Машенька

МАШЕНЬКА
Или Шахерезада на Варадеро.


-1-

Мария Борисовна  Штейн собою хороша от природы. Умна, самостоятельна, далеко не бедна, держит себя в тонусе. И – несчастлива. Ей  тридцать семь. Дочери Наташке – четырнадцать. Мария Борисовна  управляет филиалом очень крупного банка. Семь лет они с дочерью живут вдвоём. С отцом Наташки, Григорием,  Мария Борисовна  развелась на почве полнейшей несовместимости душ и характеров.
Мария Борисовна примчалась в аэропорт, когда регистрация пассажиров шла вовсю. А-350 компании
«Air France» взял курс на Гавану. В воздухе, над океаном уже,  наступило 30 декабря. Новый год предстояло встречать в другом полушарии и одной. Но Мария Борисовна в этот раз решила сделать именно так. Наташку с бабушкой Лизой оставила в Питере. Наташка заупрямилась и не поехала с мамой, заявив, что уже взрослая и не желает  поступать «по маминому хотению». Слово сказано – дело хозяйское. Народ взрослый, сами разберутся.

           И теперь, переодевшись по прилету соответственно климату, выйдя осмотреть окрестности отеля,  Мария Борисовна обнаружила, что забыла зажигалку. От сигареты пришлось отказаться. Тогда просто, подставив лицо океанскому бризу, пошла она медленно вдоль пляжа. Благо отель находился  во второй линии и океан бормотал  недалече.  Шляпу с алой лентой на тулье приходилось слегка придерживать, чтоб не сдуло.
- Мама, привет! Добралась нормально. Как вы там? – в первый раз,  соблюдя данный себе зарок позвонить домой только с берега океана,  и довольно долго дождавшись соединения, спросила Мария Борисовна.
- Нормально! Наташка ускакала с подругами готовиться к встрече нового года. Велела передавать тебе привет и сообщить, что  позвонит сама.  Как там погода, на Кубе?
- Хорошая погода, мама, вдоль океана променад совершаю. Ты не забудь, что ближайший банкомат – в гостинице, на углу Владимирского. Деньги, если вдруг кончатся, тебе лучше там снимать. В гостинице  ни выходных ни праздников не бывает. И народ не посторонний. Охрана всегда. Жулья нет и придурков.  Поняла? Наташке денег не давай, я ей карточку дебетовую выдала, там ей для гульбы хватит, конечно без шику. Всё одно без толку деньги промотает. И не ругайтесь с ней, хорошо?  Всё, целую. Завтра  позвоню. У меня телефон включен круглосуточно, так что звони сама, если что. Не экономь. Поняла?
- Наталья, привет! Ты где? У Кати? А сколько вас там народу присутствует? Восемь человек? А мальчиков? Слушай, ты бабушке звони регулярно, поняла? И веди себя хорошо! Всё, не выключай телефон и если что – звони мне! Папа тебя не поздравлял ещё? Нет, ну хорошо, целую! Да, я шляпу уже напялила, боюсь без неё сгореть! Привет! И одевайся тепло, футболку обязательно одень вниз, под кофту, я сказала, а то побежишь с голой поясницей, потом лечи тебя! Не спорь про белую футболку, она тебе идет. В помещении, если будет жарко, снимешь. Да, я твой телефон оплатила, можешь говорить сколько угодно, только не забудь заряжать его. Ты устройство зарядное взяла? Точно не забыла, как в прошлый раз? Ну, давай, гуляйте аккуратно. И, умоляю, если вдруг кто станет  предлагать что-либо из наркотиков, не теряй головы, ясно! Всё, успокойся, не кричи, мать плохого не посоветует!
Мария Борисовна наконец  закончила руководить семьёй через два океана и  подумала о себе. Десять дней – не большой, а очень большой срок. Надо было решать, чем  занять себя здесь, на Острове свободы. Отель их, точнее, маленькая туристическая резервация, был расположен в часе езды от Гаваны. Без особого шика, но вполне пристойное заведение, на берегу океана; бары, дискотеки, рестораны  - всё под боком. До сих пор ни с одним человеком  из их маленькой группы, с кем она прилетела сюда, она не знакомилась – не глянулся ни един соотечественник. Да и было их двенадцать, вместе с нею. Пять супружеских пар среднего или чуть выше среднего возраста, да мужик одинокий, где-то в районе сорока пяти, которого она толком и не разглядела. Вот и вся команда. Групповод от агентства Галина была не в счёт. Ей по штату положено со всеми клиентами общаться.
Погуляв примерно с час босиком вдоль берега и побросав в невысокую нынче, но длинную океанскую волну камешки, Мария Борисовна вернулась в свой номер уже Машей. Отдыхающей. Свободной женщиной, без должностей, званий, детей, мужей, забот, поваренных книг и головоломок городской жизни.
-2-
В школе его звали «Кулинар». В «Зоне» – тоже  «Кулинар», но уже за глаза.   Начальство «Кулинара» терпело только за незаменимость. Начальство очень чувствует, когда подчинённый  начальство насквозь видит. И начальству эта проникновенность глубоко противна. Руководство в глазах нижестоящих должно выглядеть высшим разумом и непогрешимым  божеством. А ежели  «сердце прошли, держи панамку» - таковы слова читает начальство в глазах своего подчинённого, так  в том радости нет.  И кайфу руководящего нет, но сразу – налицо неприятная возможность утери контроля над ситуацией. А вожди на то и существуют, чтобы вверенный им мир  держать под колпаком. Вожди существуют для руления.
Порфирий Петрович Дедух в своё  военно-морское прошлое был капраз. Капитан первого ранга,  если для несведущих. Кандидат военных наук. Решал вместе с коллегами  в одном военном НИИ вопросы, связанные с выживаемостью экипажей подводных лодок в условиях длительных плаваний при возникновении  экстремальных ситуаций. Как-то: пожар на борту, нарушения  нормальной работы  первого контура охлаждения реактора, утечка топлива в ракетной шахте на глубине и прочие гадкие события, которой были, есть и будет в будущем до … и более в ВМС родины. Особенно, если  учитывать  сложившуюся  в нынешней стране ситуацию.
На полигоне,  по-жаргонному в «Зоне», в своих вопросах был он авторитет. И непререкаемый. Вроде пахана на другой «зоне». А в жизни Порфирий Петрович – нелюдимый достаточно, замкнутый, а в моменты  принятия решений и, особенно при их выполнении  – злобный и жестокий  человек. Мог  совершенно свободно и без сожаления послать подальше чина любого ранга, если тот лез не в своё дело и это могло отрицательно повлиять на ситуацию. Без проблем и по морде мог врезать, а такое случилось  в Балаклаве на Чёрном море, когда один из офицеров, участвующих в испытаниях,  впал в ступор, а счёт шёл на минуты и если бы мореман не «вошёл в меридиан» и не выполнил команду – была бы братская могила из сорока с лишним трупов. Только вместо гроба – уменьшенная модель прочного корпуса опытного образца новой лодки.
Потом «Кулинар» за свой счёт вставлял  капитан-лейтенанту  верхние зубы, которые выбил, приводя «паренька» в чувство.
