Жить дальше

Ранним июльским утром доктор Д. шел на работу. Погода стояла замечательная! Еще не жаркое солнце мягко грело кожу, зеленая, яркая в это время года листва деревьев радостно шуршала над головой, и все вокруг будто наслаждалось располагающим настроением природы. Даже скамейки в парке, казалось, улыбались начинающемуся новому летнему дню. Но доктор Д. был мрачен, и эти прелести погоды не производили на него никакого впечатления. Всегда бодрый и веселый, шутник и балагур, любимец друзей и пациентов, сегодня доктор Д. устало шел на свою постоянную службу, не замечая ничего вокруг. Веселые глаза его будто потускнели, кожа на лице обвисла, и весь облик еще не пожилого доктора говорил о том, что какая-то неведомая тяжесть легла на его плечи.
В больнице, где работал Д., коллеги, уважавшие доктора и всегда готовые побеседовать с ним, прекращали свои разговоры, когда замечали проходящую мимо его задумчивую фигуру, а после того, как она скрывалась за поворотом больничного коридора, только пожимали плечами. Все вопросы, которые обычно задают в таких случаях, были заданы, сочувствующие взгляды и похлопывания по плечу также ушли в прошлое, и перешептывания в кулуарах потихоньку сходили на нет. Угрюмое состояние доктора продолжалось уже больше месяца, однако на расспросы коллег Д. не отвечал, а только печально махал рукой или иногда тяжело и многозначительно вздыхал, но молчал неизменно. Никто не знал, что произошло или происходит с Д., но навязчивыми быть не хотели, поэтому вскоре расспросы почти прекратились. Только изредка кто-нибудь да спрашивал: «Ну как?», но из молчаливого ответа доктора ровным счетом ничего не становилось понятно, потому разговор на том и прекращался... В общем, никто ничего не знал о жизни Доктора Д., но в душе каждый сопереживал и сочувствовал ему, хоть было и не ясно, в чем именно нужно сопереживать и чему сочувствовать…
Нужно сказать, что Д. был замечательным врачом, и, несмотря на наличие в жизни недавно возникших проблем, явно надломивших его, он продолжал активно работать в уже ставшем родным и любимым отделении травматологии обычной городской больницы. Кому-то может показаться, что работа с полуживыми, а иногда и вовсе не подающими на первый взгляд признаков жизни людьми никак не может входить в разряд «любимых». Однако Д. видел особый смысл своей жизни в том, чтобы в один из прекрасных вечеров выглянуть в окно и увидеть бодро шагающего человека, который еще совсем недавно не мог пошевелить и пальцем. Д. ставил людей на ноги в прямом  смысле этого выражения, и это было именно то, что он любил делать и делал уже в течение двадцати лет.
…Как и обычно, доктор пришел в больницу на полчаса раньше начала рабочего дня, помыл руки и переоделся в белый халат. Взяв заботливо приготовленный помощницей медсестрой список состояния пациентов, которых предстояло осмотреть, доктор Д. отправился в обход, который совершал ежедневно. Приходя в каждую из десяти палат, закрепленных, как говорили в больнице, за ним, он ощупывал, прослушивал, просматривал, а также разговаривал с теми пациентами, которые уже пришли в себя и могли рассказать о своем самочувствии.
Обойдя почти всех, доктор Д. зашел в последнюю дверь. В отличие от остальных, это была «одиночка», как называли ее врачи, – палата, где обычно мог находиться только один пациент. Она представляла собой небольшую комнату без окон, три на три метра, где, кроме высокой кровати с перекладинами по бокам для предохранения больного от падения, находились только две небольшие коричневые тумбы, с виду похожие на причудливые радиоприемники, потому что лицевая сторона их была напичкана всякими кнопками, реле и рычажками. Тумбы стояли по бокам кровати, и от них, перекручиваясь и загибаясь, тянулись к ней толстые белые провода и прозрачные трубки с такими же прозрачными лекарственными жидкостями. Если быть точнее, провода и трубки эти шли не к самой кровати, а к человеку, который на ней, как казалось на первый взгляд, спал спокойным умиротворенным сном.
