Банзайка

                БАНЗАЙКА

Глядя на Вальку толстую, Лара  всегда думала про себя с отвращением о том, что у этой женщины  по кровеносным сосудам течет не кровь, а тухлый расплавленный жир. А Валька толстая, глядя на Лару, чувствовала щекотку ненависти во всех местах на своем теле, и если приходилось разговаривать,  начинала кривляться и  подергиваться. Лара старалась не общаться ни с кем во дворе, а с этой женщиной – особенно, потому что при разговоре приходилось смотреть на Вальку , на ее  белый отвисший подбородок, на котором по самую шею была видна выбритая… борода!
Лара подозревала, что это – от сексуальной неудовлетворенности, хотя Вальку трудно было заподозрить в воздержании: с юных лет она была разбитной толстушкой и всегда верховодила мальчишками. Уже тогда было заметно, что  похоть из нее прет и не дает покоя. Однако Валькин отец, старый тощий туберкулезник, с утра до вечера сидел на лавке возле подъезда и не давал своей мокрохвостой девке развернуться. А дома сновала по  убогой квартире мать  Наталья и то и дело высовывала  голову в окно, словно озабоченная сорока, и долго и внимательно оглядывала двор. Вполголоса переговаривалась с мужем.
-Глянь-ка, Ларка-то  красные сапоги натянула, выкодрючивается, что тебе наш петух в деревне. До детского сада  за бесприданником своим добежать – делов - то, а туда же… Банзайка!
- Ты лучше погляди, с кем Маринка ,с пятого этажа, вечером
 приехала, ну чисто шлюха с панели  прибыла и кобеля притащила  мордатого.                Все замуж собирается, вобла тощая…- отвечал ей отец и злобно сплевывал на асфальт туберкулезной мокротой. 
Ненавидели они этот дом и его жильцов, среди которых были самыми бедными. Но зато самыми задиристыми. И вся эта задиристость их была от неумения сообразить, как вылезти из кромешной нищеты, как сравняться с соседями. Те же, напротив, подчеркнуто уважительно относились к непутевой семейке – всем им, кажется, было неловко перед ней за свое превосходство. А еще, глядя на нее,  каждый леденел только от одной мысли, что может скатиться в  яму – жизнь такая! А от края этой ямы  многие отошли недалеко, и то лишь потому, что сумели сообразить, как отползти, когда пошли все эти ваучеры, приватизации, денежные пирамиды…
За пять лет до прихода капитализма Валька толстая вышла замуж. Поскольку на ее нищету  никто из парней в округе не позарился, нашелся  жених в дальней деревне. И Наталья Богу молилась благодарственно, что хоть тут по знакомству повезло, вытолкали девку замуж. А молодой муж Сашка как только родились у него  дети, сын Колька да дочка Надька, вышел с завода по сокращению и стал потихоньку сходить с ума. Семье и так жилось невмоготу, а тут  Сашкина деревенская родня понаехала и начала квартиру делить. Сестра его  и мать  прямо сказали: как только помрет Сашка,  оттяпают они себе его долю.
А вся беда была в том, что  эта семья приватизировала  государственную квартиру, не глядя. На всех – и на своих, и на чужого – дальнедеревенского Сашку. Отец и мать Вальку толстую со свету чуть не сжили, пока она не узнала, что можно расприватизировать квартиру обратно  через суд. И повела  свою семейку в угрюмое не крашенное здание на самом трамвайном кольце. В суде квартиру снова сделали государственной, и Валька толстая повела обрадованное семейство обратно. На радостях дома даже накрыли праздничный стол. Распили четвертиночку. Выпил и Сашка. Тут и разбил его инсульт. Но семья уже не горевала – знала – хрен теперь оттяпают у них квартиру Сашкины родственники! И не сообразили, горемычные, того, что лишили на всю оставшуюся жизнь своих внуков единственной, доставшейся им при новом капитализме собственности – приватизированной квартиры…
С тех пор дальнедеревенский муж не выходил из дома, сидел в маленькой комнате, и слюни текли  у него изо рта.
Как-то Валька спросила Лару:
-Ты что замуж не выходишь? Одной-то небось скучно?
-Да уж невесело,- ответила та смущенно,- но как-то не находится человек , да и зачем  моему Мишке чужой мужик?
-Родной конечно лучше,- согласилась  самодовольно Валька,- вон взять хоть моего Сашку. Пусть он и не способный, а я с ним  лягу рядом, полежу, за руку его подержу, и мне хватает!
