Любовь и две столицы

***
Языки пламени танцевали, отбрасывая косые тени на стволы сосен, сухой валежник весело трещал, и так приятно было сидеть вдвоем прямо на обрыве, у самого озера, вдыхать прохладный ночной воздух и греться у костра. Редкий ветерок тихо шелестел ветками сосен, в темноте августовской ночи словно пытавшимися достать своими колючими верхушками до звездного неба. Редкие огоньки виднелись на противоположном берегу – там тоже не спали, видно, рыбаки жгли костры. От этой мысли становилось почему-то очень уютно, словно они вступили в тайный сговор с этими незнакомыми полуночниками.

Аля и Кирилл сидели на скамейке, сделанной когда-то заботливой рукой лесника из половинки старого бревна, и смотрели на огонь. Кирилл бережно обнимал Алю за плечи, а она прижималась к нему и держала его за руку так, словно спешила напитаться вдоволь его теплом перед долгой разлукой.

Кириллу было двадцать пять, Але – шестнадцать, и восторг первого чувства переполнял девушку так, что сердце, казалось, вот-вот выскочит из ее груди. Практически каждое лето они проводили бок о бок в этой деревушке в самом сердце Валдая, дома их бабушек стояли по соседству, но из-за разницы в возрасте они никогда не были друг другу интересны. Хотя, когда Кирилл стал подрастать, Алина мама, поглядывая на него, думала: «Вот бы моей Альке такого жениха!» Повзрослев, Кирилл стал высоким белокурым юношей, хорошо сложенным, широкоплечим, с удивительно теплым и внимательным взглядом серых глаз; к тому же он был из хорошей семьи, что в глазах родителей Али сильно прибавляло ему привлекательности. И кто же мог подумать, что этим летом, случайно встретившись на прогулке в лесу, Аля и Кирилл разговорятся так, словно дружили все детство, и проведут вместе целый день, а потом еще один, и еще… То ли от скуки, то ли и в самом деле поддавшись обаянию этой тоненькой смешливой зеленоглазой девчушки, Кирилл стал приглашать Алю в гости, катать ее на лодке, кормить малиной с руки и дарить «букеты» из камыша. Вместе им было весело, а когда Аля замечала на себе изучающий взгляд молодого человека, она смущалась и отводила глаза, чем, наверно, весьма забавляла Кирилла. Родственники с интересом наблюдали за их отношениями, а соседка тетя Галя радостно приговаривала: «Свадьба, свадьба будет!»

Сегодня было их последнее свидание перед отъездом Али домой, в Москву. Можно ли было вообще назвать их встречи свиданиями? Аля не знала. У нее совсем не было в этом опыта. А спросить Кирилла, как он относится к ней, она стеснялась.
Они сидели рядышком и смотрели, как быстро пламя превращало сухие еловые ветки в угольки. Блики огня  освещали лицо Кирилла, загоревшее во время дневных рыбалок на озере. Он был задумчив. Аля вдруг почувствовала, как ей будет не хватать этого доброго курносого парня, и от мысли о предстоящем расставании у нее защемило сердце. Она собрала всю смелость, которая только у нее была, взяла Кирилла за руку и сказала:
- Я буду скучать по тебе.
Кирилл молча, спокойно обнял девушку и улыбнулся ей. Какое же безграничное ощущение счастья разлилось по всему ее телу! Как ждала она этого момента!
- Разве ты из тех, кто скучает? Не верится что-то! – Кирилл смотрел на нее лукаво. -  К тому же мы скоро увидимся. У вас в Москве в сентябре будет проходить чемпионат по стритболу, вполне возможно, наша команда примет в нем участие.
- Так это просто отлично! Приезжай, я буду за тебя болеть!
- Посмотрим. А ты в июне приезжай к нам в гости, на белые ночи. Покатаемся на машине по Питеру, покажу тебе город.
Кирилл подумал.
- А знаешь что? Давай на следующий год приедем сюда в августе вместе! Бабушка Нина старенькая совсем стала, болеет последнее время часто, вряд ли сможет сюда добираться. Так что, по всей видимости, я буду в доме один.
Аля никак не ожидала такого поворота событий, но ответила с готовностью:
- Конечно. Я помогу тебе по хозяйству. Ведь вместе легче.
Кирилл внимательно посмотрел на нее и, довольный, улыбнулся:
- Я думаю, ты и сама справишься.

