Встречи

                Я ни одной слезы у мира не просил
                Я проклял кладбища, отвергнул завещанье.
                И сам я воронов на тризну пригласил
                Чтоб остов смрадный мой отдать на 
                растерзанье
                Ш.Бодлер «Цветы зла»

Мляяя. И что теперь? Как мне лучше: выкручиваться из этой ситуёвины или, ради интереса, ввинчиваться дальше? Это Ньютон, согласно легенде, отделался легко - простенько и со вкусом...законности. Яблоком. А если сгрохоталась я – как мило, никогда бы не подумала, что прогнившая крыша и дикобраз - близнецы-братья. И,  до свиданья, розовые джинсы - нас в дорогу синие зовут. Такое, вот, я яблочко. Хотя из этих типов ньютоны ещё почище нарисовались. Понатыкали, на хрен, голов. Упасть уже некуда… падшей на башку женщине.

В таком случае буду звездой. Те тоже, порой, страдают падучей. И - тоже, в основном в августе. Начинаю звездить. Держитесь.

– Всем здравствуйте. Не будете так любезны, я страстно мечтаю где-нибудь да оказаться. Или снаружи, или здесь, но уже внизу. Мне кажется неприличным торчать у всех на виду в застрявшем состоянии, для вашей крыши очень вредно, а для некоторых из вас – так просто опасно.

А что это они такие, какие-то отмороженные? И до чего ласково смотрят. Можно подумать, что решают, просто меня убить, или предварительно заказав панихиду. Мне это не нравится. Совершенно! И что лучше – угрожать или попросить о помощи? Но как? Или лучше помолчать. Особенно, если знаю, что меня язык никогда до добра не доводил. А так – может, и озолотят… И верно. Тип высунулся из развороченной автомобильной утробы. Мне бы не понравилось, если бы меня так выпотрошили, между нами говоря. Руки, не спеша, какой-то ветошью протёр, отбросил после клок в сторону... Это что, символизирует их умывание? И нечего меня созерцать как редкостный экзотический фрукт на витрине. Или дохлую мышь на белой скатерти.

А ничего себе парень. На четвертак тянет, если помладше, то не намного. Светленький. Не то что эта парочка латиносов в углу. Как угри подкопчённые. Жуть! Испугаться, что ли? Но как, если я зла? И даже очень. Хватит пялиться, эй! Снимайте меня немедленно. Я вам не картинка. Я же вниз уже хочу.  Ща, как спрыгну! Тогда вовсе без брюк останусь. А вы – без этого дурацкого навеса сверху, но под ним. Чисторукий тип – наверняка спрессуется со своей жертвой ремонта. Не думаю, что это всем прибавит оптимизма и миролюбия. Ага! дозрели. Надо же.

– Ну, давай руку, красотка. Подсоблю. – Это меня обругали или тут такие комплименты приняты?

– Спасибо. Вы очень милы.  – Особенно, если бы помогли сразу. Понятно, что вслух лучше не говорить. –  Меня Джулия зовут, если это кому-то интересно. Против Джей не возражаю.

– Как туда попала? – Поразительно вежлив. Таю от восхищения.

– Да аист пролетал. Крылышками помахал и обронил случайно. Но пока здесь обсуждался рост цен на дизельное топливо или мировой энергетический кризис, успела немного подрасти. За излишнюю торопливость приношу извинения. Ещё раз спасибо. Внизу мне намного лучше. Не окажете ещё одну милость, подсказкой, как выбраться отсюда.

–  Так  же,  как и попала. Никто не держит.

Не держит? Умный такой! А я дороги не знаю. Я же по крышам сюда попала. Почему ваша такая гнилая и ржавая? Ловушку устроили на меня? ... и... и... Ой, а что это такое в углу?! Ой, прелесть, какая! Хочу немедленно!

– Извините, а это чудо техники не продаётся? – Молчит белобрысый. Созерцает меня, ненаглядную, демонстрируя тяжкую работу единственной своей извилины. Он что, меня за свой ночной кошмар принял? И теперь надеется проснуться? Не дождётся! Зато парочка латиносов между собой затараторила. Это невежливо, между прочим. Я по-таковски не понимаю. Ой, в углу ещё оказывается, кто-то сидел. Дедок уже. Выглядит добродушно. Самый злой, скорее всего. Не помню, по расчленёнке  сводочки не мелькали? Попадались  мне сводки по городу о случаях людоедства? А я ещё молоденькая. Родите меня обратно поскорее.

– Не продаётся здесь ничего, сеньорита. – Какая прелесть. Они и так умеют объясняться. Радует.

– А почему?

– Не ездит. Ржавый хлам. Восстанавливать себе дороже.

– А тогда подарить? Конечно, не бесплатно. Не видишь сам, какое это чудо! И такую прелесть под пресс? Вандализм натуральный. А если поменять, подрегулировать, подкрасить?

–  Кому интересно возиться с этим хламом, детка? – Ура. Более развязное обращение помогает непринуждённому общению.

– Мне, например. И очень. Можно? Раз  никто не против, то иногда после школы я могла бы наведываться. Неужели будет так сложно мне помочь немного. Подсказать что-где-куда и откуда, не так ли?

– Нет. – Чего «нет», жмотина! Ты это что тут раскричался, когда прочие только «за». Ну, не возражают. Хотя бы вслух. Громко. – Гомес. Берёшь её за шиворот,  провожаешь за пару кварталов отсюда и придаёшь верное направление с ускорением хорошим пинком. – Как он изысканно вежлив. Потрошитель моторный! Я тебе ещё это припомню при случае, джентльмен помойный!
–  До свидания, господа. Была рада с вами пообщаться. Надеюсь на скорую встречу после нашей молниеносной разлуки. – И нечего меня так стремительно уволакивать! Я дорогу так запомнить не смогу! И подножку подставить, никак не получается! – Подумайте на досуге над моим предложением! Я и сама могу идти. И тогда не буду спотыкаться. Можно не толкаться, а? И в вагон этот не хочу! Не же… – лаю, понятно? Ах, так, значит? Всё-равно найду, достану, измором возьму! А машинку мою отберу, гады такие!


                ***
Спустя два месяца.
– Мне саб, чипсы и колу, пожалуйста. ... Спасибо.

– Всем оставаться на своих местах. Полиция. – А я-то, наивная, надеялась, что ограбление. Пфи. Не интересно.

Что это они колбасятся? Не на меня натравили эти тех? Те – этих? Дожили. Спокойно перекусить после школы не получается, в неспокойном местечке, как понимаю. Ха! Какая прелесть. Белобрысый нарисовался в углу. Попался, гад? Не тебя ли отловить жаждут? Что так мрачно озираешься? Жалко тогда было дать порулить? Но, вдруг, сейчас задумаешься о смысле жизни  и исправишься. Может, и не стоит на тебя … пальцем показывать? Подойду и решу на месте – дать ему шанс или нет.

– Ну, и как дела? Проблемы сегодня ты поимел, как  понимаю? Помочь? Пока я внизу.

– Брысь немедленно. Тебя тут только не хватает для комплекта, мелочь несносная.

– Нет, я серьёзно. Хочешь, провожу на выход? И даже не за шиворот. Дотянуться проблематично. От пинка, правда, не откажусь, извиняюсь заранее.

– Быстрее отчаливай, чтобы и тебя не замели! – Ого, да у него ствол в кармане. Как здорово. Вдруг, при других условиях пострелять мне разрешит? Или и тут от него ничего хорошего не дождёшься … Уже подошли поверяльщики наши? Вот и наподдам, чтобы не дрыгался. Во, даёт. Сам как струна в напряге, а внешне и не видно совсем. Добавлю. Для повышения сознательности!

– Лейтенант Керш. Секция уголовных преступлений. Ваши удостоверения личности.

– Приятного дня, лейтенант. Мисс Ланкастер Браун. Джулия. ... Совершенно верно. Дочь. А вместе со мной наш, то есть, мой дядя. Он из Корвилля приехал на пару деньков. И ему не по себе немного. У них там тихо. Провинция, сами понимаете. – Только высунься. Только хоть словечко вякни. Добрая я сейчас. Не то, что некоторые тогда. Наподдам ещё разок… другой, чтобы вник в положение своё незавидное. И моё, «подвешенное» на тонкой ниточке тоже, между прочим. По чьей-то милости. Не дай Бог, сейчас поинтересуются по связи, есть такое или нет.

– На  выход. И побыстрее. Не мешай работать.

– Спасибо. Удачного трудового дня. А это не страшно, что у нас при себе никаких документов нет? Хотя, я пропуск в библиотеку показать могу… А у  него же даже прав водительских нет. – Уй! А тебе кто лягаться дозволял, поганка бледная?!

И куда это слинять от меня торопишься? Тут же точно торчат секционеры, просматривая отходы. Не без этого. Жаль, если кто там ещё остался из...твоих. У дяди и тётя могла обозначиться. …
Ну, вот. Отошли достаточно. Можно и выпускать. Мышке кошку. Куда же это он меня затащил?

– Ну, пока. Если надо что – мне три раза стучать.

– По голове? С превеликим удовольствием. Хоть тридцать три! Триста тридцать три! Не понимаешь, куда лезешь? Не объяснишься?

– Смысл?

– Джулия, говорила, так? Можно и Джей? … Меня – Мартин. Можно и Март.

– А сразу сказать было нельзя? Я могла и испугаться.

– Знаешь, для этого ты слишком мала, глупа и нахальна. – Это теперь так спасибо говорят? 
 
– Благодарю. Мне пока ещё никто не говорил сразу столько добрых и ласковых словечек. Можно я их одолжу, чтобы при нашем очередном внеплановом свидании  вернуть с процентами?

– Обидчивая? Что ты там говорила по поводу хлама в углу? Я же владелец и этой стоянки, и гаражей, и того, что там находится.

– Да переживу как-нибудь. Нужны мне подачки твои! ... А, правда, можно? Серьёзно?

– А как себя вести будешь. Я ещё ничего не сказал пока. Школьница ещё? И отличница, небось?

– А сейчас ты меня похвалил или опять дразнишься? Я же мала и глупа, чтобы понимать такие умные взрослые слова. Можешь принять к сведению, что я лучшая в классе. И, вероятно, в школе тоже.

– Что весьма способствует наглости и не мешает быть полной дурой. Даже не заметила, что мы уже дошли. Проходи вперёд. Это мой, так сказать, офис. Кофе будешь?

– А вот и выпью. Не думаю, что мышьяк тебя  спасёт. А мой «Марципанчик» точно ещё жив?

– Да куда это старьё денется. … Эй, Риккардо. У нас опять та же самая гостья. И опять свалилась мне на голову. Думаю, ворона во всём виновата. Пролетала и обгадилась. Да так липуче, что и не отмыться теперь, поскольку  эта умница уселась мне на шею и ножки свесила. Я ей кофе заварил. Будь готов показать – где и что тут есть. Она на твоё место решила претендовать. Сборщица-отличница, недоученная.

–  Может тогда нам не помешает объясниться немного? Слышал, чья я дочь. Прокурора нашего округа. Так что попрошу не тыкать в меня пальцами при каждом удобном случае. И я, как понимаю, без вопросов должна обходиться, не правда ли? Так что давай решать – сосуществуем, как есть или разбегаемся без обид и сожалений. Тебе решать придётся.

– Мне? Ты, кажется, уже за всех всё решила. Как же, избавишься от такого экземплярчика. Себе дороже выйдет. Кстати. Будь добра – верни одну мою вещицу. Она уже в твоей сумке истосковалась по мне.

– А?

– Вот именно.


                ***
Ещё через полгода…
–  Риккардо! Эд! Кто тут из вас мою фиговину попятил? Тут штука одна застряла! Вытащить бы её. Она у меня только с этой хренью вынимается. … А где моя фитюлька? Эд, отдай немедленно! Что-что? ... Я? Я на ней стою? Не ври. ... А аккуратнее можно? Нечего мной раскидываться. Ты и подпихнул назад, пока я в воздухе болталась!

