Солженицын и национальный вопрос

               
               
                Духовное солнце не бесстрастно.
                Н.А. Бердяев
               
                - 1 -
        За годы советской власти мы привыкли к понятию пролетарский интернационализм.  Сейчас оно выпало из оборота, зато мы  слышим о многонациональном российском государстве. При этом всегда подчёркивается, что это государство не русское (хотя русских по данным переписи населения около 82%), а именно российское.  Что же собственно такое «российское» и «русское»? Сошлёмся на мнение А.И. Солженицына: «Сегодня – и особенно официально – пытаются внедрить термин «россияне». ….Однако слова этого не услышишь ни в каком простом, естественном разговоре, оно оказалось безжизненно. Ни один не русский гражданин России на вопрос «кто ты?» не назовёт себя «россиянином», а с определённостью: я – татарин, я – калмык, я- чуваш, либо «я – русский», если душой верно чувствует себя таковым». (А.И. Солженицын, «Россия в обвале» М., 1998, стр. 174-175).
        О слове и понятии «русский» известно, что до революции оно являлось общим названием для трёх национальностей: великороссов, малороссов, белорусов (ср. у Гоголя: «Да разве найдётся на свете такая сила, которая бы пересилила русскую силу», -  а ведь это сказано о запорожских казаках, к тому же сказано малороссом). В настоящее время русскими называются только бывшие великороссы, которые как бы утратили право на своё величие, и ещё кое-кто, о чём будет сказано ниже.
         Известный западный публицист Б. Парамонов, о котором мы уже писали
(«Лит. Россия», 2009, №11), в очередной раз иронизируя по поводу судьбы русского народа, пишет: «Томас Манн (а скорее всего Гёте) сказал: достоинство человека определяется не положением его на социальной лестнице, а тем достоинством, с которым он его занимает. «Место красит человека»: любое место! Не надо лезть наверх, сумей у себя, на своём шестке проявиться». Очевидно, что это положение, само по себе прямо-таки абсурдно: ведь по Томасу Манну, который также и Гёте, рано как и по русской пословице: «Не место красит человека, а человек место», как раз и следует, что главное – это человеческое достоинство, а не «место». Но из него Б. Парамонов делает неожиданный вывод: «России свойственна неудача, как рок, как запрограммированность, «энтелехия». «Генотип». … не обречены ли русские изначально? … настоящий русский – мазохист. …Поскребите русского – найдёте татарина. Предпочитаю скрести Пушкина и находить негра.
      Русский – негр. Лучшее будущее для России – международный туризм и торговля каникулярным пространством». («Звезда» 2008, №4, стр. 85-89).
       Вот примерно так мы и можем осветить тот первоначальный плацдарм в понимании на текущий момент русской идеи, национального вопроса, с которого и начнём его рассмотрение. Как известно, впервые термин «русская идея» был предложен Ф.М. Достоевским ещё в 1861 году: «Мы предугадываем, что характер нашей будущей деятельности должен быть в высшей степени общечеловеческий, что русская идея, может быть, будет синтезом всех тех идей, которые с таким упорством, с таким мужеством развивает Европа в отдельных своих национальностях». Иными словами, в период начинавшихся в то время реформ Александра II великий писатель предчувствовал выдвижение России на мировую арену в качестве сверхдержавы. Разумеется, в то время о других серьёзных конкурентах для России, кроме Великобритании и только начинавшей тогда объединяться Германии, не могло быть и речи.
         Впоследствии этот вопрос был поставлен младшим современником и учеником Достоевского Вл. Соловьёвым, который обратил внимание на то, что современное ему православие представляется исчерпанным, и в лекции 1888 года, которая так и называлась: «Русская идея», поставил вопрос о возможности объединения всех христианских конфессий. В годы расцвета русской философии с начала ХХ века русский вопрос всесторонне рассматривался Н. Бердяевым, С. Булгаковым, Д. Мережковским, В. Розановым, а немного позднее И.Ильиным, Г. Федотовым и многими другими.
        Коренной переворот в понимании русской идеи произошёл, само собой, после 1917 года. И если до революции В. Розанов мог писать: «Истинный Вечный Бог избрал убогий народ наш за его терпение и смирение, за его невидность и неблистанье, в союз с Собою», то после неё ничего подобного никому в голову уже и придти не могло. Народ «богоносец» какой-то неведомой силой был преображён в народ «богоборец». А эта таинственная сила понималась по-разному: как марксистская теория, как большевизм, как еврейский мессианизм. Поэтому во все послереволюционные годы, вплоть до настоящего времени, русский вопрос неизменно рассматривается не только во взаимоотношении с православием, но и в самых тесных связях и противопоставлениях с упомянутыми идейными и политическими концепциями.