Бедная Аля! Его предложение свалилось на нее, как снег на голову. От изумления и радости она не могла найти слов и только смотрела на Кирилла широко открытыми наивными глазами, а в ее голове промелькнула мысль: «Наверно, это судьба».

Затушив песком костер, Кирилл проводил Алю до дома, сказав, что ей надо выспаться перед дальней дорогой, и, стоя у калитки, нежно поцеловал в щеку.

Потом были длинные версты, преодолеваемые автобусом по щебенке, поезд и стук колес, шум вокзала, московское такси, ощущение чего-то хорошего в будущем, уже накрывавшем своей волной, и ожидание, ожидание каждый день… А в голове – песня слегка осипшим женским голосом: «Он твой мальчик, ты – его девочка…»

***
Аля отвернулась от окна и потушила сигарету. Она курила очень редко, только в минуты крайнего душевного смятения.

Конечно, Кирилл не приехал. Она ждала его месяц, другой, третий, повторяя про себя слова знакомой песни… Сначала Аля очень его любила. Они знали друг о друге слишком мало, чтобы любить, но пылкое девичье воображение щедро рисовало ей благородный мужской образ и украшало его знакомыми чертами Кирилла. Потом она страшно злилась. Ну неужели ему совсем, ну нисколечко не интересно, как она живет?! Она все надеялась, что вот-вот раздастся телефонный звонок и его тихий глубокий голос скажет ей: «Извини, я не смог приехать, но я очень хотел этого».

Потом она перестала ждать. Наступила зима – необычайно снежная для Москвы. Тяжелое белое одеяло заботливо обернуло улочки и переулки, сонные дворы обезлюдели, и только шоссе, где жила Аля, неизменно покрывала липкая слякоть от проезжавших машин. Все стало как-то неважно. Аля убрала со стола фотографию, с которой смотрели на нее смеющиеся глаза Кирилла, только что вернувшегося с рыбалки с удачным уловом – в тот раз он поймал щуку на несколько килограммов. Дни пошли своим чередом, стирая из памяти все лишнее. Аля закончила школу, поступила в институт на заочное, чтобы иметь возможность еще и работать. Незаметно пробежало несколько лет. Приезжая на Валдай, она слышала как-то рассказ бабушки Нины о том, что Кирилла в ту осень забрали в армию, от которой он прежде долго прятался на съемной квартире, что из армии его встретила девушка Соня – вот и Соня какая-то появилась, подумала тогда Аля. И что долго Кирилл не решался жениться на ней, пока она не родила мальчика, и тут уже в их отношения вмешалась вся семья. Бросить женщину с ребенком на руках было для семьи Демидовых непростительной подлостью. Свадьба была скромной, сына по странному совпадению назвали так же, как звали нынешнего мужа Али – Гошей.

Гоша появился в судьбе девушки совершенно неожиданно. Красивый и темпераментный осетин, на десять лет старше Али, он ворвался в ее жизнь стремительным торнадо, переворачивая все с ног на голову и устанавливая свой порядок вещей. Со стороны он казался человеком решительным, способным даже оказать силовое давление, если того потребует ситуация. Родившийся и выросший в Краснодарском крае, он прошел две  чеченские войны, ездил по контракту в Югославию, но быстро вернулся оттуда, осознав, что природа не наделила его страшной способностью убивать людей за деньги. В Москву Гоша попал по протекции своего боевого командира и устроился телохранителем. Пока Гоша зализывал раны в московских Кузьминках, его командир погиб на Северном Кавказе. Сейчас, по прошествии времени, казалось, что он полностью оправился от перенесенных потрясений, и только самые близкие друзья догадывались, что происходит в голове этого веселого, гостеприимного человека, когда он вдруг замыкался в себе и по несколько дней не выходил из дома. И только они знали, что война – это естественное состояние его души, практически единственная ситуация, в которой он чувствовал себя абсолютно комфортно. Обо всем этом Аля узнала не сразу; поначалу же ей казалось, что она встретила мужчину, с которым она будет жить, как за каменной стеной.

Гоша был первой настоящей страстью в ее жизни. Впервые увидев его жарким июльским днем на берегу озера, когда он как раз собирался окунуться в эту застывшую, манящую своей прохладой гладь, и, испытав на себе обволакивающий взгляд его блестящих черных глаз, она захотела смотреть в них всю жизнь. Его бархатистая кожа вызывала желание прикоснуться к ней рукой, а сильное мужское начало и сумасшедшая энергетика этого человека подчиняли себе, делая женщину покорной. Нет, нельзя сказать, что Алина воля была парализована, в этой хрупкой девушке было достаточно характера, чтобы сохранять собственную идентичность. И этот ее внутренний стержень нравился Гоше. Но в тот момент желание безраздельно обладать этим мужчиной стало главенствующим в жизни Али.

