Юродивый роман. часть вторая. возмутители спокойст

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
"Возмутители спокойствия"

- Скажи чудак, о сумасшедший,
Куда идёшь ты в поздний час?
Зима на улице сегодня,
А ты твердишь нам всякий раз
О лете, несказанном лете...
Но, где увидел его ты?
- Оно в тебе! Спит безмятежно.
Терном заглушены цветы...

* * *

-1-

...Вот и пришло лето. Муссон, что каждый год, в одно и то же время, приносит со стороны океана мелкую морось, стал отходить. Появление жаркого июньского солнца сопровождалось дуновением ветра перемен в полку. Партия за партией, стали убывать дембеля. На смену им привезли молодёжь. Организовали карантин. Весь третий батальон выселили на полигон, для проживания в палатках. Казарму же пехотного подразделения отдали пополнению. Но и этого помещения оказалось недостаточно. Уж больно большая партия пересменщиков выдалась этим летом. Такая неравномерная пропорция среди военнослужащих различных периодов службы повторялась каждые два года. Чтобы не создавать себе дополнительные трудности, связанные с отселением на полигон ещё одного батальона, командир полка решил сделать небольшое отступление от устава. Ради эксперимента, Сыч распорядился ещё не принявших присягу солдат приписать в спецподразделения. Таким образом те должны были проходить курс молодого бойца "рядом со своими старшими боевыми товарищами", как выразился подполковник. Разумеется, оружия молодежи пока не давали и в наряды не ставили. Да и занятия с ними проводились по отдельной программе.
Кроме увольнения дембелей, произошли и другие изменения в полку. Остался на сверхсрочную службу бывший заместитель командира третьего взвода старший сержант Сальников Анатолий. Ему присвоили очередное воинское звание «старшины». Он подселился в комнату к Мелёхину, вместо Кравченко. Андрею же и Светлане, сразу после свадьбы, которую сыграли ещё в мае, командование части выделило отдельную двухкомнатную квартиру, по соседству с четой Спиридоновых. Самому же замполиту разведроты, как и его другу и «непримиримому противнику», вместе взятых, Лебедеву, присвоили звание старшего лейтенанта. А вот Дюрягин попал под гнев замполита полка. Майору Кочеву удалось настоять на том, чтобы командиру первого взвода разведроты, пока он не изменит своего поведения, очередную маленькую звёздочку на погоны не вешать. Гордость и самолюбие Сергея были сильно задеты. Все его одногодки по выпуску из военных училищ теперь являлись старше его по званию. По этой причине он решил немного «залечь на дно», чтобы бушующие волны недовольства Кочева окончательно не испортили ему его воинской карьеры.
Среди огромного притока «необстрелянной» молодёжи Маркин, как обычно, отобрал самых лучших в своё подразделение. Пополнение неплохо зарекомендовало себя с первого дня пребывания в разведроте. На кроссе они не на много уступили старожилам службы. На спортивных снарядах несколько человек даже перещеголяли многих «стариков». Наступило время проведения учебных стрельб. Как и полагается по уставу, каждому «карантиновцу», прежде чем он примет присягу, положено отстрелять на полигоне. Вот там-то и произошло нечто неординарное. Один новобранец отказался брать в руки оружие, аргументировав своё поведение тем, что он, якобы, «христианин»! Его фамилия была Уманец. Это был выше среднего роста, спортивного телосложения, темноволосый молодой человек. На гражданке он занимался греблей и альпинизмом.
Вначале все подумали, что Уманец просто решил немного «повыделываться». В армии, не так часто, но бывают случаи, когда какой-нибудь призывник, желая самоутвердиться, показать себя, этаким неординарным способом начинает проявлять свой характер, своё «я». Чаще всего таких бунтарей очень быстро «ставили на место». Хотя бывали и исключения... Как правило, отказчиков привлекали к уголовной ответственности. Вот и в этот раз, едва Уманец сделал своё заявление - не повиноваться приказу, замполит роты старший лейтенант Спиридонов тут же прибегнул к запугиванию:
- Уманец! Ты отдаёшь себе отчёт о возможных последствиях твоего поступка?
- Так точно, товарищ старший лейтенант, - медленным, но уверенным голосом произнёс тот, - я отдаю отчёт о возможных последствиях своего поступка!
В это время к ним подбежал запыхавшийся Дюрягин. Он только прибыл на полигон с гарнизона, преодолев четыре километра пути. Когда разведрота выходила уже из расположения казармы, чтобы отправиться на учебные стрельбы, взводного срочно вызвали в кабинет начальника штаба полка. По этой причине он и отстал от своего подразделения.
- Ну, что тут у вас? Уже начали стрелять? - переводя дыхание, спросил Дюрягин у замполита.
- Я тебя хочу «обрадовать»! - с сарказмом произнёс Спиридонов, не отводя взгляда от Уманца, - В твоём взводе появился «дезертир»!
- Не понял! Ты это о ком?
- Да вот, стоит «красавец»! Говорит: "Не буду стрелять из автомата! Это грех!"
- Чего-чего?! Уманец, у тебя че, «крыша поехала»? - и Дюрягин пристально, чуть прищурясь, посмотрел на бунтаря, - Ты это серьёзно?
- Серьёзно, товарищ лейтенант! - опустив глаза вниз, ответил Уманец, - Я не буду стрелять из автомата! Я не хочу учиться убивать людей!
- "Убивать людей"?! – будучи шокированным подобного рода заявлением, переспросил Спиридонов, - А тебя никто и не учит убивать людей! Тебя учат защищать людей! Разве твоя вера не учит защищать ближнего? Кстати, ты вообще кто? «Штунда», «баптист» или ещё кто-то там? Из какой ты «секты»?
- Я христианин! - коротко ответил тот.
- Так мы ведь все христиане! - вмешался в разговор один из солдат первого взвода.
- Христиане - это те, кто слушает Христа. А Христос сказал: "Не убий!" - всё так же, не поднимая глаз, ответил Уманец.
- У тебя че, температура? - приоткрыв рот от удивления и широко раскрыв глаза, спросил Дюрягин, - Может ты на солнышке перегрелся? Ты соображаешь, вообще, какую ахинею здесь несёшь?! Хорош выпендриваться! Бери автомат и вперёд, на огневую!
Уманец стоял, ничего не предпринимая. Когда замполит протянул ему оружие, бунтарь устремил свой взгляд в сторону мишеней. Однако, по выражению его лица можно было прочесть, что контуры с человеческими изображениями его отнюдь не интересовали, он смотрел куда-то в небытиё.
- Ты меня слышишь или нет? - продолжал взводный, - Я тебе приказываю!
- Подожди! - перебил Дюрягина Спиридонов. Он увидел, что нервы у Сергея стали сдавать. Ведь приказывать Уманцу, пока тот не принял присягу, офицер не имел права. Понимая, что в данной ситуации нужно действовать строго по букве закона, замполит решил охладить пыл взводного, - Я думаю, на эту тему мы поговорим в гарнизоне. А пока надо проводить занятия с ротой. Уманец, стань в строй! Стой и наблюдай со стороны, как твои ровесники будут учиться защищать твоих родных и близких от посягательств со стороны врагов нашей Родины. Тебе же, судя по всему, скорее всего предстоит провести несколько лет за колючей проволкой!
Когда рота продолжила занятие по огневой подготовке, замполит обратился к Дюрягину:
- Так чего тебя вызывали к начштабу?
- Перелыгин обещал мне уладить всё, связанное с повышением, если только до июля в моём взводе не произойдёт ничего из ряда вон выходящего! - со злорадством, расстроенным голосом ответил Сергей, - И вот тебе и сюрприз! Только этого фанатика мне и не хватало!.. И надо же, чтоб он попал именно в нашу роту, да ещё и в мой взвод! Тьфу! - и он, отчаявшись, плюнул на землю.
- Да-а! Это серьёзно! - сочувственно протянул Спиридонов, - Ну ты не расстраивайся так! Попробуем это дело уладить, - и он посмотрел в сторону пацифиста. Тот стоял в строю и отвечал на какие-то вопросы сослуживцев, - И подумать только, с виду, вроде бы и нормальный пацан... Никогда бы не подумал, что такой может оказаться «сектантом»!
- Кочев всю вину свалит на меня! - не мог успокоиться взводный, - Скажет, что такое ЧП могло произойти только в моём взводе! Скажет, что я не умею проводить воспитательную работу со своими подчинёнными!..
После этой фразы взводного Спиридонов насторожился. Он словно вспомнил, что воспитательная работа является непосредственной обязанностью замполита. Ещё не известно, в кого полетят самые тяжёлые камни, в Дюрягина или в него?!
- Нет, Кочев меня точно сживёт со свету! - продолжал переживать Дюрягин, - Хоть бы скорее послали его на повышение в дивизию! Мне с ним в одном полку не ужиться... А если Уманец ещё и присягу откажется принимать, то замполит мне этого никогда не простит! Ведь и ему тогда не видать второй звёздочки к новому году, как своих ушей! Там, - произнёс он крылатое слово «совдеповского процветания», что обозначало аппаратную систему «великого и могучего Советского Союза», - его за этот случай по головке не погладят! Они «отшлифуют» Кочева, а Кочев, в свою очередь, устроит «райскую жизнь» мне!.. Нет, Уманец должен принять присягу! Обязательно, должен! - и он посмотрел на Спиридонова.
- Должен! - уставившись в одну точку, задумчиво, но решительно, ответил тот, - Обязательно, должен!..

-2-

Вечером, сразу после ужина, замполит полка собрал командный состав разведроты в каптёрке, для проведения экстренного совещания. Разговор затянулся на весьма продолжительное время. Даже общеполковой отбой не побудил майора Кочева распустить собрание.
- ...Да, товарищи офицеры и прапорщики, это ЧП! Вы даже не представляете, какие последствия могут быть у этого случая!.. Но этого давно, давно следовало ожидать. Я говорил: в разведроте отсутствует всякая дисциплина! В вашем подразделении давно созревала антигосударственная катаклизма, и вот вам - пожалуйста! - Кочев немного остановился, чтобы перевести дыхание, после чего продолжил свой монолог, - Чего только стоит ваша майская выходка! Это ж нужно было до такого додуматься - самовольно вторгнуться в праздничную программу концерта, не взирая на то, что в зале присутствовало высшее командование!.. Чуть концерт не сорвали!
- Так не сорвали же, товарищ майор! - позволил себе перебить ораторский запал замполита полка старший лейтенант Герасимов, - И вообще, победителей не судят! Разве генерал-лейтенант Котов не остался доволен посещением нашей части, да и праздничного концерта? Вас, товарищ майор, даже похвалили...
- Молчите, старший лейтенант! Молчите! - с негодованием прокричал Кочев, - Я ещё вернусь к тому беспрецедентному случаю! И я добьюсь, всё-таки, от вас признания, кто же был зачинщиком этого беспредела! И я уверяю вас, виновный будет обязательно наказан! И строго наказан! Слово офицера! Хотя, я уже и так догадываюсь, кто это был! - и он демонстративно посмотрел на Дюрягина.
Уловив этот жест замполита полка, Герасимов решил ещё раз попробовать перевести разговор в более раскрепощённое русло. Раньше ему такое уже удавалось делать не раз.
- Да Дюрягин там вовсе не участвовал! - произнёс старлей, - У него в тот день было расстройство желудка...
- Я же сказал Вам, старший лейтенант, молчите! Молчите!.. Расстройство желудка!.. Я бы сказал вам, расстройство чего было у него... Да только не для этого мы собрались здесь сегодня, а совсем по другой причине!.. Рыба гниёт с головы! То, что в подразделении капитана Тихомирова, рано или поздно, что-то произойдёт - следовало ожидать давно... А чего ещё можно ожидать, если у Вас, товарищ капитан, некоторые офицеры бордель устроили из армии!.. Товарищ капитан, Вам докладывали о том, что на днях одному из Ваших подчинённых я сделал замечание?
- Никак нет, товарищ майор! - встав со стула, с опущенной головой ответил ротный.
- А Вы, товарищ гвардии лейтенант, - умышленно язвито произнёс Кочев слово «гвардии», - ничего не хотите сказать по этому поводу? Лейтенант Дюрягин, я к Вам обращаюсь! Потрудитесь встать, когда с Вами обращается старший по званию! Или Вас этому не учили?!
- Виноват, товарищ майор! - встав, голосом провинившегося школьника ответил Дюрягин, - Больше такого не повторится!
- Не повторится?! - от волнения и раздражения Кочев перешёл на крик, - Доложите капитану Тихомирову, будьте так любезны, за что я Вам вчера сделал замечание!
- За фотографии... вырезанные из журналов... которыми я обклеил стенку в своей комнате! - не отрывая глаз от висящих парадок, ответил взводный.
- За фотографии?! - ещё громче закричал майор, захлёбываясь от негодования, - Вы «это» называете «фотографиями»?! - переведя немного дыхание, замполит решил сам прояснить ситуацию, - Позавчера я и зампотыл полка майор Тарханов производили обход холостяцкого общежития. Когда мы зашли в комнату, где живут Ваши подчинённые, товарищ майор, - при этом он посмотрел на Маркина, - лейтенант Дюрягин и прапорщик Бажан, эти два «защитничка Отечества», мы были просто шокированы! Над кроватями этих «защитничков Родины» висели... я извиняюсь, конечно, голые женщины!!! Вся стенка была обклеена порнографиями!.. Бордель устроили из армии! Чего можно ожидать от офицера, который просто не управляем?! Я не удивлюсь, товарищ лейтенант, если завтра у Вас ни то, что один человек откажется служить Отчизне, а весь взвод разбежится! Вам ни то, что взвод разведроты, Вам обычный хозвзвод пехотного батальона вверять опасно! И вообще... Я думаю, что пехотный батальон уже давно за Вами плачет, товарищ лейтенант!..
Подобного рода наказание считалось самым страшным для офицеров разведроты. Нет, служить в каком-либо другом подразделении полка было значительно легче. Таких физических нагрузок на выносливость, как в разведке, не было ни у кого другого. Однако, одно только наименование «спецназ» - побуждало многих с завистью смотреть на подопечных капитана Тихомирова. А низвержение из этого элитного подразделения воспринималось чуть ли не за несмываемое клеймо бесчестия. Как для военнослужащих срочной службы унизительным считается уволиться из армии «ефрейтором», - о которых говорят: "недоделанный сержант, переделанный солдат", - так и для амбициозного Дюрягина несносна была и одна только мысль, что однажды он окажется вне своей роты.
Все присутствующие на совещании прекрасно осознавали, что проблема в данной ситуации была отнюдь не в Дюрягине. Хотя за этим офицером и водилось множество грешков, но к пацифизму Уманца он не имел никакого отношения. Просто замполит полка хотел перестраховаться. Ему нужен был «крайний человек», этакий «стрелочник», «козёл отпущения», на которого бы можно было свалить всю вину, когда начнутся «большие разборки». А то, что они начнутся - в этом никто не сомневался. Опыт прошлого подсказывал, что, когда слух о ЧП выйдет за территорию части, когда о нём узнают в выше стоящих кругах, не с одних погон слетят звёздочки и немало офицеров будут смещены с занимаемых ранее должностей. Ведь хотя в стране уже не первый год у всех на устах было слово «перестройка», в армии ещё по-прежнему царили, так называемые, «застойные времена». Методы воздействия вышестоящих на нижестоящих ещё по-прежнему оставались «гулаговскими»...
- ...А Вы, товарищ старший лейтенант, - теперь Кочев добрался и до Спиридонова, - как я вижу, не особенно достаточно времени уделяете своим непосредственным служебным обязанностям! Вы забыли, что Партия доверила Вам заботу о нравственном и духовном воспитании молодёжи?! Вы отдаёте себе отчёт о последствиях Вашего упущения?! Вы, кажется, не особенно дорожите своим партбилетом! Вы, товарищ старший лейтенант, потеряли революционную бдительность! «Там» - только этого и ждут!.. Я был лучшего о Вас мнения. Вы меня очень разочаровали! Вы неплохой офицер. Партия возлагает на Вас большие надежды, - теперь замполит немного смягчил свой тон, речь его приобрела более спокойный характер, - Я читал Ваше личное дело. Вы были примерным коммунистом. Мне будет очень жаль, если однажды завтра в наших рядах не станет одного сына большевика! Вы понимаете о чём я говорю, товарищ старший лейтенант?
Спиридонов ничего не ответил. Он прекрасно понял тонкий намёк Кочева. Если Уманец не примет присягу, тогда замполиту разведроты, скорее всего, придётся положить на стол свой партбилет.
- Товарищи офицеры и прапорщики, в ваших руках честь нашего полка! - обратился майор ко всем, - Пока отсутствует в гарнизоне командир полка подполковник Сыч, я временно исполняю его обязанности. По этой причине, чтобы не выносить мусор из избы, я не стану пока сообщать о нашем ЧП в дивизию. На вас же я возлагаю большую надежду. Попробуйте ещё и ещё раз поговорить с этим молодым человеком. Наставьте его на истинный путь. Разъясните ему, что служба в армии является священным долгом и почётной обязанностью каждого гражданина Советского Союза. Помогите ему выйти из заблуждения! Он должен понять, что его просто обманули нехорошие люди, которые хотят подорвать боевой и моральный дух наших доблестных Вооружённых Сил. И что его Христос - это ни что иное, как миф, выдуманный хитрыми попами для того, чтобы держать в страхе и покорности тёмных и забитых людей. Ну, а в крайнем случае, напомните ему ещё раз об уголовной ответственности за уклонение от воинской службы. Одним словом, не мне вас учить. Я думаю, задача вам ясна. Не так ли?
- Так точно, товарищ майор! Задача ясна! - поднявшись с табуреток, дружно отрапортовали все.
- Ну вот и хорошо, действуйте! Командование части очень надеется на вас, что вы не допустите, чтобы на наш краснознамённый гвардейский полк упало такое несмываемое пятно! - и после этих слов замполит распустил, наконец, всех по домам. А выходя из каптёрки, как бы невзначай, он обратился к Дюрягину, - Серёжа! - до этого он никогда не обращался к нему по имени! - У тебя есть прекрасная возможность реабилитировать себя в глазах командования! – и, не дожидаясь ответа, Кочев вышел из канцелярии роты.
Когда командный состав разведроты вышел из казармы на улицу, было уже совершенно темно. Полк спал. Погрузившись в рассуждения о прошедшем совещании, разведчики направились в сторону офицерского городка.
- Ну хорошо, - произнёс Марифов, - верует в своего Бога этот Уманец, ну и чёрт с ним! Пусть верит себе, сколько угодно! Но почему же он не сказал о своих вероубеждениях раньше, ещё в военкомате? Пусть бы там с ним и разбирались!
- Как я понял, - принялся разъяснять поведение Уманца Тихомиров, - он сам был ещё не слишком утверждён в том, служить ли ему в армии или нет. И вот тут-то, у нас, его и «осенило», что служба в армии - это «грех»!
- Выходит, он у них ещё «зелёный»? - продолжил рассуждать вслух Марифов, - Был бы более «зрелым», не попал бы к нам в полк...
- Выходит так, - тяжело вздыхая, произнёс ротный, - Только нам-то от этого не легче!
- Когда я был в училище, - закурив сигарету, принялся рассказывать Герасимов, - попался к нам в роту некий Минаков. Как из-за него все мучились! Как марш-бросок, так он вечно прибегал самый последний. Роту подводил! Ну так мы и решили устроить ему «тёмную». И, знаете, подействовало! После «профилактической
процедуры» он стал к финишу прибегать чуть ли не самый первый! Есть такая категория людей, которая по человечески просто не понимает! С такими нужно говорить на другом языке - раза два заехать по почкам и - как шёлковый станет! А то, видите ли, из-за него рота страдает, а он со своими убеждениями! Аж зло берёт, честное слово!
- И надо же было, чтоб именно в нашу роту попал этот фанатик! - подхватил Дюрягин.
- А кто его отбирал? - поинтересовался Герасимов.
- Не знаешь кто? - с сарказмом произнёс Спиридонов.
- А что я?! - начал оправдываться Кравченко, - У него ж на лбу не было написано, что он сектант!
- Да старшина тут не при чём! - вмешался в разговор ротный, - На его месте мог оказаться любой из вас. Я тоже не ожидал такого от Уманца. Поначалу он показался мне исполнительным, даже очень исполнительным солдатом. Я даже подумывал со временем выдвинуть его на должность командира отделения. И, кто знает, может быть из него мог бы выйти неплохой замкомвзвода. Я с ним разговаривал и он мне показался довольно-таки эрудированным, начитанным парнем...
- Первое мнение очень часто бывает обманчивым! - перебил ротного Спиридонов, - Для того, чтобы узнать человека, нужно познакомиться с ним поближе.
- Это точно! - подхватил Мелёхин. Правда, всем показалось, что в фразе взводного был какой-то двусмысленный намёк.
- Что ты хочешь этим сказать? - настороженно спросил Спиридонов.
- Ничего! - стал оправдываться тот, - Я только лишь подтвердил твоё мнение!
И всё же, Мелёхин слукавил. К Уманцу он явно испытывал некую симпатию. Не одобряя в «бунтаре» пацифизма, Сергей всё же восхищался его жаждой к нравственной чистоте, его смелостью в отстаивании своих убеждений. На общем фоне большинства, воспитанного в атеистическом лагере «развитого социализма», «сектант» показался молодому офицеру неким «последним из Могикан», что алчет святости. И не удивительно. Ведь если человек родился и вырос в тёмном помещении, совершенно не ведая что такое свет, и случись ему однажды наткнуться на фонарик, то не мудрено если тот покажется ему гигантским светилом, солнцем. Такова реакция многих душ, симпатизирующих проявлению всевозможного «сектанства». Из-за своей естественной незрелости, не особенно разбираясь в вопросах богословских, они пленяются искренностью «новых пророков» и становятся их последователями. Ведь быть искренним - ещё не значит быть истинным. Сколько же несчастных было уловлено в эти сети! И самое печальное то, что, как правило, в них попадают далеко неравнодушные люди. Безразличные к святости очень редко уловляются этим псевдосветом. Более того, именно из-за этих равнодушных к духовности большинство и бросается в объятья псевдорелигий. Уходя в «сектанство», они пытаются уйти от окружающего их безбожия...
- Кстати, мужики ! - вдруг спохватился Герасимов, - Я же совсем забыл пригласить всех вас на завтра к себе на маленький сабантуй!
- Это в честь чего же? - полюбопытствовал Марифов.
- В честь моих двадцати пяти! - поведал старлей.
- О-о! - протянул Марифов, - Так завтра пьянка!
- Именно! - ответил Герасимов, - Так что жду вас со своими вторыми половинами к ужину!
- Блин! – расстроенным голосом выкрикнул Кравченко, - День рождения! Я же совсем забыл о нём! Нас с супругой пригласили же сегодня тоже на день рождения. К Ирке, ну вы же знаете её, из медсанчасти! Я же обещал своей, что буду дома к восьми вечера... Блин! Она же меня ждёт!.. А который сейчас час?
- Без четверти двенадцать! - ответил Герасимов.
- Елки-палки! - вырвалась из уст старшины, - А нас приглашали на восемь!
- Ничего страшного, - с иронией сказал Герасимов, - как раз на сладкий стол успеваете!
- Я же обещал! - не мог успокоиться Кравченко, что не сдержал слова.
- Ничего, старшина, не отчаивайся! У вас ещё медовый месяц. Так что «сладкий стол» тебе сегодня на ночь супруга и так организует! - с подвохом произнёс Герасимов.
- Это уж точно! - подхватил и Дюрягин, достаточно хорошо изучив темперамент эмоциональной Светланы, - Если будет совсем «сладко», приходи спать к нам! У нас места хватит!
- Не обращай на них внимания, старшина! Они тебе просто завидуют! - принялся заступаться за Кравченко ротный.
- Ага, завидуем! - полусмеясь сказал Герасимов, - Ты, главное, когда придёшь домой, сразу же поставь её на место, я имею ввиду жену! Она должна чётко знать все свои права и обязанности! А ты, как законопослушный муж, должен знать свой коврик! Как пришёл домой, так сразу на него улёгся, сказал жене: "Цыц, женщина! Хозяин пришёл!", калачиком свернулся и на покой...
- Смейтесь, смейтесь! – не обижаясь парировал Кравченко, - Вы все судите по своему неудавшемуся опыту. А у нас такого никогда не будет! У нас - любовь!
- Гм! - демонстративно прокашлялся Герасимов, - Дай-то Бог! Дай-то Бог! Мы же совсем не против! Только послушай моего совета, старшина. Прежде чем идти сегодня домой, вернись назад, к клумбе, и нарви букет цветов, и только после этого явись на глаза своей благоверной. Я, когда чую за собой вину перед своей, всегда так поступаю. Принёс ей какой-нибудь дешёвенький «веник» - она и растаяла! Учись, студент!
Андрею не понравилась та интонация, на которой Герасимов говорил с ним. И всё же, советом сослуживца он не пренебрёг. Попрощавшись со всеми, старшина возвратился к клубу, нырнул в цветочную клумбу и нарвал большой букет...

-3-

Андрей позвонил в дверь. Напрягая органы слуха он мысленно представил себе шорох халата Светланы, что поспешно мчалась к нему навстречу. Но, увы, воображение так и осталось воображением. К двери никто не подходил. Позвонив ещё раз, Кравченко подумал: "А может она сама пошла на день рождения к Ирине, надеясь, что я приду туда позже, следом за ней?" Достав из кармана ключи от квартиры, старшина отворил себе дверь сам.
Быстро разувшись, Кравченко принялся переодеваться, планируя отправиться к Ирине за супругой. Приведя свой внешний вид в порядок, прежде чем выходить из дому, он решил заскочить на кухню, чтобы утолить жажду. Там-то Андрей и наткнулся на Светлану. С печальным видом, при выключенном свете, она сидела у окна и смотрела на улицу. На ней было надето совсем новое платье, которое они только-только купили. Ей очень хотела похвастаться обновкой перед подругой...
- Ты дома? - растерянно и радостно произнёс Андрей.
- А где мне ещё быть? - удивлённо и с укором переспро-сила Светлана.
- Я думал ты пошла на день рождения!
Светлана с негодованием посмотрела на мужа.
- Ты издеваешься? - обиженно произнесла она.
- С чего ты взяла?
- С чего?.. Он ещё спрашивает!
Андрей виновато посмотрел на жену. Потом, спохватившись, протянул ей свежий букет.
- Вот, это тебе! - подлизываясь улыбаясь, произнёс он.
Светлана с безразличием посмотрела на цветы. Ни слова не сказав, она вдруг встала со стула и, пренебрегая букетом, прошла мимо мужа.
- Подожди! - хватая жену за руку, произнёс Андрей, - Ну извини меня! Я не мог прийти раньше. Нас задержал замполит полка. Честное слово, я чувствую себя виноватым перед тобой. Но я ничего не мог сделать!
- Отпусти меня! - вырываясь из объятий мужа, выходя из себя прокричала Светлана, - Слышишь?! Мне больно!
Старшина отпустил руку жены. Та сразу же направилась в комнату. Тогда Андрей проследовал за ней.
- Ну давай поговорим! - пытаясь обнять супругу, снова принялся извиняться Андрей.
Однако Светлана решительно стала отбиваться от этих объятий.
- Я же сказала тебе, не трогай меня!
- Чем я тебя обидел? - на этот раз уже у Андрея стали сдавать нервы. Отказываясь понимать подобный психоз жены, он демонстративно отпустил её и отошёл в сторону.
- Ты думаешь мне приятно сидеть здесь одной, в четырёх стенах?.. Единственный раз в жизни нас пригласили на день рождения. Я обрадовалась, думала что хоть немного развеюсь от этих монотонных будней... И, пожалуйста! Вынуждена одна сидеть у окна и ждать у моря погоды!
- Ну я же не преднамеренно опоздал! - выходя из себя, громко произнёс Андрей.
- Не кричи на меня! - ещё громче выкрикнула Светлана.
- Я не кричу! - понижая тон, ответил Андрей, - Ну ты должна понимать, что я не на гражданке! Я военнообязанный человек! Я не располагаю своим временем!
Светлане нечего было возразить. Но и признавать свою неправоту она также не желала. Надувшись, она уставилась в открытое окно и принялась смотреть на звёздное небо.
- Ну ладно, сегодня у нас не получилось сходить куда-нибудь развеяться. Зато завтра нас пригласили на день рождения к Герасимову. Ему исполняется 25 ! - произнёс Андрей, пытаясь отыскать путь к примирению и, подойдя к жене, снова обнял её, - Ну перестань дуться! Я люблю тебя! Иди ко мне! - и он принялся её целовать.
- У меня болит голова! - после нескольких поцелуев, произнесла Светлана, уворачиваясь из объятий.
Андрей почувствовал холодность к себе со стороны жены. Расстроившись, он тут же отпустил её.
И тут к старшине подкралась подозрительная мысль, которая и раньше несколько раз посещала его. Однако тогда он ею категорически пренебрегал, не позволяя ей сплетать гнездо в своём сердце. Сейчас же эта навязчивая гостья уловила, таки, подходящий момент и с новой силой принялась атаковать Кравченко.
- А кто это подходил к тебе сегодня, где-то около 15.00, и так долго с тобой о чём-то беседовал? - принялся разыгрывать сцену ревности старшина.
- Ко мне многие подходят о чём-либо спросить. Ведь я на то и продавец, чтоб проконсультировать покупателя об интересующем товаре! - широко раскрыв глаза, с удивлением парировала Светлана, - А ты что, заходил сегодня ко мне?
- Заходил! - ответил Андрей, продолжая разыгрывать из себя гневного мужа, который застал свою неверную жену с поличным.
- Так почему же ты не подошёл ко мне? - не отрывая своих глаз от мужа и не переставая выражать удивления, спросила она.
- Да вы так любезно ворковали с каким-то старлеем, кажется, с третьего батальона, что мне показалось моё присутствие излишним! - уставившись на люстру, продолжал выдвигать свои обвинения Кравченко.
- Зачем ты так? В чём моя вина? Я просто разговаривала с человеком! Он, оказывается, тоже из Москвы, и нам было интересно пообщаться друг с другом!
- Общение общению рознь! - с укором выпалил Андрей, - Я тоже иногда общаюсь с другими женщинами. Но, при этом, я никогда не позволяю себе бесстыдно пожирать их глазами! А тот старлей именно так и смотрел на тебя! И ты это прекрасно чувствовала! Я не верю в то, что женщина не чувствует взглядов, они отличаются! Дружественный взгляд и взгляд того, кто хочет тобой обладать - они также отличны друг от друга, как небо от земли!
Внимательно следя за логическим развитием мысли мужа, Светлана едва не поперхнулась от нахлынувших на неё чувств негодования.
- Постой! - вырвалось у неё, - Уж не хочешь ли ты сказать, что я тебе неверна?
- Ничего подобного я тебе не говорил.
- Как же, не говорил? Ты на меня смотришь так, будто застал в постели с этим старшим лейтенантом! Мало ли кто на меня как смотрит! Ну и пусть смотрят! Я же тебе не изменяю!
- Но ты подаёшь повод таковым старлеям на что-то надеяться в будущем!
- Я никому ничего не подаю!
- Нет, подаёшь! - стоял на своём Андрей, - Благочестивые жёны стыдятся даже общаться с такими мужчинами, которые без всякого стыда и совести позволяют себе так пожирать глазами замужних женщин!
- Так значит я неблагочестивая жена, да? Я - шлюха? - едва не переходя на истерику, прокричала Светлана.
- Я такого не говорил!
- Нет! Ты именно это сказал! - не могла успокоиться она, - Да что ты вообще понимаешь в женской психологии?! Да, женщине нравится когда она интересна не только одному мужу, но и другим мужчинам! И это совсем ещё не значит, что она обязательно шлюха! Да, я хочу нравиться не только тебе, но и другим! И я не вижу в этом ничего преступного! Или, может быть, ты хотел чтобы я, выйдя за тебя замуж, напялила на себя паранджу, как это делают на Востоке? В таком случае тебе нужно было жениться на мусульманке! Но только я глубоко сомневаюсь в том, что те, покрыв себя паранджой, смогли избавиться от желания быть любимыми и желанными многими! Потому что они, хотя и мусульманки, но такие же женщины, как и мы. А раз они женщины, то и им свойственно стремление к счастью!
- Ты считаешь что в этом счастье?
- Конечно! - широко раскрыв глаза от удивления, что её муж так невежественен, произнесла Светлана, - А в чём же ещё?..
- Не знаю, - произнес Андрей, - Но мне всегда казалось, что счастье неразрывно связанно с любовью. А любовь для меня немыслима без верности. Верность же хранит себя от множества. Она не может любить одного и, в то же время, стремиться нравиться другим. Или я ничего не понимаю!
Андрей тяжело вздохнул и пошёл набрать в вазу воды, чтобы поставить в неё наконец-то принесённые цветы. Ему больше не хотелось говорить с женой ни о чём. Грусть обхватила его в железные объятия. Ему захотелось уединиться, чтобы предаться размышлению. Он даже подумал о том, чтобы отправиться спать в казарму. И тут ему припомнились слова Герасимова и Дюрягина о «сладком столе».
"Да, уж, - с иронией сказал Кравченко сам в себе, - что «сладким» выдался этот вечер, то «сладким»!"
Андрей собирался, уж было, выйти в коридор и обуться, для прогулки по ночному городку, когда его окликнула Светлана.
- Иди ко мне!
Старшина не долго колебался. Облегченно вздохнув, что ссору удалось загасить, он приблизился к жене...

