3. Сухой закон и Молоко любимой женщины

Что-то я не припомню, чтобы в «Ракетчиках» много пили. Хотя водку впервые я попробовала именно там. В 17 лет. Шампанское на семейной новогодней вечеринке наливали родители, когда мне было 15. Я, смущаясь, пила, тщательно скрывая свои положительные эмоции. Главное – не выдать, что понравилось. Странный позыв. Почему это надо скрывать? А зачем тогда родители, не представляющие праздника без спиртного, предлагают выпить подростку? Они ждут, что неокрепший умок собственного чада сразу распознает зло? И откажется от соблазна раз и навсегда? Непонятно. 
       Это у нас называлось «прописка». Новичок должен организовать вечеринку. С алкоголем, ясное дело. Моя «прописка» состоялась в фирменном поезде «Иртыш», Омск-Москва. Ко мне примкнули Танюшка и Маринка. Сбросились по рублю на столовое вино. Старшие товарищи накрыли аппетитный стол. И достали водку. Предложили. Согласилась. Что такое первая рюмка? Это радостное возбуждение накануне. Ожидание чего-то неясно захватывающего. Ощущение себя взрослее? Пожалуй, да. Есть в этом что-то от ожидания секса…не первого, но всё ещё таинственного. Рюмку залпом! Поперхнулась. Лёгкое головокружение. Тело ощутимо теряет в весе. Нет, вес распределяется по телу неравномерно. Чем ближе к земле, тем тяжелее. Если за спиной были сложены крылья, то они медленно, потягиваясь и  потряхивая перышками, расправляются. Вдруг становится невероятно весело. Жизнь прекрасна и удивительна! Уютное купе, приглушённый свет. Колёса по рельсам раскачивают вагон с нами. Подружки и старшие товарищи о чём-то тихонько галдят, перебивая друг друга. Мне хочется быть в центре внимания, но ещё не с чем…Нечего сказать, нечего показать. Могу спеть! Не то чтобы я хорошо пою, а просто очень хочется…  Я не напилась сдуру. Не было алкогольного отравления с испорченной ночью и убийственным утром. Будет ещё, разумеется, но потом.   
    С прописки началась моя первая командировка. Мы ехали на конкурс ансамблей песни и пляски ракетных войск. Хотели быть лучшими. Близился 1985 год.  40-летие Великой Победы Советского народа над фашистскими захватчиками.  Конь выписал нам столичного постановщика танцев, чтобы полностью обновить концертную программу. С учётом надвигающегося события. И блеснуть на конкурсной сцене. Постановщик Товерович как-то сразу нам не глянулся. Маленький, старый и наглый. Хам. Трамвайный! «Чо ты рот разинула, дура? Ха. Как раз по моему размеру», - самый рядовой пример общения Мастера с учеником. Пардон, ученицей. Ненормативная лексика – главное выразительное средство.
      Он старательно вбивал в нас, во всяком случае, я это остро ощущала, понимание того, что «ничтожество» - это самое подходящее и самое мягкое для нас определение. Но мы не гнулись!  И не ломались. Чувство юмора нас спасало.  Номера, которые ставил Товерович, не блистали ни техникой исполнения, ни композицией, ни сценическим рисунком, ни музыкальным оформлением. Они вообще не блистали! Финальный танец был и вовсе карикатурным.  Концентрационный лагерь. Ночь. Узники в серых робах (обычные рабочие халаты наши войсковые художники располосовали белой краской). Маются в неволе. Узники – это танцовщики. Мы под какую-то заунывную мелодию раскачиваемся в стороны на полусогнутых ногах. Старательно, лицом и телом, изображаем смертную муку. Уже смешно. На стоящего рядом лучше не смотреть. Чревато взрывом хохота. А этот проступок будет наказан бранью. И вероятнее всего, непристойной. Ну, вот так мы вгоняем зрителя в ужас. Они съёживаются от представления. От представления, того, что может быть дальше…расстрел или сжигание заживо в печах этого «Освенцима»… Но слава Советской армии! Приходит Освобождение! Бывшие узники распрямляют плечи, сбрасывают серые робы. И в парадной военной форме становятся под красные знамёна! Фанфары! ****ец! Жюри было просто обязано отдать нам главный приз.   (За такое прочтение исторического момента следовало бы закатать этого Сивку, чтобы неповадно было. А вместе с ним и нашего Коня. За профнепригодность. Этот Товерович ведь, нехило заработал. Интересно, а тогда уже брали откаты? Или капитана Снитко банально развели?)