Гоше льстило ее чувство. Юная, утонченная москвичка, интересующаяся театральным искусством и слушающая джаз Аленька, как он называл ее, обратила внимание на него, выросшего в селе, практически не имеющего образования бывшего десантника. Гоша говорил про себя: «Я простой колхозный парень!» Но Аля не принимала таких сравнений и не желала видеть никакой разницы между ними. Она целовала его угольно-черные брови, запускала пальцы в густые вьющиеся волосы, слегка тронутые паутинками седины, и вдыхала нежный запах хвои, идущий от его одежды. Гоша млел от ее нежности и повторял: «Я твой мужчина. Только твой»,  - и от этих слов голова влюбленной девушки шла кругом. Отношения развивались настолько стремительно, что уже через три дня после первого свидания Гоша сказал ей, что по возвращении в Москву они начнут жить вместе.
- Мне в жизни ни с кем так хорошо не было. Ты – моя женщина. Я так решил.

Он уехал домой первым. Через два дня сорвалась и Аля, не в силах выдержать разлуки, хоть отпуск ее еще и не закончился. Будучи человеком гордым, Аля с трудом признавалась себе, что просто боится оставить Гошу одного потому, что безумно ревнует его. Она приехала в Москву и, едва войдя в квартиру, позвонила ему… Они проговорили всю ночь, не в силах прерваться, а в шесть утра Гоша приехал к ней и заявил перепуганной спросонья Алиной маме, что женится на ее дочери. Пока Аля, волнуясь, торопливо собирала вещи, Гоша и мама курили на балконе. Гоша успокоил будущую тещу, сказав, что, хотя его профессия и связана с риском для жизни, но человек он обеспеченный и, если с ним что-нибудь случится, все останется Але и детям, которые обязательно у них будут. Молодые уехали жить в Кузьминки, где тихо, без ненужной помпезности расписались.

Очень скоро Аля начала понимать, что совсем не знает своего мужа. Все чаще он становился замкнутым и угрюмым; придя поздно с работы, она могла не застать его дома, а найти в баре напротив в компании молодых ребят из соседних подъездов, уже изрядно выпившим, с какой-нибудь малолеткой на коленях. Алю это глубоко оскорбляло, и она уезжала ночевать к маме. Она видела, что в их отношениях нет чего-то главного, настоящей близости, но в этом не было ее вины. Гоше было жизненно необходимо вести военные действия даже в любви; одержав яркую победу над Алей, он устал и сник, потеряв интерес к этим отношениям. А заставлять мужчину завоевывать себя снова и снова Аля не умела, да и не хотела. Она устала от его и своих обид, упрямого молчания и безразличия Гоши к той моральной боли, которую он ей причинял. Але хотелось мужской заботы, она скучала по непонятно куда пропавшей из их жизни страсти.

Сегодня Але приснился сон. Был солнечный сентябрьский день, она стояла на балконе своей квартиры на восьмом этаже и наблюдала, как ветерок перебирал высохшие после летней жары листья тополей. Пахло городом и теплым асфальтом. Вдруг она увидела, что по дорожке вдоль дома быстрыми шагами двигается по направлению к ее подъезду высокий светловолосый парень со спортивной сумкой в руке. Он поднял голову, увидел Алю и помахал ей рукой. Это был Кирилл! Он приехал за ней! Сердце Али бешено заколотилось, она принялась обрадовано махать ему рукой в ответ и уже хотела крикнуть что-то, как услышала голос: «А как же я?..» Она обернулась и увидела растерянные и обиженные глаза Гоши.

Когда Аля проснулась, часы показывали начало десятого утра. Гоши не было дома. «Странно, - подумала она,  - ведь сегодня воскресенье. Куда он делся?»

За окном было пасмурно. Аля поежилась от холода,  затушила сигарету и еще раз взглянула на записку, оставленную мужем на кухонном столе рядом с чашкой с недопитым кофе: «Я уехал на вокзал. Вернусь поздно».

