Все при деле

 
   Попав в больницу, я получил статус “пациента” или, точнее, “больного” и соответственно ему определенную программу своих действий, необходимость и разумность которых я безуспешно пытался понять.
    Квадратный клочок бумаги, на котором было рукой лечащего врача начеркано “рН-метрия, 8-й корпус, в 9.20, натощак” говорил лишь о том, что  мне надо прибыть утром в этот самый 8-й корпус и пройти обследование на кислотность желудочного сока. Как это делается - я еще не знал и потому находился в хорошем расположении духа. На  диванчике возле 343-его кабинета сидели две женщины, которые пришли, по-видимому, за тем же самым. Когда меня  пригласили в кабинет, то там я увидел, что первая женщина-пациент, как-то  вся сжавшись, сидела на кушетке, а изо рта у нее торчала  длинная тонкая трубка  со штепсельным разъемом  на конце,  который она держала левой рукой,  а правой, намотав на кулак полотенце, подпирала  подбородок. Конечно,   из своего прошлого, не очень длительного химико-биологического опыта, я знал.  что  рН растворов, налитых в стаканчик,  можно измерить электродами  или, на худой конец,  лакмусовой бумажкой,  которая меняет свой цвет   при   ее опускании в этот  стакан.  Но  ведь  мой желудок - не стакан... Однако,  здесь мне быстро дали понять,   что считают его все-таки  “стаканом” и потому собираются   пихать в него   некий электрод   с  каким-то  шлангом.  Как только  по просьбе  врача я открыл рот и  высунул язык, медсестра стала быстро  заталкивать   мне внутрь  что-то   невообразимо длинное.  Я забулькал,  пытаясь  что-то возразить,  а медсестра – знай, делает свое  “гнусное дело”  и приговаривает:  “Что  Вы кудахтаете? Дышите  глубже,  и все будет нормально”.  “Нормально уже никогда не будет,”- подумал я и попытался дышать  соответственно ее советам, но только забулькал еще сильнее и, наконец,  выплюнул этот проклятый  шнур. Из  глаз катились слезы, щеки раздулись, а нос казался самому себе сосиской, сваренной на пару. Я часто дышал. На одном таком вдохе  медсестра умудрилась протолкнуть  мне в рот электрод с частью шланга. А на  другом вдохе -  уже вся “кишка” была внутри. Медсестра победно потирала руки, а мне ничего  не оставалось делать, как  закрыть рот полотенцем и заглушить свое внутреннее бульканье.  Со второй  женщиной “расправились”  быстрее, чем со мной. Потом  вслед за медсестрой  наша троица  гуськом  вышла из  кабинета и направилась к  лифту, чтобы ехать на пятый этаж. Там был  рентген-кабинет. Если кто-нибудь из нас пытался в лифте давиться,  булькать и  клокотать, то  в исходное (нормальное?)  состояние  нас возвращал уверенный голос  медсестры: ”Дышать глубже! Не кудахтать.  Закрыть все  клапаны! “.

    У рентген-кабинета  нас выстроили в микро-очередь  и запускали внутрь  уже по одному.  Мне  кажется, что со стороны я выглядел не очень  симпатично.  Однако, в тот  момент  меня это беспокоило меньше всего. Основная забота была в том, чтобы  удержать этот  проклятый   полутораметровый шланг,  болтающийся неявной восьмеркой  у меня перед грудью   и имеющий тенденцию  вырваться изо рта, не смотря на то,   что я сжимал его зубами.  В рентген-кабинете, уже стоя в просвечиваемой кабине,  я   вдруг подумал: “ А  зачем  рентген? Неужели  они хотят посмотреть, как  там уложился этот шланг в моем желудке?” Из  глаз текло, нос был  как в тумане  -  ему  не хватало сухого воздуха. В ушах  стоял звон,  сквозь который все же пробивались окрики оператора: “ Выпрямитесь. Отклонитесь назад!  Пройти влево! Не ложиться на экран. Ничего не вижу - да где же он там? “ При  последних словах   медсестра кинулась ко мне и ... добрых полметра проклятой  “кишки”  исчезло у меня во рту. “Странно,”- успел  подумать я, - “Я же  не разжимал  зубов.  Вот это да!”  Но в этот момент, не следя за ходом моей мысли,  возмутился желудок, видимо решив,  что  дополнительные полметра   шнура с  несимпатичной фитюлькой на конце  ему совсем ни к чему.  Я закудахтал  и...   мой  бедный желудочный сок выплеснулся наружу. В мозгу  мелькнуло: “ Вот бы и меряли сейчас у  него рН! Зачем  лезть-то в мои внутренности?”.  Это было ЧП  - меня выволокли из кабинки,  стукнули по спине  пару раз,  а потом кинулись  с тряпками к аппарату.  Мне  было грустно - на меня больше не обращали внимания.  Я даже хотел их спросить : “Вы хотите спасти мой желудочный сок?” Но, пожалуй, не смог бы этого  сделать  сквозь  свое частое кудахтанье  -  зубы сжимали по-прежнему  проклятый шланг.  Рентгенолог чертыхался : “ Он залил нам весь экран...”  Наконец,  аварию устранили  - все было чисто и сухо - а меня  вновь водрузили в кабину.  Кажется, все было нормально (с их точки зрения), не смотря на  мое кудахтанье  и раздувание щек. Рентгенолог   радовался: “ Ага. Вижу. Он на месте,  там, где надо.  Можете забирать...”  И  я подумал: “Действительно,  эта фитюлька   находится сейчас в  каком-то укромном  отсеке  моего желудка. Только там ли, где надо.  И кому  надо? Мне?  Вряд ли.  Моему желудку  конкретно?  Сомнительно. Да, и кого забирать?  Если фитюльку?  - то как это сделать?  Если  меня самого  -  только уж больно это вульгарно сказано.  Так обо мне сказать -  да еще в моем присутствии...”   