Дедух в августе отметил «двухзвёздочный юбилей», то есть в очень узком кругу друзей отметил своё пятидесятипятилетие.  Присутствовало на этом мероприятии  двенадцать человек. Правда, рюмок с налитой водкой и с куском хлеба поверх  на отдельно стоящем сервировочном раскладном столике помещалось более тридцати. Этих людей, если бы живы были, «Кулинар»  пригласил бы безоговорочно.
Сыну, Василию Порфирьевичу, стукнуло уже тридцать два. Внучкам Сашке и Дашке – по шесть. Порфирий вдовствовал  третий год: горячо любимую Лару сожрал рак.  Уже  шестой год работал «Кулинар» директором издательства, выпускавшего учебную литературу для школ и вузов страны. Пригласили его туда бывшие коллеги, ушедшие в своё время во власть да в околовластный бизнес. Пригласили, зная его деловую бульдожью хватку и пещерную по нынешним временам, обязательность да честность.  И не прогадали  - дело «Кулинар» поставил «на ять». Как умел: жёстко, чётко и результативно.
Отдохнуть ему случилось в этом году впервые. И то – лишь  на новогодние каникулы. Приехал в аэропорт он заранее, прошёл регистрацию и контроль одним из первых. Побродил по дьютифришной лавочке, купил пару бутылок «баллантайна» - до виски он большой  охотник.  Группа была – с заячий хвост, всего одиннадцать человек. Пять семейных пар молодого да среднего возраста и одинокая барышня заметной наружности с отсутствующим взглядом деловой дамы.  «Начальница. И  не замужем»,- подумал Порфирий, - «ровестники её, мужики, таких обходят стороной – боятся ещё по младости лет. Комплекс не выветрился полностью. Думают, что красивая да неприступная – ну её к бесу, «пусть крокодил Гена время на таких тратит – крокодилы триста лет живут». Порфирий усмехнулся про себя. Лет двадцать назад и он так же думал.
По прибытии на место Дедух устроился быстро и, по выработанной десятилетиями привычке к адаптации где угодно,  устроился основательно.
Сделал единственный звонок:  доложился о прибытии главному акционеру издательства, от него услышал, что всё идёт по порядку и спокойно пошёл обходить «дозором» окрестности.
Прогуляв около двух часов и внимательно оглядев территорию, на которой предстояло отдыхать, походя выяснил у сопровождающей группу Галины варианты и места экскурсий. В магазинах и ресторане изучил цены. В путеводителе - основные правила и прочие хозяйственные мелочи. Одновременно  Дедух успел познакомиться с дежурным на рецепшене,  по имени Мигель, пообщавшись с ним  на смеси англо-испанского волапюка. Мигель помнил даже некоторые фразы и по-русски, так как учился в своё время в Воронеже на агронома.
Перед ужином Дедух  принял душ, побрился второй раз за день и облачился в вечернюю форму одежды: бежевые брюки и белую рубашку.
Отдых «Кулинара» начался.
-3-
- Да подавись ты своими деньгами, придурок! Пошёл вон, будет под ногами путаться! – Анжела в сердцах пнула подвернувшегося под ноги Гошу, крупную таксу-кобеля. Гоша обиженно тявкнул и скрылся в свою домушку, дверь за Гошей захлопнулась и хозяин домушки оскорблённо завыл.
- Ты что, с цепи сорвалась, Анжела? С какой такой стати приревновала меня ко вчерашней Валечке? Уж не потому ли, что в пьяном безобразии к Климову в штаны лезла? А?
- Что? Повтори, что ты сказал, Петушок-золотой гребешок! По морде не хочешь ли заполучить, гад противный? Всё! Это была последняя капля! С тобой я никуда не поеду! Сдаю билеты – и на хрен, к маме в Бендеры! И пацанов заберу! Я тебе такие алименты выкачу – мало не покажется! Я тебя до нитки раздену, кобель непроходимый!
- Заткнись, Анжела, сейчас дети вернутся, собираться надо в дорогу, или ты уже опохмелилась всерьёз?
Ну тогда понятно, отчего завелась!
Скандал в семействе Арсеньевых разгорелся серьёзный. Пётр Аркадьевич, член совета директоров одного из крупнейших банков страны, красавец, богач и любимец фортуны, через восемнадцать часов вылетал с женой Анжелой и сыновьями-погодками Алексеем и Андреем в Швейцарские Альпы кататься на лыжах и встречать Новый год  в горах. Однако, вчерашний банкет в клубе обернулся скандалом: Анжела, ставшая совершенно откровенной алкоголичкой, устроила пьяный дебош с обслугой, а потом прилюдно приставала к известному шоумену Климову. Народ потешался над «весёлым семейством Арсеньевых». Это привело в бешенство Петра Аркадьевича и он приказал охране увезти пьяную супругу домой. А сегодня с утра она мстила мужу за «поруганную честь и достоинство».
Когда-то, давным-давно, ещё будучи студентами МГУ, они познакомились, поженились и родили одного за другим двух сыновей. Ещё до рождения детей, на втором курсе, Пётр проявил склонность к финансовым операциям у гостиницы «Метрополь». Перестройка началась, валютный обмен стал жизненной необходимостью и делом чести, доблести и геройства. Вместе  с двумя друзьями, Андреем и Женькой открыли они один из первых обменных пунктов в Москве. А дальше пошло-поехало. Стремительные перемены в стране привели к стремительному взлёту счастливой звезды Арсеньева Петра Аркадьевича. Денег стало очень много и управлять этими деньгами стало нелегко. Времени отнимало занятие много, точнее, на остальную жизнь времени уже не хватало. Анжела стала тяготиться отсутствием мужа,  подруги из их круга имели аналогичные проблемы.  Собравшись «на посиделки» друг у дружки дома или в клубе или ресторане, начинали делиться своими заботами. Под бутылку, конечно. И от жизни такой Анжела стала всерьёз попивать. А потом вдруг выяснилось, что без алкоголя бедная женщина не может. Лечилась. Не помогло. На этой почве да от одиночества стали происходить приступы бешеной ревности мужа к кому угодно: к домработницам, к официанткам в ресторане, к секретаршам на работе.  Жизнь становилась невыносимой. В этот раз своим пьяным сознанием решила она окончательно: уезжать к матери. С детьми. А там – будь что будет!
Загудел домофон. Привезли из школы сыновей. Анжела позвала горничную Катю и велела срочно собирать чемоданы в дорогу.  Срочно заказаны билеты на самолёт до Львова. Сыновья, притихшие и испуганные, смотрели в комнате у старшего мультфильм.
Пётр, поняв, что рухнули новогодние каникулы окончательно,  дал команду секретарше срочно подобрать горящую путёвку куда угодно, лишь бы вон из Москвы от этого бардака! Ехать одному в Альпы было совершенно невозможно: потерять лицо среди серьёзных людей он не мог.
- Пётр Аркадьевич! Через четыре часа вылетает самолёт на Кубу. Визовый вопрос решён. Вас устроит такой вариант: десять дней, четыре звезды, возврат девятого января? – позвонила секретарь Василиса.
- Да, я выезжаю. Билеты и документы подвезёте в аэропорт!
Сюрпризом начинались новогодние каникулы Арсеньева Петра Аркадьевича, очень богатого и влиятельного в Москве человека.  Красавца, банкира и не самого счастливого отца семейства.