          Послевоенные выступления И.Ильина стали, видимо, последней попыткой обратиться к рассмотрению этой темы среди мыслителей старшего поколения. Затем последовал большой перерыв, и снова вернулись к этому вопросу только в конце шестидесятых годов прошлого века, но особенно, пожалуй, в 70-е  - 80-е годы. И вот тогда со всей яркостью проявилась  русофобия, то самое пресловутое идейно-политическое течение, истоки которого восходят ещё к двадцатым годам ХХ века. Её два основных тезиса можно кратко сформулировать так:
   - во всех бедах, постигших Россию, виноват русский народ, по своей природе чуждый цивилизации и враждебный ей,
   -  русский народ и поныне остаётся опасным явлением во всех сферах идейной и общественной жизни и каждодневно порождает «фашистские умонастроения», крайне врадебные для мировой культуры и демократии. 
Русофобы действовали единым фронтом, независимо от того, находились ли они на территории СССР или за границей.
        Однако в то же время родилось и противодействие русофобским идеям. А.И. Солженицын был одним из первых, кто решительно выступил с опровержением измышлений такого рода. И он же отчётливо констатировал, что русофобские представления напрямую восходят к партийным концепциям коммунистов на всех этапах развития марксистко-ленинской идеологии.
         Даже  в брежневский период, когда, казалось бы, ослабла, несгибаемая интернационалистическая  воля КПСС, режим всегда был настороже. Печальный памятник русофобских настроений в кругах ЦК КПСС - статья А.Н. Яковлева «Против антиисторизма» ( ЛГ, 15.11.1972 г.) – как раз к 55-летию Октябрьской революции. Об этой статье писали много. Но А.И. Солженицын приводит и другой интересный факт – за полтора года до смерти Брежнева в Политбюро была направлена совершенно секретная записка Ю. Андропова
(28.03.1981 г.) о «деятельности антисоветских элементов, прикрываемой идеями русизма», которые, «прикрываясь демагогическими рассуждениями о защите русской истории и культуры, готовят подрыв коммунистической власти» («Россия в обвале», стр. 138).  Обратим внимание, что речь опять-таки идёт об опасности защиты русской истории, которая, как и у Яковлева, тоже объявляется «антиисторизмом», поскольку- де настоящий историзм – это марксистско-ленинская концепция победы коммунизма.
        Оба упомянутых выше аспекта русофобии анализируются в публицистике Солженицына, главным образом, с исторической точки зрения.  Кстати, обратим внимания на то, что публицистика Солженицына – практически непрочитанная глава в его творчестве. Кое кто знает «Образованщину», кое кто – статью «Как нам обустроить Россию», вышедшую ещё на заре перестройки,  а об остальном – молчок. Между тем, именно национальный вопрос до самой смерти писателя находился в центре его внимания.
        Идеи нации, патриотизма, национализма, вообще говоря, не такие уж древние. Их рождение традиционно связывают с французской революцией 1789 года, со становлением романтического мироощущения, которые породили противостояние национального, народного – королевскому, феодальному, абсолютистскому. «Свобода, равенство, братство» - под таким лозунгом шли на смерть герои французской революции. Но уж никак не феодальная верность, преданность богоданному монарху, раболепное исполнение монарших указов. Потому и в России славянофилы образовали, наряду с декабристами, первую патриотическую оппозицию самодержавию.
         Но движение коммунизма, сначала утопического, а потом «научного» составило альтернативу национально-освободительному, поскольку в глубинных своих устремлениях базировалось на секуляризированном мессианстве иудаизма. Русофобские настроения, как известно, были характерны ещё для  Маркса и Энгельса, а уж о Ленине и говорить не приходится. Эти идеи плавно перешли по наследству и к современным русофобам. Например, Г. Померанц, рассуждая о склонности С. Булгакова к национальным русским приоритетам, пишет, что тот противопоставляет их «марксистскому космополитизму без понимания того, что русский национализм неизбежно примет агрессивный, погромный характер». ( Г. Померанц «Выход из транса». М., 1995, стр. 125). Для автора это аксиома. Он не приводит никаких доказательств и лишь, ссылаясь на М. Волошина, пишет: «В русской революции прежде всего поражает её нелепость. Социальная революция, претендующая на всемирное значение, разражается, прежде всего и с наибольшей силой, в той стране, где нет никаких причин для её возникновения: в стране, где нет ни капитализма, ни рабочего класса». (Там же, стр 167). Однако при этом полностью забывается, что «марксо-хасидизм» был! Большевизм – как движение «интернационалистов», - был, а результат очевиден.