***
То, что происходило дальше, показалось Але неудачной шуткой или дешевой мелодрамой. Вернувшись домой, Гоша объявил о своем решении уехать жить в Дагестан. Нет, он не советовался, не обсуждал с женой свои планы на дальнейшее существование – он просто ставил Алю перед фактом! В Махачкале у него был приятель, Илья, который переехал туда из Москвы два года назад, оставив здесь жену и взрослую дочь. С тех пор Илья звал Гошу к себе, уверяя, что именно в Дагестане он впервые за сорок лет своей жизни почувствовал себя действительно свободным и счастливым человеком. В Махачкале совсем не было той суеты, которая так угнетала в Москве, он бросил опостылевший офис и больше не слышал писклявый голос давно переставшей быть ему интересной жены. Похоже, что теперь и Гоша решил последовать его примеру.

Сказать, что Аля была зла, значит не сказать абсолютно ничего. Она чувствовала себя обманутой, преданной, брошенной. Целый год ее жизни и самые светлые надежды были растоптаны и безжалостно выброшены на свалку. Раньше Аля не представляла, что может позволить себе в разговоре с мужчиной нецензурную брань, но в этот вечер плотину ее терпения прорвало,  и сквозь нее хлынул поток возмущения и обид, накопившихся за время совместной жизни. Гоша слушал все это с плохо скрываемой скукой, что еще больше выводило Алю из себя.
- Что ты молчишь?! Неужели тебе наплевать на мои чувства?
- Ты сейчас очень некрасивая. Женщинам не к лицу злость. Успокойся и перестань кричать.
Аля вдруг почувствовала опустошение.
- Как я могу успокоиться? Ты бросаешь меня совершенно бездушно.
- Бросить можно предмет. А я просто уезжаю потому, что хочу жить по-другому. Я имею на это право, согласись. В конце концов, это мое решение.
- Но ведь я твоя жена! Ты мог хотя бы посоветоваться со мной?
- Аленька, ты однобоко как-то мыслишь. Если ты вышла за меня замуж, это не значит, что ты вступила в права собственности на мое тело и душу. А ты хочешь безраздельно властвовать в моей жизни. Так не бывает. Ну не получилось у нас семьи, надо иметь мужество признать это. У нас нет детей, поэтому ты не можешь обвинить меня в том, что я подло бросаю тебя с ребенком и без средств к существованию. Ты взрослый самостоятельный человек, работаешь, учишься. Что тебе еще надо?
- Не получилось семьи! – ехидно передразнила его Аля. – Конечно, не получилось. И детей у нас нет. А все потому, что ты постоянно пил и шлялся!
Гоша встал.
- Ну все, хватит. Таким поведением ты пытаешься меня удержать? Это уже неприлично.
Гоша взял с журнального столика ключи и мобильный, сунул ноги в ботинки.
- Ключи у тебя есть. Можешь не торопиться и спокойно собирать вещи. Сегодня я переночую у Димки.
Хлопнула входная дверь. Аля заплакала.

Дома ее встречала мама. Она совсем не удивилась приезду дочери с чемоданом в руках потому, что в глубине души она давно уже ждала, что, приехав в очередной раз ночевать, Аля останется насовсем. Она знала характер своей дочки – вспыльчивый и гордый, не способный долго терпеть унижения. Мама спросила только: «Что ты собираешься теперь делать?»
Грея руки о чашку с горячим чаем, Аля посмотрела на ясное и такое бездонно - голубое небо за кухонным окном.
- На работе я взяла отпуск. Поеду в Питер.
Гоша уехал, даже не сходив с Алей в ЗАГС, чтобы развестись, поэтому оформлять развод пришлось через суд. Но это уже было совсем не важно для нее. Аля вдруг почувствовала, как она устала: устала сражаться с ветряными мельницами, которые возводил вокруг нее ее муж, устала просить любви и доверия, словно нищенка на паперти просит медный грош. Она была абсолютно свободна, и ее ждал Питер с его хмурым небом, уютными кофейнями, свежим ветром над Невой и вдохновением одиночества. 

***

Питер встретил солнечной погодой и голубиными стаями.
Аля вышла на перрон, окутанный легким и прохладным утренним туманом, глубоко вдохнула и огляделась. Ей не хотелось никуда торопиться. Она неспешно двинулась вперед по Московскому вокзалу, такому суетливому, не смотря на ранний час, несколько раз прочла шепотом слово «Санкт-Петербург» на здании вокзала, словно пробуя его на вкус и не веря себе, что приехала, наконец, сюда. Повернулась, чтобы рассмотреть платформы, поезда и людей, прочувствовать эту атмосферу, царившую здесь и знакомую ей с детства по Ленинградскому вокзалу в Москве, вокзалам в Твери, Бологое и Валдае. Атмосферу забытой городской романтики, рюкзаков и баночного пива, гитар за спиной, голубей, клюющих семечки на асфальте, и одиночества в толпе – столь необходимого уставшему человеку. Повернулась и увидела высокого светловолосого мужчину со спортивной сумкой. Сумка исчезла в тамбуре отправляющегося вагона, мужчина махнул рукой и обернулся. Это был Кирилл.