Лара помнила эти слова соседки, и сердце ее наполнялось болью -  у нее не было даже и такого калеки, которого она могла бы взять за руку и успокоиться. Она прониклась каким-то особым чувством к Вальке толстой, несмотря на ее бородатый подбородок, и ощущала неловкость за то, что ее сын - незаконнорожденный  «бесприданник », как звала его с рождения бабка Наталья, бегает себе по двору и орет, как оглашенный, стреляя из  игрушечного пластмассового ружья.
Но чем больше обживалась Лара, чем  больше она зарабатывала и больше покупала, тем чаще Наталья кричала ее сыну по любому поводу: «Эй, бесприданник, тебя наш Колька гулять зовет, выйдешь аль мамка не пускает?» Мишка радостно собирался и бежал на улицу, а потом Колька уводил его к себе домой. Мишка очень любил играть с сыном Вальки толстой
Летом во дворе было шумно от ребячьего крика. Но Лару смущало, что крик этот был какой-то напряженный, злобный, часто вообще переходил в собачий вой. Это случалось, когда Колька заманивал мальчишек потравить кого-нибудь из жильцов. Обычно это были соседи, которые чем-нибудь «провинились» перед бабкой Натальей и ее мужем-туберкулезником. Особенно травили Маринку с пятого этажа, которая собиралась замуж за своего мордатого жениха, разъезжавшего на иномарке. Он неосмотрительно оставлял дорогую машину неподалеку от детской площадки, и мелкие дворовые футболисты во главе с Колькой азартно охаживали ее мячом по тонированным стеклам. Мордатый жених пытался увещевать пацанов, но они были неумолимы.
Еще хуже было, когда он прохаживался с Маринкой по двору, держа ее за руку. Тогда  малышня, возглавляемая Колькой, бежала за ними и улюлюкала,  завывая по-собачьи. Туберкулезный Колькин дед довольно ухмылялся, сплевывая мокроту под колеса  обстрелянной мячом иномарке и тихо говорил : «Потаскуха, а туда же – за ручку прохаживается!»
-Что-что ты сказал?- спросил однажды, наклоняясь к нему, Маринкин отец, незаметно подойдя к лавке.
-А что слышал, то и сказал, по ночам под окнами шляются, спать не…- он не успел договорить, как тяжелая рука взбешенного мужика с размаху опустилась на тощую щеку туберкулезника. Он едва не опрокинулся с лавки. А Маринкин отец повернулся и  молча пошел к себе домой, и только несколько соседей видели из окон, что произошло, но не вступились и сделали вид, что ничего не заметили.
Вскоре Маринка вышла замуж, мордатый жених поселился у нее в квартире, из которой выехали родители жены, купившие к тому времени себе дом. Колькин дед заскучал на своей лавке. Теперь ему приходилось молчать. Но долго терпеть он не мог и начал изводить Лару. То над сапожками ее посмеется, то над юбкой, а однажды  бабка Наталья и вовсе довела ее до слез, выкинув из окна деду  большой кабачок и крикнув:
-Передай нашему бесприданнику гостинчик с дачи, пусть мамка ему на маслице поджарит…
Лара взяла кабачок и выкинула его в подъезде в мусоропровод. А вечером ей выбили  стекло в пластиковом окне. Она уже хотела было вызвать участкового, но тут ей сказали, что окно разбил это не кто иной, как ее собственный сын. Загнав Мишку домой, она начала выпытывать, как это пришло ему в голову. Но мальчишка рвался на улицу, где его ждал Колька, носком кроссовки  покатывая футбольный мяч. Пока Лара в смятении подсчитывала ущерб, Мишка выскользнул за дверь. Она подошла к окну, чтобы  померить дыру в окне и вдруг увидела, как  на детской площадке Колька держит руками за плечи  Мишку, приноравливая его встать напротив окон их квартиры и подкатывает  к его ноге мяч. Мишка уже встал, как велел ему друг, уже размахнулся ударить по мячу, но Лара закричала не своим голосом:
-Мишка, ты что делаешь? А ну иди домой сию минуту, я тебя выпорю!
Во дворе загогототали. Лара выбежала из подъезда и помчалась к  Вальке толстой.
-Твой сын  учит моего бить собственные окна!- крикнула она с порога.
Из убогой комнаты вышла  Наталья, затрясла головой, как коза рогами, сказала невозмутимо, отодвигая в сторону дочь в рваном халате, расхрястанном на огромном животе:
-Твой бесприданник сам хорош, кого хочешь научит, он у нас намедни телевизор сломал, деду пришлось мастеру  платить!
-Так я вам , выходит, еще и должна?- задыхаясь от обиды сказала Лара.
-Да ладно, своими обойдемся,- махнул рукой вошедший в дверь дед, снявшийся с лавки, как только Лара вбежала в его подъезд.
Она резко повернулась и вышла. На улице крикнула:
-Мишка, домой!
