Утопия

Она сидела на высоком стуле. В темной глубине стойки блуждали, переливаясь синим светом, тонкие, еле заметные линии. Справа, на таком же стуле, сидел молодой человек и внимательно смотрел на маленький, покрытый глубокой резьбой и потемневший от времени металлический сундучок, стоявший перед его соседкой. Погруженная в свои мысли, девушка два раза провела рукой по крышке сундучка и, слегка приподняв ее, отпустила. Крышка медленно встала на место.

“Ее зовут Катя, - думал молодой человек, – или Наташа, или Лена… Впрочем, не важно, главное, она очень красива”.

Девушку действительно была хороша. Ее обнаженные плечи пересекали две узкие черные полоски, поддерживающие топ, плотно облегающий узкую талию и грудь. Взгляд ее зеленых глаз искрился, словно солнечный луч, отраженный поверхностью моря. Море было неспокойно. Приливы сменялись отливами, и в эти мгновенья она отстранено смотрела мимо, избегая внимания окружающих. Затем она снова улыбалась и, казалось, задорный ветер поднимает и ласково играет ее светлыми волосами. Ее губы были полны словно алые паруса бригантины. Томно изгибались мачты, стремясь сдержать полет этих парусов в чудесном белоснежном небе. Открывая сумочку, девушка наклонилась. Молодой человек видел ее немного сверху.

“Какая она милая и доверчивая”, - думал он.

Девушка подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

-- Ваше имя вам очень идет, - произнес он.

Девушка вздохнула и вдруг рассмеялась веселым, по-домашнему теплым и беззаботным смехом.

“Какой замечательный голос. Настоящий волшебный мостик. Один шаг, и ты уже там, рядом с ней”, - думал молодой человек.

Он видел, как изменяется линия ее груди. Сначала она казалась ему ровной, почти плоской, но в этой кажущейся плоскости была легко уловимая неправильность. Линия едва поднималась, и слишком долго шла не снижаясь. Играя, эта скромная линия сворачивала в сторону и возвращалась обратно, понимая, что выдает себя с головой. И вообще, так было удобнее танцевать, но не линии, а самой девушке.

Девушка улыбалась, но на мгновенье ей показалось, что она не успевает в чем-то главном, и это встревожило ее.

-- И что же дальше? - спросила она молодого человека.
-- А что там внутри? - ответил он вопросом на вопрос.

Она взяла в руки сундучок. На слегка покатой крышке была вырезана или выдавлена, рука, рассыпающая песок, уносимый ветром. Она открыла крышку. Внутри, на красной атласной поверхности лежал короткий желтый грифель, похожий на пастельный мелок, но вещество, из которого он был сделан, было легче, тоньше и мягче мела. На обратной стороне крышки сундучка была вырезана фигура, напоминающую положенную набок восьмерку - математический знак бесконечности. Правая серебряно-матовая сферическая часть этой восьмерки была выпуклой и соединялась с такой же сферической, только темной и вогнутой левой частью. Не раздумывая, девушка взяла грифель и поставила точку в центре светлой выпуклой части знака.
 
В тоже мгновенье она почувствовала как мельчайшие частицы грифеля оставшиеся на серебристой поверхности, словно песчинки начинают рассыпаться и разбегаться в разные стороны. Еле уловимая волна шла по залу и те предметы, сквозь которые она проходила, обретали свой голос. Волна качнула бокал с апельсиновым соком, и девушка ощутила чистый вкус стеклянной поверхности и легкую горечь оранжевой апельсиновой кожуры. Бегущий по залу фиолетовый луч прожектора замер, расширился и, слившись с тяжелым басовым звуком, на мгновенье накрыл танцующих плотной звенящей пустотой. Волна растворилась в окружающих предметах и, силясь ее удержать, девушка сама начала смещаться в другое время и другое пространство.

*

Она лежала, обнаженная, на широком диване, покрытом красной бархатной накидкой. Мягкие ласковые иголочки, словно пузырьки шампанского, щекотали ей спину. Запястье правой руки обвивал золотой браслет в виде ползущей вверх змейки. За занавешенными белым тюлем окнами стоял жаркий день. Дверь на балкон была распахнута, и сквозь окружающую листву просвечивало раскаленное серое небо.