        Нет нужды говорить, что Г. Померанц наряду с другими его единомышленниками и для Солженицына является одним из основных оппонентов. Иудаистский мессианизм, перелицованный в марксистско-ленинское учение, безусловно и был главным движущим фактором как революции 1917 года, которую следует понимать как своего рода религиозную войну большевизма с традиционной православной верой с привлечением всего клана интернационалистов. А «социалистическое строительство», последовавшее за этим, - лишь скромный синоним путешествия в «землю обетованную». Поэтому нет ничего удивительного, что русская национальная идея даже престарелым главой КГБ Ю. Андроповым рассматривалась как существенная опасность для коммунистической власти.
        В другом месте А.И. Солженицын цитирует одного из еврейских публицистов Г.А. Ландау (статья «Революционные идеи в еврейской общественности»): «Замечательная двойственность: привычная эмоциональная привязанность  у весьма многих (евреев) к окружающему (русскому миру), врощённость в него, и вместе с тем – рациональное отвержение, отталкивание его по всей линии. Влюблённость в ненавидимую среду». (А.И. Солженицын «Двести лет вместе»  в 2-х томах, М.: «Русский путь», 2002 г.,  т. 1, стр. 454). Спрашивается, что же это такое, как не мазохизм?  Куда уж тут до мазохизма, приприсываемого Г. Померанцем русскому народу! И то же самое пишет известный сионист В. Жаботинский: «Многие из нас, детей еврейского интеллигентского круга, безумно и унизительно влюблены в русскую культуру…. унизительной любовью свинопаса к царевне» ( там же, стр. 455). Задумаемся – любовь к русской культуре понята здесь как измена своему народу, но эта измена – предмет наслаждения и упоения. Она не признана как грех и как вина, напротив, она – предмет восхищения. Не это ли  та самая пресловутая «жестоковыйность» Израиля, о которой так много говорится в Библии?   
        Теперь перейдём к вышеупомянутому второму аспекту русофобии, вопросу о русском фашизме. Здесь тоже требуется уточнение терминологии: почему, например, «фашизм», а, скажем, не национал-социализм или гитлеризм. Ведь, строго говоря, ни о каком русском фашизме в довоенный период никогда не упоминалось, хотя подлинный фашизм установился в Италии как государственный режим ещё с 1922 года – даже до образования СССР. Правда, можно сослаться на РФС (Русский фашистский союз, сформированный, впрочем, в Харбине Константином Родзаевским в 1931 году и просуществовавший до 1945 года), однако эта организация большим влиянием никогда не пользовалась и ни в коем случае не могла породить такой всеобъемлющий миф, как нынешний «красно-коричневый» русский фашизм, будто бы владеющий сознанием миллионов.    
           Видимо, следует говорить об употреблении слова фашизм вместо национал – социализм по причине подозрительной близости последнего к господствовавшему у нас 70 лет «интернационал-социализму». Но структура их была различной, впрочем, об этом позже. Таким образом, получается, на первый взгляд, странная, а на второй – закономерная последовательность. По мере того, как в ходе сталинских репрессий государственный и партийный аппарат освобождался от чисто еврейских приоритетов, также как и кадров («Кадры решают всё»), их место занимало новое поколение подлинных интернационалистов - не только по духу, но и по крови, тогда как евреи, потихоньку оттеснялись на периферию.  Это составляло для них прямо-таки национальную трагедию: постепенно они отходили от ценностей советского коммунизма. Что же оставалось выдвинуть взамен? Ответ очевиден – заветы русофобии, обвинение русского народа в том, что он, можно сказать, обезглавил революцию, дезавуировал её ценности, пренебрёг мессианскими идеями марксо-хасидизма.
           Об этом на редкость точно пишет И.А. Солженицын: «Это было, конечно, целое историческое движение – отворот евреев от советского коммунизма. (…) Но я абсолютно не ожидал такого перекоса, что вместо хотя бы шевеления раскаяния, хотя бы душевного смущения – откол евреев от большевизма сопроводится гневным поворотом в сторону русского народа: это русские погубили демократию в России (то есть Февральскую), это русские виноваты, что с 1918 года держалась и держалась эта власть! (…) Да что там говорить: «Тоталитарная власть … по своему существу  и происхождению общенародна». – Это тоталитарная страна…Таков выбор русского народа».
(«Двести лет вместе», т. 2, стр. 455). Добавим от себя, что и нынешнюю постперестроечную демократию тоже погубили проклятые русские фашисты – а сколько на неё возлагалось надежд! Но если тоталитарная страна, если это «выбор всего народа», - значит страна фашистская, и народ – фашист. А интеллигенция (разумеется, «подлинная» интеллигенция, то есть еврейская, то есть ум, честь и совесть нашей эпохи) – это  единственное противодействие крепнущему фашистскому гаду.
