Взгляд в бездну

Поистине, жизнь имеет особенность переворачиваться с ног на голову именно в самые обыкновенные дни, когда ничего подобного от нее не ждешь.
Это был обычный, ничем не отличающийся от других осенний день.
Солнечные лучи, пробиваясь сквозь желтую листву, хорошо освещали колодец, в который я приготовился спускаться. Меня захватывала и слегка пьянила мысль о том, что я совсем скоро снова спущусь в дыру. Мне, как и любому спелеологу, долго не бывавшему в горах, не терпелось снова поболтаться на веревке, ощущая под собой пропасть. Кто хоть однажды испытал на себе зов бездны, тот знает, что это такое. Ты забываешь обо всем и, словно мотылек, бросающийся в пламя костра, погружаешься во мрак колодца.
Все, что было до этого момента, как бы затерлось и отступило на второй план. Остались только я, веревка, осенняя листва и манящая пустота под ногами. Неважно, что в эту пещеру я уже много раз спускался: с каждым следующим спуском все ощущается по-другому, придавая новые краски и содержание. Все приготовления закончены: карабины вщелкнуты, закручены, я последний раз взглянул в эту манящую пустоту, оттолкнулся назад, держась за спусковик, и камнем пошел вниз. Сразу стало понятно, что я встегнулся не в ту веревку. Наступил момент, когда, несомненно, нужно было задуматься. Такие моменты в жизни происходят совсем не часто
 И тут бы вспомнить песню из старого кинофильма «Не думай о секундах свысока», но не тянуло меня на романтику, хоть убей, а секунды тянулись, боже мой, как долго, скорее, даже ползли. До этого момента мне жуть как было любопытно, что же чувствуют люди, падающие в пещеры или со скал, то есть находящиеся на грани между жизнью и смертью. Говорят, за одно мгновение перед тобой, как в кино, прокручиваться вся твоя жизнь. Не знаю, может, я чего-то не правильно делал, но только у меня ничего не прокручивалось. Я просто падал, даже испугаться не успел, не хотелось ни молиться, ни материться. Я закрыл глаза и ждал, долго ждал, почти целую вечность. Затем удар, темнота...
Я часто задавал себе вопрос, почему мы все так боимся  темноты и смерти? Один писатель как-то заметил, что смерть не страшна и не ужасна, просто она открывает двери, за которыми, возможно, нет ничего. А темнота – это просто неизвестность. Любой, даже самый закоренелый страх можно преодолеть, но только не страх перед неизвестностью, перед ничем.
Понадобилось собрать все силы и храбрость, чтобы открыть глаза. Оказывается, я не улетел в колодец, а, пролетев метров пять, затормозился на полке. Не будь ее, мой полет продлился бы намного дольше.
- Твою мать! Ты жив? – прокричал кто-то сверху, да так громко, что этот крик эхом разразился по всей воронке.
- Нет!
- Ну, слава Богу, жив! - опять ответил кто-то сверху, но уже более спокойным голосом.
Как раз страшны вот такие падения с небольшой высоты, когда есть риск на всю жизнь остаться калекой. Для людей, связавших свою жизнь с горами, это, наверное, страшнее смерти, быть замурованным заживо в инвалидное кресло и больше никогда не иметь возможности спуститься в колодец или подняться на вершину.
Что же было потом? Потом я отказался ехать в больницу. К счастью, переломов у меня не было. Мне так не хотелось покидать плато, несмотря на то, что я самостоятельно даже из палатки выйти не мог, но, тем не менее, это было намного лучше, чем сомнительный уют там, внизу, в окружении лицемерных знакомых и родственников, делающих вид, что меня им очень жалко.
Странная штука эта жизнь. Если я б тогда только мог знать, что наступит момент, когда я буду проклинать горы, пещеры и даже эту полку за то, что она спасла мне жизнь. Разве я мог знать о том, что я потерял самое дорогое, что у меня было? Я потерял веру в себя, а значит, и свою свободу. Я уйду вниз и долгое время безвылазно проведу в каменных джунглях. Я буду потихоньку погружаться в серенький гнус бытовухи, а мой лучший друг, который вытаскивал меня с этой несчастной полки, просто предаст. Я начну медленно впадать в отчаяние, и мне помогут люди, которых я считал совсем далекими и чужими. Но тогда я обо всем этом не знал. Как хорошо, что нам не дано знать свое будущее.
