Снегурочка

                (Новогодняя быль).
«Грач! - изумилась Алёнка, увидев на тропинке возле цеха крупную чёрную птицу, - не улетел, родненький! Значит, зима будет тёплой, я бабушкины приметы хорошо помню. Подожди, белоносый, не улетай, я тебе сейчас пирожок куплю!»  Алёнка пулей бросилась в буфет и стала протискиваться к прилавку.
«Эй, курносая, ну-ка в очередь – гаркнул на неё вечно чумазый Сенька Прут – всем некогда!»
 Извиняющимся тоном Алёнка залепетала: «Пожалуйста, мне только пирожок, там грач на улице, голодный, он же улететь может.»
«Рассказывай сказки! Какие сейчас грачи? Вот народ! - грачей зимой придумают, лишь бы без очереди втюхаться».
Степенный расточник Виктор Палыч одёрнул его: «Ну, чего к девке пристал? Пропусти, говорю!» . И, взяв Алёнку за плечи, подтолкнул к прилавку.
«Там, правда, грач. Зима будет мягкой, вот увидите!» - говорила девушка, высыпая на прилавок мелочь.
«Сама ты мягкая!»- попытался ущипнуть её нахальный Прут, но Алёнка, схватив пирожок, ловко увернулась и выпорхнула из буфета. В дверях она столкнулась с Татьяной Ивановной, заведующей клубом, в миру именуемой для краткости Таней-Ваней.
«О, ты-то мне и нужна! - обрадовалась та - Зайди после смены, задание тебе от партии и правительства будет, усекла?!»
Недоумевая, зачем она понадобилась Тане-Ване, Алёнка поискала глазами грача. Он не улетел. Важно расхаживал вдоль стены цеха, что-то высматривал, наклоняя то на один, то на другой бок свою антрацитовую головку.
«На, мой хороший, поклюй, да на ночь в цех к нам прилетай, воробьи тебе дорогу покажут» - ворковала Алёнка, кроша пирожок на снег. Она любила разговаривать с птицами, по-человечьи, и на их языке. По-галочьи пока не получалось, они кричат пронзительно-тонко, а вот с воронами и грачами общий язык находить удавалось. Нет, громко каркать ей и в голову не приходило. Но однажды она подслушала, как общаются две вороны. Одна общипывала куриную косточку, а другая стояла рядом  и давала мудрые советы тихим горловым воркованием. Аленке так понравилась эта воронья беседа, что встретив наутро очередную серую кумушку, она попыталась заговорить с ней, катая горлышком звук «р» на французский манер:"Кр-р-р-у-м...кр-р-р-р-у-м..." Та мигом отреагировала, с  самым живым интересом уставившись на странное двуногое существо. С той поры и повелось: Аленка, проходя мимо ворон, обязательно рэ-кала им что-нибудь ободряющее. Она любила всех птиц, а зимних особенно: за верность родине. Если в сумке был хлеб, непременно отламывала горбушку пернатым.
 Грач заметил подношение, но подходить не спешил, вытягивал шею, выжидал. Его недоверчивость  не огорчила, скорее, порадовала Алёнку: «Молодец, береги себя и  не улетай, ладно? Я о тебе заботиться буду» - сказала  она грачу, уходя в цех.
После смены грачиная заступница заглянула в клуб. Таня-Ваня радостно её приветствовала: «Снегурочке салют! Усекла?! Будешь снегурочкой на новогоднем огоньке!»
«Что Вы?!- замахала руками Алёнка, - Я не могу. Я боюсь!...»
«Кого?»- искренне удивилась завклубом, -Все ведь свои будут, да шефы ещё из военного городка. Костюм тебе дадим, отгул обеспечим, начальство твою кандидатуру утвердило. А коса у тебя настоящая, привязывать не придётся. Всё! Иди, вживайся в образ. Завтра с дедом Морозом познакомлю, послезавтра «Огонёк».
Вживаться в образ Алёнке, ох как не хотелось! Со школьных времён она не выходила на сцену, и предстоящий праздник немного пугал её. Но идти наперекор начальству она бы никогда не посмела.Вечером Аленка сообщила мужу  эту неожиданную новость и услышала в ответ насмешливое: «Смотри, дедулю не соблазни. Бородёнка-то у него будет, наверняка, приклеенная. Да не задерживайся там, если одна пойдёшь.»