          А бороться с ним нужно так: « “ Разве редко приходится нам слышать…, что русский народ имеет право на своё собственное, самобытное развитие?; русофилы сегодня …сила в стране, угроза которой недооценивается“. В борьбе с этой опасностью “наиболее оптимальной выглядела бы консолидация
(прогрессистов, демократов) с партийным аппаратом, КГБ и хозяйственным аппаратом“. А Каценелинбойген, «Время и мы», 1987, №99, стр. 108, 118, 124» ( Цит. по «Россия в обвале», стр. 143). Что и говорить, - предсказание, выданное больше двадцати лет тому назад, осуществилось сегодня, как говорится на все сто. А может, это не предсказание, а просто опубликованная  загодя небольшая часть заранее подготовленного плана, наподобие тех, которые мы с интересом читаем в сочинениях Г. Киссинджера или З. Бжезинского?
           Солженицын с горечью пишет: «Я вдруг перенёсся на еврейскую точку зрения, оглянулся и ужаснулся вместе с ними: Боже, куда попали мы, евреи! Карты, домино, раззявленные рты на телевизор… Ведь что за скоты окружают нас, что за животные! Ни Бога у них, ни духовных интересов, сколько сразу поднимается обид от притеснений.
          Только забыто то, что  русских-то подлинных – выбили, вырезали и угнели, а остальных оморочили, озлобили и довели – болшевицкие головорезы и не без ретивого участия отцов сегодняшних молодых еврейских интеллигентов.(…)
           «Не оглядывайся!» - учил нас потом Померанц в своих самиздатских эссе, - не оглядывайся, ибо так Орфей потерял Эвридику.
             Но мы – уже потеряли больше, чем Эвридику.
         А вот пословица русская советует: «Иди вперёд, а оглядывайся назад».
          Нам – никак нельзя не оглядываться». ( Там же стр. 464-465).    

                - 2 –

         Целиком  еврейскому вопросу в России, а точнее вопросу о взаимоотношении евреев и русских посвящено вышеупомянутое исследование А.И. Солженицына «Двести лет вместе». Почему 200 лет? Автор отвечает так: потому что после первого раздела Польши (1772 год) евреи впервые в большом количестве стали российскими подданными, так как жили на той территории, которая отошла к Российской империи. И вот эти двести с небольшим лет самым радикальным образом повлияли на судьбы нашего отечества.  Разумеется, наивно утверждать, что в катастрофах, произошедших за это время в России, виноваты «одни евреи», но и отрицать их роль вряд ли кто решится.
      «Сквозь полвека работы над историей российской революции я множество раз соприкасался с вопросом русско-еврейских взаимоотношений. Они то и дело клином входили в события, в людскую психологию и вызывали накалённые страсти», - пишет Солженицын (т.1 с.5). И дальше: «История «еврейского вопроса» в России (и только ли в России?) в первую очередь богата.  Писать о ней – значит услышать самому новые голоса и донести их до читателя»-  (там же).
        Кто только не писал о еврейском вопросе! От Г.С. Чемберлена до Д. Рида, от В.В. Розанова до И. Шафаревича. Писали по-разному: и с теоретической, и с оккультной, и с практической точек зрения, и полемически, и остро критически, не говоря уже о писаниях самих евреев. Так что материала хватает. Солженицын свою задачу сформулировал так: «Я хочу осветить вопрос – в исторических, политических, бытовых и культурных отношениях только, - и почти только в пределах совместной двухвековой жизни русских и евреев в одном государстве» (стр. 8).  «Искренно стараюсь понять обе стороны. Для этого – погружаюсь в события, а не в полемику» (стр.6).
        Но вся тонкость проблемы  состоит в том, что сами эти события не только погружают нас в полемику, но даже с необходимостью её  порождают и подстрекают. Видимо, поэтому в определённых кругах и считается, что лучше помалкивать об этой работе Солженицына, чем посмотреть на неё открытым и беспристрастным  взглядом.  Хотя, между прочим, все те факты, которые приводятся в работе, а также их трактовка извлечены автором главным образом из свидетельств, приводимых еврейскими литераторами и учёными, а потому отличаются особой объективностью, поскольку исходят от лиц, весьма и весьма заинтересованных. 