      Прописка закончилась тихо. Я, Танюшка и Маринка пошли спать в своё купе. Моя полка – верхняя. Я с детства любила именно верхние полки. Иллюзия отрешённости. Такая лёгкая изоляция. Устроившись поудобнее, я приготовилась уйти из реальности…глаза закрываются, рельсы поют колыбельную…звуки становятся тише. Блин, что за возня? Открываю глаза. Это ещё что??? Сон улетел без обещания вернуться. Напротив меня солдат Сергей старательно и неторопливо любит свою молодую жену. Танюшка сладко причитает: «В титечку поцелуй, в титечку…» Я не протестую. Их можно понять. Армейская служба, даже неподалёку от жены – неволя. Надо ловить момент. И как не прокрасться ночью к любимой? А ведь это Любовь.               

        Романтическая история длится уже несколько лет. Их тянуло друг к другу с детства. Лет с десяти. Ещё со времён «Счастливого детства». Так назывался ансамбль танца. В пятнадцать – столько было Танюшке, Сергей на год старше, произошло первое сближение сердец. Безопасное. Дело ограничивалось поцелуями.  Весной 83-го «Сибирочек», мы с Танюшкой заканчивали девятый класс, поехал в ГДР. А Таня и Сергей остались. Обоих не отпустило руководство школ из-за двоек. Им уже тогда было не до учёбы. Мы знакомились с заграницей, а влюблённые познавали друг друга. Поздней осенью, где-то в ноябре моя мама меня спросила: «Лен, а Татьяна не беременна?». Сказать, что этот вопрос застал меня врасплох, мало. Мне это даже не приходило в голову! Чистая душа…Спросить об этом у лучшей подруги я не решилась. Ведь если так, а она мне ни слова, значит, не хочет. Логично? Зато моя мама действовала решительно. Она отправилась к Валентине Ивановне, Танюшкиной матери. И задала ей тот же вопрос. Оказалось, что тётя Валя уже об этом думала, но дочь категорически всё отрицала. А срок уже был шесть месяцев! Таня затягивала живот эластичным бинтом. Она отплясывала на репетициях и качала пресс на шведской стенке в школьном спортзале. А я решала за неё и за себя контрольные по алгебре. За себя на «3», за подругу на «4». Никто ни о чём не догадывался. Самое страшное для женской половины семейства было сообщить эту Новость папе. Тётя Валя называла дядю Толю «САМ».  Сергей поступил, как настоящий мужик. Пришёл к отцу возлюбленной и попросил её руки. Потом отправился к директору нашей школы. «Я беру в жёны вашу ученицу.» !!! ЧП в масштабе одной школы. Не знаю, как там это пережили наши учителя. Скорее всего, досталось нашей классной даме за педагогическую близорукость. А мне они тыкали этим происшествием до выпускного бала. «Что, всё пляшешь?  Ну, допляшешься! Одна уже доплясалась…» Ну надо же, какая связь между хореографией и сексом несовершеннолетних! Тоже мне грязные танцы!