Этот пациент – молодой мужчина – находился в клинике около двух недель, и все это время он ни разу не приходил в сознание. Окровавленного и почти бездыханного, лишенного всяких признаков жизни, его привезли поздней ночью после автомобильной аварии на городском шоссе. Врачи, в том числе и доктор Д., боролись за него до самого рассвета, и благодаря воле Господа Бога и их усилиям мужчина остался жить. Но, несмотря на то, что он дышал самостоятельно, все окружающие его трубки и провода были необходимы для того, чтобы оставалась надежда на его окончательное спасение.
Совершая свой постоянный обход, доктор Д. каждое утро заходил и сюда, к этому пациенту, надеясь увидеть в его позе, дыхании – пусть в чем-то! – признаки хотя бы малейшего улучшения. Однако ничего до сих пор не происходило, и доктор, который больше ничем не мог помочь, только всматривался несколько секунд в бледное лицо пострадавшего, проверял показатели на тумбах-радиоприемниках и, иногда вздохнув и слегка покачав головой, выходил за дверь.
Завершение сегодняшнего обхода доктора Д. протекало по тому же сценарию, который сложился за последние две недели. Он тихонько приоткрыл дверь, словно боясь разбудить спящего ребенка, и вошел в палату. Одинокая лампа, стоящая на одной из тумб и слабо освещавшая пространство, казалась единственным живым существом в этой комнате – ее свет слегка мерцал, словно под плафоном билась крылышками, пытаясь выбраться наружу, настоящая бабочка. Доктор подошел к кровати и, как обычно, осмотрел пациента. Никаких изменений он, к своему сожалению, не заметил, и датчики монотонно работающей аппаратуры продолжали выдавать те же показатели, что и раньше. Вздохнув как-то по-особенному тяжело и постояв у кровати несколько секунд, доктор развернулся и направился к выходу.
– Хорошо подумай.
Непонятные слова прозвучали быстро, но явно и очень твердо. Д. вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Однако ничего, что могло бы привлечь его внимание, не произошло – опутанный проводами мужчина все так же безмолвно лежал, укрытый белой простыней, оставаясь спокойным и недвижимым, а датчики так же монотонно отсчитывали одним им известный ритм. Все было то же – как и несколько мгновений назад.
«Боже, совсем с ума схожу, – подумал Д. – Надо взять себя в руки, иначе я свалюсь, и ему совсем некому будет помочь». Он глубоко вздохнул, будто набираясь храбрости, повернулся и уверенно вышел в коридор.
Вскоре, закрутившись на работе, доктор Д. уже и не вспоминал о недавно произошедшем эпизоде. Работа поглотила его полностью, он был занят то тут, то там, привезли нового пациента, понадобилась срочная операция, и измотанный и без каких-либо мыслей, он вернулся домой, когда часы уже пробили полночь.
…Наступившее новое утро было таким же, как и многие предыдущие, когда посещения пациентов травматологического отделения доктором Д. проходили под чудесное пение птиц за окнами больничных палат и под цокание каблучков то и дело пробегавших по коридорам больницы сиделок по важным и срочным делам. Последним пунктом назначения доктора снова была десятая по счету палата больного, спящего болезненным сном. Но все здесь оставалось без изменений, и доктор, вновь разочарованный, но – увы – не удивленный, повернулся к двери. И тут, уже взявшись за ручку, он явственно услышал из-за своей спины уже знакомый твердый голос:
– Раскайся.
Слово эхом прокатилось по комнате. Доктор пошатнулся, словно кто-то невидимый потянул его за рукав, и, будто дикий зверь, он одним прыжком достиг кровати! Он что, сходит с ума? Нет, нет! Он явно слышал это! Он слышал, слово прозвучало громко и отчетливо. Точно! Но глаза пациента были закрыты, никакого движения не наблюдалось, и датчики не показывали совершенно никаких изменений.