- 4-

...Как только офицерский состав покинул казарму, вслед за ними отправился домой и дежурный по этажу старшина роты связи прапорщик Гринёв. Согласно Устава, в каждом подразделении должен оставаться на ночь ответственным за порядок в казарме один из офицеров, либо кто-то из сверхсрочников. Как правило, в гарнизоне подполковника Сыча таковые дежурные отдавали приказание своим подчинённым внести в каптёрку обычную солдатскую кровать, на которой до самого утра и несли свою вахту. Бывали и исключения. Спать в канцелярии роты довольно, таки, неуютно и неприятно. Запах нафталина и сапожного крема производил дурманящее действие на спящего. По этой причине ответственные и сбегали с казармы домой. Так поступил и Гринёв. "Если меня будет спрашивать дежурный по полку, скажешь, что я только-только куда-то вышел и скоро приду!" - отдал последнее наставление прапорщик дежурному по роте сержанту и, крадучись, направился по ступенькам вниз.
Не успел ответственный скрыться из черты видения дневального, как из расположения разведроты, также крадучись, появился каптёрщик Редько. С голым торсом и в подтяжках молдаван подошёл к тумбочке дневального.
- Харя! (Фамилия у него была Харченко) Все ушли? - оглядываясь по сторонам, спросил каптёрщик.
- Да все, все! - недовольно ответил тот, - Не мешай! Видишь, письмо пишу!
- Давай, давай, пиши, «слоняра»! - и Редько, с улыбкой на лице, ударил первогодку кулаком в грудь.
- Перестань! - потирая грудь простонал Харченко, - Больно же!
- Ты что, устава не знаешь? Письма он на тумбочке пишет! - разыгрывая из себя грозного начальника уставника, сделал замечание Редько, - Ты лучше «на фишке стой»! Смотри, чтобы никто из проверяющих не заявился нежданно-негаданно для всех! В случае чего кричи: "Дежурный по роте, на выход!" Понял?
- Да понял, понял! - всё также раздражительно фыркнул дневальный.
- Вот так-то оно лучше! - и молдаван, чуть шлёпая казарменными тапочками, направился к сушилке. Подойдя к двери, он несколько раз дёрнул в бок ногой, изображая мнимый бой с тенью, и негромко выкрикнул: "Ха!", "Ха!" После этого каптёрщик постучался и произнёс, - Русиков, открывай! Это я!
Дверь приоткрылась и Редько скрылся в сушильном помещении.
- О-о! Сколько вас здесь! - восторженно произнёс молдаван, когда обнаружил в сушилке с десяток не спавших сослуживцев. Несколько старослужащих усердно подготавливались к дембелю, делая пышный начёс на шинелях. Под искусными руками дембелей войлочные изделия превращались в мохнатые тёмно-серые шубы.
Младший сержант аккуратно раскрашивал дембельский фотоальбом. На одну из первых страниц этот щупленький таджик наклеил фотографию светловолосой девушки, которую он выкрал из письма, пришедшего одному молодому военнослужащему. Подобного рода случаи в армии бывают довольно часто. "Иметь «слонам» фотографии таких красивых девушек - непозволительная роскошь!" - говорил младший сержант Одинаев. В углу фотографии, на лицевой её стороне, девушкой была начертана надпись: «Любимому Паше от Нади!» Однако «дед» оказался смекалистым и сообразительным. Достав в клубе растворитель, он аккуратно вывел надпись «Паше» и корявым почерком надписал «Муссе»! С широкой улыбкой и неописуемой гордостью таджик показывал всем своим землякам «свою» девушку. В центре сушилки был сооружён небольшой столик. На нём лежали несколько полупустых консервных банок и пару кусочков белого хлеба.
Редько испытующим взглядом окинул всех присутствующих и перепугано уставился на столик, - А где самогонка? Вы что, всё уже выпили?.. Без меня?!
- А ты как думал? - вытягивая изо рта сигарету, произнёс старший сержант Беляев.
- Чмошники! - обиженно завопил Редько, - Я достал пять бутылок самогонки, а они всё сами намахнули! Ладно, ладно! Я вам это припомню!
- Да оставили тебе, не ной! - пуская кольцами дым, протянул Беляев. Он восседал на одном из больших полевых термосов, как царь на троне, - Он твоя порция, в бутылке стоит! То всё тебе оставили. Ато уже и расплакался!
- И это всё, что вы мне оставили? - простонал Редько, - Всего полбутылки?! Чмори! Ой, чмори!!!
- А ты че хотел? - отозвался Клещ (Фамилия у него была Клещатов). Он уже клевал носом, когда до него донеслось недовольство каптёрщика, - Ты думаешь, я больше выпил?
- Ой! А сколько тебе надо?! - наливая себе в кружку остатки самогона, произнёс Редько, - Смотри, не свались на пол! Ато завтра с фингалом будешь, подумают что кто-то поставил. Шёл бы лучше спать!
- Действительно, Лёха, - обратился Клещ к Беляеву, - пойду я уже спать!
- Сидеть! - протяжно и властно произнёс замкомвзвода, - Я тебя ещё никуда не отпускал!
- Как скажешь, Лёха, как скажешь! - пожимая плечами, испуганно ответил Клещ.
Беляев был очень силён физически. После прапорщика Бажана он был вторым в полку по массивности. Особо развитым интеллектом он не отличался. Всю свою волевую энергию этот человек устремлял исключительно лишь в мышцы. Он был единственным в роте, у кого совершенно не было друзей. Сослуживцы не уважали его из-за выслужливого нрава. Офицерам этот мордвин также не был симпатичен. И всё же, не смотря на его недружелюбный нрав, Дюрягин выдвинул кандидатуру Беляева на должность своего зама. У этого военнослужащего была розовая мечта - уволиться домой «старшиной»! Он, в буквальном смысле, бредил ею. Даже когда спал, то во сне начинал кричать, будоража спящую казарму: "Первый взвод, строиться!.. Фёдоров, дебил, куда пошёл?! Клещ! Ко мне!.. Я кому сказал, ко мне!.." Весь этаж казармы насмехался над ним, правда, за глаза. В лицо же высказать свою неприязнь этому служаке не многие решались. Зная слабое место Беляева, Дюрягин крутил им как хотел. Взводный всегда был уверен, что тот скорее умрёт, чем не выполнит приказ. "Ну, Лёха, поедешь домой старшиной!" - подобного рода высказывания служили для мордвина лучшим допингом.
Клещатова также не уважали. Солдаты называли его «внештатным личным оруженосцем» Беляева или, проще говоря, «шестёркой». Он был на период меньше своего замкомвзвода. Со стороны эта пара напоминала персонажей сказки Киплинга «Маугли», Шерхана и Шакала. Некоторые военнослужащие так их и называли.
- Ну что, ты подслушал о чём говорил в каптёрке Кочев? - наводя порядок в сушилке, спросил сушильщик разведроты Русиков у Редько.
- Подслушал, - закусывая консервой ответил каптёрщик, - Кажется у нашего Спиридонова могут возникнуть большие осложнения из-за этого Уманца!
- Эти «слоняры» вообще уже оборзели! - недовольно протянул Одинаев, - В наше время с нами разговаривали попроще!
- Так вот и я об этом! - подхватил тему разговора рядовой Минаев, - С нами «старики» так не панькались, как мы сейчас панькаемся с «салагами»!
- Нет сегодня на них Мехрабова! - протяжно произнёс Беляев, - Им бы такого замстаршину, так они б все вешаться стали!
- Да-а! Мехрабов - это зверь был! - согласился Одинаев, - Помните, когда мы были «слонами», ну когда отправились в первый раз на зимние учения...
- Ну-ну! - напрягая память, ответил за всех Минаев.
- Когда «старики» заставили нас вымыть им хорошенько котелки! - продолжал говорить Одинаев, - И как кто-то, кажется это был Алейников, решил нагреть немного воды, чтобы легче было вымыть жирную посуду... И как зашёл он в отопленную палатку, где грелись дембеля и, без разрешения Мехрабова, поставил котелок с водой на буржуйку!
- Лучше и не вспоминай! - протянул Минаев, - Я думал, что и не выживу в ту ночь!
- А что там было? - с любопытством спросил Русиков, который был на период младше и потому не знал о происшедшем.
- Что было? - с озлоблением и наигранной улыбкой переспросил Минаев, - Увидав на буржуйке котелок с водой, Мехрабов пришёл в такое бешенство... В ту ночь в лагере из офицеров никого не осталось, их всех вызвали тогда на какое-то совещание. С ротой остался лишь старшина Кульдибиров, - был у нас такой когда-то. Татарин по национальности. Тоже подарочек! Наш Кравченко, по сравнению с тем садистом, просто золотой мужик!.. Ну, так застроили нас тогда всех «слонов» в одну шеренгу...А Кульдибиров в это время делал вид, что ничего не слышит... Приёмничек в палатке слушал, гнида!.. "Вы что же это, «слоняры», жизни сладкой захотели?! - принялся орать на нас Мехрабов, - Солдатская служба малиной показалась!" Потом приказал нам раздеться... на морозе, гнида!.. Загнал нас в снежные сугробы и заставил драить снегом котелки!.. А потом, посчитав видимо что это слишком лёгкое задание для нас, решил испачкать наши котелки... дерьмом! Гнида! «Стариковские» котелки, естественно, он не дал пачкать... Я после той ночи со своего котелка три дня жрать брезговал. Да потом, с голодухи, сдался. Жрать-то хочется!.. А потом Мехрабов устроил нам «ночное шоу»!
- Это ещё что такое? - спросил Русиков.
- Пусть тебе кто-нибудь другой расскажет! - опуская вниз глаза, униженно ответил Минаев.
- Видал? - произнёс Беляев, указывая на свои передние два выбитых зуба, - Это автограф Мехрабова... Один из штрихов «ночного шоу»!
Все замолчали. Фамилия Мехрабов в разведроте отождествлялась с какой-то страшной легендой, подобно собаке Баскервили, наводящей на поколение последних «стариков» вчерашний ужас. «Штрих», указанный Беляевым, показался тем, кто не застал грозного дембеля, весьма убедительным и впечатляющим. Если даже такого «лба», как мордвин, сломали, то каковой же участи подверглись бы они, оказавшись на его месте?..
- Так говоришь, что у Спиридонова будут большие неприятности? - обратился Одинаев к Редько, желая вернуться к оставленной теме разговора, которую перевёл в иное русло Русиков.
- Ага! - выгребая ложкой остатки консервы, ответил каптёрщик, - И не только у Спиридонова. Дюрягину тоже досталось. Кочев так орал на него, так орал! Одним словом, если Уманец не примет присягу, то взводному мало не покажется!
- Да-а! - протянул Русиков, - Жалко мужика! Могут в пехотный батальон перевести...
Беляев сделал очередную сигаретную затяжку, продолжая с вниманием вслушиваться в рассказ каптёрщика. То, что над его командиром нависла реальная угроза распрощаться с обжитым подразделением, совершенно не радовало мордвина. Неизвестно, каким будет новый командир первого взвода? Будет ли он также доверять своему заму, как это делал Дюрягин? Неужели ему навсегда придётся распрощаться со своей «розовой мечтой»?
- Пусть только попробует не принять! - озлоблённо протянул Беляев, - Если этот выродок не примет присягу, то я ему устрою!
- А что ты ему сделаешь? - произнёс Русиков, - Когда я был в учебке, на механика водителя, так у нас в соседней роте тоже попался один фанатик! Только наш евангелист, а тот был - баптист. Что с ним только не делали!.. И на губе сидел 10 суток, нюхая хлорку! И целые сутки простоял в кабинете начштаба, не присев ни разу! И голодом морили, и угрожали, и били... И ты думаешь он принял присягу? Какой там! В дисбат отправили!
- Не таких обламывал! - и Беляев ударил кулаком правой руки в ладонь левой, - Я ему устрою ночь «Варфоломеевскую», протестант несчастный! - и он поднялся и направился к двери, - Клещ! За мной!
Клещатов испуганно встряхнул головой, приходя в себя от хмельной дремоты.
- Иду, Лёшенька, иду! Ты же знаешь, что я с тобой и в огонь и в воду! - и Клещ, чуть покачиваясь, пошёл за Беляевым.
В это время дежурный по роте сержант роты связи Конюхов поднял с постели свою молодёжь для наведения порядка в казарме. Солдаты, не принявшие ещё присяги, вымывали - кто ленкомнату, кто «взлётную полосу» (Так называли солдаты центральный коридор, за его обширные размеры), кто расположения кубриков, кто умывальники, кто туалет. Одним словом, шла обычная уборка казарменной территории.
Беляев вышел из сушилки и медленной, старческой походкой направился по «взлётке» к кубрикам разведроты. Следом за ним, протирая сонные глаза, плёлся Клещ.
Проходя мимо тумбочки дневального мордвин посмотрел на пишущего письмо Харченко. Тот был так поглощён своим занятием, что даже не заметил подошедшего к нему замкомвзвода.
- Харя! - засунув руки в карманы, обратился к дневальному Беляев, - Сколько «дедушке» осталось?
От неожиданности тот аж вздрогнул.
- 110 дней! - ответил Харченко и выдавил льстивую улыбку, желая всем видом показать, как он рад за «деда».
- Ты что же это, «слоняра», издеваешься?! Ты хочешь чтобы «дедушка» на целые сутки дольше задержался в этом дурдоме?! - и Беляев нанёс дневальному сокрушительный удар кулаком в грудь. Тот аж влетел в металлическую решётку, что служила перегородкой в оружейную комнату, - Ану, хорошенько посчитай, сколько «дедушке» осталось?
- 110! – с испугом повторил тот.
- Харя, ты че, припух? - и Беляев уж хотел было нанести повторный удар, когда сзади себя услышал голос.
- Беляй, хорош моих подчинённых бить! - вмешался дежурный по роте сержант Конюхов, - Он, своих «слонов», или «духов», поднимай и «воспитывай»!
- Конь! Твои «слоны» уже вообще оборзели! - широко растопырив глаза от возмущения, негодовал мордвин, - Представляешь, что он мне только что сказал?! Это чмо сказало, что «дедушке» осталось до Приказа аж 110 дней!
- Так он тебе всё правильно сказал! Посмотри на часы, там только без десяти двенадцать! - прояснил ситуацию сержант, - Через 10 минут до Приказа останется 109 дней!
Беляев туманными глазами посмотрел на висящие над входной дверью в казарму часы.
- Действительно! - кивая головой произнёс замкомвзвода, - Харя, твоё счастье, что он та большая стрелка ещё не стала на цифру «12», ато б я тебе устроил!.. Так что, Харя, вешайся! Тебе до твоего дембеля ещё вешаться и вешаться! А мне... - и Беляев издевательски похлопал дневального по щеке, - Скоро «дедушка» поедет твою бабу целовать! Даш адресок своей крали?.. Да не жмотись! На всех хватит! Я и тебе оставлю!.. Так что, мочи, мочи, Харя, наряд! Тебе, салага, положено! Ой, и сколько же их ещё ждёт тебя впереди! Я б на твоём месте взял вот этот брюшной ремешок, попросил у старшины кусок хозяйственного мыла и... - Беляев обвёл рукой около своей шеи и злорадно ухмыльнулся, - пошёл бы в умывальник и повесился, честное слово!.. Представляешь, Харя, как я буду с твоей бабой... А ты, сынок, будешь стеречь
наш ночной покой! Вешайся, Харя, вешайся! - и мордвин направился в расположение своей роты.
Как только старший сержант отошёл от дневального на большое расстояние, Харченко сам себе под нос произнёс:
- Чем больше в армии дубов - тем крепче наша оборона!
В этот момент к нему приблизился Клещ. Подражая своему замкомвзвода, засунув руки в карманы и отбросив голову назад, он принялся докучать молодому солдату:
- Харя! Сколько «старому» осталось?
- Пошёл вон отсюда! - уверенно ответил Харченко, нисколько не боясь «старого», - Всякое чмо будет мне вопросы задавать!
- Ты кого, «слоняра», «чмом» назвал? - и Клещ выпятил свою грудь.
- Тебя! А кого же ещё?! Ану, давай, вали отсюда, пока я тебя не спустил с лестницы! - и дневальный сделал шаг навстречу «старому».
Увидав, что его нисколько не боятся, Клещ сразу же охладил свой пыл.
- Твоё счастье, что у нас с Лёхой неотложное дело! - гордо задрав голову вверх, выпалил Клещатов, - Ато б я тебе устроил ночь «Вор-вор-вррр-малвейскую»! - запутавшись в языке, еле выговорил свою угрозу «старый» и поспешно удалился от «борзого» «слона», догоняя Беляева.
- От уж и чучело! - рассмеялся вслед тому дневальный, - Такого наплёл, что и сам, небось, ничего не понял! Ночь какая-то? «Вармолвейская»?.. Варфоломеевская, наверное!
В кубриках «духи» (Так называли тех, кто ещё не принял присягу) заканчивали вымывать пол. Старательную молодёжь контролировал второй дневальный. Расслабив свой кожаный ремень так, что штык-нож свисал ниже колен, он с важным видом прохаживался от одного кубрика к другому. Время от времени дневальный делал «духам» замечания, чтобы те не «сачковали», а лучше выдраивали под кроватями и под батареями.
Когда Беляев собирался войти в отсек своего взвода, навстречу ему вышел сонный молодой военнослужащий.
- Сынок, я не понял, ты это куда собрался? - обратился мордвин к солдату.
- Да мне по нужде нужно, товарищ старший сержант! - ответил тот.
- Разве ты не знаешь, что в туалет можно идти только после двадцати четырёх ноль-ноль? (Подобного рода постановления отдельных командиров гарнизонов в армии гражданскому человеку очень тяжело разъяснить).
- Ну мне очень нужно!
- А кого это волнует?! - удивился мордвин банальной нужде солдата, - Упор лёжа принять! Раз-два! Отставить, не резко! Упор лёжа при-и-нять! Раз-два! Вот так-то оно лучше. Отожмешься сорок раз, а потом в кровать! И смотри мне, если увижу тебя ещё раз раньше двенадцати не в койке, простоишь тогда до самого утра на подоконнике! Вопросы есть? Вопросов нет! Вот и молодец! Отжимайся!
После этого Беляев подошёл к койке Уманца. Как и положено молодым, тот спал на втором ярусе - чтобы «старому», лежащему снизу, если вдруг станет совсем невмоготу от скуки, можно было со всей силы залепить обеими ногами в пружинчатое дно кровати «салаги». 
- Ну где справедливость, Лёха? - проговорил Клещ, догнав своего замкомвзвода, - «Старые люди» не спят, а «салаги» дрыхнут, как дома!
- Уманец, подъём! - уставшим, старческим голосом произнёс Беляев и присел на табуретку, - Я сказал: Уманец, подъём!
Уманец вскочил с кровати и подошёл к своему командиру.
- Сынок, ты что же это с первой команды не поднимаешься? Игнорируешь приказы командиров? - пристально всматриваясь в сонные глаза Уманца, строго спросил Беляев.
- Я спал, потому сразу не услышал! - оправдался Уманец.
- Ты видал, Лёха, он спал! Да я в твоё время вообще не знал, что такое сон! Скажи, Лёха, ну где справедливость, где? - не мог угомониться ревностный защитник за «права стариков» Клещ.
- Клещ! - послышался голос Фёдорова, проснувшегося от громких возмущений Клещатова, - Если я ещё услышу с твоей стороны хотя бы один возглас, то я тебя прямо здесь урою! Разошлось чмо, спать никому не даёт!
Беляев посмотрел по сторонам. Большая часть разведроты спала. Чтобы не разбудить больше ненужных свидетелей, он решил перенести «разговор» со строптивым в более безлюдное и безопасное место.
- Уманец! Бегом марш в умывальник! - скомандовал замкомвзвода.
Уманец поспешно надел казарменные тапочки и устремился к указанному месту.
Когда мордвин вошёл в умывальную комнату, Уманец стоял уже возле окна и всматривался в звёздное небо. При появлении старшего сержанта «бунтарь» тут же повернулся к нему лицом. Следом за замкомвзвода, зевая, приплёлся и Клещ. Заботливый «оруженосец» прихватил с собой для своего «боса» табуретку, на которую Беляев и уселся. Сам же Клещатов пристроился на подоконнике.
- Сынок, - начал говорить Беляев, - ты в армии без году неделя, а шума из-за тебя столько, что хватило б и на дивизию! Ты что же это делаешь, сморчок? Ты ведь ещё зелёный, как... ножка у кузнечика! Говоришь, не будешь принимать присягу? Примешь! Куда ты денешься?! Я не таким, как ты, роги обламывал! Ишь, чего задумал! Служить он не будет!.. А я, по твоему, что, должен пахать здесь за себя и за того парня?! Я должен здесь гнить и жрать эту парашу, в то время как ты, чмо, будешь «тащиться» себе на гражданке?! Жизни сладкой захотелось?.. Я тебе устрою её!.. Вот что, сынок, я тебя предупреждаю: если ты не прекратишь выпендриваться, я тебе, сморчок зелёный, все зубы пересчитаю! Ты меня понял?.. Я тебя спрашиваю, ублюдок!
Уманец ничего не ответил. Вид его был невозмутим и спокоен. Такое хладнокровие «пацифиста» сильно задело мордвина. Вскочив с табуретки, Беляев приблизился к «непокорному» и, схватив его за грудки, прорычал:
- Я к тебе обращаюсь, фанатик несчастный, ты меня понял или нет?!
- Лёха, он тебя в упор не видит! - подал свой голос Клещ, - Это чмо презирает тебя!
Глаза Беляева налились кровью и лицо побагровело.
- Это правда, а, Уманец? - пристально смотря в глаза «бунтаря», переспросил мордвин, ища предлога для нанесения запланированного удара, - Ты меня не уважаешь? Ты не желаешь со мной говорить?
- Когда Христа несправедливо обвиняли, Он молчал и ничего не говорил в ответ. Потому и нам, христианам, следует подражать Ему во всём! - наконец произнёс Уманец и отвернулся от замкомвзвода.
- Ты понял, Лёха, он говорит, что его обвиняют «несправедливо»! - снова подал свой голос Клещ, - Он невинен, как дитя!
- Ты куда отвернулся?! - ещё яростней прорычал мордвин, - Сюда смотри, на меня! Ты говоришь, что тебя обвиняют несправедливо, что ты «христианин»!.. Какой ты христианин? Ты – «сектант», протестант несчастный! На меня смотри, я сказал! В глаза! В глаза!!! Где же твой крест, тогда, если ты «христианин»? У всех православных есть крест на шее, а у тебя его нет! Значит ты Иуда, предатель! Променял веру отцов на «секту»! - и Беляев со всей силы ударил «бунтаря» в область подбородка. От хорошо поставленного удара Уманец свалился на пол и залился кровью, - Что-то у тебя слабенькие кровяные сосуды в носу. Умойся!
Уманец приподнялся на ноги и, склонившись над умывальником, принялся умываться. Через несколько секунд вся раковина покраснела от кровяных потёков.
- Клещ! Дай ему свой носовой платок! - мрачным тоном произнёс Беляев.
После того как Уманец привёл себя немного в порядок и кровь его начала процесс свёртывания, он снова подошёл к своему замкомвзвода.
- Что, больно? - с издевательским сочувствием спросил мордвин, - Ничего, до свадьбы заживёт! Будешь знать как присваивать себе то, что тебе не принадлежит!
Уманец с недоумением посмотрел на старшего сержанта.
- Я не вор! – чуть обидчивым тоном произнёс пацифист.
Беляев уловил, что наконец-то, таки, ему удалось вывести из равновесия «бунтаря». Тот впервые выплеснул часть своих внутренних эмоций на поверхность.
Победоносно ухмыльнувшись, мордвин снова присел на табуретку и продолжил выдвигать свои обвинения:
- Нет, Уманец, ты самый настоящий вор! Ты присвоил себе то, что тебе не принадлежит - имя «христианина»! Твоё имя – «сектант»!
- Не тот иудей, кто по плоти иудей. Но тот иудей, кто по духу иудей! Не тот христианин, кто по плоти христианин, но тот христианин, кто по духу христианин! - выпалил в своё оправдание Уманец, - Вы, православные, только внешне «христиане». А мы - по Библии живём! Вы - унаследовали от своих отцов только внешнюю традицию. А мы - вернулись к первоапостольской чистоте!
- А с чего ты взял, что я православный? - цинично улыбаясь спросил мордвин.
На лице Уманца отразилась еле заметная растерянность, которая также не ускользнула от поля зрения замкомвзвода.
- Нет, конечно, меня крестили в Православной церкви, но только лично я вообще ни в кого не верю, ни в Бога, ни в чёрта! - честно признался Беляев, - Так что нечего отождествлять меня с какой-либо верой вообще!
Уманец понял, что совершил ошибку. Сам в себе он принялся укорять себя за то, что не оказался верным своему намерению - молчать. Ощутив неловкость за своё поведение, ему захотелось поскорее закончить затронутую тему разговора. Словно невзначай, он приложил руку к повреждённому носу.
- Если завтра у тебя будет синяк, скажешь, что споткнулся и упал! Понял?! - принялся инструктировать пацифиста Беляев.
- Христиане не могут врать! – тихо ответил тот.
- Ты понял, Лёха?! Он решил «настучать» на тебя! – принялся подливать масло в огонь Клещ.
- Это правда, а, Уманец? Ты решил «стукануть» на меня? – Беляев продолжал разыгрывать браваду, однако сердце его испуганно затрепетало.
- Бог сказал: «Не открывай наготы ближнего», - задумчиво ответил Уманец, ища ответа на поставленный вопрос скорее для себя, нежели для Беляева. Ему не хотелось быть ни «стукачом», ни «вероотступником».
- Чего-чего? Ты можешь говорить нормальным, человеческим языком, а не своими заученными библейскими цитатами?! – гневно рявкнул старший сержант.
- Я сказал, что христиане не делают доносов. Они всё вверяют в руки Вседержителя, у Него отмщение!
Услышав разъяснение Уманца, Беляев несколько успокоился. Если «бунтарь» говорил правду, - а на обманщика он не был похож, - то мордвину нечего было опасаться. На какое-то мгновение ему даже чем-то понравился этот пацифист. “А ведь будь таких фанатиков побольше, может быть и жизнь была бы веселее! – сам в себе подметил Беляев, - Такими «Уманцами» очень легко манипулировать! Забил головы этим истуканам о грозном боженьке – и руководи ими, как роботами! Как зомби!”
- А теперь ты немного поработаешь, - сказал замкомвзвода, - И вообще, запомни: отныне для тебя не существует команды «Отбой!». Каждый вечер ты будешь ложиться вместе со всеми, а потом тебя будет поднимать с постели Клещ, который будет давать тебе работу на ночь. Если справишься с ней до утра, то немного поспишь! А если нет, тогда – извини! Это армия, а не гражданка! Клещ! Вылей ему на пол десять вёдер воды! А вместо щётки и половой тряпки у него есть твой носовой платок. Заодно он его тебе и выстирает!
Клещатов аж подпрыгнул от восторга. Позабыв про сон, он бросился на поиски ведра.
Уже через две минуты, сияя лучезарной улыбкой, Клещ набирал в пластмассовое ведро воду и, с неописуемым наслаждением, опустошал его, демонстративно выливая содержимое на пол. Хотя в умывальной комнате имелся канализационный стёк, вода в него не вытекала, ведь Клещатов позаботился о том, чтобы закупорить дырку в полу половой тряпкой.
- Готово, Лёха! – гордо отрапортовал Клещ, когда вылил нужное количество воды и, проявив инициативу, усердно перевыполнил норму, вылив на кафель ещё и одиннадцатое ведро.
- Приступай, Уманец! - лениво произнёс Беляев.
Уманец покорно приступил к работе.
Лёха снова умастился на табуретку и принялся мечтать вслух. Он очень сильно полюблял это дело:
- Представляешь, Уманец, «дедушке» сегодня осталось уже всего 110 дней до Приказа!.. Даже не верится! Сколько всего позади!.. Ты работай, работай, Уманец! Привыкай к службе!.. Оденет скоро «старый» парадку… с погонами старшины!.. Приеду домой… с дембельским чемоданом в руке. Представляешь, Уманец, у нас в деревне ещё никто не увольнялся из армии «старшиной»! А я буду первым! – Беляев уставился в одну точку. Глаза его были широко раскрыты. Они светились от предвкушения долго ожидаемого счастья, - Выйду я из автобуса… напротив магазина… И все увидят меня!.. И скажут: “Смотрите! Уж не сын ли это Федьки Беляева, Лёшка? Точно, он! Весь в отца пошёл! Красавец какой!” А я пройду мимо них… И мимо Клавкиного окна пройду. Вот это баба!.. Хотя, кому я говорю?.. Ты же ведь и бабы, то, настоящей, небось, никогда ещё и не нюхал!.. Представляешь, Уманец, я, в парадке морского пехотинца, и, рядом со мной, Клавка!.. Хотя, что ты можешь представлять себе? Ты же ведь и жизни, то, ещё не видел!.. А я видел!.. У тебя же ведь ещё и пирожки домашние не вышли!.. Ничего, я из тебя сделаю человека!.. Не дрейфь, со мной не пропадёшь! Я тебя многому научу!.. Ато ведь что придумал – служить он не хочет!.. Если из-за тебя, сосунок маменькин, у взводного будут неприятности, то я тебя урою!.. Если замполиту роты из-за тебя, чмо, скажут положить партбилет на стол, ты не жилец!.. Ты знаешь, что у замполита нашего двое детей! Что он будет делать, если из-за тебя его, возможно, и из армии попрут? Куда он пойдёт со своими «спиногрызами»?.. А ты здесь свои права качаешь!.. Я тебе устрою ночь «Варфоломеевскую», протестант несчастный!.. Ато, ведь, панькаются с тобой, словно с маленьким!.. Со мной не так обращались, когда я был «салагой»!.. Не застал ты тех дембелей, которых мне довелось застать! Они б тебя быстро усмирили!..
Беляев говорил до трёх утра, пока Уманец не высушил весь пол. Под монотонную речь замкомвзвода. Клещатову удалось заснуть, прямо сидя на подоконнике. Убаюканный, словно колыбельной, плачевной песней мордвина, он продремал до окончания работы «бунтаря». Беляеву же спать совершенно не хотелось. Он знал, что отоспится днём, перед заступлением в наряд по роте. Уманцу удалось отбиться только в начале четвёртого. На сон ему оставалось совсем немного времени...