      В декабре они поженились, я была свидетельницей со стороны глубоко беременной невесты. Обряд был очень скромный, будничный. До свидания, школа. В феврале Танюшка родила Катю.  А в марте Серёгу призвали служить. Его семейные обстоятельства и хореографические умения учли в военкомате. «Ракетчики». Что б я так жил! Жена за мужем пошла в армию. Она, конечно, его подкармливала. Увольнение Серёга проводил, не болтаясь по киношкам и женским общагам, а в тёплой постели жены и за хлебосольным столом тёщи. Это была Любовь. Однозначно. Уставных увольнительных ему было мало. Поэтому он ходил в самоволку. После того, как его в очередной раз застукали за этим грубым нарушением внутреннего распорядка, Сергея отправили дослуживать на Алтай, в Алейскую ракетную часть. Целый год. Я помню, как мы провожали его и ещё нескольких проштрафившихся артистов на вокзале. Танюшка плакала. Но он вернулся, как и полагается, по Приказу. И Серёга построил для семьи Дом. Вообще-то пристрой к дому родителей. Но это был их собственный Дом. К окончанию строительства родился желанный Ваня. Как мне хотелось такого же бабьего счастья! Сергей просыпался ранним утром, готовил для семьи завтрак. Будил свою жёнушку: «Танечка, вставай!». Танюшка не знала, как собрать мясорубку. И праздничный стол, и зимние заготовки никогда не были её проблемой. Сергей был готов для семьи на всё. Работать пошёл на завод, собирать моторы для самолётов. Работяги в восьмидесятые получали втрое больше инженеров. Пил в меру и только по праздникам. К тому же на этих праздниках был главным весельчаком. Сказка! И тут произошло то, чего никто не ждал. Проклятые девяностые. У Серёги в одночасье снесло крышу. Всем захотелось заниматься Бизнесом. Срубать деньги, нет, тогда уже бобло по лёгкому. А ведь некоторым Бог дал золотые руки, совсем не предполагая для счастливца иного занятия. Но Сергей об этом  не знал. С завода ушёл. К тому времени отлаженный десятилетиями механизм крупнейшего оборонного предприятия начал давать сбои. А друзья предложили торговлю. Серёга стал всё больше времени проводить за порогом дома. Всё чаще приходить навеселе. Он твёрдо верил в свои коммерсантские силы. И, несмотря на предупреждение друзей, взялся продать большую партию палёной водки самостоятельно. Просто выехав в ближайшие сёла. Водку забрали менты. Серёгу поставили на счётчик. Он сник. Недели две отсиживался дома. Татьяна всем гостям отвечала, что дома его нет. Потом решился выйти. Собрался и пошёл баню, попариться. Его не было полгода. Родные не знали, что думать. Но думали о хорошем. И пришло письмо из Крыма. Сергей писал, что работает. Купил землю под дом. Построит и заберёт семью в тёплые края. Вернулся ещё через полгода. Худой и изрядно пообносившийся. Добирался от Симферополя до Омска на электричках. Пить стал много, самозабвенно и со злостью. Семья рушилась на глазах. Татьяна не могла принять очевидное: прежней жизни не будет. Пришлось осваивать мясорубку. Это была Любовь??? 
               
     Я не мешала им любить друг друга. Отвернулась и накрылась подушкой, чтобы не слышать сладких стонов. Мне было досадно. Оттого, что это происходит не со мной и  оттого, что мне не дают спать.    