Что ещё там за шум? Что это все по стенам размазались, не шевелятся и даже дышать боятся. Кто там такой грозный появился. А с ними и Гомесов пацанёнок. Что там за свёрток у него в руках, и зачем этот «страх и ужасть гаражный» на свёрток покушается. Пойду и по кумполу настучу кому-нибудь.

– В чём дело? Кто такие, и с чем заявились? – Даже и глазки скосить не соизволили. Я сейчас обижусь смертельно. Тогда узнаете меня в гневе. Лучше на себя бы посмотрел. Думаешь, испугалась, что такая хриндовина автоматная под рукой болтается? Думаешь, от страха помру, что передёрнул затвор? … Скорее от зависти. И что в упор меня не замечаешь. Не больно-то и хочется. И на тебя тогда не посмотрю ни разочка, если вредный такой.

– Ролли, прекрати ныть немедленно. Взрослый парень, а как девчонка сопли разводишь. Что ты там такое приволок? Опять ворону? Выпускай немедленно. Она у тебя не будет жить. Ей летать надо. Дай, посмотреть, и выпускай, сию секунду. – А на этих и не взгляну. Хотя на правого бы смотрела и смотрела! Надо же быть таким… таким… шикарным. Даже неприлично для мужика! … Как же он, всё-таки, красив, мерзавец. А что это он такой отмороженный? Меня это несколько нервирует.  Такой убьёт и не заметит, словно букашку смахнёт надоевшую. А, ну его. Вот, противный. Так и не замечает!

Что же тут такое в свёртке брыкается?. Ну-ка, загляну. Ой, щенок. Местами. А местами – чудовище. Бурый и в складочку. Тоже местами. Его что, молью побило. Кровожадною. Что же с ним такое случилось?

– Отдай мне щенка! Его лечить срочно нужно. Ещё вчера ветеринару показать. Он у тебя помрёт, загнётся в страшных корчах. Или этот длинный пристрелит. И нас с тобой за компанию. Кстати, что с ним такое? … Со щеночком, естественно! Этот меня не интересует нисколечко. Ну, ни капельки! … Ах, лапки все сломаны? … Только две? Тоже неприятно. … Молочком с сухариками покормил? … Знаешь, у таких собачек от молока животик болит. И они от горя лысеют. Отдай его мне, хорошо? У меня вот этот не посмеет,  и чихнуть на пса.

– В сторону. – Голос подали? Заметили! Ура!

– Ну, чихни. Не стесняйся. Тебе мама в детстве не говорила, что воспитанные люди сначала здороваются, а потом представляются, когда на чужую территорию вламываются. –  Лучше бы зевнул и уснул… зубами к стенке. – Считаешь, если толкнул этой пукалкой, так и выпаду в осадок?  Охамел совсем, мальчик? Понял? Ты! Пса не получишь! Он мой. Я его купила.  Ролли держи. У меня больше нет с собой. И марш отсюда. А я ещё тут потолкую. Ребёнка мне пугать! Расстрельщик щенячий. Давай, ну ты, автоматчик, хренов, проваливай подальше!  Ручки чешутся пошмалять, так с себя и начни. Мешать не буду. Разбегись, и аппстенку лбом. Думают, тут всякие, что кто-то перепугается, если пялиться в упор. С желудком проблемы, так честно и скажи. Я таблеточками слабительного ссужу. Храбрый какой, со щенками да грудниками воевать. А со мной, так, уже и слабо? Не жалеешь, что такой маленький автоматик прихватил, а не комплекс зенитный?

А что это все такие… странные? Тоже мне, кино смотрят. Категории «Д». Можно и поаплодировать тогда за бесплатный сеанс. Зато этот ужастик на … тонких ножках на меня уставился, наконец-то!

– Правда, разреши его мне взять себе. Чем он тебе так мешает? Ну, и пусть совсем уже никакой. Если протянул столько, так зачем последнего шанса лишать? Усыпить – всегда успеется. И нечего тут распоряжаться! Можно подумать это твоя автостоянка.  Пожалуйста, разреши пройти. Пса же, действительно, надо срочно в клинику. Незачем над животиной издеваться. Тебе бы руки-ноги переломать, а потом автоматом приголубить. Не стыдно? Гомес, ты куда спрятался? Будь человеком, подкинь до ближайшей клиники. А то я за себя не отвечаю. С этим пулемётчиком  потолковать больно хочется. Прикладом поздороваться...

А это ещё что за новости? Какого хрена меня за подбородок цапать, и голову задирать? А пальцы, какие. Как у музыканта. Хоть на скрипке играть, хоть на нервах моих. Не, ну откуда такие великолепные мужики берутся? До головокружения! До потери памяти! Что это со мной? Но, по стене размажет и не задумается. Только платочком пальчики свои малость кривоватые вытрет. Белым. С кружевом брабантским. Одного не понимаю. По идее, в разнос пойти бы должен. А он, наоборот. Даже на человека походить немного стал.

– Где  взяла? – Ну, вот это я понимаю. Другой разговор. Непростое у пёсика происхождение. И об этом знать никому не положено. Хорошо. Согласна. Отдамся не глядя!

– И где же я его раздобыла? Может, подскажешь? У меня от тебя склероз разыгрался. Я - Джей. Я на голову Мартину упала.

– Район Сибрелло.

– Каждый день там гуляю. А где это он находится? И что там делать можно?

– Два квартала южнее. Кондитерская. «У мамы Джо». Сливочные тянучки. Или лакрица?

– О, я же туда всё время после школы заглядываю, там сливочные тянучки замечательные. Угадал. Твоя взяла. Иду, значит, иду и?

– В кустах. У серого особняка.

– Из кустов напротив серого домика ползёт щенок этот, пищит, то есть скулит. А кусты, какие?

– …Без понятия.

– Из кустиков, не понятых тобой и наукой, выполз. Видимо, все терновые у тебя в штанах оказались. Сердитый больно очень. Ща, в обморок грохнусь из-за тебя, дорогуша. Поднимаю его. –  Надо же. Даже что-то в глазах мелькнуло.   И застылость эта страшная, исчезла в позе. На самую крохотную малость, но приятно. Будем жить! Или это все мои зрители срочно переквалифицировались в экспонаты музея мадам Тюссо? – Ловлю такси. Таксист мне и полотенце пожертвовал пёсика завернуть. И фанерку по него подпихнуть тоже. Ясно? …  Откуда это ты только знаешь, ясновидец!

– Проваливай, ты. Отвезёшь, куда она прикажет. Если что – сам добьёшь. – Очень вежливо. Вполне цензурно и, местами, даже литературно.

– Спасибо большое. Настоящий друг. … Ты Тони, да? Так и обращаться? Я тут Джей. А кто это такой был? Интересный какой парень. Красивый такой.

– Зверь. Зверем его кличут. И есть такой. Опаснее гремучки и подлей койота. Он  любого и безо всяких. У тебя голова-то на плечах есть? Соображаешь, что делаешь? Ну, дала!

– Может и дала бы, да не возьмёт, похоже… Такой классный… Я надеялась, что рисуется передо мной. С таким бы и на край света.

– С таким только за край. И не быстро. Водителем я у него бываю. Насмотрелся на подвиги его.

– С таким бы не раздумывая куда угодно… И не торопилась бы особо обратно. С ним мне везде будет замечательно. Всё, доехали, кажется. Подождёшь немного, если не собираешься  меня немедленно добить. За мной мама приедет. Она расплатится.

–  Угрожаешь?

–  Шутишь? Таксисты же даром никого не подвозят, даже до ветеринарных клиник.
 
– Оригиналка. Давай, помогу выбраться. …
 
– Ой, а ты не со мной пойдёшь? Я боюсь туда одна В регистратуре же надо как-то без записи и попроситься. И поскорее чтобы приняли договариваться. Я не умею. Давай лучше ты, хорошо?

– Даёшь. Чуть Зверя не покусала, а тут сробела. Подожди. Сейчас двери придержу. Проходите вперёд. Давай, сам перетолкую, если … скромная такая.

– Здравствуйте, Девочку бы без очереди. Мы не по записи. Щенка она подобрала у дороги. Совсем плох, бедняжка… Заплатить сможешь? Есть  деньги? Или мне?

– Я же говорю, что с мамой как свяжусь, она подъедет и разберётся со всеми.

– Хорошо. … Спасибо вам. Мы пока подождём в приёмной. … Ну, и что тут такого страшного, скажи? Звони, давай домой. Послушаю ещё тебя. Зверя ошеломить умудрилась, а тут стесняется.

– Сам ты зверь. А он – хороший. Мам, это я. Ты только не волнуйся. … Нет-нет. У меня всё нормально, не беспокойся. … Я из больницы звоню. Меня сюда на такси привезли. … Да что ты пугаешься? Подожди. Не нервничай. … Только парочка переломов, вот рентген сделают, можно будет точно сказать. … Нет-нет. Не переживай, ещё какая-то надежда есть. Потом поставят капельницу.
… Мама, я же говорю, у меня всё в порядке. Приезжай поскорее только. Мне очень плохо. И с деньгами  туго. … Да, дай мне хоть словечко сказать! В ветеринарную! На седьмой авеню, которая. Все тут знают. Я собаку нашла. У нас собака будет, если хозяина не обнаружат. Жду. Давай скорее.

Так. Теперь можно и доложиться.

– Тут-то всё просто, как видишь,. Сейчас за мной приедут. Расплатятся. И ты можешь катить к своему, доложишь, как и что. Приветы от меня передавай обязательно. И … и от Джокера. По рукам?

                ***
Спустя полгода.
–  Куда, куда рулишь! Совсем спятила. Выруливай аккуратнее. Назад теперь подавай. … Я из-за твоих выкрутасов раньше времени поседею. Не в себе?

– Да! Этого хотел? До истерики довести? Будешь тут в себе, когда…

– Ну, детка, что же это ты так? Вылезаем тогда с тобой. Пошли-ка на покрышки. Нельзя в таком состоянии за рулём. Это и себя, и машину, и окружающих угробить. Пошли-пошли. Выкладывай, что там стряслось у тебя. А то не узнать сегодня просто.

– Не столько проблемы, сколько погано. Мерзко. До рвоты. Подожди, Гомес, не перебивай. Постараюсь внятно. На меня навесили одного у…у…ублюдка. Как бы моим парнем. Хотя, так и хочется сказать – меня его подстилкой заделали. Срань такая! Дерьмо и подонок. Главное, послать подальше нельзя. Прижал, да так, что сплющило и размазало. И выхода нет – даже не подпрыгнуть. Только и остаётся захлёбываться собственной блевотиной, поскольку лишена и последнего удовольствия – на его ботинки вывернуться… Вроде для меня ничего страшного. Но он меня же по всему городу таскает. И лапает при всех! И к вам в ресторан тоже порывается затащить. Понимаешь, ужас какой? Урод, он,  поганый! А ещё и командовать смеет: туда не ходи, сюда не гляди, назад не дыши, а вперёд, так и не оглядывайся даже. Громко, чтобы все слышали, представляешь? Знаешь такого,  небось…

– Кто?

– Нэд. Кэрриган. Слышал про это говно? – Даже присвистнул.

– Может, и влипла.

– Точно. Я не знаю, догадываются у меня дома, о чём или нет? Не подгадила ли вам? Есть на меня что, нет. Только придётся садиться на карантин, если не поздно уже.
 
– Разумно в чём-то. А с ресторанчиком нашим ты зря. Я предупрежу кого надо, что ты под колпаком, присмотрим.

– Да, а что про меня люди скажут? Что с таким дерьмом таскаюсь, да сама не провоняла  по уши? За поддержку спасибо, но он же как угодно может начать выёживаться, а у меня – хуже, чем связаны руки. Знаешь, если что – возьмёте … Джока?
 
