Человеческий фактор. Рассказ

Александр Миронов.

1
        В операторную заскочил бледный Виталий Козлов, начальник смены.
        – Бабы! Марш из цеха! Мухой!.. – его крик вывел женщин из транса.
        Как в цехе, так и в операторной, горели и звенели все оповещатели, предупреждая об аварийной опасности, о завышенной концентрации взрывоопасных веществ.
        Ещё вначале, минут за десять до сигнала, Виталий заметил по приборам неладное. По внутренней связи спросил у оператора узла, который находился в нагнетательной:
        – Сергей, что там у тебя?..
        Тот с сонливой ленцой ответил:
        – Счас, узнаю… – по селектору ещё слышался его голос: – Мишка, не спи! Глянь там…
        Вскоре завыла сирена. Виталий побледнел.
        – О-ё!.. – и выскочил из операторной.
        На пультовых щитах, расположенных во всю стену помещения, почти разом засверкала иллюминация.
        Мария Самарина, оператор пультовой, и её помощница Светлана Путильцева замерли от всплеска звуковой и световой сигнализации. Потом Мария забегала по залу, от щита к щиту, делая отключения кнопок и рычагов на пультах. Рёв в щитовой её как будто бы вспугивал. Она хлопала руками, как курица крыльями, и также как         Козлов вскрикивала: – О-ё!..
        Светлана тоже металась, но бестолково, она ещё только стажировалась, не имея достаточного опыты и навыка. На бледном лице большие глаза, обведенные тушью, часто моргали и воспаленно светились. Страх, казалось, выдавливал их из орбит. Разразившийся рёв сирен за стенами пультовой и в цеху, ввёл её в растерянность.
        Козлов вбежал в пультовую и, делая наспех ещё какие-то переключения на пультах, пробежал вдоль стены. И в тоже время кричал:
        – Вон из цеха! Мухой!.. Я кому говорю! Чего стоим?.. Во-он!..
        И едва не вытолкнул растерявшихся женщин из помещения.
        И через полминуты выскочил из пультовой сам.
        Центральная операторная находилась на высоте трех с половиной метров и нависала над залом цеха, нафаршированного технологическим оборудованием: трубопроводами, насосами, ресиверами, ёмкостями – наружными и заглубленными. Она находилась ближе к запасному выходу, и широкие окна её были направлены в зал. Панорама зала охватывала цех по всем направлениям, где были видны и две другие пультовые вспомогательных узлов. Людей, похоже, там не было. Как казалось. Теперь нужно "мухой" улетать самому.
        Покинуть пультовую можно было по рифлёнчатым металлическим ступеням, по которым не один раз за смену, а в пересчете на года, проходил Виталий. Теперь же Козлову пришлось применить приём тех, чьё нарицательное имя заложено в основу его фамилии. И прыжок показал, что фамилию такую он носит не зря. Почти с двухметровой высоты, со второй площадки лестничного марша, Виталий, придерживаясь за металлический поручень, перемахнул его. Спрыгнул на бетонный пол в зал. И с подскока прыжком метнулся к тамбуру. Со всего маху ударился корпусом в двери запасного выхода, в одну в другую створину тамбура, и оказался в гараже.
        Ко второму запасному входу-выходу снаружи цеха был пристроен металлический корпус. Он напоминал гараж и объёмом был таким, что в него могло запросто вместиться с десяток автомобилей "Ока", располагая их не только горизонтально, но и вертикально – один над другим. Это сооружение использовалось как склад, как мастерская, где с одной стороны на стеллажах находились трубы, электродвигатели, – готовые к работе. С другой – на приваренных к стене крюках, висели мотки сальниковой набивки, кольца паранитовых прокладок разного диаметра, кольца для агрегатов компрессоров и прочие предметы первой необходимости для ремонтных работ. Помещение летом – жаркое, душное, зимой – холодное, но в любое время – неуютное, и в нём время от времени работали машинисты компрессоров, слесари или операторы и их помощники из технологического персонала, в основном мужчины. Тут же находился слесарный верстак, на котором стояли тиски, заточной и сверлильный станки, и сварочный агрегат на полу.
        Этот склад и мастерская отделялись от основного корпуса двумя широкими дверями, образующих между собой тамбур. И двери открывались наружу, в гараж, с той, видимо, целью, чтобы в экстремальных ситуациях, персонал в спешке не вышиб их в обратную сторону – что со страху не случается?
Такая ситуация как раз и приспела нынче в половине пятого утра. Начальник смены прошибал двери, как пушечное ядро.