-5-

На следующий день после экстренного совещания в каптёрке Спиридонов собрал весь личный состав разведроты в ленинской комнате. После того, как все расселись по местам, он выступил с длинной речью, которую готовил чуть ли не целую ночь. Суть его выступления сводилась к тому, чтобы «осудить аморальный поступок гражданина Советского Союза Уманца». Больше часа потратил докладчик на свою речь, во время которой он постоянно цитировал высказывания видных политических деятелей и всевозможных новаторов мысли, которые единодушно утверждали, что «религия – это опиум для народа!». Потом, на смену замполиту, вышел ротный, который также призвал всех присутствующих «не оставаться безразличным к судьбе и поступку Уманца». После Тихомирова к трибуне стали выходить военнослужащие срочной службы, высказывая своё недовольство поведением «бунтаря». Но тот оставался непоколебим.
После официальной процедуры собрания, как только был подписан Протокол, беседа с Уманцем приняла личный характер.
- Ну не понимаю я тебя, Уманец! – не переставал атаковать Спиридонов, - Чего тебе не хватало? Ведь страна дала тебе и обучение бесплатное, и за лечение ты не платишь, и квартира у твоих родителей есть, а ты так позволил себя опутать «этим»! Вроде бы не глупый парень, и так поддался на агитацию сектантских проповедников!.. Посмотри на своих боевых товарищей! У каждого из них есть много различных интересных увлечений. Камышев, например, увлекается историей! Листьев – изучает сразу несколько иностранных языков! Беляев – штангу тягает! А сколько в роте прекрасных спортсменов и музыкантов! У каждого в жизни есть своя, высокая цель! А у тебя, какая у тебя цель в жизни?
- Научиться любить ближнего, прощать врагов своих и ненавидеть ложь! – очень хладнокровно ответил тот.
- Я с тобой согласен! – широко раскрыв глаза, продолжал говорить Спиридонов, - Ложь нужно ненавидеть! И Партия этому учит! Любить ближнего – это тоже хорошее дело! Люби Родину, страну свою, которая тебя вырастила, и защищай её, с оружием защищай! А вот любить врагов – это, извини, нельзя! Это неправильно! Как можно любить Гитлера, фашистов и тех, кто хочет напасть на твой дом? Зло нужно уничтожать!
- Зло можно уничтожить только любовью! – уверенно произнёс Уманец.
- Любовью? – вмешался Кравченко, - Скажи, у тебя девушка любимая есть?
- Любимой нет, - ответил пацифист, - А так, дружил с одной.
- Ну ладно, а сестра у тебя есть? – не отступал старшина.
- Есть! – пожав плечами, ответил Уманец.
- Представь себе ситуацию: ты со своей сестрой идёшь по улице, а вам навстречу выходят несколько «ублюдков», которые начинают приставать к твоей спутнице. Что ты будешь делать?
- А он упадёт на колени и станет лбом стучать об асфальт, Богу молиться! – со смехом произнёс Дюрягин.
Вся ленкомната разразилась от смеха.
- Нет, он станет им читать проповеди о любви к ближнему! – выкрикнул ещё кто-то из солдат.
- Ага! Пригласительную визитку вручит им на воскресное богослужение! – подхватил ещё кто-то.
Наконец все замолчали. Глядя на «пацифиста» рота не скрывала своих улыбок, по случаю удачно заданного вопроса старшиной. Уманец серьёзно задумался. Потом невозмутимым голосом ответил :
- Бог хранит своих детей!
Снова послышался недовольный смех. Такой ответ, конечно же, никого не удовлетворил.
- На Бога надейся, а сам не плошай! – произнёс Дюрягин, - Настоящий мужчина должен уметь постоять за себя и за других, а не быть тряпкой!
- А за детей Божьих стоит Бог! – стоял на своём Уманец.
- Ну что с ним говорить! – развёл руками Спиридонов, - Да он ведь, просто, фанатик!
- Уманец, ты не прав! – вмешался Герасимов, - Родину нужно защищать!
- Ато ведь что получается, нападут на нашу страну враги, все возьмут в руки оружие, а такие, как ты, будут дома отсиживаться?! – подхватил снова Спиридонов, - И тебе не стыдно будет, когда твои ровесники, Фёдоров, Садыков, Беляев и другие, грудью будут закрывать тебя, твою мать, всех твоих родных и близких от тиранов-захватчиков, а ты в это время будешь своему Богу молиться?! Неужели тебе хочется, чтобы твою страну оккупировали какие-нибудь изверги, которые будут насиловать твоих сестёр и твою мать, а потом и вовсе сделают всех своими рабами?
- Ещё не известно, кто кого возьмёт в плен, они меня – с оружием в руках, или я их пленю Божьей любовью! – чуть улыбаясь, с небольшой долей самоуверенности и потаённого тщеславия, о котором даже он сам и не догадывался, что таковое в нём ещё имеется, ответил Уманец, - Христос без оружия покорил всю землю! И нам, воинам Его, не подобает уповать на силу!
Все с недоумением посмотрели на «бунтаря». Его привычка, постоянно ссылаться на Библию, обескураживала многих. Конечно же, далеко не все, присутствующие в ленкомнате, являлись атеистами. Не смотря на то, что в лагере «развитого социализма» вера в Бога всегда уничижалась, многие продолжали веровать, хотя и тайно, не разглашая о своих убеждениях открыто. Именно им и интересен был Уманец. Слушая его речи, они со многим соглашались. В полемике с представителем коммунистической идеологии замполитом роты Спиридоновым Уманец выглядел предпочтительней и мудрее. Однако, в главном вопросе, по случаю которого они были собраны в помещении ленкомнаты, более убедительны были речи сторонников силового противостояния злу.
- Ты знаешь, - обратился Дюрягин к Спиридонову, - я всяких встречал людей в своей жизни, но таких фанатиков мне ещё не доводилось видеть! Это ведь, просто, уму не постижимо!..
- Уманец, скажи честно, кто тебя так идеологически обработал? – спросил замполит, - И вообще, долго ли тебя так обрабатывали?
Уманец задумался. Потом улыбнулся и ответил:
- Идеологически обрабатывали? Долго! Очень долго! С самого первого дня моего рождения меня сразу же начали идеологически обрабатывать!..
“О-о! Кажется лёд тронулся! – радостно подумал замполит, - Ну давай, давай, рассказывай всё по порядку! Наконец-то ты заговорил!”
- С ранних лет мне начали внушать, что Бога нет! – продолжал говорить Уманец. При этой строчке радостное настроение Спиридонова сменилось на волнение, - В школе усиленно проповедовали атеизм. Со всех сторон до меня доходила лишь тщательно отфильтрованная информация о нереальности всего того, о чём говорится в Библии. Даже, помню, книжку нам как-то показывали, якобы «научную», «Миф о всемирном потопе!». А в ней всевозможные высказывания псевдоучёных!.. О верующих же мне преподносили такую информацию, будто это «тёмные» и «забитые» люди, которые, якобы, верят в этакого Бога, типа того, которого часто рисуют на последней страничке журнала «Крокодил», в рубрике «Жизни святых и нечестивых». Мне вбивали в голову, что верующие верят в того нарисованного дедушку с крыльями, и я, естественно, первым делом так и поверил атеистам. Это было бы глупо, верить в такого бога! Такого бога, которого преподносят людям атеисты, я могу сказать смело, нет! Бог есть Дух! И поклоняться Ему нужно в Духе и истине! Атеисты меня «идеологически обработали», а Великий и Всесильный Бог расколдовал меня от этого атеизма-фанатизма, от этой религии наизнанку!
Последняя фраза Уманца просто шокировала замполита. Да и все остальные, присутствующие на этом собрании, были полностью обескуражены. О чём был этот диспут? О вере ли в Бога, или о пацифизме? Сектант постоянно превращал этот спор в иное русло. Неправильно было бы сказать, что он это делал преднамеренно. Скорее это замполит роты с самого начала повёл свою «просветительную работу» отнюдь не в правильном направлении. Избрав темой диспута вопрос о личной вере всякого человека, Спиридонов сам себя завёл в тупик. В то время, как вопрос об идеологии пацифизма оставался совершенно неразрешённым…
- Ты соображаешь, что говоришь?! – угрожающе произнёс Спиридонов. Он почувствовал, что внешняя атмосфера накалилась, и в этом состязании он выглядел в глазах разведчиков отнюдь не победителем, - Ты отдаёшь отчёт своим словам?
- То, что я говорю, то говорю не от себя! Я возвещаю вам слово не своё, а Божие! – очень решительно объявил Уманец.
- Ты разве не знаешь, что в нашей стране пропаганда религии запрещена?! – ещё строже произнёс замполит. Поняв, что красноречием и доводами ему не одержать в этом поединке победы, он решил прибегнуть к угрозам, - Разве ты не знаешь, что преступников закона ожидает тюрьма?!
- Знаю! – уверенно парировал Уманец, - Только рассудите сами, кого надобно более слушать в первую очередь, Бога или человека? А Слово Божие говорит верующим: “Итак, идите и научите все народы мира!”
- Ты живёшь среди людей, значит должен поступать по законам человеческим! – строго, даже с ожесточением, произнёс Спиридонов.
- Если законы человеческие идут вразрез с законами Божьими, то нет в них ничего человеческого! – стоял на своём «бунтарь».
- Тебе не нравится наша Конституция? – и Спиридонов демонстративно окинул взглядом всех присутствующих, как бы желая призвать всех в свидетели, которые смогли бы подтвердить сказанное Уманцем на суде, - Тебе не нравится наша Власть?
- Нет власти не от Бога! - со вздохом ответил Уманец, - Если Бог допустил такое испытание этой земле, значит на то была Его благая воля! Всякий народ достоин своих правителей, и всякие правители достойны своего народа!
- Советскую Власть ты называешь «испытанием» для этой земли? – возмущённо и с внутренним ликованием выкрикнул замполит. Он как бы говорил: “Ну, парень, теперь ты влип, так влип! Разве ты не знаешь, какая участь ожидает всех тех, кто осмеливается критиковать нашу Власть?!” – Да разве ты не знаешь, что Революция принесла трудовому народу истинную свободу! Класс эксплуататоров был, наконец-то, свержен и повержен трудовыми массами! Это раньше помещики и попы обманывали нас, простой люд! Ты считаешь, что было бы лучше, если бы они и дальше тиранизировали бедноту?! Ах, да! Я и забыл совсем, что такие, как ты, победили бы их своей любовью!.. Да только почему же ваша сектантская любовь не победила их до семнадцатого года?!
Уманец молчал. Многие восприняли это молчание за признание им за собой поражения. Однако таковые люди, как Уманец, очень редко сдаются без боя. Собравшись с мыслью, он принялся отвечать:
- Потому, что не много спасающихся! Большая часть людей не желает спасения своей души. Большая часть людей предпочитает идти «широкими вратами». А путь спасения – узок. И не многие находят его. Вот и революции совершают не те люди, которые избирают путь самоотвержения, а те, которые ищут лёгкой жизни, комфорта для своей плоти. Жизнь в рабстве им чужда и ненавистна. Оттого они, не боясь Бога, и восстают во все времена против тех, которые, как им то кажется, угнетают их и порабощают. А апостол Павел призывает рабов не противиться господам своим, а покориться им, как Господу.
- Так что же, выходит и Великая Отечественная война – это тоже дар Божий? – с негодованием произнёс Герасимов, - Столько замученных в концлагерях людей, среди которых было огромное количество ни в чём не повинных детей, это тоже любовь Божия?! Нужно было покориться фашистам и спокойно наблюдать за тем, как они спокойно и хладнокровно будут уничтожать наш народ, насаждая по всей земле лишь только свою, арийскую нацию?
- Зло творят люди, отвергающие Бога! А человек, который распинает в себе Христа, сам на себя навлекает проклятия до четвёртого колена. Народ, который с такой лёгкостью покорился цареубийцам и разрушителям храмов, вандалам, такой народ достоин был той участи, которой подверг их Господь! Народ избрал себе Варраву, разбойника и убийцу, а Христа предал на смерть, крича: «Распни, Его! Распни!» Не Бог повинен в тех бедствиях, о которых вы только что упомянули, не Бог! Грех приводит к смерти, и только он! – ответил Уманец, так и не разъяснив, каким же образом следовало поступить с фашизмом.
Наступило молчание. Ответ Уманца по-прежнему не убеждал всех в его правоте, по случаю отказа от воинской службы. И всё же, рота поражалась тем, что у сектанта были ответы чуть ли не на все вопросы жизни. Временами он казался мудрым человеком, а иногда несколько тщеславным в своих познаниях. Своим красноречием ему удалось, таки, посеять в сердцах многих любопытство к вере в Бога. И в то же время, вместе с добрыми семенами, он разбрасывал и недобрые, от которых произрастают в умах нечестивые плевелы. Те, кто имел в своём сердце некую веру в Бога, но не имел зрелой мудрости и рассудительности, начали сомневаться в том, должны ли были они идти в армию. По неопытности своей, они стали воспринимать сектантского проповедника чуть ли не за Божьего пророка…
- А как же тогда относиться к тем святым Церкви, которые именно оружием противостояли врагам Отечества? – спросил кто-то из солдат, - Александр Невский, Дмитрий Донской и многие другие, среди которых было множество монахов православных, неужели все они заблуждались? Да и вообще, если Православная Церковь, как ты говоришь, есть ложная церковь, дескать там не всё так истинно по Библии, как у вас, протестантов и сектантов, то где были вы раньше? Почему ваши веры появились так поздно?
- Я ничего не знаю про Александра Невского, Дмитрия Донского и других православных монахов. В Библии про них ничего не написано. Также там ничего не написано и о том, что только Православная Церковь, якобы, имеет полную монополию на толкование Священного Писания…
Уманец произнёс длинную речь, направленную против православия. Многое из сказанного им пришлось по сердцу Спиридонову. Для себя он узнал очень много нового, что отныне могло пригодиться ему для «разъяснительно-агитационных мероприятий». В лице сектанта он приобрёл себе даже тайного союзника в борьбе против Православной Церкви. Зато некоторым другим речь Уманца совершенно не понравилась. В частности одним из таковых был Кравченко. Воспитанный в православной семье, Андрей не мог равнодушно слушать «бунтаря». Хотя он никогда не считал себя подлинным ревнителем благочестия, но ревность по справедливости побуждала его заступиться за веру отцов. Однако что-то сдерживало его. Он не был полностью уверен в правильности такого поступка. Должен ли он был открыто исповедывать свои внутренние убеждения? Его менталитет противился всякой «показухе». Ему не хотелось притязать на роль «законоучителя»…
И тогда решил атаковать «бунтаря» Дюрягин. Видя, что никому не удаётся «поставить на место» пацифиста, этот офицер, со свойственной ему манерой, возжелал ужалить того с другой стороны.
- Знаешь, Уманец, - начал взводный, - ты думаешь, что те, которые вдолбили тебе эту глупость, сами верят так, как ты? Не обманывайся! Все эти ваши пресвитера только и наживаются на таких овцах, как ты!.. Была у меня одна такая знакомая, вроде тебя. Наташа! Первый раз, когда я её увидел, она показалась мне такой «святошей»! А потом, я обнаружил за этим «ангелочком» такое существо!..
- Ану-ану, давай, Дюрягин, рассказывай! – подхватили Герасимов и Марифов, при этом, не отрывая глаз от Уманца. Им было интересно пронаблюдать, как тот отреагирует на такой рассказ взводного, - Ты раньше нам этого не рассказывал! Так говоришь, у тебя «была» сектантка?
- Ага! Евангелистка! – уточнил Дюрягин, - Как-то я пришёл к одной знакомой, а её не оказалось дома. Зато её младшая сестра была…
- Симпатичная? – перебил говорящего Марифов, со светящимися от любострастия глазами.
- Ничего! Третий сорт не брак... Ну я думал в другой раз зайти, а она меня не отпускает. “Вы подождите её, она скоро придёт!” – сказала она мне. Ну я и прошёл в комнату…
- Ну, ну! – не терпелось услышать продолжение истории Марифову, - Что дальше было?
- Что дальше было? – переспросил Дюрягин. Разыгрывая из себя скромного человека, он опустил голову вниз, а потом гордо поднял её и продолжил выдумывать, - Ну, посидели мы с ней, поговорили… Вначале она мне о своём Боге, а потом… Вижу – она глазёнками своими всё зырькает на меня и зырькает… Влюбилась в меня, одним словом! Я к ней… Туда-сюда… Одним словом, таких у меня ещё не было! Сплошная страсть! А когда одеваться начала, так всё уговаривала меня, чтобы я никому не говорил, ато у неё мальчик, видите ли, есть – верующий!
- Ну Дюрягин! – заликовали от радости большая часть разведроты, будто взводному удалось лично установить флаг победы над Рейхстагом, - И молчал же!
Дюрягин со скромным выражением лица лениво потянулся и гордо ответил:
- А что? Буду я всем обо всём рассказывать!
Рота продолжала ликовать. Ещё бы! Ведь в понимании черни командиру первого взвода удалось, таки, наконец-то уложить «бунтаря» на лопатки. Уманец стоял с опущенными глазами и молчал. Ему, действительно, нечего было возразить на подобную пошлость офицера.
Когда собрание закончилось, рота стала покидать ленинскую комнату. Последними выходили оттуда Мелёхин и Кравченко. Оба они выглядели очень подавленными.
- Все равно, не могу я согласиться с Уманцем! – произнёс Андрей вслух, продолжая обсуждать сам в себе происшедшее, - Если рассуждать так, как это делает Уманец, то завтра нужно будет отказаться и от дверных замков. Ведь замки – это тоже, в некотором смысле, есть противление от воров!
Мелёхин задумчиво посмотрел на друга.
- Знаешь, - после тяжёлого вздоха, произнёс Сергей, - Мне ещё никогда не было так стыдно, как сегодня...
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я хочу сказать, что мне было стыдно участвовать в этом цирке, который сегодня организовал Спиридонов. Мне хотелось провалиться сквозь землю, только бы не присутствовать на этом собрании! Ведь Спиридонов сегодня не «пацифизм» судил, а веру человеческую! А это не одно и то же. Да, Уманец заблуждается в некоторых вопросах. Но есть в нём нечто очень положительное… возможно, несколько наивное, но человеческое!
- Может быть. Но только мне очень не понравилось, когда Уманец стал хулить Православие!
- А поведение Спиридонова и Дюрягина тебе понрави-лось?
- Нет, не понравилось! – ответил Андрей, - И все равно, поведение Уманца и поведение Спиридонова с Дюрягиным нельзя судить одним судом. Те безумствовали от невежества, а тот – от дерзости! Ведь те никогда не читали Библии, а тот знает её практически наизусть. А раз так, то и спрос с них будет различным в день суда. Я когда-то читал книгу одного святого отца Православной Церкви, аввы Дорофея. Так вот он приводит в пример очень интересный случай. В одном городе на базаре продавали рабов. И были среди продающихся две маленькие девочки, ровесницы, сёстры. И вот купила одну из них себе одна благочестивая монашка, а вторую приобрела развратная блудница. Таким образом две души попали под влияние двух, совершенно противоположных друг другу, систем воспитания. Одна – с раннего детства познала любовь к Богу и ближнему. А вторая – сделалась сосудом сатанинским. И спрашивает авва Дорофей: “Как вы думаете, одинаково ли будет судить этих двух сестёр Господь?” Конечно же, нет! Ведь Бог видит ту среду, в которой воспитывалась душа человеческая. Кому многое дано, с того многое и спросится. А с тех, кому меньше дано, от того Господь требует быть верным Ему хотя бы в том малом! Так и с Уманцем. Если ему дано было прочесть Библию, то с него и спрос будет больше, нежели с тех, которые никогда Священного Писания не читали. Фарисеи тоже знали Писание наизусть. Однако, все равно распяли Господа. Так и все сектанты. Они гордо хвалятся, что читают Библию каждый день и, в то же время, побивают камнями нечестивой критики тех, кто носит в себе Того, Кто вдохновил пророков и Апостолов написать Священные тексты!
- Почему ты так думаешь? – не мог согласиться Мелёхин.
- Разве ты не слышал, как Уманец, да и все остальные сектанты, неуважительно относятся к святым Божиим человекам? Разве ты не слышал, как они называют Александра Невского, Дмитрия Донского и всех остальных, кто с оружием в руках защищал Отечество и ближнего своего, исполняя заповедь Божью о заступничестве за несправедливо угнетаемых, называют их «безбожниками»?.. Если бы Уманец был исполнен Духа Святого, то он никогда бы не похулил святых. То, что они называют «терпением», является не добродетелью, а пороком. Они призывают к безразличию, не противлению злу. Если бы сектанты оказались тогда в храме, когда Господь с гневом опрокидывал столы и плетью изгонял хулителей благочестия, то они бы соблазнились Его поведением и не признали бы на Нём Святого Духа. Это сейчас они такие грамотные, что могут открыть Библию и прочесть, что это Сам Господь проявлял дело любви, изгоняя грех. А тогда на лбу у Христа не было написано, что Он Господь и Творец вселенной. Это очень легко, устраивать в сердцах своих памятники канонизированным святым и пророкам, и говорить: «Если бы мы жили во дни отцов наших, то не допустили бы убиения их!» Это легко, сказать: «Знаем, что с Моисеем говорил Бог. А откуда Этот пришёл – не знаем!». Легко сегодня назвать Апостолов святыми и признавать тексты Священного Писания богодухновенными. Куда сложнее признать в ещё не канонизированном человеке святого. Мы слишком часто не узнаём в Садовнике Господа. А почему не узнаём? Потому, что сердце замутнено грехом. Почему протестанты и сектанты не признают православных святых? Потому, что мыслят точно так же, как мыслили те, кто побивал камнями всех святых и пророков.
Мелёхин с восхищением посмотрел на друга. Он никогда раньше не слышал от старшины таких вдохновенных речей.
- Слушай, откуда ты всё это знаешь? – не смог удержаться от вопроса Сергей, - Ты так говоришь!..
Андрей уловил в своём сердце некое волнение. Будь он поопытней в духовной жизни, то обязательно распознал бы духа тщеславия, что подступил к нему через похвалу друга.
- Ниоткуда! Просто у меня бабка была сильно набожная. Вот она меня немного и просветила в вопросах христианской веры. В детстве я любил её слушать. После её смерти у нас осталось много старых книг. Вот я иногда и просматривал их. Правда, очень многие из этих книг показались мне слишком сложными для восприятия. Видимо, я ещё не дорос до них.
- Так почему же ты молчал на собрании? – недоумённо воскликнул Мелёхин, - Ты же просто обязан был разъяснить Уманцу его заблуждение!
- Я не законоучитель! – опуская голову, ответил Андрей, - К тому же, это не этично, высказывать свои познания вслух! Все святые Божии человеки всячески избегали славы человеческой. А были и такие, которые и вовсе скрывали от людей ту благодать, что получали от Господа. Они прикидывались сумасшедшими, чтобы не возгордиться. В народе их называли юродивыми Христа ради.
- Извини, но я не могу с тобой согласиться! Раз Бог дал человеку талант, то получивший просто обязан употребить его на благо ближнему! Ты же закапываешь свой талант в землю!
- Ничего я не закапываю! – сухо ответил Кравченко, - Для того, чтобы кого-то учить, нужно вначале самому стать идеально чистым. А я себя таковым не считаю!
- Мы все грешные! – не мог успокоиться Сергей, - Но, только, если все люди станут так рассуждать, как рассуждаешь ты, то тогда вообще некому будет разъяснять невежественным людям истину! Кто же тогда их научит?
- Не знаю! – ушёл от ответа Андрей.
- Нет, Андрюха, ты не прав! Ты просто обязан служить людям тем даром, которым одарил тебя Бог!
- Какое мне дело до чужих мертвецов, если у меня есть свой мертвец, которого я и должен оплакивать?!
- Что ты имеешь ввиду? Что ещё за «мертвец»?
- Мертвец – это моя грешная природа. Прежде, чем указывать ближнему на его прегрешенья, нужно сперва оплакать свои. А у меня их очень и очень много!
Мелёхин задумался.
- Хорошо, представь себе ситуацию, - произнёс взводный, - У тебя родился ребёнок. Ты когда начнёшь его воспитывать, сразу после его рождения, или только после того, как он достигнет совершенства?
- Не знаю. Я не готов сейчас отвечать на этот вопрос. – Кравченко явно не хотелось продолжать эту тему. Он осознавал, что ещё не созрел для серьёзного диспута по данному вопросу.
- Вот ты говоришь, что осуждаешь «пацифизм» Уманца. А сам, разве ты не являешься таким же «пацифистом»? Разве ты не проповедуешь своим поведением, что нужно не противиться злу заблуждений, а покорно отдаваться ему в рабство? На твоих глазах гибнет душа человеческая, которой ты можешь помочь, но ты, почему-то, предпочитаешь оставаться в стороне! Ну разве ты не «пацифист»?
Андрею не понравилось это обличение. Не зная, что ответить, он хаотично посмотрел на часы.
- Слушай, мне уже пора вести роту на ужин! – нашёл выход из положения Кравченко, - Давай отложим эту тему на другой раз… К тому же, нам же ещё идти сегодня на день рождения к Герасимову! Или ты забыл?
- Да нет, не забыл! – разочарованно ответил Сергей. Ему не понравилось, что его друг так отреагировал на поставленный вопрос.
- Ну тогда до вечера! – сказал Кравченко и поспешно покинул друга…

-6-

Вечером молодая чета Кравченко отправилась на день рождения к Герасимову. Это была первая их совместная вечеринка, на которую их пригласили в качестве мужа и жены. Андрей старательно ухаживал за Светланой, оказывая ей всяческое внимание. Она же также отвечала ему взаимностью. Со стороны они производили впечатление чуть ли не идеальной пары. Кроме них, поздравить именинника с двадцати пятилетием, пришли ротный с женой, Маркин, Мелёхин, Дюрягин, Бажан, и три молодых незамужних девушки, которых пригласила жена Герасимова, чтобы дополнить пары холостякам. Пришёл также командир роты материального обеспечения старший лейтенант Белянкин, что являлся закадычным другом Герасимова.
Немного посидев за столом, гости изъявили желание потанцевать. Герасимов включил магнитофон. Заиграла музыка. Подвыпившие гости принялись скакать.
Настроение у всех было приподнятое, за исключением Мелёхина. Он сидел на диване и о чём-то думал. Его попыталась пригласить на быстрый танец русоволосая Надя. Но Сергей выдавил на лице неестественную улыбку и вежливо уклонился от этого предложения. Тогда девушка присела рядом с ним.
- Почему ты такой грустный? – спросила она у Мелёхина.
- Тебе показалось! – и он ещё раз выдавил улыбку.
Девушка внимательно посмотрела в глаза офицера. Потом тяжело вздохнула и также о чёт-то задумалась.
Сергею стало неловко за свой поступок. Ему вдруг показалось, что, своим отказом на приглашение девушки, он невольно обидел её.
- Извини, я кажется обидел тебя! – принялся извиняться он.
- Да нет, всё нормально! – ответила Надя и также выдавила улыбку.
Желая реабилитироваться перед девушкой, Сергей завёл с ней разговор. Однако вскоре он утомился от этого неискреннего общения, ведь говорили они ни о чём, о пустом. И Надя почувствовала, что взводный по-прежнему находился не с ней, а где-то в ином месте. Испытав чувство вины за собой, что из-за неё Сергей прервал свои рассуждения, Надя решила откланяться и оставить его снова одного. И тогда уже сам взводный удержал её, взяв за руку.
- Подожди, не уходи! – взволнованно обратился к ней Мелёхин, - Извини, ещё раз, меня за такое поведение! Но только мне очень нужно с кем-то поговорить!
Девушка вопросительно посмотрела на Сергея.
- Если не возражаешь, давай выйдем в соседнюю комнату! – предложил взводный, - Ато здесь слишком громкая музыка, не позволяющая серьёзно сосредоточиться.
Надя согласилась.
Они встали из-за стола и прошли в соседнюю комнату.
- Как ты считаешь, - после небольшой паузы, произнёс Сергей. Он очень волновался. Чувствовалось, что ему было очень трудно выразить в словах всё то, что происходило в этот момент в его душе, - если ты видишь правду в поругании и, одновременно, понимаешь, что сам ты не в силах противостоять той огромной силе, которая поносит эту правду, ведь один в поле не воин… Тебя просто растопчут, как мусор… Ну как тебе ещё это выразить?.. Представь себе огромный механизм,.. типа часов,.. состоящий из огромных зубчатых шестерёнок… И вот, каждый человек имеет право выбора, как ему поступить… либо вписаться в этот механизм и стать таким же зубчатым колесом, в этой огромной машине, в этом механизме,.. либо стать клином,.. неудобным клином,.. неприемлемым всеми остальными зубчатыми колёсами клином… Ты меня понимаешь?
Надя, с серьёзным выражением лица, утвердительно покачала головой.
- Так вот, - продолжал говорить Сергей, - если человек не становится клином, потому что этот здоровенный зубчатый механизм его просто сотрёт в порошок,.. ведь ей, этой машине, совершенно не нужны такие клинья,.. то, как ты считаешь, этот человек трус?
Надя колебалась с ответом. Ей показалось, что Сергей намекает ей на что-то, связанное с политикой. Говорить же на эту тему девушке совершенно не хотелось.
- Мне трудно ответить на этот вопрос. – виноватым голосом произнесла она.
- И всё же?
- Я думаю, что этот человек должен сам решить, сможет ли он продолжать спокойно жить в роли такого зубчатого колеса, или же ему нужно осилить страх, переступить через него и стать этим клином, о котором ты говоришь,.. в этом механизме,.. даже если ему и предстоит быть растоптанным этим огромным механизмом. В противном случае этот человек просто сойдёт с ума от самоосуждения. И я даже не знаю, что для этого человека окажется труднее, быть мучимым в огне собственной совести и оставаться живым, но зубчатым колесом, или стать клином и, при этом, умереть, но остаться с чистой совестью…
Казалось бы, ничего нового и заумного девушка не открыла Мелёхину. Он и сам давно знал ответ на мучавший его вопрос. Однако, поддержка другого человека утвердила его в собственном намерении. Ведь и нить, сложенная вдвое, становится крепче…
- Спасибо! – с облегчением произнёс Мелёхин, - Ты мне очень помогла!
- Да не за что! – пожав плечами, ответила Надя.
Тем временем в соседней комнате продолжалось гулянье. Особенно выделялись Белянкин и Светлана. Командир РМО, вместе с женой Тихомирова, пытались изобразить нечто восточное. Кажется, это был танец живота. Рядом с ними вытанцовывала и жена старшины. В этот вечер она была неподражаема. Андрей не мог ею налюбоваться. Она казалась ему такой чарующей, что он даже не мог толком понять, от чего он больше пьян, от алкоголя или от того, что видел свою жену такой счастливой. И Светлана, действительно, была счастлива. В чём, в чём, а в танцах, да и вообще, в праздничных мероприятиях – она была первой!
Менялись кассеты. Музыка звучала разного направления. После того, как гости изрядно вспотели от «диско», Герасимов поставил что-то медленное.
Уставшая Светлана подошла к мужу и присела возле него. Сам же Андрей совершенно не любил танцевать. Он предпочитал больше наблюдать со стороны за танцующими. В этот момент к ним подошёл Белянкин. Словно не замечая старшины, командир РМО напрямую обратился к молодой женщине, приглашая её на танец. Та также даже не взглянула на реакцию мужа и тут же согласилась.
Ревнивый Кравченко аж заёрзал на стуле. Ещё сидя за столом, он заметил, что Белянкин всё время глазел на его жену, как кот на мышь. Это старшине очень сильно не понравилось. А тут и вовсе офицер «оборзел»! На танец пригласил его Светлану! Андрей был из той категории мужчин, которые считают, что если кто-то пригласил девушку или женщину на танец, то после этого он просто обязан на ней жениться! Ну а жёнам так и вовсе не положено танцевать с кем-либо другим, кроме как с одним лишь мужем…
Прикусив губу, старшина наблюдал за танцующей парой. При этом он очень внимательно всматривался в выражение лица супруги. Ему показалось, что та излишне усердно улыбалась Белянкину. И вообще, уж больно много флирта она себе позволяла. От такого зрелища Кравченко приходил в всё большее негодование. Ну а когда командир РМО набрался дерзости и, на глазах у всех, самоуверенно прижал Светлану к себе поближе, нервы у Андрея сдали. Не дожидаясь окончания танца, он встал и направился к своему оскорбителю.
- Белянкин! – хлопая офицера по плечу, обратился старшина, - Выйдем, разговор есть!
- Да, конечно! – недоумённо ответил тот и пошёл вслед за Кравченко.
Светлана заподозрила что-то неладное. Немного постояв в коридоре, она решила пойти за Андреем.
В подъезде она никого не встретила. От этого её сердце забилось ещё усиленней. Выскочив на улицу, Светлана увидела сидящих на скамейке Дюрягина, Влада и двух девушек. Те вышли на улицу немного проветриться.
- Сергей! – обратилась она к Дюрягину, - Ты Андрея не видел?
- Видел! Он только-только прошёл мимо нас с Белянкиным. Они направились в сторону «Полосы препятствий», А что случилось?
- Пока ничего! Но может случиться! – ответила Светлана и побежала в указанную сторону.
- Ты что-нибудь понял? – спросил Влад у Сергея.
- Не совсем! Но, судя по всему, наш старшина решил немного «начистить» физиономию Белянкину! Кажется, нужно вмешаться!
Двое друзей извинились перед девушками, за то что вынуждены были на малое время оставить их в одиночестве, и бросились догонять Светлану. Когда они подбежали к кирпичной перегородке. Что являлась одним из учебных рубежей полосы препятствий, то поняли, что их марш-бросок оказался напрасным. Остановить разбушевавшегося от ревности Кравченко им не удалось. Белянкин уже стоял облокотившись одной рукой об искусственное сооружение и что-то мямлил неразборчивым голосом. Другой рукой он стряхивал с коленей грязь, в которую угораздил офицер после сокрушительного удара старшины. Не смотря на то, что было уже совершенно темно, Влад и Сергей смогли разглядеть у командира РМО под левым глазом здоровенный синяк, который проявился уже через минуту после того, как подвыпивший Кравченко заехал своему обидчику кулаком по лицу. Рядом с приводившим себя в порядок пострадавшим стояли старшина и Светлана.
- Зачем ты это сделал? – смотря в глаза мужа, осуждающе спрашивала Светлана.
- Будет знать, как зажимать чужих жён! – ответил тот.
- Ничего страшного, синяки украшают мужчин! – заступился за старшину Дюрягин, одобряя поступок Кравченко.
- Тьфу! – с отчаяньем плюнул на землю Белянкин, - Ну, и как я завтра буду выглядеть? Что я скажу зампотеху на утреннем разводе в парке?
- Скажешь, споткнулся! – еле сдерживая себя от желания рассмеяться, предложил офицеру выход из сложившейся ситуации Дюрягин.
- Споткнулся?! – возмущённо выкрикнул Белянкин, закрывая глаз рукой, - Ну, и где я мог так споткнуться?
- Мало ли где?! – разводя руками, ответил Дюрягин, - Скажешь: шёл вечером по лестничной клетке, света в подъезде не было, оступился, неудачно упал, при этом наткнулся на перила, в результате чего – печальный финал!
- По моему, логично! – высказал своё мнение Влад, корча серьёзную гримасу.
- Ты не должен был этого делать! – обиженным тоном произнесла Светлана мужу и, развернувшись, в расстроенных чувствах направилась домой.
Кравченко остался стоять на месте, провожая жену взглядом.
- У молодожёнов, кажется, семейные неурядицы! – тихо сказал Сергей Владу.
- Ничего, помирятся! – уверенно ответил Бажан.
- Белянкин! В следующий раз, если ты приблизишься к моей жене хотя бы на шаг, то я тебе, для симметрии, буду ставить сразу два таких красавца! – грозно произнёс Кравченко, - Ты меня понял?
Самолюбие и гордость офицера были сильно задеты такой угрозой. Однако связываться со старшиной разведроты ему не хотелось – уж больно хорошо был поставлен у того правый боковой удар! Не желая больше становиться тому спаринг-партнёром по боксу, старлей скептически ответил:
- А чего тут не понятного?
- Нет, ты меня, я вижу, не понял! – ещё строже произнёс Кравченко, - Я говорю тебе, если у моей жены вдруг выпадет из рук сумочка, или ещё что-нибудь, а ты в этот момент окажешься случайно рядом, то горе тебе если ты дерзнёшь проявить к моей жене этикет вежливости и возжелаешь поднять уроненное с земли и подать ей! Если вдруг я увижу тебя рядом с моей женой даже просто общающимся о погоде, то тебе конец! Ты меня понял?
- Понял!
- Вот и молодец! – произнёс Кравченко и пошёл вслед за женой.
Расстроенная поступком мужа, на вечеринку к Герасимову Светлана больше не пошла. С испорченным настроением она вошла в свою квартиру и, включив свет, прошла на кухню. Следом за ней явился и Андрей. Видя, что жена не желает с ним разговаривать, он решил прибегнуть к ласке. Подойдя к ней кошачьей походкой, старшина обхватил супругу за плечи обеими руками. Но та увернулась от объятий мужа.
- Отпусти меня! – с форсом произнесла Светлана.
- Не отпущу! – ответил Андрей и снова обнял её.
- Я обиделась на тебя! Зачем ты это сделал? Ты что же, теперь каждому, кто решит пригласить меня немного потанцевать, будешь физиономию бить? – с укором спросила она.
- Не знаю! – улыбаясь, ответил тот, - Каждому, может быть, и не буду. А вот тем, кто будет смотреть на тебя так, будто у него есть на тебя какие-то права, тем не поздоровиться! Оскорблять свою жену я не позволю!
- Оскорблять? – Светлана с недоумением посмотрела на мужа, - Тебе не кажется, что это ты меня сегодня оскорбил, а не кто-то другой?
- Нет, не кажется. Разве Белянкин не оскорбил сегодня твоего достоинства, когда повёл себя с тобою так, как обычно ведут себя с дешёвыми женщинами?
- ? – Светлана была просто шокирована, от такой постановки вопроса. Она едва не захлебнулась от переполняющих её эмоций, но слова, чтобы выразить мужу своего потрясения, она не находила. И ещё бы! Ведь Андрей, практически, обличал её в нецеломудрии. Правда, при этом он преднамеренно обвинил Белянкина, а не её. Но молодая женщина прекрасно уловила, что укол был адресован именно в её сторону.
- Чем я тебя оскорбил? – продолжал резать по живому Андрей, - я заступился за твою честь!
- А мне, мне ты не доверяешь? Ты считаешь, что я способна на измену? Ты считаешь, что я шлюха?
- Я такого не говорил!
- Нет, ты только что именно так и сказал! – выходя из себя от негодования, выкрикнула Светлана, - Ты сказал, что я веду себя, как обычно ведут себя «дешёвые женщины»! А вчера ты выразился почти также, назвав меня «неблагочестивой»!
- Неправда! Я не конкретизировал! Я говорил лишь о поступках человеческих! Если мы говорим, что ворам свойственно воровать, то это вовсе не означает, что всякого человека мы называем «вором». Вором становится тот, кто ворует. Так и не всякую женщину называют «блудницей», но лишь ту, которая имеет интимную близость с мужчиной вне брака. А блуд бывает не только физическим, но и духовным. В Библии сказано, что всякий, смотрящий на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в своём сердце! Также там сказано, что горе тому человеку, через которого исходят соблазны! Лучше было бы такому и вовсе не родиться, чем соблазнить кого-либо. Поэтому и выходит, что женщина, которая своим нецеломудренным поведением подала повод какому-либо мужчине посмотреть на неё с вожделением, уже совершила с ним духовное прелюбодеяние. Когда душа этого грешника выйдет из тела, то бесы предъявят ей свои обвинения на мытарствах, то что он скажет в своё оправдание? Он скажет, что его соблазнила такая-то женщина, своим поведением! Дескать, он всего лишь жалкая жертва её соблазна! Она подала ему повод на что-то надеяться! И хотя физической близости между ними и не было, но женщине этой всё равно придётся отвечать за гибель этой немощной души!
Светлана с удивлением посмотрела на своего мужа, так, будто тот только что свалился с луны.
- Какие «мытарства»? - обескуражено произнесла она, - Ты веришь в эти сказки?
- Это не сказки! Это всё истинная правда! А «мытарства» – это загробные истязания души.
- Какую чушь ты несёшь?! Ты, хотя бы, никому другому больше не говори такой ахинеи, ато засмеют тебя!.. И вообще, если так жить, как учит Библия, то лучше и вовсе не жить, а сразу умереть, или заточить себя в монастырь!.. И почему ты утверждаешь, что любоваться красотой женского тела, которую, между прочим, Сам же Господь и создал такой возбуждающей для мужчин, что это грех? Я так не считаю! Все выдающиеся художники, скульпторы, поэты и музыканты воспевали гимны этой красоте! А из твоих слов выходит, что они сеяли соблазны, на погибель тем, которые с восхищением останавливаются у картин Рубенса, Рембрандта и других. Нет, ты не прав! И насчёт любви между мужчиной и женщиной вне брака, которую ты называешь «блудом», я не могу согласиться! Разве печать в паспорте соединяет людей? А если люди любят друг друга, то что, без печати их любовь является недействительной? То, о чём ты говоришь, есть элементарное ханжество!
- Я никогда не говорил, что печать в паспорте порождает любовь. Но брак – это святое! Бог соединяет двух людей навечно и никто не смеет разрывать того, что сочетал Господь! А печать в паспорте является видимым свидетельством миру, что союз этих двух людей есть законный, Богом благословленный, что они не в блуде живут друг с другом, а в настоящем «союзе». Отныне они одна плоть!
- Глупость! – не могла согласиться Светлана, - А если эти люди совершили ошибку и поженились по глупости, по молодости, то что же, им теперь мучаться всю жизнь?
- Почему «мучаться»? – недоумённо воскликнул Андрей, - Им следует научиться любви!
- Любви нельзя научиться! Она либо есть, либо её нет!
Андрей испуганно посмотрел на жену. Ему показалось, что та только что призналась ему в страшной правде. Во всяком случае, говорила она весьма решительно и утверждённо.
“Нет, этого не может быть! – сам в себе произнёс Андрей, - Я не верю в это!.. Как, как она могла так поступить?.. Неужели она действительно вышла замуж за меня не по любви?.. А зачем же тогда она так поступила?.. Неужели для того, чтобы отомстить тому, бывшему её московскому жениху?..”
От такого предположения Кравченко аж побледнел.
- Ну, почему ты молчишь? – снова произнесла Светлана, - Что делать тем людям, которые совершенно чужие друг другу?
- Ну не могут же они быть совершенно чужими друг для друга?! Должно же быть у них хоть что-то общее, объединяющее!
- А если нет у них уже ничего объединяющего?
- Значит им нужно его создать!
- И ты думаешь, что это возможно? – с иронией спросила Светлана.
Андрею показалось будто кто-то прошёлся у него по сердцу ножом. Он пристально посмотрел на жену. Та не выдержала этого взгляда и опустила голову вниз.
“Значит это правда! – с апатией к жизни произнёс сам в себе Кравченко, - Так вот почему она совершенно не считается со мной! Ведь любящая жена никогда не возжелает нравиться кому-то другому больше, чем собственному мужу. А она хочет нравиться всем, но только не мне. Она так расточает себя для многих, что для одного, единственного, совершенно не остаётся места!”
Ничего не ответив жене, Андрей вышел из кухни. Ему хотелось куда-то себя деть, но куда? Тогда он снова отправился к Герасимову. Там ещё продолжалось веселье. Ничего не рассказывая о ссоре с женой, он сел возле Мелёхина. Чтобы заглушить в себе огонь душевной боли, он принялся заливать её водкой…
Когда Андрей пришёл домой, Светлана уже лежала в постели. С трудом передвигая ноги, старшина вошёл в комнату. Едва не свалившись на пол, он разделся и лёг около жены.
Светлана не спала. Она лежала и о чём-то думала. Когда муж едва не придушил её, укладываясь на диван, она испуганно обернулась к нему лицом.
- Извини! – с трудом выговорил Андрей, - Я немножко перебрал в этот вечер… Просто у меня очень плохое настроение…
Светлана ничего ему не ответила.
Не смотря на то, что Андрей был чрезмерно пьян, уснуть он не смог. Навязчивые мысли продолжали атаковать его и в таком состоянии.
Часа в три ночи кто-то позвонил в дверь.
Светлана толкнула мужа в бок.
Андрей поднялся и пошёл открывать двери.
- Камышев? – недовольно произнёс старшина, увидев дневального по роте, - Какого ты припёрся в такое время?
- Товарищ прапорщик, - взволнованным голосом обратился рядовой, - Уманец повесился!
- То есть как повесился? – отряхивая голову, чтобы отрезвиться, переспросил Кравченко.
- В умывальнике!.. Брюшной ремень подвесил к крючку для лампы и… повесился! – уточнил дневальный, переводя дыхание от волнения и задышки, - Ну ладно, товарищ прапорщик, я побежал сообщить об этом происшествии остальным офицерам роты!
- Давай! – ответил Кравченко и, закрыв двери, начал быстро одеваться.
- Что случилось? – испуганно спросила Светлана.
- Ничего! – сухо ответил Андрей. Ему совершенно не хотелось разговаривать с женой.
Светлана почувствовала холод в словах мужа. Она догадалась, что тот был на неё за что-то обижен. Вскочив с дивана и набросив халат, она вышла в коридор. Андрей уже собирался выходить из дому.
- Андрей! – окликнула она его. Ей, почему-то, показалось, что она может больше никогда его не увидеть. Наверное от того, что она была слишком мнительной.
- Что тебе нужно? – открывая дверь, спросил он и оглянулся.
Светлана была страшно напугана и бледна. От этого зрелища у Андрея сжалось сердце. Ему даже захотелось простить её за всё и обнять. Но потом его охватило тут же другое желание, вдохновляемое обидой и оскорблением. Именно оно и взяло над ним верх.
- Я люблю тебя! – вырвалось из груди Светланы.
Андрей цинично улыбнулся.
- К чему это лицемерие? – с писимизмом ответил он и, захлопнув дверь, побежал по ступенькам вниз.
Светлана вскочила на кухню и выглянула в окно на улицу. Она хотела узнать, это был общеполковой сбор или только разведроты. Но городок продолжал мирно спать.
“Значит это не общая тревога! – с небольшой долей облегчения произнесла она, - А если это боевая тревога для разведроты?.. А если их сейчас куда-нибудь забросят?..”
От этой мысли молодая женщина содрогнулась.
В этот момент из холостяцкого общежития выбежали Мелёхин и Сальников. Следом за ними ринулся и Кравченко, приводя на бегу своё обмундирование в порядок.
“Что же там у них произошло?.. Неужели их сейчас куда-то забросят?.. А вдруг…” – не смогла она закончить концовку своего воображаемого предположения и прикрыла рот рукой. Потом, присев на корточки, у неё вырвалось вслух:
- Нет! Только не это! Только не это!..