– Давай-давай, прекращай сырость разводить. Пока жива – не всё потеряно. Хочешь. пару виражей покажу новых. Потом – прогуляемся с тобой, хоть сам пригляжусь насчёт хвоста. А на него мы Зверя твоего напустим. О, Святая Дева! Вот, помяни дьявола…
Ну, ну вот что за день такой поганый выдался! Он, а я в соплях вся, как истеричка последняя.

–  Отвали. Сам разберусь.

–  Разберёшься ты. Как же. И нечего пялиться! Не картинка тебе.
–  Ещё та. Пейзаж Пикассо. … Давай, как там тебя, проваливай.
Надо же, как присел … живописно. И совсем-совсем рядом. Вот бы при других условиях. И на меня смотрит. Именно на меня! А я – как чучело последнее! Ну, Нэд. Ты и за это мне лично заплатишь. Таким поносом кровавым умоешься, у@бок. Дотянуть бы до этого дня.

– Держи. Платок. Чистый. Был когда-то.

– Обойдусь как-нибудь. Давай сюда. – Хоть шмыгать носом не придётся рядом с ним. И на память останется. Не думаю, что потом отберёт. Не получится! – Сказал бы, как звать.
 
–  Зверь.

–  Какой же ты зверь? Выдумал ещё что. Ты хороший. Самый лучший. Как тебя по-настоящему зовут, сказал бы. Имя твоё.

– Откуда? Утратилось давно.

– Ну, вот. А я напоминать буду каждый раз, как повезет тебя увидеть.

– Крестили Христофором. Не по росту пришлось.

– Укоротим до Криса, если сам длинный, а имя – ещё длиннее. Не против?

Молчит. А словно рассказывает что-то давно забытое. И поза всё такая же. Что же это с ним такое, что и на секунду расслабиться не позволяет? Действительно, Зверь в засаде. Вечной. Волк, волчара матёрый, облаву учуял и замер, вслушиваясь: откуда доносится лай пёсий? Выстрелы? Крики?  Кто кого? Совсем заледенелый. Обогреть бы его, хоть немного. … Достал сигарету. Закурил. Никогда не знала, что мне так нравится, когда курят. И вкус дыма. Запомню, что он курит. Теперь всегда с собой носить такие же буду. Хоть, перекурим когда, при случае. Если ещё раз встретиться с ним повезёт. Надо же. Сам такой … стильный, а пачка вся мятая. И молчит, не торопит. Вот и я могу помолчать с ним на пару, полюбоваться на него.

– Пёс как? – Помнит! Он! Помнит!

– Надо же, помнишь, да? Жить будет. Долго и счастливо. Полностью обросшим. И на четырёх лапах. Одну только заднюю топырить будет. Ну, и сидеть по-щенячьи. Скоро уже штифт вынимать будут.

– Думал, сдохнет. Что затягивать?

– Помереть, всегда можно успеть. Жить бы, не опоздать.

– Философ, у нас?

– Скажешь, тоже.

– Смешная ты. Дурашка совсем маленькая. Думаешь, не  помогу? – Ой, да он словно улыбнуться решил. Ну, пусть только кто попытается его от меня забрать. Только посмеет криво посмотреть на него!

– Да, не знаю я как … сказать. Не могу понять ничего. Есть такой Нэд Кэрриган. Он сейчас стажёром в секции расследований. Повезло мне. Пару раз в управлении столкнулась. Что ему от меня надо, не понимаю. Сначала-то я этого поддонка посылала дальним лесом. Но. Не так давно у нас в доме появился … парень. Скорее, даже мальчик. Как поняла, из колонии или ещё откуда-то. Не в этом дело. Но к нему этого Нэда приставили. Видимо, для «корректировки поведения», что ли. А тот и так… Как …овощ. Нэд же … в общем, не знаю, что с ним там делает. А если ему приходится меня вытаскивать в город, ну, не хватает времени на … воспитательные мероприятия. Вот и получается, что выхода не вижу. Да, ещё в нагрузку к нам приклеили сына его начальника, который возглавляет бюро расследований. Олдриджа такого. Тоже поганец, каких мало, придурок только что. Пижон малосольный. Видимо, доглядывать. Мы с ним в одном классе. Меня этот Нэд сволочной за собой таскает везде. Ещё и интерес изображать приходится к поносу его словесному. Не мозги, а выгребная яма какая-то. И лапы его поганые терпеть. Дома  эта компания почему-то приветствуется, не знаю, может, что известно про меня стало. Или подозревают в чём. Не могу понять ничего. Сюда боюсь заглядывать, не поставлен ли маячок на мне.

– Март проверит. И тебе сделает. Научит работать.

– Хотелось бы. И ещё в ваш ресторан он всё порывается меня оттащить. Совсем одурел. Он же там может выделываться как угодно. А я – на цепи и в наморднике.

– Нашла горе себе. Взрослые мужики. И тебе помогут.

– И … и ты меня не бросишь, Крис? Правда, не бросишь?

– Куда от тебя деться…

– Так с мальчишкой что? Его же совсем там… того.

– Там могут.

– Был?

– Приходилось. Март вытащил… В последний раз. У него лучше спрашивать. – И что бы мне такого умного на это сказать? Как реагировать правильно? А я-то, дура, сопля недоношенная. Противно ей, видите ли, гадко… Точно, идиотка клиническая – У него и трубку возьмёшь. Скажешь, для связи. Зови, что если. Покажет как. … Приеду – займусь тобой плотно. Не дури – не сейчас, так потом кишки пустишь. Про парня твоего узнаю. Похоже, на наживку. СВАТовцы. Бывает такое, когда не всю группу взять удалось. Ну, и попутно выясняют, кто сливать будет, куда.  Сама не лезь. Вернусь, решим. Ну?

Опять приподнял мне голову. За подбородок. Глаза в глаза. Какие тёмные. В ад словно спускаться в них глядя… Утону я навечно в этих глазах. И пальцы… Как током. Запах смазки? Пороха? Вот не знала, что это мой самый любимый запах… После дыма его сигарет. А если… если…  Не стряхнул! Могу сама подержаться немного ему за руку. И носом уткнуться. Хорошо как! Всё-таки, а что же у него с рукой, с пальцами, точнее?

– Тогда же… Прикладом…  Только с трупа уже стащить смогли …–  Ой, он что, мои мысли ещё читает? Ну, ну…  Всё. Приехали. Разревелась. И не успокоиться никак. И не успокоюсь – пусть подольше к себе прижимает… – Дождись меня, хорошо?
Вот только что. Сидел. И нет.  Растаял. Как дым от его сигарет
 

                ***
– Святой Отец, Вы мне не поможете? Не подскажете, что я должна делать. Я не знаю, как правильно.

– Пресвятая Дева! Девочка, дочь моя, что ты здесь делаешь? Как сюда попала? А родители твои знают, где ты сейчас находишься?

– Нет. Это не имеет никакого значения. И они совершенно не при чём. У меня… у меня пропал знакомый. Никаких вестей нет. Его крестили в этой церкви. Ну, и я сюда пришла. Вы не подскажете – если Христофором, то у святого Христофора, да, просить надо? А у Девы Марии  можно же мне, если сам он не верит ни в кого и не во что…

– Лишь бы ты верила. Только думаю, что твоего знакомого здесь никак не могли крестить. У нас другая конфессия, я так полагаю. И люди у нас другие совсем. Для вашего круга опасно здесь. Очень опасно, особенно для таких маленьких девочек, как ты. Сколько тебе? Может, мы …

– Мне – шестнадцать, и? Святой Отец, я правильно обращаюсь? Я прекрасно понимаю, что тут и как.  Во всём отчёт себе отдаю. Но и меня тут знают тоже. И кто есть мой знакомый. Поэтому для меня здесь самое безопасное место на всей земле. А он… Он самый дорогой для меня человек. Самый родной и близкий во всей вселенной. Но он, он – убийца, Святой Отец. Оружием он занимается. Куда-то туда или оттуда … поставками. Меня это не колышет. И сейчас. Он. По делу уехал своему. Поэтому его жизнь – это смерть для многих. Не всегда быстрая и лёгкая. Но я пришла  просить о нём  у Девы Марии. Молить за него. Хоть так ему попытаться помочь. Ну, хоть как-то… Вдруг, это ему поможет. Он вне закона, он вне людей. Ему нет прощения и у вас. А мне – наплевать, понимаете, на-пле-вать на всё это. Я хочу, чтобы  он был. Чтобы он жил. И чтобы я его могла, хоть изредка, видеть… ощущать. Простите меня, Святой Отец. Я не могу больше … И даже не знаю сейчас, за что надо. За здравие, за упокой… Ничего не знаю. Просто хочу, чтобы ему … полегче было…Он же… Он мне платок отдал. Единственное, что у него осталось от … его матери. А я взяла и не вернула. Я же не знала! Я только что случайно узнала…
 
– Девочка, моя. А ты не…

– Какое это имеет значение. Если Вы о том самом. Ну, стукнете Вы, куда там надо. И что? Ну, взяли меня. Какое-то время я продержусь. Этого хватит. Этого хватит, чтобы понять, где я и как туда съехала.  Я примерно знаю, что меня будет ждать. Что меня родителям не только не отмазать будет, но и не вытащить. Вы тоже знаете, что здесь за люди. Кто есть Ваш приход. Нет. Я не угрожаю. Я даже не предупреждаю. Но через какое-то время он придет. Он придёт, даже с того света. И тогда никто, понимаете, никто не захочет оказаться на вашем месте, Святой Отец, при любом раскладе. И, да. Забыла. Совершенно спокойно можете сказать… Хозяину. Которого Ржавым кличут. Или на местной автостоянке поинтересоваться. Это без проблем. Меня тут как Джей знают.

– Бог милосерден, девочка моя. Он всегда готов простить и принять того, кто искренне уверует в Него и раскается всем сердцем.

– Он не раскается никогда. Да и не в чем ему каяться. И я не раскаиваюсь ни в чём. Что здесь, что там, я буду с ним. Мы всегда будем вместе, как бы и что не случилось. Что в небесах, что в земле. Что вверху, что внизу. Никакого значения не имеет.  Только умоляю Вас, помолитесь за него. Ради Девы. Ради его матери. …  Я молю о милосердии к нему у Него. Простите меня.  … Прощайте.

                ***
Примерно через год.
Так-так. Где же всё-таки случился прокол? Да и случился ли. Вроде чистенько всё было. В полном ажуре. Подкрашено, напомажено и даже накрахмалено. Или нет ничего, и я просто паниковать начала зря? Но зачем тогда вызывать в управление, да ещё и повесткой? Дома упорно молчат. Не узнать ничего…

Пошла я. Прогуляюсь напоследок. Всё уже готово для меня. Можно не торопиться. Зайти напоследок в кондитерскую эту, где ни разу так и не побывала.

– Добрый день. Мне бы фунтов по пять тянучек сливочных. И этого противного, как его там, корня лакричного. … Спасибо. Мне отсыпьте сюда в эти пакетики, пожалуйста. Остальное – раздавайте там, кому хотите из ребятни местной. И ещё. Сегодня меня тут не было. Это пару лет назад я у вас болталась постоянно. У вас, и у домика серого напротив. С кустиками, науке неизвестными. Договорились? … Надо. Надо так мне.

–Рикардо, привет. А Эд где? Я прощаться пришла. Пусть он теперь моей, как её там, фигулькой пользуется, дарю. Ну его. Гомесу ещё приветы.  Труп, где мой? Под сиденьем? Фу, как противно. Получше, посвежее кого, нельзя было? Гадость, какая. Не продохнуть. А мне ещё и сидеть на нём придется. Иначе никак органику не обнаружить будет. Ну, бывайте, ребята. Может, и свидимся ещё когда. Обоснуюсь когда твёрдо, обязательно заеду. Отложите для меня несколько покрышек старых. С чёртову дюжину.

– Ну, бывай детка. Удачи тебе. Осторожнее на поворотах. Там от толчка небольшого сдетонировать может. Рванёт так, что и не снилось. Как и заказывала, как хотела.