На другой день Алёнка была выходная. Уладив домашние дела, она поехала знакомиться со своим бородатым «родственником» в заводской клуб. Но первым делом  - сбегала к своему цеху, надеясь, что грач там и угощение, принесенное ею, будет кстати. Но грача нигде не было видно. Аленка покрутила головой и слегка расстроенная, отправилась в клуб.   
«Дедуля» и впрямь оказался довольно молодым мужчиной, без всякого намёка на бороду. Он был приглашён «со стороны» расторопной Татьяной Ивановной. Она заулыбалась при виде Алёнки: «Ну, как? Настроилась, красавица? А это Николай, он в новогодних вечерах большой дока, ты ему только слегка помогай и всё.  Вот вам адресок, идите в Дом культуры, получайте костюмы».
Николай предложил прогуляться пешком, благо нужный им объект находился в паре остановок от завода. Погода  радовала истинно-зимним пейзажем: сугробы на земле, сугробы белых облаков на небе, и сквозь них сияет яркая просинь. Морозец небольшой, но ощутимо-цепкий, воробьиная перебранка слышна  едва ль не с каждого куста. В обычное время Алёнка обязательно послушала бы их звонкие голоски, но сегодня ей было не до того. Она забыла даже о граче. Какое-то смутное чувство опасения, подвоха ютилось где-то в груди и поднывало, как больной зуб. Николай расписывал  ей моменты сценария, убеждал не бояться, видно Таня-Ваня успела поведать ему об Алёнкиных страхах. От этого Алёнка смущалась ещё больше.
 Пухленькая методистка в  Доме культуры равнодушно выгребла из шкафа охапку красно-белого тряпья: «Вот, всё, что осталось. Припозднились вы нынче».
Костюм деда Мороза был более-менее приличен. А вот Снегуркин. . .  Он состоял из коротенького жакета, отороченного мехом и подобия валенок, обтянутых марлей. Бедная Алёнка была  в шоке. Плюхнувшись на подставленный Николаем стул, она простонала: «О, Господи!». Да  ни за какие коврижки не согласилась бы Алёна появиться перед коллегами в микронаряде, едва-едва скрывающим ягодицы.
«Да что вы так расстроились-то? - затараторила методистка  -  Нынче показать свои ножки -  мечта каждой женщины. Пользуйтесь моментом. Ну, на крайний случай пришейте понизу тюлевую оборку и все дела».
Домой Алёнка возвращалась с твёрдым намерением вручить утром злосчастный зипунишко Тане-Ване, пусть сама вживается в роль.  Мимо пронёсся свадебный кортеж. Посмотрев украшенным машинам вслед, Алёнка вдруг посветлела лицом и прибавила шагу.
 В платяном шкафу, между пестрыми летними нарядами, вот уже несколько лет томилось белое облачко подвенечного платья. Аленка зарылась лицом в прохладный шёлк: «Выручалочка ты моя!». Роды ничуть не испортили её фигуру, платье сидело великолепно. Надетый поверх него тот самый шоковый жакетик, явил в зеркале образ едва ли не суриковской Снегурочки. Довольная Алёнка закружилась по крохотной комнатке, напевая: «Расскажи, Снегурочка, где была?. . .» Весь следующий день она наводила на костюм лоск: обшивала мишурой, мастерила корону, расчёсывала мех жакетика, вспоминая за работой весёлые школьные карнавалы и маскарадные костюмы, собственного изготовления. Улыбка не сходила с её лица.