-4-
- Добрый вечер!  Я хочу быть Вашим соседом! Не будет возражений? – предложение было сделано таким тоном, что отказа быть не могло. Говорил человек, привыкший  отдавать приказания, которые не исполнить было решительно невозможно.
- Пожалуйста,  здесь свободно, - ответила Маша. Тот самый мужчина,  которого она не рассмотрела по дороге, сел напротив.
- Разрешите представиться: Дедух Порфирий Петрович, можно просто Порфирий, но уж никак не Проша, - и  широко улыбнулся, располагающе.
- Мария Борисовна, Маша, - несколько натянуто улыбнулась в ответ Мария.
- Очень приятно, давайте выпьем за знакомство и за начало новогодних каникул вдали от родных берегов! Не будет возражений? – возражений не было.
- Что предпочитаете, Маша, в условиях западного полушария на земле дружественной когда-то Кубы? Вино, коньяк, виски, шампанское? Лично я – виски, хотя здесь полагается пить ром. Так что же именно выберете? Карту вин изучили?
- Если я предложу «кьянти», это Вас устроит, Порфирий?
- Для начала – вполне!
Маша усмехнулась про себя: бойкий дядя, палец в рот не клади! Коллега-начальник, видно невооружённым глазом.  Достала сигарету. Огонёк зажигалки у Порфирия в руке появился, откуда ни возьмись.
- Сам не курю около четверти века, но зажигалку имею всегда, впрок! – Порфирий вновь широко улыбнулся. Но глаза его оставались жёсткими, неулыбчивыми.
« А ты думаешь не то, что говоришь, дядя!» - поняла Маша, - « как и я сама», - ещё раз усмехнулась, но уже губами, а не мысленно.
- Вы правы, есть такое дело, - слегка склонив стриженую ёжиком голову к правому плечу, сказал Порфирий, - вы ведь тоже поступаете аналогично, не так ли?
- Разумеется, - ответила Маша, но тут же спохватилась, - Вы это о чём?
- О том, что мы думаем зачастую совершенно другое, чем озвучиваем. О чём же еще!
- Хотите сказать, что мысли читаете? Экстрасенсорика, да?
- Нет, не хочу! Вы женщина не только красивая, но и очень умная, сами мои глаза просчитали, ничуть не позднее, чем я Ваши. Вы ведь людей неплохо изучили на своём веку?... На руководящем! – добавил Порфирий после тщательно выверенной паузы.  И  отрицательным жестом остановил официанта, собравшегося  разливать им вино:
- Я сам! – Порфирий аккуратно, не пролив ни капли, налил Маше и себе ровно на три четверти бокала, - за знакомство!
- За знакомство! – ответила Маша. А про себя подумала: «Жаль, что не надела свои бриллианты! И чего это я промахнулась?»
-  Вы на Кубе впервые, Маша?
- Да, раньше бывать не приходилось.
-  А мне вот, довелось. Лет двадцать с небольшим назад  около года здесь помогали братскому кубинскому народу от коварных империалистов обороняться. Светлое будущее им строили. Да вот не достроили.  Кубинцы ребята хорошие,  плясать любят по любому поводу, а без повода, так и вовсе хлебом не корми, а позволь – неделю будут веселиться. Жизнерадостные товарищи! Как-то раз приехал пароход с мороженой рыбой для советского персонала, а здесь – карнавал.  Здешний профсоюз докеров говорит, что пока карнавал не закончится, судно разгружаться не будет. Время было горячее, в смысле температуры,  рыбка сначала  таять начала,  несколько тонн сами спецы на своём горбу унесли  - то и съели. А остальные сотни тонн рыбца  выбросили за борт, местные барракуды спасибо сказали, что кубинцы так долго танцуют.
- Порфирий, Вы скучаете по прошедшим временам?
-  Разумеется. Все люди подвержены такой слабости,  это в характере рода людского заложено. Помните, у Платона, а в особенности у Плутарха на эту тему дивные высказывания существуют: «в доброе старое время, когда люди были лучше, а времена – добрее, царил золотой век». За точность цитирования не ручаюсь, однако мысль именно такова. Но если Вы, Маша, подразумеваете ностальгические вопли о советском рае, так их нет у меня.  Очень многое следовало менять в любом случае. Однако не столь стремительно, да безо всякой подготовки и  расчетов. Но это в менталитете нашего народа. И властей, разумеется!  Даёшь Берлин к первому мая! Или  БАМ ко дню именин Леонида Ильича!
- Давайте выпьем, Порфирий, за то хорошее, что было в нашей жизни, а отдельно за то, что нас ожидает в будущем! – предложила Маша.
- Замечательный тост! С большим моим удовольствием выпью за это! Вы позволите преподнести женщине, которая мне нравится, цветы ? На мой вкус!
- А Вы, Порфирий, дамский угодник?
- Нет,  просто Вы мне понравились.
-  Не слишком ли быстро? Ведь мы  менее часа знакомы!
- Нет! Одну минуту! – и Порфирий , подойдя к одному из местных  ресторанных товарищей,  обменялся с ним несколькими фразами и вернулся к столу.  Буквально сразу появилась молодая  жгучая мулатка с охапкой белых лилий. Порфирий тщательно отобрал три ветки, расплатился и  очень ловко (нет, не вручил, а именно  преподнёс)  цветы Маше.
Она сделала изумлённую гримаску, однако такой оборот дела ей пришёлся по душе.  Но привёл, одновременно, в некую растерянность. И тут Маша неожиданно, даже как-то вдруг,  почувствовала себя настолько уставшей от перелёта, от смены климата и бессонной предыдущей ночи, что, просидев и машинально отвечая на политесы и комплименты Порфирия с полчаса, извинилась перед ним и пошла в номер. Уснула Маша мгновенно. С предчувствием перемен.
-5-
Проснулась Маша, улыбаясь.  После завтрака  направилась к океану. И, словно в мелодраматическом фильме, напичканном неожиданными поворотами сюжета, услышала за своею спиной:
- Машенька! Какими судьбами! – голос был очень знаком. Маша обернулась. К ней торопливым шагом приближался не кто иной, как один из руководителей головного офиса их банка Пётр Аркадьевич Арсеньев собственной персоной.  Улыбающийся, красивый, уверенный в себе, словно сошедший со страницы модного журнала. Символ успеха и мечта домохозяек.
- И ты здесь? Вот чудеса! Я думал, что улечу к чертям собачьим «в деревню, в глушь, в Саратов», а не на престижный курорт,  где наши отдыхают. Специально простой вариант выбрал. Один решил время провести, а тут! – он широко развёл руки и картинно изобразил восторг и упоенье встречей.
- Здравствуйте, Пётр Аркадьевич! Я очень рада неожиданной нашей встрече. – политкорректно улыбнулась Маша. Они никогда не были на «ты», да и в принципе, управляющая  одним из двух сотен филиалов, да с периферии, коим был Питер, была слишком незначительна в банковской иерархии по сравнению с Арсеньевым. Виделись они  в Москве, в головном офисе на совещаниях, менее десятка раз. А разговаривали о деле – только четыре.
- А ты здесь одна, или с мужем?- сходу поинтересовался Арсеньев.
- Одна.
- А муж?
- Дома. За дочкой присматривает, - обидно соврала Маша.
- И я свою благоверную с сыновьями в Швейцарию отправил. Пусть на лыжах покатаются! А то я устал от всего. Отоспаться хочу. – кокетливо закончил Арсеньев.
- Это дело хорошее. У… Вас работа тяжёлая. – выдавила Маша.
- Машенька, да брось ты! Мы же не в офисе, не на заседании. Мы отдыхаем, морем любуемся. Друг другом в том числе, - и Арсеньев засмеялся собственному остроумию. – давай на ты, чего уж там!
- Я не против.  Пётр, давайте на «ты».
- Слушай, меня жена Петей называет. Мне так привычней. Зови меня просто Петя! Купаться направляешься?  Я с тобой!  Мы же коллеги, отдыхать будем дружески, как хорошие знакомые… - и Пётр, нагнувшись к Маше, полушутливо, полувсерьёз, обнял её за талию. Маша вздрогнула.
- Что, начальства боишься, да? Не боись, я не страшный! Я добрый вождь, со мной дружить надо!
- Хорошо, я не против дружить, я дружелюбная! – улыбнулась Маша.

