2. Вынужденная посадка на минное поле

продолжение
 
2. ВЫНУЖДЕННАЯ ПОСАДКА НА МИННОЕ ПОЛЕ. (летом 1944 г., период освобождения Украины)

***
Тоже случай был, когда на разведку послали. На минное поле вынужденную посадку совершил. Как не погибли.
 Как часто бывало: надо срочно для, не помню какого, штаба. Вроде, туда-назад слетай, за час, а то и меньше - должен обернуться. То ли чего-то с экипажем случилось, потому что не на своем самолете. А на самолете для разведки, были такие «пешки». Без стрелка-радиста – только вдвоем со штурманом. Да еще не со своего полевого аэродрома, а куда-то нас отвезли. Пока самолет готовили, эту фотокамеру заправляли, устанавливали.
А уже ночь почти.
***
На чужом самолете, если приходилось летать, сразу все не так было. Свои люфты и у рычагов этих, и у штурвала, кто как там их регулирует под себя. Если не на своем самолете приходилось лететь – сразу уже нет нужной уверенности.
Я часто вместе со своим техником занимался регулированием, подтягиваешь и так, и сяк, чтобы люфт убрать, но все равно он остается. «Сектор газа» тот же - на панели такой слева, как раз под левую руку два таких рычага торчали. Левый и правый мотор. Локоть на этой панели лежит, а пальцами эти рычаги двигаешь то на себя, то от себя. Во время полета ими постоянно двигаешь. Одновременно оба у меня не получалось, не хватало так пальцы растопырить. У кого руки больше были, они могли. Поэтому каждый по-своему приспосабливался. Отсюда у каждого и своя, так называемая, техника пилотирования. Регулируешь так, чтобы эти рычаги рядом хотя бы были и когда на себя, а потом от себя толкаешь, чтобы одинаковый у них этот «свободный ход» был. 
Особенно если на новый самолет пересаживаешься, не один день вместе с механиком все проверяешь. Где дожать какие-то гайки. На «пешки» своя целая система дросселей, гидравлических усилений - все это надо было под себя наладить. Потом одно дело ты на земле это все крутишь, пробуешь, а другое в воздухе. Поэтому с новым самолетом не один день возишься вместе с механиком до темноты. Вроде отрегулировали вчера, а в воздухе оно не так - после задания опять чего-то подтягиваешь или, наоборот, отпускаешь.
Да и потом все равно нужно было все время подкручивать, проверять – трясет, болтает от тех же взрывов снарядов – смотришь, уже что-то не так слушается, как надо. Механику часто и не объяснишь, как тебе надо, для него вроде все нормально работает. Ему же не лететь. Иногда, если бы сам механик делал, то закончил, а вместе с тобой продолжает возиться, хоть и видно иногда, что уже недоволен. Вроде ерундой уже занимаемся. А это и было как раз не ерунда, как те же рычаги газа отрегулированы, – от этого и зависело, как ты сможешь уже в бою совершать маневр на те самые полметра вперед или назад, вовремя уйти из-под атаки истребителя.
Тоже самое с рулями управления – вниз, вверх, в разные стороны, там эти тросики разные через разные направляющие – где-то сильнее пережато, уже самолет не так слушается.
Поэтому на чужом самолете почти все сразу не так, как тебе привычно.
***
А тут мало того, что уже день заканчивается, но еще и на чужом самолете лететь.И до сих пор не пойму. Сколько раз так было.. Посылают на задание, дают команду взлетать – а как ты взлетишь, куда сможешь, пока видно, прилететь и куда сесть сможешь – даже не обсуждается.. Там уже сам разбирайся как хочешь.
***
Вот и тогда тоже, когда на минное поле сели.
Тогда на «пешке»-разведчике так же - уже в ночь полетели. Только вдвоем со штурманом, без стрелка. Вроде все удачно прошло. И зенитки не очень били – в основном уже вдогонку начали стрелять, и ни одного истребителя. Видно и не ожидали, что кто-то вообще может прилететь в такое время.
Из облачности выскочили прямо над целью, Костя Сафонов, отличный был штурман, отснял нужный метраж.
 – Все нормально, командир, давай домой.