  Что же все-таки  было потом? Потом была просто жизнь, самая обыкновенная жизнь, жизнь без гор …

***
Странную картину наблюдал я совсем недавно. Мой друг решил выпустить на волю всех своих голубей. Открыл клетку, а они лететь не хотят: настолько привыкли к неволе, что без этой клетки и жить не могут.
Боже мой, а ведь я делаю то же самое: живу в такой же клетке, которую сам для себя и создал, и самое страшное, что это меня устраивает. Подумать только, сколько лет назад я не вдыхал горного воздуха и не вслушивался в тишину пещер.
Какой то механизм щелкнул во мне и не пускает на волю. Впрочем, какой к черту механизм…
- Игореха, ты о чем там опять задумался? Прибавь ходу, вон метеостанция уже на горизонте! Или ты, балбес, уже ходить совсем разучился?
Серега, мой неизменный корифанчик,  как был невыносимым дурнем, так им и остался, но, пожалуй, нет надежней и проникновенней человека, чем он.
- Время половина четвертого, а за козла ответишь!
Вспомнив эту фразу из старого анекдота, я значительно прибавил шаг.
- Да вот, думал о том, что же меня держало столько времени там, внизу, как в клетке, не давая взамен ничего, кроме отчаяния.
- Тебе сказать?
- А ты знаешь ответ? Ну и…
- Ты… Ты сам себя и держал. Подумай, ведь больше-то некому. Ты стражник и пленник в одном лице.
- Философ хренов!
Я совершенно не подал виду, что с ним согласен, но елки-палки, как же он был прав.
- Серега, слушай, у тебя никогда не было ощущения, что все, происходящее с тобой, не вполне реально? Я все эти годы только это и чувствовал.
Пожалуй, самые лучшие слушатели – это деревья и животные, они не перебивают и не дают советов. Близкие друзья тоже к ним относятся, когда промолчат, а когда и дурака сыграют.
Дальше всю дорогу мы шли молча. Оно было и к лучшему. Я вслушивался в звуки, доносившиеся отовсюду: шелест ветра, пение птиц… Я так долго их не слышал, настолько, что даже стал их забывать.
Это был другой мир. Не потому, что местность вокруг напоминала Лунный рельеф. Скорее, здесь обостряются чувства, и особенно те, которые вызывают желание жить. Я так много времени провел на равнине, это совсем другой мир, не плохой и не хороший, просто другой. Я достаточно долго не поднимался в горы, мир внизу изменил меня. Я уже давно не кидаюсь в авантюры, и привык ко всем удобствам обыденной жизни. Горы суровы и непредсказуемы. Примут ли они меня другим, таким, каким я стал? Этого знать я не мог, но очень хотелось, чтобы они меня приняли.
Метеостанция уже не казалась маленькой серой точкой на горизонте, а приобретала довольно четкие очертания. С виду совсем невзрачное здание, другой человек пройдет мимо и даже не удостоит эти зашарпанные стены вниманием. Но ведь даже трудно представить, насколько эта развалюха дорога мне, да и, наверное, многим другим, связавшим свою жизнь с этой карстовой пустыней. Сколько воспоминаний и чувств таится в этих камнях. По мере приближения меня все больше охватывал трепет. Это напоминало встречу давно не видевшихся друзей. Так хотелось прижаться к этим старым влажным стенам, просто прижаться, почувствовав, как от холодных сырых стен веет теплом. Я почувствовал, как в воздухе кружиться и витает ровно одна фраза: он вернулся, черт побери, он вернулся, кричали камни и трава под ногами, он вернулся, повторяли стены метеостанции. И пускай давно уже нет тех людей, которые с радостью произносили эту фразу, открывая мне двери, а из новых меня, наверное, уже никто не знает, но черт побери, Я ВЕРНУЛСЯ! Возможно, гора меня все-таки приняла, несмотря на то, что я стал другим.
- Я знал, что ты вернешься.
Это был Гена, старый альпинюга, навсегда поссорившийся с равниной, и теперь, будучи спасателем отряда МЧС, разменивает свой второй полтинник в этой метеоизбушке. Вот уж совершенно не думал, что спустя столько лет я снова его встречу на том же месте. Мы, конечно, друзьями не были, не знаю, как он меня, но я его уважал хотя бы за то, что он столько лет держится в этих горах. Совсем немногим это удавалось.
- А ,я представь себе, не знал.
- Да куда б ты нафиг отсюда делся.
Горный народ всегда отличался немногословием. Красивые фразы и громкие лозунги здесь всегда заменялись простым рукопожатием ,и этого было достаточно, а глаза человека и так расскажут о многом без слов.
