Потерянный шанс

- Что же, Александр Петрович, ваш лечащий врач констатировал огромный прогресс, думаю, сегодня мы вас отпустим! – профессор Спасский, директор психиатрической клиники, пошевелив щупальцами правой руки, открыл верхний ящик стола. Заветный штамп, которого так не хватало на бланке о выписке, сам вылез наружу, осмотрелся хитрыми глазами, и затаился на сверкающем всеми цветами радуги бархате.
Александра Глюковского снова накрыло, накрыло жесточайшим образом, как не накрывало уже давно. Острая шизофрения встала на пути к выписке пациента, лечащегося от нее самой уже два года. “Терпеть, - сказал сам себе Глюковский, -делать вид, что все в порядке”.
Товарищ Сталин мирно попыхивал трубкой в креслице у стены, в окне за спиной профессора проплывал розовый слон, а по кабинету носился ребенок в форме хоккеиста с бензопилой и кричал: “Купи диван, купи диван!”. Глюковский, сфокусировав взгляд на лысине Спасского, отчаянно кивал в ответ на каждый вопрос.
-Как себя чувствуете? Хорошо?
- Угу, - розовый слон зацепился хоботом за оконную раму и с интересом заглядывает внутрь.
- Видения эти покинули вас?
- Ага, - у Спасского то ли три глаза, то ли четыре носа. Держаться. Не подавать виду.
- Александр Петрович , - профессор уже занес руку со штампом над выпиской, - вы же искусствовед? Я позавчера картину купил, начинающий автор из Бийска, талант. Можете оценить перспективы, так сказать?
Глюковский понял, что это провал. Вместо ожидаемой свободы – снова мягкие стены, острые иголки и безвкусная каша. Он смотрел на картину и видел чудные яхты, которым, в томную пору заката, захотелось полетать. И вот они, сменив парусину на шелк крыльев взметают ввысь, разрезая облака. Чертова шизофрения! Лучше уж вчерашняя метаморфоза зубной щетки в фалоимитатор…Может там просто Айвазовский, а несчастное сознание опять принялось коверкать реальность? Ох, как же определить, что там настоящее, а что существует лишь в голове больного искусствоведа! А может, настоящие – бабочки?
- П-пейзаж… - выдавил пациент озираясь в поисках поддержки. Слон сочувственно кивнул ему и поплыл дальше своей дорогой. Иосиф Виссарионович, напротив, оживился:
- Ныкита Сэргеевич, помнытся, нэгативно высказывался по отношению к подобной жывопыси, - вождь затянулся, уставившись в потолок.
- Купи диван! – неслось то справа, то слева. Помощи ждать не приходилось…
- Вы, Александр Петрович, признаться право, выглядите слегка… неадекватным. Вас картина смутила? – Спасский по-прежнему держал печать в сантиметре от листа бумаги.
Ловушка! Точно, это же последняя проверка! Какая картина в кабинете начальника психиатрической клиники, разве что портрет президента?! Глюковский, со всем пафосом, на какой был способен, откинулся в кресле, заложил ногу за ногу и лениво бросил:
- Нет там никакой картины. Пустая стенка. А обои у вас ничего, симпатичные.
Когда Александра Петровича, точнее корнеплод,  в который он превратился после ряда уколов, отнесли в палату, Спасский тяжело опустился в гостевое кресло.
- Да, и что такого в этой картине? По мне так – очень даже ничего. Третий случай за неделю… Может в отпуск пора? Не пропадет же клиника без меня…
- Нэзамэнимых людей у нас нэт, - ответил Сталин, выпуская тонкую струйку. – А кадры, как известно, рэшают все.
- Ну-ну, -обернулся к нему профессор, - поговори еще у меня!
Затем помахал пролетающему вдалеке слону и задумался: а не купить ли в приемную новый диван?