         Встреча Нового года проходила бурно, весело, с речами, плясками, общим дружелюбием, фейерверком, организованно, бодро. Как положено.  Пётр и Маша напару смотрелись великолепно.  К утру, уже когда стали расходиться, Пётр спросил:
- Ко мне пойдём, или к тебе?
- Как хочешь.
- Тогда – ко мне! – засмеялся Пётр. Машенька устало улыбнулась.

                -6-

          Пабло, он же Паб, капитан «шхуны», бывшей на самом деле древним катером, приводимым в движение движком советского производства шестидесятых годов, и, одновременно, руководитель рыбалки, управлял процессом виртуозно. Галина, которая  вышла в море за переводчицу, страдала от незначительной качки  сегодняшнего океана. Хотя до берега было рукой подать – около часа ходу,
  она панически переживала все 8 часов рыбалки. Галине было равно жутко как от удалённости от суши, так и от сознания бездны под ногами. Но работа есть работа и «нравится не нравится, терпи, моя красавица!» 
   Кроме Пабло и Галины, на рыбалку сподобились четверо: Машенька с Арсеньевым, Порфирий и Анатолий, поклонник Эрнеста Хемингуэя, приехавший сюда, на Кубу, как раз за возможностью хотя бы фиктивно, но поучаствовать в ловле Рыбы.
В море вышли рано утром. Сонный океан был куда спокойнее обычного. Но с восходом солнца начались процессы и появились волны и подул ветер, сначала малоощутимый, практически невесомый, но через часа полтора превратившийся в стабильную вентиляционную тягу. Правда, без порывов.
Пётр был не в духе. Его угораздило не выключить телефон и уже под утро его разбудил  звонок. Это был «гвоздь из родного дома».  Анжела, в очередной раз передумавшая уезжать, вернулась с детьми из аэропорта, якобы по причине задержки рейса и, разумеется, напилась. Звонила она уже не с приступом ревности, а ревмя ревела как белуга, обвиняя мужа в том, что он бросил жену и детей на произвол судьбы и уехал. Пётра разозлил более не факт звонка пьяной жены, а то, что он кожей ощутил, как проснулась за его спиной Маша и слышит его раздражённый шёпот и, наверняка, кое о чём догадывается, ведь Анжела рыдала  очень громко – наверняка рядом было слышно. Стыдно было от лжи. Стыдно как вышестоящему начальнику перед подчинённой,  с которой спишь вроде бы на равных, но в душе всё помнят все – кто есть кто. Ну пусть не согодня, когда оба голые, а завтра, на работе, когда мундиры будут напялены, звёзды на погонах отчётливо видны и, как зубная паста из переломанного тюбика, истинное положение вылезет на всеобщее обозрение и назад его не загнать…
 Счастливые жёны на отдыхе в Швейцарии так себя не ведут. Осознание этого, несанкционированного знания любовницы, портило всю обедню. И рыбалку, на которую Петра уговорила Маша, потому что сам он участвовал в ловле рыбы впервые в жизни, он возненавидел сразу. И паскудное настроение перекинулось и на отношение к Маше. Арсеньев сидел на деревянной скамье особняком, курил одну за другой сигареты и плевал раздражённо в море. Пабло неодобрительно смотрел на этого раздражённого русского. Он, Пабло, как рыбак, резко порицал его. «Писать и плевать в море всё равно что себе в тарелку» - в своё время говаривал его папа, хорошо знавший морские обычаи и кормивший семью рыболовным промыслом. Но как работник туристической отрасли, Пабло улыбался и молчал – за всё заплачено и что ж тут поделаешь…
Машенька действительно проснулась, разбуженная звонком и очень отчётливо слышала тон Арсеньевской жены – истеричный и оскорбленный. Точно все слова она не слышала да и не стремилась к этому, однако взаимная ложь любовника и дополнительное знание о чужих бедах её совершенно не радовали. То, что Пётр лжёт о благополучном отдыхе семьи в Альпах, она давно уже поняла. Но ведь и она солгала про «мужа». Да и сам курортно-служебно-полевой роман – тоже не образец святости для всех участников процесса. Однако сдавленный и свирепый шёпот любовника, изо всех сил прижимавшего телефон к уху, чтобы ей не было слышно и его раздражённое сопение и утреннее пробуждение с близостью, смахивавшей на обязаловку, целью которой является не удовольствие, а доказательство друг другу неизвестно чего и холодные ласки, напоминающие «секс со стажем» - усилили ощущение пустоты, двусмысленности и стыдной глупости происходящего.
Машенька тоже плыла по течению. Предстоящая рыбалка вроде как ритуал, достаточно нейтральный, да вдобавок на свежем воздухе.
У Порфирия на душе было ровно и спокойно. Слегка, видимо, от перемены климата, ныло левое колено, некогда раздробленное на ходовых испытаниях в северном море – сорвался с обледенелого трапа.
Однако такое пустяшное дело ничуть не омрачало морскую прогулку, предстоящую охоту за рыбой, пусть изрядно фальшивую и наигранную, но тем не менее – «в полевых условиях». Ловить рыбу предстояло хоть и под руководством Пабло, то есть инструктора, но настоящую, из океана, а не в аквариуме гастронома сачком. Да и то сачок там не в твоих руках.
 В известном одному Пабло районе шхуна бросила якорь. Были розданы снасти, проведён инструктаж с пробно-тренировочными забросами и подъёмами  инструментов ловли.
Рыбалка началась. И неожиданно выяснилось, что Пётр, сам того не ведая, был прирождённым, причём азартным рыбаком. Увлекающимся до самозабвения. Маша ловила «постольку поскольку». Анатолий – с усердием последователя учения, однако бестолково и бессмысленно. Порфирий – со смаком и пониманием – науку ловли освоил давно и знал в этом толк. Как опытный рыбак, он сразу увидел арсеньевские задатки. «Фартовый, гад!» - усмехнулся про себя Порфирий. «И бабы его любят и рыба!»  Порфирием незаметно для окружающих, овладело чувство ревности. Он напрягся и поставил перед собой задачу: «сделать зелёного».
Арсеньеву везло. Удачливый новичок таскал одну за другой. Не мелочь и не крупняк,  но часто и много.
Он тоже поглядывал в сторону Порфирия, угадав в нём мастера. И, как человек очень самолюбивый и тщеславный, к тому же достигший в свои годы очень многого,  просто был уверен, что поймает больше опытного мужика.
  В результате при взвешивании  по окончании лова, с минимальным, правда, перевесом, победил Порфирий.
  Виду он не показал, но был очень доволен. «Ты у меня – бабу. А я у тебя – рыбу!».
      Из посторонних это поняла только Машенька. Ей было приятно. И то, что в любовнике открылась страсть и то, что  между мужчинами присутствует соперничество за неё.  Приятно. Настроение у неё стало просто замечательным.
   
                -7-

           Вечером, в ресторане, отмечали неожиданно интересную рыбалку.  Отмечали вчетвером. Порфирий явился с дамой по имени Елена. Елена  прилетела сегодняшним рейсом. Её оптимизма и удивительно естественного любопытства хватило бы на трёх человек «среднего» жизнелюбия. Она просто светилась счастьем от предстоящего отдыха, её интересовало буквально всё: от процента солёности океана до  рецепта теста здешних булочек. Причём это было совершенно нормальное для неё состояние души. И не вызывало, на удивление, у посторонних ни отторжения ни раздражения. Елена притягивала  окружающих своим дружелюбием и коммуникабельностью, словно была оснащена неким магнетическим устройством. Она мгновенно разговорила Петра, отчего Машенька слегка приревновала. Тут же познакомилась с двумя шведками за соседним столиком и, совершенно не смущаясь, на смеси англо-итальянского с доминированием русского «эсперанто» вовлекла замкнутых шведок в весёлую беседу ни о чём. Но занимательную и смешную.
«Где Порфирий такое чудо природы откопал, а главное когда? Ведь из аэропорта автобус прибыл часа три назад, не больше! Или это Порфирия откопали? Ну да, скорее последнее. Хотя… Оба они с «Говорушей» друг друга стоят!» - рассуждала Машенька, глядя на новую знакомую. И на Порфирия.
Порфирию «Говоруша» явно пришлась по душе.
       - Никогда бы не подумал, что ловля рыбы сравнима по кайфу с процессом зарабатывания денег! – удивлялся Пётр.
       - А женщины – это слабое подобие процесса зарабатывания денег? – съехидничала тут же Говоруша.
       - Извините, Елена.. не знаю, как Вас по отчеству, - собрался ответить ей колкостью Арсеньев.
       - Зовите меня просто Лена, так сподручнее, Пётр!
       - А вы пробовали сами деньги зарабатывать, Леночка?
       - Ах, Пётр! Я вынуждена этим не заниматься уже третий год! Я живу на ренту. Хотя, если честно, содержать недвижимость и контролировать условия её эксплуатации тоже не сахар! Но жутко увлекательное занятие. Если это не называть прямым деланием денег, то Вы правы, я действительно уже третий год не испытывала удовольствия от этого. А Вы вот, расскажите, чем Вы заняты там, дома! Страшно интересно и очень занимательно. Вы такой восхитительный собеседник. Это я с первого взгяда определила. Маша, вы меня не ревнуете к кавалеру? Не надо, я совершенно безобидное существо на эту тему. Сегодня! – и Говоруша заразительно рассмеялась, взглянув лукаво на Порфирия.
На Машенькин многоопытный взгляд, Говоруше – за сорок. Но вот конкретнее – не угадать.  Шатенка. Не крашеная. Ухоженная. Причём, ухоженная  вся. Драгоценности  - дорогие и, преимущественно – антикварные. Особенно хорошо колечко с бриллиантом огранки «багет» примерно в полтора карата. Камень – «зашибись-убейся»!  И браслет с тремя крупными сапфирами в бриллиантовом же сопровождении. Шмотки без вызова, но тоже дорогие. Говорит Говоруша о чём угодно, только не о себе. Точнее, о себе, но вещи неидентифицируемые.  Ни о детях, ни о мужьях, ни о деле. А вот о вкусах, пристрастиях, поездках и впечатлениях – просто «брызги шампанского»!
Часа через полтора, когда все слегка подпили, Порфирий и Пётр стали находить-таки общий язык. Или просто языки развязались. Только вдруг они подобрели взаимно. У одного сгладилась лёгкая обида «за бабу», у другого – ревность «за рыбу». Тем более что у каждого в данный момент имелся полный комплект мужских знаков различия: и женщина и победа. Поровну.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что они совершенно не антагонисты, а мужики с понятием и понятием близким. Без ущемлённого самолюбия, достаточно реализовавшие себя в этой жизни. То есть ни один перед другим не считался «на помойке найденным», как это зачастую бывает у мужчин, изначального неприязненно относящихся один к другому.
Вполне дружелюбно пили они виски ( пить умели оба), Порфирий поделился впечатлениями о ловле рыбы на Северном полюсе, где они всплывали из-подо льда для демонстрации мощи Советского Союза. Байка это была или не байка, бог весть. И Пётр рассказал в свою очередь историю участия одного из первых лиц страны в «освоении» знаменитого транша Всемирного фонда аккурат  в дни великого дефолта 98 года.
- Друзья мои! – воскликнула Елена-Говоруша, - у меня есть идея: давайте устроим посиделки-россказни. Каждый, если захочет, разумеется, расскажет историю любого содержания, которую он слышал, читал, или которая приключилась с ним когда-нибудь! Можно врать, можно заниматься плагиатом, никаких ограничений! Условие одно: чтобы не было скучно! Не будет возражений? Или кто-то из присутствующих стесняется, а может быть просто не готов к такому обороту и требуется время на обдумывание? Вот Пётр, Вы как на это смотрите?
- Нормально. Отличная идея!
- Может Вам подумать надо, а то многие сразу не могут…
- Я всё быстро делаю! – самонадеянно в лёгком хмельном кураже лихо ответил Пётр.
- Всё? – улыбчиво с ехидцей переспросила Елена.
- Да, всё! – решительно подтвердил Арсеньев.
- И дамы остаются довольны? – подсекла его Говоруша под общий хохот.
Пётр тоже рассмеялся. Остаточные явления напряжённости испарились. Присутствующие расслабились совсем.
- Поскольку инициатива наказуема, то я, как автор идеи, начинаю первую ночь Шахерезады на Варадеро.- подвела итог Елена-Говоруша.
-  Итак, господа-товарищи-друзья, если кто из вас не знаком с основными тезисами Нового Завета, поднимите руки! Чудесно! Все читали Евангелие хотя бы от одного из апостолов. Канонические тексты? Замечательно! Следовательно, все в курсе, что Иисус Христос был не женат? Все. Тогда я скажу вам, что это – неправда: у Христа была жена и дети. Это потом их не стало. В смысле том, что  любое упоминание о них было выжжено калёным железом всеми последователями Христова учения и церковью. И вы не догадываетесь, почему? – лукаво улыбнулась новоявленная Шахерезада, оглядывая присутствующих за столом. – это же так просто! Нет? Ну тогда поехали!