-Не пойду!- вдруг заупрямился он.
-Иди!- настаивала Лара.
-Сама иди!- крикнула он.- Банзайка!
-Что?- растерялась Лара.
-Банзайка! Я у Кольки жить буду, вот!
Лара вне себя выбежала опять во двор и побежала к сыну, тот кинулся к подъезду Вальки толстой. Она впустила его в квартиру и захлопнула дверь. Выглянула в окно и сказала поучительно, громко, так, чтобы слышал весь двор:
-Зачем мальчонку тиранишь? Он и так у тебя бесприданник, безотцовщина, воспитывать его некому, а ты – с кулаками!
Лара слушала с ужасом, потом крикнула:
-Мишка, выходи, я тебе говорю, марш домой!
-А вот и не пойду,- отвечал ей сын из-за двери.- Я тут буду теперь жить, правда Колька?
-Конечно, он у нас теперь будет…- отвечал Валькин сын.
Лара наклонила голову, подумала минуту и вдруг сказала:
-Хорошо, живи.
И пошла домой.
Весь вечер, до самой ночи, Мишка жил у Вальки толстой. Сначала все говорили ему ласковые слова, даже предложили  поесть Колькиной каши, от которой Мишка отказался, потому что никогда не ел такой еды, которая пахла горелым луком, и вообще не хотел на радостях есть ни капельки. Но постепенно семейство Вальки толстой охладело к приемышу и начало  им понукать – там не стой, здесь не бегай, туда не садись, телевизор не загораживай. Мишка обиделся и сказал:
-А у нас три телевизора, и мама сказала, что завтра купит мне компьютер.
-Да,- подтвердил с энтузиазмом Колька,- он мне сегодня утром  про это сказал.
Наталья затрясла по-козлиному головой, дед расхаркался  над унитазом в открытом настежь  загаженном туалете.
Мишка еще посидел на продавленном диване и сказал тихо,  чуть не плача:
-Я домой хочу…
-Иди, кому ты тут нужен-то?- хмыкнула Валька и пошла отпирать дверь.
-Темно уже, проводи,- проворчала Наталья.
-Щас, побежала,- дернула оплывшим плечом дочь.- Это порядочных людей на органы разбирают, а эти кому нужны…
Мишка вышел из подъезда и вприпрыжку побежал домой в  темноте наступившей ночи. У подъезда его ждала Лара, весь вечер внимательно наблюдавшая за Валькиными окнами и поеживалась от отвращения и горькой обиды. И представляя себе  истекающего слюнями дальнедеревенского мужа Сашку. «Чего они от меня хотят?»- обескуражено размышляла она. И что мне теперь с Мишкой делать? Вот доверила козлам капусту, теперь расхлебывай, хоть из дома съезжай! Ну да,- тут же корила она себя,- они, бесквартирные, тут останутся, а я побегу по дорогам… Была нужда!»
Мишка бегом кинулся мимо матери в подъезд, дома быстро разделся и лег в постель, накрывшись с головой одеялом, и притворился, что спит. Лара ни слова ему не сказала, не подошла к кровати, не велела встать и поесть. А кушать Мишке хотелось ужасно. Ночью он дождался, когда мать уснет, пробрался на кухню, схватил приготовленный с вечера  йогурт,  сладкую булку на тарелке, банан и кинулся в свою комнату, спрятался под одеяло и начал уминать свой ужин. Лара не спала и, лежа  в кровати, улыбнулась и сразу уснула.
Утром она собиралась на работу, а Мишка по-деловому крутился возле ее подола и сопел, натягивая кроссовки. Лара вышла за дверь и заперла ее снаружи на все три замка. Мальчишка кинулся к окну, которое Лара заколотила вечером куском фанеры, и растерянно смотрел на удаляющуюся мать.
Но долго одному ему сидеть не пришлось. Вскоре в дверь  зазвонил, а потом замолотил кулаками Колька, выманивая его на улицу.
-Меня мамка заперла,- пожаловался Мишка другу через дверь.
Колька был озадачен – каждое утро Мишка выносил из дому для него йогурт или банан, или сладкую булку, а то и денег, чтобы купить жвачку и колу. А сегодня, значит, гостинцев не будет, значит, обходиться ему только  горькой бабкиной кашей?
-Дура твоя мать, Банзайка!- в отчаянии закричал он.- Найди ключ и отопрись!
-Нет у меня ключа, она забрала,- жалобно сказал Мишка.
-Ну тогда высунь мне что-нибудь в замочную дырку.
Мишка затопал в комнату и вскоре в замочную скважину показался кончик шариковой ручки.
-Двинь сильнее, не вылезает!- крикнул Колька.