В окружающем воздухе разливалась тишина, наполненная неподвижностью и мелкими домашними звуками. В центре массивного резного стола, стоявшего посередине большой квадратной комнаты располагалась глубокая хрустальная ваза, подпираемая тремя короткими свернутыми в спираль ножками. В изгибах прохладного сиреневого стекла преломлялась резная мужская голова, смотревшая с правой дверцы высокого книжного шкафа. Точно такая же голова смотрела и с левой дверцы. Головы разделяла широкая стеклянная створка.

Она села, пытаясь разглядеть названия старинных книг, но шкаф стоял слишком далеко, и она откинулась обратно. Закрыв глаза, девушка провела кончиками пальцев под правой грудью. Касание было мимолетно, но оно разошлось по телу легким стремительным холодком. Она ощутила томительное и жаркое соприкосновение ног и влажный след, начинающийся от бедра и идущий вверх. След прерывался и снова возобновлялся, очерчивая ее маленький античной формы живот, этот изысканный символ очарования и неповторимости женской фигуры. Она уже чувствовала, как поднимается ее грудь, увлекаемая нарастающим возбуждением, но в этот момент раздался бой больших черных напольных часов. Стрелки на золотом циферблате показывали семь, и семь полных, густых звуков, один за другим, вплывали в комнату. Звуки таяли, но девушка продолжала их слышать, обращаясь, то к первому, то к последнему звуку. Она расплетала каждый из них, разделяя звонкие и теплые колебания металла и воздуха. Затем звуки сплетались, обретая последовательность и настроение, мелодию и гармонию.

Часы отбили, и в наступившей тишине девушка начала различать настойчивый ритм, запах сигаретного дыма и вкус апельсинового сока смешанного со смирновской водкой. В тоже мгновенье она очнулась в зале диско-клуба.

*

Она танцевала медленный танец, соединив выпрямленные руки и положив их на плечи партнеру. Было скучно и кажется она опять не успевала. Мимо них, двигаясь боком и безуспешно пытаясь сохранить равновесие, прошел пьяный. Танец закончился. Надев через плечо сумочку, девушка вышла на улицу.

У дверей диско-клуба стояло несколько пар. Теплую июньскую ночь освещали желтые фонари. Солидно шурша шинами, к входу заведения подкатил длинный белый лимузин. Водитель лимузина вышел и, обогнув машину, распахнул перед девушкой дверцу. Она сделала шаг вперед, поставила сумочку на крышу лимузина и достала из нее сундучок. Уверенно открыв резную крышку, девушка прикоснулась грифелем к центру темной вогнутой поверхности. Как и в первый раз, она ощутила движение мельчайших песчинок времени, двигавшихся уже в обратном направлении и собиравшихся в углублении крышки. Из углубления песчинки перетекали на кончик грифеля, и он обретал свою первоначальную форму. Волна метаморфоз возвращалась, наполняя девушку чувством безудержного веселья и необыкновенных возможностей.

-- О, то, что надо! - радостно воскликнула она.

Девушка захлопнула дверцу и широким жестом дала понять водителю лимузина, что тот может уезжать. Водитель взял под золотой козырек и, с почтительной фразой: “Всегда к Вашим услугам”, укатил на своем длиннющем авто.

Она шла мимо фонтанов, покачивая бедрами и пританцовывая. Ей было немного жалко умчавшегося лимузина, но главное было впереди. Она вышла к Тверской и остановилась, прислушиваясь к непонятному вибрирующему звуку идущему сверху. Подняв голову, она увидела огромный неподвижный боинг-747 распластавший крылья над тем самым местом, где Тверская улица вливается в Пушкинскую площадь. Еле слышно свистели турбины. В проеме открытой двери стояла стюардесса и нетерпеливо показывала на часы.

“Кажется, они взялись за меня всерьез”, - подумала девушка.

Кто такие “они”, она вряд ли могла объяснить, но, не раздумывая, ступила на первую из 99 серебряных ступенек, ведущих в боинг. Три минуты спустя, усевшись в мягкое кресло, она ощутила тяжесть и все убыстряющееся движение.

