Влюбленный. Глава 2 Москва, 1970-е

…И все-таки его нельзя назвать «безбожником». У него был Бог! Могущественный.  Даже не Бог, а БОГИНЯ… Неповторимая в своей власти Женщина – Ирина.  «Иришка» -  по ее самоопределению. Валентин прожил  с этим Богом долгую жизнь до семнадцати своих лет. 

Мать-Ирина двигалась по жизни (как и по квартире)  уверенно,  демонстрируя  свету истинную красоту.  Конкретно слабО было лишить ее спокойствия и хладнокровия.  Улыбалась она нечасто –  банально решив, что ей это не идет. Но не упускала возможности озариться милой лукавинкой «по ходу пьесы».

На великолепном лице этой женщины  читалось вечное утверждение «О Господи! Это все такая …лажа!»
 Брюнетка с крупными формами , которые никак не убавляли тигриной грациозности любого движения. И -  плавная поступь во всем и всегда. Такая вот мама досталась мальчику Вале.

Все-таки он был «папин сын», хотя куда ьолее был расположен к своей «Иришке».  Ведь это была Богиня, а как можно любить простого смертного сильнее божества.

Друзья семьи Кремовых пели в один голос – «какая замечательная,  дружная  семья!  Какие жены достаются некоторым счастливчикам!»
 Ирина была тогда клерком где- то в жилищной конторе, но что это за показатель – где работает ТАКАЯ ЖЕНЩИНА!  Ей,  казалось, было абсолютно «фиолетов» ее статус -  ТАКИЕ превосходно себя чувствуют и в избушке лесника, и на ложе миллиардера, и в малогабаритной «трешке», выделенной «за заслуги» ведущему инженеру престижного НИИ  (доктору каких- то там физнаук).  Какая ей разница! Богиня живет природой и наслаждается своей мощью где бы там ни было. 
Ей, увы,  не до страстей «смертных», кто  не устает думать, что «надо бороться, работать локтями»…  Добиваться каких-не-то жизненных успехов…
Как они смешны! 

На забавный мир конкурирующих «обезьян собственного идеала»* свысока взирает ОНА.  Глубоко по-секрету, ей даже все равно, какой павиан выиграет гонку с бонусом… Им подписано -  ВСЮ  жизнь СТИРО-ИТЬ свое СЧАСТЬ-Е! (что-то только вот  ни черта не строится, все чем-то недовольные ходят). 
 Насколько же забавно жить человеку, счастливому С РОЖДЕНЬЯ!

  Нет,  не с рожденья… С момента, когда девочка  разрешила СЕБЕ быть самой СОБОЙ. То есть признала себя сестрой Богов…

Маленький Валя заходился восторгом, когда в его мир вплывала Она. Сходил с ума, когда мама выходила из ванной после ежедневного контрастного душа и тянула вверх руки, «забыв», как водится, завязать шнурок на халате…  Когда  гладила его головку. 
Мальчик плакал…  Плакал от счастья, божественной любви  и еще от чего-то незнакомого.   От пойманного душой  неведомого зова, таинственного и отчасти тревожного.

…А все воспитание, вся «человеческая» жизненность  приходила от отца.

Друзьям семьи есть чему завидовать по-белому.  Гармония!  Мужик – голова, кормилец, жена – безусловная леди, яркая красавица…
 Но до чего ж паскудны высказывания сверстников,  донесенные от  бабушек!  «Фифа», «плохая, равнодушная мать…» «не тем местом думает…»  До какой свирепой крови дрался маленький Валя! Они же – недоумки, придурки!  Они просто завидуют ему и изрыгают черные гадости про  Богиню! 
 Лучшей мамы, чем его Иришка, нет и не может быть на этой земле ни у кого.  Он, Валя Кремов, ИЗБРАН ею в сыновья…
Слезы,  отчаяние ребенка от несправедливости – нередкие в ту пору откровения на шикарной груди небожительницы…


«Что? Так и сказали?» - мама лукаво улыбается малышу
«у-у-у…  да-а-а…»    (слезы, сопли…)
«Ой-й-Й! Чё говорят-то…! Сына, поверь -  это же все такая… лажа, прости господи! Слушать нелепо прямо!» - Ирина смеется и гладит ребенка по головке. -  «Ты меня любишь?»
Сквозь рыдания  прорываются обрывки слов  «мА-   мА!   Больше… всех….. Мама…МАМА!!!!»
«Мой сладкий мальчик… Слушай – давай будем друзьями!» - вдруг предлагает она ему, заговорщицки вскинув брови. «Давай, давай,  зови меня Иришкой. Мне это оч-чень нравится.  У нас будут  секреты, и мы их ник-кому не выдадим… Как положено друзьям!»
Как положено. Счастье. СЧАСТЬЕ!

