Игрушка

Это случилось в мае. Она подошла ко мне в кафе – худенькая, смешная, совсем еще девочка, в нелепом коротком платье с рукавами-воланами.
- Здесь не занято?
- Нет, свободно, присаживайтесь.
Она уселась за мой столик, бесцеремонно схватила меню и принялась сосредоточенно листать его. Я с усмешкой наблюдал за ней.
- Как вы думаете, салат с креветками здесь вкусно готовят?
- Не знаю, попробуйте.
Она заказала себе салат с креветками, отбивную с жареной картошкой, огромный десерт и молочный коктейль. Потом посмотрела на меня.
- Катя, - сказала она просто. Я тоже представился. Разговорились. Уйти теперь было бы некрасиво, и пришлось взять еще кофе. Когда принесли счет, Катя, совершенно не обратив на него внимания, подправляла макияж, внимательно разглядывая себя в маленькое зеркальце. Я молча заплатил и поднялся.
- Ты теперь куда? – запросто  спросила  эта маленькая нахалка.
- Заеду по делам, а потом домой, - сказал я, чуть растерявшись.
- А ты на машине? Не подвезешь?
С тех пор мы были, можно сказать, что вместе. Ее простота и детская хитрость подкупали меня:
- Ты подаришь мне эти сережки с зелененьким камушком?
А потом, примеряя обновку перед зеркалом: правда, очень красивые? Мне несказанно идет такая роскошь, да?
Иногда я терялся в ее обществе. Иногда мне было стыдно перед ней. Ее глаза светились неподдельной искренностью, когда ночами она шептала  слова любви. А что я? Я был не готов. Более того, отлично осознавал, что никогда не полюблю ее. Спустя месяц я знал о ней все: мать-алкоголичка, отец неизвестно где, маленький брат. Учится на заочном, снимает комнату в спальном районе, подрабатывает в адвокатском кабинете, разбирает бумаги. Она поселилась у меня, готовила  на завтрак горелые омлеты, разбрасывала вещи – ребенок, не приученный к порядку.
Со временем у меня хватило совести на нечестные поступки по отношению к ней. Я научился обманывать ее. Она никогда не спрашивала, где я, с кем я, когда буду. Я играл ею и ее чувствами, а она верила всему, что я плел. Мне льстило это  раболепие, это отношение ко мне, как ко взрослому и правильному человеку. Мне нравилось, что мое мнение авторитетно в ее глазах и я этим пользовался. Она была для меня маленькой живой игрушкой, но очень скоро я наигрался.
Она отнеслась к разрыву удивительно спокойно, хотя я ожидал  бури эмоций и слез. Но нет, ничего этого не было. Чистые детские  глаза невозмутимо смотрели на меня, а, собирая вещи, она  деловито произнесла: ты не против, если я оставлю себе эти серьги с изумрудами? И, уже перед выходом из квартиры, равнодушно добавила: кстати, я думаю, что  ребенок тебе тоже не нужен, ведь так?
- Какой ребенок? – опешил я.
- Обычный ребенок. Твой ребенок. Ну, и мой.
Потом я нес бурную чушь, говорил, что она сама еще ребенок, что ей нужно доучиться, что у нее больная мать и маленький брат, а то, что произошло - случайность, не нужная нам обоим. Она молча слушала меня и улыбалась. Потом сказала: что же, я так и думала. Оба мы с тобой заигрались. Скромное вознаграждение - и никакого ребенка. И назвала сумму. Я, удивленный таким цинизмом и жестокостью, швырнул ей в лицо эти деньги, и она ушла.

Я встретил Катю в конце лета, она сидела за столиком в том самом кафе, где мы познакомились, и влюблено смотрела на своего спутника. Когда они выходили из кафе, я попросил ее задержаться:
- Скажи, ты ведь не оставила ребенка?
Она расхохоталась мне в лицо:
- Какого ребенка, идиот? Его не было, и быть не могло, а ты и вправду поверил? У меня таких, как ты, знаешь сколько? И от всех  дети! - Катя отстранила меня и вышла из кафе, а я остался стоять у входа, заигравшийся идиот и мнимый знаток человеческих душ.