                -8-

       Эсфирь не видела мужа уже третью неделю. Он ушёл в селение, что неподалёку от города, чтобы договориться с дальним родственником Эсфири о небольшой ссуде. Эсфирь собралась перестроить дом и следовало внести задаток строителям. С ним увязались, по обыкновению, его дружки-приятели, таскавшиеся следом и глядевшие мужу в рот. Тунеядцы и бездельники, выгнанные со службы, мечтатели вроде её супруга. То есть все как один из породы мужчин,  ограниченно пригодных не только к воинской службе, но и к жизни просто повседневной. Эта ватага пустозвонов бродила по окрестностям, рассуждая невесть о чём, просиживала сутками в храмах, раскрыв рты слушая проповеди  священников и тут же эти проповеди переиначивала, да подвергала сомнению постулаты веры. На еретиков эта публика не тянула, да и не вопросы церковные заботили Эсфирь, а сугубо земные.
             Это когда семья требует ежедневной заботы, дети болеют и хотят есть. А за животными необходим уход, их дважды в день требуется накормить да напоить. А спорами, байками и сплетнями сыт не будешь, «сколько ни говори мёд, во рту сладко не сделается» - древняя мудрость!
- Пошли, пошли, рогатые,- Эсфирь выгнала своих трёх коз из хлева, привязала их на пустыре среди других бедняцких животных  к вбитым в сухую землю и обглоданным добела кольям и вернулась домой. Накормила кур, взялась за жернова ручной мельницы – дети скоро проснутся,  надо успеть испечь лепёшек. Солнце только-только осветило вершины деревьев. Стояло раннее утро. День начинался.
- Эй, соседка! Щепотку соли не одолжишь ли? – раздался высокий с хрипотцой женский голос за спиной Эсфири.
- Здравствуй, Суламифь, заходи, соль у меня ещё есть, это мужа давно нет, а соль пока есть, - горько пошутила Эсфирь.
- Здравствуй и ты! Я тебе сочувствую, хоть и сама – вдова. Я точно знаю, что мой – на небесах. И жду, когда попаду туда сама. А у тебя муж сам объявляет себя бог знает кем: сыном божьим, да мессией.
И дома не ночует. Может нашёл не только среди мужиков учеников-то, а и ученицами разжился?
- Да кто его знает! Я сама уже не знаю, как себя считать: соломенная вдова или замужняя женщина. В доме ни денег, ни зерна, дети болеть стали – а он как ушёл к Соломону за деньгами, так третью неделю и нет его. Ни семья его не интересует, ни дети, ни я, грешная. Суламифь, а у тебя масла оливкового с полкувшина не найдётся  в свою очередь?  Вернётся все ж когда-либо мой проходимец, принесёт деньги, сочтёмся тогда.
- О чём речь, соседка! Нам только друг на дружку при таких делах надежда, да на бога! – Суламифь молитвенно сложила руки и воздела очи горе.
- Он, конечно, мужик неплохой, мой Иисус, по жизни-то! Но руки ни к какому делу не приспособлены: ни гвоздя забить, ни денег заработать. Вот умён – это да!  И язык подвешён – заслушаться пара пустяков! Тут не отнимешь! Только одними красивыми да умными речами-рассужденьями  детей не накормишь, за это денег не платят!  На службу он устроиться не может – умён слишком, всех начинает учить да поучать, что, дескать, так лучше, а не как вы делаете! А кому ж из начальства такая критика по душе, хоть ты семи пядей во лбу – но начальство критиковать не моги! Или, если невтерпёж – критикуй дома, у жены под боком. Я всё стерплю, если дети сыты. – Эсфирь  смолола муку, замешала тесто, раскатала его ловко, и вот уже скоро свежие лепёшки будут вынуты из печи и можно будить детей завтракать.
Утро разгорелось вовсю. Суламифь, отдав горшок с маслом,  ушла на рынок за припасами.  И только Эсфирь направилась в дом будить детей, как в ворота постучали.  Это был пропавший муж. Эсфирь молча, не отвечая на приветствие, повернулась к нему спиной и, уже при входя в дом, спросила через плечо:
- Cоломон дал всю требуемую сумму, или  только часть?
- Понимаешь, Эсфирь, денег нет. Я их потратил. Возникла одна идея и…
- Что? Ты потратит ВСЕ деньги?! – уже повернувшись к мужу лицом, грозно и недоумённо воскликнула Эсфирь.
- Да, до последнего гроша. Но, понимаешь, эта идея настолько хороша, что сможет сделать моё имя бессмертным, а вас – счастливыми и богатыми…
- Ты о чём, милый мой! Ты знаешь, что в доме ни мешка зерна или муки?  Ты в курсе, что у дочери – краснуха, а младший – наорал себе грыжу? Ты задумывался хоть раз на предмет своих всегда очень важных отлучек из дому, причём всегда неожиданных, без предупреждения, без вести! А может, тебя уже нет в живых? Или у тебя появилась новая семья и ты живёшь с другой женщиной и она тебе рожает детей? Я, например, совершенно не в курсе, любезный муженёк! Может быть ты и впрямь гений всех времён и народов, только я лечу тебя после твоих отлучек от поноса да от чесотки. Не твои последователи-дурачки, или полоумные дурочки, что смотрят тебе в рот! Не они закладывают последнее, что осталось в доме от моего приданого, чтобы тебе вправили вывихнутое плечо, гениальный ты наш! Я это, я! Эсфирь, жена твоя, которой ты помыкаешь как хочешь, которая тебя месяцами не видит и которая бьётся как рыба о камень, чтобы твоих детей прокормить! Ты можешь это понять, блаженный? Нет, этого ты не поймёшь – тебя занимает мировая проблема, ты ум морщишь, как изобрести средство сделать счастливыми всех подряд, обессмертив своё имя в веках!
- Я верю, что ты делаешь это искренне, но мы тоже люди и живые люди. И твои самые родные люди! Но до нас тебе нет дела, блаженный ты мой пророк! Все! Эта была последняя капля! Кто будет отдавать и с каких доходов деньги Соломону? Может быть, это сделаешь ты с доходов от своих проповедей?  Или наймёшься писцом на рынок, чтобы  писать слезливые письма неграмотным влюбленным дурочкам?  А, может быть ты заплатишь Соломону натурой, вином из воды или хлебами, которыми можно накормить тысячи, даже если этих хлебов числом всего три? Слушай, займись-ка ты воскрешением из мёртвых! Или исцелением увечных! Отбою не будет от заказчиков! Ведь этим ты дуришь голову своим слушателям!  - Эсфирь с грохотом швырнула медный кувшин о стену дома.
      -   Или мне идти на панель? А как же дети?! Вон! Уходи! Иди к своим ученикам или ученицам,  к своим бабам! Кто там у тебя теперь есть? Иди, я устала! Дети проснутся. Я не хочу, чтобы они слышали это!