«Так, – размышлял доктор, стоя у кровати и пристально вглядываясь в восковое лицо больного. – Если бы это сказал он, то аппаратура показала бы изменение его состояния. Но она молчит». Непонятно зачем, он поводил ладонью над лицом мужчины, потом даже заглянул под кровать, хотя и так было прекрасно видно, что там никого нет, и, не получив ответа, снова задумался.
«Бред какой-то, – думал доктор. – Я точно схожу с ума». Он попытался расслабить все мышцы, глубоко вздохнул и попятился к двери. Все это время он смотрел на своего пациента и даже дверь открывал, неестественно вытянув руку назад, не сводя глаз с кровати. Но больше звуков или движений оттуда не последовало, и доктор, с неохотой повернувшись лицом в коридор, вышел из палаты.
«Что такое? – Думал он, идя по коридору по направлению к своему кабинету. – Что это? Может быть, я слишком нетерпеливо жду, что он очнется? Но при чем здесь раскаяние?..» Мысли крутились у него в голове, все путалось и мешалось, и уже дойдя до своего кабинета, доктор понял, что у него начинает болеть голова. Ему стало казаться, что это просто его ненормальное состояние в последнее время, что все ему точно показалось, что нужно будет немного отдохнуть, может быть, сегодня лечь спать на час пораньше, «а то так и до инфаркта недалеко». Так рассуждал доктор Д., пока у кабинета его не схватила за рукав операционная медсестра и со словами: «Доктор, совещание же», не потащила в директорский кабинет.
Дальше началась суета, вызовы больных и «экстренное» – в общем, все то, что у персонала отделения травматологии называется работа. Уже к вечеру того же дня, как это и случается с безумно уставшими и отягощенным личными проблемами людьми, доктор не думал ни о чем. И, когда он наконец добрался до кровати, перед его внутренним взором, за закрытыми веками, без какого-либо его желания поплыли белые халаты, больничные кровати, шприцы и ампулы, а где-то далеко-далеко в голове каруселью закрутилось непонятное слово «раскаяние»…
Доктору приснился сон. Будто идет он по пустому больничному коридору, вроде, такому знакомому, и в то же время такому чужому. Двери палат закрыты, вокруг темно, и лишь где-то далеко впереди, в конце коридора, будто в конце пустого тоннеля, горит свет и видны неясные очертания высокой человеческой фигуры. Он медленно, потому что ноги словно ватные, как это часто бывает во сне, движется по направлению к ней. В голове стоит неясный гул голосов, и ощущение такое, что пол сейчас уйдет из-под ног, но доктор упорно продвигается вперед. Подойдя ближе, он с удивлением понимает, что в конце коридора, прямо перед поворотом, стоит его безмолвный пациент, который еще несколько часов назад (это доктор точно знает) лежал без каких-либо признаков жизни в белой палате, окутанный прозрачными трубками. Но недавний пациент, кажется, ожидает своего доктора. Улыбка появляется на его лице, и Д. вдруг охватывает чувство радости, даже восторга от осознания того, что жив этот человек, который стоит здесь сейчас и, наверное, хочет выразить благодарность одному из своих спасителей, то есть ему, доктору Д. Доктор протягивает руку для рукопожатия, но фигура его теперь уже бывшего пациента странным образом начинает отодвигаться от него, контуры ее расплываются, словно в тумане, и только откуда-то издалека доктор слышит странно знакомый голос, который звучит все тиши и тише:
– Почему ты не слушаешь меня? Хочешь спасти его? Раскайся же…
Паника охватывает доктора. Он начинает метаться из стороны в сторону, не понимая, что ему нужно делать, куда бежать, зачем раскаиваться. Но он явно осознает, что должен что-то предпринять именно сейчас, иначе будет поздно!