        А теперь по порядку. Вот одно из подобных свидетельств: «В 16 веке духовное главенство над еврейским миром сосредоточивается в немецко-польском еврействе…Чтобы предотвратить возможность растворения еврейского народа в среде окружающего населения, духовные руководители издавна вводили установления с целью изолировать народ (разумеется, еврейский народ . Г.М.) от тесного общения с соседями. Пользуясь авторитетом Талмуда, …раввины опутали общественную жизнь и частный быт еврея сложной сетью предписаний  религиозно –обрядового характера, которые… препятствовали  сближению с “иноверцами”». (Ю. Гессен. «Истории еврейского народа в России», стр. 34). Так постепенно складывалась кагальная система, которая уже в ХVIII веке привела практически к полной бытовой самоизоляции еврейского народа, торжеству «местечковости», и той  самой черте осёдлости, которую впоследствии сами евреи неоднократно проклинали.   
          Обратим внимание, что крупный еврейский публицист и видный деятель кадетской партии Ю.Гессен определяет именно немецко-польское еврейство как центр «духовного главенства над еврейским миром». А это и есть та часть еврейства, с которой мы живём «двести лет вместе».
        Таким образом,  (разумеется, уже после раздела Польши) Россия стала духовным центром мирового еврейства, организованного в кагальную структуру, а «кагал в союзе с раввинатом обладал полнотою власти» (Ю. Гессен, там же). Причем любопытно, что именно в ХVIII веке как раз в восточно-европейском еврействе развилось движение хасидов, духовных обновителей и подвижников иудаизма, что не могло не способствовать общей активизации еврейского народа. Солженицын не забывает отметить, что «евреи в России с самого начала (то есть по разделу Польши в 1772 году. - Г.М.) имели ту личную свободу, которой предстояло ещё 80 лет не иметь  российским крестьянам» (с. 38).
         Как мы видим, предпосылки развития дальнейшей активности еврейства определены автором книги недвусмысленно, да и вряд ли кто-то решится их оспорить. В дальнейшем, после второго и третьего разделов Польши, на территории России оказалось ещё около миллиона евреев, что стало «крупнейшим историческим событием» ( А.И. Солженицын). И далее он цитирует И.М. Бикермана, который, в свою очередь, говорит, что  еврейство
«после многовековых странствий [собралось] под один кров, в одну великую общину». (С. 43). Мы же можем смело констатировать, что миф о «еврейском рассеянии» с этой поры следует считать аннулированным и дальнейшее его использование является продуктом чистой спекуляции.
         Теперь лет сто следует пропустить, и перейти к одному из самых волнующих моментов русской истории - формированию и развитию в России революционного движения. Как известно, В.И. Ленин видел в указанном движении три этапа, связывая первый из них с декабристами, второй с Герценом, которого они будто бы «разбудили», а третий со своей собственной личностью. Однако Владимир Ильич как-то позабыл, что были ещё и народовольцы, а вместе с ними появились на свет и социалисты- революционеры. А для полноты картины нельзя не вспомнить и Бунд, с которым у Ильича была то дружба, то вражда, но неизменное взаимное уважение. 
       Между тем, и это хорошо показывает Солженицын, в русском революционном движении «качественно важной составляющей» частью были именно евреи. Будучи издавна лично свободными, хотя  и зависимыми от кагальных правил и установок (см. романы В. Крестовского « Тьма египетская», «Тамара бен - Давид», «Торжество Ваала»), евреи чувствовали в себе как бы некую внутреннюю ответственность  за «освобождение» и русского народа. Первую народническую террористическую организацию «Земля и воля» создал М. Натансон, «самый выдающийся революционер первой половины 70-ых годов» ( с. 215). Его даже называли «Марк мудрый». Да и другие евреи - революционеры происходили по большей части из состоятельных семей, чем и определялось их «вольнолюбие» и революционная активность в стране, находящейся «под гнётом» царского режима.
         Но пока хватит о евреях. Перенесёмся в солнечное утро европейской цивилизации. В те времена, когда жил был царь Лаий со своей супругой Иокастой, родился у них милый мальчик – сын Эдип,- которому дано было печальное предсказание, что убьёт он своего отца и женится на матери своей. Так всё и случилось, как ни старались фигуранты этой истории предотвратить неизбежное. А мудрый еврей Зигмунд Фрейд (опять вернёмся к нашим
«баранам», то есть евреям), опираясь на эту печальную историю, создал психоанализ, своё знаменитое учение. Ни для кого не секрет, что в дальнейшем это учение было развито во всевозможных направлениях и приобрело самое неожиданное толкование. Среди них и такое: отец Эдипа – это государственная власть, его мать – это родина, а сам Эдип – смелый революционер, борющийся с государством за её освобождение от власти злодейского Лаийя (роман Максима Горького «Мать»). Нетрудно догадаться, что такими  же смелыми освободителями чувствовали себя и российские революционеры, всегда готовые и прикончить царя-батюшку (убийство Александра II, покушение на Александра III, расстрел Николая II) и овладеть Россией – матушкой. Впрочем, процесс продолжается.
