Незабудка Рената

Эх, майским днем – да в зеленый лес! Нет в наших краях рощи прекраснее сосновой, и очаровательнее – березовой… И невозможно сказать, где пахнет слаще под солнцем после ночного весеннего дождика – среди сосен или под березами, горячей смолой или свежей листвой…

В лесу я ее и повстречала. Рассматривала себе вывернутый из песка сосновый пень, на корне которого, как желтый бриллиант, режуще сверкала прозрачнейшая капля смолы,  и вдруг на присыпанной сухими иглами тропинке – девочка-незабудка, с бледным нежным личиком и огромными бирюзовыми, в зеленую и золотую крапинку, глазищами… И тощий букетик ландышей в ручонке зажат… Ай-я-яй… Но цветочки так шли ей!

Я умилилась. И познакомилась. И узнала, к своему удивлению, что учимся мы, оказывается, в одной школе… И скоро для нас обеих символически пробренчит свою последнюю, не слишком благозвучную мелодию старый школьный колокольчик с красным бантом в ухе. И мы, как в песне поется, уйдем со школьного двора.

– И куда ты будешь поступать? – спросила я новую знакомую с нечастым именем Рената, когда мы, нагулявшись и надышавшись, двинулись к автобусной остановке.

Она дернула худеньким плечиком.

– Наверно, в институт культуры… На библиотечное отделение… Хотя я вообще-то цветы люблю… Но работа цветовода руки очень портит…

И Рената кокетливо растопырила тоненькие белые пальчики с просвечивающими розовыми ноготками.

Наш последний школьный экзамен ознаменовала салютом стремительная и яростная июньская гроза. Она закончилась, когда огласили оценки. Кто повеселел, кто приуныл, но расходиться мои однокашники не торопились. Надо было как-то отметить окончание экзаменационных мук – и замаячившую в недалеком будущем разлуку, не исключено – вечную.

После грозы сильно посвежело, и пикник на мокрой траве среди брызгающихся дождевой водой кустов не соблазнял. Решили пойти в кафе.

– А ты что же? Не идешь с нами? – окликнула я Ренату, жавшуюся в уголке рекреации.

Она на миг опустила свои странные рябенькие глазки, но потом мило улыбнулась:

– Если ты меня не бросишь… Пойду.

Погалдев, покурив и выпив в кафе шампанского, мы стали разбредаться. Рената пошла со мной.

О чем мы тогда разговаривали? Не помню всего. Но беседа вертелась, конечно, вокруг нашего неизвестного, но неизбежного будущего.

– Вот знать бы наверняка, что может произойти! – говорила Рената. – Давай к гадалке сходим, а?.. Даже Пушкин им верил… Ведь многие из предсказаний сбываются!

Я хмыкала в ответ на рассказы Ренаты об удивительных провидцах, но отбрыкиваться не стала, когда она схватила меня за руку и повлекла в темный зев низкой арки, ведущей во внутренний двор:

– Мне говорили – здесь живет хорошая гадалка!

Дверь в апартаменты оккультистки, окованная тяжелыми полосами тусклого металла, была прикрыта длинными густыми ветвями двух плакучих ив. Рената постучала массивным дверным кольцом, и на пороге появилась приятная улыбающаяся блондинка средних лет, весьма напоминающая Мерилин Монро.

– Заходите, заходите, девочки, – ласково сказала женщина и повела нас внутрь своего жилища.

Прием наша гадалка вела на светленькой чистенькой кухне, среди фарфора, стекла и нержавейки. Она усадила нас за столик, накрытый накрахмаленной вышитой скатертью, взяла высокую фарфоровую банку с белой и красной фасолью и отсчитала горсть зерен.

Сначала она гадала мне. Видимо, фасоль, которую она рассыпала перед собой и собирала снова, ничего особенного ей не поведала, и потому она вооружилась картами Таро.

– Знаете, Машенька, вам я могу сказать одно: ваша жизнь пойдет ровно, без трагедий, без большого горя, – наконец сказала она. – Особых высот вы в карьере вряд ли достигнете, но и смерть под забором вам не грозит… Не вижу я в вашем будущем ни сумы, ни тюрьмы…

Я задумалась: а хорошо ли то, что мне сказала оккультистка?..

А та снова взяла в ладони свою фасоль и уставилась на Ренату. Рассыпала зерна… И побледнела. Судорожно собрала их снова, высыпала в банку, отсчитала новую порцию оккультного материала – и бросила перед собой опять.