        Как только Козлов выскочил в гараж, в цеху раздался хлопок, за ним сразу еще два, и мощных. И то ли Виталий сам прибавил в скорости со страху, то ли взрывная волна, распахнувшая сзади двери тамбура, поддала ему ускорения, и из гаража на улицу он вылетел на спинах Марии и Светланы. От страха женщины упали за воротами металлической пристройки, а, может, от ядра, что настиг их, который представлял собою вес Козлова. Дальше они втроём на четвереньках, на полусогнутых ногах продолжили движение вперёд. И очнулись уже за углом кирпичного здания заводского склада, расположенного через дорогу. Только тут Виталий отпустил вороты спецовок женщин, за которые, оказывается, их тащил.
        Здание цеха было высоким в три технологических этажа, если сравнивать с жилым городским домом, то не менее шести-семи этажей. В момент, когда спасенные души смотрели на здание своего кормильца, оно, построенное из панелей и блоков, с грохотом начинало складываться, как карточный домик. Над ним поднимался чёрный купол из дыма, пыли и огня.
        Основных взрывов, как понял Виталий, было три – взорвались три газовых ресивера. Это они помогли им, по крайней мере, ему придали ускорение, под воздействием которого он благополучно покинул пределы цеха. За взрывами последовал грохот и обрушение здания. И ещё он понял, что родился в сорочке.
Людей из смены, кроме вот этих двух сотрудниц, присевших за углом здания, никого не было видно. Этот факт Козлова начал беспокоить, томить. Самарина плакала, уткнувшись лицом в колени, нервно, с короткими всхлипами. У Светланы нервно подергивались губы, лицо стало серым от страха и грязным от потёков краски с ресниц.
        И как только грохот и хлопки прекратились, и установился устойчивый рев огня, как в кратере вулкана, Виталий выскочил из укрытия и метнулся к углу уличной эстакады, что располагалась от цеха метров за триста. Надо было срочно перекрыть задвижки на входе в цех, поскольку та запорная арматура, что он и технологи успели до взрыва перекрыть электрическими приводами, теперь могла оказаться разрушенной, разбитой. На это предположение наводили хлопки в цеху, откуда в атмосферу с шумом рвались языки пламени.
        Взобравшись с проворством акробата по вертикальной металлической лестнице на десятиметровую эстакаду, Козлов стал закрывать задвижки на трубопроводах. Некоторые из них подавались туго, и он, обдирая об шершавые штурвалы ладони, крутил их с ожесточением. Заметив краем глаза металлический патрубок, лежавший поперёк окожухованных алюминиевыми листами труб, возможно, специально оставленный кем-то из операторов вместо крючка, он дотянулся до него рукой, а, схватив, завел его в спицы штурвала. С помощью патрубка закрыл все задвижки. Здесь на уличной эстакаде они были без электрических приводов.
        Сверху эстакады в утреннем рассвете, кроме пожара видны были заводские огни других цехов и их силуэты, и даже огоньки дальних цехов и заводов комбината. Уже выли пожарные машины, спешащие на пожар к объекту 051.
        Пожарники, оказывается, не спят, не в пример некоторым, – выругался мысленно Виталий, подумав со злостью и с горечью о Перевертышах. А может быть, такие взрывы пожарников с лежанок и подкидывают.
        Спешила "скорая помощь", со стороны заводоуправления слышался её одинокий голосок. По сравнению с пожарными сиренами, он казался нежнее и тоньше.
        "Наверное, уже весь город на уши встал?" – вновь подумал Виталий, представив, как телефоны разрываются, и звонки перескакивают от абонента к абоненту…
        Уже спустившись вниз, усталый и удрученный происшествием, он сел на бетонный фундамент опоры эстакады. Сидел, отрешенно уйдя в себя, обхватив голову.
        Поднял глаза, когда послышались приближающиеся шаги.
        Это были его технологи со вспомогательных отделений.
        Слава Богу, живые! – облегченно вздохнул Козлов.
        Операторы, увидев начальника смены, обрадовались.
        – Виталий Петрович, жив?!. Мы думали, что вас вместе с девушками накрыло в операторной...
        Козлов обтёр ладононями мокрое лицо, не то от слёз, не то от пота, и почувствовал, как обожгло ладони. Их стало саднить. Он посмотрел на руки и обнаружил на ладонях содранную до крови кожу. Сдержанно простонал, сжав зубы.
        Спросил:
        – Ещё кого-нибудь видели?
        – Немногих… Перевертыши, похоже, погибли, – ответил Дротиков. И добавил с виноватинкой: – Сюда бежали, а тут вы раньше нас… Закрыли?