        Перед глазами висел по-прежнему туман, сильно напоминающий тот, что покрыл Волшебную страну Баума-Волкова  из-за козней злой волшебницы Арахны, мысли путались, хотя я пытался следить  за их порядком. Когда взор слегка прояснился, я вдруг понял,  что мы прежним “гуськом” уже спускаемся с пятого этажа, ориентируясь на нашу бодрую медсестру, раздающую четкие команды:  “Глубже дышать! Крепче держать полотенце! Не  булькать!”  Когда   в 343-ем кабинете  нас  рассадили (мне досталось  кресло)  неким полукругом  вблизи   стола,   на котором  стоял уже не слишком отдаленный итог наших мучений -  измеритель желудочных соков,  я   вдруг успокоился.  Когда же врач   подсоединила   разъемы всех наших   шлангов к своему аппарату  и защелкала  переключателями, я ощутил  себя  уж  совсем исследователем,  наблюдавшим  за неким экспериментом как бы со стороны.  Итак,  комната.  Стены выложены кафелем. Два холодильника. Вытяжной шкаф. Центрифуга.  Настольная,  маленькая.  Я такой пользовался в НИИ прикладной микробиологии,  когда крутил кровь мышей  и  исследовал проницаемость  мембран  бактерий.  Меня  заинтересовала вытяжная труба,  стыкующая  шкаф  со стеной.  Гофрированная, она была изогнута так, что напоминала   шланг нашего пылесоса. Еще я подумал: “Вот бы такую (да плюс их вентилятор)  к домашнему громоздкому сооружению над газовой плитой  нашей  кухни,  что было сооружено по инициативе жены.”   В общем, я спокойно обозревал  “окрестности”  и приглядывался   к тому,   что   там пишет  в  своих  листочках   врач,   попеременно щелкая выключателями  и вглядываясь  в шкалу  своего рН-метра. Мне  казалось, что в листочке, лежащем   напротив  меня,   почему-то  прибавлялось  слишком мало   цифр. Сначала меня это  мало беспокоило.  Но удивило то,  что вторую  женщину,  которая  во всех   “гуськах”   следовала   всегда   за  мной,  отпустили  раньше   всех,   сказав   при этом,   что  ей  безполезно  сидеть дальше,   так   как кислотность ее внутренностей   уже  всем  понятна  и,   более  того,  измерена с хорошей точностью.  При   всей  этой процедуре,  довольно  длительной и утомительной,   врач  часто выходила  из комнаты  на непродолжительное время  и оставляла   нас одних    со  своими шлангами  и размышлениями. В такие моменты  на меня  вдруг нападало желание поговорить. Странно,  но при этом    шланг уже не мешал, как раньше  в рентген-кабинете, и  я спокойно придерживал его рукой возле рта. Я  что-то произносил  (например, “да,  тяжко  нам здесь  сидеть”),  прислушиваясь  к звукам своего голоса.  Удивительно,  но  слова  были  четкими, и мой слух различал их без труда.   Женщины  беседы  не поддержали.  а только  помахали руками,  помычали и покудахтали.  Когда   вернулась врач и из нашей  “троицы”   сделала “двоицу”, я завел разговор с врачом.   На  удивление -  она его  поддержала. А когда я остался  с врачом один на один,  уже  стал беседовать  с ней  обо всем  совершенно свободно  -   как будто  во рту у меня (и  в желудке тоже)  ничего и не  было.  В основном,  разговор шел  о кислотности моего желудка   и методах ее  определения.  Выяснилось,  что у меня довольно замедленная реакция на позывные зонда,   сидящего у меня в животе, и  плюс   к тому  пониженная кислотность желудка,  который   дольше  всех  анализируемых  терпел  внутри себя  инородное тело.

    ...Через  день,  в девятом корпусе,  молодой  врач-терапевт,  просматривая при мне  заключение   последнего  обследования  и обдумывая  цифры,   полученные  врачом- рН-метристом,  сказала,   что вообще-то  результат  нулевой  и о моей  кислотности  желудка  ничего нельзя  сказать,  так  как   этот  метод  исследования желудка  предполагает использование  лекарств-стимуляторов (которых   в настоящее  время   в  клинике  нет),  в  связи   с чем  полученные  данные  малоинформативны.  На мой робкий вопрос: “  А кому  же  это было  нужно, чтобы я так мучался,  да еще  дольше  других?” с красивых губ ординатора сорвалось: ”Все делали свое дело.. И это важно…”