        Уместно, пожалуй, заодно будет вспомнить такое вот рассуждение З.Н. Гиппиус (из её книги воспоминаний «Дмитрий Мережковский», написано в 1943 г.)  о природе русской  революции, которая виделась ей и Д.С. Мережковскому в идеализированном образе: «Не о таком, конечно, пожаре, не о такой революции мечтал тогда Д.С.  (и мы с ним). Да и не о такой даже, на какую надеялся Бунаков (речь идёт о видном деятеле партии с.-р.  Бунакове –
Фондаминском . – Г.М.) и его партия… Но она, по существу, была нам всё-таки ближе всякой другой (речь идёт о февральской революции. - Г.М.), особенно марксистской, как более русская, более народная, отрицающая, в России диктатуру пролетариата и признающая «роль личности» в истории. В ней, кстати сказать, евреи хотя и были – но как исключение. В с.-д. напротив: Ленин и Плеханов – исключение: большинство состояло из евреев». ( Цит. По изд.: З. Гиппиус. Воспоминания. М.:2001, с. 339).
       Революционер В.Ф. Флеровский писал: «…Я пришёл к убеждению, что успех можно обеспечить только одним путём – созданием новой религии.
 …Надо научить народ посвящать свои силы только самому себе…» ( стр.221). А его последователь долгушинец Гамов писал ещё проще: «Нужно выдумать такую религию, которая была бы против царя и правительства… Надо составить катехизис и молитвы в этом духе». ( Там же). Революционеры стремились осуществить Царство Божие на земле, поскольку рассматривали её как Землю Обетованную, о чём мы уже говорили выше. Тут-то и суть еврейского революционаризма. Евреи – народ богоизбранный, как они себя называют, «народ гениев» и «народ мучеников», каковому обещано, т.е. обетована некая земля.  Глупо думать, что эта территория ограничивается  неким пустынным пространством, очерченным границами современного государства Израиль, ведущего бесконечную войну с арабскими пустынниками. Конечно же нет, - «обетованная земля» охватывает весь мир!
        Солженицын приводит цитату из сборника «Россия и евреи», в котором, в свою очередь, В.С. Мандель  цитирует книгу Фрица Кана «Евреи как раса и народ культуры»: «Моисей за 1250 лет до Христа первый в истории провозгласил права человека…Христос заплатил смертью за проповедь коммунистических манифестов в капиталистическом государстве; а в1848 году вторично взошла Вифлеемская звезда – и опять она взошла над крышами Иудеи: Маркс». ( С. 242).
          Каутский говорил, что евреи –не нация, это религиозная секта. Эту мысль поддержал Ленин: у них нет ни общего языка, ни территории, что Ленин считал необходимым условием для существования нации. Однако, как мы уже говорили, Ленин ошибался. Общая территория у них была: Россия, а общий язык постепенно был придуман, начиная с эсперанто и кончая «ивритом». Кто же усомнится, что евреев не существует, если даже некий Гитлер как бы в порядке «холокоста» уничтожил таковых шесть миллионов.
      Ахад-Гаам считал, что сионисты стремятся не к возрождению древнего народа, а к сотворению нового (с. 261), - он и был создан. См. резолюцию ООН о создании государства Израиль.
     Вопросы национальной проблематики марксистско-ленинским учением «никогда» не затрагивались, разве что в порядке рассуждений об интернационализме. Тем не менее, самый последний опыт войны в Афганистане (равно СССР и США), в Чечне, в северо-кавказских республиках наглядно показывает, что не так уж это всё просто, и не в едином строю пролетариат дружными колоннами шагает к коммунизму. За разговорами об интернационализме, о классовой борьбе, а ныне о демократии и тоталитаризме скрывается непонимание национальной проблематики. Мы не станем касаться вопроса об «ассимиляции» евреев, будем опираться на мнение Ахад-Гаама, что задача сионистов состоит в сотворении нового народа.
       Выше уже шла речь о том, что само понятие «рассеяния» еврейства является сугубо мифическим. Евреи искони жили в треугольнике стран: между Россией, Польшей и Германией: Ашкенази. Сравним численный состав еврейского населения в 17 веке: в этом участке проживало 6,5 миллионов человек, в Англии – 100 000 человек, во Франции примерно столько же. О каком же «рассеянии» может идти речь?