Еще раз, окинув друг друга пристальным взглядом, мы разошлись в разные стороны. Я пошел вглубь горного плато, а он вернулся в здание метеостанции.
 Гора не изменилась. Она по-прежнему была горда и величественна. Воздух был все также наполнен ароматами трав, которые пьянили и заставляли забыть о том, что там внизу есть другой мир, совсем не похожий на этот. Я направлялся к тем местам, где была частичка меня, там, где я встречал друзей и навсегда расставался с теми, кого любил. Все эти долгие годы, находясь далеко от этих мест, я постоянно чувствовал их поддержку, несмотря на расстояние, которое нас разделяло. Я устремился за холм, возле которого находился любимый многими спелеологами домик Крубера. По всем параметрам невзрачная заброшенная лачуга, но в сочетании с этой дикой местностью по красоте, она пожалуй, превосходила многие дворцы и замки.
К сожалению, созданное руками человека так же хорошо подвержено разрушению временем, как и сам человек. То ли дело природа, которая в этом плане намного совершенней: все созданное ею  не вечно, но нас она переживет без сомнения. Когда-то этот домик приютил и спас от холода и дождя не одну группу измученных туристов. Здесь всегда можно было найти нарубленные дрова и пачку чая, в благодарность оставленные бедолагами для таких же, как они сами. Сейчас это просто груда камней. К сожалению, в нашей природе заложено только брать. Давать мы не умеем. Видимо, каким то уродам было лень ходить за дровами, и они спилили перегородки. Сначала рухнула крыша, а потом, со временем, развалился и весь домик.
- Ну, здорово, дружище, вот уж не ожидал увидеть тебя в таком состоянии. Впрочем, мы с тобой похожи: внутри у меня такие же развалины и, пожалуй, так же снесло крышу. – Подойдя поближе, я пристально рассматривал эту груду камней. И вовсе это были не камни: вокруг валялись мои воспоминания.
Серега первым прервал наше долгое молчание.
- Крышу тебе снесло, это точно, только очень давно, но внутри тебя никакие не развалины, иначе бы ты не нашел в себе силы вернуться.
- Может, ты и прав. Домик только жалко, красивый был. Ты почему не сказал?
- Да раньше времени расстраивать не хотел – знал, как ты к нему привязан.
- Да, я очень любил это место.
Наша жизнь в том и состоит: что-то находим, а что-то теряем, но, к сожалению, чаще теряем, и никуда от этого не деться. Но если вдуматься, разрушилось здание, стены, перегородки. Но ведь твои воспоминания остались, никакие землетрясения с вандалами им не страшны, и это самое ценное, что у тебя есть.
- Пещеры тут хоть на месте?
- Ну, если тебе так хочется проверить, пошли. А домик и вправду жалко, душевный был.
- Помнится, меня сюда впервые Виктор привел, очень давно это было. Любил он это место, с этим домиком общался, как с лучшим другом, спрашивал, как дела, делился новостями. Тогда я подумал – что за ненормальный? Теперь, с каждым годом все больше мне кажется, что он один из немногих в этом сумасшедшем мире как раз и был нормальный
- Да, многое изменилось с тех пор, как он погиб. Любил он это место, очень любил.
Все, что его окружало здесь, в горах, он воспринимал как самое родное, ведь иначе и не мог. К каждой сломанной веточке относился, будто это его собственная боль. Мы же только и можем одаривать окружающих безразличием. И чем роднее человек, тем меньше ему любви и внимание достается. Парадокс, но правда.
- Как сказал один мой знакомый альпинист, многие, глядя на нас, крутят пальцем у виска. Но стоит посмотреть на ряд человеческих поступков, как все становится на свои места.
- Ты знаешь, Игореха, в последнее время, когда, слишком долго глядя на меня, кто-нибудь не крутит пальцем у виска, я начинаю задумываться, а что же здесь не так.
- Таких людей раньше называли юродивыми, иногда даже уважали.
- А сейчас?
- А ты не знаешь?
- Знаю…
Тут мы оба рассмеялись. Часто в своей жизни, встречая непонимание, просто привыкаешь, сообразив, что бороться с этим – пустая трата сил и времени.
