Граф

       Он был полуслепым глупеньким щенком, когда его принесли  с улицы в новое жилище. Он перестал пищать, почувствовав непривычное тепло, вдруг окутавшее его с головы до хвостика, полное чужих запахов, щекочущих его нежные влажные ноздри и очевидно приятных для него. Приятных уже по логике вещей, потому что в доме ждали гостей на Андрюшкин день рождения, и пахло жареным мясом, пирогами с печенкой, яичницей и какими-то вкусными сладостями и молоком. Молоко вскипятили специально для него, а теперь остужали у окна. В кружке с кипятком отмокала старая Андрюшкина соска. Новый жилец тоненько заскулил, ткнулся мордочкой в тапок, притих и напустил под себя небольшую лужицу.
       - Ну вот, обживаемся потихоньку, - приподняла его над лужей тетя Даша. - Только в нашем доме так делать не принято. Фу, понимаешь? Ни я, ни Андрюша, ни Лера, ни Вовчик - никто из нас под себя не писает. А тебе и вовсе не по чину. Не по-графски это. Разумеешь?  А ты - Граф! Запоминай - Граф. И не возражай, - опустила она на пол протестующе запищавшего щенка, - решено на общем собрании большинством голосов.   
       - При одном воздержавшемся, - подняла руку Лера. - Ма, ну какой это Граф? Нос курносый, уши висят...
       - Ты тоже, когда родилась, была голубоглазой блондинкой.  Сейчас это заметно?
       - Ну, я ... Я - особая статья, а он скорее Черныш. Или Мишка. Вон какой косолапый. А что, правда, давайте Мишкой назовем!  Даже свежо, по сравнению со всякими Графами, Лордами, Баронами. Смешно же, хозяева сплошные пролетарии, а собаки - титулованные особы.   
       - Ну мама, - захныкал Андрюшка. - Бабушка же сказала - большинством голосов. - Мишка ему совсем не понравился.
       - Ну, ладно, ладно, - Лера присела на корточки перед щенком. - Мы еще увидим, что это будет за Граф. - Она приблизила свое лицо к его мордочке. - Гррр-аф! Аф-аф!
       Щенок от неожиданности сел на хвостик, не удержал равновесия и свалился на бок. Все засмеялись, а тетя Даша шлепнула Леру полотенцем:
       - Не пугай ребенка с детства. Что за защитник из него вырастет!

       И вот он вырос, а вернее, вымахал в прекрасного мощного черного пса-овчарку с торчащими ушами и умным взглядом небольших желто-карих глаз. Соседи его любили за спокойный, нескандальный и некапризный нрав. Так уж удачно сложилась его жизнь, что ни у чьей двери он не написал, ничьей обуви не изгрыз, ничьего малыша не тяпнул за попку и никакой слабонервной соседки-старушки не напугал до смерти своим гавканьем. Издержки переходного возраста он пережил дома, в узком семейном кругу. Точнее, круг это пережил сообща. Обувь при этом предпочиталась почему-то только Андрюшкина или дядьки Андрюшки – Вовчика. Любил Граф в этом смысле еще старое велосипедное седло, прибитое к деревянному  столбику и служившее табуреточкой в прихожей. В остальном был вполне благовоспитанным подростком. Зря не гавкал, в ситуациях безвыходных (и крайне редких) нужду справлял строго в отведенном им самим месте.
       Что касается членовредительства, то  была в его биографии всего одна неприятная история, при воспоминании о которой он слегка прижимал уши и виновато помахивал хвостом. Да и  случай  тот был для него скорее простительный, хотя ему про то было неведомо. Граф  тогда здорово струхнул, когда неожиданно, тяжело и больно Лера упала на него во весь свой рост, как бревно. Он вскрикнул почти человеческим голосом и инстинктивно куснул ее за локоть. Все так переполошились, хотя он видел – Лере не было больно, потому что она совершенно  не отреагировала на эту его вполне естественную собачью выходку. Она даже не прикрикнула на него своим обычным строгим голосом и не топнула ногой. Она просто лежала. И не шевелилась. Граф видел это из-под журнального столика. Лерины подружки, охая и причитая, бегали вокруг, путаясь под ногами тети Даши и Вовчика. Андрюшка стелил на диван простыню, тетя Даша набирала в шприц лекарство, а Вовчик звонил соседке из дома напротив. Потом они вместе молча перенесли Леру на диван и сели рядом. Пришла соседка с фонендоскопом, послушала Лере грудь, руку, поговорила немного с тетей Дашей и ушла.  А Лера, спустя короткое время, вдруг поднялась, подвигала плечами, потерла укушенный локоть, удивляясь, откуда взялись капельки крови. Граф радостно вскинул морду и  стукнулся о столешницу. Остальные как бы и не обрадовались вовсе, а просто пошли заниматься каждый своим делом. А он сидел под столом, не решаясь вылезти, пока тетя Даша не позвала его на улицу.
       А вообще-то гулять он любил с Андрюшей и Вовчиком. С Андрюшкой они гоняли по лужайке за домом в футбол, а Вовчик устраивал с ним кучу-малу или занимался восточными  единоборствами. Граф  снисходительно играл в  поддавки, но когда Вовчик прикрикивал на него, он артистически издавал грозный рык, обнажая ослепительно белые клыки, и бросался на него, поднимая мощные передние лапы.
       С Лерой Граф гулял совсем по-другому. Они шли на собачью площадку в конце города и занимались там серьезными вещами: бегали по бревну, брали препятствия, забирались по
лестнице и спускались вниз, ползали на брюхе под автомобильными покрышками. Точнее, проделывал все эти трюки Граф, а Лера хвалила его или топала ногой. Потом, в награду, разрешалось погонять в пределах видимости с Гектором и Чарли - дружками по площадке. После чего все отправлялись восвояси.
       Как-то выпало Графу показать себя в роли защитника. В тот вечер они подзадержались, незаметно сгустились сумерки, и возвращались они уже затемно. Недалеко от детского сада Лера отпустила Графа "отметиться", а сама присела на лавочку.
Через пару минут справа на свободное место плюхнулся здоровый парень, слева - другой. Лера попыталась встать, но первый  локтем остановил ее.
       - Я тороплюсь, - спокойно сказала она.
       - Зато нам спешить некуда, - ухмыльнулся тот.
       - Пройдем вон туда, - показала Лера на детский сад.
       - Ничего! И здесь можно!
       - Не люблю хамов. Пусти-ка!
       - Хамов?! А вот так? - он ухватил Леру за шею и прижал к ее коленям. Она глухо вскрикнула. Дальше все произошло молниеносно и почти тихо. Граф абсолютно беззвучно кинулся на обидчика сзади и сбил его с лавочки. Второй от неожиданности завалился назад ногами кверху и застыл.
       - Граф, фу! Пусти его, - сказала Лера, но пес мощно прижался к спине бедняги, дыша ему в затылок и посверкивая клыками. Тот даже не возникал, будучи, вероятно, в состоянии легкого шока. Так, без скандалов и выяснения отношений, они и разошлись, даже не познакомившись и никак не выразив своего недовольства. Но у Графа где-то в его собачьем мозгу этот случай засел накрепко. С тех пор стоило хоть кому-то приблизиться к Лере даже на метр, он со всех четырех лап бросался к ней и вставал между, спокойно, но с пристальной настороженностью глядя в лицо потенциального, на его
взгляд, обидчика.
       Похвалы домочадцев за этот его бравый поступок, а также повторявшиеся время от времени неожиданные Лерины падения утверждали в нём чувство его необходимости, полезности и вполне понятной собачьей гордости за собственную значимость.