       Могут спросить,  а как же испанские сефарды (их тоже было около 3.5 миллионов)? Ответим: тут следует говорить о расколе еврейского народа, каковой, возможно, отражён в Библии под названиями Израильского и Иудейского царств, а не о каком-то рассеянии. Иначе просто напросто трудно объяснить появление в России таких ветхозаветных названий как: Самара (ср. с самаритянами), Тобольск ( библейское Тувал, Тувалкаин), наконец, Москва (по преданию от библейского Мосох), да и широко известные в православии предания о крещении Руси апостолом Андреем. Ведь не две же тысячи лет тому назад в дремучей тайге крестил апостол Андрей никому не ведомых руссов? Этот вопрос сегодня активно обсуждается в исторической литературе.
       Солженицын призывает к «раскаянию взаимному» (т.2, с. 468). Но разве «богоизбранные» могут раскаяться? Раскаяние – для быдла, для всякой мрази, для русской сволочи, для гоев и т.д.  Избранничество же должно быть дано для народа «гениев» и «мучеников». Как бы не нам их осуждать. «Мы претендуем на то, чтобы научить абсолюту, но в действительности мы лишь говорим «нет» другим народам или, пожалуй, мы сами являем собою такое отрицание и ничего больше. Вот почему мы стали кошмаром наций». Эту цитату  из М.Бубера, крупного еврейского философа, приводит Солженицын (с. 508). 
      Цель Израиля – «вернуться»  на Землю  Обетованную. А может, это Китеж- град для русских, Гроб Господень для крестоносцев, Третий Рим в мечтах славянофилов, Второй Иерусалим  в планах патриарха Никона в качестве Москвы? А. Эйнштейн, создатель пресловутой «теории относительности», будучи видным теоретиком сионизма, считал, что Страна – это Храм. Где же он, Храм Соломонов?
       И ещё одна небольшая цитата из тех, которые приводит Солженицын: «Большинство евреев мира уже решило: они не хотят быть независимыми… Посмотри на евреев России. Часть из них захотела независимости, остальные хотят продолжать жизнь клеща на теле русской собаки. А если русская собака стала немножко больной, немножко злой, они ищут себе американскую собаку. В конце концов, евреи жили так 2000 лет». (Цит.: Бени Пелед. Соглашение не с тем партнёром. – «Двадцать два», 1983, №30, с. 125, - у Солженицына  т.2,стр. 516).

                - 3 –

         Ну, и, конечно, нельзя обойти ещё один аспект национального вопроса в России – это проблема национализма «малых» народов, прежде входивших в Советский Союз.  Как тех, которым были отведены территории бывших республик СССР (а также автономных – в рамках РСФСР), так и тех, которые таковых не имели.
         Хорошо известно, что формирование национальных элит в этих республиках совершалось за счёт повышенной эксплуатации, прежде всего, русского народа. «Соками увядающего русского гиганта усиленно подпитывались окраины, всё созревая к рывку отделения, - пишет Солженицын, - а мы уж рады были, что не гонят нас толпами на уничтожение («Россия в обвале», стр. 171-172).
         Мало того, что, скажем, к территории Украины были присоединены огромные земли, «которые никогда до Ленина Украиной не были: две Донецкие области, вся южная полоса Новороссии (Мелитополь – Херсон – Одесса) и Крым» (там же, стр. 79), но и о территориальных особенностях такого участка России, как Чечня, тоже следует поговорить. И здесь, как всегда, Солженицын стоит на исторической точке зрения.
          «Немногие в нашей стране помнят, а большинство и не знало никогда, что чечены в гражданскую войну поддержали большевиков, с резнёю казаков.
В награду им и в кару казакам уже в начале 20-х годов Дзержинский производил насильственные высылки казаков из Сунженского округа и со среднего течения Терека (правый берег), и селения эти становились чеченскими.  (…) В 1929  передали Чечне и Грозный, населённый почти сплошь русскими и до этого года входивший в Северо-Кавказский край».
        О репрессиях, которым подверглись чеченцы и о том, что русский народ должен беспрерывно каяться, так как именно он будто бы является единственно ответственным за сталинские преступления, в нашей печати говорилось много, ясно и поистине во весь голос. Повторяться нет смысла, русские и так знают, что они во всём виноваты, а потому обязаны поить своей кровью каких угодно вурдалаков. Но вот ещё один интересный факт: «В 1957 Хрущёв придарил возвращённой Чечне казачье левобережье Терека. А много русских продолжало жить в степной части правого берега. ( По переписи 1989, в Чечне жило 0.7 млн  чеченов и 0.5 млн не-чеченов)» ( там же, стр. 83).  Почему же мы постоянно слышим о многонациональном «российском» народе ( раньше он назывался советским), но никогда и нигде не говорится о многонациональном чеченском народе? Чудеса да и только.