       Из Москвы мы поехали в Ватутинки. Нас разместили на базе ЦСКА. Обшарпанные стены. Быт аскетичный. Магазинов в округе немного, и все не содержат ничего для нас интересного.  Выступление завтра. Лёгкая дрожь. Вечером и утром репетиция в полную ногу. Острое желание победить на конкурсе. Смотрим выступления конкурентов. Неплохо. Так себе. А вот это здорово! Наш выход. Работаем, не думая. От души. А где овации? Похлопали, конечно. Но мы-то надеялись… Потом оказалось, что можно было обойтись без выступления. Одна фамилия нашего Великого Постановщика в заявке сработала для жюри, как красная тряпка известно для кого. Прославленным оказался Мастер в определённых кругах. А нашей новой программе лет пятнадцать не меньше. Расстроились. Не сильно. Потом даже посмеялись и над собой, и над Конём. Над начальником ансамбля   позлее. Зато завтра свободный день. Можно в Москву, по магазинам! Вечером отметили бесславное завершение конкурса. По чуть-чуть. Разошлись по своим комнаткам. К слову, балет, вокал и музыканты вместе по каким-то неизвестным мне причинам не выпивали. Скорее всего, наши мужские голоса – тенор и баритон собирались с альтом, скрипкой, контрабасом и баяном.  Всех их объединяла служба. Они были сверхсрочниками. А мы вольнонаёмными. Со срочниками не пил никто. Дурной тон. Только  златоголосая Ленка Аванисова, шалава, каких свет не видел, как обычно, тёрлась с солдатами. Кормила и поила ребяток. Она была молода, лет двадцати двух и вполне хороша собой. У Лены была одна, ну очень неприятная особенность. Она дурно пахла. Очень дурно. Настолько, что приближаться к ней менее чем на метр было нестерпимо. Правда, многие солдатики были готовы это терпеть. А что делать! Но пела она и вправду здорово. Два её хита – «Смуглянка» и «Черноглазая казачка» неизменно заводили зал. Солдаты, конечно, тоже по возможности пили. Но осторожно. Во всяком случае, громких историй на моей памяти не было. Была такая слабость заметна для окружающих только у Тенора, исполнителя другой популярной в нашем репертуаре песни «Соловьи, соловьи». Виктор Тис был грузным дядькой с крашеными усами. Служил уже лет пятнадцать в звании старшего сержанта. Нисколько не обаятельный. Зануда. Вот о нём, о его пьяных приключениях время от времени ходили в ансамбле байки. По одной из таких, Тиса в военную комендатуру сдала собственная жена. Отсидел на губе, как миленький. Правда, не помогло.  Ни ему, ни его жене.
       Был у нас в ансамбле ещё один приметный персонаж. Тамарка Баташова. Тоже вокалистка. Но ей по силе и красоте голоса до Аванисовой было не дотянуться. Пергидрольная блондинка лет сорока с кудрями от бигуди. В оплывшем теле. Пошло розовая помада и пошло голубые тени. Концертное платье с бесстыдно открытой спиной и грудью. Её томный выход с песнями советской эстрады неизменно сопровождался солдатским улюлюканьем. Тамарка  досталась обновлённому составу «Ракетчиков» по праву наследования. И как она удержалась после тотальной чистки? Злые старшие товарищи говорили, что она «знала, кому дать». Одинокая стареющая баба Баташова в ансамбле ни с кем не дружила. Но знала все сплетни воинской части, включая штаб армии. Её «мирная» жизнь нам была неизвестна. Все знали, что Тамарка - ****ь. Но свечку, как и поимённый список её ухажёров,  никто в руках не держал.
        Как относилось к алкоголю начальство, доподлинно не  известно. Два капитана с личным составом не пили. Не тот уровень. Это понятно. А на самом деле? Каковы были их, так сказать, искренние чувства к этому традиционно любимому в советском народе продукту? Про замначальника ничего не знаю. В командировки с нами он практически не ездил. А только там была возможность совместного распития. А Конь однажды выпивал, знаю. С тем самым хмырём в поезде, который посягал на Танюшкину честь. Значит, уважал это дело.   В общем, картина представляется более и менее ясной: выпить ансамбль любил и мог. Но без излишеств. И проблемой для концертной деятельности  не было. Это к сведению.