Солнце ярко светило – был прекрасный осенний день. Казалось, все условия созданы для оптимизма и хорошего настроения, но все больше меня одолевало странное болезненное ощущение. Это была боль, перемешенная с сожалением, и не оттого, что даже здесь все меняется, и ничего с этим не поделать. Все-таки обидно было, что дал я тогда слабину и надломился, даже оправдываться бесполезно. Вся атмосфера тут наполнена красотой и  свободой. Это то, чего так сильно не хватает в повседневности. Столько времени провести без всего этого больно, просто больно. Хотелось просто бросить все и побродить одному по этой каменной пустыне.
Серега прервал мою задумчивость.
- Мне кажется, тебе надо немного побыть одному, я подойду потом.
- Интересно, и куда это ты подойдешь? Как узнаешь, где я?
- А тут и знать нечего, возле дыры ты будешь, той самой дыры, где ты сломался. Туда ты идешь, ведь так?
- Да, но как ты умудряешься знать наперед?
- Дурень, в глаза свои посмотри.
До сих пор не устаю удивляться проницательности некоторых моих друзей, хотя на то они и друзья, чтобы быть проницательными.
- Удачного свидания, я не долго.
Я молча побрел дальше. Мои ноги легко ступали по горному плато, лицо обдувал порывистый ветер, а в моем сознании по-прежнему витала одна и та же фраза: я вернулся, черт побери.
Чувствовалась легкая усталость, то ли от дороги, то ли от нахлынувших переживаний. Все больше я осознавал, как обостряются мои чувства. Я действительно был рад еще раз увидеть место, которое бесконечно любил всегда, несмотря на то, что мир внизу достаточно изменил меня. Я волновался, ведь должен был окончательно убить последнего своего дракона. Смогу ли я это сделать, хватит ли у меня на это сил? Ответ на этот вопрос меня терзал, как никогда. Мне еще надо было взглянуть ему в глаза, в самую суть своего страха. Ноги несут меня именно туда, где и обитают все мои главные чудовища. Я для них приготовил самое страшное оружие. В моем рюкзаке бала надежная веревка, карабины, куча других железок, в общем, все что надо, а там посмотрим кто кого.
Я шел быстро и спустя час был уже на краю той самой злополучной воронки. Прежде, чем взглянуть в самую черноту бездны, я подготовил снаряжение, привязал к дереву веревку. Лишь только тогда подошел к краю и кинул ее на самое дно колодца. Пещера была неглубока, и веревка через мгновение достигла дна.
Говорят, что человек может бесконечно смотреть на огонь и воду. Я же бесконечно могу смотреть на самое дно бездны. Самый первый взгляд в эту неизвестность меня пленил настолько, что я уже не смог его забыть.
Был такой же, ничем не отличающийся от других осенний день. Солнечные лучи так же пробивались сквозь пожухлую листву, освещая провал. Перед спуском я просто сел на край воронки, закурил и сквозь табачный дым попытался рассмотреть то самое черное пятно, которое было на дне пропасти. Тишина и спокойствие подхватили мое сознание и отправили на несколько лет назад.
Казалось, во времени проступила дыра, и я снова вернулся в тот злополучный день. Я увидел себя, опьяненного темнотой перед спуском в колодец. Но там, в темноте, на дне пещеры притаился ужасный дракон, он терпеливо ждал и ухмылялся,  чувствуя, что совсем скоро он меня раздавит, сотрет в порошок своими когтистыми лапами.
Взглянув в самую темноту колодца, я в полголоса произнес.
- Ну, здравствуй, вот и снова свиделись.
- Здравствуй, странник, я очень рада, что ты преодолел свой страх.
- Кто это?
- Та, к кому ты обратился: тьма, бездна называй, как хочешь. Я скучала по тебе.
- Ты хочешь сказать, что…
- Ну, во-первых, если бы я не радовалась твоему возвращению, то не стала бы с тобой разговаривать. Для других я безмолвна, а таких, как вы, мало.
А ведь я даже не удивился. Впрочем, боюсь, что я разучился удивляться. При этой мысли мне стало холодно.
- Таких, как кто?
- У тебя открытое сердце и горят глаза. Я всегда чувствовала это, чувствовала твой восторг, удивление, будто ты маленький ребенок, а не просто измазанный в грязи спелеолог.
- Ты говоришь – открытое сердце горящие глаза. Но это было так давно…
- Сердце у тебя - что надо, вот только тебе почаще надо к нему прислушиваться. Когда ты в последний раз слышал, как оно стучит? Когда в последний раз радовался пустякам? Когда в последний раз ты был самим собой?
- Мне нечего тебе сказать.