Ну, что, «Марципанчик» мой, славный? Отъездились мы с тобой? Последний раз дорогу с тобой прокошмарим? Прости меня, дружище. Никогда у меня теперь машины не будет. Давай, вывози по кривой. Ох, прокачусь!

Так. На этом переходе нарисовалась, точно заметили. Знатная царапина на капоте. А слова какие он знает! Ну и нравы пошли у современной … не молодёжи.

И тут оценили. Можешь и не так высунуться, гад! Я такую же фигуру из пальцев  показать могу, хоть уписайся от злости!

– Мне пару гамбургеров. И колу. Только не вздумайте фасоли напихать! Я её терпеть не могу…. Поэтому и предупреждаю, чтобы не напихачили. Я вас впервые вижу. Откуда я знаю, что там у вас в голове крутится…  А это мне что подпихиваете? Кола должна быть лёгкая. Неужели не понятно. Я за фигурой своей слежу. Все женщины должны за фигурой следить. Чтобы не расползтись по швам … так, как некоторые тут.

Тут точно заметят и запомнят. Со вкусом нарисовалась. … А сейчас с не меньшим вкусом блевать буду. Смрад, какой!
Не хочу. Не хочу. Не хочу я уезжать. Домашних как жаль... Да, пусть так лучше. Похороны в закрытом гробу; могилка ухоженная, куда прийти можно; надежда какая-то дикая и подспудная: а, вдруг... нежели дочь на скамье подсудимых. Или реальное опознание в морге, если что.

Эх! Рванулись! Вот. Вот сейчас. Сгруппироваться, толчок. Ййа! Тьфу. Опять локтем. В этот булыжник мерзкий! А полыхнуло как! Оть, фейерверк. Гейзер огненный.
Переодеться. Немедленно переодеться! Альф. Подлец! Садюга! Мерзавец! Что это? Кружева! Оборки, жабо.Змеюка, какая! Сарафан подсунул, а?  Убить мало! Бочату станцевать с ним! Золушку себе нашёл … В этих…этих…этих ковылять? Да…да… да я ему отправлю по почте…гольфы шёлковые! С кисточками! Голубенькие.
Тэкс. Быстренько, однако. Где-то уже заголосили сирены. Пора. Где там мне какие-то колёса за деревьями поставлены?
И никакая я не Френсис. Джулия я! Джей, выдумали Франку! Да ещё и Мур! Мозгами свихнуться. Не хочу! Не желаю. Понятно!


                ***
Спустя три года. МИТ. Лекция по …

Ха! Засвиристело в сумке! Вот здорово!

– Ты, сейчас выбегаю, уже мчусь! … Извиняюсь, я уйти должна… У меня и был выключен. Другой это! 

– Крис, здорово как! Даже и не знаю, где нам приткнуться можно будет.

И опять. С ним. Рядом. Посидеть, жаль, негде. Только идти. Медленно-медленно. И на ходу он умеет курить. Так же вкусно…

–Тебя же со всех сторон обложили. А я… Я первый взнос сделала. Тут дома строятся неподалёку. Я почти на берегу реки участок взяла. И парк, почти что лес, рядом. У нас теперь скоро дом будет. Твой дом. Для тебя и меня.

– Дурашка ты, всё такая же глупенькая. Не по пути нам.

– Зачем ты так. Передохнуть бы тебе, хоть немного. Скоро же от усталости свалишься. Только и сможешь ползти.

– И ползал. И поползу, если доведётся, на брюхе, стиснув зубы. На глотке … Чьей-то…Да и кишки так выпустить сподручнее.

– Крис, не надо. Не надо так. Ты же обещал меня не бросать.
 
– Куда мне от тебя.

– Крис, не нравишься ты мне. Тяжко тебе приходилось.

– Приходилось… Сейчас тоже приходится … тухлятину жрать со всеми грызясь и на всех щерясь. Только легче падалину вонючую трепать, захлёбываясь голодной слюной и злобой на весь свет, чем хлеб из хозяйских рук вкушать… В благодарность полируя пузом паркет и хвостом молотя от счастья сапог хозяйский лизнуть. Мясу парному из золотой миски – та же цена. За жалованную жратву с хозяйских рук платить надо… собой, служить и отрабатывать. Покорностью рабской, ошейником с намордником. За хлеб, да и мясцо, честь и плеть – рвать того, на кого укажут, и задом вилять, кому прикажут. Ныне и присно. Во всю отмеренную длину цепи. Пока можешь. Нет – та же пуля. Торжественным ружейным залпом под скорбные некрологи с возложением почётного ошейника и парадного намордника на могильную плиту с надписью «От благодарного хозяина за преданность и верную службу». Я же сам, как-нибудь. Давлю сам и сам сдохну. Не по команде и не по соизволению … в прыжке или на бегу,  ткнув мордой землю … И не станет меня … дождём омоет, червяки и собачьё бродячее приберут… И никогда, слышишь, мою могилку ни хозяйские ошейники, ни веночки от благодетелей не потревожат…. Жди меня только, девочка. Будешь ждать?

– Я тебя всегда жду. Ты мой, знаешь, только мой. Никому тебя не отдам.


                ***
Год…Два…Пять пролетело… Где же ты? Жив, нет? Можно устать ждать? Устать жить вполсилы, вполглаза… Существовать наполовину…
Ой, свиристит! Где? Где эта проклятая трубка у меня?

– Ты где сейчас?

– Жду. Дверь откроешь?

– Господи, как же я долго тебя не видела! Вот. Это наш с тобой дом. Я сейчас тут обосновалась. Входи, поскорее.

– Во дворе бы лучше.

– Как скажешь. – Как он постарел. Словно выцвел и полинял. И за что ему так выпало? – Что с тобой? Устал? Тогда за дом. … Ну, как? Нравится? – Ночной кошмар Надин, оскорблённой в лучших своих профессиональных чувствах. И чем ей так плохи мои покрышки любимые, пирамидкой сложенные. Намного удобнее, чем всякие шезлонги с гамаками и креслами. По-моему, так тут самый замечательный уголок на всей земле! А песок какой тут. Даже сейчас слегка мазутом попахивает. Не из того ли ведёрка, в которое я тогда навернулась. А как тогда на границе штатов эти рылись в багажнике, в песке этом. Что они там надеялись выкопать? Что обнаружить… Урановые рудники? Алмазные копи? Кто его знает. И травка та прижилась. Редкими жёсткими кустиками. Называл же Берт её. Да что-то не запомнить мне никак. – Давай, как раньше посидим, покурим, да, Крис?

– Пёс как?

– Помнишь? Нормально… Только сидит всё по-щенячьи. Тоже поседел. Подожди, я только на тебя посмотрю и выпущу его…

– Дурашка ты моя. Ну, что там у тебя?

– Твои сигареты. Только пачка уже совсем помялась и затёрлась. Покури, а. Я так давно не ощущала тебя, милый ты мой. Знаешь, это такое счастье тебя видеть. Говорить тебе, что ты самый мой любимый, самый мой родной. Что я не видела тебя уже целую вечность. И какое счастье, что я могу тебе говорить, какой ты замечательный, самый лучший, самый любимый, самый дорогой для меня. … Ты что будешь? Может, сюда тогда принести что? Или в дом, а? Не задержишься?

– Может, в следующий раз когда. Не получится сегодня.

– Крис, я боюсь. Ты помнишь, что обещал никогда меня не бросать. Я боюсь, что это последний раз я тебя вижу.

– Куда от тебя денешься… Ты только жди меня. Хорошо? Жди меня, девочка.

И опять. И опять эти руки. Эти пальцы. И опять тонуть в его глазах. Утонуть бы навсегда. Ну, нет. Сегодня он не отвертится от меня. Даже за «Томагавк» не спрячется. … Наконец. Наконец я могу его прижать к себе. И сидеть так. Уткнувшись ему в макушку. А за руку он меня держит. Надо же, как обернулось всё.

– Ты сильно поседел. Знаешь?

– Старый я.

– Тоже мне, выдумал. Старый. Ещё и полтинник не разменял. Я ждать тебя буду. Ты только возвращайся. Я тебя всегда жду.

– На беду я тебе повстречался.

– Что ты. Если бы ты знал, какое это счастье видеть тебя. Пусть хоть так. Просто знать, что ты есть на свете. Что ты у меня есть. Милый ты мой. Самый родной мне. Я не смогу без тебя. Помнишь, ты обещал меня не бросить?

– Куда мне от тебя. Ты только жди. Только жди меня, дурашка ты моя.

И опять. Был, и нет. И почему, если просто жечь сигарету, такого запаха не бывает… Господи. Он задержался в воротах. Он… он оглянулся. Зачем. За что ему так?


                ***
Через месяц.
Безумный день. Чёрте что, а не день. Всё из рук валится. Дождь, что ли намечается. Ветер, какой холодный. Да нет. Вроде солнце за окном. А будто тень везде. Накинуться бы чем. Честное слово, холодно. Врут эти синоптики. Врут подло и нагло.
Пораньше в кровать завалиться? И Джока под бок себе подпихнуть? Простудилась, не иначе. Никогда так не было. Знобит. Просто трясёт от холода. Где там плед у меня?

Тьфу, на вас всех! Где это свиристит так мерзко? Я же заикой осталась! Задремала только. Инфаркт, не иначе схлопочу. И так сердце не на месте. Вроде, не ставила себе побудку. С чего бы это … Нет. Не этот.  … Где же это? Нет, нет, нет! Это … это же.


– Ты? Теренс? Теренс, что? Ты не молчи только. Что? Что … с …ним? Что с ним?

– Как быстро можешь собраться? Не протянет он долго.

– Сейчас, уже, только машину возьму. Куда?

– Куда-куда… Церковь помнишь? Туда…

– Ты что, знал? Но не меньше двух часов выйдет, если не все три. Пятьсот миль плюс эти оформления поганые.

– Да все знали. Найдёшь или встретить где?

– На месте выяснится. Жди.


– Мне авто. Арендовать. … Не знаю. На пару недель. …Сейчас и наличными…  Вот.  Права.  Лицензия. … Да, и на применение. Мне «Хаммер». Поставьте в багажник ещё канистр полных парочку

– Сейчас всё будет готово. Может, миссис… мисс Мур пожелает…

– Мисс Мур желает немедленно получить заказ.

– Хорошо. Но в таком состоянии я бы…

– Еще секунда промедления, и над твоим состоянием будет в голос рыдать прозектор.

– Только не волнуйтесь. Сейчас. 86 бокс. Ключи. Документы. … Всё проверено. Всё отрегулировано.

– Так-так. А что это такое тут … Проверяли? Поднимите-ка капот. Тут одна фигулина сбоку, кажется, болтаться будет.

– Что Вы? Думаете, если походить вокруг и попинать туфлями…

– Капот подними и проверь, если такой мозгами скорбный. В противном случае сама открою. Чьей-то тупой башкой.

– Что? … Действительно. Хм. Сейчас. Сейчас немедленно подкручу. …Чудеса. Ну, вот, теперь точно… А что тогда без своей.

– Погиб мой … Не вписались мы с ним в поворот. Не хочу никого другого. Бывай, халтурщик.


Дорога, дорога, дорога. Всмятку её. В блин раскатать! Сволочь, какая. Да я тебя и справа, урод. Выжрал своё говно? … Скорость. Только скорость. В клочья колёсами рвать. Плющить дорогу эту. Ёк? Насрать. И юзом, по встречке. Хоть бы только успеть. Лишь бы успеть.

Ну, ну, старина, давай. Помоги мне. … Чёрт. Как долго заполняется бак. … А визжать-то так зачем. Подумаешь сразу на пятую. Ты же можешь. Выноси, старина!
Это ещё что? Осталось-то меньше сороковника. Какие-то минуты. Вот, параша. Кого ловим?

– Проблемы? Я страшно опаздываю.

– Проверка документов. Тут перестрелка была. Ушёл… Досматриваем теперь. Предъявите удостоверение, права…

– Кретин. Я это, надо понимать, была.  Лови. Права. Документы. … Да, вписан. Пошёл бы. … Тебя читать не по буквам учили? … На, подавись. Лицензия и на применение тоже. Вник?

