В вечном городе

Дрожат на ветках хрупкие пожелтевшие листья. Серое небо жидкой дымкой разбегается в небесах. В каждом стволе дерева словно замерли невидимые жизненные жилы. Потускнели лица прохожих, стали землистыми, а глаза бездонно-серыми, замерзшими, словно зеркала осеннего храма теней. Тишина.
Лишь разлетались в стаи птицы над головой, превращаясь в сумеречное видение на серо-красном закате, пронзительно крича в вышине и улетая, всего лишь улетая куда-то… Оставались за спиной красно-желтые аллеи, шорох заброшенных старых тропинок парка, а впереди, за старой разваленной аркой, извивающимися венами серого неба – опавшими деревьями – призрачным воем гудели зеленые волны пруда, тихой рябью в мутном отражении окрестностей, растворялись в линии берега…
Ветер, колючий,  пробирающий до глубины души, трепетал в просторах ещё не опавших крон, наполняя воздух запахами гаснущих жизненных сил. Всё словно замирало, но продолжало где-то внутри себя свою подлинную, никому не ведомую жизнь, уходило за границы бытия, растворялось и, в тоже время, оставалось неизменным, из года в год, идущим по одному и тому же замкнутому кругу…
Натянутые провода дребезжали, хотелось порвать их, кинуть в эту мутную воду, только чтобы не звенело в ушах металлом. Вечный город уходил осенними туманами по сизой асфальтовой дороге и заканчивался здесь. Под монотонный перезвон колоколен вдалеке, за светом загорающихся в вечере огней, наступая на отражения разноцветных светофоров и витрин на мокром асфальте, заливая следы свои серой стеной дождей…
Я достала из кармана душу, сжала её в замерзшей руке, выдохнула горячим белым паром… Под ногами скривился красно-бурый упавший лист. Ему больно или уже всё равно от моей тяжести?... Он призван остаться ничем под покровом будущей белизны. А я?...
Смотрю на свою вечность, какой она кажется иногда быстротечной, неуклюжей, никчемной, серо-оранжевой, как эта осень… Вертятся мысли беспорядочно, хаотично, стекленеют глаза зеленым изумрудом, бьется сердце. Слышу, слышу под теплым свитером его равномерный глухой стук. Одному ему не выжить в этом городе сумерек, теней, туманов и бесконечных дорог. В этом сумасшедшем движении серых лиц вперемешку с цветными зонтами, в этом непрекращающемся молчании, забвении, которого не видно, только чувствуешь его ледяное колыхание – присутствие где-то совсем глубоко внутри…
За окном темнело. Город погружался в болезненный сон, а я в себя. Одинокий цокот каблуков по опустевшему парку, а там, за старой аркой, у самого пруда под покровом уставших листьев осталась моя замерзшая душа. Сердце всё так же стучало, а я всё сильнее заматывала его разноцветным шарфом. Оно могло жить и без души. Так ему было куда проще…
В вышине засияли блеклые звезды городского черного неба. Скрипел, противно мигая, старый фонарь, прячась за сухой бездыханной листвой… Замолкли вдали колокола. Уходя, важно не вернуться, не оглянуться, не вдохнуть снова этот пустой перенапряженный безмолвием воздух. Уходя, главное знать, что кто-то тоже шел по этой дороге, только в обратную сторону, чтобы так же стоять под покровом осеннего звучания парка, чтобы также слушать звон колоколов, чтобы так же пугаться пронзительных криков птиц, чтобы своими замерзшими руками, выдыхая белый горячий пар, поднять с еле-дышащей сырой земли когда-то оставленную тобой душу, толи на гибель, толи на вечные поиски обретенного в чьих-то таких же одиноких руках, счастья…