-7-

Мелёхин прибежал в казарму раньше других. Не отдавая чести дневальному, стоящему у входа в расположение, он прямиком устремился в умывальную комнату. Там уже находился дежурный медик по гарнизону старший лейтенант Медников. Возле него, нервно выгибая берет, стоял дежурный по полку капитан Сорокин. Также там был и дежурный по роте старший сержант Беляев. Они стояли около бездыханного тела Уманца, которое лежало уже на полу.
Мелёхин нерешительно подошёл к Уманцу.
- Как это произошло? – не отрывая глаз от покойника, спросил взводный.
До прибытия Мелёхина Беляев уже доложил присутствующим офицерам, как он «застал самоубийцу, висящим на своём же собственном брюшном ремне», теперь же ему пришлось ещё раз повторить свой рассказ.
- Ну, где-то в половине второго, я увидел, как Уманец направлялся в туалет, - чуть волнуясь и запинаясь, произнёс мордвин, - Ну а потом… я вижу, что его что-то очень долго нет в кровати… А в половине третьего… я зашёл в умывальник…а он… висит… здесь… на ремне… брюшном… Я к нему… Штык ножом перерезал ремень…Но было уже слишком поздно…
В этот момент вбежали остальные офицеры и прапорщики роты. Тревожное известие отогнало от них сон. А хмель, после дня рождения, выветрился моментально. В шоковом состоянии они застыли возле тела солдата.
Мелёхин оторвал свой взгляд от посиневшего Уманца и пристально посмотрел на дежурного по роте. Тот тут же опустил глаза вниз.
“Врёшь, Беляев! Ты что-то не договариваешь! – кипя от гнева, сам в себе сказал Мелёхин, - Ты что-то скрываешь! Почему ты так прячешь от меня свои глаза? Почему так взволновано забегали твои зрачки по сторонам, когда я на тебя посмотрел? Уж не ты ли «помог» ему надеть этот ремень на шею? Или, куда вернее, уж не ты ли…”
- Да-а! – протянул Герасимов, - Моё двадцати пятилетие запомнится мне на долго!
- Значит, всё-таки, замучила совесть! – скорбным тоном выдвинул свою версию случившегося Спиридонов.
От такого предположения Мелёхин с негодованием посмотрел на замполита. Потом Сергей, таким же осуждающим взглядом, окинул всех присутствующих.
- А ведь так проще! – вдруг произнёс он, - Правда, мужики?!
- Что ты хочешь этим сказать? – недовольно произнёс Спиридонов. Он уловил в голосе Сергея весьма не лестную интонацию.
- Вы всё прекрасно понимаете, что я хочу сказать!.. Как говорится, нет человека – нет проблемы! – выдвинул своё обвинение взводный.
Спиридонов уже собирался высказать что-то в ответ, когда его остановил Сальников:
- Ладно, мужики, не время выяснять отношения!
- Действительно, не время ругаться! – поддержал дежурный медик, - Пронин! Коваль! – подозвал он к себе двух солдат, которые прибыли с ним из медсанчасти, - Давайте носилки!
Тело Уманца аккуратно уложили на принесённые носилки и накрыли белой простынёй, после чего его доставили в санчасть. В подвальном помещении полковой лечебницы было довольно много пустующего места. Из-за того, что подвал не отапливался, там было сравнительно прохладно и сыро. Именно туда и помещали обычно умерших, или погибших на ученьях, солдат.
В расположение разведроты прибыли несколько офицеров командного состава полка, которых только подняли с постелей посыльные. Так как в каптёрке разведчиков места было слишком мало, замполит полка предложил всем пройти в ленинскую комнату. После того, как все расселись по местам, майор Кочев начал своё незапланированное совещание.
- Конечно, то, что произошло сегодня ночью в подразделении разведроты, не может оставить равнодушным никого из присутствующих, - медленно прохаживаясь возле стенки с плакатами «Ордена и заслуги Комсомола», негромким голосом вёл свою речь замполит полка, - Жаль, когда такие молодые люди заканчивают свою жизнь так рано и… таким способом. Бесспорно, в гибели Уманца есть немалая доля вины со стороны командования части и, уж конечно, командования разведроты… Не смогли переубедить молодое, ещё не созревшее, сознание! А должны были! Должны!.. Ну, как говорится, на ошибках учатся. На будущее: я думаю, мы все сделаем соответствующие выводы из этой печальной истории, чтобы больше не совершать подобного рода промахов…- Кочев очень любил красноречиво и долго говорить. Надо отдать ему должное, что он был одним из немногих офицеров, которые не употребляют в своих речах общепринятого неуставного армейского казарменного языка – мата. На фоне многоэтажного сквернословия Сыча, которым буквально дышал командир полка, замполит выглядел очень интеллигентным человеком, - Завтра, а точнее уже сегодня, в наш гарнизон прибудут представители прокураторы, чтобы официально засвидетельствовать о самоубийстве Уманца… Возможно, с многими из вас они пожелают немного пообщаться, как это бывает в таких случаях. По этой причине я попросил старшего лейтенанта Медникова составить мед заключение. Суть его сводится к следующему, что над призывником Уманцем В. И. никаких физических воздействий не производилось, и что он сам, по непонятным причинам, совершил над собой акт членовредительства, приведший к самоубийству. От вас же требуется немного, а именно: нужно заверить этот протокол своими подписями, что вы согласны с заключением медэкспертизы. Сейчас начальник штаба майор Перелыгин передаст вам этот документ и вы его подпишите.
Начальник штаба достал из красной папки исписанный лист бумаги, которому и надлежало вскоре стать выше упомянутым документом. Подойдя к Маркину, Перелыгин вежливо указал на то место, где нужно было расписаться.
Маркин на мгновение застыл, словно не решаясь дотрагиваться до «Заключения медэкспертизы».
- Ну же, товарищ майор, Вас все ждут! – обратился к Маркину Кочев.
Опустив голову вниз, очень медленным почерком, седоволосый майор поставил свою подпись в указанном месте. После Маркина документ переместился к капитану Тихомирову, а после ротного – к Спиридонову, а уже потом к остальным офицерам и прапорщикам роты.
- Давайте, товарищ лейтенант, - произнёс начальник штаба, обращаясь к Мелёхину, - вот здесь!
- Я не буду подписывать эту бумагу! – опустив глаза, тихо произнёс взводный.
- То есть как это, не будете? – удивился Перелыгин и посмотрел в сторону Кочева.
- Просто, не буду и всё! – более решительным тоном про-изнёс Сергей.
Все одновременно устремили свои взгляды на Мелёхина.
- Лейтенант Мелёхин, что всё это значит? – спросил Ко-чев.
- Это значит, что я не буду подписывать документ, в котором отсутствует правда! Всё, что здесь написано, ложь! – не поднимая глаз ответил взводный.
Замполит полка и начальник штаба возмущённо перегля-нулись.
- Товарищ майор, - с негодованием произнёс Кочев, обращаясь к Маркину, - Я что-то не совсем понимаю, что здесь у Вас происходит?! Может быть Вы мне разъясните, что всё это значит?
Маркин вопросительно посмотрел на Мелёхина.
- Вы в самом деле хотите меня заверить в том, что Уманец сам на себя наложил руки? – набравшись смелости, начал говорить Сергей. Отныне он уже не боялся, что может оказать в "черном списке" майора Айвазова из Особого Отдела. Именно перед представителем этой спецслужбы и трепетали очень многие военнослужащие, которые также не одобряли многих процессов, происходящих в армии. Ни для кого не являлось секретом, что в каждом подразделении есть тайные агенты, «добросовестно» выполнявшие труд доносчиков. Вот и в разведроте были таковые. Но, кто именно – этого не знал никто, – Вы в самом деле верите в то, что человек, пусть в чём-то и заблуждающийся, но искренне верующий в Бога, может покончить жизнь самоубийством? Лично я – не верю! Поэтому, я требую судебного расследования по этому случаю! Виновный должен быть наказан! Я не знаю, к какому заключению придёт прокуратура, хотя все мы прекрасно знаем, как проводятся у нас, в армии, эти, так называемые, «расследования», но, как по мне, так тут и слепому видно, что Уманцу кто-то «помог» затянуть на шее брюшной ремень!
- Лейтенант Мелёхин! – вскричал начштаба, - Потрудитесь вести себя, как подобает вести себя настоящему офицеру!
- Видимо у нас с Вами, товарищ майор, разные представления о чести офицера! Вот потому, что я офицер, потому и не стану подписывать эту грязную ложь!.. А Вы, товарищ майор! – и Мелёхин с упрёком и разочарованием посмотрел на Маркина, - Как Вы могли подписать этот сфабрикованный документ?.. От Вас я этого не ожидал! Я уважал Вас, как… своего отца! А Вы… - и Сергей, чувствуя, что вот-вот расплачется, выбежал из ленкомнаты.
- Лейтенант Мелёхин! Сейчас же вернитесь! Я Вам приказываю! – вскричал Кочев. Но тот, не обращая внимания на замполита, захлопнул за собой двери, - Товарищ майор! – нервничая, обратился Кочев к начальнику разведуправления, - Что за дисциплина в вверенном Вам подразделении!
- Виноват, товарищ майор! – опустив глаза, произнёс Маркин.
Кравченко также испытал угрызение совести. Однако его сердце сейчас не могло особенно глубоко воспринимать подобного рода обличений. В данный момент его волновал только один вопрос – как быть со Светланой? Неужели его брак потерпел крушение? Именно на этих мыслях он всё больше сосредотачивал своё внимание. А смерть Уманца? Да мало, ли на свете всевозможных «еретиков», «раскольников», «фанатиков», что погибают из-за своего же собственного упорства в заблуждениях! Ведь у Андрея, на тот час, уже была выработана своя концепция на взгляд о мученичестве. Он нисколько не сомневался в том, что среди тех, кто истреблялся во все времена истории за свои убеждения, были как гибнущие за Истину, так и еретики. Именно упорство в заблуждении, ослепление ума, собственное духовное невежество очень часто провоцировало против себя других невежд, исполняющих функции палачей. И таким образом, по мнению Андрея, на таковых исполнялось Божественное определение: «Уста нечестивого заградит насилие.» Кравченко верил, что очень многие мученики именно своим необъективным упорством и глупостью сами настраивали против себя других людей, которые не всегда способны были проявить со своей стороны должного терпения, по отношению к заблуждающемуся. И если какого-либо «еретика» не сразу постигал Божий суд, то в этом Андрей усматривал проявление Божьего долготерпения. Когда же инквизиторы сжигали на кострах псевдоучёных, то, по Божьему Промыслу, нечестивых постигала кара не за их умственные заблуждения, но за их горделивое упорство и невежественное отношение к власть имеющим. Стоит признать, что, при этом, Андрей совершенно не одобрял поведения самих палачей. То, что они прибегали к силе и физическому устранению своих оппонентов, указывало только на их же собственное бессилие. Таковые забывали, что, каким судом человек судит других, таковым и сам будет судим впоследствии. Просто нечестие порождало и провоцировало против себя другое нечестие. Истинно же святые умели приручать и диких зверей… Рассуждая так, Андрей уклонился в другую крайность. Не замечая того, он становился равнодушным к участи других людей. Будучи поглощён лишь одним собой, он и не пытался проявлять сострадания к таковым заблудшим, как Уманец. Боль чужого так и оставалась для него чужой болью…
- Меня очень волнует духовное состояние разведроты! – взволнованно произнёс замполит полка, - Я опасаюсь, что в роте назревает раскол. И вот вам, факт на лицо!
Кочев, в который раз, принялся перебирать по косточкам недостатки в разведроте. Морально изматывая, он продержал всех в ленкомнате до общеполкового подъёма.
- Товарищ майор! – обратился начальник штаба к замполиту, после того, как совещание было распущено и все покинули ленкомнату, - Так что будем делать с Мелёхиным? Ведь он так и не подписал документ! И вообще… Ненадёжный он человек! Как бы чего не выкинул перед представителями прокуратуры. Я думаю, что его нужно куда-нибудь, на время, командировать… Ну, к примеру, на учебный полигон! Там, как раз, нужен офицер, чтобы руководить строительной бригадой, для постройки нового огневого комплекса. Лучшего выхода на сегодняшний день я не вижу. А потом, когда всё уладится, немного затихнет, мы сможем серьёзно разобраться с этим молокососом!
- Я думаю, Вы правы! – серьёзно ответил замполит, - Подготовьте приказ о переводе лейтенанта Мелёхина на полигон и, как можно, быстрее! Желательно чтобы уже к обеду и духа его не было на территории части, а уж тем более в разведроте! Ато уж больно рано птенчик оперился! Без году неделя в армии, а уже права свои будет качать нам этот сопляк!.. Расследования он захотел! Я ему покажу, расследование! Пусть только затихнет всё, связанное с Уманцем, а потом… Я устрою этому сопляку настоящую службу!..

-8-

Незаметно промчалось жаркое лето. В середине сентября полк возвращался с больших дивизионных учений «на зимние квартиры», в обжитый гарнизон. Осень на Дальнем Востоке – тот же бархатный сезон. Но в этом году циклон внёс свою корректировку в обычные погодные условия. Несмотря на то, что до холодов было ещё слишком далеко и солдатам нравилось проживать в полевых условиях, в палатках, на свежем воздухе, однако ливневые дожди, которые сменили солнечную жару, подогрели во многих желание поскорее добраться до уютных казарм.
В полку с нетерпением ожидали скорейшего возвращения с учений мужей жёны и дети отцов. Каждый день своими расспросами они надоедали дежурному по полку, старшему лейтенанту Абрамову, который на время учений являлся бессменным ответственным по гарнизону.
- Да не знаю я, не знаю когда прибудет первая колонна! – с иронией и наигранным раздражением отбивался от очередной группы жён дирижёр полкового оркестра, он же Абрамов.
- Ну Вы тогда, когда узнаете о точном времени их прибытия, объявите по селектору, чтобы все услышали! – давали советы дежурному самые находчивые женщины.
- Обязательно! – кривляясь, отвечала им тот, - Вот сразу, как только узнаю, так тут же объявлю: «Титан-200!», а ещё лучше: «Боевая тревога!»
Среди вопрошающих жён была и Светлана. Для неё это были первые учения в семейной жизни. Ведь и для жён продолжительные разлуки с мужьями – это тоже учения, учения на выдержку, терпение и смирение, а для кого-то и на верность. Светлане было нелегко в эти дни. Не привыкшая к продолжительному одиночеству, она сильно томилась, не зная, куда себя деть. Да и вообще, она всё больше ощущала, что жизнь в городке – не для неё…
Вскоре по всему офицерскому городку поползли слухи, что, наконец-то, к обеду должна прибыть в полк первая колонна с техникой.
Слухи подтвердились!
К двум часам дня в тех парк прибыла рота материального обеспечения. За ней приехали ремрота, разведрота и комендантский взвод. Остальные подразделения были на подходе.
Отдельные машины сперва подъехали к казармам, прямо на плац. Необходимо было выгрузить материальное учебное пособие, полевые термоса, палатки, матрацы и другие полевые принадлежности. К ЗИЛам тут же сбежалась радостная детвора и некоторые жёны. Как только водители заглушили двигатели, из кузовов машин принялись выпрыгивать старшины рот и с ними небольшое количество солдат. Все они имели такой жалкий и измученный вид, что из-за угарной копоти на лицах поначалу было трудно определить, кто есть кто. Они, действительно, все были на одно лицо. Да и погон не было видно, ведь сверху «хэбэ» на них были надеты полевые маскировочные халаты.
Но вот среди чумазых военнослужащих Светлане удалось, таки, разглядеть знакомую улыбку. Это был каптёрщик разведчиков Редько. Засовывая в вещмешок солдатскую кружку, он обратился к молодой женщине:
- Здрасте!
- Здравствуй! – поздоровалась в ответ Светлана, продолжая всматриваться в другие лица.
- Старшину ищете? – бодрым голосом спросил молдаван и, не дожидаясь ответа, добавил, - Так вот же он! Товарищ прапорщик! – окликнул каптёрщик старшину, который в это время разъяснял четырём своим подчинённым, что куда нужно нести, - Вас тут спрашивают!
Кравченко обернулся. Увидев жену, он несколько смутился. За эти три недели, как они не виделись с супругой, Андрей много передумал. Он всё ещё надеялся спасти свой опрометчивый брак, Но, как это сделать – этого он не знал. “Может попробовать начать всё сначала? – сам себе сказал он, - Всё забыть, будто ничего не было?”
Старшина нерешительно подошёл к жене. Светлана стояла в новом красивом белом платье, с розовыми переливами. Такого у неё раньше не было.
- Ты грязный, как поросёнок! – улыбнувшись, проговорила первой она.
От мягкой интонации в голосе, которой Андрей никогда раньше не слышал от жены, сердце его тут же оттаяло и в нём вспыхнула надежда.
- А ты такая красивая, как лебедь! – впервые в жизни отважился сделать комплимент женщине за одежду Кравченко. Ведь он никогда не придавал ни малейшего значения тому, во что одевается человек. Его всегда интересовала лишь внутренняя красота.
Светлана удивилась такой внезапной перемене в поведение мужа. Будучи польщённой, в её глазах вспыхнули огоньки.
- Ты извини, мне нужно проконтролировать, чтобы эти обормоты разложили всё по своим местам. Ато эти прохвосты обязательно что-то не туда положат, так что потом там и сам чёрт ногу сломает, чтобы что-то найти! Как только я освобожусь, так сразу и приду! Хорошо?
Светлана одобрительно кивнула головой.
Андрей, оставив жену, принялся помогать своим солдатам заносить привезённые вещи в казарму, аккуратно расфасовывая что – в каптёрку, а что – в сушилку.
Через минут десять со стороны тех парка потянулись растянутые колонны вооружённых военнослужащих с вещмешками на плечах. Все они также имели измученный вид, устав от продолжительного марша.
- Привет! – услышала Светлана знакомый голос, - Муженька встречаешь?
- Привет! – с улыбкой произнесла она в ответ, узнав Дюрягина. Тот, в отличие от других, шёл без маскхалата. Светлана сразу заметила на его погонах новую маленькую звёздочку, - Тебя, кажется, можно поздравить?!
- А-а! Вот ты о чём! – как можно скромнее и с наигранным безразличием, произнёс Дюрягин, - Можно и поздравить.
- Поздравляю!
- Спасибо! Так ты видела старшину?
- Да, он уже в казарме.
- Ладно, я тоже пойду. Ато мне не терпится поскорее снять с себя всё это потное и грязное лахмотье! – и Дюрягин пошёл сдавать в оружейную комнату своё табельное оружие, а потом к себе домой, чтобы хорошенько отмыться после трёхнедельных учений.
Светлана также отправилась домой, чтобы подготовиться к встрече мужа. С самого утра она будто чувствовала, что тот приедет именно сегодня. По этой причине она спекла торт. Ну конечно же, встречать своего суженного Светлана собиралась не только сладким столом. Ещё задолго до этого дня она купила бутылку коньяка и две бутылки креплёного вина, - на всякий случай, а вдруг когда-нибудь и пригодится! Кроме спиртного, выставленного на стол, она поспешно принялась разогревать горячую закуску.
Андрей пришёл лишь только к семи вечера, - уж больно много работы ему пришлось выполнить в казарме. Приняв душ и переодевшись, наконец, в чистое свежее бельё, старшина добрался… нет, не к столу, а к жене! Ведь какой муж, не видев продолжительное время своей любимой, просто так вот возьмёт, да и усядется за стол?! Особенно на первом году супружеской жизни…
На часах показывало уже восемь, а молодожёны по-прежнему лежали в постели. Андрей закатил глаза и растопырил руки. В душе его, наконец-то, воцарилось успокоение. С этого момента, подумалось ему, что всё у них в браке должно стабилизироваться. Да и Светлана сегодня была просто неузнаваема! Она впервые ни за что его не «пилила», не упрекала. “А может и она решила попробовать всё сначала?! – ликующе размышлял Кравченко, - Не зря люди говорят, что постель всех примиряет!..”
Светлана перебирала руками чуб мужа и рассматривала черты его лица, будто впервые его видела. У неё также было прекрасное настроение.
- Зарос за это время так, что скоро можно будет косички завязывать! – сказала она, - Я не привыкла к такой твоей причёске. Вы что там не подстригались?
Андрей потянулся, а потом привлёк Светлану к себе и от-ветил:
- У нас там не было таких парикмахеров, как ты у меня!
- Расскажи мне что-нибудь! – прижимаясь к груди мужа, произнесла она, - Что вы там делали? Как вас там кормили? Что делали в свободное время? И вообще, разлёгся тут и молчит! А я, может быть, соскучилась и мне хочется послушать тебя!
Андрей пожал плечами и скривил невинную мину на лице.
- Да что я тебе расскажу? – он улыбнулся, - Ну, бегали, как мальчишки… в войну играли! Знаешь, как это делают дети? Бегают с палками, вместо автоматов, и кричат: «Ура! За Родину! За Сталина!» Вот так и мы! Только с оружием и техникой. Как предурки, каждый день!.. Сопка ваша – сопка наша! Ну как в «Служу Советскому Союзу!» показывают… А кормили, как обычно. Солдатский паёк в полевых условиях равномерно распределяется, что для сверхсрочников, что для срочников, что для офицеров. Ну мы, конечно же, прихватили с собой пару лишних ящиков с тушёнкой, потому голодными себя не чувствовали. А солдатам было потруднее в этом отношении. Им доставалось только то, что положено!.. А в свободное время играли на гитарах, в футбол гоняли, в волейбол играли… А вечером, после отбоя, немного… - при этих словах Андрей почесал пальцем по шее, около горла.
Светлана набрала в лёгкие как можно больше воздуха, чтобы выразить своё негодование от такого поведения мужа, вышедшего из-под опеки жены.
- Ах, вот значит чем вы там занимались! Пьянствовали!!! – и всё-таки в её голосе не было раздражения, да и в глазах сверкали огоньки, которые говорили о том, что молодая женщина не приняла близко к сердцу такое признание мужа.
- А что ещё оставалось делать там? – широко растопырив глаза, принялся оправдываться Андрей, - Надо ж было куда-то себя деть!
- Мы тут, понимаешь ли, переживаем за них, что они там учатся воевать, а они, оказывается, пьянствовали! – продолжала разыгрывать из себя грозную жену Светлана, - Ну, неужели, не чем было больше заняться?
- В принципе, можно было… - и Андрей закатил свои глаза на потолок, чуть лукаво улыбнулся и продолжил, - Неподалёку от дислокации нашей роты расположился медсанбат, не с нашего полка. Так там, оказывается, были довольно симпатичные медсёстры…
При этих словах мужа Светлана набрала в лёгкие ещё больше воздуха, чем в первый раз.
- Причём, - продолжал издеваться над женой Андрей, - как доложила разведгруппа, большинство из сестричек не замужем!
- И кто же это, интересно, входил в эту «разведгруппу»? – прижмурив глазки, продолжала вытягивать из мужа признания Светлана, - Ну, конечно же, инициатором этой «вылазки» был Дюрягин!
- Слушай, надо будет поговорить с Маркиным, может он устроит тебя в контрразведку?! – принял эту игру старшина, - Ты попала прямо в точку!
- Ну, и кто же ещё ходил «за линию фронта», «разведчики»? – смотря прямо в зрачки глаз мужа, не отступала Светлана, - А?
- Это нечестно! – стал уходить от ответа допрашиваемый, - Я тебе сейчас всё расскажу, а ты потом всё расскажешь тому, кому не нужно!
- Кому же это я расскажу? Уж не Катьке ли?
- При чём тут Катька? – испуганно произнёс Андрей, поняв, что проболтался, - Про Катьку я тебе ничего не говорил!
- Всё ясно! – уверенно произнесла Светлана, - Ты проговорился! Значит: Дюрягин, Спиридонов… И кто ещё был в «группе риска», «отважных героев Отечества»? Уж не ты ли?
- Честное слово, не я! Клянусь! – стал оправдываться Андрей.
- Не ты?
- Не я!
- А откуда же ты тогда знаешь, что те медсёстры были «симпатичными»? – решила прижать к стене мужа Светлана, - Что ты молчишь?
- Я их не видел даже, честное слово! – перепугался Андрей, что супруга и впрямь подумает, что он способен на измену. Ведь для него грех прелюбодеяния всегда являлся одним из самых страшных грехов, что преступнее даже убийства. Ведь убийца убивает только тело своей жертвы, душе же ничего не может причинить. А прелюбодей и блудник убивает душу ближнего, как и свою губит, - Герасимов рассказывал Тихомирову, вот я и услышал, случайно…
Спасая самого себя, Кравченко потопил другого!
- Ага! Значит, третьим был Герасимов! А Тихомиров, стало быть, является верным мужем, раз он не ходил «за линию фронта»! – логически заключила Светлана, - Хорошо, я тебе поверю, если ты скажешь мне честно, сколько всего человек бегало по ночам в медсанбат, «лечиться»?
Старшина тяжело вздохнул. Жена провела его, как несмышлёного ребёнка.
- Ладно, скажу. Только, серьёзно, никому не говори! Всё должно остаться между нами! Хорошо?
- Честное «партизанское», я никому не расскажу! – с иронией произнесла Светлана.
- Ходило четверо! – коротко ответил Андрей.
- Ну, и кто же был четвёртым «героем-разведчиком»? – продолжила свой допрос жена.
- Мы так не договаривались! – категорично заявил Андрей, - Кто был четвёртым – не обижайся, но я тебе не скажу!
- Не скажешь? – с иронией переспросила она.
- Не а! – с улыбкой парировал Андрей.
Светлана поднялась с дивана и набросила на себя халат. Потом она повернулась к мужу, мило улыбнулась и сказала:
- Да ты уже и так проговорился! Не надо иметь много ума, чтобы вычислить, кто был четвёртым! В разведроте женатых всего пятеро. Поверю тебе на слово, к бабам бегало четверо. Дюрягин – этот вне всякой конкуренции! Остаётся трое. Тихомиров – не ходил! Ты – под вопросом! Значит: Герасимов. Спиридонов и… либо Марифов, либо ты!
- А с чего ты взяла, что четвёртым был обязательно женатый? Это мог быть и холостяк!
- Нет, дорогой мой муженёк! – потёрла своим носом о нос мужа Светлана, - Если бы четвёртым был холостяк, ты бы его так не покрывал!
Андрей задумался.
- Логично! – признал он и потёр себе макушку.
Светлана села ему на колени, обхватила руками за шею и произнесла:
- Да-а! Что творится в мире! Холостяки – по ночам спят. А женатые – по бабам бегают! И среди этих ночных «разведчиков», возможно, был мой муж!
- Ты действительно в это веришь? – для Андрея такое недоверие было равносильно оскорблению, - Я так сильно похож на необузданного жеребца?
- Если бы я действительно верила в это, то не сидела бы сейчас у тебя на коленях! – и она прижалась своими губами к губам мужа.
Андрей обхватил жену обеими руками и принялся страстно целовать.
- Слушай, - улыбаясь произнесла Светлана, - ты сегодня что, вообще не собираешься есть? Или ты решил наверстать за один вечер упущенное за месяц? Так я никуда не денусь от тебя! А вот курицу, это уж точно, мне придётся подогревать!
- Вообще-то не мешало бы и перекусить! – оторвавшись от поцелуев в шею жены, произнёс Андрей.
Они прошли на кухню. Всё уже было давно остывшее. Светлана хотела разогреть ужин, но Андрей удержал её, сказав, что он и так с удовольствием поест всё то, что приготовила жена.
Светлана села напротив мужа, положив локти на стол, склонила головку на запястья рук и принялась наблюдать, как проголодавшийся Андрей разделывался с курицей. Самой же ей есть совершенно не хотелось. Она сказала, что присоединится к трапезе тогда, когда подойдёт очередь торта. Единственное, что она позволила себе съесть, так это сладкого винограда. Ну и, конечно же, они отведали вместе пару рюмок холодного коньяка.
- Так что Дюрягину присвоили старлея! – как бы невзначай произнёс Андрей, продолжая ужинать.
- Я уже об этом знаю! Я его видела.
- Ты не видела, как вручал ему погоны сам Котов! Ну помнишь его?
- Да! Да! Я его помню!
- Построили весь полк на полигоне, - продолжал рассказывать старшина, - перед самым отъездом в гарнизон, по окончании учений, и генерал-лейтенант принялся награждать особо отличившихся!
- Ты имеешь ввиду отличившихся за ночные «вылазки» в медсанбат? – решила подшутить Светлана.
При этой шутке Андрей чуть не подавился от смеха.
- Ты теперь будешь всё время доставать меня этим воспоминанием? – прокашлявшись, спросил он.
- Не знаю, как получится! – мило улыбнувшись, ответил Светлана.
- Да уж! – передёрнулся Андрей и продолжил рассказ, - Даже замполита повысили! Так что, он у нас теперь гвардии подполковник!
- Ну с замполитом мне понятно! – перебила жена мужа, - А за что же, всё-таки, повысили Дюрягина?
- Как за что? Время пришло! Не вечно же ему в лейтенантах ходить! Да и на учениях он проявил себя положительно. Помогал Спиридонову командовать третьим взводом, из-за отсутствовавшего Мелёхина.
- А что же с Мелёхиным? И вообще, когда он уже вернётся в роту?
Андрей немного призадумался.
- Я точно не знаю, но на предстоящих ротных учениях он должен быть уже в строю. Во всяком случае, я слышал, как Маркин разговаривал с Сычом. Во время этой беседы Батя упомянул, что без Мелёхина будет трудно сдать этот экзамен. Уж больно серьёзные учения предстоят у нас в конце октября! От их результата зависит, переведут ли нашего Сыча на повышение, или нет. Да и дисциплина в третьем взводе заметно ослабла. Без взводного многие и вовсе распустились! Так что, судя по всему, Сергея вот-вот отзовут из командировки.
- В конце октября у вас снова будут учения? – дрожащим от волнения голосом, разочарованно переспросила Светлана, - А как же отпуск? Ведь ты сам говорил, что у тебя остался ещё один не использованный отпуск, и что в октябре мы поедем вначале ко мне, а потом к тебе домой?! Ты ведь обещал!
От такого известия у Светланы резко переменилось настроение. Все её планы рушились. Не отведав даже своего торта, она демонстративно встала и с форсом вышла из кухни. Всем своим поведением она, как бы, пыталась сказать: “Виной моих больших страданий являешься лишь только ты!” При этом, она умышленно хлопнула дверью.
Андрей продолжал сидеть за столом. Но аппетит у него уже явно пропал. Он прекрасно осознавал, как огорчил своим известием жену. Эти незапланированные ранее учения, как снег на голову свалились, неожиданно для всех. У некоторых офицеров разведроты на этот период времени был запланирован отпуск, а теперь всё отменялось. Андрей также не был в восторге от такой новости. И всё же, он рассчитывал на понимание со стороны супруги. Но её эмоциональная реакция его сильно огорчила.
“Зачем она так! – стал внушать ему помысл, - В чём твоя вина? Неужели она думает, что тебе всё это нравится?! Она тебя совершенно не понимает! Выскажи ей всё, выскажи!”
Андрей, не закончив трапезу, под влиянием искушающего помысла, стал из-за стола и пошёл в комнату. Светлана в это время стояла у окна, в своей излюбленной стойке, и, надувшись, вела с кем-то диалог сама в себе:
“Ну, и чего ты добилась? – вторил ей помысл, - Ты так готовилась к этой встрече, а он совершенно не оценил твоих усилий! За кого, за кого ты вышла замуж? А ведь мама тебе не раз говорила: “Доченька! Никогда не выходи замуж за военного!” Разве не права она была?.. И какое будущие сулит тебе этот брак?.. Всю жизни сидеть одной в четырёх стенах и ожидать мужа, разъезжающего по всевозможным учениям?.. А как же счастье?.. Ты подумала о своём личном счастье?..”
- Может поговорим? – еле сдерживая себя от переполнявшего внутреннего негодования, произнёс Андрей.
- Нам не о чём говорить! – выпалила она.
“Ты только посмотри, как она с тобой разговаривает! – стал «заступаться» за расстроенного Андрея лукавый помысл, - Разве любящие жёны так себя ведут?.. Вот ты, хоть когда-нибудь, позволял ли себе согнать своё плохое настроение на жене?.. Нет, не позволял! А она позволяет! Постоянно позволяет!.. Она не любит тебя, не любит!..”
- В чём моя вина? – произнёс Андрей, накрученный помыслом, - Ты ведь должна понимать, я военный человек! Я не на «гражданке»! Это там я мог бы обжаловать перенос своего отпуска, но не здесь! Это армия! К тому же, не только у нас с тобой такая ситуация. Тихомиров с семьёй также планировал на родину съездить… Но, ничего, не вешается, ни он, ни жена!..
- Как ты не понимаешь, ведь я домой уже написала, что мы приедем вместе! Моя мама ведь и так не лучшего мнения о военных! Меньше всего она хотела иметь себе зятя военного!
- Я на тебе женат, а не на твоей маме! – с укором выпалил Андрей.
- Но ведь ты сам мне обещал, что мы поедем! – переходя на истерику, чуть не плача, выкрикнула она.
- Что ты хочешь от меня? В чём моя вина? – выходя из себя, отбивался Андрей.
- Ты не должен был категорично обещать, что в октябре мы поедем в отпуск!
- Я не обещал! Я только говорил тебе о том, что у меня запланирован отпуск на октябрь! Это не моя вина, что мне его сместили!
- Все равно, это не правильно! У тебя должен быть отпуск! Они обязаны дать его тебе! И именно в октябре! – продолжала выплёскивать свои эмоции Светлана.
“Ну какая же она дотошная! – провопил помысел Андрею, - Ты перед ней тут распинаешься, а она всё на своём стоит! У-у, стерва!”
Андрей ощутил в себе ещё больший прилив негодования. Ему даже захотелось залепить жене пощёчину, но что-то в нём ещё бодрствовало и давало ясности уму хоть немного контролировать себя, сдерживаться. Взяв себя в руки, он решил попробовать перевести конфликт в иное русло. Вспомнив народную поговорку, что «постель всех примиряет», старшина приблизился к супруге и попытался обнять её.
- Не трогай меня! – завопила Светлана и очень резко оттолкнула его от себя, - Не прикасайся ко мне своими грязными руками!
“Ну что, получил? – с издёвкой произнёс к нему помысел, - Ну будь же мужчиной! Поставь её на место! Она должна контролировать свои поступки и слова! Проучи её! Врежь ей хорошенько!”
И всё же Андрей не смог поднять руку на жену, хотя желание это и переполняло его. Отпустив Светлану, он отошёл в сторону. Его взгляд остановился на свадебной фотографии, что висела на стене. Он медленно подошёл к ней и, сняв её со стены, печально посмотрел на неё ещё раз, после чего со всей силы запустил снимок о стену. Да только немного не рассчитал и попал в трюмо. Так как фотография была под стеклом, в деревянной рамке, то она тут же разбилась. Зазвенело и зеркало.
Не обращая внимания на застывшую от страха жену, Андрей направился на кухню. Налив себе остаток коньяка, он тут же залпом опорожнил стакан. Этого ему показалось мало. Обида и апатия к жизни побуждали его к ещё большей дозе алкоголя. Тогда он достал из тумбочки недопитую им когда-то бутылку водки. Налив себе полный стакан, он выпил и эту порцию, совершенно не закусывая. Он преднамеренно так поступил. Ему именно и хотелось опьянеть, чтобы ничего не видеть и не скорбеть. Одевшись, он вышел из квартиры, при этом, что есть силы, хлопнув дверью.
Светлана, стоявшая всё это время, словно заколдованная, наконец неспеша подошла к разбитому вдребезги зеркалу. Среди множества осколков она отыскала надорванную свадебную фотографию и заплакала.
“Разбитое зеркало – это к несчастью! – произнёс ей, всё тот же, помысел, что участвовал с самого начала этой семейной ссоры, - Вы не будете вместе! Вы разведётесь! Вы друг другу не пара! Тебе нужен другой, лучший муж, чем этот! Андрей тебя не понимает! Он настоящий эгоист! Как он мог тебя так обидеть? Ты видела его глаза, когда он разбивал трюмо?.. Это, ведь, были не человеческие глаза, а глаза зверя! Он и тебя мог убить! Зачем он тебе? Брось его, брось!..”