Я никогда не видела, чтоб за полминуты человек мог так измениться. Гадалка постарела лет на двадцать… На ее только что гладком лице вдруг проступили глубокие морщины, на хорошенькой родинке у рта отчетливо обозначились грубые волоски, а пышные платиновые кудри заблестели откровенной сединой…

– Девочка… – уже не пропела, а проскрипела она. – Избегай, изо всех сил избегай опасности… Темные улицы и одинокие прогулки не для тебя… И ты благополучно проживешь свою жизнь… Среди книг и цветов…

– Что ей там почудилось?.. – риторически вопросила Рената, когда мы уже вышли на улицу. – Я все время гуляю одна за городом. И ни маньяков с бензопилой, ни медведей с клыками не видела ни разу. Чушь. Можно подумать, она в милиции работает. По профилактике правонарушений и преступлений. Я знаю, что менты любят валить вину на потерпевших: не туда пошел, не так оделся, не с тем подружился…

Месяца черед два наше первое послешкольное лето кончилось, и прошло оно не зря: и я, и Рената без особого труда одолели вступительные испытания в облюбованные нами не сильно престижные вузы.

Время от времени мы с ней перезванивались и порой даже встречались в общих компаниях. И как раз в одной такой решили отметить занесенный в наши края западными англоязычными ветрами веселый праздник Хэллоуин.

Тыквенных голов, правда, в тот вечер у нас не было. И вообще наш доморощенный День всех святых больше походил на родные отечественные рождественские святки, когда ряженые колядуют под окнами, выпрашивая у домовитых хозяев домашнюю колбасу, сало и пироги.

Но, кажется, всем было весело. Рената в синем колпачке размахивала метлой, изображая ведьму, а я пыталась убедить народ, что гоблины только такими, как я в тот вечер, и бывают. Наш галдеж и самодельные песнопения усугубляли треньканье гитар и бряканье бубна, грохот петард и шипение бенгальских свечей, плюющихся хвостатыми белыми искрами…

Бесноваться наша удалая компания закончила около трех часов ночи. И мы с Ренатой, пожалев денег на такси, потопали домой пешком.

– Я хочу пить, – сказала Рената и остановилась возле ночного магазина.

В ярко освещенном торговом зале было безлюдно. Только возле винного стеллажа маячил какой-то неприметно одетый, но изрядных размеров мужик.

Мы купили бутылку минералки и пошли в темноту узкого переулка, в котором горел один-единственный фонарь. Но этот темный путь домой для нас был вдвое короче светлого – по центральным улицам.

Когда мы отошли от магазина метров на двадцать, его дверь снова лязгнула.

Я обернулась. Будто бы вышел тот самый мужик…

– Может, побыстрее пойдем? – нервно спросила я.

– Что, боишься? – засмеялась Рената. – Брось. Никто нас не тронет.

Шаги за спиной между тем становились всё слышнее. Нас нагоняли.

– Эй… – прохрипело сзади.

Я непроизвольно обернулась.

И тотчас же как огнем обожгло мою шею – догонявший полоснул меня чем-то острым. Я схватилась за мокрое и липкое и закричала:

– Рената, беги!

От боли и страха меня не держали ноги, и я упала на обочину, прямо в холодную осеннюю грязь, под высокий глухой забор. Но сознания не потеряла. И слышала сначала топот двух пар ног, потом – легкое девичье «ой»… И какие-то мгновения спустя – безумный хриплый крик ужаса и запредельного страдания… Поскольку мне не изменил слух, значит, не отказало и зрение. Но верить глазам мне в тот миг запретил рассудок.

Я зажмурилась, скорчилась под своим забором еще больше, потом, дрожа, с трудом вытащила из кармана куртки мобильник и набрала номера милиции и «скорой».

По какой-то причине я не видела протокола, который составили стражи правопорядка. Думаю, однако, что там было отмечено присутствие на месте происшествия двух рыдающих молодых девушек – с ножевыми ранениями, причем на одной из них, маленькой и беленькой, перемазанной кровью с ног до головы, не было ни одного целого лоскутка… И разорванного на бесформенные куски мужского тела.

Ко мне в больницу приходил усатый неглупый следователь и всё допытывался у меня, кто еще шел с нами той ночью. С помощью каких таких орудий он убил человека, покушавшегося на нас?.. А погибший был, оказывается, давно разыскиваемым серийным убийцей. Я выразительно гладила свою забинтованную шею, хмурила лоб и божилась, что там, в этом переулке, было очень темно, и вообще мне от всего пережитого память отшибло, по-видимому, навсегда.

– Ну, если всё же вспомните, – позвоните, – угрюмо попросил следователь и положил мне на тумбочку визитку.

Не позвоню. Мне ничего вспоминать не надо. Я никогда не забуду, как за нежным «ой» раздался треск одежды и в тусклом свете далекого фонаря Рената как будто вывернулась наизнанку, став на какие-то секунды огромной чудовищной тварью из жил, костей и когтей-ножей…