– Я не понимаю! Не понимаю! Что я должен делать? Что? Ответь! – Его голос глухо звучит в стенах темного туманного коридора. Фигура человека уходит куда-то вдаль, и ее уже почти не видно. Доктор пытается бежать ей вдогонку, но ноги отказываются его слушать, и он падает на пол. Доктор хочет крикнуть что-то еще, но не может и… просыпается.
Весь покрытый холодным потом, Д. очнулся и тут же вскочил с постели. Ощущение чьего-то неявного присутствия не покидало его, а услышанные во сне слова крутились в голове, повторяясь снова и снова. «Что же это? – Проносились мысли у бедного доктора. – Это что-то значит, что-то значит. Я знаю».
Быстро одевшись, доктор выбежал на улицу. Утро уже наступило, но воздух вокруг еще дышал влажными ароматами летней ночи, и на улице не было ни души. Не понимая, что делать и куда направляться, доктор, сам не зная зачем, помчался в больницу. Но осознание того, к кому он бежит, пришло только тогда, когда он подходил к месту своего назначения. Пройдя пост охраны, миновав петли всех больничных коридоров, ведущих к его отделению, доктор Д. добрался до нужной палаты. Отдышавшись и секунду помедлив возле двери, он решительно нажал на ручку и вошел в темное помещение.
Не зная, что все-таки ему здесь делать, Д. остановился у кровати. Его пациент неподвижно лежал, не подавая признаков жизни, и доктор в замешательстве и растерянности стоял и смотрел на это спокойное, умиротворенное лицо. Вся возникшая ситуация вдруг показалась ему абсурдным происшествием, в котором не было никакого смысла. Ну, что может он, стоя здесь, у кровати неподвижного человека? Что изменится от его присутствия в этой безмолвной палате?.. Личное горе, усталость, странности происходящего начали брать верх над сознанием доктора. Отчаяние охватило его, ему хотелось бежать, бежать и бежать – дальше от этого места, дальше от всего, что пыталось помутить его рассудок. Он уже собрался уйти, как вдруг отчетливо увидел, что губы его пациента задвигались, и он ясно услышал в тишине больничной палаты все тот же уверенный голос:
– Иди, он ждет.
Доктора охватил ужас. Приборы все так же пели свою монотонную песню, больной все так же лежал в своей обычной позе, но слова, пришедшие сюда из потустороннего мира, тяжелым грузом легли на плечи доктора Д. «Я видел, видел это!» – шептал ошеломленный доктор, медленно отступая от кровати. Сердце его бешено колотилось. При этом сознание было включено и работало в своем нормально режиме. Он попытался успокоиться. «Так, – думал он, – допустим, что все это было: я слышал то, что слышал, и видел то, что видел. Хорошо. Уже лучше. Но что же мне с этим делать?!» Этот вопрос вышел на первый план. Доктор решил смириться с тем, что с ним происходит что-то странное, но как человек рациональный, он сразу задумался о том, куда теперь девать весь этот немыслимый багаж. «Раз я слышу, – крутились мысли в его голове, – надо подумать – зачем». Он вспомнил все, что услышал и увидел в этой палате и за ее пределами по «вине» своего пациента. «Раскаяться. Но в чем? Что я сделал??? И кто «он»? Боже…» Д. недоумевал. И тут откуда-то снаружи до его слуха стал доноситься приглушенный, но четко осознаваемый звон колоколов церкви, которая находилась неподалеку от больницы. Доктора словно кто-то толкнул. «Туда!» – пронеслась мысль в его голове, и он ринулся к выходу.
До церкви, где звонили колокола, было всего метров триста, и доктор преодолел их за несколько минут. Несмотря на раннее утро, ворота церковного дворика были открыты, и доктор вбежал на территорию. Не обращая внимания на ухоженный цветочный пейзаж церковного прихода, он быстро поднялся по крутым ступеням к двери и, наскоро перекрестившись, шагнул внутрь.