Кирилл тоже узнал ее. Медленно, вразвалочку подошел он к Але. Надо же, какое совпадение, как раз сегодня утром он провожал жену и сына в Анапу. Аля тут же подумала, что для маленького ребенка можно было бы и на самолет раскошелиться, но промолчала. Ей вообще не хотелось с ним разговаривать. Она как-то вдруг почувствовала, что они совершенно чужие люди, и никогда не были близки, это были лишь иллюзии юности, и что обсудить-то им, если уж быть окончательно откровенной, нечего. Правда, Кириллу, похоже, так не казалось. Он с воодушевлением смотрел на Алю и радовался их случайной встрече с энтузиазмом только что освободившегося заключенного. Кирилл только что на целый месяц отправил жену на море и был готов показывать и показывать Але Петербург бесконечно. Его предложение прокатиться по городу отвлекло Алю от вялого созерцания его расплывшейся фигуры. Аля решительно отказалась, сказав, что в Питере ее ждут друзья, и поспешила попрощаться с незадачливым кавалером. Кирилл окончательно остался для нее в прошлом. Как сказали бы психологи, гештальт был закрыт.

Она сдала вещи в камеру хранения и отправилась гулять по городу. Просто так, без цели, чтобы ходить, глазеть по сторонам и дышать городом. Аля гуляла по Питеру и абсолютно ни о чем не думала – невероятная роскошь для взрослого человека. Она прошлась по Невскому, посмотрела в «Колизее» какую-то незначительную для восприятия мелодраму, была на Дворцовой площади, перешла по мосту Неву – реку, дышащую свободой и просто заставляющую вас любить жизнь. Побывав в Петропавловской крепости и пообедав в маленькой кафешке, отправилась бродить по Эрмитажу. К вечеру, прокатившись на речном трамвайчике по каналам, вернулась на вокзал.

Алин поезд отходил поздно вечером. У нее еще было достаточно времени до отъезда, но уже не было сил гулять – так гудели натруженные за день ноги. Аля зашла в здание вокзала и нашла там вполне уютное кафе, в котором и решила скоротать оставшиеся полтора часа. Устроившись за столиком в глубине зала и заказав кофе, Аля подумала, что вся ее жизнь похожа на зал ожидания – ожидания чего-то настоящего… Она сама не смогла бы объяснить, что это такое. Але не нравилась фальшь и никчемные игры, в которые играли окружавшие ее люди. Она постоянно ловила себя на мысли, что почти никому не верит, ищет в поступках каждого человека скрытый умысел, двойное дно, ложь…

Поблагодарив улыбчивого бармена за принесенный кофе, Аля почувствовала на себе чей-то взгляд и повернулась. За соседним столиком сидел молодой мужчина и внимательно изучал ее. Аля хотела отвести глаза и сделать вид, что ничего не заметила – и не смогла. Столько тепла и обаяния было в его улыбке и глазах цвета горького шоколада, в каждой маленькой морщинке на усталом лице. Незнакомец попросил разрешения подсесть за ее столик и Аля, принципиально не знакомившаяся в таких местах, не нашла в себе сил, чтобы отказать. Завязалась беседа. Спустя всего несколько минут выяснилось, что у них много общего: Максим также любил джаз, театр и прогулки по ночной Москве. Он много путешествовал и отовсюду привозил фотографии, которые обещал показать своей попутчице – ведь оказалось, что они ждут один и тот же поезд на Москву! Они непринужденно болтали и смеялись, словно знали друг друга уже много лет, и Алю все время их разговора не покидало чувство, что она уже где-то видела эти коротко стриженные пшеничные волосы, добрые карие глаза… Может быть, она просто нашла своего человека? И ведь надо же было приехать в Питер, чтобы встретить здесь его, коренного москвича!

Стемнело. У перрона их ждал экспресс «Две столицы». Они вместе заходили в вагон, Максим бережно поддерживал Алю под локоть, а в ее голове крутилась знакомая с юности песня: «Он твой мальчик, ты – его девочка…»