       В один из осенних вечеров, когда лето вдруг скоропостижно, на глазах изумленных прохожих, почило под сумасшедшим натиском осени, они с Лерой не пошли на собачью площадку. Сложив Андрюшкины теплые вещи в мягкую хлопчатобумажную сумку, сшитую тетей Дашей для хозяйственных нужд,  Лера сунула ее в зубы Графу. Но сумка оказалась длинной и волочилась по земле. Лера взяла ее в руки, и они пошли в школу забирать Андрюшку с тренировок.
       Ветер взъерошивал черную шерсть Графа, поджимал ему хвост, взметал вверх широкую Лерину юбку. Она хваталась за нее обеими руками, постоянно дергая  поводок и беспокоя Графа. Возле заброшенной стройки кооперативного гаража он в очередной раз дернулся от натянувшегося поводка и обернулся. Лера лежала, уткнувшись лицом в сумку с Андрюшкиными вещами, и не двигалась. Граф обнюхал ее, сел рядом и стал ждать. Прошло какое-то время, но Лера по-прежнему не  шевелилась. Он лизнул ее руку и прилег.
       Из-за угла вышел мужчина неприятного вида и двинулся на них. Чем-то он напомнил Графу того здоровяка, которого он свалил когда-то со скамейки. Граф обнажил белоснежные клыки, и мужчина с опаской обошел их стороной. Вскоре он вернулся с пожилым человеком. Вдвоем они стали наблюдать и переговариваться между собой. На малейшее их продвижение вперед Граф скалил зубы и взъерошивал шерсть на загривке. Его внушительный вид и нервно  приподнимавшаяся верхняя губа останавливали безоговорочно.
       Спустя какое-то время, число зевак увеличилось втрое. Они высказывали различные версии случившегося и предлагали способы устранения Графа, но ничего действенного не предпринимали. Протянутую палку Граф с хрустом, коротко всхрапнув, перегрыз. Его уговаривали, убеждали, объясняли, что хозяйка может задохнуться, пытались спугнуть, даже спрашивали, как его зовут и где он живет. Но на их голоса Граф реагировал  подчеркнутым  равнодушием. Подъехавшая «скорая» принесла не больше пользы. Никто не решался вступить в единоборство с огромным псом. Наконец какой-то мальчишка узнал его: «Смотри, мама, это же Андрюхин Граф!»
       Привели запыхавшуюся тетю Дашу с Вовчиком. Граф облегченно завилял хвостом и радостно запрыгал. Он еще раз спас Леру от нашествия стольких врагов с громкими голосами и палками и ждал одобрения. Но никто не похвалил его. Наоборот, его грубо отпихнули  ногой, Леру переложили на носилки и под плач тети Даши погрузили в машину, которая увезла их обеих. Вовчик, не взяв в руки поводка и не оглядываясь, побрел домой. Граф потрусил следом.
       После похорон Леры Графа отвезли в деревню какому-то старому  деду. Пес долго тосковал и выл по ночам. А однажды сбежал. Что с ним случилось – никто на знал. Но ни к деду, ни в прежнее свое жилище  он больше никогда не вернулся.

1999 г.