*

Самолет закончил набор высоты. В иллюминаторах по правому и левому борту были видны безбрежные причудливые равнины облаков, освещаемые мертвенным светом Луны. Девушка шла по проходу между креслами, чувствуя, как ее ноги погружаются в стелющийся под крылом самолета, ковер облаков. Салон был пуст, следующий тоже. На пороге пилотской кабины она остановилась, зачарованная панорамой звезд прямо по курсу. Одна из звездочек приближалась быстрее других. Переливаясь и меняя цвет с желтого на голубой, звездочка уже успела превратится в безобразную студенистую кляксу. Девушка испугалась, что клякса залепит стекло кабины, и пилотам будет трудно управлять лайнером. Однако, дела обстояли гораздо хуже. Кресла пилотов были пусты. Девушка вскрикнула и побежала обратно. Она упала в кресло и, вцепившись в поручни, вжалась в мягкую спинку. “Надо было садится в лимузин, лимузин, лимузин!”, - повторяла она.

Самолет тряхнуло, раздался отвратительный скрежет лопающегося металла. Внутреннее покрытие потолка обмякло и пошло волнами. Внезапно скрежет оборвался и перешел в визг, сопровождаемый сухим треском и стуком крошащихся и разлетающихся поверхностей. Впереди, посередине большого киноэкрана на мгновенье проступила белая вертикальная нить, и в ту же секунду, рассыпав брызги раскаленного пластика, из переборки вырвалось узкое желтое лезвие, разрезающее салон от пола до потолка. Натыкаясь на твердые предметы, лезвие плавилось, истончалось, издавая нестерпимый вой. Перемещаясь рывками, передняя кромка лезвия прошла в метре девушки, закрывшей лицо руками. Раздвинув пальцы, она видела как по вибрирующей поверхности, покрытой белесыми неровными пятнами, стекают мутно-голубые кипящие струйки. Она отпрянула, прижав руки к груди. Дрогнув, желтая стена начала удаляться, и в этот момент огромный самолет хрустнул и распался на две половинки. Девушку отбросило на дно левой половины, падавшей килем вниз, словно лодка потерпевшая крушение. Девушка не могла вздохнуть. Ее руки, волосы и ресницы застыли и покрылись инеем. “Я Снеж-на-я ко-р-ро-ле-в-в-ва”, - думала она засыпая. Ей вспомнилось тепло ласковой нагретой солнцем земли, порхание мотыльков, копошение червячков и паучков. А земля уже высохла, а земля уже растрескалась.

“Им нечего пить, они погибают от жажды, - бредила она, - Я принесу им влагу, я спасу их”.

Что она имела ввиду: туман облаков, ботовые запасы воды или свои 95%, девушка не понимала, но ее искренний душевный порыв не остался без ответа. Теплые восходящие потоки нежно подхватили ее, закружили и понесли на ту самую землю, по которой когда-то ступали сапоги грозного Тамерлана, сандалии Ходжи Насредина и копыта его осла. Благо было уже недалеко…

*

Она стояла на верхней площадке высотной интуристовской гостиницы “Бухоро” на окраине древнего среднеазиатского города. Черное бархатное небо распростерлось над нею и кварталами глинобитных дворов. Ласковый ветер обнимал ее ноги, поднимая белое шелковое платье. Она прислонилась спиной к широкой квадратной колонне, положив руки на круглый металлический поручень, опоясывающий площадку и нависающий над пустотой. Ей было грустно.

“Вот, все и кончилось, - думала она. - Нет больше самолета, нет сундучка, вместо волшебных песчинок, пески Каракумов”.

Она вздохнула и улыбнулась. И не зря. Сквозь невесомую ткань платья она чувствовала тепло нагретого солнцем камня, и этот камень был мрамор. Колонна уходила вверх и была уже колонной храма Аполлона. У его подножия плескались волны Средиземного моря, и брызги прибоя долетали до ее ног. И сам Гераклит объяснял ей таинства Огня, Воды и Воздуха и смысл трех испытаний, превратившихся в расхожую фразу об огнях, водах и медных трубах. Никаких труб не было, а было испытание целью и много другое, чего она уже не понимала. Вслед за Гераклитом из пены прибоя выходила Афродита, и Афродитой была уже сама девушка, и были они подружками и сидели рядом за стойкой бара. Девушка справа, а златокудрая Афродита слева, то есть наоборот, девушка-Афродита слева, а ее подружка-богиня Флора справа, а может быть и не Флора, а какая-нибудь другая богиня. И-и-и и хватит об этом. И пошли танцевать.

Так и закончился этот вечер и эта ночь, но самое интересное случилось завтра утром.

1996