Господи, хоть бы успеть. Только бы успеть.

– Куда ставим?...  Как долго? Пусть сутки.

Так. Ничего не разберу. Изменилось как. Где же этот переход? Так. Это ещё что тут развалилось? И понастроили хрени всякой. … Да плевать. Заборов я не видела. По крышам никогда не приходилось. Тут же где-то. Черти бы побрали эти поганые юбки. Навыдумывали. Сами бы полазали носом вниз, паразиты. Чёрт. По шву, аж, до пояса.

Вот тут должна она быть. Где?

– Сеньора? Одна? Сеньоре одиноко? Она испугана?

– Сеньора сама сейчас любого напугает насмерть. Сеньора только опоздать боится. Подожди. Ничего тут не помню. Церковь должна быть рядом. Проведи, пожалуйста. Очень тебя прошу.

– Сеньора сошла с ума. Сумасшедшая сеньора мне сегодня встретилась.

– Стоять! А ну двигай, куда сказано. – А кто стрелял? Я? Ничего себе…

– Святая Дева! Не стреляй. Только не стреляй…

– Умоляю, только проведи до вашей церкви. Заклинаю Девой Марией, пожалуйста. Мне нельзя опоздать!

– Бегу-бегу.

– Да быстрее, быстрее. Не успеть боюсь.
 
– Вот. Дошли уже. За этими деревьями. … Стой. Нельзя туда. Большие там люди.

– Это меня поджидают. Спасибо. … Подожди. Не обижай. Это мне надо. Держи кошелёк. За ним же подходил? Помолись, если умеешь, или пропей, если захочешь. За … за Криса, Христофора, то есть, и Джей. …
Запомнил? За упокой их душ. Прощай. Спасибо тебе.

– Теренс. Как?

– Быстро добралась.

– Теренс?

– Кончается он. Похоже, только тобой держится.


– Крис! Я, я пришла. Что с тобой, Крис, милый ты мой? Ты же обещал. Ты же обещал…

– Куда мне ... от тебя…

– Не надо, не говори ничего. Я с тобой. Я рядом, Крис. Подожди. Твой платок это.  Тот самый, помнишь? Сейчас, сейчас пот только сотру, и будем вместе держаться. Только держись. Как же  ты так, милый мой? Ты же обещал! И, всё, хватит! Больше никуда одного не отпущу! Только посмей, только попробуй ещё раз уйти без меня! Не уходи от меня, умоляю тебя, не бросай меня  Крис, нет! Пожалуйста, нет. Не надо, Крис. Не оставляй меня! Как же ты так? Как же так…
                ***
               Человек в камуфляже, придерживая приклад своего
          неизменного «Миними», уходил в стремительно
          сгущавшийся сумрак… Упруго шагал по пыльной дороге
          не оставляя  следов и не отбрасывая тень...
               Шёл, время, от времени отбрасывая в сторону
          носком ботинка случайный камешек.
               И у той самой грани, прежде, чем сделать свой
          самый последний шаг, шаг в неизвестность, он опять
          позволил себе обернуться. Остановиться, оглянуться и
          долго-долго смотреть, как на пороге дома, их общего
          дома, стоит девочка. Стоит и смотрит ему вслед, комкая
          в руках почему-то очень важный для него в платок, его
          маленькая дурашка, ставшая совсем взрослой.
               И внезапно ощутив себя босиком на траве, только в
          обрезанных по колено штанах и рубашке, накинутой на
          плечи и с рукавами, завязанными на груди, почуяв в
          своей руке узкую девичью ладонь, он спокойно шагнул в
          клубящуюся мглу, не сожалея более ни о чём.
                ***
– Всё, Франка. Нет его больше. Пошли. Сейчас всё сделают, как положено. Пошли, девочка.

– Нет, Теренс. Он же только меня к себе … подпускал. Я и сделаю … сама. Пусть объяснят только. И оставьте нас вместе, хорошо?


– Теренс, он против был… всякой … там мишуры на могилах. Можно мне … тут распоряжаться? Никому не позволю, всё-равно.

– Твоё право. Думаю он не возражал бы.

– Тогда я сейчас платок разрежу. Не расстанусь с ним. А так. И мне и ему будет. Потом, он мне так и не разрешил пострелять…  Из его. Очередь напоследок разреши в его честь. А потом опять зарядить. С полной обоймой и лентой … с ним. Образок я по пути прихватила, может, положим, как думаешь? Вроде тогда всё будет. Только гильзу ещё на память возьму… До девятого дня я буду с ним. Найдёшь где перекантоваться? … Только не в гаражах. Не смогу я туда… сейчас. Ни Марта. Ни Гомеса. И он не придёт больше ко мне. Ни-ког-да. Придётся вечно ждать. Всё-равно, дождусь. Упрямая я.

– В ресторан твой, куда ещё. Там обычно сдаются несколько комнат.  На час, на сутки. Тебе – на сколько пожелаешь. Знаешь, кто там теперь? Альфредо твой. Альф хозяйничает… Пошли, проведём.
 
– Спасибо тебе. За всё спасибо. Не веришь – я тут прожила почти семнадцать лет. С вами, наверно, общим сроком и полгода не наберётся. Да и так трёх лет целых не было. А только и помню, что было здесь. Странно, даже как-то. … И ещё. Кто?

– Спятила?

– Теренс, кто? Я же узнаю и так. Это моё право. И мой выбор. Кто?

–  Здравствуйте. Мне бы комнату дней на десять. По записке.
–Как прикажете. Ключи держите от номера. Распишитесь вот тут, пожалуйста. Горничную пришлю сразу же. Я бы осмелился только порекомендовать сеньоре, обосноваться в другом месте. В центре. … Вещи в машине? Поднести послать человека?

– Нет у меня с собой ничего. Мне бы хозяина Вашего. Как к нему пройти?

– Сеньора чем-то не довольна? Может, я могу уладить недоразумения?

– Знакомы мы были. Просто увидеть хочется…

– Альф. Здравствуй.

– Добрый вечер. … Чем-то могу быть полезен, сеньора? Что-то произошло? В чём дело? …

– Не узнал?

– О, Мадонна! Джулия? Джей, ты? Откуда? Что с тобой, детка? Да на тебе лица нет?

– Не надо, Альф. Просто… Просто я сейчас… с похорон. … Криса…

– Не знал. … Вот оно как повернулось. Ну, Бог ему судья.

– Закажи нам с ним пару стаканов «Маргариты». Я тут номер у вас сняла. Помоги дойти, что-то ноги не держат. И за свои не волнуйся. Только и смогу висеть на тебе. Приглашаю, так сказать, к себе в номер. Только глянь на бирке куда идти. Не вижу ничего что-то.


Вот и всё. Пора… обратно.
Пройдусь опять. Напоследок.
Всё изменилось как. Ничего не узнаю. Да и в памяти мало что отложилось.

– Может тогда нам не помешает объясниться немного? Слышал, чья я дочь. Прокурора нашего округа. Так что попрошу не тыкать в меня пальцами при каждом удобном случае. И я, как понимаю, без вопросов должна обходиться, не правда ли? Так что давай решать – сосуществуем, как есть или разбегаемся без обид и сожалений. Тебе решать придётся.

– Мне? Ты, кажется, уже за всех всё решила. Как же, избавишься от такого экземплярчика. Себе дороже выйдет.
Избавились, похоже. Прощайте. И не поминайте лихом. Что в небесах, что – в земле. Один чёрт – хоть туда, хоть – сюда. Возвращаться надо обратно. Зачем?
Существовать наполовину, это и есть жить за двоих?

– Где ты была? Ненормальная! Спятила совсем. Срывается ни свет ни заря. Собаку Эвис пихнула, ни словечка толкового не сказав. Что мы могли подумать? Хоть розыск объявляй! Как была шпаной, так и осталась. Что случилось? На кого ты похожа? На чучело непотребное! На мумию занюханную, вот на кого. Где шастала две недели? Да что это с тобой? Франка! Что случилось? Что молчишь-то? Что натворила?

– Отстань, хорошо. Дай передохнуть с дороги. Я … Я Джокеру консервы привезла. Вот, купила.

– Консервы. Психопатка! Идиотка клиническая, честное слово. Жаль, что не получится тебе по репе настучать за все твои художества. Что ты с нами делаешь? Взрослая тётка уже. Совести никакой у девки нет.

– Нет. Видишь, дырка в кармане. Где-то и вывалилась по дороге. Отстань. Дай посижу… Окно оставь. … Оставь, кому сказано. Пусть открытым будет. Духота такая… Можешь плед подать. … Да вчера ещё рядом с кроватью лежал! Куда задевали? … Кофе можно? Только упаси тебя Бог заварить. Твоим только тараканов шпарить. Никто кофе по-человечески заварить не может. …  Растворимый пусть. … Ложки три сыпани. И сахара две. … Какие сливки, к чёрту! Там на столе бутылка текилы начатая…. Пальца на три плесни туда же в кружку. … Не хочу я есть. Потом. Выпью и поспать бы мне немного. И ещё. Кредитку на тумбочке возьми. Сходишь за меня заплатишь штрафы по квитанциям. За превышения. Нарушения всякие…

Устала. Одну оставьте меня. Завтра. Завтра поговорим.




Примечание.
Это, если честно признаться, всего-навсего 5я глава из задуманного, но ещё не появившегося романа в диалогах.

Если кто заинтересовался, то можно взять ещё один (готовый) фрагмент. (эпизод примерно между "гараж-4 /Отец Филиппо-1/" и "гараж-5 /поворот"



Под крылом юркой «Цессны» струилась бесконечная река, пронизывающая безбрежную сельву.
Словно некий шутник вплёл в зеленовато-бурые нечёсаные патлы великана изжелта-серую атласную ленту.

Река и джунгли. Лес и вода.

Ещё каких-то несчастных полчасика, и – всё, с делами на целый месяц можно будет завязать. Пилот  покосился на угрюмо молчащего клиента, стараясь не думать о ещё более неприятном грузе в багажном отделении его «птички». Какой смысл думать о таких смертоносных вещах, которые его совершенно не касаются? Намного полезнее для здоровья помечтать о свидании с таким симпатичным прямоугольником пластика, который давно заждался его на базе. И о небольшом кусочке картона с пин-кодом, уютно дремавшем в отделении его бумажника. А остальное  не должно иметь для него ни малейшего значения.
Он даже не успел осознать, что всё перестало иметь для него значение, когда ослепительная вспышка беззвучно раскололась на  миллионы сияющих молний, оглушительно взорвавшихся в его голове.

***

Лес колыхнулся, приняв прошившее облака багрово-рыжее веретено, сплюнул облачком гари и сажи, отозвался оглушительным грохотом, и сомкнулся вновь, немного поворчав отголосками взрыва.

Холодная тяжёлая мгла и оглушающий жаром гул.
Каждый глоток воздуха давался с трудом. Казалось, дышать приходится собственными кишками набитыми стеклом. Зверь приподнялся, опираясь на локти. Полоснул ножом по стропам, разъединившись с парашютом. Встал на ноги, придерживаясь за осклизлый пятнистый ствол, стараясь совладать с подступившей к горлу тошнотой и пульсирующим болью звоном в ушах.

Где-то догорал сбитый самолёт.
Где-то в болотном гное среди искорёженных и опалённых огнём стволов в предсмертной агонии хрипела и стонала нелепая механическая тварь.
Дни… недели… месяцы… Свежая зелень оплетёт здесь всё новыми побегами. Cкроет плесенью и трухой, тростниками и лианами. Развороченное взрывом и спалённое пламенем порождённое человеческим разумом творение рук человеческих из сверхпрочных сплавов со сверхнадёжной автоматикой бесследно исчезнет.
А он будет. Успев отбить локтем фонарь и махануть через борт, в тот самый миг, когда стальная махина дёрнулась, приняв в своё чрево неведомо кем выпущенную с земли шальную ракету.