        Когда в 1991 году невесть откуда вынырнул Д.Дудаев и провозгласил независимость Чечни – Ичкерии, то ( по той же загадочной причине, что генерал, военный лётчик советской армии стал президентом этого «государства»), «российское военное командование уступило самопровозглашённой Чечне обильное вооружение всех родов, включая авиацию». Одновременно – видимо, по тем же скрытым интересам «тогда же (с 1991 года) «какие-то могучие тайные интересы каких-то высоких сфер в Москве продиктовали поведение «как если б ничего не произошло». ( Там же стр. 84-85). В этот же период «независимой Ичкерии» был передан в Грозном нефтеперерабатывающий завод, который работал на Тюменской нефти, а все доходы от этого производства загадочным образом куда-то исчезали» ( там же).
Солженицын особо подчёркивает, что он лично в телефонном разговоре посоветовал Б. Ельцину окружить Чечню строгим военным кордоном, не обращая внимания на её «независимость». Как известно, ничего подобного не произошло, и до сих пор напротив в Чечне были поставлены одно за другим ряд марионеточных правительств, а открытая война превратилась в партизанскую и расползлась по всему Северному Кавказу. О прочих аспектах этого конфликта мы говорили раньше («Злой чечен ползёт на берег», Интернет:     http://proza.ru/2009/04/05/482).
           Впрочем, некоторые утверждения Солженицына представляются нам чрезмерно оптимистичными, в частности, его убеждённость в том, что «именно православность, а не имперская державность создала русский культурный тип». Писатель убеждён, что «при отказе от православия и патриотизм наш приобретает черты языческие» (там же, стр. 187, 185). Мы вправе задаться вопросом, неужели сегодняшняя РПЦ – послушный инструмент в руках правящей верхушки - и является носителем «православного самосознания»? Что-то верится с трудом, особенно, когда глядишь на торжественные «освящения» величественных особняков тех или иных олигархов и чиновников  служителями РПЦ или на торжественные моления, совершаемые в присутствии наших правителей, вчерашних коммунистов, ныне склоняющих головы со свечками в руках. В этой связи нелишне упомянуть, что современные  действующие коммунисты – КПРФ,– нисколько не отказываясь от поклонения прежним идолам, объявляют себя «народно-патриотической силой» и даже православным движением.
        Солженицын прав, когда пишет: «Олигархия – сплочённая хунта, захватившая и деньги,  национальные богатства, теперь уже и власть, добровольно не допустит какой-нибудь смены себе, а понадобится – без колебаний применит для того и выращенные, укреплённые многочисленные внутренние войска». ( Там же, стр. 199). Мы позволим себе продолжить эту мысль. Следует говорить не просто об олигархии, а о сформировавшемся ещё в годы советской власти, особенно в последние её годы, специфическом «малом народе», как бы олицетворяющем собой саму власть в её своеобразном интернациональном аспекте.  Здесь перед нами что-то вроде искусственного языка эсперанто, некогда выдуманного с благими целями, но заведомо чуждого всем прочим языкам и народам.  Тем не менее, в настоящее время этот язык считают для себя родным более тридцати миллионов человек: в их семьях эсперанто был принят как домашний разговорный язык, на нём существует не только  обширная литература, но даже и фольклор.
        Также и в наших верхах: «малый народ», правящий Россией, образует особое государство в государстве, со своими обычаями, традициями, нормами поведения, моралью и т.д. Этот народ по-настоящему экстерриториален, и мы нисколько не сомневаемся, что его отростки - щупальцы имеются и в Вашингтоне, и в Иерусалиме, да мало ли, где ещё. Но здесь всегда и сразу понятно, где свои, а где чужие, с кем стоит разговаривать и иметь дело, а кого следует поставить на особый учёт и обращаться в дальнейшем в зависимости от складывающейся ситуации. Как любил вырваться Ленин –по мотивам «революционной целесообразности». Пока на дворе относительное спокойствие, но, что будет завтра, - неизвестно, и неизвестно, что предпримет дальше этот поистине великий малый народ.
         «Наше национальное сознание впало в летаргию, - констатирует Солженицын. – Мы еле-еле живы: между глухим беспамятством позади и грозно маячащим исчезновением впереди.
      Мы – в национальном обмороке». ( Там же, стр. 156).
Вывод явно неутешительный, но другого, к сожалению, сегодня сделать нельзя.
 
  Май 2009 года.
Санкт-Петербург.