ЯЛТА

Это прежде всего чеховская Ялта. Она совсем не похожа на современный город. Это «Дама с собачкой», Ия Саввина и Алексей Баталов, пустынная набережная и маленькие кафе, ночное море и трепетная любовь. Это белая дача на горе, в которой жил Чехов, и где бывали Горький и Толстой.

А, кроме того, это город моего детства. Мой пионерский лагерь был расположен в деревне Дерекой, в горах. Но каждый выход в город был сродни празднику, с гулянием по набережной, экскурсией в Ливадию, где тогда показывали не только центральный дворец, но и дворец, кажется, Александра II, из красного камня. Меня очаровывало всё: и морской прибой, и пальмы на набережной, и магнолии, с их белыми восковыми громадными цветами, и кипарисы, и маленькие сувенирные лавочки, где мы наперебой покупали дешёвенькие сувениры.
И, наверное, эти детские воспоминания и заставили меня показать Южный Берег моей тринадцатилетней внучке. Мы сняли две койки в сарайчике на горе, каждый день спускались в го-род и отправлялись в путь: то в Алупку, с её Воронцовским дворцом, то в Ливадию, то в обратную сторону: Гурзуф и Никитский сад. А то просто гуляли по городу, и однажды целый день провели на «Поляне сказок». Не знаю, как всё это воспринимала моя внучка, но для меня это было возвращением в прошлое.

Однако настоящее врывалось требовательно и настойчиво. Это был год, когда на царствование взошёл Горбачёв.
Мы с внучкой сидим на площади у фонтана, как вдруг видим, что народ пришёл в движение. На площадь выехала роскошная чёрная машина: Михаил Сергеевич вышел в народ. Я не успеваю оглянуться, как моя шустрая внучка протискивается сквозь толпу и оказывается рядом с вождём. Огромные «лбы» создают окружение, а в центре Михаил Сергеевич разговаривает с какой-то женщиной, которая выдаёт всяческие благоглупости. Горбачёв благосклонно улыбается, а моя внучка смотрит во все глаза и слушает во все уши. Не помню уж, как мне удалось вытащить её оттуда, но она была страшно довольна и не слушала никаких увещеваний.
А вот мы на площади перед Ливадийским дворцом, ждём, когда нас впустят вовнутрь. Среди людей бродит пожилая японка с «поляроидом». Вика, конечно, рядом с ней. И вдруг машет мне рукой: «Бабушка, иди скорее!». Японка, глядя на мою внучку, приговаривает: «Вери бьютерул» — и снимет нас вдвоём. В то время «поляроиды» были большой редкостью, и сразу появившийся снимок кажется нам чудом. Этот снимок хранится у моей, уже взрослой, внучки и живо напоминает мне Ялту и то незабываемое лето.

Много всего было тогда: и неожиданные интересные знакомства, и встречи с людьми, которых я, как будто, уже прочно забыла, и всякие смешные случаи.
Очень интересная встреча произошла на экскурсионном катере, когда экскурсовод вдруг замерла на полуслове, сняла свои чёрные очки и с удивлением уставилась на меня. Оказалось — Лилька Чуенко, моя однокурсница, с которой мы три года прожили в одной комнате общежития. Потом мы были у неё в гостях, пили терпкое молодое вино и вспоминали молодость.

 А теперь мне хочется вернуться ещё на несколько лет назад.
Я только-только окончила институт и отправилась в Ялту со своим молодым и красивым другом. Тут было всё, как описано у Чехова: и прогулки, и купание при луне, и маленькие кафе, и катание на лодках, и такие же трепетные чувства. И Ялта, с её колдовством и обаянием.

Последний раз я оказалась на Южном Берегу совсем недавно, с моим шестнадцатилетним внуком. Как и все современные тинэйджеры, он был переполнен скепсисом и самоуверенностью, и все природные красоты оставляли его равнодушным. Но вот мы едем на автобусе из Ялты в Симферополь. Тёмная ночь, полная луна, лунная дорожка на море, тень от кипарисов, а впереди Аю-Даг. И тут я замечаю, что мой Сашенька, с его критическими замечаниями, замолкает, а затем я слышу: «Вот это да!» Не могла не запасть ему в душу эта ночь, с её волшебной, необычной красотой.
И как тут не вспомнить Пушкина:
                «… Звезда вечерняя,
                Печальная звезда…
                Твой луч осеребрил увядшие долины,
                И дремлющий залив,
                И чёрных скал вершины.»