Зверь глотнул из фляги и отшвырнул её в сторону.
Проверил обойму.
Передёрнул затвор.
Опять извлёк нож. Вынул пакет. Вспорол защитную плёнку.
Карта. Компас. … Так. Он находится примерно … тут … База… База - примерно здесь. … Связи нет. Трубка разрядилась. Самолёт был сбит. Груз пропал. Решат, и он подох. Ну-ну.
Стелившийся туман заблудился в перекрученных корнях высоченных деревьев, стреноженных верёвками лиан. В сплошной стене растительности темнели проломы. Тропы невидимых хозяев здешних мест. Звон и гул незаметно сменился враждебным молчанием первобытной стихии. Мира гниения, разрушения и зловония.

Пожалуй, вот эта тропа будет в правильном для него направлении.
Зачерпнув пригоршней жадно чмокнувшую жижу и обмазав лицо, шею и кисти рук, Зверь вышел на звериную тропу.

Под ногами мерзко зачавкало.
Ржаво-бурые листья. Жидкая глина. Заросли тростника.
Склизлая труха гниющего ствола.
Листья… Труха… Тростник и хлюпающая под ногами топь. Липкое месиво, по колено в котором он брёл и брёл, задыхаясь от тошнотворного смрада.
Что-то трещало, попискивало, свиристело. Изредка доносился мерзкий вой или хохот, лишь усугубляя враждебное молчание первобытной стихии.
Жизнь и смерть. И здесь всё держало жизнь за глотку, чтобы убивать и быть убитым. Падаль жрала  падаль. Одна зубастая протоплазма молотила челюстями другую. 
Зверь не знал, сколько миль оставил за собой. Потеряв всякое представление о времени, он тупо переставлял ноги, когда увязая по колено, когда и проваливаясь по пояс в смердящую болотную жижу.

Сизая мгла. Чернота. В просвете крон иногда мелькало золотисто-розовое небо. Туман, сочащийся влагой. Обжигающие плети ливня. Стволы, уходящие куда-то вверх, скованные воздушными корнями, сомкнувшие над ним кроны. Верёвками провисшие лианы. Космы тростника. … Оставалось только механически плестись к намеченной цели. Если не сбился с пути, не потерял направление…

Неожиданно он осознал, что лежит ничком среди густого  спутанного  тростника в бурой жидкой грязи, облепленный неприятно звенящими мухами. Назойливо звенело что-то и в голове. Копошилось червяками в куске пропастины. И сам он станет кучей вонючей тухлятины с бурлящими в нём жуками, тараканами, червяками.
Что-то продолжало настойчиво биться и царапаться в висках. Звенело, дребезжало, хныкало, умоляло, складываясь в причудливый мотив, заставляя двигаться в сторону источника звука Сначала ползти, потом приподняться, цепляясь из последних сил за стебли тростника, и опять брести вперёд и вперёд. Не чувствуя ничего, кроме этого странного причитания, вспарывающего мозги и выворачивающего кишки наизнанку.
Последнее, что он ещё успел услышать сквозь этот звон: «Стой! Не стреляй! Христофор, не стреляй!»

***

Хетер опять всхлипнула.
– Я боюсь! Я боюсь идти туда. Ты не представляешь, как я ненавижу этого подонка! Он, точно, без сознания?

– Валяется в палате бревно-бревном. Смирный, что котёнок. Так что успокойся и не реви. Держи салфетку. Без сознания он, скрученный и обмотанный проводами и катетерами. Словно разломанная механическая кукла. К тому же его напичкали по уши, чем только можно. Видишь, я же цела, весела и по-прежнему хороша собой.

– Ты же его совсем не знаешь, Габи! Тебе хорошо рассуждать. Хочешь, я тебе покажу, как этот ублюдок исполосовал мне бок. Тоже тогда полудохлым прикинулся. И тоже накачанный, чем только можно. А ты говоришь. Я не знаю за что, но он меня почему-то ненавидит! Не-на-ви-дит. – Она снова всхлипнула и высморкалась в предложенную Габи салфетку.

Лязгнула дверь, и в кабинет релаксации персонала заглянул Доусон собственной персоной.

– Ты ещё здесь? Тебе не кажется, что твоя смена началась десять минут назад?

– А нельзя, чтобы была обеспечена возможность работы в автоматизированной системе (_оперативного врачебного контроля_)? Чтобы все данные передавались на центральный (_пост наблюдения_)? Я его боюсь. Он меня сегодня опять изувечит! Ну, пожалуйста, умоляю, освободите меня он него! Я боюсь его…

– Прекращай свои концерты и марш на свой пост. Боится она. Деньги получать не боишься? Место  потерять не страшно?

Хетер шмыгнула носом и поплелась в палату интенсивной терапии, размазывая слёзы на ходу. Проклиная тот день и час, когда она, выпускница Национального женского колледжа, согласилась на заманчивое предложение поработать в частном санатории в качестве медицинской сестры-сиделки. Платили здесь более, чем прилично. И работа ей нравилась. Но… мало того, что всё здесь происходящее было ограничено рамками строгой конфиденциальности, сами пациенты внушали ей отвращение. Пусть бы они были, скажем, не слишком законопослушны, скрывались от Интерпола, меняли внешность. Но среди них были и явные извращенцы, и патологические садисты, и психопаты от которых родственники желали избавиться без какой-либо публичной огласки. Или такие, каким был этот упырь. Зверюга окаянная! Почему она оказалась такой дурой, что умудрилась тогда вляпаться в эту грязь и лишить себя возможности порвать с этим проклятым Богом и людьми местом!

Хетер осторожненько заглянула в палату.
Обошлось.
Она подошла к стойке с разнообразными мониторами и датчиками. Высокоточная техника слегка гудела. Кажется, Зверь в полном отрубе. Может, вздумалось ему помереть из гуманных соображений, а?
 
Полусон-полузабытьё. За что он так её ненавидит? Не мог остаться своих джунглях! Почему  только такие подонки выживают? Зачем так цепляются за свою никчёмную жизнь, сея вокруг лишь одни страдания. Кровь. Смерть… Как он посмел выжить, когда умерли её, Хетер, родители? Такие достойные набожные люди. А этот ублюдок, лежит себе как в колыбельке в великолепной трёхсекционной кровати в собственное удовольствие, получает всё самое лучшее. И только и думает, как ему кого покрошить ножиком! Да у неё до сих пор ещё сохранялись шрамы, когда он равнодушно-методично искромсал её осколком контейнера для жидкости от аспиратора.

Она автоматически двигала руками, переключая тумблеры, нажимая на клавиши, подключая и выключая дополнительные устройства. Боясь отвести  глаза от своего ненавидимого пациента. Что там с биспектральным индексом? Вот бы монитором прямо по сенсору врезать. Чтобы не приближаясь к нему проверить отсутствие присутствия любой мышечно-рефлекторной деятельности.

А тот пока действительно сохранял полнейшую неподвижность и, кажется, даже не дышал. Неподвижен. Надо же. Ни один мускул на лице не дрогнет. Неинвазивное давление… пульс… температура… частота сердечных сокращений… Что там на кардиомониторе? Волновая кривая плетизмографии, пульсоксиметрическая кривая. Его бы искривить, изогнуть и расплющить!
Хетер в который раз уставилась на Зверя. Не похоже, чтобы находился  в бессознательном состоянии. Заказываем отображение волновых кривых, их цифровых значений… Отображение показателя сердечного выброса …  Отображение волновой кривой капнографии и ее цифровое значение…
 
Отправить в архив, на центральную станцию. Нужно подключаться к внешнему принтеру? Или обойтись встроенным? Указаний особых нет, верно?
 
Господи Боже! Самое страшное. Проконтролировать состояние всех манжет и катетеров. Жаль, что никак нельзя наполнить контейнер  с жировой эмульсией серной кислотой или вместо кристаллических аминокислот взять и использовать цианистый калий. Тогда бы она с удовольствием посмотрела на него! На его предсмертные корчи… стояла бы рядом и любовалась, как его сводит судорогами и выворачивает наизнанку… сволочь такую. Что сейчас происходит в его извращённых мозгах?

Она приблизилась к «лежбищу» Зверя вплотную.

Увеличила угол наклона спинной секции …
Уменьшила – тазобедренной…
Откинула слева боковое ограждение кровати … Протянула  руку, чтобы слегка ослабить давление эластичного манжета…


***
Неожиданно Зверь осознал, что какой-то неведомой силой его вышвырнуло из уютной тёплой темноты в холодный вибрирующий мир слепящего света и царапающей мозги боли.
Кто он? Что с ним?

Он лежал, сохраняя полную неподвижность, сражаясь с дурнотой и желанием вернуться обратно в тишину и покой. Пытаясь что-то увидеть через неплотно сомкнутые веки.
Сознание постепенно возвращалось.
 
В слепящем свете наметились странные фиолетовые языки, синеющие по краям… Один из языков дрогнул, навис над ним, постепенно принимая облик некой пурпурно-фиолетовой… неестественно вытянутой фигуры человека…

Неожиданно окружающий мир потерял свою яркость. Пришло тошнотворное плоское бесцветие.
Камера? Вроде, нет…
 
Палата. Больничная. Механические штуки вокруг.
Ходит какая-то девка, распространяя запах пота. Тошнотворную кислятину страха. Страх? Что ей угрожает? А ему?
 
Память медленно возвращалась.
Он выходит на каких-то людей, там… тогда в лесу. Они кто? Откуда?
Тот назойливый звук? Звуки? Мелодия и слова…слова и мелодия.
И через сонную одурь в голове взорвалось безжалостной вспышкой ясное понимание ГДЕ и с КЕМ он … слышал это. Надо же. Заставили, как выйти…
Случайно проговорилась? Или искали, что не прибыл. С грузом. 
Это он сейчас выяснит.

Нужна его трубка. И он её получит. Надо ждать. Только ждать тот самый миг, когда сможет взять эту  девку за глотку и заставит выблевать собственные сраные кишки.
Один звонок, и он будет знать. Всё.

Не пришибли сразу, и теперь не добьют.  Он им нужен, и живым. Они ему – нет.
Намеченная жертва, неприятно дёргаясь, приближалась и приближалась к нему. 
Подходит вплотную. Совсем близко.
 
Нависла над ним. Её рука рядом с его.
Есть!

***

Хетер услышала, как в тихой палате вдруг взвыла циркульная пила, и спустя мгновение до неё дошло, что визжит она сама, с той самой секунды, как ледяные пальцы левой руки Зверя сомкнулись у неё на запястье, словно петля стального троса. Она визжала, чувствуя, как у неё по ноге потекла предательская горячая струйка. Она визжала и не могла остановиться  даже тогда, когда в распахнувшуюся дверь палаты ворвались санитары.

И только когда с кровати до неё донеслось равнодушное: «пасть заткни», она поняла, что в палате воцарилась тишина, нарушаемое только гудением вентиляторов и биением её собственного сердца.

– Христофор. Успокойся. Всё хорошо. – Произнёс Говард Доусон, стараясь как-то проникнуться очередными «непредвиденными обстоятельствами» Что в этот раз преподнесёт им Зверь? Потребует опять вернуть свой «арсенал», который он для чего-то тащил с собой через сельву? Личный вертолёт до Пентагона? Что ему потребовалось в этот раз?
Кому хорошо?! Сволочь ты, подлая, хорошо ему! Вопило в голове Хетер, ничего не соображающей от ужаса и боли. Почему никто не хочет остановить Зверя? Один клик по панели управления, и он - в коме! Сделайте с ним что-нибудь! Сделайте хоть что-нибудь и спасите её, Хетер!

– Христофор, не дури. Надо что?

И с койки опять прозвучало, словно каркнула  страдающая ларингитом ворона.
– Трубку… вернёшь …

– Парень, кончай чудить. – Вмешался кто-то из санитаров. Здоровенный и мускулистый, словно пехотинец. – Нельзя тут курить. Какую ещё тебе здесь трубку?