Утренняя служба еще не начиналась, церковь была совершенно пуста, и на доктора со всех сторон, словно давно ожидая его появления, смотрели с намоленных, древних икон лики православных святых. В храме стояла тишина, такая особенная и ни на что не похожая, которую можно услышать, почувствовать и понять только в старом православном храме. Лишь впереди, почти у самого иконостаса, горели и слегка потрескивали три свечи, которые кто-то уже успел зажечь этим ранним утром…
– Помогите…
Именно это слово, эта мольба неожиданно слетела с губ доктора Д. Он не знал, что еще сказать, кого позвать, он не знал, зачем он здесь и что ему делать дальше. И, словно услышав его крик, родившийся в самых глубинах души Д., откуда-то сбоку, из-за иконостаса уверенно вышел священник. Это был молодой человек, приятной наружности, с красивой темной бородкой, которая, как сразу заметил доктор, удивительно шла к его черной длинной рясе.
– Что случилось? Откуда вы? – Молодой священник, будто почувствовав отчаяние раннего прихожанина, пытался успокоить доктора Д. своим мелодичным голосом. – Чем я могу вам помочь?
– Я не знаю, – ответил доктор, но этот странный ответ, судя по всему, священника нисколько не смутил.
– Ничего страшного, – сказал он, – меня зовут отец Михаил. Давайте подумаем вместе.
Эти, казалось бы, простые человеческие слова сразу успокоили доктора, и он, одновременно с облегчением и с готовностью, вздохнул.
– Я не понимаю, что со мной, – начал он. – Я должен в чем-то раскаяться, но я не знаю, в чем именно. Да и зачем – я тоже не знаю.
Высказавшись, доктор подумал, что все это, наверное, звучит глупо, но отец Михаил молчал и только слегка покачивал головой, словно говоря: я понимаю, понимаю. И доктор продолжил.
– Я не делал ничего дурного, стараюсь жить правильно, как положено, в общем. И я даже не знаю, что говорить…
Он повел плечами, будто в растерянности.
– Кто вы по профессии? – Заинтересованно спросил отец Михаил.
– Я врач, работаю в больнице здесь, недалеко.
– Вы помогаете всем, кто просит вас об этом?
Вопрос показался доктору странным, но он ответил:
– Да, конечно, всем.
Д. замолчал. А так ли это? Сомнение закралось в его сознание. «Что за вопрос? Зачем? Может быть, я что-то упустил?..»
Священник будто прочитал его мысли:
– Вы сомневаетесь? Подумайте хорошо. Может быть, вы обидели кого-то и не можете вспомнить? – Голос его звучал успокаивающе и заставлял довериться ему до конца.
Доктор молчал. Может быть. Но когда? Кого? Ушедшие дни проплывали в его памяти вереницей многочисленных событий, участником которых он был. Дом и больница, коллеги и пациенты…
И тут он начал вспоминать…
– Я не знаю… Может быть… – Он словно запнулся. – Где-то два месяца назад к нам привезли мальчика. Он был без сознания. Кажется, упал с велосипеда… Но у нас не было места, и я не принял…
– И что же было дальше?
– Понимаете… – Д. на секунду замолчал. – Я просто не мог принять его, когда не было места! Поймите! – Это последнее слово он уже почти прокричал.
– Я понимаю, – спокойно ответил отец Михаил.
Доктор заговорил быстрее, с жаром:
– В тот вечер я так устал, так измучился. Только что из операционной, чуть не валился с ног. И тут привезли его. Я осмотрел, но, кажется, не особо внимательно. У меня не было сил. Это был мой долг, да, мой долг, но я не мог. Я сослался на то, что не было палаты, чтобы положить мальчика, ее не было, это правда! И я отправил его дальше, в другую больницу…
Доктор снова замолчал. Молчал и отец Михаил.
– Да… Я предал его. Я предал его, я предал себя и свой долг.
Он совсем сник. Он допустил ужасную ошибку!
Д. упал на колени и заплакал. От отчаяния, безысходности, тяжести, которая навалилась на его плечи в последнее время. От раскаяния…
– Неужели он умер? Умер из-за меня… – Прошептал он.
