытываем.
  - Это пока, - со знанием дела заметила вестница. - Потому что богиня любви Афродита едет сюда с намерением тебя осчастливить, как одного из самых верных ее почитателей. Она захочет оживить одну из статуй в твоей мастерской, понимаешь? До нее дошел этот слух о том, что ты безответно влюблен, а она вроде как занимает руководящую должность в Управлении амурных дел, дошло наконец? Она заставит тебя жениться на статуе во исполнение ее воли, а если, не приведи Зевс, это окажется какой-нибудь сатир? Мне кажется, ты должен что-нибудь предпринять.
  - Но я уже женат! И она знает об этом! - горячо возразил Пигмалион срывающимся на крик голосом. Перспектива получить в жены самку сатира или циклопа вовсе не казалась ему пределом мечтаний, хотя некоторые эстеты и находили в этом особенное удовольствие.
  - А какая разница? Разве в наше время наличие жены кого-нибудь останавливает? Боюсь, что твоя живая жена - не аргумент для Афродиты, которая уверена, что ты по уши безответно влюблен в чью-то статую. Ты должен что-нибудь сделать!
  Глядя на поникшие плечи молодого царя, который явно в своей жизни ничего тяжелее резака скульптора в руках не держал, на грустные морщинки у губ его прекрасной жены Галатеи, Ирида, радужнокрылая вестница богов поняла, что эти двое очаровательных влюбленных не в состоянии ничего придумать, и ей самой придется спасать положение.
   
  ***
   
  Спустя несколько часов в мастерской Пигмалиона, что располагалась в каменоломнях при дворце, стало жарко. Все служанки царицы Галатеи - она напрочь отказалась показываться в таком виде при мужчинах, собрались в просторной мастерской царя и месили босыми ногами меловой раствор в огромном корыте. Кто-то подносил теплую воду, и выливал в чан, когда раствор густел и принимался подсыхать, а прекрасная Галатея горько рыдала, пока служанки собирали ее золотистые волосы в торжественную прическу, украшенную заколками из морских раковин.
  - Ну, не реви! - убеждала ее Ирида, чьи радужные крылья, сложенные за спиной были уже порядком припорошены мелом. - Ты должна быть красивой, чтобы Афродита впечатлилась, и решила оживить тебя, чтобы Пигмалион стал наконец счастливым. У тебя должен быть радостный и почтительный, а не похоронный вид. А не то, она оживит вот того кентавра, и твоему мужу придется развестись с тобой, чтобы жениться на этом уродце!
  Поднявшись на огромный постамент из белоснежного мрамора, обнаженная Галатея уже не плакала - она знала, что слезы оставят дорожки на ее выбеленных мелом щеках, мысленно она была уже в горячих термах и смывала комки мелового раствора с волос, ее прическа была уложена в виде мелких завитков, какие обыкновенно изображали на головах полубогинь скульпторы по моде того времени. Стоять так ей оставалось не более часа - слуги уже возвестили, что украшенная цветами процессия Афродиты въехала во двор царского дворца.
  - Ну, очень неплохо, - сказала Ирида Пигмалиону, оценивая сделанное. - Она выглядит почти так же хорошо, как живая!
  - Что ты! - вполголоса ответил восхищенный царь. Ему почему-то не хотелось, чтобы жена его слышала. - Она выглядит гораздо лучше, чем обычно, просто идеальная женщина! Его сердце было переполнено горделивой радостью, словно он самолично изваял из слоновой кости прекрасную статую Галатеи, завершив труд всей своей жизни.
   