–  Мою. Говорить буду. –  Не знающие жалости пальцы ещё сильнее стиснули и резко встряхнули запястье. Хетер хлестнуло по мозгам дикой болью, словно в голову вогнали раскалённую кочергу.  Казалось, что треснула не лучевая кость, а изнутри взорвалась её черепная коробка. Ноги стали ватными, и она медленно опустилась на пол, на колени, в лужу собственной мочи. Всхлипывая и вздрагивая всем телом. – Иначе … я… вырву ей… Быстро. Сюда.

Вот оно что. Зверю немедленно потребовался его мобильный телефон. Очень трогательно.

– Нет проблем, парень. Не дёргайся. Сейчас. Видишь, вон, побежал Мика за твоим телефоном. Успокойся. Сказал бы сразу, что позвонить хочешь. К чему такие концерты закатывать.

«Пехотинец» медленно двинулся к койке с внезапно ожившим пациентом, стараясь не привлекать излишнего внимания.

Зверь снова тряхнул рукой.

Осколок кости, пропоров кожу на предплечье Хетер, вышел наружу.
Она забилась, выгнулась и издала какой-то нечеловеческий вой.

– Назад. Вали назад…

– Вот он, видишь, у меня в руке твой телефон. Ух, какая красотка! Я подойду, и ты его возьмёшь. А её – отпускай. Отпускай, парень, слышишь, что тебе говорят? Вот твоя милашка долгожданная. Пришла к своему папочке. Кто только придумал Христофором-то тебя величать?  Я могу подойти?... Видишь, никто ничего не делает. Вот твоё сокровище. Заряжено. Отлажено. Держи. А её – отпускай, отпускай её, парень. – Начал болтовню вернувшийся … Мика.
– Заткнись. Мотай сюда, ты … Трубку.
 
И, оттолкнув Хетер, брезгливо оттёр кровь со своих пальцев о простыню. Сжал мобильный телефон, в освободившейся руке и сразу нажал на какую-то из кнопок.
Глаза всех были прикованы к Зверю. Даже обессилившая от боли и ужаса Хетер, отползающая на карачках в сторону, не могла отвести от него глаз.
«Бииип»… «бииип»… «бииип»

И тут же вызов был сброшен. Неведомым абонентом. Это Зверя не остановило, он снова нажал на вызов.

«Бииип»… «бииип»… «бииип»



***

Тоже мне годовая контрольная по математике. За  дегенератов считают.
Остаётся только аккуратно и вменяемо вписать результаты вычислений.
До чего вся эта тягомотина опаскудела. Лето бы поскорей. Нет ни на что ни сил, ни нервов.

О, Господи. Никак? в кармане… ожил? Ой, не могу!
Да. Точно! Тюкается.

Надо сбросить, а я не могу. А если он не сможет ещё раз? Не могу, не могу, не могу!
Всё. Как пулю в ухо словить.
Куда ж деться?

– Извиняюсь, мне плохо. Можно выйти?
И бегом.
Коридор… кабинеты… служебные… холл… лестницы… Туалет… Оно!
Самое  то.
Защёлку вверх. Ой, мамочки мои!
И…и … я на полу сижу? Полный мрак! Это и есть обморок? Приплыли!
Ну, миленькая моя, ну, трубочка. Ну, пожалуйста…
Ииииесть!
И он сбросил! Господи, умоляю Тебя. Сделай же, чтобы всё с ним было хорошо. Теперь можно! Говорить! Услышать! Я его слышать смогу!
Телефон ожил и подпрыгнул на ладони
Ой, дурно мне!

– Ты? Крис, это ты, да? Ну, скажи, солнышко моё, что это ты и ты жив. Ну, пожалуйста. Ты же жив, правда, правда, родной мой? Ты жив?

– Сказать-то дашь? Где…ты…? – Как жутко звучит. Как с того света.
   
Так. Пеленг. Карту подключила. Отслежу. Но что же с ним такое?
 
– Крис, что с тобой сделали? Ты жив? Ты точно нашёлся? Я… Я с ума без тебя сошла. Я сейчас в школе. Заперлась в туалете. Ты только не молчи, ты говори, только говори, пожалуйста! Скажи, что ты жив, хорошо? Крис, маленький мой, ты, правда, нашёлся, да? Почему ты молчишь? Тебе совсем плохо? Крис! Крис, ну что ты с собой опять выделал?

– Живой я… Вишь, какой тебе … достался живучий … – Вокруг него снова клубился туман. Серое… Бурое… вокруг и тьма впереди … Впереди только чернота и холод…холод и звон в ушах.  – В палате тут… Штуки твои … жужжат, пищат … дура шляется…

– Какие штуки? Ты как, вообще? Ты точно живой? Что с тобой? В палате удобно? – Он же не может быть в замкнутом пространстве. Как посмели в палату его замуровать? Вот, сволочи!
… И, кто такая ещё там шляется? Что ей надоот Криса?

– Сой…дёт… – Напряжение уходило, забирая с собой остатки сил последними толчками сердца. Не подохнуть бы сейчас. Надо же. Ждала. Нельзя … её… пугать. Как … что сказать?  Не умеет он …

– Крис, что с тобой? Тебе плохо? Я нужна? Только разреши, я… Я приеду. Только  скажи, чтобы меня пустили! Я её в окно сразу выброшу!


***

Говард почувствовал, как кто-то из санитаров дёрнул его за рукав. Ясно. Чтобы обратить внимание на мигающие красным и жёлтым индикаторы тревоги. Слегка помедлив, подошёл к кровати их буйного пациента, по пути переключив тумблеры.

– Хватит, тебе, Христофор, достаточно. Отдай телефон. Ну, же. Не дури, нельзя тебе больше говорить.

Зверь мотнул головой и попытался удержать трубку, не чувствуя ни её, ни руки.  Он уже не чувствовал ничего, кроме ледяной мокрой простыни, которой его старательно стягивали и ножа, которым  ковырялись у него справа в боку. И уже у той самой границы между явью и вечной тьмой, он успел  прежде, чем трубка выпала из его руки, прохрипеть:

– Пилюлькин … Тут… запрещает… 



***

Доусон успел на лету подхватить злополучную игрушку, и, не сдержав любопытство, поднёс к уху. Послушать загадочного абонента. Интересно же, кому такие живучие гады попадаются. Которые даже наябедничать под конец успевают! Руки ломать запрещают, помереть не разрешили, поганцу неблагодарному! Услышал. Дрожащий и заикающийся голосок какой-то девчонки. Это как понимать?  Мобильник случайно попал в руки дочери босса?

– Дай ему в глаз, моё солнышко!
 
Что? Для этого нужно было брать заложницу? Чтобы какой-то бред нести и слушать?
Плюхнувшись на центральную секцию кровати Зверя и убедившись, что умница-техника сработала, и непосредственная угроза жизни этому телефонному маньяку миновала, Доусон деланно суровым голосом произнёс:
– И кому это Вы, юная и скандальная мисс, собираетесь дать в глаз?

В трубке хрюкнуло, всхлипнуло и …



***

Почему у него телефон забрали? Как он позволил? Он не умер?
Или его связали, а телефон просто сунули под нос, чтобы говорил? Он потому и сказал, что живучий, чтобы так намекнуть, что его арестовали? 

Нет! Неееет!!! Всё должно быть в порядке. Если бы что, мне дали бы знать? Или мои сами ничего не знают? Делать-то что? Взяли моду телефоны от людей отбирать! Нет такого закона, чтобы телефоны от людей отбирать и по палатам запирать с какими-то дурами вместе! Не в джунглях, небось. Ну, держись, сволочь пузатая. Я тебе сейчас мозги продую! Я тебя вычислю, гад, такой! С тобой ещё поговорят, как следует. И кому следует.
Стоп!

Вроде руки не трясутся. Говорить нормально могу.

– Что Вы себе позволяете за самоуправство? С кем имею честь сейчас беседовать?



***
В трубке хрюкнуло, всхлипнуло и … Вместо дрожащего и всхлипывающего голоска зазвенело металлом:
– Что Вы себе позволяете за самоуправство? С кем имею честь сейчас беседовать?
Говард ухмыльнулся. Скорее всего его догадка относительно чьей-то там дочки находила своё подтверждение. Больно нахально держится. Ничего, папаша узнает – гонору поубавится.

– Допустим, я магистр в области медицины Говард Доусон.  Допустим, главный лечащий врач пациента, с которым вы решили сейчас поболтать. Ты в курсе, что больничный режим нарушать категорически недопустимо? Никому. И мобильная связь в палате запрещается. Как и использование любой видео- и звукозаписывающей техники. Удовлетворена? От членовредительства постараетесь в дальнейшем воздерживаться, вы оба? И учесть на будущее, что ты обязана была представиться первой.

В мобильнике пробурчало на грани слышимости что-то похожее на «перетопчешься, нахал» и более уверенно и нагло, но, всё-таки с трудом сдерживаемыми слезами, раздалось:

– Что вы с ним там делаете? Кто вам позволил? А он, правда-правда жив?

– Безусловно. По крайней мере, в моей практике говорящие и буйствующие трупы до сих пор не встречались. Что делаем? Пытаемся жизнь спасти, между прочим. И имей ввиду, юная хулиганка, что твой драгоценный Христофор серьёзно искалечил медицинскую сестру. –  Он взглянул на Зверя, такого тихого и безвредного сейчас, едва сдержавшись, чтобы не добавить: «И сам при этом чуть не окочурился».
 
– Да быть такого не может! Вы наверно ошиблись. Или у него это случайно так вышло. – Получилось не очень связно. И несколько заискивающе. С чего бы это? Но она, кажется, опять попыталась взять себя в руки. – А она не согласится на мирное урегулирование проблемы? Я компенсирую ущерб. А вы никому про это не скажете, хорошо? Вдруг у него будут … осложнения.

– У тебя денег таких нет, милая. Самой придётся тогда объясняться. Как-нибудь без сопливых обойдёмся. Ясно? Что касается его объективного физического состояния, в ближайшее время отчёт будет составлен по всем правилам и передан заинтересованным лицам. А не чёрт знает, каким недоноскам. Желаю здравствовать.  – Мысленно добавив, в палате для буйнопомешанных, в смирительной рубашке и кляпом во рту. И получить хорошую дранку от своего паршивого папаши!

Но прежде, чем он успел отключиться, прозвучал самый дурацкий вопрос за всю историю его практики:
– А вы, хоть, догадались ему предложить поесть?



***

Отключился, паразит.
Крис, вроде, на «месте». Осталось только выяснить, где это место, кто этот нахал, который Доусон  Говард. Дип точно сможет тогда связаться. Пусть как врач с врачом потрындят. 

Но почему я не в силах встать. Даже приподняться!

Мне что, теперь так и жить на полу в обнимку с толчком. Спасатели вшивые!

Им не допереть, что если человек предупредил, что ему стало нехорошо, попросился выйти и не вернулся, то его надо пойти и поискать, пока коньки не отбросил.

Изверги  бесчувственные!  Идиоты. У меня сил нет даже мяукнуть!

И почему эта сволочь сразу отключилась, когда я про еду спросила? Точно, забыли покормить. А Крис постеснялся спросить про еду. Опять голодный сидит. Может, сейчас у них совесть проснётся. Сами не смогли догадаться.

Вокруг меня одни бесчувственные чурбаны собрались? Поносом маются, что надо в дверь так кошмарно барабанить?

А… Это у меня в висках барабанит. Дверь только за ручку дёрнули и …
Они рядом тыркнулись. ЧТООО? Про меня, ваапче,  забыли?
Чтоб вам всем маком какать всю оставшуюся жизнь!

Не… Одумались. Опять дёрнули за ручку. Стучат. Не терпится им. Мочой в голову шибануло.

– Занято.
 
Ой, как мне плохо. Аж, дышать темно и сыро.