Мишка изо всех сил толкнул ручку и вдруг услышал, как Колька заорал на весь подъезд:
-Ой, ой, ты мне глаз выколол!
Мишка испуганно стоял перед дверью и слушал, как Колька бежит по двору и орет, как резанный.
Через несколько минут к его двери подошла Валька толстая и крикнула:
-А ну открывай, бандит! Я тебя сейчас в милицию сдам. Ты зачем Кольке глаз выколол? Кто теперь за операцию будет платить?
Мишка испугался и побежал звонить матери на работу.
-Мама,- кричал он в телефонную трубку, обливаясь слезами,- я Кольке глаз через дырку в двери выколол, меня  его мать в милицию сейчас сдаст, приезжай скорее!
Через час Лара  приехала, но не одна, а с каким-то  представительным мужчиной. Они увидели, что на пороге перед дверью Лариной квартиры сидят Валька толстая и ее Колька. Он тер глаз и катал носком кроссовки  футбольный мяч.
-Ну, как рассчитываться будем?- спросила, вставая, Валька.
-Пройдите. Пожалуйста,- пригласила ее Лара и пропустила вперед себя ее и Кольку.
Мальчишка перестал тереть глаз и сразу побежал в комнату к Мишке посмотреть, где у него будет стоять компьютер.
-Расскажите, что здесь произошло,- попросила, волнуясь, Лара.
Мужчина сел в кресло и внимательно смотрел на Вальку толстую, не скрывая интереса к ее бритой бороде.
-То и произошло – чуть глаз не выколол, теперь к окулисту идти, но ведь нужны деньги. Хулиганство опять же прощать не собираюсь. Ваш мальчик плохой – то окна бьет, то из дому  убегает, то глаза людям выкалывает, сами понимаете, вопрос серьезный…
Валька подошла к зеркалу и взяла лежащие рядом сережки, приложила к ушам, покрутила головой и вопросительно посмотрела на Лару.
-Возьми, возьми,- поспешно сказал та.
Но тут встал незнакомец, подошел к Вальке толстой,  вырвал у нее из рук сережки,  подвел к двери и вытолкнул ее в коридор, прошипев:
-Чтобы духу твоего здесь не было, тварь!
Вслед за матерью кинулся Колька,  ему мужчина строго крикнул:
-Подойдешь еще раз к Мишке, уши вырву и бантиком завяжу, понял?
Лара, побледнев, стояла в прихожей. Мужчина подошел к ней и сказал тихо, чтобы Мишка не слышал в соседней комнате:
-Я тебя для того содержу, чтобы ты мое добро раздавала первому встречному? Приди в себя, с кем связалась?
-А что мне делать? Они сына от меня уводят, Банзайкой вон прозвали…
- В школе надо было лучше учиться, Дюма читать, тогда бы
знала, что делать…
- Мы в школе Дюма не проходили.
- То-то и видно,- сказал мужчина, бросив обратно на
туалетный столик сережки.- Я пошел и ты не задерживайся, у нас работы по горло. А с этими бандитами – придумаем что-нибудь…
На следующий день на дверях всех подъездов висело написанное от руки объявление о том, что  состоится общее собрание дома по вопросу содержания двора. Лара сразу поняла, кто инициатор и о чем на самом деле будут говорить на собрании – о том, что ее сын хулиган и никому не дает покоя, а она - плохая мать.
Вечером во дворе на детской площадке собрались несколько человек. Лара тоже вышла. Семейство Вальки толстой было тут в полном составе, даже Сашку слюнявого вывели и посадили на лавку, прислонив спиной к дереву. Он склонил голову набок, как тряпичная кукла, и слюна  вязкой струйкой текла у него по подбородку. Туберкулезный дед что-то шарил у себя по карманам в штанах, бабка Наталья, тряся головой, приготовилась держать речь. Но Лара не дала ей сказать ни слова. Она спокойно спросила:
-Инициаторы собрания  вы?
-Да, мы,- дружно кивнула семейка Вальки толстой.
-Но вы не можете не только быть инициаторами собрания жильцов дома, но и даже присутствовать на нем.
-Это почему же?- ядовито спросил дед.
-Потому что вы –  единственные не собственники жилья. Здесь должны находиться ваши представители из муниципалитета, ведь ваша квартира не приватизирована.
-Приватизирована!- закричала Наталья,- мы, как и все, приватизировали…
Собравшиеся с недоумением смотрели на Лару.
-А потом расприватизировали в суде. Так что собрание будем продолжать или закроем?
Народ  смущенно стал расходиться с детской площадки. Колька сидел рядом с матерью, понурив голову, а Мишка весело крутил головой, ничего не понимая.