Книга Не. Предисловие

                Иоган Лайер.














         Не.

;
;




Неудолетворительно.   
   
               Иоган Лайер.


Роман.

«Эта книга в некотором роде – много книг, но прежде всего это две книги».
    Хулио Кортасар,
   “Игра в классики”.
               
В первую очередь это одна большая книга, в которой две средних книги, а в каждой из них множество маленьких. Это аквариум с рыбами, аквариум без воды.
Читателю представляется право выбирать один из двух способов прочтения: Вы можете последовать моему совету и читать «основные» и «пропущенные» (я забыл упомянуть: в книге есть пропущенные главы) по очереди, сначала первую основную, потом первую пропущенную, вторую основную, вторую пропущенную. Несомненно, внимательному, подмечающему детали, читателю это подарит немало приятных минут полных самодовольства и острых, направленных внутрь самого себя, улыбок, вызванных ощущением того, что он один подметил то, что все остальные, (а, возможно, и сам автор) не заметили. То самое, одновременно сокровенное, пошлое  и при этом священное, которое все эти слепые, скользящие побелевшими глазами по страницам, как по волнам пепла сгоревшего моря, упустили.
Второй же способ – это прочитать только основные главы, оставив без внимания все то, что следует далее, или же, наоборот, прочитать только «пропущенные» главы, одним движением руки пролистнув половину всей моей жизни.  Есть еще один вариант, самый легкий и, вполне вероятно, самый верный: вы можете не читать книгу, а всем сказать, что прочитали. И все поверят, в том числе, и я сам.


Et cetera ad nauseam – И так далее до тошноты.               







 Предисловие.

My ears are plunged,
My eyes are shut,
My mouth is sewed,
My mind is clear,
No one can reach me now,
Except the alien’s mad cow,
If she runs faster.*
(the first poem in my life).



Я сидел на скамейке и закуривал сигарету. Передо мной  была лестница, а за ней двухстворчатая дубовая дверь Института **** и ****, одного из самых престижных факультетов Московского Государственного Университета, расположенного точно в центре города, неподалеку от главной площади в стране. Вы чувствуете, как зализано это звучит? Я, к сожалению, уже нет. Я студент этого института, будущий востоковед, экономист и идеалист. Теперь я вечный студент, как у русского классика, я винтик в механизме с неограниченным сроком годности, его составляющая часть, часть системы. Я муравей в социально-экономическом муравейнике (ведь именно на этот факультет я в свое время поступил), и теперь ежедневно я обречен таскать общеобразовательный груз в десятки раз превосходящий вес моего собственного тела и, к слову, терпения; но я принимаю это как данность, а муравейник  как отчизну. Между прочим, это касается всех. Студентов, абитуриентов, магистрантов, бакалавров, демагогов, дегенератов, моральных уродов и псевдомуравьедов. Они съедят тебя заживо, - готовься, мой милый друг. Ты хочешь стать частью системы, ведь других вариантов у муравья нет? А муравьедов не существует, Бог забыл их создать. Лишь псевдомуравьеды, эти чудесные парадоксальные твари. И ты тоже муравей! Или ты еще только собираешься им стать? Ты что абитуриент? Ты что девственник?
 Я сидел на скамейке, курил сигарету и размышлял, положив ноги на спортивную сумку; закругленное дуло, выпирающее через полузакрытую молнию на сумке, упиралось мне в щиколотку, - было одновременно щекотно и до дрожи неприятно. И, несмотря на то, что от этого мысли мои путались, как глупые  беззащитные молекулы в броуновском движении; скрещивались, как сперматозоиды, атакующие в экстазе яйцеклетку, свертывались в клубок, катящийся по самому краю берега реки;  несмотря на все это, я чувствовал, что мысли мои меняются, что я сам меняюсь. Этот таинственный многозначный Клубок катился вдоль по линии раздела двух стихий, суши и моря, как белый кролик, уводящий Алису куда-то далеко-далеко. Если идти вдоль красной нитки, разматывающейся из клубка (который является метафорой мозга, если кто-то еще не догадался), если шагать ровно по следам Гензеля (сестра которого Гретель умерла еще в младенчестве), если копать, как говорится, глубже, то в один непрекрасный момент можно, наконец, осознать. Осознать, что книга подходит к концу, история вот-вот оборвется, как ниточка, связывающая вас с клубком моих мыслей, как макаронина, разматывающая мой celebrum*, пока ничего не останется. И тогда нам с тобой делать уже больше нечего, кроме как тонуть в этом болоте без небес и дна.  Но проследуем дальше за клубком, как послушная любопытная кошка; Вы ведь не против?  Кошке нравится губить саму себя, ведь так? – это в ее природе, на то ей и дано столько никчемных жизней.