Сафонов такой был штурман, это не то, чтобы случайно так на цель вывел. Не один раз так было, из облачности выскакиваешь и прямо над целью, может, немного только довернуть нужно было. Настолько умел все правильно высчитать, направление, время полета, там нужно было учитывать тот же снос ветра. В облачности летим, ничего не видно, а он приводил именно туда, куда надо. Земли не видно, в облачности летим, только по прибором можно ориентироваться. У штурмана свои были приборы, хороший штурман все время с ними работал, проверял показания, тот же ветер - то боковой, то встречный – меняется. Все это учитывать надо, направление рассчитать и время полета, чтоб в нужную точку выйти. На линейке это своей, логарифмической, постоянно чего-то вычисляет, в какой-то момент курс уточняет, и не один раз так за время полета.. И прямо на цель выводил. Такой был штурман. Иногда и под зенитный огонь почти не попадаешь, сразу по цели отбомбились и ушли опять в облачность. Или отснять нужный метраж - при фоторазведке. Немцы и сообразить не успевали, вдогонку только зенитки стрелять начинали.
***
Не помню, какое задание было в тот раз, кажется, два захода надо было сделать. Каждый раз свое там придумывали. Один раз пролететь над такой местность, чаще – два раза, с разных сторон, как бы крест с определенными координатами пересечения. Было и фоторазведка с боем, чтобы зенитки вскрыть, не всегда они открывали огонь. Немцы тоже не дураки, видят, прилетел на разведку, а потом бомбить будут, поэтому из зениток не стреляли или не из всех стреляли, чтоб не обнаруживать.
А то по квадрату надо пройти над определенным местом, да еще не только по квадрату отснять, но и по двум диагоналям… В штабе каком-то придумывали тоже, а как над этой целью зенитки стреляют, сколько истребителей тебя встречают – им все равно. Там один раз пролететь и остаться живым и то чудом можно. А им давай по квадрату. Часто тебе истребители просто по одной прямой не дают пролететь. Отвернул от этой прямой из-за атаки, до нужной точки не дотянул – опять надо переснимать этот отрезок. Чтобы одну прямую из этого квадрата пролететь, несколько заходов сделать нужно. Крутишься над одним и тем же местом, и с той стороны, и с другой заходы делаешь, чего только не придумываешь. И в облачность прячешься, и пикируешь, чтобы от истребителей уйти, а потом все равно туда же лезешь, чтобы задание выполнить. А немцы тебя там уже и ждут.
Обычно немцы над каждым важным объектом имели пару истребителей, они как охрана в воздухе дежурили. Одни отлетали, другая пара на смену приходит. А если ты там крутишься долго, докладывают, что на фоторазведку прилетел, то они к этой паре могли еще поднять в воздух два истребителя. А то и звено. И начинают за тобой гоняться.
***
Пока отсняли нужное, пока развернулись – а это все время, пока долетели – еще линия фронта только появилась, а уже земли практически не видно. Оно такой синеватой дымкой начинает как бы затягиваться. И видишь сверху, как это темнота к тебе навстречу прямо бежит. Там, где ты летишь, еще видно. Но это земля под немцами. Тут не сядешь. А линия фронта – как те зарницы в ночном небе – только на земле полыхает.
А куда ты летишь, чтобы сесть, - там уже темнота. Там же огней никаких нет. Прифронтовая зона – светомаскировка, сплошная темень. Сориентироваться нельзя: ни где ты находишься, ни где та земля под тобой. А если облачность – то неба и земли не отличишь. Почти все сливается – уже не столько видишь, сколько чувствуешь, что вот земля.. Темень ее как бы плотнее, что ли.   
Взглядом туда, за линию фронта, летишь быстрее самолета – чтобы успеть туда до наступления полной темноты.
На обычном задании от мысли, что линию фронта перелетать, тебя всего начинает сжимать внутри, а тут – ждешь не дождешься, когда окажешься над этой самой же линией фронта. Чтобы хоть немного еще можно было отличать темноту земли от остальной темноты.