Эсфирь захлопнула ворота за человеком, который одиннадцать лет был её мужем и отцом её детей.

                -9-


 - Да, невесёлая история. Не рождественская. Нетипичная для Вас, Елена. Точнее, для Вашего оптимистического характера. – подытожил Пётр.
Машенька вздохнула. Закурила.
- А если этого и не было вовсе, тогда и грустить нечего! – несколько натянуто улыбнулась Елена.
- Я вам сейчас анекдот расскажу! –  подхватил подачу Порфирий, - только этот анекдот из жизни. Из будущей!
- А это как – из будущей? – уже улыбнулась Машенька.
- А давайте завтра продолжим! – предложила Елена.
 
      «И наступил день второй. И Шахерезада начала новую историю». – процитировал уже следующим вечером Порфирий.
 - И эта история о будущем, которое всегда вытекает из прошлого, как любая река из своего истока. Итак, моя история о том, как можно стать счастливым, будучи глубоко несчастным вначале.  В семидесятых годах двадцатого века в самый расцвет застоя, довелось мне участвовать в учебно-тренировочном восьмимесячном походе на атомной подводной лодке, сокращённо АПЛ в район, непосредственно примыкающий к территории наиболее вероятного противника. По-простому если, так это район бермудского треугольника. А противник, разумеется, США. Нынешние наши доноры и дружбаны.  А тогда – наоборот. Выдвинулись. Дошли. Залегли или заступили практически на боевое дежурство. Это экипаж. А мы, пятеро прикомандированных, занялись своей работой. Но это к делу не относится. Я имею в виду характер работы. Суть не в ней. На лодке всё как на берегу. И баня и художественная самодеятельность и дни рождения и, между прочим,  выпуск стенной газеты. А в ней, как положено и карикатуры и передовая статья и стихи. Штатным поэтом был матрос БЧ-3. Фамилию, извините, не назову, потом поймёте причину.  Но, предположим, Сидоров Прохор его звали. Прошка малый бойкий, на язык остёр, пишет гладко, после службы на факультет журналистики собирается. А репертуар у него как и положено, юмористический, лирический да сатирический. Но всё это под строгой редакцией замполита. Фамилия замполита запомнилась навсегда: капитан второго ранга Гоздюк. Ну понятно, как личный состав его кликал за глаза. При дамах такое не говорят. Ну да барышень на борту не положено. Даже в виде фото. Точнее, только у офицеров и в одетом виде. Тоже понятно отчего. И вот, уже в Саргассовом море, замполит Гоздюк находит (случайно, по его словам) в матросском кубрике целую пачку фотографий голых девиц иностранного происхождения. Но не это главное, между прочим. Самое ужасное было то, что среди этих жутко неположенных красоток найден был листок со стихами следующего содержания:

   ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ОДА  РОДИНЕ

Спасибо, что поёт петух,
Что существует дверь.
Что раньше продавали с двух
А с четырёх – теперь.

Спасибо за «Полёт шмеля»,
Что звёздам несть числа.
За то, что женщина моя
Сегодня понесла.

Спасибо за теченье рек,
За Волгу, Енисей.
Что через реку ехал грек,
Что едет он досель.

За лунный свет, за шум волны,
За то, что я дышу.
В том, без сомненья нет вины,
Что до сих пор пишу.

Спасибо за Лавуазье
Закон. И за Фурье.
Что лайнер спит на полосе
Не в небе - на земле.

Всё: от обилья  и - дотла
Дала отчизна-мать!
Не мне, но всё ж таки дала!
(А ведь могла не дать!)

Позволю себе напомнить, что дело было в конце семидесятых годов. То есть стихотворение это шло как антисоветское. А вы представьте себе, на АПЛ, секретнейшем объекте стратегического назначения, у  вражеских берегов, обнаружен идеологический враг! Типичное диссидентское произведение. Это не просто ЧП. Это не какой-нибудь ерундовый прокол партийно-воспитательной работы командиров и политработников! Это криминал с политическим подтекстом. Опасность номер один, если говорить языком того времени!
   Сидорова сняли с боевого дежурства сгоряча. Но ведь это АПЛ, экипаж согласно корабельной роли расписан и подготовлен. Где сменщика взять? По радио не пришлют. Да и режим радиомолчания – строжайший. Выход на связь только по особому распоряжению или в случае ЧП на борту атомохода. Но Гоздюк – мужчина упорный и карьерист. В первый же сеанс связи он настоял на том, чтобы доложить на родину о факте диссидентства на борту. Доложили. В штабах – суматоха и караул. Однако на самый верх, командующему флотом докладывать боятся – всех поснимают! Стали репу чесать, как вывернуться. Ну и надумали традиционно: в следующий раз связи получаем строжайшее указание – решить вопрос по месту. То есть на лодке. Гоздюк приуныл. Хотел выслужиться, бдительность продемонстрировать, а наступил на свои же грабли. И оными – по собственной морде лица поимел! Сидорова в море не выпустишь, в реакторе вроде Лазо не спалишь. Даже подмену не найти на боевое дежурство. И с горя помудревший Гоздюк вызывает на беседу раздолбая-диссидента и говорит ему прискорбный приговор: мол, матрос второй статьи, ты кашу заварил своими дурацкими стишками, ты – и думай, как самому избегнуть приговора с политической статьёй. И со страху матрос второй статьи Сидоров Прохор за одну ночь (вот какой великий стимулятор – страх!), проблему решил. Просто до гениальности.
  Утром он принёс Гоздюку листок со стихами, которые выглядели так:

ПАРТИИ ЛЕНИНА – СЛАВА!
(Навстречу 25 съезуд КПСС)

Уж поутру  поёт петух,
Про коммунизма  дверь!
Ведь раньше продавали с двух,
А с четырёх – теперь!

Спасибо за «Полёт шмеля»,
Что звёздам несть числа!
За хлеб, что женщина моя
Сегодня принесла!

Спасибо за теченье рек,
За Волгу, Енисей!
Что счастлив и еврей и  грек,
На Родине моей!

За лунный свет, за шум волны,
За то, что я дышу.
За то, что в мире нет войны,
Что до сих пор пишу!

Спасибо за Лавуазье
Закон. И за Фурье.
Что лайнер спит на полосе
На нашенской земле!

Всё: изобилья и тепла
Дала отчизна-мать!
Нам всем дала, дала, дала!
И не могла не дать!

Гоздюк сначала не врубился. Но, внимательно прочитав несколько раз произведение, с виду почти не отличавшееся от еретического, вник, что смысл  стал противоположным: хоть печатай на приветственном  письме в адрес предстоящего съезда и отправляй в ЦК КПСС как инициативу личного состава экипажа NN-ой воинской части родной партии и лично Леониду Ильичу Брежневу.
    Так, посовещавшись, и сделали.
В результате ситуация разрулилась очень замечательно: чины в политуправлении флота получили благодарность за грамотную работу с личным составом, кап-два Гоздюк – повышение по службе, матрос второй статьи Сидоров Прохор – почётную грамоту от замполита. И только командир АПЛ ничего не получил.  И остался этому очень даже доволен. Кстати, Сидоров Прохор нынче очень большой человек в министерстве печати. И – писатель. Под псевдонимом. Специализируется на теме жидо-масонского заговора против русского народа. Вот такие метаморфозы. Видимо, урок  в Саргассовом море очень им усвоен оказался.
   - Интересное кино! – уважительно сказал Пётр, - только вопрос:  я так понимаю, что с двух и с четырех продавали спиртное в советское время?
   - Сначала продавали с открытия магазина. Это время у Венечки Ерофеева в «Петушках» воспето.Потом, когда подняли цены и начали бороться с пьянством – с одиннадцати. В следующий раз – уже с двух. А потом и с четырёх, с момента окончания  дневной смены  трудящихся. По просьбе самих трудящихся, кстати! – разъяснил Порфирий.
    - Машенька, а Вы что-либо сможете нам рассказать, порадовать или заставить погрустить нас?- задала вопрос Елена.
    - Обязательно. Но давайте традицию не нарушать. И третью ночь Шахерезады отложим на завтра. Хорошо?  А сейчас будем танцевать!