-9-

Разведрота отстирывалась после учений. Выстиранное «хэбэ» солдаты развешивали сушить на спинках кроватей. «Старики», как и полагается, в стирке участия не принимали. Одни из них смотрели телевизор, другие играли на гитарах, кто-то завалился на койку и строго наставлял одного из «салаг», чтобы тот хорошенько выгладил к подъёму дембельское «хэбэ», кто-то воспитывал неопытного «слона», за то, что тот не отстирал жирного пятна, ну а кто-то и вовсе отсутствовал в кубрике и, после продолжительного перерыва, добравшись до дембельского чемодана, сидел в каптёрке и с важным и довольным видом перекладывал дембельские подарки.
- Я не понял, что за бордель вы здесь развели?! – послышался крик старшины разведроты, - Почему кругом такой бардак?!
Все разочарованно вздохнули. Столь нежданный визит прапорщика Кравченко не обрадовал никого.
- Блин, и чего ему дома не сидится? – недовольно произнёс кто-то из солдат.
Кравченко, засунув руки в карманы, стоял перед тумбочкой дневального и отчитывал наряд.
- Так ведь все стираются, товарищ прапорщик! – принялся оправдываться дежурный по роте.
- А меня это волнует?! – орал пьяный старшина, - Солдат, кого это волнует?! Так, разведрота, строиться! Я сказал, разведрота, строиться!!!
Недовольные военнослужащие принялись медленно выходить из кубриков и строиться.
- Чего он припёрся? – возмущались между собой солдаты.
Кравченко туманным взглядом окинул роту, после чего уселся на солдатскую табуретку и принялся «воспитывать» своих подчинённых:
- Так! Что-то вы разучились быстро строиться. Значит будем тренироваться: разведрота, отбой! Я сказал, разведрота, отбой!!!
Кто матерясь, кто подгоняя других, разведрота устремилась к своим койкам, чтобы принять горизонтальное положение.
Соседям же по этажу, комендачам и связистам, было забавно наблюдать со стороны за этим зрелищем.
- Давай, давай, Радченко! – принялись поддевать те отдельных разведчиков, - Пошевеливайся! Ты слышал, что тебе старшина сказал? «Отбой!»
- Лахно! – показывая кулак комендачу, пригрозил Радченко, - Если ты ещё хоть слово пикнешь, я тебя прибью!
- Товарищ прапорщик! Тут у Вас ефрейтор Радченко пренебрегает Вашими командами! – смеясь, обратился к Кравченко рядовой Лахно, - Вы ему пару нарядов влепите, чтобы он больше не прятался под кроватью!
Со стороны соседей разведчиков раздался смех.
- Та-ак! – протянул старшина, приподнимаясь с табуретки, - Разведрота, строиться!.. Ро-овняйсь! Сми-рно! Разведрота, от-бой!
- Радченко, придурок! – посыпались угрозы с многоэтажными матами в адрес хитреца со стороны сослуживцев, - Из-за тебя, урод, вся рота теперь страдает!
- Разведрота, подъём! – продолжал издеваться старшина, прогуливаясь теперь между рядами двухъярусных кроватей, чтобы отдельные военнослужащие, типа Радченко, не могли больше его перехитрить, - Ро-вняйсь! Сми-рно!
- Товарищ прапорщик, стираться нужно! – выкрикнул кто-то со второй шеренги, где, как правило, место занимали старослужащие.
- Та-ак! Рота стала слишком много разговаривать! – вычищая грязь из-под ногтей, очень хладнокровно произнёс Кравченко, - Борзеем, ребята! Борзеем! Рота, «газы»!
- Так ведь противогазов нет, товарищ прапорщик! – начали выкрикивать разведчики.
- Значит, рота, «воздух»! Я сказал, рота, «воздух»! – не растерялся старшина.
Первая шеренга, что состояла из первогодок, рухнула на пол, как подкошенная, и положила руки на голову. Остальные, военнослужащие второго года службы,
принялись смотреть друг на друга, не зная, как вести себя, продолжать ли стоять на месте, или же уподобиться «слонам».
- Я не понял! – освирепел Кравченко, - Вас, что, команда не касается?!!
Глядя на разъярённого старшину военнослужащие третьего периода службы медленно опустились на пол и приняли соответствующее положение. Дембеля же застыли в нерешительности.
- Товарищ прапорщик, хорош издеваться! – проговорил один из дембелей, - Рота устала, а Вы… ерундой занимаетесь! – последние два слова военнослужащий произнёс очень тихо, себе под нос, чтобы старшина не расслышал.
- Сафонов! – обратился Кравченко к заместителю командира второго взвода, - Лично ты поедешь домой последней партией, 31-го декабря, в 23.59! И можешь сбрить свою шевелюру, потому что за ворота КПП ты выйдешь полностью оболваненым и без усов! Я тебе это устрою! А пока… Я повторяю в последний раз, рота, «воздух»!
Шутить со старшиной дембеля больше не хотели. Поняв, что у того сегодня очень испорченное настроение, они опустились на пол.
- Нормальные мужья, после продолжительной отлучки, к жёнам пошли, а наш, придурок, в казарму попёрся! – негодовали себе под нос солдаты.
- А что тут непонятного? – тихо произнёс Радченко, - Наш старшина, скорее всего, погрызся со своей ненаглядной, и теперь всю злость на нас выплёскивает!
- Я не понял, что это там за разговоры?! – грозно произнёс Кравченко, - Если я услышу ещё хотя бы одно слово, то рота побежит сегодня на ночной марш-бросок!.. Или, может быть, вам устроить генеральную уборку, с выносом на плац всех кроватей и тумбочек? Так я вам это сейчас устрою!
Не известно, сколько бы ещё Кравченко издевался над своими подчинёнными, если бы не прозвучала по селектору команда общеполкового отбоя.
- Вам повезло! – с досадой сказал старшина, - Можете встать. Сафонов! Проведёшь вечернюю поверку и отобъёшь роту!
- Товарищ прапорщик, а когда же стираться? – стали возмущаться солдаты.
- До 24.00 чтобы ни один из вас не шатался по расположению! А после… Хотите – стирайтесь, хотите – не стирайтесь, но чтобы на утреннем осмотре все были чистыми и выглаженными! Вопросы есть? Вопросов нет! Значит, я пошёл!
При выходе из казармы Кравченко, с геройским видом, на прощанье футбольнул ведро с водой, которое, как показалось ему, стояло не на своём месте.
- Бардак развели кругом! – вскричал он и вышел.
Идти домой Андрею не хотелось. Чтобы скоротать где-то время, он зашёл в гости к Дюрягину и Бажану. Там он застал Сальникова с Рашидовым. Вчетвером они играли в карты. Проигравший должен был идти утром в казарму на подъём, чтобы вести роту на зарядку, хотя обязан был это делать Дюрягин. Он же, естественно, и был инициатором этого состязания. Этот офицер не мог прожить и дня, чтобы не выкинуть какой-нибудь номер.
- Пить будешь? – спросил Дюрягин у старшины, не отрываясь от игры.
Кравченко томным взглядом окинул стол, на котором стояли две недопитые бутылки “Русской”.
- Да нет, спасибо! Я уже принял свою дозу! – ответил Кравченко, усаживаясь в кресло. Приметив гитару, что лежала рядом, он взял её в руки и принялся что-то наигрывать.
- Что-то у тебя хмурый вид. – заметил Дюрягин.
- Что, с женой поругался? – поинтересовался вечно любопытный Рашидов, - Чего сам пришёл, без Светы?
- Отстань! И так тошно! – с недовольством ответил Андрей.
- Ого! Кажется наш старшина не на шутку поцапался со своей второй половиной! – произнёс Дюрягин, - Так что там у вас произошло?
- Ничего. Мелочи жизни. – Ушёл от ответа Андрей.
Дюрягин посмотрел на старшину. Потом, словно невзначай, продолжая играть в карты, сам себе под нос запел:

“Весь мир стал серым-серым-серым,
Как тюремная стена.
Ведь рядом стерва-стерва-стерва,
И она моя жена.
Я не последний и не первый,
Кто несёт свой тяжкий крест.
Кто знает, как выходят стервы-стервы-стервы…
Из хорошеньких невест?..”

Кравченко пристально посмотрел на взводного.
Уловив во взгляде старшины разочарование, Дюрягин произнёс:
- Что, старшина, кусаешь локти?.. Послушай моего доброго совета: тебе нужно завести хорошую любовницу! Я серьёзно говорю! Как говорит наш Герасимов, женщина – как парашют, в любой момент может отказать. Поэтому: всегда нужно иметь при себе запасной!
- Вот женишься, тогда и заводи себе любовниц, сколько захочешь! – хладнокровно ответил Кравченко.
- Мне жениться? – широко улыбаясь, переспросил Дюрягин, - Что я, сумасшедший?! Нет, если однажды в голову мне и придёт такая самоубийственная идея, то, первым делом, я позабочусь о том, чтобы у меня всегда была женщина, способная понять, к которой я смог бы пойти после семейных конфликтов с женой. Как говорит наш Герасимов, запасной аэродром никогда не помешает!
- А что, нельзя чтобы такой всепонимающей женщиной была жена? – присоединился к затронутой теме разговора Сальников.
- К сожалению, в жизни такое явление встречается крайне редко! – со вздохом ответил Дюрягин, - Как правило, до свадьбы они все ангелочки, зато после у них начинают прорезаться зубки, как у хищников, а у мужей – рожки, как у чёртиков! Как говорит наш Герасимов, женщина – это пуля со смещённым центром, которая метит в сердце мужчины, бъёт по его карману, а потом выходит ему боком!
- Э-э! – протянул Рашидов, - Зачем так о женщине говоришь?
- Разве я не правду сказал? – принялся оправдываться Дюрягин, - Это у вас там, в Узбекистане, женщины знают своё место! А у нас этот слабый женский пол уж больно агрессивен. До свадьбы – они такие тихони! А после… И зарплата мужа её не устраивает, и с кем дружить мужу – она тоже указывает! Как посмотришь на этих женатых, так и жениться отпадает всякая охота, честное слово!
- Ну есть, ведь, и счастливые пары! – заметил Сальников.
- В кино и в книжках! – парировал Дюрягин, - А в жизни, уже после первого года супружеской жизни, они начинают относиться к своему браку, как к тюремному заключению! Или я не прав, а, старшина?
Кравченко молчал. Ему очень хотелось возразить Дюрягину, но, к сожалению, никаких контраргументов у него не находилось. Он, действительно, уже сожалел о том, что так поспешно женился. Ведь он чувствовал, что Светлане нужно было дать ещё немного времени, чтобы она окончательно разобралась со своими внутренними проблемами. Здравый разум вторил ему, что на чужом несчастье нельзя построить личного счастья. Со своей любовью от вторгся в личную жизнь двух влюблённых, хотя временно и поссорившихся, людей. Совесть ему подсказывала, что его поступок был нечестен по отношению к тому молодому человеку, который остался в Москве. Андрей несколько раз пытался ставить себя на его место. А каково было бы ему, Андрею, если бы кто-то, воспользовавшись временным конфликтом между ним и его любимой девушкой или женщиной, вдруг решил бы вскружить ей голову? Но чувства были ему неподвластны. Кравченко ничего не мог поделать с этой страстью. Он был рабом своей естественной земной природы, и не просто земной, но и грешной природы. Только теперь он начал опытно познавать, насколько опасно доверять своим чувствам, когда они идут вразрез с голосом разума. Он всё отчётливее начинал осознавать, что фундамент его брака был заложен на очень неблагонадёжном основании. В любой момент это здание могло рухнуть. И проблема была не только в том, что стены этого строения не имели крепкого раствора, обоюдной любви. Кравченко не верил в то, что земная любовь может быть вечной. И если бы Светлана просто не любила его, то с этим он ещё мог бы смириться. В конце концов, любви люди научаются со временем. Но они были инородными телами друг для друга, у них были совершенно противоположные ценности в жизни и стремления. Как медь и алюминий никогда не могут состыковаться между собой и стать одним целым, так и их души, из-за различной духовности, при состыкновении приводили к пожару. Для того, чтобы соединить между собой эти два материала, нужна была некая изоляция, посредническая между ними. Но Светлана не желала признавать этой посреднической изоляционной ленты. А Андрей не видел себе жизни вне веры в Бога… “Господи! – кричала его душа, - Неужели я никогда не буду счастлив?!” Хотя Андрей и взывал в своих молитвах к Богу, но Самого Бога он ещё не желал видеть единым источником ожидаемого счастья. Он, по своей незрелости, полагал, что счастье заключено в благополучном браке, в семейном благополучие, в большом количестве детей… Оттого, когда реальность не оправдывала его надежд, когда нарисованные в голове планы и образы счастья в жизни не осуществлялись и рушились, его душа проходила через очистительный огонь, который пожигал всё ложное и ненужное. И от того, что сердце его очень сильно прилеплялось к этому ложному, огонь казался ему мучительно жгучим и болезненным…

-10-

…В конце октября разведрота высадилась на один из островов в Тихом океане для проведения ротных учений. Это были не простые учения. К ним очень долго и серьёзно готовились. Рота была полностью укомплектована и даже усиленна. Был задействован на этих учениях и спецвзвод сверхсрочников. Они впервые за последнее время смогли собраться все вместе. Некоторые из них в первый раз увидели друг друга. Кроме морских пехотинцев, привлекли и эскадрилью вертолётчиков. Они также разместились со свои боевыми машинами на том же острове, что и разведчики.
Рельеф острова был скалистым. Кроме зарослей низкорослого тальника, здесь росло очень много деревьев рябины и берёз. Имелись тут и родники. Из них военнослужащие и черпали питьевую воду. Палатки разместили в скалистом ущелье. Таким образом разведчики смогли укрыться от принизывающего насквозь холодного ветра. Неподалёку от разбитого лагеря вертолётчики замаскировали свои боевые машины, вертолёты. Как и подобает на учениях, выставили посты.
Пребывание на острове многим понравилось. Ведь, не смотря на суровый климат, на этих учениях рота не особенно-то физически перетруждалась. Скорее даже наоборот. На острове не нужно было постоянно строиться, как это обычно происходит в родном гарнизоне. Солдаты ощущали себя, как на какой-то маёвке. И даже присутствие в роте командира полка подполковника Сыча не сказывалось на дисциплине военнослужащих. Они всё время так и норовили разбрестись по острову, чтобы поохотиться на дичь, которой здесь хватало.
А вот дембеля были весьма недовольны этими учениями. Ведь многие из них уже планировали возвратиться к этому времени домой. Каждому, кому доводилось служить в армии, не один раз приходилось сталкиваться с таким понятием, как «дембельские слухи». Каждый раз, после долго ожидаемого Приказа, кто-то из дембелей пускает самообольщающий «очень верный слух», «из самых надёжных источников», что уже в этом году самая первая партия увольняемых в запас отправиться из полка уже через пару недель после Приказа! Хотя такие слухи всегда являлись обычной «уткой», большинству, почему-то, очень нравилось в них верить. Вот и дембеля разведроты с трудом дождались последнего дня учений.
Экзамен разведчики сдали на «отлично!» Командование армии, которое посещало остров, высоко оценило мастерство боевой подготовки всего личного состава роты. У Сыча было прекрасное настроение. Его теперь ожидало повышение по службе.
- Так что, товарищ подполковник, - обратился к командиру полка Дюрягин, когда вечером, накануне отбытия с острова, все сидели у большого костра, - Вас, кажется, можно поздравить?! Судя по всему, Вас теперь переведут в дивизию!
- Ну, это ещё не известно, - заскромничал Сыч, - Может быть и переведут!
- Да переведут, переведут! – подбодрил подполковника Маркин.
- А кто же теперь будет вместо Вас, а, товарищ подполковник? – спросил кто-то из солдат.
- А кто его знает! – протянул Сыч, - во всяком случае, без «папки» не останетесь! Кого-кого, а нашего брата в армии хватает!
- Хватать, то, хватает, - заметил Дюрягин, - Да вот пришлют какого-нибудь кабинетного уставника, и начнёт тогда качать права свои по-новому…
- Будем надеяться, что уставника не пришлют! – подхватил Герасимов. Ему-то было уже все равно, кого пришлют вместо Сыча. Ведь, после этих учений, старшего лейтенанта также собирались переводить в другой округ.
- Лучше спойте этому старому козлу на прощанье! – самокритично пошутил над собой Сыч, - Ато, возможно, я больше не услышу ваших песен. Мелёхин! – обратился он ко взводному, - Я надеюсь, мы расстанемся друзьями!
Мелёхин улыбнулся.
- О чём речь, товарищ подполковник?! – ответил Сергей, - Я никогда не считал Вас своим врагом, честное слово!
После слов Мелёхина наступила небольшая пауза. Все знали о конфликте, который возник между этими офицерами. Дело в том, что Сергей вернулся в роту совсем другим человеком. На полигоне, куда он был временно командирован, этот офицер случайно познакомился с одним военнослужащим, рядовым. Тот, как выяснилось, был верующим человеком, представителем одной из сект. Они помногу общались. Вскоре, в один из выходных дней, вместе посетили собрание «пятидесятников», которое проводилось в доме молитвы. Мелёхин стал читать «пятидесятническую» литературу. И сердце его загорелось. Хотя он и был крещён в детстве в Православной Церкви, но учения православного не знал. Под влиянием протестантского богословия Сергей вскоре пришёл к выводу, что ему следует заново перекреститься, что он и сделал. Под влиянием той же агитационной литературы он ощутил в себе призвание к проповедничеству. Едва возвратившись в полк, Мелёхин принялся проводить миссионерскую деятельность. В самой разведроте весьма неоднозначно восприняли столь внезапную перемену в поведении этого офицера. Кто-то даже сказал, что он стал похож на Уманца. Однако Сергей не исповедывал «пацифистских» идей. Постепенно все разговоры в казарме стали сводиться лишь к одной теме – что произошло с командиром третьего взвода? “Ты, в самом деле, веришь в эту библейскую сказку о беспорочном зачатии Девы Марии? – с иронией обращался к Мелёхину Дюрягин, - Слушай, тебя там на полигоне случайно не контузило? У меня такой впечатление, будто у тебя крыша поехала! Тебе нужно срочно обследоваться!” Спиридонов подхватывал: “Мелёхин! Какой Бог? Какой сатана? Какое воскресение из мёртвых? Очнись! Ты на пороге двадцать первого века! Ты смешён!..” Ротный реагировал чуть иначе: “Ты извини меня, пожалуйста, Серёга, но, я преклоняюсь, конечно, пред личностью Христа, как перед великим гуманистом. Его Нагорная проповедь – это сила! Но что касается того, чтобы видеть в Нём Бога – это слишком! Он ведь и Сам говорил, что является только лишь Божьим Сыном, Одним из многих! Зачем же делать из Него Того, Кем Он вовсе не является?..” Герасимов просто уходил от всяких разговоров на религиозные темы. Он был вовсе равнодушным к этому предмету. Кравченко же не знал точно, как ему следует реагировать на такую перемену друга. С одной стороны – временами у него загоралось сердце, когда он слушал Сергея. Невежества сослуживцев он вовсе не разделял. Но с другой стороны – Андрея очень смущало, что Мелёхин подпал под влияние «сектанства». Признавать практику перекрещивания он не мог. “А как же тогда те святые Отцы Церкви, которые были крещены в младенчестве? Неужели их крещение не действительно? Сергий Радонежский, Серафим Саровский и многие другие – они что, остались вне спасения?” – изумлённо спрашивал он. Мелёхину трудно было состязаться с Андреем. Хотя тот и продолжал вести не совсем благочестивый образ жизни, познания в области Библии у него были куда выше, чем у новоявленного «пятидесятника». Но нравственно Сергей с каждым днём становился всё чище. И эта ревность по Богу была глубоко симпатична старшине. Во многом он стал обличаться, глядя на поведение друга. Безусловно, «нечто» (или Некто?) действовало (или действовал?) через Мелёхина. Общение с Сергеем начинало всё больше воздействовать на Андрея. Хотя, было у взводного и нечто такое, что совершенно претило Кравченко. Уж больно тот был навязчив, временами. Желание проповедовать у него очень часто переходило в элементарный фанатизм. Именно эта «липучесть» и раздражала многих. Сам же Сергей за собой этого, казалось, совершенно не замечал. Более того, когда он видел у других негативную реакцию на его поведение, то ещё больше усиливал свой натиск. По своей незрелости, он полагал, что своим напором изгонит диавола из сердец неверующих! Со стороны же он был похож на того безрассудного человека, который засовывает голову в клетку со львами и, желая подразнить тех, пытался подёргать их за усы. И это было великим милосердием для этого человека, что Господь уже столько раз не позволял хищникам оторвать безумцу голову! И вместо того, чтобы образумиться, этот «герой» начинал себе внушать, будто милость Господня будет с ним всегда; что зубы хищника никогда не коснуться его головы, поскольку он «верой берёт обетования из рук Всевышнего!» Вот и на этих учениях Сергей настолько увлёкся проповедничеством, что нервы у Сыча сдали. “Мелёхин! Ты меня уже достал! – яростно вскричал командир полка, после того, как тот снова перевёл разговор в нужное ему русло, совершенно не задумываясь о том, хотят ли его слушать? – Я тебе приказываю, чтобы ты больше никогда не произносил при мне вслух имени своего Христа! Веришь в Него? Вот и верь себе, молча!” На что тот хладнокровно ответил: “Рассудите сами, товарищ подполковник, кого надлежит более слушать, человека или Бога? Бог говорит, чтобы верующие в Него научали вере всякого человека, чтобы все услышали Его Благую весть! Как же я могу ослушаться Того, в Чьих руках дыхание моей жизни?” Все две недели, сколько провели разведчики на острове, между Мелёхиным и Сычом шла настоящая духовная война. Подполковник матерясь проклинал тот день, когда в его полк был направлен по распределению этот «необузданный» офицер. Командир полка буквально возненавидел взводного, который своими непрестанными обличениями и поучениями был как бельмо над глазом. Сыч стал придираться к молодому лейтенанту из-за всякой мелочи. Что было простительно по отношению к другим, то совершенно не прощалось Мелёхину. И, надо признать, что и в этом был суд Божий. Ведь, каким судом человек судит о поступках других, такой же суд Господь совершает над судящим. Сергей же, по незрелости своего ума, сам себя увенчивал ореолом мученика. Вместо того, чтобы обрабатывать в первую очередь огород собственной души, искореняя свои недостатки, он больше вспахивал чужую землю, хотя и без злого умысла. Будучи движим самыми благими намерениями, он, словно, рылся в чужом белье, отыскивая то, что требует стирки. А такого поведения одобрить никто не мог. Тогда-то, не имея достаточного терпения по отношению к обличителю, многие и срывали свою злость, высказывая ему своё негодование. Но тот был невозмутим. И это хладнокровие ещё больше раздражало их...
- Ну тогда спой что-нибудь из своего репертуара! – после небольшого молчания обратился к Мелёхину Сыч.
Сергей задумчиво опустил голову вниз. Потом, взяв гитару в руки, тихим голосом запел:

«О, Боже, услышь Ты мой голос, взываю в пустыне!
Стою на коленях и слёзы стекают из глаз.
Не дай мне пропасть в Тебя сем не познанном мире,
Где нету любви и лишь соль на глазах, всякий раз.

Прости за грехи, я был тоже когда-то безумен!
Смеялся над правдой и жил для себя лишь, поверь!
Но Ты всё простил мне, хотя я того не достоин.
Ты вышел навстречу и мне отворил жизни дверь.

Ты дал мне воды, когда я умирал от пустыни.
Ты хлеба мне дал, не земного, но манну с небес!
О, Бог мой, прости! Я ведь так пред Тобою повинен.
Я раб Твой! Не смею сказать Тебе, даже: «Отец»!

Я древо, без пользы растущее в замкнутом мире!
Не дай стать бесплодным, не дай умереть во грехе!
Пошли мне любовь, дай мне веру, терпенье, отныне!
Но больше всего я прошу. оставайся во мне!..”

Мелёхин продолжал петь свою новую песню. Уже после первой строчки всем стало ясно, о чём он собирался петь. Сыч, слушая его, сидел как на иголках. Со стороны было очень забавно наблюдать, как разведчики бросали свой взгляд то на взводного, то на командира полка. Подполковник уже не рад был, что вообще попросил Сергея что-либо исполнить. Откуда же ему было знать, что этот офицер больше не пел своих старых «мирских» песен, которые были так популярны в полку.
После того, как Мелёхин окончил петь, Сыч демонстративно прокашлялся.
- Ничего! – сухо и с явным безразличием высказал своё мнение о новой песне Сыч, - Только я одного никак не могу понять, почему ты так себя унижаешь в этой песне? Ты называешь себя «рабом»… Где твоё человеческое достоинство, гордость?
- Достоинство? – переспросил Мелёхин, потом скептически улыбнулся и ответил, - Его у меня, действительно, нет! Какое может быть достоинство у грешника? Оно у него, как запачканная одежда! А вот гордости у меня, к сожалению, ещё очень много! Я хотел бы, как можно скорее, избавиться от неё. Ведь гордым Бог противится! А что касается «рабства», то всякий человек является рабом, либо Божьим, либо сатаны! Некто выразил это так: «Есть истина, есть вера, есть Господь. Есть разница у них и есть единство. Одним вредит, других спасает вопреки. Неверье – тьма. Но чаще – свинство!»
Такой пощёчины Сыч стерпеть не мог.
- Что за чушь ты тут несёшь?! – вскричал он, да так, что аж пена со рта полетела, - Проживи сперва с моё, а уже потом будешь учить жизни других! Зелёный ещё! Видал я таких, как ты! Да я… я… в Афгане… хлебнул столько!!! А этот сопляк меня учит!..
Маркин, видя что назревает очередной скандал, решил перевести разговор в иное русло. Для этого он взял в руки гитару и принялся петь свои любимые «афганские» песни.
Солдаты обожали слушать седоволосого майора. У него всегда было очень много интересных тем для поддержки разговора. Жизненные ситуации, в которых ему самолично довелось побывать, он всегда пересказывал под сопровождение гитары.
После Маркина гитару взял Кравченко. За ним другие. Разведрота ещё долго не отбивалась и всё сидела у костра. Звучало много различных песен, и грустных, и весёлых. В этот вечер командир полка разрешил произвести отбой на час позже.
Последний день пребывания на острове приближался к концу. Казалось, ничего не предвещало беды. Когда без пятнадцати одиннадцать к Сычу подошёл радист.
- Товарищ подполковник, Вас срочно вызывают на связь! – взволнованно доложил тот.
Сыч быстрым шагом направился к офицерской палатке. Через минуту он выскочил оттуда и громко скомандовал:
- Боевая тревога! Офицеры, ко мне! Экипажам вертолётов подготовить машины к вылету! Старшина! Укомплектовать второй взвод бронежилетами! Замкомвзводам получить у старшины боеприпасы!
Все сразу пришли в движение. Кругом звучали команды командиров отделений. Кто-то довольным голосом заметил: “Хорошо, что отбой перенесли! Ато б только улеглись, а тут тревога!”
Кравченко принялся выдавать боевую экипировку второму взводу. Ящики с боеприпасами сразу понесли к вертолётам, которые заканчивали прогреваться, так что уже были почти готовы к взлёту.
Когда весь личный состав был приведён в полную боевую готовность, Сыч объявил:
- В пятнадцати милях от дислокации нашего лагеря полчаса назад был обстрелян пограничный катер. Тяжело ранены два офицера таможенной службы. Баржа, на которой находятся нарушители границы, направляется в сторону нейтральных вод. На перехват нарушителей границы уже движутся два наших боевых корабля. Мы находимся ближе всех к заданному квадрату. Задача роты: задержать неприятельское судно вертолётным ударом сверху. А также, задача второго взвода: под прикрытием первого отделения первого взвода, под командованием старшего лейтенанта Дюрягина, и прикрытием первого отделения третьего взвода, под командованием лейтенанта Мелёхина, высадиться на неприятельское судно. Взвод Марифова пойдёт на усиление Герасимову! Старшим на острове с оставшимися военнослужащими, не задействованными в боевой операции, остаётся Старшина! Все остальные указания командиры экипажей получат непосредственно в воздухе! По машинам!
Три вертолёта с десантом второго взвода взлетели первыми. Следом за ними вылетел и Дюрягин со своим экипажем.
Когда в вертолёт Мелёхина вскочил последний солдат первого отделения, взводный хотел, уж было, закрыть люк. Но тут в десантное отделение вертолёта вскочил Кравченко.
- А ты куда? – изумлённо спросил Сергей, - Тебе же приказали оставаться старшим на острове!
- А я что, «рыжий»?! – ответил тот и, не обращая внимания на друга, старшина уселся и принялся вместе со всеми поспешно наполнять магазины АКСУ боеприпасами.
- Кто остался старшим на острове? – не отставал Мелёхин от Кравченко.
- Я назначил старшим твоего Мальцева! – ответил тот.
Сергей посмотрел в глаза друга и понял, что спорить с ним бесполезно.
- Да ты не бойся! В случае чего – ответственность за последствия я понесу сам! – принялся ободрять друга Кравченко, - Ты ни в чём не виноват! Я сам заскочил в вертолёт в последний момент! Так что, всю вину свалишь на меня!
- Что, фильмов приключенческих насмотрелся, книжек начитался, на подвиги потянуло? – перезаряжая оружие, недовольно произнёс взводный.
Кравченко ничего не ответил. В его поведении просматривалась бравада. Казалось, он вовсе не отдавал себе отчёта, что совсем скоро им надлежало вступить, отнюдь, не в учебный, а в самый настоящий бой, из которого кто-то из них может не вернуться назад.
В отличие от старшины, все остальные члены экипажа не скрывали своего волнения. Ведь для всех предстоящий бой должен был состояться впервые. А умирать никому не хотелось…