В клуб Алёнке действительно пришлось идти одной, супруг работал в вечернюю смену. Костюм приняли «на ура». Ребята из ансамбля наговорили Снегурочке кучу комплиментов, и всё норовили подёргать за косу, а солистка Лера украсила ей зардевшиеся щёки золотыми звёздочками из собственной косметички. Прибежал запыхавшийся дед Мороз. «Красота-то какая, внученька!» - просиял он, увидев Алёнку, и нагнувшись, шепнул ей на ушко: - Не решились, всё же ножки показать?» Алёнка смущённо засмеялась, и они прошли за кулисы.    Праздник начался. Ах, как же непросто быть в центре внимания! Десятки глаз смотрели на Снегурочку из-за праздничных столов, и её голосок дрожал от волнения. Но, хорошо ли, плохо ли, а программа шла своим чередом. В перерывах между конкурсами и викторинами, дед Мороз спешил на улицу покурить, а Снегурочку наперебой приглашали танцевать. Особенно усердствовали гости из военного городка. И каждый непременно говорил, что она – Самая прекрасная снегурочка в мире! Но, пожалуй, с самым искренним восхищением следила за Снегурочкой пара блестящих детских глазёнок. Это одна из сотрудниц привела на вечер маленькую дочку. Когда Алёнка, отказав очередному кавалеру, присела наконец-то к столу, малышка тут же оказалась рядом: «Снегурочка, а ты настоящая?!» Она смотрела на Алёнку с такой надеждой, что та не решилась отобрать у ребёнка сказку и шепнула доверительно: «Конечно! Видишь, я пью только лимонад, мне нельзя горячего чаю». Девчушка восторженно запрыгала возле её стула, гладила длинную Алёнкину косу и мягкий белый мех жакета. Она не отходила от Снегурочки ни на минуту, и когда дед Мороз позвал внучку для продолжения программы, кроха выбежала вслед за ними на середину зала. Видимо, мучимая любопытством, она вдруг высоко подняла подол снегуркиного платья, желая узнать, что же скрывается под ним? Одёргивая платье, Алёнка засмеялась, видно суждено ей было сегодня «показать свои ножки».
Взмокший в плотном бархатном  кафтане Николай, со сбившейся набок бородой, шепнул Алёнке с облегчением: «Всё, милая, последний конкурс! Ура-ура!»
Вручив нарядчице Марине выигранного ею медвежонка, он крикнул громко:
«Танцы до упаду, танцы до утра, а нам с внучкой на север пора, жарковато тут у вас!». Все зааплодировали и на сцену вышли музыканты.
Наскоро простившись с Николаем,  Алёнка подколола булавками  подол длинного платья, что бы не переодеваться и выскользнула через служебный вход на улицу. Ей хотелось домой, к мужу и малышу. Вечер был тихий, звёздный. Всё дышало сегодня сказкой и новогодним таинством. Аленка уносила с собой самое радужное настроение и небывалую коллекцию комплиментов. Праздник всё ещё жил в ней, звенел тонким серебряным колокольчиком, и даже луна казалась заботливым мальчиком-пажем, расстилающим под её ногами светлую дорожку. Чувство волшебной радости заполняло Алёнку. Она продолжала быть Снегурочкой, и ей хотелось делить эту радость с редкими прохожими, с торжественно убранными деревьями, с луноликим мальчиком-пажем, со всей огромной планетой, наконец. До самого крыльца она счастливо улыбалась и прохожим, и деревьям, и своему небесному спутнику.
Малыш уже был уложен заботливой свекровью, сама она сидела со спицами в кресле. Софу, на которой ввиду тесноты, им приходилось спать  втроём, Алёнка разобрала ещё  перед уходом. Свекровь не баловала невестку разговорами, вот и сейчас молча поднялась и ушла в свою, ещё более тесную комнатушку. Переодеваться, а значит прощаться со сказкой, очень не хоте-лось. Пусть муж увидит её при полном параде. Когда ещё выпадет счастье его Алёнушке  преобразиться в новогоднюю фею? Аленка вновь надела белые туфельки и, выключив ночник, опустилась в кресло. Ясноликий  мальчик-паж бросал к её ногам снопики диковинных лунных цветов, и всё звенел, не умолкал серебряный колокольчик. Сквозь его переливы, сквозь нестройный хор комплиментов пробивалась самая яркая и трепетная  фраза этого вечера: «Снегурочка, а ты настоящая?!». . .
Хлопнула входная дверь. Аленка протянула руку к ночнику, и зеленоватый свет залил комнатку. Со счастливой улыбкой она поднялась навстречу шагнувшему в комнатку мужу и  уже хотела протянуть к нему руки, но острый, почти гневный взгляд остановил её: «Ты, что, только явилась?!».
Разом погасли праздничные огни. Вздрогнул и умолк серебряный колокольчик. Замер за окном испуганный мальчик-паж. Душа захлебнулась под злым порывом вьюги, заледенела. А Снегурочка . . . растаяла. Молча сняв потускневший наряд, Алёнка легла рядом с мирно посапывающим сыном. Монотонно тикали ходики. Позвякивал тарелками на кухне муж. Ясноликий мальчик-паж осторожно заглянул в окно. Дотянувшись до подушки своей невесомой ладошкой, он ласково прикоснулся к мокрой солёной дорожке на украшенной звёздочками щеке засыпающей Алёнки. Шевельнулись припухшие от обиды губы: «Он прилетит.. . .завтра. . .».