        Операторы были с клюками для задвижек, которые между собой технологический персонал называют "крючками".
        – Закрыл. Но поднимитесь, обтяните задвижки. И срочно приступайте к установке заглушек и в первую очередь на линиях подачи газа, кислорода.
        – Хорошо, Виталий Петрович!
        Его смена была самой молодой. Он был только тридцатитрехлетним. И представив, что кто-то из этих ребят погиб, Козлов почувствовал, как по спине прошёл мороз, словно холод каменной опора, под которой сидел, передался ему. Перевертыши… Иногда их называли братанами, из-за фамилий и имен: Сергей Михайлов и Михаил Сергеев.
        На утренней заре видеть всполохи пожара, дыма и огня, и в таком объёме... жутко.
        У пожарища, которое уже заливали пожарники, повстречав электрика, Козлов спросил:
        – Подстанция обесточена?
        – Да, Виталий Петрович.
        Пожарные машины всё прибывали и прибывали.
        "Наверное, со всего комбината, – подумал Козлов, и заметил за ними подъезжающие легковые автомашины: руководители съезжались на пожар. – Сейчас и мне будет головомойка! А лучше бы – гильотина".
        – Ты пройди по периметру, собери всех и приведи к гаражу, – сказал Козлов электрику, стоявшему рядом. Тот с восхищением оглядывал необычное зрелище.
        Виталий направился к управленческим машинам. Шёл нехотя, тяжело. Лицо его, как и костюм, были испачканы, сорочка побурела от пота и копоти. Расстегнута верхняя пуговица, и галстук приспущен, висел ослабленной петлей. Цвет лица его был землистым и в пятнах крови, оставшейся от ладоней. Виталий был среднего роста, а навалившаяся беда, казалось, придавила его и ссутулила.
        Из подъехавших "Волг" выходили люди. Кто-то медленно, словно полусонный, другие – едва машина приостанавливалась, выскакивали из неё и топтались тут же, рассматривая панораму пожара.
        Директор и подоспевшие руководители из управления завода и даже комбината, в структуру которого входит завод, стояли отдельно от всей суетящейся заводской братии и философски оглядывали творившееся перед ними действо. Им что-то рассказывал диспетчер завода Кибальчич. При появлении Козлова он первым подскочил к нему.
        – Виталька, япона мать! Как это понимать?..
        Да пошел ты!.. – едва не выругался Виталий, но смолчал, идя прямо к директору завода. К его "Волге" подкатил "Москвич" начальника цеха.
        Подхалим Кибальчич первым же подбежал к директору завода и доложил:
        – Вот он, Козлов, начальник смены ноль пятьдесят первого объекта!
        Семён Борисович смотрел на пожар и как будто бы был зачарован им и не отреагировал на доклад. Но когда приблизился Козлов, повернулся к нему. Внешний вид начальника смены и его изможденный вид произвели на директора тягостное впечатление. Коротко спросил:
        – Жив?
        Козлов кивнул.
        – Пока жив.
        – А остальные?
        – Не знаю. Собирают.
        – Что случилось?
        – Прокладку на коллекторе газа вышибло.
        – С чего бы это?.. Почему трубопровод сразу не перекрыли? Проспали?
        – Никак нет. Перекрыли, но концентрация оказалась превышенной и, видимо, от искры: то ли в электродвигателе, то ли от какого-то датчика, концевичка – произошло возгорание, и взрывы.
        – Выходит, проспали?..
        – Нет, Семён Борисович, – настойчиво повторил Виталий. – Нет.
        – Нет, – упрямо и жестко проговорил директор. – Ты зачем на смену поставлен? Думать. И следить за подчинённым тебе персоналом, за технологическим процессом.
        Подошёл начальник цеха. Невысокий кругленький крепыш, с большой плешиной на голове, прикрытой белой капроновой шляпой, слегка заломленной на затылок. Круглое лицо, круглые глаза, в которых мерцали всполохи огня, придавали ему немного растерянный и в то же время ершистый, задиристый вид.
        – Цыпка, – повернулся к нему директор, – разберись-ка с этим неразумным.
        – Счас, Семён Борисович, – ответил Ципко Вячеслав Леонидович и скомандовал коротко начальнику смены: – Пошли!
        Он толкнул в плечо Козлова и первым пошёл по периметру, осматривать цех. Обрушившаяся часть цеха сейчас не представляла интереса, так как она вся находилась в огне, в дыму, в пару. Интерес вызывали люди. Живые люди. И, не дай Бог, погибшие.