-11-

Из окон иллюминаторов в полночной темноте были видны светящиеся пулемётные очереди. Это вертолёт под командованием капитана Тихомирова нанёс первый удар по судну, мчавшемуся в сторону нейтральных вод. В ответ вылетела такая же светящаяся огненная полоса трассеров. Если бы эти свинцовые изделия не несли на своих кончиках запаха смерти, то это было бы чудное эстетическое зрелище, наблюдать за боем со стороны. Но, к сожалению, это были не залпы праздничных орудий и далеко не салютный фиерверг. Беззвёздное небо осветилось заревом сгорающей серы, в надежде отыскать своих жертв…
По рации слышались команды Сыча. Его вертолёт, на котором был и Спиридонов, в бой пока не вступал. Также и вертолёт под командованием майора Маркина огня не открывал. Экипаж Дюрягина же уже принял боевое крещение. Они нанесли свой удар сзади баржи. Мелёхину надлежало обойти судно спереди и усиленным огнём постараться подавить два пулемёта неприятеля, которые не давали высадиться десанту. Таким образом, нарушители границы оказались под перекрёстным огнём, спереди, сзади и с левой стороны, где не переставал громыхать пулемёт Тихомирова.
Экипажи Сыча и Маркина готовились высадиться на судно по верёвочной лестнице. Но пока у них ничего не получалось. Уж больно ожесточённо огрызались снизу.
Вдруг раздался сильный взрыв, который по своей громкости и мощи заглушил звуки пулемётных и автоматных очередей. Это загорелась машина с экипажем Тихомирова. Личный состав ротного бросился выпрыгивать из горящего вертолёта в тихоокеанскую холодную воду. Через непродолжительное мгновение, сделав несколько круговых вертков, как по спирали, боевая машина свалилась и пошла ко дну. На воде, в том самом месте, куда упал горящий вертолёт, остались лишь круги.
Экипаж Дюрягина принялся спасать тех, кто уцелел от экипажа ротного. В темноте это оказалось весьма затруднительным делом. Таким образом, сразу две машины выбыли из операции. А нарушители границы всё стремительнее и стремительнее неслись к нейтральным водам.
- У них ничего не получится! – вскричал сержант Панин, что сидел за пулемётом, обращаясь к своему командиру лейтенанту Мелёхину, - Они не смогут высадиться!
Вертолёт Маркина всё ещё пытался выполнить поставленную задачу. Вертолёт же Сыча вынужден был взять на себя работу Дюрягина - пытался подавить пулемётные точки на барже ударом сзади. А время шло…
Рядовой Бондаренко подал очередную ленту с патронами для ПК Панину. Потом он устремил свой взгляд вниз, куда направлялся огонь. Когда вертолёт завис в метрах восьми над баржой, чтобы лучше разглядеть и, если удастся, засечь точное место пулемётных точек противника, то, неожиданно для всех, солдат, с автоматом в руках, выпрыгнул с люка.
- Бондаренко! Назад! – хотел было схватить того за руку Мелёхин, но не успел.
- Разобьется! – вскричал Кравченко.
Но молодой солдат этого уже не слышал. Через мгновение он оказался на мешках с песком. Благодаря им его не отбросило по инерции за борт.
Вначале Бондаренко пролежал малое время не поднимаясь. Ему нужно было обдумать, что делать дальше. Ведь никакого плана, как такового, у него не было. Свой поступок он совершил исключительно опрометчиво, спонтанно. Теперь же самое главное состояло для него в том, чтобы не попасть под выстрелы своих же. Чуть оклемавшись, солдат принялся вести прицельный огонь, указывая точное расположение пулемётных точек противника.
- Он жив! Товарищ лейтенант, он жив! – радостно заликовал Панин.
- Он долго не продержится! – охладил пыл сержанта Кравченко, - У него всего два магазина, да и бронежилета у него нет!
И тут по рации прозвучал голос командира полка:
- Всем прекратить огонь! Всем удалиться от баржи на безопасное расстояние! Приготовиться к торпедной атаке! Как слышите меня?
Лица у членов экипажа Мелёхина побледнели. Все поняли, что, из-за отсутствия времени, задержать судно, скорее всего, не удастся. Потому командование приняло решение поразить баржу торпедной бомбой.
- Там же Бондаренко! – испуганно произнёс рядовой Тю-рихов.
Мелёхин бросился к рации и стал кричать, что одному из членов его экипажа удалось высадиться удачно на баржу, и что нужно отменить решение командования.
В ответ раздался страшный мат и ругань. Сыч грозился отправить Мелёхина под трибунал, за самопроизвол.
- Кто, я спрашиваю тебя, кто давал тебе такое распоряжение, высаживаться на судно?! – не своим голосом хрипел подполковник, - Ну, … - дальше следовал многоэтажный мат, - ты у меня получишь, сопляк зелёный!.. Я тебе припомню… и Бога твоего, и … Ты зачем там сидишь?! Куда ты смотрел?!… - и снова следовал многоэтажный мат, - У тебя солдаты делают, что им вздумается!… - и снова следовала сольная партия матерщины, - Сам ответишь перед трибуналом!… Довольно с меня твоих художеств!.. – а вот здесь последовала целая композиция сквернословия, - Я уже и так потерял одну машину!.. Я сказал: всем приготовиться к торпедной атаке! А с тобой, смарчёк зелёный, мы поговорим потом!
Весь экипаж Мелёхина слышал эту сольную оперу командира полка. Все прекрасно понимали, что взводный в этой ситуации был совершенно не виновен, что у Сыча имелся просто зуб на молодого офицера. Сам же приказ командования глубоко поразил отделение. Возможно, это было и правильным решением, ведь уже были потери, и неизвестно, сколько ещё могло погибнуть людей при штурме судна. А смерть одного, ради жизни других – такое решение в сложившейся ситуации могло показаться кому-то и более гуманным. И всё же…
- Товарищ лейтенант! – пристально смотря в глаза взводного, проговорил второгодка Тюрихов, - Может попробуем высадиться таким же способом, как Бондаренко?!
- Ты что, рехнулся? – отозвался Кравченко, - Тебе же сказали, «торпедная атака»!
- Ты прав, можно попробовать! – не обращая внимания на старшину, обратился Мелёхин к рядовому Тюрихову, - Приказывать не могу. Кто со мной?
- Была-не-была, - почесав вспотевший лоб, сказал сержант Панин, - Я с Вами, товарищ лейтенант!
- Я тоже! – присоединился к двум добровольцам Тюрихов.
Мелёхин передал по рации, что собирается высаживаться на баржу. В ответ, как и в первый раз, в эфире разразился страшный мат Сыча, угрозы и оскорбления. Но взводный их уже не слушал.
- Попробуй зависнуть как можно ниже над носом судна! – обратился Мелёхин к пилоту вертолёта.
Кравченко сидел уткнувшись в автомат и думал: “Это безумие! Они идут на верную смерть! Прыгать в темноте туда, куда не знаешь, долетишь ли… А если промахнёшься и упадёшь не на баржу, а в ледяную воду?.. В такой темноте тебя и спасательный вертолёт не отыщет!.. А в такой холодной пучине не особенно-то долго и продержишься!.. Да ещё и торпедная атака!.. Чего они добьются?.. Да и не известно, жив ли ещё Бондаренко?..”
- Подумай, что ты делаешь?! – схватив друга за плечо, принялся отговаривать его Кравченко, - Посмотри туда! Там уже и не видно, чтобы были какие-либо признаки, что Бондаренко жив! Трассеров не видно!
- Там мой солдат! – посмотрев в глаза Андрея, без всякого укора в голосе, ответил Сергей, - Я себе этого никогда не смогу простить! Ты понимаешь это?
Кравченко понял, что отговаривать Мелёхина было бесполезно. Тот уже всё для себя решил.
Тогда Андрей вспомнил, с какой бравадой заскочил в вертолёт. Ему стало стыдно, что не он первым отозвался пойти со своим лучшим другом на верную смерть.
Когда вертолёт завис над носом баржи, Мелёхин приготовился прыгать первым. И тут, неожиданно для всех, к трём добровольцам присоединился и старшина.
- Я попробую вызвать огонь на себя. Всё таки у меня есть эта штука! – и Андрей похлопал по бронежилету, который он взял себе, когда укомплектовывал второй взвод. Для всей же роты таких жилетов в полном наличие не имелось. Ведь никто не знал, что обычные учебные занятия перерастут в боевую операцию, - Интересно, он действительно пуленепробиваемый? – улыбнувшись, произнёс Кравченко, чтобы хоть как-то подбодрить себя и других, - А вы прыгайте уже за мной!
Мелёхин не смог скрыть благодарственной улыбки. В глубине души он искренне верил, что Андрей, всё же, присоединиться к ним. Или же, он совершенно не разбирался в людях!..
Кравченко высунулся из люка. Пронизывающий холодный ветер ударил ему в лицо. Ему снова стало страшно. За считанные секунды в его сознании пробежали всевозможные ужасные последствия, которые могут постигнуть его в эту ночь. “Господи! Помоги мне, грешному!” – мысленно воззвал он и, закрыв глаза, нырнул вниз.
Потоком встречного воздуха старшину отбросило в центр баржи. Ударившись об что-то плечом, он принялся вести хаотичную стрельбу. Он стрелял ни столько на поражение, сколько для того, чтобы отвлечь на себя противника. И ему удалось, таки, добиться своего. Сразу несколько автоматчиков перевели своё внимание на нежданного «гостя». Завязался бой.
Воспользовавшись замешательством на судне, трое остальных военнослужащих выпрыгнули на нос судна. Последовала пулемётная очередь в сторону вертолёта.
Обнаружив, наконец, один из тех самых злосчастных пулемётов, Панин запустил гранату.
Раздался взрыв.
- Один готов! – с юношеским ликованием радостно вос-кликнул сержант.
Вертолёт тем временем отлетел на безопасное расстоя-ние.
Старшина оказался отрезан от своих сослуживцев автоматной очередью. Он огляделся по сторонам. В нескольких метрах от него Андрей увидел приоткрытую дверь, что вела внутрь судна. И тут его осенила мысль, попробовать добраться до машинного отделения и остановить баржу.
Сперва старшина запустил гранату, и только потом ворвался в трюм. У лестницы, ведущей вниз, он наткнулся на чей-то труп. Как оказалось, мера предосторожности не была лишней, граната расчистила ему путь.
Кравченко осторожно переступил через труп. Совсем рядом послышались чьи-то быстрые шаги. Андрей нажал на курок, желая выпустить автоматную очередь во тьму, но АКСУ заклинило.
Чья-то сильная рука обхватила старшину за шею. Он попробовал освободиться от этих могучих тисков, но у него ничего не получалось. Это на тренировках по рукопашному бою всё выходило гладко, технично. В боевых же условиях, то ли от волнения, то ли от страха, но контрприём у Кравченко явно не получался. И когда у него уже помутнело в глазах и в голове, от недостатка воздуха, он ощутил какой-то глухой толчок. Потом ещё и ещё. Когда руки, обхватывающие старшину, разжались, он обернулся и увидел знакомый силуэт.
- Панин?! Ты?! – облегчённо вздохнув и с жадностью глотая воздух, будто не дышал им уже целую вечность, радостно произнёс Кравченко, - Если б ты только знал, как я рад тебя видеть!
- Я, товарищ прапорщик! Вы в порядке?
- Да! – переводя дыхание, ответил старшина. Потом он посмотрел на того, кто только что, чуть было не задушил его. Тот лежал весь в крови. Сержант же стоял бледный, как смерть, и никак не мог прийти в себя. Он только что, впервые в жизни, уда-рил ножом человека, - Что с тобой? Ты сам-то цел?
- Цел! – утвердительно покачал головой Панин, - Просто… никогда не думал, что смогу… ударить ножом… человека…
- Это не человек! Это враг, преступник закона, без всякого страха Божьего проливающий кровь тех, которые хотят жить по законам Божьим! Если бы ты этого не сделал, то тогда бы этот «человек» лишил бы жизни другого человека, стоящего на службе у тех, которые хотят жить по Божьему! – решительно ответил Кравченко, желая отрезвить сержанта, - Давай за мной! Нужно добраться до машинного отделения!
Тем временем наверху продолжался бой. Мелёхин был занят вторым пулемётом. Но подступиться к нему не получалось. Сразу три автоматчика не давали взводному даже поднять головы.
Сергей запустил гранату. Но положительного результата это не принесло. После небольшой паузы, перезарядив ленту с патронами, ПК снова открыл стрельбу.
Вдруг загорелось что-то, очень похожее на факел. Затем какой-то человек запустил его в сторону укреплённой мешками с песком пулемётной точки. Молниеносно вспыхнуло пламя, которое осветило всё судно.
“Почему оно загорелось? Песок ведь не горит?” – сам у себя спросил Мелёхин.
Из пламенного ада выскочили два человека. Одежда на них горела. И тогда Тюрихов открыл по ним стрельбу.
- Есть! – радостно вскричал солдат, хвалясь, словно ребёнок, что метко отстрелял в тире, - Товарищ лейтенант, я уложил сразу двоих!
- Тюрихов! Это я, Бондаренко! Прикрой меня, я бегу к вам!
- Бондаренко, оставайся там! – выкрикнул Мелёхин, обрадованный тем, что его солдат жив, - Мы сейчас сами к тебе пробьёмся!
Через несколько минут они уже были вместе, около трю-ма.
- Я их соляркой окатил! – похвастался Бондаренко, довольный своим подвигом.
- А где же старшина и Панин? – спросил Тюрихов.
- Они, наверное, в трюме. Панин собирался пробиться к машинному отделению. Может и старшина там? – ответил взводный. Потом, переводя дыхание, сказал, - Давайте за мной, в трюм!
Возле машинного отделения шёл бой. Уже издали, по голосу, Мелёхин определил, что старшина был там.
- Все живы? – поинтересовался Кравченко.
- Все! – ответил взводный, - А Панин где?
- Панин уже внутри! – перезаряжая автомат, ответил Андрей, - Я не успел проскочить. Из соседней каюты кто-то выскочил и мне пришлось с ним провозиться!
А между тем, огонь со стороны защитников баржи не прекращался.
- Да сколько же их тут?! – возмущался старшина.
- Товарищ прапорщик, готово! – послышался голос Панин из машинного отделения, - У меня полный порядок! Давайте ко мне! Отсюда они нас не выкурят!
Ответив напоследок несколькими очередями, четверо морских пехотинцев ворвались к Панину. Остановив судно, они приготовились вести оборону, на тот случай, если нарушители границы попытаются снова захватить машинное отделение.
- Может взорвём здесь всё, чтобы уже наверняка они никуда не сбежали? – предложил Бондаренко.
- Подожди, сейчас Сыч это сделает, куда более надёжным способом! – чёрным юмором решил сострить старшина.
Лишь только теперь все вспомнили про торпедную атаку.
- А может они передумали там? – вслух подумал Панин.
- И в этом мы скоро сможем убедиться! – в том же духе сыронизировал Кравченко.
Все принялись наполнять патронами пустые магазины.
- У меня патронов больше нет! – улыбаясь, признался Бондаренко, - Да и магазин один я, кажется, где-то потерял!
- Магазин потерял? – скорчил гримасу Кравченко, - Тогда, Бондаренко, тебе труба! С зарплаты твоей высчитаю в пятикратном размере! Ты знаешь, сколько он стоит?
- Сколько? – перепугано спросил Бондаренко, совершенно позабыв о том, где они сейчас находятся. Шутку старшины он воспринял на полном серьёзе.
- А ты думаешь, я знаю? – признался Кравченко, - Ладно, держи! – и он бросил солдату запечатанную коробочку с боеприпасами, - Только теперь, мужики, поэкономнее! Патронов больше нет, это все! Да и магазины желательно не терять, а уж тем более автоматов! А если кто-то, упаси Господи, вдруг потеряет своё табельное оружие…
Кравченко не успел произнести очередную свою «старшинскую» чёрную шутку. В неосвещённое машинное отделение что-то влетело.
- Ложись!!! – успел прокричать Мелёхин.
Раздался глухой взрыв.
В ушах Панина зазвенело.
Поднимаясь с пола. Взводный посмотрел в ту сторону, откуда валил дым, после разорвавшейся гранаты.
- Все живы? – спросил Мелёхин, вытирая со лба кровь. Осколок задел ему голову, но боли он не чувствовал.
- Кажется, все! – ответил за всех Кравченко.
- Меня чем-то привалило! – отозвался Тюрихов, вылезая из-под оторвавшейся сверху вытяжки, - Так и до дембеля можно не дожить!
- Слава Богу! – с облегчением вздохнул Мелёхин, - Я, уж было, подумал, что всё!
- Всё? – передразнил друга Андрей, - Меня такой вариант не устраивает! Я ещё отцом собираюсь побыть! А вот патроны я, кажется, уронил… Где же они? Бондаренко, там возле тебя случайно не лежит мой магазин?.. Бондаренко, ты меня слышишь?
Бондаренко в ответ лишь простонал.
- Ты жив? – подскочив к солдату, одновременно спросили взводный и старшина.
Бондаренко лежал на животе и продолжал что-то стонать. Тогда два друга перевернули его на спину…
“Лучше б мы его не переворачивали!” – с состраданием мысленно произнёс Кравченко.
…Когда в машинное отделение влетела граната и все упали на пол, то Бондаренко, оценив ситуацию, понял, что без жертв не обойдётся. Тогда он бросился на тот предмет, что упал в центре его сослуживцев, и накрыл его собой. Все осколки осели в его теле. От силы взрыва ему разорвало живот так, что все внутренности вывернулись наружу…
Два друга попытались, было, попробовать перевязать смертельно раненного. Но уже после первого прикосновения к нему, Бондаренко жалостливо простонал:
- Не надо!.. Мне больно!.. Не трогайте меня! – переведя дыхания, он обратился ко взводному, - Товарищ лейтенант,.. простите меня! У Вас, наверное,.. будут из-за меня… большие неприятности…
- Перестань! – хотел было успокоить того Сергей.
- Вы не огорчайтесь, - продолжал говорить Бондаренко, - Взвод Вас уважает!.. Я знаю!.. Вы смелый человек!.. Не боитесь проповедовать… У нас, дома… росла шелковица… За 12 лет… у неё не было… ни одного плода… Отец хотел срубить её… Говорил… место только зря занимает… А мать не дала… Срубить – много ума не надо!.. А перед тем,.. как идти в армию,.. она зацвела… И было так много ягод… Всё село приходило… все ели… Вы понимаете меня, .. товарищ лейтенант?
Мелёхин, склонившись над солдатом, кивнул головой.
- Да, Бондаренко, я тебя понимаю!
- Жалко,.. я так и не научился… играть на гитаре… - продолжал говорить умирающий.
- Научишься ещё, обязательно научишься! – вырвалось у Сергея. Но потом, вдруг, ему стало неловко за свою ложь. Все ведь прекрасно осознавали, что раненному не выжить.
Но тот сделал вид, будто не расслышал этой лжи из уст взводного.
- Я был… несколько раз… в церкви… - ему становилось говорить всё труднее, - У нас… в селе…на Пасху… Тяжело… говорить…
- Тогда молчи! – сказал Сергей и взял его за руку.
Бондаренко посмотрел на слезящиеся глаза взводного. Потом, сделав усилие, улыбнулся и попросил :
- Спойте… на прощание… «Перевалы»!
Мелёхин смутился от такой просьбы. Ему никогда ещё не приходилось петь над умирающим человеком. Да и как можно петь, когда у тебя на глазах истекает кровью девятнадцатилетний мальчишка? К тому же, Сергей уже не пел «мирских» песен. А «Перевалы» - была именно такой песней. Но что-то подступило к его сердцу и лейтенант запел:

«И кто сказал, что плачут лишь девчонки?
Нет, плачет вместе с ними вся земля!
И музы затихают, пегасы не взлетают,
Когда «Груз-200!» сносят с корабля…»

Кравченко опрокинул голову назад и облокотился о стену. Ему тяжело было смотреть на это зрелище. Тюрихов посматривал на входные двери и о чём-то думал. Панин

опустил голову к коленям. Этот сержант ещё никогда не находился так близко к смерти. У него до сих пор перед глазами стоял тот человек, в которого он вонзал несколько раз штык-нож. Стрелять из оружия на расстоянии – это его не так смущало. А вот так, близко, в упор всаживать в живое тело холодное оружие… И хотя старшина и ободрил его, сказав, что он убил врага, неутверждённый ум Панина всё равно вторил ему: “Ты убил человека!”
А Мелёхин, словно забыв, что в любой момент в помещение может влететь ещё одна граната или, ещё хуже, торпеда настигнет свою цель, продолжал петь:

«Перевалы. Перевалы…
Судьбы мы не выбирали…
Мы друзей своих теряли…
Перевалы, перевалы…»

Все ожидали, что Мелёхин продолжит петь, но, внезапно, голос его оборвался.
Морские пехотинцы устремили свои взгляды на Бондаренко. Он уже не дышал.
Мелёхин закрыл глаза солдата рукой.
Все встали, отдав последнюю честь погибшему. Головные уборы снимать не пришлось, они давно уже были потеряны.
Где-то в трюме возобновились выстрелы автоматных очередей.
Вскоре в машинное отделение вскочил какой-то верзила, с очень мощными контурами силуэта.
Кравченко раньше всех нажал на пусковой крючок АКСУ. Но, к счастью, автомат старшины снова заклинил.
- Мелёхин, не стреляй! Это я, Влад! – выкрикнул Бажан.
У Кравченко сжалось сердце.
- Твоё счастье, что эта «дура» захлебнулась! – с укором и облегчением произнёс Андрей.
Влад приблизился ко всем и увидел мертвого солдата.
- Кто? – спросил Бажан, так как его глаза ещё не успели адаптироваться к темноте.
- Бондаренко! – тихо ответил Мелёхин.
Следом за Бажаном, спотыкаясь о трупы преступников, матерясь и чертыхаясь из-за того что было так темно, вошёл старший лейтенант Герасимов.
- Вот вы где! Все живы? – передёргивая затвор, поинтересовался офицер.
- Бондаренко погиб! – снова произнёс Мелёхин, - А как у вас дела?
Герасимов посмотрел на бездыханное тело солдата. Потом, подойдя к Сергею, ответил:
- Сейчас Марифов со своей бригадой добьёт ещё пару человек и будет полный порядок!.. А вообще, тяжело ранен Боткин и ещё «по мелочам» есть раненные… Куда серьёзнее обстоят дела в экипаже Тихомирова. Два солдата, ещё не знаю точно кто, получили серьёзные ожоги, тяжело ранен пилот вертолёта… скорее всего, не выживет. Ну, и… сам ротный…
- Что с ним? – спросил старшина.
- Погиб! А ты что здесь делаешь? – разглядев наконец в темноте Кравченко, произнёс Герасимов, - Тебя ведь оставили старшим на острове!
Вместо ответа, Кравченко направился к выходу. Остальные разведчики последовали за ним.
Через полчаса к барже прибыло два боевых крейсера.
Прежде, чем на задержанное судно высадится высшее командование, Сыч подошёл к Мелёхину.
- Ну что, сопляк, тебя здесь прикончить?! – озлоблённо прохрипел командир полка, - Может умрёшь, хотя бы, как герой!.. Нет! Ты не достоин такой участи! Ты у меня под трибунал пойдёшь! Ты у меня за всё ответишь, смарчёк зелёный!..
Мелёхин стоял с опущенной головой и ничего не отвечал.
Тогда в разговор вмешался Кравченко
- Товарищ подполковник, разрешите обратиться?
Сыч с недоумением посмотрел на старшину. Откуда он тут взялся?
Не дожидаясь ответа, Кравченко продолжил:
- Лейтенант Мелёхин ни в чём не виноват! Рядовой Бондаренко сам выпрыгнул из вертолёта, без всякого на то разрешения! Что касается дальнейших действий командира третьего взвода, то сержант Панин и рядовой Тюрихов добровольно вызвались идти на риск со своим командиром. В рукопашном бою сержант Панин спас мне жизнь! Лейтенант Мелёхин и рядовой Тюрихов также проявили себя в бою, как настоящие герои! А рядовой Бондаренко ценой своей жизни спас нас всех, накрыв собою гранату! Если Вы считаете, что поведение командира третьего взвода заслуживает вмешательства военного трибунала, то тогда и я хочу разделить с ним эту участь! Я ведь тоже нарушил Ваш приказ, когда не остался на острове старшим, а вскочил в последний момент в десантное отделение вертолёта, которым командовал лейтенант Мелёхин.
Сыч колебался с принятием решения. С одной стороны - ему очень хотелось растоптать инакомыслящего офицера. К тому же, и случай для этого выдавался весьма благоприятный. Множество жертв запросто можно было бы списать на вину Мелёхина. Но с другой стороны – ему не хотелось чтобы пострадал Кравченко. Этого прапорщика он полюбил с того, самого, дня, когда впервые назвал его в своём кабинете «орлом!» И Андрей знал об этой благосклонности начальства к себе. Оттого он и решил воспользоваться этим «секретным оружием» против командира полка, чтобы спасти друга.
- Ладно, поговорим после! – сдался Сыч, - Майор Маркин, доложите мне обстановку.
Пока Маркин делал свой доклад, Мелёхин подошёл к старшине.
- Спасибо, Андрей! – тихо поблагодарил он друга.
- За что? – улыбнувшись, ответил тот, - Мы ведь друзья!
- Я рад, что у меня есть такие друзья!
- Я тоже! – смущённо парировал Кравченко.

-12-

В двадцатых числах ноября разведчики вернулись в полк. Но не все. Восемь человек прямо с корабля были отправлены в госпиталь, из-за ранений. Четверым медицинская помощь уже была не нужна. Кроме Бондаренко, Тихомирова и пилота вертолёта, погиб и замкомвзвода Беляев. Из слов Дюрягина все узнали, что мордвина настигла совершенно шальная пуля, так как по вертолёту первого взвода неприятель ни разу не открывал огня. Мелёхин решил, что старшего сержанта настигло Божье возмездие за смерть Уманца. Сергей не мог доказать своего предположения, ведь расследования прокуратуры в июне месяце этого года, как такового, не проводилось.
И всё же, взводный нисколько не сомневался, что Уманец не сам наложил на себя руки, но был убит.
На плацу состоялась траурная церемония. Приспустили знамёна. Весь полк прощался с погибшими. Жёны офицеров и прапорщиков также присутствовали на митинге.
Никто не мог утешить Ольгу, жену Тихомирова. Она стояла сама не своя. А когда мимо гроба её мужа стали проходить военнослужащие разведроты, отдавая последнюю почесть ротному, у неё началась истерика. “Ты же говорил, что мы вместе поедем в отпуск!” – рыдая, вторила она. При этом, Светлана невольно представила на месте Тихомирова своего Андрея. Ведь на месте ротного запросто мог оказаться и он. От этой мысли ей сделалось не по себе.
Вечером, всё ещё находясь под впечатлением прошедшего дня, Светлана, дождавшись мужа, обратилась к нему:
- Я не хочу когда-нибудь оказаться на месте Ольги! Если ты меня любишь, тогда напиши рапорт, и мы уедем отсюда! Я уже много думала об этом. Ты мог бы устроиться на работу кем-нибудь на «гражданке».
- Кем устроиться? – тяжело вздыхая, ответил Андрей, - У меня и профессии никакой нет, кроме военного! На завод идти? – Это не для меня!
- Почему сразу на завод? – не отставала жена, - Есть много других профессий. Ты выучишься на кого-нибудь. Мы не будем больше расставаться на такие продолжительные времена, как это происходит сейчас. Эти твои непрестанные выезды на учения меня просто убивают! Ты думаешь, мне легко оставаться постоянно одной? Я всё время не нахожу себе места, жду… а вдруг что-то случится! Пожалуйста, давай уедем!
- Мне нравится моя служба, - ответил Андрей, - и я не желаю её оставлять!
- А обо мне, обо мне ты подумал? Как мне быть?
- Тебе? – переспросил Андрей, - А что тебе надо? Квартира, какая никакая, но есть! Зарплаты пока хватает, с голоду не пухнем! А в разлуках тоже есть свои плюсы! Сколько людей после свадьбы разводятся, и всё из-за того, что друг другу надоедают. Нам такое не грозит!
- Зарплаты хватает? – с негодованием переспросила Светлана, - С голоду не пухнем?.. И это ты называешь нормальной жизнью?.. Неужели ты не понимаешь, что мне хочется элементарного человеческого счастья!
- А разве для счастья нужны внешние обстоятельства? – разочарованно спросил Андрей, - Разве для счастья нужны царские хоромы?.. По истине, праведный Иов был более счастливым сидя на своём гноище, нежели многие на царских тронах!.. Если человек не может быть счастлив в шалаше, то он никогда не успокоится и тогда, когда весь мир падёт у его ног!.. Ты так несчастна со мной?
- Причём здесь ты! – обиженно выпалила она, - Как ты не понимаешь, что мне хочется большего! Мне хочется духовно обогащаться, ходить в театры, кинотеатры, музеи…
- Для того, чтобы духовно обогащаться, не нужно вообще куда-либо ходить! Святые обогащались духовно сидя в своих келиях!.. Нужно не во внешних источниках отыскивать обогащение для своей души, но во внутренних! Ни театры, ни кинотеатры, ни музеи никогда не обогатят человека духовно, если прежде он не научиться обогащаться сидя в запертой комнате, в четырёх стенах!
- ? – Светлана с ужасом посмотрела на мужа.
“Ничего себе, заявочки! – проговорил к ней помысел, - Таким рисует он тебе твоё будущее! Он хочет чтобы ты похоронила свою молодость в этом офицерском городке! Скажи, скажи ему всё, что ты думаешь по этому поводу!”
- Ты что же, это, - выпалила Светлана, - действительно хочешь, чтобы я похоронила себя для тебя? Ты хочешь чтоб твоя жена надела на себя монашеские рубища?.. Тебе вечно не нравятся мои вкусы! Ты вечно потакаешь мне, что я, то не такое платье надела, то не так накрасилась, то не так веду себя в обществе! Кто ты такой, чтобы указывать мне, как себя вести, что на себя надевать, с кем танцевать и с кем не танцевать?!
- Я твой муж! – решительно заявил Андрей, - А ты моя жена! Ты моя плоть! Когда Ревекка увидела Иакова, она покрыла голову свою покрывалом. Всё, отныне вся её сексапильность принадлежала только одному, её мужу! Для других она умерла! Никто не мог больше восхищаться её внешней красотою, кроме одного единственного, того, кто снимал по ночам с неё покрывало! Так ведут себя все благочестивые жёны! Выйдя замуж, они умирают для других мужчин! Отныне они угождают и ублажают только того, с кем стали одной плотью! Их не волнует больше то, что подумают о них те, кто без страха Божьего попускает себе засматриваться на замужних женщин! Они не желают нравиться «кобелям», потому и не ведут себя, как «сучки»!
- ? – Светлана снова остолбенела.
“Ты слышала? – проговорил к ней помысел, - Он тебя «сучкой» назвал!”
- Так значит я «сучка»? – выходя из себя, с форсом выпалила она.
- Я так не говорил! – решительно ответил муж.
“Во лжёт! Во лжёт! – продолжал атаковать её помысел, - Нет, ты докажи ему, докажи, что он лжец!”
- Как это, не говорил? – принялась доказывать свою правоту Светлана, - Ты только что назвал меня «сучкой»!
- Я не конкретизировал! – стал оправдываться муж, - Я лишь описывал греховность, а не осуждал грешников! Я сказал, что благочестивые женщины ведут себя благочестиво, потому и называют их «благочестивыми». А те, которые ведут себя иначе, тех нельзя назвать «благочестивыми», но напротив, таковых называют «неблагочестивыми», «безрассудными», «легкомысленными», «распущенными», «сладострастными»! Также и людей, которые совершенно не обуздывают в себе греховных инстинктов, которые своим образом жизни больше похожи на неразумных бессловесных скотов, а не на разумных Богоподобных людей, называют даже в Библии «псами»! И разве это не справедливо? Разве мужчина, который только и думает о том, как бы ему удовлетворить свою похоть, не ведёт себя как обычный кобель? И разве женщина, которая предпочитает больше нравиться не благочестивым мужчинам, а распущенным, разве такая своим поведением не причисляет себя к скотам? Раз ей нравятся «кобельки», то значит она «сучка»!
- Да как ты смеешь так говорить?! – очень эмоционально и взвинчено выпалила она, - Кто дал тебе право судить людей?! Даже Бог, в Которого ты веришь, говорит: «Не судите, да не судимы будете!»
- Я не людей сужу, а греховные поступки! - уверенно стоял на своём Андрей, - А грех нужно осуждать! Иначе эта инфекционная зараза поглотит весь этот мир!
- Уж не пророком ли ты себя возомнил?
- Я не пророк, я жалкий грешник. Я – пёс, смердящий своими нечистотами.
Андрей тяжело вздохнул и вышел из комнаты. Ему не хотелось больше говорить на затронутую тему. Ведь, с одной стороны, он увидел, что Светлана уже была почти невменяема. А с другой стороны – в глубине души он осознавал, что не имеет права говорить учительским тоном, ведь для того, чтобы учить других, нужно прежде очиститься от своего собственного зловония. А оно, это самое зловоние, всё сильнее и сильнее ощущалось в ноздрях Кравченко…