А насколько тебе повезет, даже найдя подходящее место, не врезаться во что-то, дерево какое-нибудь растет – его и не увидишь уже. Там уже – повезет не повезет.
***
В этот раз тоже, когда уже отправляли на задание, было понятно, что на свой аэродром никак не успеем прилететь.
Надо на вынужденную садиться. У штурмана спрашиваю, есть тут какой-то аэродром, чтобы успеть сесть. Не редко в таких случаях к истребителям или еще к кому садились. Близко ничего нет, отвечает – значит, куда-то в поле надо пристраиваться.
И тут как раз поляна. Вроде так на опушке леса. Но по размерам подходит и вроде ровная вся такая. Обрадовался, как сейчас помню – вот повезло. Туда падать надо, искать другого некогда.
***
Если была возможность и время, то в таких случаях старались пониже пролететь над местом вынужденной посадки. Осмотреть – мало ли что там может быть. Дерево там какое-то поваленное, овраг какой-то.
Если нормальное поле, то и на шасси садились. Наши полевые аэродромы не намного отличались от простого поля.
Все наши аэродромы – это такие же поля были. Какие-то бугры посрывают, ямы позасыпают, утрамбуют солдаты из аэродромного обеспечение. Это еще хорошо, если как-то разровняют или от травы очистят, вроде как полоса взлетная. Вот и весь аэродром – такое же поле. Для маскировки оно как бы и лучше даже.
***
Тут не было времени всматриваться, но пока заворачивал на посадку как раз над этим местом – вроде нормально, чисто и ровно.   
Пошел на посадку и думаю, а может, садиться с шасси, а не на «брюхо». Поляна почти как и наш аэродром была. Улетать надо ж будет. А если техникам потом чинить надо - оно ж где-то оторвется, поломается чего-то – пока дождешься, когда приедут. Не один день тут прокуковать придется..
Я было уже думал садиться с шасси, а потом буквально в последний момент, да кто его знает – там может яма где-то или пень какой.. Смотрел-то не с такой низкой высоты, да и оно уже в дымке такой, туман вечерний стелился.
И не стал рисковать, шасси выпускать.
***
Нормально сели. Начинаем вылезать из самолета, чтобы оглядеться, как сели и как отсюда теперь улетать будем. Видим, на краю опушки, под лесом, несколько человек чего-то кричат, руками машут.
Далеко, сразу и не понятно – наши или немцы. Оно уже и темно. Чего кричат.. А потом расслышали – вроде кричат: Мины! Мины!
Начали вокруг себя вглядываться.
Костя первый увидел: «Васек, точно – мины. Смотри под правым крылом».
Противотанковая мина. Потом еще одну увидели чуть дальше.
Залезли назад на крыло самолета. Посидели. Чего делать – в кабину опять залазить и ночевать так?
Эти, возле леса, не уходят, но и к нам никто не идет. Ну, чего тут, всю ночь так сидеть?
Говорю Косте: давай за мной, выйдем.
Мины вроде противотанковые, не так опасны, как противопехотные, если и заденешь слегка. Если наступишь – то тут трудно сказать, сработает или нет.
Где-то спичками присветишь, а так – я впереди, штурман метров за пять - так и вышли к этим, которые, как оказалось, в оцеплении стояли. Чтобы никто туда не забрел или не заехал случайно. Немцами поле было заминировано, когда отступали, а наши саперы еще не успели добраться.
***
На следующий день, пока саперы приехали, мы с штурманом таким же образом к самолету пришли. При свете рассмотрели след от самолета и где мины были. Между несколькими минами проползли на «брюхе». А еще до одной - прямо по носу - метров десять не дотянули.
Когда разминировали, самолет помогли на шасси поднять – и улетели мы к себе. Поляна, действительно, оказалось ровной: и без кустов, и трава не густая - не хуже наших полевых аэродромов была.
Как только не погибли?
Если бы я, буквально, в последнее мгновение не передумал на шасси садиться; решил бы самолет поберечь чужой – не на «брюхо» приземлиться – на какую-нибудь из мин, обязательно бы, да наехали………

                ***
начало и продолжение см. http://www.proza.ru/avtor/echorny
Произведения из сборника «Соколиный полет пешки»