     Поход по московским магазинам закончился для меня так же бесславно, как и конкурс. Джинсы для папы, как известно я купила. Вечером, передвигаясь хаотично по торговым улицам столицы нашей Родины, мы встретились со старшими товарищами. Демонстрация трофеев. Я уныло помалкиваю. Мне предъявить старшим товарищам нечего. Но я ещё намерена купить апельсины. Поэтому сохраняю интерес к продовольственным магазинам.  Вместе заходим в очередной. Старшие товарищи – в винно-водочный отдел. Марочное вино. Это тоже дефицит в нашем сибирском городе. Немецкое. Очень известное среди сибирских знатоков дефицитных марочных вин. «Молоко любимой женщины». Мне это название кажется пошлым. Я не покупаю вина. Без надобности. А наши берут. Во что же их положить? У кого-то находится свободная авоська. Авоська – если кто не помнит или не знает, это такая чудесная советская сумочка. Сплетена из мягких прочных нитей.  Если пуста – занимает ничтожно мало места. Легко помещается в кармане или дамской сумочке. Сама же может вмещать внушительного объёма предметы. Обладает невероятным качеством: любой может увидеть, что именно приобрёл советский гражданин и теперь несёт домой. А может это разработка КГБ? Ведь порядочному человеку скрывать от товарищей нечего. А если ты не порядочный, и скрываешь от любопытных глаз содержимое своих сумок, значит… Так вот в такую авоську вошло всё купленное «молоко». Восемь бутылок. Выглядит внушительно. Сразу видно, из Сибири. Возвращаемся в Ватутинки. Мне дают понести авоську с вином. Навстречу Конь. Здороваемся. И как-то, мне ещё тогда показалось, гаденько так ухмыляется. Смотрит при этом на авоську в моих руках. Ну мне  то скрывать нечего – сумка не моя, вино не моё… Это я так думала. Про «Молоко любимой женщины» все забыли быстро. Я так сразу. Остальные - после распития трофейного напитка. Помнил о нём Конь. Это выяснилось через полгода. И вот при каких обстоятельствах. 17 мая 1985 года. Михаил Горбачёв издаёт знаменитое перестроечное Постановление «О мерах преодоления пьянства и алкоголизма.» Новый реформаторский документ публикуется в центральных газетах. Начальник ансамбля собирает весь личный состав в концертном зале офицерского клуба. На сцене – руководство «Ракетчиков». В зрительном зале подчинённые. Партер – вольнонаёмные и сверчки, на галёрке – солдаты. Капитан с важным видом достаёт газету  «Правда». Сбивчиво читает.  Волнуется. Тишина в зале абсолютная. Даже никто не кашляет. Ни хрена себе! Сухой закон? Борьба с пьянством. Не то чтобы мы, девочки, обеспокоились грядущими мерами по искоренению. Но смутное понимание больших перемен в стране, да нет, в родном городе, да нет – в каждой семье (и в моей? ), будоражило сознание. Галёрку как-то сильно будоражило. Сверчки шептались. Лица их были тревожны. Наверное, думали о том, что сегодня это новое большое для СССР дело надо обмозговать обязательно. С поллитрой. Личный состав погрузился в раздумья. «Всем необходимо изучить постановление Совмина. Отнестись к решению Партии надо серьёзно и сознательно,» - это Конь. Ага, а как же иначе! Я начинаю хихикать. «Я прошу слушать внимательно! Кованцева, вас это тоже касается.» И вот опять эта гаденькая ухмылочка. «Запомните, пожалуйста! ВАМ НЕ СЛЕДУЕТ СПАИВАТЬ СОЛДАТ.» Что??? Мгновенно краснею. Я правильно всё поняла? Голова закружилась. Ножки  ватные, ручки дрожат. Без раздумий встаю. «А ВАМ НЕ СЛЕДУЕТ ПОДСЫЛАТЬ К НАМ В КУПЕ ПОХОТЛИВЫХ МУЖИКОВ!»  Вы не замечали, как иногда теряется ощущение времени? Секунды тянутся, как часы. Или вы, на вопрос: «Сколько прошло времени?», не можете найти ответ. Это тот случай. Тишина   оглушительная. Я стою такая гордая, такая отважная. Прямо, французская революция в новом воплощении! Старшим товарищам страшно. Они втянули головы в плечи. Кому-то даже захотелось прикрыть голову руками. Опыт-то знает, чем может дело закончиться…А без опыта легко и смело! «Все свободны. Кованцева, останься.» 
     Через две недели я уволилась. Нет, этот инцидент не причём. Конь почему-то не обиделся. А, поразмыслив на досуге, я вдруг поняла, что «танцульки» - не профессия. Во всяком случае, не моя.