– Джул, ты здесь? (уже на небесах вашей милостью, уроды) Джул, немедленно открой! (Я тут ради смеха заперлась, по-вашему? Слабо выбить дверь?)  Джул, чем ты там занимаешься, ты жива? (Нет, это мой юный и красивый  труп серенаду в очко поёт)

– Нет! Скончалась десять лет назад. Успела вселиться в толчок. И это он разговаривает. (Ой, меня сейчас вырвет. Какой кошмар. Позор-то какой! Скажут, что истеричка. Так из-за этой идиотской контрольной распсиховалась. Зато отбрехаться запросто смогу. Ну, психичка! Ну, мандраж! Скушали, да?–  приятного аппетита, многоуважаемые сэры и засэры)

– Джул, если ты немедленно не откроешься, то мы вышибем дверь. (Жду – не дождусь!)

Снаружи приглушённо тявкнуло: «Ломайте!», послышался треск, дверь дрогнула и распахнулась.

– Что с тобой? Можешь встать? (Ага, я просто так прилегла на пол позагорать, кретины) Давай руку (а ножкой в ухо не желаете?). Давай скорее, давай, встаём. Вот так. Хорошо. (Воды предложили бы, так стало ещё лучше.)

– Спасибо вам, миссис Кларенс. Вы исключительно добры (Как свёкла, сваренная прошлым летом!).

– Джул, может нам сейчас вызвать скорую? Или ты сможешь дойти до медпункта. Хочешь, мы тебе домой позвоним (Как сама-то я не допёрла?)

Нет, не нужно. Большое спасибо за Вашу заботу. Извините меня за всё беспокойство, которое я невольно доставила. Миссис Кларенс, можно, после того как я полежу немного в медпункте, и мне дадут каких-нибудь таблеток (надеюсь, не стрихнин), я впишу полученные результаты? У меня уже всё сделано. Не хотелось бы, чтобы этот прискорбный эпизод, отрицательно сказался на моей успеваемости. Вы не будете возражать? Премного благодарна.

– Мам, так замечательно, что ты за мной заехала в школу. Что-то мне так плохо стало. Наверно, в школьной столовой меня отравили. До сих пор тошнит. Я даже поесть перед сном не смогу. Попроси, чтобы мне только какао принесли. И булочек с корицей. Ну, ещё немного тыквенного пирога. И молока, не, лучше сливок, мне кажется. А я к себе сейчас. И в кровать завалюсь. До утра. Закроешь меня на ключ снаружи, ладненько?

Прекрасно. Теперь нормально поработать можно будет. Неожиданно не вломятся. Ключ в дверях услышу.

Где моя бука?

Так. Подключаюсь. Юзбики. Коннектики. Славные мои. Запускаю. Отсюда? Быть не может! Как там спутник долбать? Не так? И не так? Ага… Ага… Готово.
Теперь сюда иду. Тут что? Почему это? Ну-ка, ну-ка. Гадость какая! Быть этого не может. А если так? Ну, а так? А так? Опля! Есть.

По базам пошла. Эти? Не… А эти? Пст. Не похоже. Здесь и здесь выходили? Хм, а кто? Да?
Заказала. Посмотрим, посмотрим.

Уф. Готово. Вроде, сходится.

Сколько на часах уже натикало. Нифига себе! А там тогда сколько? Наверно, в шесть утра уже прилично звонить. А Дипа сейчас озадачить придётся. Он не бросит трубку. В меня, по крайней мере!

– Дип. Прости, что разбудила. Я сейчас до Криса достучалась. … Ну, не я, а он! Не цепляйся к словам, пожалуйста. Я не поняла, что они там с ним делают. Мобильник отобрали! … Ну, я не знаю ничего, понимаешь! Я сейчас пошастала по всем выходам. … Да. Базы тоже пробила всех операторов. … Естественно! ... Вроде, сняла номерок…  Не сердись, ладно? А сейчас мы позвоним этому Доусону Говарду. Дип, миленький, ну я же тебя обожаю! Правда-правда. … А от меня он, представляешь, отбрехался. … Это когда у Криса трубку забрал! Там уже часов шесть… Узнаешь, на каком основании его там задержали. Скажи ещё, что … он не любит, когда в тесную комнату запихивают. Потом ещё дуру к нему приставили, чтобы вокруг ходила… А  Доусон посмел заявить, что Крис с ней что-то сделал нехорошее... Дип! Ну, я  всё понимаю. У него своя жизнь, я не собираюсь в неё лезть. Но, узнай, кто она? Хорошо? Дип. Я никогда не буду стоять у него на пути. Было бы смешно надеяться, что у него нет… никого. Но ты узнай, пожалуйста, кто она такая, что от Криса хочет. И … ну… Дип. Я же понимаю, что ему… ну, нужна женщина… и всё такое прочее. Но если это просто больничный роман? Если она для него не очень важна, что ей надо, чтобы от него отцепилась… Ладно? … Всё. Ой, нет! Этот гад сразу вырубился, когда я спросила про еду. Скажи им, что сам он постесняется спросить. Или отставит в сторону. Надо ему понемножку, с уговорами. Спасибо тебе преогромное. Я набрала номерок у себя. Так что на нас не выйдут. Не боись.



***

Говард перекладывал перед собой распечатки мониторинга с УЗИ и кардиомонитора на своего неуютного пациента. Гонял «в разные стороны» экспертную систему, анализируя возможные методики лечения и реабилитации столь «сложных» пациентов.

Что там, за последние сутки? Плохо дело. А если? Нет, не пойдёт. Если заменить это на это?

Словно карты тасуются. Пасьянс! Игра «в дурака», где противник – смерть.

Второй час ночи… Если? Может? Сомнительно…

Третий час.  Если? Может? Сомнительно…

Четвёртый…Может так? Посмотрим-посмотрим. Смысл имеет?

Потёр виски.
Потянулся.

Встал. Подошёл к автомату. Получил кофе в пластиковом стаканчике. Прикончил несколькими глотками, не ощутив ни бодрости, ни медного привкуса, ни запаха жжёной пробки.
Надо же, пятый час. Может, прописать ударную дозу? Свинцовых таблеток ото всех напастей. И сказать, что так и было. Или Зверь перепутал себя с окружающими. В бреду был. Отобрал гранатомёт и сделал себе трахеотомию, чтобы получше пораскинуть мозгами.

И тут же совершенно неуместно у него на столе заплясал его мобильный, запиликав бравурненьким маршиком. Кому же это он немедленно потребовался? Неужели дражайшая тёщенька нагрянула на любимейшего зятька полюбоваться? А то кому же он ещё может потребоваться в столь неурочное время по «номеру для своих»? Думает, что если поменять оператора связи, так он не поймёт её хитрости? И дал сброс вызова.

Через две минуты у него на столе загудел уже стационарный телефон. Ну, бывают же хамы! Прохожее, лучше ответить, чтобы отвязались.
 
Протянул руку. Снял трубку. Слегка помедлив, поднёс к уху. И самым своим нелюбезным голосом рявкнул:
– Говард на связи. Чем обязан?

И стоило стараться? Тут же послышался ответ:
– Доброе утро, коллега. Не будете так любезны, что уделите мне несколько минуточек своего драгоценного времени. Меня интересует состояние здоровья моего пациента, сейчас находящегося в Вашем распоряжении.

– Какое ещё утро? На часах четыре часа. Полагаю, сказать ночи будет уместнее.  Подождать до утра, естественно, не в Ваших правилах?

Нет, чтобы странный торопливый абонент извинился и дал отбой, так он ещё нагло заорал:
– Какие ещё четыре часа! Хакерша недоделанная! – Говард пытался сообразить, как расценивать откровенное хамство собеседника, но так ничего сообразить не смог. Усталый мозг сбоил. – Ради всех святых, извините меня, пожалуйста. Просто эта сопливая недоучка клятвенно меня заверила, что у Вас давно седьмой час утра. Ещё раз приношу извинения. Подробный отчёт я буду ждать на свой электронный адрес. Как только Ваш компьютер будет включен, то загляните в свою корреспонденцию. Там есть письмо с пометкой «зверь». Но если Вас я уже вытащил из постели, обрисуйте в нескольких словах его состояние.

– Кого? Зверя?

– Совершенно верно. Буду очень благодарен.

Такой расклад Говарду совершенно переставал нравиться. Настораживало, что первый звонок пошёл на «личный» номер. Хотели дать понять, что его семью могут использовать в качестве рычага давления на него? Но он и так всё делает, что в его силах. На себя бы сначала посмотрели. Кому средства связи в руки попадаются. И зачем звонить сейчас, когда первый отчёт уже ушёл «заказчику», а следующий, как было обусловлено, будет отправлен только завтра во второй половине дня?

Видимо странного собеседника затянувшееся молчание насторожило, поскольку Говард услышал:

– Извините, пожалуйста, за настойчивость. Но нас поставят в известность не ранее, чем через несколько дней. А этот … пациент наблюдается у меня почти двадцать лет. Сами понимаете. И не беспокойтесь. Если что, скажете, что информация пошла на … 30, 21, 48. Корт. … С ним что-то не так? Неужели Вы думаете, что я бы посмел вас беспокоить, если бы не обладал определёнными полномочиями? Или?

Немного поколебавшись Говард произнёс:
– А что Вы, собственно говоря, хотели бы услышать? Будем надеяться на благополучный исход.

– То есть, он…?

– Именно.

– Шансы?

– Прогноз скорее положительный... Если не будет фортеля выкидывать, подобно утреннему… Состояние тяжёлое. Нестабильное.

– Извините, но как тогда расценивать, что он был способен к разговору по телефону? И как можно понять Ваши претензии, в отношении некой женщины?… попытка изнасилования?

– Откуда Вам известны эти подробности?

– Откуда-откуда… – Собеседник тяжело вздохнул. – От Вас.

– Что? Я? Кому? Когда? – Говард просто растерялся от подобной наглости! Кому это он мог слить подобную информацию?

– Сегодня утром. Был телефонный звонок. Но Вы не пожелали, что совершенно естественно, отвечать на поставленные вопросы. Но, я Вам очень признателен за то, что на мои вопросы Вы ответили. Буду очень надеяться, что Вы окажете такую любезность, как выслать на указанный почтовый ящик … объективную информацию. – В трубке послышался шорох и потрескивание. –  И, я Вас не очень затрудню, если поинтересуюсь инцидентом с женщиной, будут ли у неё претензии. Потом, если Вы не в курсе, у него клаустрофобия, это насчёт его палаты. Наконец, извините меня, но он ест?
И тут до Говарда дошла вся абсурдность ситуации! Значит, об утреннем разговоре стало известно?

– Значит, стало известно об утреннем разговоре? Как же это она осмелилась признаться? И что у вас там за разгильдяи такие? Хорошо. Он утром едва пришёл в себя, как взял медицинскую сестру в заложницы и потребовал свой телефон. Могу прислать рентгенограмму, чтобы вы сами могли полюбоваться, что тут вытворяет ваше «солнышко»! – Не удержался, чтобы не съязвить, Говард. – Состоялся весьма странный разговор с какой-то мелкой нахалкой.  Естественно, что из комы его почти чудом удалось вытащить. Сейчас накачали, спит. Не накормили его! Как же. Пока парентеральное.

– Очень Вам благодарен, коллега. Извините. И, если это возможно, не стоит докладывать «наверх» об этих переговорах. Всего Вам доброго.

Абонент отключился. В трубке раздались длинные гудки.

***

Немного подумав, Говард немедленно подключился к своему компьютеру и отправил неведомому адресату весь архив Зверя целиком. С некоторыми ехидными замечаниями.
После этого он решил позвонить своему странному «коллеге», чтобы уточнить некоторые аспекты лечения Зверя. Попутно поинтересоваться, что у них там делается, если средства связи оказываются в руках совершенно посторонних лиц.
Мобильник. «Меню». «Журнал». «Принятые».

Что? Он разговаривал сам с собой? Ему звонили с его стационарного телефона? Невероятно!
Заглянув в «Набранные», он без особого удивления обнаружил, … что сейчас на стационарный телефон был сделан звонок с его собственного мобильного.
Как это прикажете понимать? Как тихое помешательство? Именно так сходят с ума?