С каждой секундой Клубок разматывался все агрессивнее, Алиса падала все глубже, каждый прожитый день переосмыслялся и выходил наружу, кристально ясным и проанализированным, скучным и все разъясняющим. Шаг за шагом вниз по лестнице социализации личности, - пока вы не понимаете, о чем я веду речь, но открою вам секрет, эта книга посвящена именно этой самой социализации. Гегемонистическая система социализации. Вам это о чем-то говорит? Нет? Но если бы вы проучились в этом Иудой забытом месте, вы бы знали, что при гегемонистической системе социализации  ты не признаешь никаких других систем, никаких других идеологий, никаких других интерпретационных моделей действительности, кроме своей собственной. И все же… все же это все та же социализация, но я и так слишком много вам поведал. Сразу хочу предупредить, что на ближайших нескольких страницах будет еще всего несколько подсказок, клякс моего пера, оброненных с умыслом или как будто случайно, но подсказки свойственно забывать, ключи терять, книги сжигать, собак убивать. Но я отвлекся, а моя физическая оболочка все еще ждет на скамейке и усиленно пыхтит сигаретой. Я же говорил, что моим мыслям в данный момент свойственно путаться. Итак, эти скачущие размышления длились всего одну сигарету – и она уже задымилась между средним и указательным пальцами.

И вот последняя мысль, чтобы окончательно запутать тебя, мой милый абитуриент. Если сравнить ее с сигаретой, то она будет похожа на последнюю затяжку из фильтра, такую мерзкую и горькую, и совершенно лишнюю. После нее ты забываешь все удовольствие от выкуренной сигареты – и хочется лишь плеваться коричневой мокротой, но привкус горького фильтра не покинет тебя еще долгое время. Здесь все точно так же. Читай! Читай и плюйся! Это только начало, дальше будет хуже, намного хуже. Обещаю тебе! Отсоси у свиньи или убей ее, третьего не дано. Запомни эти слова, ты их еще встретишь.

 Подходя вплотную к желаемому, мы порой останавливаемся на мгновенье, и в это самое чудное мгновенье, вмещающее всю нашу жизнь, мы вспоминаем все то, что отринули, продали, растеряли или предали, все то, чего лишились на этом простом и нудном путешествии из точки А в точку Б. Как обезумившие иезуиты, мы пользуемся всеми средствами ради достижения пресловутой цели, а цель эта – жить и по возможности делать то, что нам хочется и  то, что считаем нужным. И порой, единожды увидев сияние электрической таблички с надписью «цель», мы становимся слепыми не только по отношению к другим, но в первую очередь  к себе самим, - мы готовы пожертвовать всем. Мы становимся глухи к внутренним голосам наших матерей, учителей и ангелов, нашептывающих что-то о юношеском максимализме и затяжных депрессиях. Мы становимся немыми от того, что не можем произнести вслух то, к чему стремимся, так как это разобьет хрупкий идеал, подменяющий реальность. И вот, слепые, глухие и немые мы вступаем на этот путь и скрипим зубами от нетерпеливости и жадности, и таким образом мы постепенно подменяем целью счастье, тем самым навсегда теряя не только возможность стать счастливым, но и само понятие счастья. Ведь достигнув цели, вполне возможно, что мы всего лишь выполним поставленную перед самим собой задачу, а счастье, которое представлялось нам ранее таким незыблемым и неизменным, теперь будет заключаться уже совершенно в другом, нежели то, чем оно нам казалось в начале пути. В результате мы решим очередное уравнение, получим ответ в кровавых цифрах и сможем поставить глупую, бесстыжую галочку в блокноте напротив фразы «убить как можно больше преподавателей и студентов, в частности, бесполезных и неприятных». А нужна ли тебе эта галочка, эта неуклюже нарисованная чайка? Стоит ли хищная, высматривающая грустную рыбу чайка всего моря со всеми его чудесами и загадками, волнами и небесами, сливающимися в одно целое, стоит ли одна задача, записанная в шестнадцать лет в блокноте, всей жизни? Обдумывая все это, переосмысливая то, к чему стремился, втягивая черный дым в серые легкие, разные «за» и «против» всплывают среди дыма. И с каждым вдохом новые воспоминания падают и тонут в реке вместе с Клубком, тонут вместе с этим тяжелым камнем, который привязывают к мертвому грузу. Ты тонешь вместе со мной, читатель. Вместе с моим дымом, входящим внутрь тебя, в твои легкие, в твое сердце проникает мое отчуждение, мое одиночество, наша боль, их непонимание и твое изгнание. Выкуривая эту сигарету, мы выкуриваем мою собственную жизнь. Я держу тебя за руку, курю и разглядываю каждое ранение, каждый рубец на теле, шрам за шрамом.



1. (Как всегда, я совсем забыл рассказать вам, что в этой книге, помимо основных и пропущенных глав, будут еще и английские стихи на различные темы. На тот случай, если вы совсем  не знаете английский, вы можете пропустить их, или воспользоваться словарем, что без сомнения крайне проблематично, и вряд ли среди вас окажутся те, кто так поступит. Поскольку русский язык я считаю в высшей степени неприспособленным к поэзии, я решил к каждому стиху делать сноску, и в конце каждой главы вы найдете несколько слов из стиха, переведенных на русский.  Надеюсь, что это поможет вам понять смысл написанного, а мне более точно передать то, что я хотел передать). - Здесь и далее примечания автора.

2. Целебрум – ( лат.“celebrum”, мозг)

3. No one can reach me now:
- plunged – погружены в землю.
- sewed – зашит.