– Пожалуйста, успокойтесь, – священник присел рядом с доктором и взял его за плечо. – Он жив, с ним все в порядке.
Эти слова, которые отец Михаил произнес так тихо и спокойно, были для доктора Д. как гром среди ясного неба, но гром, которого он словно давно ждал!
– Как?! Откуда вы знаете? Откуда вы знаете, что это именно он???
Удивлению доктора не было предела. И еще… у него появилась надежда…
Священник улыбнулся.
– Ко мне приходила женщина, мама мальчика. Она рассказала мне их историю. И про вас рассказала, – он многозначительно кивнул. – С мальчиком все в порядке, и они не держат на вас зла.
Доктор поднялся, за ним встал и отец Михаил. Д. посмотрел прямо в глаза священнику и произнес:
– Если вы говорите правду… Ой, простите! Я не сомневаюсь в ваших словах. Я только хотел сказать, что… Не знаю… Я очень рад! Но мне нет прощения! Я не должен был так поступать!
– Бог простит вас. Бог простит. Главное, что вы раскаялись. Идите с миром. И да будет покой в вашей душе.
Отец Михаил перекрестил испуганного и в то же время счастливого доктора и снова улыбнулся. И было в этой улыбке столько света, что и доктору стало светло и хорошо, будто нечто тяжелое, что давно давило на него, теперь отступило…
– Спасибо вам, отец Михаил. Спасибо…
Д. повернулся и направился к выходу. Мыслей в голове не было никаких, он не помнил, как подошел к дверям, перекрестился на пороге и помахал рукой отцу Михаилу. Он спустился в садик перед церковью, прошел через него и вышел на уже начинавшую заполняться людьми утреннюю улицу.

Доктор брел по дворикам своего родного города, казалось, не разбирая дороги. Он просто шел и шел, все больше удаляясь от места своей работы, где его уже ждали коллеги и пациенты. Он шел и думал…
Тайной, которую так тщательно хранил доктор Д., было то, что у него серьезно болел девятилетний сынишка. Этот ребенок стал смыслом всей жизни доктора Д. и его жены – такой озорной и веселый, поздний ребенок, он внес в жизнь доктора ту искру, тот огонек, который давал ему возможность видеть значение своего существования на этой земле. Но два месяца назад сын доктора Д. заболел, впал в стояние комы и уже несколько недель не выходил из нее. Врачи бились за жизнь ребенка, но сделать ничего не могли. Теперь они только разводили руками и говорили, что нужно ждать. Доктор Д. ждал. Он страдал и мучился, но ждал и терпел. Сына по его просьбе положили в другую больницу, не туда, где работал он сам, потому что Д. понимал, что в противном случае он просто не сможет работать и будет сидеть у постели своего единственного сына дни и ночи напролет. Сейчас же возможность посетить больницу, где лежал сын, была у доктора всего раз в неделю – в субботу, когда график посещения совпадал с его выходным днем. В редкие для доктора моменты пребывания в стенах чужой больницы он часами сидел у кровати своего больного ребенка и пытался понять, как же ему жить дальше…
Пройдя несколько кварталов, доктор Д. очнулся от своих глубоких дум. Он осмотрелся, попытался прийти в себя и не без удивления обнаружил, что стоит перед больницей, где лежит его сын. Ноги сами привели его сюда, повинуясь какому-то неведомому инстинкту. Доктор, долго не раздумывая, направился к дверям и, поднявшись по ступеням больничного крыльца, зашел в прохладный холл.
В холле больницы не было ни души, лишь за стойкой регистрации стояла девушка в белом халате и изучала что-то в лежащих перед ней пачках медицинских карт. Доктор подошел к ней.
– Простите.
Девушка подняла голову от бумаг и внимательно посмотрела на Д.