  ***
   
  Богиню принимали с почестями. Будь в торжественном зале царского дворца зажжено хотя бы одним факелом меньше, чем полагалось по регламенту, это было бы уже поводом для смертельной обиды и последующей расправы - ни одна из греческих богинь, даже та, что занималась амурными делами, не отличалась миролюбивым нравом. В ответ на прошелестевший и повисший в тишине праздника - все окружающие замерли, сбились дыханием и ждали, что же ответит царь - вопрос богини об отсутствии на пиру его жены, Пигмалион сказал, не развивая тему, что супруга отправилась навестить заболевшего отца.
  - Но ты ведь не скучаешь по своей жене, Пигмалион, верно? Говорят, у тебя не жена, а Ехидна, и она путалась с каким-то циклопом... - недавно разведенная богиня уже порозовела от выпитого вина, и, улыбаясь во весь рот своей шутке, довольно фамильярно потрепала молодого царя по подбородку. Щеголять терминологией подземного мира в мире живых ей казалось особенно пикантным.
  Все ожидали, что Киприда вспомнит о своем новообретенном положении свободной от брачных уз богини, тут же предложит царю заменить его законную супругу и отправится с ним во мрак опочивальни, раз уж представилась такая возможность, однако у Афродиты были на этот счет другие планы. Ей представился удачный случай поправить свое реноме всемогущей богини любви, несколько пошатнувшееся после позора на конкурсе красоты между тремя властительными небожительницами. До прелестных ушей прекрасной Афродиты уже доносились подозрительные слухи, которые поползли по государству, будто бы она не в форме, и скоро будет свергнута с высокого Олимпа. Чересчур эмоциональной богине казалось, что спасти положение могло только чудо. В ситуации с безответной любовью бедняги Пигмалиона, которого, говорят, нещадно третировала его жена - какая-то родовитая северянка, златокудрая Афродита увидела поистине благоприятную возможность.
  - Ну, не стесняйся, я все знаю, мальчик мой.. - заплетающимся языком проговорила богиня улыбаясь перепуганному Пигмалиону. - Отведи меня в свою мастерскую, и покажи ее, ту, по которой рыдает твое сердце, я многое могу, и отблагодарю тебя за твою преданность. Только уговор - я сама угадаю, которая из этих статуй покорила сердце моего любимого почитателя! - внезапно добавила Афродита, неверным шагом направляясь в сторону мастерских царя. Скульптор был спокоен - он был уверен, что богиня любви не сможет ошибиться, ведь его жена Галатея, что стояла в меловом растворе на постаменте во мраке мастерских была прекраснейшим творением природы, которая, к счастью, была лучшим скульптором, чем сам Пигмалион. Поэтому царь взял факел, велев подданным из своей свиты сделать то же самое, и вприпрыжку пустился догонять богиню, которая, шурша своим белоснежным хитоном по мрамору пола, уже успела выйти из праздничного зала.
   
  ***
   
  -Нет, не эта, и не эта, - богиня медленно проходила через ряды скульптур, созданные воображением Пигмалиона и его помощников, тщательно оглядывая каждую из них, высоко над своей головой воздевая пылающий факел, а за каждым ее движением следили десятки встревоженных глаз. - И уж конечно не эта! - сдернув покрывало, залилась она смехом при виде мраморного изваяния кентавра в натуральную величину, которое предусмотрительный Пигмалион задвинул подальше в угол и прикрыл ветошью, чтобы взгляд богини ненароком не упал на него - скульптор хотел подстраховаться на всякий случай, памятуя недобрые слова радужнокрылой вестницы. - Может быть эта... - богиня задумчиво рассматривала статую прекрасной, совершенно обнаженной девы, с волосами, забранными наверх, стоявшую в грациозной позе на высоком пьедестале. Глаза статуи были закрыты, а ее голени чуть заметно подрагивали, словно от едва сдерживаемого напряжения. Афродита заметила это, но не стала обращать на странное обстоятельство внимание гостеприимного хозяина - она и сама знала, что выпила чуть больше сладкого кипрского вина, чем следовало.
   - Может быть и эта, вырезано недурственно, - задумчиво повторила она, не глядя на Пигмалиона, который смущенно потупился, скрывая переполнявшие его восхищение и надежду, - хотя, пожалуй, как женщина она простовата для тебя, мой мальчик, - тихо проговорила богиня, с недовольной гримаской глянув в одухотворенное лицо скульптуры, - слишком напоминает земных женщин! - добавила она брезгливо. К смертным женщинам богини питали откровенную и легко объяснимую неприязнь. - У моего любимца должен быть более оригинальный вкус. Впрочем, я запомнила ее, мы еще сюда вернемся!
  Мимо еще доброго десятка статуй в мастерской своего любимца Пигмалиона прошла прекрасная богиня любви Афродита, прежде чем обойти все скульптуры и сделать свой выбор. Она прошептала что-то и дотронулась до плеча одной из статуй, губы каменного изваяния внезапно порозовели, грудь расширилась, наполнившись воздухом, на щеках проступил румянец.
  - Будь счастлив, Пигмалион,- милостиво улыбнулась златокудрая Афродита своему любимцу. - Будь счастлив скульптор со своим прекрасным творением, люби ее в плоти и крови так же, как любил безмолвной статуей. Возьми ее в жены, отведи ее в свой дворец, и сделай ее царицей над своим народом, ибо такова моя воля! И можешь меня не благодарить! - добавила она поспешно, увидев в глазах Пигмалиона слезы.
  Царь Крита Пигмалион послушно не проронил ни слова, ибо прекрасно знал, какими напастями чревато ослушаться воли богов, но он был уверен, что больше ни за что на свете не притронется к резцу - только неприятности принес в его дом этот дар. На каменном полу мастерской билось какое-то напуганное существо, остервенело хватая воздух жабрами, и размахивая в разные стороны огромным хвостом, от чего в мраморное крошево разлетались изваяния, над которыми любовно водил резцом скульптор - еще этим утром существо было статуей, изображением одной из пятидесяти морских нереид. Нереидам было трудно долго находиться на воздухе, и Пигмалион очень надеялся, что его новоявленная невеста не доживет до утра.