                -10-
        - Итак, за третью историю Шахерезады в исполнении очаровательнейшей и прекраснейшей барышни, которую мне довелось встретить, едва нога моя ступила на пески здешних пляжей! Правда, счастье не улыбнулось мне и это верное решение Фортуны, ибо есть более достойный представитель мужской половины населения земного шара,  счасливцем оказался Пётр! Однако, меня ожидал куда более неожиданный и прелестный сюрприз – прекрасная Елена,  благосклонно обратившая внимание на меня, ничуть не менее достойного мужчину! Машенька, просим! – закончил, раздав всем сестрам по серьгам, мудрый Порфирий, не забыв закончить собою любимым.
        - Я вам расскажу, друзья, сказку. В некотром царстве, в некотром государстве жила-была девочка. Звали её Алёнушка. Были у Алёнушки мама и папа. Вначале. Потом папы не стало. Папа основал новую семью. Там появился у Машеньки братец Иванушка. С разницей в возрасте в семь лет. Алёнушкин папа очень любил и Алёнушку и Иванушку. Он хотел, чтобы дети дружили  и любили друг друга. Мама Алёнушки  и мама Иванушки на дух не переносили друг дружку. Но ради детей они готовы были потерпеть. Папа ко времени действия сказки, стал директором довольно крупной фабрики по производству чулочно-носочных изделий. В описываемые времена это был очень богатый пост. Колготки, которые выпускались на фабрике у папы сестрицы Алёнушки и братца Иванушки, шли настолько нарасхват и были таким дефецитом, что папа считался вроде Алладина. Мог всё. Причём, без волшебной лампы. Роль лампы играл предмет женского туалета. Причём достаточно интимный и, самое главное, вожделенный.
   И, вот, однажды ранним летним утром две папиных семьи высадились в аэропорту города Сочи, где тёмные ночи.  В правительственном санатории обе семьи уже ждали забронированные заранее номера. Два номера. На разных этажах. И в разных корпусах. Один двухместный – Алёнушке и её маме. А второй – люкс. Для мамы братца Иванушки. И для их общего папы. Питались обе семьи в разное время по разному классу  в разных залах одного и того же пищеблока. Так что соприкосновение мам сестрицы Алёнушки и братца Иванушки было минимальным. Разве что на пляже они могли (при очень большом желании) обозревать друг друга: кто во что одет и как сегодня выглядит. Что, между нами, они тайком и делали. Ведь папа-то общий время от времени не забывал своим вниманием и маму сестрицы Алёнушки. Чему она, собственно, не особо и противилась.
   Папина затея была проста. И мудра. Он давал указание сестрице Алёнушке, как старшей, не только присматривать за братцем, но и  отправлял их погулять вдоль прибоя на достаточно далёкое расстояние. Папа у детей был педагог по внутреннему содержанию. И очень мудрый человек. Правда, потом в дома обеих мам пришли с обыском и изъятием, но это было потом.
    В тот день папа поставил перед Алёнушкой и Иванушкой следующие задачи: прогуляться во-о-н до того мыса вдоль пляжа. Причём, как всегда, Алёнушке следовало самой ни под каким соусом не снимать шляпку (именно, шляпку, ей купил папа, как уже большой девочке, которой незадолго до отпуска исполнилось тринадцать,  из белой соломки с алой ленточкой на тулье, а это, согласитесь, совершенно другое дело, чем вульгарная панамка) и это папа настоял, чтобы в этот раз Алёнушкина мама взяла с собой и непременно позволяла Алёнушке надевать купальник из двух предметов!
   Папа действительно разбирался в женской душе, что и говорить!
Так вот: не только не снимать своей шляпки, чтобы голову не напекло (будто Алёнушка дурочка и сняла бы без посторонних указаний такую прелесть!), но и братцу Иванушке не позволяла купаться до синюшного состояния цыплёнка по рубль пять копеек за килограмм.  «Гони его из воды чем угодно! Я тебе разрешаю!» - вот такими полномочиями наделил Алёнушку их общий папа. Далее, они должны были, по возвращению,
идти в прибрежное кафе, занять очередь и столик. И заказать всем мороженое. Взрослым по сто пятьдесят, а детям – по двести. С сиропом. Какой будет.
    Родственники двинулись до дальнего мыса. Сестрица Алёнушка вышагивала гордо, искоса посматривая на мальчиков,  ибо кое-кто из этих придурков начинал её интересовать. А в особенности, она должна быть уверена, что шляпка с алой ленточкой и «открытый» купальник в цветочек, привлекают должное внимание!
   Братец Иванушка, как все малолетние дурачки мужского пола, вёл себя соответственно, то есть безбашенно: визжал, швырял камни в море, плевал в волны, становился на четвереньки и, вроде пёсика из соседней городской квартиры, начинал бросать песок передними конечностями, обернувшись задом к морю.
И, разумеется, вскоре совершенно вышел из повиновения, то есть стал неуправляемым. На Алёнушкины сперва кокетливые крики (для окружающих), а затем истошные, типа: «Эй, придурок, вылезай, твоей маме всё расскажу!» Иванушка наплевал и растёр плевок. А когда его голова с фиолетовыми губами стала совсем небольшого размера из-за дальности заплывов, Алёнушка впала в состояние, близкое к истерике.
 - Эй, Ванька-дурак, вылезай, а то убью! Папа сказал!!! – это уже был вопль отчаяния.
Иванушка даже головы не повернул  на эти звуки. И тогда, потерявшая от бешенства и братцева неповиновения  контроль над собою, Алёнушка схватила камень и, разбежавшись, швырнула его в ненавистного ослушника. Камень не долетел. Тогда сестрица, ещё более удрученная собственной неловкостью, выбрав камень покрупнее, бросилась в волны и, подбежав к родственнику, с размаху ударила его камнем по мокрой макушке. Плоский небольшой камень шлёпнул по темечку братца Иванушку и братец пошёл на дно. Мгновенно. Беззвучно. Алёнушка ничего не поняла и стукнула камнем уже по воде. 
Страха не было. Было злобное бешенство.
- Я же предупреждала, что убью! Папа что сказал! Любым способом! – и тут до Алёнушки дошло, что она убила Иванушку. Алёнушка  ужаснулась и бросилась с места преступления. Чтобы никто не увидел. А никого и не было рядом. Она пробежала метров десять по песку и все же поняла, что надо кричать. И закричала:
- Утонул! Брат Ванька утонул! Помогите! Это я его! Помогите!
Уже через минуту Иванушка лежал на песке. Очнувшийся, посиневший и слегка не в себе. Будто сонный. Он ничего не понял. Следов на голове у него не было совершенно.
- Перекупался. И солнечный удар произошёл у мальчика.  Вот до чего доводят неумеренные купания да отсутствие  родительского контроля! – возмущённого говорила тучная тётя в фиолетовом закрытом купальнике.
    Родители так ничего и не узнали о том событии. Отпуск закончился славно. Алёнушка очень любит своего братца. Он тоже боготворит свою сводную сестру.  Папу давно выпустили. Он очень богатый человек и миллионер. Живёт в Иерусалиме с мамой двух близнецов-девочек. Маме Изабелле – двадцать девять.  Папе Алёнушки – шестьдесят девять. Все счастливы. Все вспоминают то радостное лето.
- А возможно ли у знать у сегодняшней Шахерезады, Алёнушке это событие никак не повлияло на судьбу, или на психику? – задала вопрос Елена-Говоруша.
- Практически – нет. – подвела итог Машенька, - давайте танцевать!
- Тогда завтра очередь за мною! – произнёс, вставая, чтобы пригласить Машеньку на танец, Пётр, - но у меня уже всё готово и сейчас. Позвольте пригласить Вас, Шахерезада! На мою долю из всех оставшихся жанров устного творчества осталось…
- Т-с-с!  Не спеши, милый, - и Машенька поцелуем принародно остановила своего торопливого возлюбленного…
   