– Я хочу увидеть своего сына. Я понимаю, что сегодня не положено, но мне очень нужно…
Как ни странно, девушка в белом халате не стала разубеждать доктора или выражать свое недовольство относительно его просьбы, как это часто бывает, когда кто-то просит посещения в неурочный час. Она только на секунду задержала взгляд на, видимо, заметно измученном лице Д. и кивнула.
– Как ваша фамилия?
Доктор назвал себя. Она взяла трубку внутреннего больничного телефона и набрала трехзначный номер.
– Иван Петрович, тут пришел доктор Д. Он хочет видеть своего сына.
На другом конце провода что-то, судя по доносившимся до доктора звукам, бурно заговорили.
– Вас просят обязательно подождать, – произнесла несколько недоуменно девушка в белом халате, положив трубку. – Сейчас.
– Спасибо, – ответил доктор и направился к дивану, который стоял тут же в холле.
День только начинался, а он уже так устал…
Девушка за стойкой продолжала внимательно смотреть на него, когда он присел в ожидании неизвестного ему Ивана Петровича. А может, не его он ждал? Наверное, он ждал чуда…
Через несколько минут в холл стремительно вбежал пухленький лысый человечек в очках и белом халате и сразу рванулся к доктору Д. Доктор поднялся.
– Вы доктор Д.? Да, да, я знаю, знаю! – Он говорил быстро, активно жестикулировал, и радостная улыбка сияла на его лице. – Вот вы и пришли! Мы вас искать кинулись, а вы уже тут! Чудо! Чудо какое-то! – Тараторил Иван Петрович. Доктор же ничего не понимал.
– Какое чудо? Что случилось?
– Мальчик, мальчик ваш, – просиял Иван Петрович, – очнулся он! Очнулся!!! Слава Богу, слава Богу! Час назад пришел в себя! Теперь опасность позади, все будет хорошо, хорошо!..
Иван Петрович еще что-то говорил, но доктор уже не слышал. Сознание его, как ему показалось, окончательно помутилось, очертания пухлого Ивана Петровича вдруг стали расплываться, его бодрый голос ушел куда-то в сторону, а потом наступила тишина.

Наверное, не нужно описывать состояние доктора – его такое долгожданное счастье. Когда Д. привели в чувство после обморока, случившегося при Иване Петровиче, все уже было хорошо! Его ребенок снова жил, а значит, и жил он сам! На свидание его пока не пустили, сказав, что только завтра, но это было уже не важно. Важно было то, что чудо, которого доктор так ждал, наконец произошло. Произошло, когда он уже начал впадать в отчаяние и иногда переставал верить. Но та вера, которая оставалась, оказалось, не была напрасной…
Окрыленный доктор Д. летел на работу. Его ждала любимая больница, его дорогие пациенты. Он быстро домчался до места и вбежал в знакомый лабиринт белых больничных коридоров. Он еще не дошел до своего кабинета, как его окликнули:
– Ты слыхал новость?
Это был заместитель главного врача больницы. Голос его, обычно жесткий и суровый, сейчас звучал радостно и бодро, и доктор Д. подумал, что о его счастье уже знают и тут. Но не успел он даже удивиться этому и что-то ответить, как тот продолжил:
– Твой-то, этот парень из аварии, очнулся, наконец! Вот ведь жизнь, а…
Он как-то облегченно вздохнул и хотел добавить что-то еще, но доктор Д. уже бежал в дальний конец коридора. Не останавливаясь, он на ходу влетел в палату своего еще недавно неподвижного пациента и в изумлении остановился на пороге.
– Здравствуйте, доктор, – повернул голову на шум вбежавшего доктора Д. его теперь уже точно оживший больной, который все так же лежал на кровати, но уже по-другому – легко, как лежат те, кто освободился от долгого и мучительно сна. Он слабо улыбнулся и медленно произнес фразу, которую переживший столько чудес доктор Д. будет помнить на протяжении всего своего жизненного пути:
– Ну вот, доктор, дело сделано, теперь можно жить дальше.