-13-

Инцидент, возникший между командиром полка и Мелёхиным, завершился не в пользу Сыча. Разобравшись во всех подробностях прошедшей боевой операции, командование армии признало действия командира третьего взвода разведроты совершенно правильными. Кроме боевого ордена «За отвагу!», Сергею досрочно присвоили очередное воинское звание старшего лейтенанта.
После гибели Тихомирова майор Маркин стал рекомендовать Мелёхина на должность командира роты. Командование части было категорически против этой кандидатуры. Кроме Сыча, на взводного восстали замполит полка и начальник штаба. Все они имели одинаковый зуб на молодого офицера. Если бы старшего лейтенанта Герасимова не перевели служить в другой округ, то, без всякого колебания, именно его бы и утвердили на вакантную должность. Но тот, уже в конце ноября, убыл из части.
Тогда начштаба предложил сделать командиром роты Дюрягина. Но и эта кандидатура не устраивала Кочева. Замполит недолюбливал «повесу» не меньше, чем «инакомыслящего сектанта». Можно было перевести какого-нибудь опытного офицера из пехотной роты, но у разведчиков уже с давних лет сложилась традиция, назначать на должность командира роты офицеров, исключительно из своего лишь подразделения. Во всяком случае, Маркин до последнего отстаивал за сохранение этого обычая.
И тогда вмешался генерал-лейтенант Котов. Случайно узнав о перипетии в разведроте, он решительно рекомендовал утвердить Мелёхина на должность ротного. Как Сычу, Кочеву и Перелыгину не прискорбно это было, но противиться воле высшего командования они не рискнули. Таким образом, к новому году у штурвала разведроты стал Сергей. На его же место и на место Герасимова прибыли два молодых лейтенанта, которые и приняли должности командиров взводов.
Едва приступив к своим новым служебным обязанностям, Мелёхин принялся наводить порядки в своё подразделении. Временами, в глазах многих, это стало приобретать форму чудачества. Особенно Сергей озадачил всех своим нововведением, которое сводилось к тому, что впредь за сквернословие каждый военнослужащий разведроты должен будет нести ответственность.
- Ты это серьёзно? – насмехался Дюрягин.
- Вполне! – отвечал Мелёхин.
- Ну ты загнул, так загнул! Тебя ж люди засмеют! – продолжал злорадствовать Дюрягин, - Армия и мат – это, ведь, как брат и сестра! Это, ведь, неразрывные понятия!.. Ой, умора! Ну, Мелёхин! Ерундой занимаешься, честное слово!.. А если я выругаюсь, тогда ты и меня в наряд по роте поставишь?
- Ну, по роте, пожалуй, не поставлю… А вот в патруль, на выходные дни, так это запросто! – парировал ротный.
- Ого! Круто!.. Так, слушай, а я по выходным ходить в патруль не могу! У меня в городе своих занятий хватает!
- А это уже твои проблемы! Следи за своим языком – и всё будет нормально!
Следующий удар получил старшина.
- Андрей, в следующий раз, когда будем отправляться на учения, постарайся, пожалуйста, чтобы банка тушёнки из сухого пайка доставалась каждому военнослужащему, а не из расчёта одна на двоих!
От такого обличения, у Кравченко аж отвисла нижняя челюсть. Съесть солдатскую тушёнку на каком-нибудь внеочередном застолье в каптёрке, или продать кому-
нибудь ящик говядины и заменить его потом ящиком перловой каши – было общепринятым «нормальным» явлением в каждой «нормальной» роте, где хозяйничал подполковник Сыч. Только «ненормальный» старшина мог отказать себе в таком удовольствии. Для большинства это уже давным-давно превратилось в норму.
“Ничего себе, заявочки! – проговорил к Андрею помысел, - Он, кажется, забыл, как сам когда-то наминал за обе щеки твои консервы! А теперь он, видите ли, праведником стал! Святоша нашёлся!”
Однако вслух Кравченко ничего не высказал Сергею. Ведь совесть подсказывала ему, что ротный был прав. Поэтому Андрей сделал над собой усилие и не пошёл на поводу у этого настырного советчика, что непрестанно внушает человеку свои помыслы. Признав за собой грех, он постарался исправиться в этом прегрешении.
За переменами в разведроте с большим любопытством наблюдали остальные подразделения полка. По всему гарнизону начали распространяться всевозможные насмешливые кривотолки относительно чудачеств Мелёхина.
- Кажется, мы скоро увидим замполита разведчиков в аббатской рясе! – поддевал Спиридонова Лебедев.
- Подождите, подождите! – подхватывал Сорокин, - Это ещё только лепесточки! Цветочки будут потом, когда в один прекрасный день наша разведрота, вместо оружия, начнёт брать с собой на учения свечки и сборники духовных псалмов!
Больше всего словесные обстрелы из лагеря извечных «противников» задевали Дюрягина. И хотя он понимал, что соседи по этажу просто лишь подшучивали над разведчиками, однако эти шутки всё больше начинали выводить его из себя. При чём виновником «позора» разведчиков он считал, отнюдь, не Сорокина и его «свору», но Мелёхина.
- Мелёхин! Из-за тебя наша рота стала посмешищем в глазах всех! – негодовал Дюрягин, - Если тебе так сильно нравится рассказывать солдатам свои басни, то это совсем не обязательно делать в расположении казармы! Бери с собой всех желающих послушать перед сном вечернюю сказку и иди с ними куда-нибудь… ну, хотя бы на стадион! И там рассказывай свои Евангельские мифы!
- Евангельские мифы? – переспросил Мелёхин, - Пусть будут «мифы»! И всё же, я думаю, тебе было бы весьма полезно послушать эти «мифы». В них есть очень много поучительного для тебя!
- Да нет, спасибо! Я не на столько глуп, чтобы слушать этот вздор! А если ты думаешь, что сможешь и меня одурачить, как ты одурачил уже третью часть роты, то, хочу тебя заверить, что я так просто не сдамся! Ищи дураков! Твоя вера не для меня!
- Знаешь, - задумчиво ответил ротный, - Господь – это добрый Пастырь. Он не желает гибели ни для одной из овец. А овцы, в своём потерянном состоянии, бывают разные. Есть такие, которые с одного слова Пастыря тут же покоряются Ему. Есть такие, которые смиряются лишь только после того, как получат пару хороших ударов от Его посоха. А есть ещё одна категория овец, ослеплённых, дерзких, безумных. Они несутся по склонам гор, сами не зная куда. Как правило, такие овцы срываются в пропасть и погибают. И трагедия в том, что таковые не просто сами гибнут, но они ещё и увлекают других овец за собой. И тогда, чтобы попробовать спасти таковых дерзких и строптивых овец от окончательной погибели, чтобы лишить их возможности устремляться к пропасти, добрый Пастырь перебивает им ноги. А потом Он берёт их Себе на плечи и несёт к овечьей ограде. И там Он Сам перевязывает перебитые кости и лечит безрассудных овец.
- Хорош читать мне свои нравоучительные проповеди! – с недовольством перебил ротного Дюрягин, - Я уже сыт ими по горло!
- Если когда-нибудь тебя постигнет серьёзное бедствие, то знай, за ним будет стоять Господь! Он положит тебя на лопатки, да так, что ты не в силах будешь и пошевелиться! И в этом ты познаешь всю немощь своей природы, и может хоть тогда ты спохватишься и раскаешься в своём невежестве! Я буду за тебя молиться!
- Да пошёл ты! Больно я нуждаюсь в твоих молитвах! – выпалил Дюрягин, - Я не нуждаюсь ни в чьих подачках! Я сам способен достигнуть всего того, в чём нуждаюсь! Я своими собственными руками способен построить своё счастье! Я сам себе бог! Я сам себе творю судьбу! Поэтому, Мелёхин, я по хорошему тебя прошу, не действуй мне на нервы! Если ты ещё, хоть раз, начнёшь меня «нагружать», то тогда, не обижайся, но я не посмотрю на то, что ты командир роты, а возьму и немножко «сорвусь»!..
После этого разговора Мелёхин больше не докучал Дюрягину своими обличениями.
Так миновала зима. В чудачествах перемен в разведроте прошли весна и лето. На протяжении всего этого времени в семейной чете Кравченко продолжались ссоры. Андрей раздирался внутренними противоречиями. Его влекли к себе два образа жизни. Он по-прежнему любил Светлану. Хотя и любить-то её, казалось, было уже не за что. Не находил Андрей в ней всего того, что нашёл когда-то в Еве Адам. Не мог он сказать, вместе с первоотцом: «Вот, это плоть от плоти моей!» Скорее, он опытно познал на себе слова премудрого Соломона: «Безрассудная жена – как гниль в костях мужа!» И действительно, лучше для человека язву приобрести, чем жену, пренебрегающую благочестием. Ведь язва приносит страдания только телу, а безрассудная жена томит душу. И душа Андрея томилась, задыхалась в оковах замаранной совести. Ведь, желая спасти свой брак, он не раз переступал через этот внутренний голос… “Андрей, - говорил ему Мелёхин, - Твоя жена стала для тебя идолом!”
Старшине не нравились эти обличения друга. Он и сам прекрасно осознавал свой грех. Более того, в отличие от Мелёхина, Кравченко видел свою проблему значительно глубже. В своих рассуждениях Андрей всё отчётливее видел, что его проблема не просто в Светлане, а в женщине вообще. Его идолом была не просто жена, но собственная земная природа. Именно эта падшая его естественная природа и требовала себе объекта вожделения в лице женщины. И в этих умственных рассуждениях Кравченко приходил к некому распутью, которое указывало ему два направления в дельнейших своих духовных исканиях. Первое – предлагало оставаться мужчиной и дальше. Второе – предлагало ему стать тем, кем он никогда до этого не был – ангелом во плоти. Последнее его и манило и пугало, одновременно. Умереть для мира – казалось ему выше его человеческих сил. И тогда, будучи преследуем этими мысленными страхами, Кравченко отчаянно цеплялся за то, что уже имел. Как говорится, «лучше синица в руках, чем журавль в небе». Только, увы, «синица», которую держал Андрей в руках, не приносила ему душевного успокоения. Отказываясь от небесного «журавля», Кравченко продолжал вскармливать ту, которая не замедлила отложить ему свои «яйца». Ведь, как известно, если человек не искореняет из себя пагубных страстей, то они начинают в нём разрастаться. Когда человек пренебрегает небесными добродетелями, тогда земная природа его обязательно произведёт на свет сорняковых детёнышей. Так случилось и с Андреем. Желая заглушить в себе голос совести, он стал спиваться. А за пристрастием к алкоголю вереницею потянулись и другие пороки. Он становился всё раздражительнее и несдержаннее. Всякий раз, когда в разведроте осуществлялись неплановые генеральные уборки, с выносом кроватей и тумбочек на плац, все знали – старшина снова поругался со своей женой. Ведь злость свою он никогда не изливал на Светлану. Крайними становились солдаты…
В самом начале осени, после очередной сцены ревности со стороны мужа, - тот «поставил на место» одного лейтенанта, что только прибыл в полк и тут же принялся заигрывать к молодой и симпатичной продавщице, - Светлана сложила все свои вещи в два чемодана и собралась в Москву. Дождавшись прихода мужа, она решила ещё раз высказать ему всё, что кипело у неё внутри.
- Я долго думала о наших отношениях, - начала говорить она, стараясь сохранять выдержку, чтобы не заплакать, - о том, что происходит между нами. Я так больше не могу! Я устала от такой жизни! Мне надоела твоя ревность! Мне опротивел этот городок! Мне хочется элементарного человеческого счастья! Тебе же ничего от жизни не нужно! Кроме своих тренировок в спортзале, ты ни чем больше не желаешь заниматься! Из квартиры ты устроил второй спортгородок! Кругом поразвешивал свои боксёрские груши! Я не могу так больше! Я не железная! Ты никогда, никогда не прислушивался к моему мнению! Я для тебя пустое место! Сколько я тебе говорила, чтобы ты подумал о будущем, о новой работе! Но ты проигнорировал моим советом! Посмотри, посмотри, что происходит в стране! Армию сокращают! Военных увольняют! Не сегодня – завтра уволить могут и тебя! Кому, кому ты будешь нужен тогда? Говорят, что у нас теперь будет, как за рубежом, повальная безработица! В Москве она уже началась! Ты говоришь, что хочешь ребёнка… А прокормить его ты сможешь? Что сейчас можно купить за твою зарплату? Всё становится таким дорогим! С каждым днём цены растут, как на дрожжах! А тебя это совершенно не волнует! Конечно, ведь не тебе нужно думать о том, что купить где подешевле, чтобы приготовить и подать на стол! Ты об этом не думаешь! Ты всё возложил мне на плечи! Посмотри, в кого я превратилась! Ещё один год в этом городке, и я превращусь в никому не нужную рухлядь! Я уже второй год ничего себе не покупаю! Мне стыдно выйти на улицу! У всех есть во что одеться, и только я одна хожу в своём старом пальто! А на пороге зима! Как я её встречу? А сапоги, ты видел, какие у меня страшные сапоги?! Такие давно уже вышли из моды, и только одни лишь старые бабы носят такие на базар! Мне стыдно, что мой муж не в состоянии обеспечить меня материально! Вспомни, какие золотые горы ты мне обещал до свадьбы! Обещал «цветами» усыпать! И где они, эти цветы? Последний раз ты дарил их мне аж на Восьмое Марта! Ты даже на наш свадебный юбилей не удосужился их мне преподнести! Ты даже забыл о дате нашей свадьбы! Тебе наплевать на меня! Ты настоящий эгоист, который любит лишь одного себя! Что же, живи, как знаешь! А я уезжаю в Москву!
Слушая жену, у Андрея несколько раз возникало желание перебить её. “Как она может так говорить?! – внушал ему помысел, - Она ведь прекрасно знает, почему ты не смог поздравить её на юбилей свадьбы! Ты ведь был тогда на учениях! Скажи, скажи ей об этом! Докажи свою правоту! А сапоги, ну чем плохи её сапоги? Она у тебя просто зажралась уже! Будь мужиком, поставь её на место!..”
Каким-то чудом Андрею еле удалось, таки, сдержать себя, и он не стал отстаивать свою правоту.
- Что ж, - со вздохом, ответил он ей, - Может ты и права. Может нам, действительно, нужно пожить какое-то время отдельно…
- Ты поможешь мне довести чемоданы на вокзал, или мне, как обычно, и это придётся сделать самой?
Андрей принял и эту пощёчину молча. Ничего не отвечая, он взял в руки оба чемодана и последовал за женой.
У ворот КПП стоял УАЗик. Около него копошился водитель командира полка. Старшина договорился, и солдат подвёз их до железнодорожного вокзала.
Купив билеты, Андрей усадил жену в самый купейный вагон.
Послышался голос проводницы о том, чтобы провожающие поторопились покинуть вагон, так как поезд вот-вот тронется.
Андрей нерешительно посмотрел на Светлану.
- Ну что, будем прощаться? – спросил он, не зная, обнимать ли супругу на прощание.
Светлана ничего не ответила. Опустив голову вниз, она пыталась скрыть от мужа скатившуюся слезу.
- Когда приедешь в Москву, дай телеграмму, чтобы я не волновался. – Тихо сказал он.
- Зачем? – с укором спросила она, - Мне показалось, что тебе уже давно глубоко безразлично, что со мной…
- Перестань! – перебил её Андрей, - Не говори так!
- Поезд отходит! – ещё раз прокричала проводница.
Андрей с надеждой посмотрел на жену. Ему вдруг показалось, будто этот поезд должен разлучить их навсегда.
Сердце старшины сжалось от боли.
- Я люблю тебя! – тихо произнёс Андрей и хотел, было, поцеловать жену на прощание, но та уклонилась.
Старшине показалось, будто кто-то полоснул ножом ему по сердцу.
- Прости за всё! – не смотря уже на Светлану, почему-то произнёс он.
- Иди уже! – также, не смотря на мужа, тихо произнесла Светлана, - Поезд уже отходит!
Андрей медленно поплёлся к выходу.
“Она больше никогда сюда не вернётся! – сам себе сказал Кравченко, - Она даже не дала себя поцеловать…”

-14-

Родители Светланы были весьма удивлены столь неожиданному её возвращению в Москву, да ещё и без мужа. Она была в очень плохом настроении, вся издёрганная, раздражённая. Сомнений не оставалось, в молодой семье произошла крупная ссора. Когда у неё спросили, что произошло, дочь пренебрежительно что-то фыркнула и, выложив из чемодана вещи в шкаф, выскочила на улицу, под предлогом похода в магазин.
У самого подъезда Светлана наткнулась на подругу юности, Зою. Они разговорились. Обе были очень рады этой встрече. Зоя предложила подруге зайти в гости и там продолжить общение. Светлана согласилась.
Придя к Зое, они прошли на кухню.
- Ты извини меня, но я буду готовить и, одновременно, разговаривать с тобой, - произнесла Зоя и принялась готовить салаты.
- Да, конечно! – согласилась Светлана, - Я смотрю, ты так много всего готовишь! У вас сегодня что, какое-то мероприятие намечается?
- Да! У мужа юбилей, тридцать лет!
Светлана от удивления раскрыла глаза.
- Как, твоему Димке уже тридцать?
Зоя опустила голову, словно испытала какой-то внутренний дискомфорт, от затронутой темы.
- С Димкой мы развелись, - с тяжёлым вздохом произнесла она, - Ещё этим летом!
- Извини! Я не знала об этом, - ощутив неловкость, принялась оправдываться Светлана.
- Да чего ты извиняешься? Я себя несчастной совершенно не ощущаю! Наоборот, со Славиком я словно из мёртвых воскресла! – и на лице хозяйки выступил румянец, который Светлане, почему-то, показался неестественным, наигранным.
Светлана была весьма удивлена, услышав такое известие. Она помнила, что у Зои и у Дмитрия был очень счастливым брак, во всяком случае многие так считали, в том числе и она.
- Так твоего нового мужа зовут Славик? И кто он? И где вы с ним познакомились?
- Он у меня водителем работает, возит директора одного совместного предприятия! – с гордостью и восхищением ответила Зоя, - А познакомились мы с ним случайно. Я как-то «тачку» ловила, а он в это время «грачевал». Вот я к нему и подсела. Так мы и познакомились.
- А Максимка, малой твой, где?
- А Максимка с нами живёт. Он сейчас в садике. Славик должен за ним заехать и забрать… Славик к нему очень хорошо относится!.. Хочет даже усыновить! – эту фразу она произнесла на несколько минорной ноте, хотя, как показалось Светлане, ей очень хотелось произнести её на мажоре.
- А как же Димка? Он что, согласен отказаться от отцовства?
Зоя недовольно прищурила глаза и ответила:
- Пока нет!
- Слушай, ты извини меня, конечно, но почему вы разошлись? Честно говоря, если бы мне кто-то когда-то раньше сказал, что вы разведётесь, я бы просто не поверила!
Зоя снова тяжело вздохнула.
- Что тебе сказать, Светка, что тебе сказать... Я и сама бы в это не поверила ещё два года назад.
- А что случилось? Он что, нашёл другую? Гулять начал? Или, может, запил?
- Да нет, другую он не нашёл… И гулять не начал… Всё значительно хуже.
Светлана заинтересованно стала ожидать рассказа подруги.
- Ой, Светка, если бы ты только знала, через какие муки ада я прошла! За полтора последних года нашей совместной жизни я настолько стала вся издёрганной и измотанной, что мне и жить уже не хотелось, честное слово!
- Неужели он бить тебя начал? – спросила Светлана, не веря своим ушам.
Зоя скептически хмыкнула, а потом печально улыбнулась.
- Да нет, и бить меня он не начал… Ты, наверное, посчитаешь меня за сумасшедшую, ведь другие, окажись на моём месте, может быть бы только и обрадовались, но мы с Димкой расстались из-за его нового образа жизни… Он стал верующим! – произнесла она таким тоном, как обычно говорят о страшной проказе, - Другие, те, у кого мужья пьют, гуляют и руки распускают, понять меня не могут. Они думают, что я либо просто дура, либо последняя стерва!.. А я, просто, не железная!.. Пусть бы они пожили с таким «святошей» под одной крышей, хотя бы один день, а потом бы я посмотрела на них! Они б мигом сбежали, как можно быстрее, к своим пьющим, бьющим и гуляющим! Потому что те бы показались им просто ангелами, по сравнению с таким «праведником»! Это только со стороны может показаться, как хорошо иметь такого мужа! – и Зоя уже готова была прослезиться, но сдержала себя. Переведя дыхание, она продолжила рассказ о своей семейной драме, - Если бы ты только знала, что мне пришлось пережить!.. А началось всё с того, что он случайно встретил своего друга детства. Тот, как Димка мне рассказывал, раньше вёл распущенный образ жизни – пил, гулял, девок менял… А потом, вдруг, покаялся!.. Святым стал! – эту фразу она язвито подчеркнула, - И вот моего бывшего мужа это очень сильно потрясло. И он заинтересовался этой верой. Стал ходить в сектантскую общину. А потом и покаялся!.. Если бы ты только знала, как он переменился! Их там словно кодируют!.. Он стал, как одержимый!.. Первое, что он выкинул, это – отказался от халтуры на работе!.. Раньше он неплохо калымил, делал платы для компьютеров. Сама знаешь, как сейчас каждая копейка на счету. Вот он на базаре их оптом и сбывал. Одним словом, при наших зарплатах эти деньги были для семьи очень кстати. И вдруг он отказался от этого заработка! Он сказал, что это грех!.. Нет, ну ты скажи мне, Светка, какой в этом грех?.. Ладно, я понимаю, если бы государство нам платило так, чтобы мы могли нормально жить. Но оно, ведь, само нас обкрадывает! У людей воровать – это грех! А у государства – это просто грешно не взять то, что оно нам не додало!.. Я ему и так, и этак пыталась это разъяснить, а он – ни в какую!.. Потом ему предложили очень хорошо оплачиваемую работу, в одном кооперативе. Так он отказался!.. Там он усмотрел, что тоже нужно обходить законы!.. Я ему говорю: “Пожалей, если не меня, то, хотя бы, ребёнка! Ему витамины нужны, ягоды, фрукты, соки! У него здоровье и так хилое, болеет часто, гемоглобин понижен. Врачи рекомендуют как можно чаще возить его на море, для оздоровления!” И знаешь, что он мне ответил?.. “Если Богу угодно будет, то он и без витаминов повысит ему гемоглобин! И если Ему будет угодно, то Он пошлёт витамины для нашего сына безгрешным путём!” Ты представляешь?! Для него Бог стал дороже собственного ребёнка!.. А что он с собой сделал! Раньше, ты же помнишь, он был душой любой компании, первым человеком! На гитаре играл, песни пел!.. А теперь… Он совершенно забыл о своих, как он сам говорит, «мирских» друзьях!.. А когда мы отправлялись к кому-нибудь в гости, на день рождения или другую какую вечеринку, то он вёл себя там так, словно настоящий отшельник!.. Все танцуют, веселятся, анекдоты рассказывают… А он уходит в соседнюю комнату и сидит там!.. Раньше мы с ним каждый выходной в кино ходили, в театр, выставки посещали… А теперь у него в голове лишь один Бог!.. Если бы ты только знала, Светка, сколько я выплакала!.. Это каждый день, с утра до вечера, тебя будто кто-то втаптывает в дерьмо!.. Он такой «правильный», а все вокруг него – «пойдут в ад»!.. Своими обличениями он меня так достал, что я едва не рехнулась!.. Я жизни была не рада, если только такую жизнь можно было назвать жизнью!.. И то я не так делаю, и это!.. И думаю я тоже неправильно!.. Вот все вокруг нас такие неправильные, а он один такой самый правильный! Все погибнут, а он один спасётся!.. Ной новоявленный!.. Телевизор он также перестал смотреть, потому, что там, как он сам выразился, показывают один лишь разврат!.. Дошло до того, что между нами не осталось ни единой точки соприкосновения, ничего общего! Мы как в двух разных мирах оказались!.. Вроде как и замужем и, в то же время, совершенно одна! По паспорту – есть муж, а по сути – нет его!.. Бывало, придёшь с работы и так хочется расслабиться, пойти куда-нибудь, развлечься. Ведь мне же всего только 23 года! Я хочу наслаждаться жизнью, любить и быть любимой! Я хочу жить красиво и романтично, а не убого, как он хочет! Я мечтаю о кругосветных путешествиях, я хочу увидеть этот мир! Я хочу чтобы муж мой восхищался мною и чтобы все завидовали моему счастью! Я хочу гордиться своим мужем!.. А его нет!.. Он с ребёнком пошёл в церковь!.. Веришь. Светка, за эти полтора года он ни разу не сделал мне ни одного комплимента! Да! Да! Ни одного! Раньше ему нравилось когда я делала каждый раз новые причёски, химию, как красиво подкрасилась, платье моё новое… А потом всё!.. Подстригаться женщинам неприлично, и краситься грешно, и мини юбки, сказал мне, чтоб я больше не одевала!.. Ну а если мне не идут длинные волосы!.. Я не представляю себе женщину не накрашенной!.. И почему я должна стыдиться красоты своих ног и своего тела? Разве не Бог одарил меня стройной фигурой?.. Да, я хочу нравиться не только своему мужу, но и другим мужчинам! Да, я испытываю огромное наслаждение от того, что ощущаю, что я желанна многими! Какая женщина этого не желает?! Что я изменяла ему, как это делают многие другие?.. Я всего лишь стремилась, только, оставаться женщиной!.. Если я одеваю мини юбку, то это совсем не означает, что я готова лечь под каждого!.. Он совершенно перестал мной восхищаться!.. Я говорю ему: “Что я, шлюха какая-нибудь?.. И стираю, и кушать готовлю, и в квартире у меня всегда порядок!” А ему этого мало! Он говорит мне: “А что ты сравниваешь себя с теми, кто хуже тебя? Ты должна сравнивать себя со святыми жёнами, с такими, как Дева Мария!” Ты представляешь, какие у него запросы?! А я не хочу быть такой, как кто-то, будь то даже сама Дева Мария!.. Почему я должна под кого-то подстраиваться? Я нравлюсь себе такой, какая я есть!.. Даже потанцевать с посторонним мужчиной – это он называет признаком развращённой натуры!
- Да уж! – не смогла больше сдерживать себя Светлана. Слушая подругу, она прекрасно понимала все её несчастья. Как же этот Дмитрий напоминал ей её Андрея! – Кто, кто, а я тебя прекрасно понимаю! Мой муж, хоть и не сектант, но ничем особенно не отличается от твоего!
- У тебя что, тоже жизнь не ладится?
Светлана молча и со скептической улыбкой утвердительно кивнула головой.
- Ну а последней каплей, что переполнила чашу моего терпения, была его реакция на моё решение сделать аборт! – продолжила свой плач Зоя, - Ну куда, куда нам было ещё второго ребёнка заводить?! Он и Максимку с трудом одевали! А продукты… Он, ведь, совершенно не думал о завтрашнем дне!.. «Бог поможет!» – передразнила она слова бывшего мужа, - А я сказала ему: “Вот когда Он поможет, когда ты станешь приносить нормальную зарплату, вот тогда я, может быть, и решусь ещё одного рожать!” Он считает, что это грех, убийство… А рожать на мученичество – это не грех?! Если этого ребёнка не за что будет прокормить и одеть, то неужели от этого кому-то станет легче, если бы я и согласилась на роды?.. Одним словом, поругались мы тогда основательно. Он даже не приехал забирать меня из больницы! Представляешь?! Я сама после операции была вынуждена добираться домой!.. Как сейчас помню, голова кружится, перед глазами всё плывёт… Да ещё сумка в руках!.. Вот тогда я и поймала своего будущего супруга!.. У меня, ведь, и копейки в кармане при себе не было… Остановила машину, объяснила водителю, что я без денег…Так мы и познакомились. Стали встречаться. Димке, естественно, я ничего вначале не говорила. А зачем? Я ведь ему не нужна была!.. А когда у нас со Славиком зашло уже слишком далеко, то я и решила развестись…
Светлана печально вздохнула.
- Ой, слушай, что это я всё о себе, да о себе?! – словно спохватилась Зоя, - Расскажи, как у тебя дела? Что-то ты плохо выглядишь!
- А как тут будешь выглядеть, если в семье не жизнь, а ад!.. Мой тоже меня уже достал, своей ревностью!
- Ревнует – значит любит! – не согласилась с подругой Зоя, - Димка хоть бы раз меня к кому-то приревновал! Я даже пыталась спасти наш брак путём мнимого любовного романа. Ну ещё до Славика! И знаешь, что он мне ответил? Он сказал: “Я не верю, что ты могла так низко пасть!” Он видимо считал, что раз ему я безразлична, то и никому другому я уже больше не нужна… Так пусть теперь локти кусает!
- Я тебе искренне сочувствую! – произнесла Светлана, - Многое из того, о чём ты мне только что поведала, я очень хорошо себе представляю! Мой тоже восхищается красотой монашества! Он и во мне желает видеть те же идеалы! Он хочет чтобы я при жизни себя похоронила!
- Точно-точно! – воодушевлённо воскликнула Зоя, ободрённая тем, что подруга её понимает.
- У нас в полку, ну где я жила, был один такой классный и симпатичный офицер. Сергеем звали. Вначале был нормальным, как все. А потом он тоже, уверовал. И – как подменили человека!.. Мой муж, чуть было, не попал под его влияние. Как-то приходит домой и заявляет мне, что он собирается сходить вместе с этим Сергеем в их дом молитвы. Ну посмотреть ему просто захотелось! Так я его сразу на место поставила. Я ему сказала: выбирай, либо я, либо Сергей!
- И что он?
- Немного повозмущался, но смирился.
Зоя тяжело, но с завистью, вздохнула.
- Счастливая ты, Светка! Видишь, как твой муж тебя любит!.. А мой Димка меня так не любил! Вера была для него всегда лишь на первом месте…
- Хоть у моего вера и не всегда на первом месте, счастья в нашем браке все равно нет!
- Ничего, Светка, всё у вас наладится! Вот увидишь! Мой жизненный опыт меня умудрил, что самый тяжёлый крест в этой жизни – это когда один из членов семьи становится вдруг фанатично «праведным»! Это настоящая трагедия!
Они ещё долго общались, изливая друг перед другом души. Во время этого разговора Светлана высказала свою нужду, связанную с поиском работы. И тогда Зоя вдруг вспомнила, что у шефа её нового мужа есть очень много связей. Стоит только подыскать к нему ключик и он запросто сможет уладить все её проблемы, поможет устроиться на высокооплачиваемую работу.
- Кстати, он сегодня должен прийти к Славику на день рождения! – сказала Зоя, - Слушай, приходи и ты!
- Да как-то неудобно!
- Перестань! Подруги мы с тобой или нет?! Я тебя приглашаю! Вот увидишь, Пётр Ефремович обязательно тебе поможет! И вообще, он такой «душка»!.. Очень интересный мужчина! Бабы за ним так и бегают!.. Заодно и с моим новым мужем познакомишься!
Светлана приняла это приглашение. Попрощавшись с подругой до вечера, она отправилась домой.

-15-

Вечером Светлана отправилась на день рождения. Зоя представила её мужу, а мужа подруге. Именинник оказался ей очень общительным, весёлым и раскрепощённым человеком. Да и вообще, новая семейная пара внешне производила впечатление достаточно счастливой четы. Так же и шеф Славика, Пётр Ефремович, был на высоте. В свои 40 лет он имел военную выправку и юношеское жизнелюбие. Всем своим внешним видом и поведением он пытался олицетворять в себе классического аристократа и интеллигента, начитанного и образованного. Едва увидев молодую женщину, пришедшую одну, он тут же положил на неё глаз и принялся обхаживать её.
Светлане даже не верилось, что, впервые за последнее время, над ней не производился усиленный спец контроль со стороны ревнивого мужа. От полученной полноты свободы у неё словно выросли за спиной крылья. Весь вечер она могла позволить себе танцевать, то с одним, то с другим, и ей не нужно было опасаться, что кто-то начнёт её отчитывать за такое поведение.
Светлана разговорилась с шефом именинника. Как и обещала Зоя, тот сразу же отозвался помочь молодой женщине трудоустроиться. И не просто трудоустроиться, но и предложил ей высокооплачиваемую должность личной секретарши.
- Но я никогда раньше не работала секретарём! – растерянно произнесла Светлана, - Я совершенно не знакома со спецификой этой работы!
- Ничего страшного! – ответил Пётр Ефремович, - Научитесь!.. Зато мир, хоть, увидите! Вы бывали когда-нибудь в Италии, во Франции, в Турции, Испании?
- Нет! – ошеломлённо ответила Светлана.
- Побываете! Я уверяю Вас, Вам очень понравится! Лувр… Елисейские поля… Египетские пирамиды…
От такой перспективы у Светланы закружилась голова. О таком будущем она и не мечтала! После офицерского городка, кишащего тараканами, попасть в Рим, в Париж… - такое возможно только во сне!
“Разве ты не знаешь, что за всё нужно платить? – вторгся внезапно в её эмоциональный восторг настырный помысел, - Или ты не видишь, какими глазами смотрит на тебя этот человек?”
Светлане очень не понравилось это внезапное вторжение в её ум. Вроде бы и дотошного мужа не было рядом с ней в этот момент, но ощущение было такое, будто он смотрел сейчас на неё в упор. Она колебалась с ответом. Желание сердца влекло к романтизму, к поездкам за рубеж, ко многим другим удовольствиям жизни. А этот голос, - о, лучше б его вообще никогда не слышать! – пытался подрезать её крылья.
“Ну, решай же скорее! – проговорил к ней и другой помысел, - Такой шанс жизнь дарит человеку только один раз! Или тебе не опостыла эта серая, мрачная жизнь в офицерском городке?.. Ты не хочешь увидеть мир?.. Неужели монашеская жизнь в четырёх стенах, которую тебе навязывает твой муж, лучше?..”
И она ответила:
- Я согласна!..