- Но я и не требую чего-то от тебя. Я просто рада, что ты вернулся. И я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, это я тогда притаилась на дне пещеры, что это я протягивала к тебе эти страшные когтистые лапы. Нет, дружок, ты ошибаешься, мне это не нужно. Я настолько древняя, мне миллионы и миллионы лет, неужели ты подумал, что я буду размениваться на подобные глупости? Это вы, люди, приписывали мне испокон веков ужасных монстров и массу других суеверий, порожденных вашим страхом. А я совсем не кровожадна. Вы боитесь неизвестного, того, что просто так не увидишь, ну, а я тут причем?
Осенние листья шелестели на ветру. Было очень тихо. Я молчал. Мне нечего было сказать, мне было просто очень грустно. В тот момент я понял, ради чего сюда пришел, и тут же захотелось об этом забыть, но увы.
- А хочешь, я тебе скажу, кто этот дракон?
- Хочу, конечно.
- А сам не догадался?
- Догадался, вот только думать об этом не хочется.
-  Хочется или не хочется, но это был ты. Сбитый с толку собственным страхом, ты не там искал чудищ. Все в этом мире намного проще, чем кажется. От драконов иногда очень трудно избавиться, и главная причина в том, что вы их не там ищите.
- Прости.
- Прощение у себя проси, а я рада тебя видеть. Ты смог вернуться, значит, все будет хорошо.
- Тьма, а у тебя, кроме этого имени, другое есть?
- Есть, но оно настолько старое, что его очень трудно услышать, а тем более произнести.
- На что хоть похоже?
- Это похоже на шум ветра в верхушках деревьев, на звук падающей капли со свода пещеры, на стук человеческого сердца в порыве восторга. Примерно так звучит мое имя. Попробуешь произнести?
- Не знаю, получиться ли, но я обязательно попробую.
- Ты знаешь, когда ты на протяжении многих лет вглядывался в темноту бездны или на дно колодца, тем временем я разглядывала тебя, и привязалась к тебе.
- Моя жизнь, как и многих других, для тебя не больше мгновения.
- Да, ты прав. Не то, что жизни, целые миры появляются и умирают у меня на глазах. Я настолько древняя, что наблюдала рождение света. Но если бы я однажды не увидела огонек в человеческих глазах, я была бы уверена, что этот мир бесполезен.
Шум ветра пение птиц, в эти звуки я погружался с головой, будто при прыжке с трамплина. В моей душе поселилось умиротворение, ко мне вернулось то, что потерялось многие годы назад.
- Удачи тебе, странник, и не теряйся больше!
- Я один раз это уже делал, и мне не понравилось.
- Никому это не понравилось… Ты пойми главное: те вещи, которые ты так любишь, шум ветра в вершинах, темнота пещер, изворотливость тумана, запах горных трав, я могу долго перечислять. Так вот, все это находится возле тебя. Чтобы в душе найти мир, тебе не надо далеко идти, даже подниматься в горы не обязательно, это все рядом с тобой.
- Рядом со мной, это еще где?
- В твоем сердце, дурень!
Я погрузился в тишину. Не знаю, сколько я вот так просидел на краю колодца. Когда я пришел в себя, день близился к концу. Но все же у меня оставалось пару часов для спуска в пещеру. Я так долго ждал этого момента, а чем больше ожидание, тем больше возрастает уверенность в собственных силах.
Я стал готовить снаряжение к спуску. Все было на месте, кроме спусковика. Я даже понял, кто и зачем еще у домика Крубера переложил его в свой рюкзак. Нет, я не злился на своего друга, на его месте я, наверное, поступил точно также, я такой же перестраховщик.
- Ты случайно не это ищешь?
Это был, конечно же, Серега. Он стоял у края воронки и с явной ухмылкой протягивал мне спусковик.
- Хоть бы раз о себе побеспокоился, так нет, другим все мозги прокомпостирует.
- Да ладно тебе, знаешь, когда ты со мной, мне так намного спокойнее. А вообще, я был уверен, что ты вернешься.
- Это еще почему? Ведь я вполне мог остаться там, внизу?
- Думаешь, это так просто? Мне кажется, когда долго смотришь в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя.
Не знаю, слышал ли Сергей, как я разговаривал сам с собой или нет. Если слышал, то уж точно не подал виду. Да и какая разница, в любом случае, он меня понял, а что еще может быть лучше, чем надежный и понимающий друг рядом. Мне многое не известно, но в одном я уверен на все сто. Все только начинается…