«А по поводу слов этих… Валек! Ты чуть подрасти - и поймешь, что  ушам противно слышать ОЧ-ЧЕНЬ многое! Слишком уж все это по-человечески…» –  трогательно тогда Ирина улыбалась,  обнажая  превосходство и снисхождение,  «Я не хочу их даже ни ругать,  ни жалеть… Мир наш слишком велик, чтобы ЭТО во-обще замечать. Так ведь. Друг!?»
«ТАК, ма… Иришка!» - и ребенку уже спокойно.
«Ну так вот, друг мой Валька. И не стоит это папику нашему рассказывать…  Ну… то, что услыхал ты, от этих,  там… А то он ведь не посвящен в нашу дружбу. Расстроится еще. А он у нас хороший!..» - лукавинка Ирины сочилась не от глаз,  от всего тела.
«Да! Папа у нас хороший» - благоговейно повторяет Валя слова Богини.
«Ти мушлядкий!». – женщина, расчувствовавшись всхлипывает и обжимает семилетку всей своей мощью. «Ладно. Друг! Мне пора»

….Она имела над сыном  без преувеличения, нечеловеческую власть.
 Что могло стоить воспитание отца, придуманные наказания, морали, объяснения, «кем быть», «каким быть»…  Ирине достаточно было только шевельнуть пальчиком или бровью - сделается все, что «приказано».  Но она не приказывала, нет.
 Вероятно, взирала на сына со своих  высей, и любила его всякого, во всех делах, словах, поступках. Никогда не противостояла воле ребенка,  самопроявлениям. 
Они наслаждались друг другом и любовью своей  до беспредела.  Как «не бывает».   
Такая вот «плохая, равнодушная мать…»

Ирина родила мальчика не сопливой уже юницей, в двадцать восемь лет.  Малышу месяц – ей двадцать восемь…  Мальчику три годика – ей двадцать восемь.  Парню семь, десять, семнадцать лет – ей … двадцать восемь (а кто даст больше?!)  Хотя на всех днях рождения и напиваются гости за Иринкино восемнадцатилетие.
И мальчик растет, расцветает   в облаке божественной материнской сущности.

Отец – тот конкретнее. Моложавый, уверенный, сухо-спокойный – грамоты, достижения, степени. Машина последней модели ВАЗа.  Павел во всем стремится быть на высоте – в работе, в семье, в общем досуге.  Сына - любит, воспитывает…   Поэтому Валентин и слыл «папиным сыном».
«Глава семьи» любил собрать семью за столом. Чинно поужинать, поговорить. Мог бесконечно разглагольствовать о каких-то делах, сотрудниках,  как открытие какой-то-там лаборатории будет незаменимо важно в каких-то-там применениях.  На благо народа советского нашего, несомненно… 
Валя нич-чего не понимал из этих речей. А мать сидела «утомленная»,   нога на ногу,  со своим вечным выражением. «О ГОСПОДИ! Это все…». И они перемигивались –  друзья ведь… 
И мальчик согласен часами слушать отца, поддакивая с умным видом.  Даже вопросы детские задавать…. подмигивая «своей Иришке». Ведь у них были тайны, и кто, как не они, лучше всех  понимали друг друга…  Понимали, «какая это все тетя-лажа».

  Время от времени Ирина вплывала к сыну в комнату и жарко шептала в ушко  «Я сейчас… отойду ненадолго… Не скажем папе, что я уходила?  Ведь  он у нас такой… хороший»  -  прыскала девчоночьим смешком.   Во всем  -  расшалившаяся пятнадцатилетняя затейница с разбойничьим блеском глаз. 

В такие моменты от нее пахло не только духами.
Маленький Валька ловил неизвестным чутьем еще один запах – не мог он объяснить даже позднее, в ранней юности, что это было и какой  природы. Только что оно – ЭТО -  напрочь сводило ребенка с ума.  Трудно смертному вынести аромат небожительницы…
«Ну все. Друг! Договорились? Иришке тоже надо похулиганить порой… Смотри, не сдай меня!» - и она удалялась, пританцовывая прекрасным телом.   Возвращалась выпившая и безмерно счастливая.
В такие вечера все в доме ладилось втройне.
Помехи на прямом ее пути не значилось.  Она не жила, она текла рекою,   орошая вкруг себя Вселенную.  Ее воды ласково плескали, переливаясь на солнышке.  Рядом  прорастали поля, леса, и воздух был чист и прозрачен. 
 При всем том Ирина не прикладывала ни малейших усилий что-то делать – будь то хозяйство, или воспитание сына, или еще что.  Все  делалось ПОМИМО нее, ОБТЕКАЯ ее, само собою. 
Только отец семейства суетился, добивался,  добивал, добывал, и.т.д. и.т.п. И был известен уже во многих кругах и инстанциях, как образец целеустремленности и добропорядочности, как коммунист, молодой ученый, прекрасный семьянин. Все шло к тому, что Павел Кремов обязательно достигнет… Достигнет всего наилучшего, что только возможно в великой стране чудес, в «восьмом чуде света,  занимающего  шестую часть суши».

* «обезьяны собственного идеала» - цитата Ф. Ницше.



Продолжение
http://www.proza.ru/2009/05/16/578