-16-

В воскресный день начала декабря Дюрягин зашёл к старшине. Тот, в который раз, собирался провести свой выходной за бутылкой водки. Это уже стало нормой для Андрея. Не бритый, чуть опухший после вчерашнего застолья, затянувшегося до полуночи, он отворил двери гостью.
Дюрягин прошёл внутрь комнаты. В квартире был настоящий бардак. Кравченко запустил уже не только себя, но и всё, что его окружало.
Видя подавленное настроение хозяина, Сергей решил попробовать вернуть его к жизни.
- Слушай, Андрюха, тут такое дело. У меня на сегодня намечен малый сабантуй, а идти на него не с кем. Обещал Влад пойти со мной, да его, как ты знаешь, в наряд по КПП поставили. Одним словом, нужна твоя помощь! Ато я обещал уже, что приду не один, а с другом. Если же сам заявлюсь, то нехорошо получится.
- А что ещё за сабантуй? – равнодушно спросил Андрей, - День рождения, что ли, у кого?
- Ага! – кивая головой, ответил Дюрягин, - У одной девицы!.. Между прочим, девка – ничего! Вся при теле!
- Ты же знаешь, я не по тем делам! – хладнокровно парировал Кравченко.
- Да ладно тебе заливать! – ухмыляясь произнёс Дюрягин, - Все мы из одного теста сделаны!
Андрей ничего не ответил. Протирая заспанные глаза, он оставил гостя в комнате самого, а сам пошёл умываться.
Приведя свой туалет в порядок и выбрив наконец свою щетину, старшина проследовал на кухню. Заглянув в холодильник, он обнаружил, что там было хоть шаром покати. Тут же подал о себе знать и желудок, затребовав для себя хоть какой-то пищи. Как ни как, а за последние два месяца Кравченко и вовсе подорвал свой режим питания, а вместе с ним и здоровье. Почти всё его жалование уходило на похмелье.
- А на сколько нужно идти? – спросил Андрей у Сергея, вернувшись в комнату.
- Вообще, я обещал быть в «Изумрудном» к двум!
Кравченко посмотрел на часы.
- Ого! – изумился он, - Уже почти час дня!
- Ну да!.. Так ты выручишь меня, или нет?
Кравченко тяжело вздохнул и утвердительно кивнул головой. Ну нужно же было ему, хоть где-то, поесть!
Быстро одевшись, старшина присоединился к сослуживцу и они вместе отправились в город…
Кооперативное кафе «Изумрудное» имело два зала, Большой и Малый. В Большом всегда стояло столпотворение народа. В него, как правило, заходили только случайные посетители. Зато в Малом зале обычно собирались постоянные клиенты, среди которых был и Дюрягин.
Поздоровавшись со своими знакомыми и представив им своего сослуживца, взводный предложил старшине занять свободный столик, а сам направился к бару. Купив две порции мороженного и два «Пражских» напитка, Сергей подсел к другу.
- Ну, как тебе здесь? – перемешивая пломбир с орехами и клубничным сиропом, полюбопытствовал Дюрягин.
- Ничего! – надпивая через трубочку напиток, довольным голосом ответил Кравченко
- Скоро сюда должны будут подойти две очень симпатичные подружки, Оля и Таня. Так что, скучать нам долго не придётся! – Сергей потянулся и добавил, - У тебя нынче праздник – жена в отъезде! Так что, посидим немного и пойдём на хату!
- Ты же говорил, что мы пойдём на день рождения! – недовольно произнёс Андрей.
Дюрягин лукаво улыбнулся и ответил:
- Ну нужно же мне было что-то придумать, чтобы вытащить тебя из твоей берлоги! Ты так и вовсе сопьёшься!
- Значит, никакого дня рождения не будет? – с ухмылкой спросил Кравченко.
- А тебе так сильно хочется дня рождения? Так мы тебе его устроим! Считай, что ты сегодня заново родишься на свет! Мы сделаем из тебя жизнерадостного человека! Ну разве это не повод для банкета?
Андрей лишь тяжело вздохнул, вместо ответа.
- Старшина! Посмотри, до чего ты себя довёл! Да на тебя смотреть уже страшно! Ты же молодой здоровый и красивый мужик, а ведёшь себя, как баба! Ну поругался со своей, ну дай ей пинка под зад, забудь о ней! Да мы тебе такую девку классную найдём, что твоя Светка от зависти на луну завоет!
- Я не хочу, чтобы мне кто-то завидовал!
- Нет, Андрюха, ты не прав! Таких, как твоя «благоверная», надо проучивать! И вообще… Ты только не обижайся на меня, но уж больно ты подстилаешься под свою Светку! Над тобой уже почти весь полк смеётся! Сделал из неё принцессу! Да на ней пахать надо!.. Я давно тебе говорю: заведи себе любовницу! Увидишь, как твоя быстро переменится! А почему? Да потому, что ценить начнёт тебя! А так, она ведь видит, что ты никуда от неё не денешься, потому и не дорожит тобою! А ты заставь её мыслить иначе. Покажи ей, что незаменимых жён не бывает! Вспомни Герасимова. Разве его Надька не знала, что он ей не верен? Конечно же, знала! И как она себя вела?.. Да таких жён в нашем полку я отродясь не видывал! А всё почему? Потому, что дорожила им! Знала, что такого мужика потерять не трудно. А вот найти… Андрюха, посмотри вокруг себя! Какой «товар» сам себя предлагает! – и Дюрягин указал взглядом старшине на несколько молоденьких девиц, - Так вот я и говорю, что жизнь дана человеку только одна. И потому прожить её нужно так, чтобы потом, когда ты станешь никому не нужным старым хрычом, тебе не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!.. Лично я просто не понимаю, как можно есть всю жизнь только одну кислую капусту?! Как можно не обращать внимание на неписаных красавиц, когда они сами напрашиваются к тебе?!
- Меня никогда не интересовали те девушки, которые сами себя предлагают!
- Ну и зря! Ты просто никогда ещё не пробовал настоящей женщины!
- Для меня моя жена и является самой настоящей женщиной! – парировал Кравченко.
Дюрягин демонстративно скривился.
- Старшина, как ты можешь утверждать то, чего не знаешь?! Для того, чтобы так утверждать, что твоя Светка является самой лучшей женщиной, нужно, как минимум, попробовать пару других! Всё познаётся относительно!
В глазах Кравченко отобразилась растерянность. Если бы его ум не был притуплён двухмесячным запоем, то, возможно, он смог бы противостоять такому искушению, дав решительный отпор своему оппоненту. Но в этот момент Андрею ничего не оставалось, как признать за собой поражение, он оставался безмолвен.
Уловив это замешательство, Дюрягин продолжил своё наступление:
- Ну скажи мне честно, чего ты добился за годы верности своей жене? Оценила ли она эту верность?.. Счастливым тебя никто не считает! Кроме постоянных ссор, что ты получил от своего брака?.. А ведь я тебе говорил, когда-то: погуляй с ней немного, поживите, в конце концов, вместе, а уже потом только, убедившись, что вы друг другу подходите, подавайте заявление в загс! Хотя, как по мне, то я и вовсе против официальных браков! Сейчас всё большую популярность приобретают неофициальные взаимоотношения. Пожили друг с другом годик, второй – и разбежались!
“А может он прав? – присоединился к этому разговору ещё один «утешитель», атакуя притуплённый ум Андрея, - Может, если бы ты завёл любовницу, Светлана начала б тебя более ценить?.. Посмотри на Спиридонова. Его жена давно уже догадывается, что у мужа кто-то есть. И что же? Каждый вечер она ждёт его домой, будто у них медовый месяц!..”
- И вообще, - продолжал напирать Дюрягин, - Вот ты говоришь, что верен Светке. А она, она тебе верна? Ты уверен, что у неё никого нет, кроме тебя?
- Уверен! – неуверенно ответил Андрей.
Эта неуверенность также не ускользнула от чутья Дюря-гина.
- И откуда у тебя такая уверенность? – спросил взводный, - Бабы – это такой народ, что палец в рот им не клади! Как говорится, доверяй, но и проверяй! Или, как говорил когда-то Герасимов, «женщина – это такая стерва, которая, разговаривая с одним, смотрит на другого, а думает о третьем!»
“Это уж точно! – подхватил и помысел «сострадатель» Кравченко, - Как же им всем хочется нравиться всякому встречному, но только не своему мужу! Они готовы обольщать всех мужчин в мире, только бы кто-то посмотрел на них с вожделением! И даже выйдя замуж, они никак не могут успокоиться! Им не достаточно любви одного! Они хотят покорять сердца других ещё и ещё! Им нравится, когда кто-то, в своём сердце, раздевает их и прелюбодействует с ними! А потом они обижаются, если их мужья начинают негодовать на такое поведение! А как же их не ревновать, если жажда флирта к другим, превосходит в них жажду любви к мужу! Разве это любовь? Настоящая любовь – жертвенна, она не ищет своего! Все женщины чудовища, ищущие только своего!..”
Дух «утешитель» так тонко подступил к Андрею, что он даже не распознал его лукавства. К тому же, этот «любвеобильный» советчик, играя на самолюбии старшины, так ловко орудовал библейскими цитатами, что неискушённому в мудрости человеку не так-то и легко было сразу определить подвоха…
- Вот куда она сейчас уехала? – продолжал наступать Дюрягин.
- Я же говорил тебе, к родителям! – с апатией ответил Андрей.
- К родителям? – недоверчиво переспросил Сергей, - А ты уверен, что именно к ним?.. А-а, молчишь?! Помнишь, ты как-то рассказывал, что у твоей Светки был ухажёр, ещё до свадьбы?..
Кравченко побледнел.
“А вдруг она, действительно, поехала именно к нему?!” – попытался окончательно добить Андрея помысел.
- Старшина, скажи честно, ты уверен, что до сих пор не рогат?
- Не знаю, - расстроено ответил Андрей.
- Вот видишь, ты не знаешь! Так почему же ты не хочешь принять доброго совета? Скажи, разве я предлагал тебе, хоть когда-то, что-либо плохое? Разве друг…
- Добрый день! – перебил Дюрягина кокетливый девичий голос.
Взводный и старшина устремили свои взоры на двух молоденьких девушек, что остановились у их столика.
- А-а! – протянул Сергей, - Вот и наши девочки! Привет, киска! – и он поцеловал в щеку одну из них.
- Добрый день! – печальным голосом произнёс Кравченко.
После того, как Дюрягин познакомил двух подружек со своим другом, он направился к бару и купил бутылку коньяка, четыре пачки мороженного, две плитки шоколада и четыре бутерброда с красной икрой. Распечатав бутылку «Наполеона», кооперативного разлива, Сергей наполнил им небольшие рюмочки. После чего, четвёрка принялась смаковать прохладный креплёный напиток.
На протяжении двух часов Дюрягин занимался своим излюбленным делом, «трепологией». Всякий раз, выдумывая очередную байку, Сергей призывал в свидетели старшину: “Ну подтверди им, Андрюха, что я не вру!” На что Кравченко утвердительно покачивал головой, хотя это совсем не означало, что взводный рассказывал исключительно лишь одну только правду. Что-что, а приврать Дюрягин обожал. Андрею же никогда не нравилась ложь, даже шутки ради. Но теперь он был доведён уже до такого отчаяния, что такое «маленькое» прегрешение не особенно-то и резало его слух…
- А Вы, Андрей, почему такой грустный? – поинтересовалась Таня, которой достался старшина.
- Да так, проблемы по службе! – соврал он.
В этот момент Дюрягин достал из кармана учебную гранату и положил её на стол.
- Ой, что это? – полюбопытствовала Оля.
- Граната! Боевая! – серьёзно произнёс Дюрягин, - Я забыл сдать её на склад.
- Ой, мамочки, а она не взорвётся? – испуганно спросила Таня.
- Если выдернуть кольцо, тогда может и взорваться! – ответил Сергей.
- А можно её потрогать? – со страхом в глазах, продолжала любопытствовать Оля.
- Да, только осторожно! – нагнетая напряжённость, произнёс Дюрягин.
Оля осторожно взяла в руки учебное пособие, словно нечто экзотическое.
- Тяжёлая такая! – с горящими глазами, произнесла она.
- А вот это – кольцо? – полюбопытствовала Таня.
- Где? Вот это? – и Дюрягин вырвал кольцо с гранаты и протянул его Тане, - Это – кольцо!
- А-а!!! – испуганно вскричала Оля, - Что ты наделал? Она же теперь взорвётся!
- Держи крепче и не разжимай! – разыгрывая волнение и тревогу, вскричал Сергей, - Иначе все взорвёмся!
- Мамочка! – простонала Оля, - Что теперь будет?
- Да они нас просто разыгрывают! – разгадала всё Таня.
- Разыгрываем?.. Какие могут быть шутки, когда вопрос касается жизни и смерти! – не унимался Дюрягин.
- Ну, Серёжа, скажи, что мне с ней делать? – не зная, плакать ей или смеяться, взмолилась Оля.
Все, находящиеся в Малом зале, невольно стали обращать внимание на развязано ведущую себя четвёрку.
- Да отпусти ты её! – уверенно произнесла Таня.
- Отпусти, отпусти! – издевательски произнёс Дюрягин, - Увидишь, что будет!
- Ну, Серёженька! Ну, пожалуйста! Я уже устала её держать! – чуть не плача простонала Оля, - Андрей! Ну хоть Вы скажите, она учебная или боевая?
- Учебная!
Оля облегчённо вздохнула и разжала руку с гранатой. Через несколько секунд раздался хлопок.
- А-а-а!!! – заорала на весь зал перепуганная Оля.
Со всех сторон раздался смех.
- Я же тебе говорила, что она учебная! – гордо произнесла Таня.
Посидев ещё немного в «Изумрудном», четвёрка отправилась на улицу. Побродив по городу, они зашли домой к Оле. У той в этот вечер никого не было дома. Распив ещё бутылку водки, Дюрягин уединился с хозяйкой квартиры в соседней комнате. Старшина же остался вместе с Таней.
Андрей осознавал, к чему может привести это уединение. Какой-то внутренний страх сковывал его, предостерегая, что ему самое время было покинуть этот дом. Но Кравченко не предал ему глубокого значения. Он был слишком самоуверен в себе. Уж кто-кто, но он никогда не позволит себе дойти до такого, чтобы впасть в грех блуда! Он только побудит с этой девицей немножко вместе, чтобы потом соврать Светлане, что провёл ночь с другой, дабы вызвать ревность у супруги! Таким образом он и не согрешит, и попробует заставить поволноваться немного жену!
Видя нерешительность Андрея, инициативу в свои руки предприняла взять тогда Татьяна. Имея за спиной немалый жизненный опыт в общении с разного типа мужчинами, она сразу же принялась подбирать ключи к этому, чуть закомплексованному, как ей показалось, старшине…
“Попробуй вкус её губ! – сладострастно внушал ему помысел, - Ну ты же должен опытно познать отличие вкуса женских губ! Как же ты тогда сможешь запугать жену, если не сможешь, даже, описать своих переживаний?.. И в Библии написано: всё испытуйте, хорошего держитесь!.. Неправда ли, они сладки?.. Между прочим, она целуется лучше твоей Светланы! У твоей супруги губы жестче, а у этой мягче!.. Ну расслабься же ты, расслабься!..”
Андрей шёл на поводу у этого помысла, как вол на бойню. Вместе с этими внушениями в нём всё сильнее пробуждалась его естественная природа, которая до этого времени была подавляема им за счёт воли. Страсть охватывала его с неимоверным усилием. И наконец он сдался…
И пропел для Андрея петух. Он вспомнил, как когда-то самоуверенно зарекался, что никогда в жизни не сможет совершить такой страшный грех, как прелюбодеяние!
“Теперь ты наш! Бог никогда тебе этого не простит! – стали атаковать его неотступные истязатели душ человеческих, - Гореть тебе вечно в огне своей запятнанной совести!..”
Кравченко пытался, было, что-то им возразить, но бесполезно. Те никак не реагировали на все его самооправдания. Ему хотелось бежать от этих внушений, укрыться за какие-нибудь камни или стены. Но голоса упрямо твердили: “Мы с тобой и в могилу сойдём!”
- Есть что-нибудь выпить? – спросил Андрей у Татьяны, вставая с кровати.
- Не знаю! – томным голосом ответила та, - Посмотри на кухне!
На кухне Кравченко ничего не нашёл. Тяжело вздохнув, он вернулся в комнату, где лежала Татьяна.
- Чего ты такой грустный? – пытаясь приласкать его, спросила девушка.
- Я подлец! – неожиданно произнёс вслух он.
Татьяна с недопониманием посмотрела на него.
- Я изменил жене! – подавленно уточнил он.
После этой фразы девушка опустила глаза вниз. Потом, словно в ней пробудился голос очень долго спавшего целомудрия, она вдруг прикрыла одеялом свою оголённую грудь.
- Ты что, никогда раньше не изменял жене? – смотря куда-то в потолок, недоверчиво спросила она.
Андрей не стал отвечать на этот вопрос. Обхватив свою голову обеими руками, он отчаянно простонал:
- Господи! Как я оскотился! – потом он повернулся к Татьяне и добавил, - Скажешь Сергею, что я пошёл в полк!
Быстро одевшись, Андрей выскочил на улицу…

-17-

В понедельник после обеда разведрота отправилась на учебный полигон, для проведения учебных занятий по огневой подготовке. Присутствовал с ротой и старшина. В этот день он был ещё более удручённым, нежели прежде. Замкнувшись в себе, он совершенно не желал с кем-либо говорить. А когда кто-то из солдат имел неосторожность обратиться к нему по какому-либо вопросу, Кравченко реагировал очень резко, с раздражением отсылая того куда подальше, чтобы не беспокоили его.
- Что с тобой происходит? – обратился к старшине ротный, когда они оказались наедине.
- А тебе какое дело?! – с негодованием ответил тот.
- Я просто подумал, что может смогу тебе чем-то помочь, - как можно спокойнее произнёс Мелёхин.
- Обойдусь, как-нибудь, без твоей помощи!
- Как знаешь, - ответил Сергей и продолжил проводить занятия с ротой. Однако, при этом, его внимание по-прежнему было прикованным к другу.
Кравченко же прохаживался от одной будки операторов к другой, полностью погрузившись в себя. После вчерашнего очередного его ниспадения на более низшую ступень нравственности, он ожесточился ещё больше. И причиной этой агрессии являлась видимая для него безысходность. Он прекрасно понимал, что выход из сложившейся ситуации у него имелся. Ему следовало покаяться. Но в таком случае ему пришлось бы рассказать о своей измене Светлане. Именно этого Андрей и боялся. Он хорошо знал непростительный нрав супруги. Он помнил о том случае, когда она не смогла простить несостоявшегося жениха юности. Если того, кого она любила, не смогла простить Светлана, то каково будет ей простить того, которого никогда не любила и вовсе? Андрей опасался, что, рассказав жене всю правду, он потеряет её навсегда. А без неё он не представлял себе жизни…
После того, как отстреляли солдаты, до оружия дорвались офицеры. Взял автомат у одного из своих подчинённых и старшина. Когда появились бегущие мишени, Кравченко повёл свой огонь совершенно не целясь. Два рожка магазинов от АКС были опорожнены полностью всего за несколько секунд. Тогда он взял ещё два магазина с боеприпасами и снова продолжил сгонять свою злость на мишенях. Вскоре автомат заклинило.
- Пронин! – вскричал старшина, обращаясь к одному из солдат, что стояли ближе других к нему, - Дай мне свой автомат, ато этот уже сдох!
Пронин передал старшине своё табельное оружие и Кравченко продолжил стрельбу.
Когда все шесть заполненных магазинов были опорожнены, и ни одна мишень так и не была поражена старшиною, Кравченко уступил место на огневой ротному.
- Ну что, полегчало? – тихо, чтобы никто другой не услышал, обратился к другу Мелёхин.
Этот вопрос привёл Андрея просто в бешенство. Будучи движим самыми благими намерениями, Сергей невольно разбудил в старшине зверя.
- Слушай, ты, «праведник»! – схватив Мелёхина за воротник бушлата, громко произнёс Кравченко, - Ты меня уже достал!
- Успокойся! – смотря в глаза обезумевшего Андрея, тихо сказал Сергей, - На тебя рота смотрит!
- Ну и пусть смотрит! Мне плевать на это! Чего ты ко всем в душу лезешь? Чего ты постоянно так норовишь кого-то ужалить?!
- Ужалить? – переспросил Мелёхин, - Зачем мне это нужно?
- Тогда перестань приставать ко мне! Или я тебе просто врежу! – и старшина схватил ротного на глазах у всей роты за подбородок, - И не посмотрю, что ты когда-то был мне другом!
- Если тебе от этого станет легче, то врежь! – продолжая сохранять выдержку и хладнокровие, чувствительным голосом произнёс Мелёхин.
Андрей застыл в нерешительности. Внутри него всё кипело, руки чесались, разум вторил: “Ударь его! Ударь!” Но, взглянув в глаза друга, он вдруг увидел там Небо! Что-то защемило в груди. Кравченко вдруг почувствовал, что, дай он свободу своим эмоциям, его кулак поразит не просто человека, не просто лучшего друга, но Самого Того, Кто боролся сейчас за его душу!
“Ну бей же!” – вскричал в нём помысел.
Андрей отпустил ротного и швырнул автомат на землю. Стыдливо опуская глаза, он развернулся и решительным шагом направился в сторону гарнизона.
- Что это с ним? – поинтересовался Спиридонов у Дюря-гина.
- А кто его знает! – ответил тот, - У каждого свои странности!
Кравченко дошёл до дороги, что вела к части. Приметив ЗИЛ, что проезжал мимо, старшина махнул рукой. Водитель притормозил.
- Извини, приятель, ты не до города случайно едешь? – спросил Кравченко.
- До города.
- Подбрось тогда и меня?
Водитель недоумённо посмотрел на военнослужащего.
- Ты что же, это, собрался в город в таком виде? – спросил он, указывая взглядом на внешний вид прапорщика.
- Вид как вид! – раздражённо произнёс Кравченко, - Так ты подбросишь меня, или мне пешком идти?
- Да садись, мне как-то всё равно! – пожимая плечами, ответил водитель, - Только не боишься ли попасться патрулю? В полевом бушлате, портупеей через плечо, с кобурой, да ещё и с пистолетом…
- Это, уж, мои проблемы! – сухо ответил Кравченко, умащиваясь в кабине.
Грузовик тронулся с места и продолжил своё движение.
Когда машина въехала в город, Кравченко попросил остановить ему около гастронома. Поблагодарив водителя, Андрей выпрыгнул из кабины и отправился в магазин. Ему очень хотелось выпить. Но, дойдя до самого прилавка, он вдруг спохватился, вспомнив, что деньги, которые лежали у него ранее во внутреннем кармане бушлата, он выложил перед самым уходом на полигон.
Тогда ему пришёл на память «Изумрудный». Там было немало друзей Дюрягина, с которыми тот познакомил Андрея вчерашним днём. У них вполне можно было
занять небольшую сумму, хотя бы на одну бутылку водки.
Мысль показалась Андрею неплохой. Не опасаясь патруля, который мог повстречаться ему по дороге, он направился к «Изумрудному».
Благополучно добравшись до желанного места, Кравченко с гордым видом вошёл в Малый зал. Своей военно-полевой формой он сразу же привлёк к себе внимание отдыхающих. Окинув взором зал, Андрей сперва подошёл к свободному столику. Потом, присев на стул, он принялся всматриваться в лица посетителей, надеясь узнать хоть одного вчерашнего знакомого.
Наконец его взгляд остановился на высоком черноволосом молодом человеке. Встав со своего места, Кравченко подошёл к тому, поздоровался и присел рядом, за тот же столик.
- Слушай, будь другом, выручи! – обратился Андрей, - Займи немного денег, я завтра отдам!
Знакомый Дюрягина без малейших колебаний вытянул из кармана нужную сумму и протянул её старшине. Тот тут же приобрёл за занятые деньги две бутылки водки и принялся угощать своего «спасителя» и его друзей, что сидели рядом…
Тем временем разведрота возвратилась со стрельб в казарму. Пока военнослужащие сдавали табельное оружие в оружейную комнату, ротный решил поинтересоваться у дежурного по роте, давно ли ушёл из казармы старшина и куда он мог пойти.
- Так прапорщика Кравченко ещё не было! – ответил дежурный сержант.
- Как не было?
- Вот, как ушёл с ротой на стрельбы, так с тех пор я его и не видел!
- А оружие он не передавал ни через кого? – взволнованно уточнил Мелёхин.
- Нет!
Мелёхин насторожился.
- Сергей! – обратился ротный к Дюрягину, - Проследи, чтобы оружие было всё в наличие!
- А ты что, куда-то уходишь?
- Да Кравченко не вернулся в полк. Нет ни его, ни пистолета! У него нынче неважное душевное состояние, как бы чего не выкинул!.. Своди роту на ужин, а я отправлюсь в город. Мне кажется, что он отправился именно туда.
Это известие взволновало и Дюрягина.
- Слушай, - обратился он к ротному, - там, возле детской больницы, есть кооперативное кафе «Изумрудное». Загляни туда, может он там.
Мелёхин одобрительно кивнул головой о побежал домой переодеваться. Потратив на свой туалет всего несколько минут, он выскочил из квартиры.
Возле КПП ротный застал выезжающую в город машину командира полка. Не объясняя в подробностях в чём дело, он попросил чтобы его подбросили.
Отыскав интересующее его кафе, Мелёхин вошёл внутрь. Осмотрев Большой зал и не увидев там Андрея, он стал расспрашивать, не видел ли кто молодого прапорщика в полевой форме.
Получив отрицательный ответ, Мелёхин уже собирался покинуть это заведение, когда, случайно, обнаружил ещё один зал. Подойдя к бармену, Сергей задал ему всё тот же вопрос, что задавал в соседнем зале.
- Да, был тут один прапорщик! – ответил бармен, - В полевой форме и с кобурой на поясе!
- А давно он ушёл?
- Да минут 15 назад! Выпили они тут, он и с ним ещё трое, а потом куда-то пошли!
- Ваш прапорщик пошёл, кажется, в сторону порта! – добавила молоденькая посетительница, что случайно подслушала разговор.
- Спасибо большое! – ответил Сергей и поспешил на поиски друга…
…Кравченко шёл по вечернему городу, совершенно не замечая перед собой никого. Он не знал, куда шёл. Да его это не особенно-то и интересовало. Одурманенный алкоголем, Андрей горел желанием «выпустить пар». Проходя мимо какой-то компании, старшина попытался задеть кого-то плечом, как бы невзначай, желая спровоцировать инцидент. Но молодые люди проявили со своей стороны благоразумие и сдержанность. Связываться с вооружённым, да ещё и пьяным, прапорщиком морской пехоты они не решились. Пройдя сквозь толпу людей, Кравченко направился дальше, продолжая искать на свою голову приключений…
…Мелёхин продолжал искать друга. “Господи! Останови его! Он сам не понимает, что творит!..” – мысленно вторил он, предчувствуя, что что-то должно произойти…
…Пройдя широкий тротуар, Кравченко свернул в тёмный узкий переулок. Неподалёку от кинотеатра от заметил какую-то потасовку. Четверо молодых людей обступили супружескую пару, средних лет. Один из пристававших держал мужчину за грудь и что-то ему говорил.
- Слушай, отпусти его! – держа руки в карманах бушлата, пьяным голосом произнёс Андрей.
Четвёрка обернулась.
- Борзый прапорщик, вали отсюда, по добру, по здорову, пока тебе бока не намяли! – угрожающе сказал один из них.
Назвать в тот момент Кравченко «борзым» – этого оказалось предостаточно, чтобы дать старшине повод для «обуздания» невоспитанной молодёжи!
Кравченко решительным шагом направился к четвёрке. При этом, он совершенно не испытывал ни малейшего страха - алкоголь сделал свою работу.
Без малейшего колебания один из уличных бандитов тут же попытался нанести удар ногой в область груди военнослужащего. Но не смотря на нетрезвое состояние, старшина среагировал на этот выпад. Сделав шаг назад, он зафиксировал ногу противника, после чего, с разворота, нанёс сокрушительный удар правой ногой в челюсть!
Школа Марифова не оказалась тщетной. Андрей стал в полку одним из лучших бойцов в области рукопашного боя. В этот вечер он мог с огромным наслаждением «излить душу» на, неудачно попавшихся ему под горячую руку, бандитах!
Едва первый из нападавших свалился в снежный сугроб, как на Андрея набросился второй, сзади. Обхватив старшину руками за шею, он принялся его душить. Тогда Кравченко захватил левой рукой правое предплечье своего душителя и нанёс сильный удар локтём правой руки тому прямо в солнечное сплетение. Тот захрипел и разжал свои руки.
Даже в хмельном состоянии Кравченко держался очень уверенно. Доведённые до автоматизма приёмы представляли серьёзную опасность для нападавших. Видя, что голыми руками «борзого» прапорщика не взять, один из бандитов достал из кармана нож. С разбитой гобой, личным автографом старшины, широкоплечий приподнялся из снежного сугроба и бросился к Андрею. Но тот разгулялся в этот вечер не на шутку. Разглядев в руках нападавшего холодное оружие, старшина успел выставить блок, в результате которого, широкоплечий нарвался на своё же отточенное лезвие…
…Мелёхин приближался к кинотеатру. Когда до него стали доносится женские крики: “Там драка! Вызовите милицию!”
Не уточняя подробностей, Сергей устремился к месту потасовки. Хотя было совершенно темно, ему всё же удалось разглядеть среди дерущихся Андрея. Услышав пронзительный вопль от боли, Мелёхин принял его за голос Кравченко. И тогда он, совершенно не задумываясь о возможной опасности для себя самого, изо всех сил бросился на помощь к другу…
…Кравченко поймал кураж. Прилив в крови адреналина возбудил его до такой степени, что он уже даже не различал своих жертв. Когда он только увернулся от очередного выпада в свой адрес, тут же увидел кого-то, подбегающего к нему слева. Не дожидаясь пока тот попытается сбить его с ног, как то ему показалось, Андрей нанёс свой коронный удар, оперкот "по-марифовски"…
…Сергей отлетел к кирпичной стене и, ударившись головой, застыл в неподвижности…
…Кравченко продолжал разделываться с преступниками. Подобно разъярённому льву, он триумфально сокрушал своих противников. Он даже не почувствовал сразу ножевого ранения, которое всё же получил в драке. После того, как последний из бандитов упал поверженным на снег, Андрей гордо посмотрел на произведение своих рук. Девиз Марифова, «если бьёшь, то бей так, чтобы противник не мог уже подняться», был осуществлён старшиной на практике.
Андрей подобрал со снега две пуговицы, что отлетели от бушлата. Приведя свой внешний вид немного в порядок, он, прежде чем уйти, решил ещё раз окинуть взглядом поле битвы.
“Не понял! – сам в себе сказал он, - Почему их пятеро?”
Когда Кравченко подошёл к Мелёхину, хмель тут же оставил его. Ротный лежал с открытыми глазами. Голова его была разбита. Всё говорило о том, что душа его уже оставила своё бренное тело…
У Андрея перед глазами пробежал эпизод драки. Страшное осознание того, что это он убил друга, чуть не свалило старшину на снег.
- Нет! Этого не может быть! – простонал вслух Кравченко, - Серёга! Серёга!!!
В этот момент с сиреной, подъехала милицейская машина. Из неё молниеносно выскочила группа захвата.
- Руки за голову! – скомандовал один из сотрудников правопорядка и приставил автомат к старшине.
Андрей медленно попытался поднять руки вверх. Но сильная острая боль в области лопатки не позволила ему этого сделать. Простонав, он поднял руки на ту высоту, на которую ему позволило сделать физическое состояние.
- Выше! – вскричал милиционер и нанёс сильный удар прикладом автомата в область раненой спины.
Ещё раз простонав, Андрей потерял сознание и упал рядом с мёртвым телом Сергея…

-18-

Кравченко лежал в палате хирургического отделения и грустными глазами смотрел в сторону окна. Прекрасная солнечная зимняя погода не могла повлиять на его внутреннее душевное состояние. Он словно при жизни сошёл в шеол. Душа его проходила сквозь мытарства ада, не находя ни малейшего покоя. Андрей вспоминал эпизоды прожитой жизни. Он видел Мелёхина, живого Мелёхина. Сергей был для него лучше брата. Таких друзей жизнь дарит человеку не так часто. И вот теперь его больше не было…
“Это ты во всём виноват! – твердил ему помысел, - Если бы ты не напился тогда, то не изменил бы жене! Если бы не изменил жене - не озверел бы до такого состояния, чтобы искать повода для драки! А если бы не ввязался в драку, то и Сергей бы не погиб! Бог тебе этого никогда не простит! Ты заслуживаешь вечного огня! Закон справедливости требует отмщения! За всё нужно платить!..”
“Господи! – мысленно взывал Андрей, - Неужели это конец? Неужели я больше никогда не буду счастлив?..”
Кто-то постучал в дверь палаты, чем отвлёк старшину от мрачных мыслей.
- Можно? – тихо спросил Маркин, войдя в палату.
- Да, конечно, товарищ майор! – виноватым голосом ответил Андрей.
Маркин прошёл к больному и, положив на тумбочку кулёк с передачей, присел на стул, что стоял около кровати.
- Ну, как ты себя чувствуешь? – скорбным голосом спросил майор. Он только прибыл с полка, где состоялось прощание с телом погибшего Мелёхина. Заплаканные глаза Бати ещё не успели просохнуть. Как и у старшины, у него на сердце лежал тяжёлый камень. Только после того, как он присел, Андрей разглядел, что на поседевшей голове начальника разведуправления прибавилась ещё горсть пепельных волос.
- Никак! – тихо ответил Кравченко и закатил глаза на потолок, чтобы скрыть от гостя слезу, которая навернулась сама по себе.
- Проводили мы Мелёхина… - дрожащим от волнения голосом начал говорить Маркин, - Весь полк прощался с ним. Потом рота исполнила его «Перевалы»! Представляешь? Сальников вместе с Бажаном, перед тем как погрузить гроб на грузовую машину, неожиданно для всех, вдруг запели! За ними подхватила вся рота, а потом и весь полк! – и Маркин, не имея больше сил себя сдерживать, разрыдался.
При виде этого зрелища сердце старшины обливалось кровью. Мысленно представив себе картину траурной церемонии, он также пустил слезу.
- Это я во всём виноват, товарищ майор, я! – заливаясь слезами, повторял Андрей, - Я убил его! Но я не хотел этого, честное слово, не хотел! Я не видел его! Зачем, зачем он пошёл тогда за мной?! Ведь это не он, это я должен был тогда остаться там лежать! Я заслужил участи Сергея! Почему Бог это допустил, почему?! Почему Он меня спас, а Сергей погиб?! Лучше б Он меня поразил там! А теперь… Как мне жить после всего этого? Я не могу так больше, я покончу с собой! Я не смогу теперь смотреть в глаза людям! Мне стыдно и горько! Если бы я мог исправить свой грех! Если бы было возможно повернуть время вспять!.. Скажите, товарищ майор, как мне исправить свою вину? Я готов идти куда угодно! Я хочу своей кровью заплатить за смерть Сергея!
Маркин тяжело вздохнул и ответил:
- Неужели ты думаешь, что Мелёхину нужна твоя смерть?.. Никогда не думай больше о самоубийстве, слышишь, никогда! Во-первых, так ты никогда не разрешишь своей проблемы! Ты заберёшь её лишь только с собой, на тот свет! А там у тебя уже не будет возможности её исправить! Там она станет твоей вечной спутницей! Неужели ты этого не понимаешь?.. А во-вторых, наложив на себя руки, ты только осквернишь память о Мелёхине! Ведь он хотел спасти тебя от угрожающей тебе опасности! А ты хочешь отблагодарить его таким способом? Хороший поступок друга!… Если ты когда-нибудь отважишься на этот безрассудный поступок, то тогда смерть Сергея потеряет всякий смысл! Он умер за тебя, чтобы ты мог жить! Если же ты когда-нибудь решишься наложить на себя руки, знай, таким образом ты предашь Мелёхина! И никому и никогда тогда не говори больше, что Сергей был твоим лучшим другом! Друзья так не поступают! Друзья не бесчестят память о тех, которые пожертвовали собой ради других! – Маркин перевёл дыхание, а потом, уже более спокойным тоном, добавил, - Я тебя прекрасно понимаю, тебе сейчас очень нелегко. Но ты должен выстоять в этой борьбе! Помнишь, как говорил Мелёхин: «Бог никогда не посылает человеку испытания сверх сил». Если тебе тяжело, то мужайся! Бог даст тебе и силы преодолеть это испытание! Не сдавайся!
Маркину удалось своим словом отогнать тех, которые так навязчиво атаковали сознание старшины. Для Андрея, как для человека, что находился продолжительное время в тёмном подземелье, наконец-то засветился малый лучик надежды. Вытирая глаза, Кравченко с благодарностью посмотрел на майора. Тот, в который раз, протягивал ему руку помощи, когда Андрею казалось, что уже совсем не было выхода из создавшейся ситуации.
- Владимир Николаевич, я ведь ещё одну глупость вытворил. Я изменил Светлане…
И Кравченко поведал о всех подробностях своего греха прелюбодеяния…
Из-за отсутствия в Советской армии священнослужителей, функции целителей уставших душ очень часто брали на себя другие люди, имеющие хоть какой-то жизненный опыт и нелицемерную любовь к ближним. Именно таким человеком был и начальник разведуправления. Хотя духовником он не был, да и властью священнослужителя не обладал, но вдохновить упавшего духом мог.
- Ну что, - произнёс Маркин, после того, как выслушал исповедь Андрея, - тебе стало легче, совершив свой поступок? Ты стал более счастлив?
- Нет, - коротко ответил Андрей.
- А Светлане ты уже сообщил об этом в письме?
- Нет, я не могу этого сделать! – качая головой, испуганно ответил Кравченко, - Она мне этого не простит, я её знаю! Она не умеет прощать! Если она узнает об этом, то я потеряю её навсегда!
- Если ты не откроешься перед нею, то тогда уж точно, потеряешь её!
- Нет, товарищ майор, только не это! Я не смогу без неё!
- А жить рядом с любимым человеком и обманывать его всю жизнь – ты сможешь?
- Не знаю, - отчаянно произнёс старшина.
- У тебя есть два пути. Первый – это ничего не говорить жене и жить дальше так, как будто ничего не произошло. Будешь «честными» глазами смотреть на свою Светлану и с «чистой» совестью говорить ей о верности и любви. Естественно, о какой-то, там, совести тебе тогда лучше вовсе не вспоминать. К чему тебе такая спутница в жизни?.. А есть другой путь – всё рассказать ей. И тут возможны два последствия. Конечно же, признание в неверности, отнюдь, не обрадует никакую женщину. И всё же, если она способна любить, то она способна и прощать. Немного погоревав, она смирится и простит изменника. А может, конечно, и не простить. Ведь не все люди стремятся к совершенству, не все ценят истинную любовь. Есть много таких людей, которые любят только самих себя и меняться совершенно не желают. Из этих двух путей, я выбрал бы последний, даже если бы знал наперёд, что жена никогда не простит мне. Всё-таки без жены можно и обойтись, а без чистой совести – никак.
Кравченко призадумался. Ему и самому не раз уже приходила на ум эта мысль. Интуитивно он прекрасно осознавал, что в сложившейся ситуации это был единственно правильный выход для него. Однако и другие помыслы не отступали от него, нагоняя страхи.
- Так как твоё здоровье? – решил перевести разговор в иное русло Маркин.
- Да рана не очень глубокая. Врачи говорят, что к Новому году, может быть, меня и выпишут.
- Я разговаривал со следователем и подполковником из «Особого отдела», он, как выяснилось, мой старый знакомый. Я думаю, командование тебя отобьёт! К тому же, есть показания очевидцев, которые наблюдали за всем из окон своих квартир, что напротив кинотеатра. По их заявлениям, ты ни в чём не виноват. Все видели как ты заступился за мужчину и женщину. И драку затеял не ты. А то, что Мелёхин попался тебе неудачно под руку, то и здесь ты не повинен. Единственная проблема – это твой полевой вид, да ещё и табельное оружие, что оказалось при тебе. Но мне удалось убедить подполковника, что у тебя были просто небольшие неурядицы в семье, что ты поругался с женой, и потому, сорвавшись психологически, выкинул свой номер. Так что, не сильно переживай по этому поводу! Будем надеяться, что всё закончится благополучно! Я видел как начальник штаба полка собирал твои характеристики и составлял твой послужной список. Командир полка заверил меня, что твой вопрос будет разрешён уже к концу этой недели!
Андрей слушал Маркина и мысленно себя осуждал: “Очевидцы видели, что я ни в чём не виноват!.. Что они видели? Они ведь не видели, что происходило тогда у меня внутри! Если бы кто-то из них смог бы тогда, каким-то сверхъестественным образом, заглянуть в мою душу, то он бы не был так красноречив в моём оправдании! Они ведь не видели того, что меня просто несло тогда сцепиться с кем-нибудь в тот злосчастный вечер!..”
Да, благородства в своём поступке старшина совершенно не усматривал, а скорее наоборот. Он ни чем не отличался от тех четверых уличных бандитов. Только те действовали открыто, не скрывая своих звериных обликов, а он – со стороны всем казался благородным героем, а по сути был таким же зверем.
- Ну ладно, мне пора уже идти, - вставая со стула, сказал майор, - Рота передавала тебе привет! Все ожидают твоего скорейшего возвращения в часть. Так что, выздоравливай!
- Спасибо! – ответил Андрей, - Передавайте всем, также, привет!
Пожав на прощание старшине руку, Маркин вышел из палаты.
Кравченко снова остался один. Общение с Батей успокоило его. Немного полежав с закрытыми глазами, Андрей рассудил написать жене письмо. Достав из тумбочки тетрадь и шариковую ручку, он принялся описывать свою исповедь. “Будь, что будет!” – сам себя успокаивал он. Ему было нелегко признаваться Светлане в своей измене. И всё же, жить дальше не в ладах с совестью он также больше не мог. Жажда внутренней чистоты взяла верх в нём над удовлетворением внешней формы благочестия и благополучия.
“Господи! – произнёс он сам в себе, когда письмо было закончено, - Прости меня, грешного! Прости меня за то, что создал себе кумира, в лице собственной жены! Вот уж действительно, «не отдавай сердца женщине»! Я никогда и не думал, что такой «малый грешок» может привести человека в такую огромную душевную пагубу… И всё же, Господи, на милость Твою уповаю! Ибо, по справедливости Твоей я достоин всякого осуждения! Но не в справедливости Ты велик, а в милости! Ибо справедливость Твоя – меч беспощадный в руках губителей душ человеческих! Но Ты, Господи, смилуйся надо мною, и простри руку Свою! Да защитит она меня от этого сонма гнусных служителей тьмы, что обступили меня и влекут беспощадно в самые низшие пласты ада! Воскреси меня, Боже! Да воскреснет душа моя в Тебе, и да прилепится она к Господу моему, Иисусу Христу! Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного!..”