                -11-


              - И наступила ночь четвёртая. Последняя. А в последнюю ночь надо подводить итоги. И фантазировать. Вот об этом и пойдёт речь, - анонсировал себя сам Пётр.
    - Никто не мог подумать, что лучший специалист в области психологии Москвы и Московской области, да ещё и директор по персоналу одной очень крупной нефтяной компании, а по совместительству – мать троих детей – вампир. И не просто вампир, а вампир запойный! Дарья Акимовна просто виртуоз. И не просто виртуоз, а виртуоз гениальный – любого человека, любого пройдоху видит насквозь, будто тот – из горного хрусталя сделан, а не из кожи с ливером внутри. Душу претендента на вакансию вытряхнет себе на стол красного дерева с полированною столешницей, повернёт душу и так и сяк – во всех проекциях её разглядит, вывернет наизнанку – и тыльную сторону тоже осмотрит. Как обратную сторону Луны. И заключение выдаст – объективнейшее.
  - Вы, господин хороший, нам лжёте о том да о сём. А вот тут да здесь – правду говорите, но не всю. Извольте Вам выйти вон! – и уходит претендент несолоно хлебавши. А с виду изначально – орёл горный влетел, Ротшильд из Покровки, право слово: одет, обут, при часах, телефон дорогущий, духами от него волнительными поддувает! Ан нет – с гнильцой товарищ, с «икорочкой»!
  Через некоторое время и претендентов на кредитование разного вида стали к нею направлять, сначала для эксперимента, а потом – уж и за привило взяли. И здесь всё как в аптеке. Недобросовестных потенциальных заёмщиков вычисляет как семечки щёлкает! Блеск! Некоторые банки с нею в частном порядке заключать контракты стали на оказание конфиденциальных услуг. Через некоторое время Дарья Акимовна стала подумывать об открытии собственного дела. Короче говоря, любого гражданина сначала к ней, а потом  в СБ, службу безопасности взяли за правило направлять, если объективка от Дарьи Акимовны нехороша.
   Его сразу, после визита к Дарье Акимовне в оперативную разработку к безопасникам – и, точно, как нагадала Дарья, всё сходится. Вот это человек-рентген! Руководство компании трясётся над нею. Контракт подписали на пять лет с правом автоматической пролонгации, если Д.А. не противится тому. Оклад жалованья – наикрутейший! Премиальные такие, что живи да радуйся! А вот поди ж ты! Кто и предположить-то мог, что дело обернётся настолько скандалезно.
    Неожиданно, как всегда и бывает, заболела она. Заболела, так заболела. Все люди. Муж позвонил и сообщил, что лежит в жару, горло заложено, голос потерян. Ладно. Но на четвёртый день в её кабинете раздался звонок и помощница Дарьи Акимовны, Грушенька, слышит интересное сообщение, что «на таком-то кладбище, в таком-то склепе, лежит женщина в одном нижнем белье, приезжайте, заберите!»
Грушенька взволнованно интересуется, кто говорит и как узнали этот номер, а мужчина сообщает, что он – смотритель оного кладбища, старинного, кстати, а  на женщину наткнулся случайно, в этом склепе обыкновенно бомжи ночуют, вот он и гоняет. А телефон – так вокруг женщины документы разбросаны. Денег нет, а документы с визитными карточками лежат».
    Приехали наши безопасники. Служитель их встретил у входа, провёл в склеп, а там действительно Дарья Акимовна, в неглиже и прочем непотребстве пребывает. Только едва живая. И – абсолютно нетрезвая. Рядом недопитая бутылка спирта. Шестилитровая початая пластиковая бадейка с водой да несколько конфет.  Дело происходит в первых числах июня. Очень чудесное лето. Теплынь. Отвезли её в дорогое спецмедучреждение для випов-наркушников. Через несколько дней выписывют её с диагнозом известно каким. «Белка». Алкоголичка она, Дарья Акимовна. Но необыкновенная. С талантом. Почему вампир – так ведь в вампирском обиталище найдена.
     Стали думать, как быть. Уж больно спец толковый. Но и держать при таком раскладе – чревато её в штате. Рано или поздно может произойти утечка информации в массы. Корпоративным интересам – вредно!
    Решили так: организовали консалтинговую фирму с раскладом акционерного капитала 80 на 20. Двадцать процентов уставного капитала – её, а восемьдесят – доверенного банковского человека. И договор заключили с этой фирмой.  И подконтрольно работает Дарья Акимовна и, случись что – корпоративным интересам ущерба не наносится. Прошёл ровно год.
   В середине мая Дарья Акимовна очень отличилась. Один из уважаемых акционеров нашего банка должен был получить очень крупный кредит. Под строительство целого квартала элитного жилья в черте Садового кольца. Деньги просто серьёзные. И человек проверенный. Можно сказать: свой человек. Но вдруг на последнем кредитном комитете вскользь, полушутя, один из членов оного комитета и высказался,  что давайте через Дарью  Жорика пропустим. Жориком в своём узком кругу мы заёмщика и, по сути, компаньона, звали.
   И через два часа после этого формального и ни к чему не обязывающего для дружбана нашего собеседования,  приходит служебная записка от Дарьи Акимовны: следует проверить зарубежные обязательства Жорика.
    Проверили. И схватились за голову. В одной из оффшорных зон на двух компаниях Жорика висел долг, равный по сути  будущему кредиту. Как и откуда он образовался и был ли искусственным или нет – нам неведомо. Но тут уж – лучше перебдеть, чем недобдеть. Потому что эти обязательства в жориковых документах, обосновывающих его заём у нас, не фигурировали  вовсе. А «кидалова» в нашей героической действительности – куда как много. И более близкие друзья-товарищи оказывались не таковыми. Обманывали за милую душу!
   Жорику в кредите отказали. Точнее, отложили решение. «По вновь возникшим обстоятельствам» - как поэтически выражаются юристы.  Затребовали все бумаги у Жорика по-новой. Он и бровью не повёл. Побежал готовить документы.  А через два дня пропала Дарья Акимовна. А ещё через неделю – Жорик.
    Человек, удивительно похожий на Жорика, обнаружен был в виде гражданина Канады в октябре прошлого года. С документами уроженца  города Харькова. Гражданин Мильченко удивительно был похож на Жорика. Даже фаланги на указательном пальце левой руки не хватало. Но не Жорик, а Мильченко. Скромный труженик и владелец двух бензоколонок под городом Торонто.  Наш Жорик при его оборотах мог купить всю сеть заправок в тамошней округе.
    А Дарью нашли в  женском монастыре в Эстонии. Только она ничего никому не говорила. Молилась и всё.  Настоятельница  объяснила, что «сестра  после тяжёлой черепно-мозговой травмы оправилась, однако дала обет молчания. К ней приезжают два раза в год бывший муж с тремя детьми. Общается она с ними очень мало, но потом неделю плачет».
    История без морали. Но из действительности. А поскольку завтра мы начинаем разлетаться по своим гнёздам, предлагаю тост за это путешествие, которое неожиданно началось и неожиданно заканчивается! За всех присутствующих, с кем свела судьба и мнение о ком так резко переменилось за эти дни. За судьбу! За Шахерезаду, за Фортуну, за жизнь!
      Выпили. И не раз. И не два.
      Посмеялись.
Потанцевали.
Выпили.
Погуляли.
Вечер прошёл чудесно.
Порфирий с Говорушей убыли  «в сторону моря».
Машенька с Петром – к Петру в номер.
Последний день компании в полном составе  скончался достойно.
«Шахерезада на Варадеро» закончилась.

                -12-

                Маша со своей группой улетала на день раньше, чем москвичи. Пётр, прощаясь, усмехнулся и сказал:
       - Надеюсь, мы взрослые люди, всё понимаем?
       - Вне всякого сомнения, Пётр Аркадьевич! Вам понравился отдых на Кубе?
- Ничего. Но больше я сюда ни ногой. Жена не отпустит. Будь здорова, Машенька!
- Удачи!
В Пулково Порфирий Петрович Дедух поцеловал руку Марии Борисовне, попрощался. Она улыбчиво помахала Порфирию рукой.
     «Кулинара» встретил его водитель, поздоровался, взял чемоданы спросил:
      - Как погода на Кубе, Порфирий Петрович?
- Тепло! Океан шумит. Сначала на работу заедем.

- Мама,  привет! Наташка дома? Я буду через час, – сказала Мария Борисовна Штейн, тридцати семи лет, загорелая под солнцем новогодней Кубы красивая шатенка, управляющая филиалом крупного банка.   И уже водителю Саше добавила:
 - Домой, Саша. Отдых закончился.
Часы  в гостиной пробили полночь, когда зазвонил телефон. Мария Борисовна взяла трубку и услышала:
- Я приземлился благополучно. Через десять дней совещание в головном офисе. Я приглашаю Вас персонально, Мария Борисовна! Я буду ждать тебя, Машенька!

Мария Борисовна усмехнулась: «Оперативно работает служба персонала в нашем банке. Мой домашний телефон знают только в филиале».

КОНЕЦ