        У здания цеха обрушился весь фасад, то есть административно-бытовой комплекс, завалив парадный вход. Со стороны гаража сохранилась задняя стена здания, и на ней не было рам, стёкол – всё выдуло взрывом. Сам гараж в утреннем рассвете выглядел серо-коричневым от кирпичной пыли и собственной краски. Тут не было огня, валил только серый пар.
        На газоне на траве, что насеяли ветер да птицы и где росли редкие деревца четвертого года посадки, стояли и сидели люди, но, к горькому сожалению, не все. Двоих не было.
        – Где Сергеев и Михайлов, Перевёртыши? – спросил Цыпко.
        Ему никто не ответил.
        Лишь Дротиков произнёс с иронией:
        – Кольку Баскова с вывихом языка "скорая" в Санчасть комбината увезла.
        – Как это?
        – Так. Орал громко, вывихнул.
        Ципко переглянулся с Козловым.
        – Ну-ка, с этого момента поподробнее, – повернулся к нему Виталий.
        – Да шутит он, – усталой усмешкой ответила Мария Самарина. – Коленную чашечку, когда выскакивал из цеха, выбил. Ну, покричал маленько, повыл. Тут и "скорая" подъехала.
        Шутка Дротикова немного оживила операторов.

2
        В комиссию по Чрезвычайному Происшествию вошли десять человек. Пять человек от завода и комбината, люди из разных служб и один от профкома комбината. Трое из ведомственного министерства и ЦК отраслевого профсоюза. И двое из соответствующих органов – прокуратуры и КГБ, не считая оперативников, следователей, криминалистов и специалистов из газовой службы.
        Три дня проводились допросы, официально – опросы. Но опросы были дотошными, с подробными изложениями на бумаге и беседами по каждому пункту протоколов.
        – Вы пишите, пишите. Обо всем, что видели, слышали, знаете, – подсказывали допрашиваемые.
        И опрашиваемый работник смены в своей интерпретации излагал событие, его повергнувшее в ужас вначале, теперь – как нечто оригинальное и значимое в их продолжающейся жизни. И, естественно, от пережитых при взрыве эмоций и в зависимости от природного дарования к эпистолярному жанру, каждый рисовал по-своему варианты события. Что, похоже, не совсем вписывалось в общую картину расследования, где бы прояснялась роль какого-либо конкретного лица виновного в чепе. Как-то не проявлялась из всего этого творчества роль начальника смены Козлова, которого кому-то хотелось бы видеть тем, чью основу в своей фамилии он с гордостью носит. Полагая, видимо, что это было бы очень симпатичное сочетанием на заключительном этапе расследования, особенно – на приговоре.
        Козлов и без того хорошо понимал, что по должности он и должен стать той самой скотиной, то есть тем самым "козлом отпущения". В любом случае он несёт ответственность за всё и всех. А из всех, двое остались под руинами цеха – Перевертыши, по чьей вине в принципе и произошла трагедия. И хоть каждый из погибших, при жизни хорошо знал меры безопасности при аварийных ситуациях, и плане эвакуации из цеха, однако, они уже никогда не прокомментируют свои действия или бездействия. Поэтому вся творческая работа за них теперь легла на начальника смены. И ответственность за них.
        За трое суток Виталий осунулся, почернел, как головешка, поднявшаяся из пепелища цеха, – судя по сочувствующим взглядам Самариной. К тому же каждодневные заседания комиссии в конце дня, с непосредственным участием Ципко и Козлова. Последнего естественно – в качестве обвиняемого.
        Одна из членов комиссии, Лариса Мстиславовна из Москвы, достала Виталия до печёнок. За что он прозвал её Крыса Мести Славной. Это была женщина солидного телосложения, с большим бюстом, ровно перетекающим в стан, высокая и годами, недавно перевалившими бальзаковский возраст. Лицом не красавица и волосы собранны на затылке в пучок, в пегий хвостик. Она, пожалуй, как никто другой из комиссии, вела себя высокомерно, со столичной надменностью.
        – Вот вы сами вышли из цеха здоровым и невредимым, а почему не вывели людей? – спрашивала она всякий раз.
        Вопрос, казалось, исчерпан и понятен, но только не для Крысы Мести Славной. Неприятные эмоции к ней дорисовывали её портрет до образа того разжиревшего существа, которым он нарёк женщину.
        И Виталий, уставший от допросов, объяснений и писанины, вновь приступал к объяснениям.
        – Цех большой, до каждого не добежишь. И каждый оператор, машинист прошёл аттестацию на рабочее место, на зубок знает все правила техники безопасности. Они расписываются ежеквартально в журналах по технике безопасности. Поднимите эти журналы, проверьте. Кроме того, в журнале по тэбэ при приёме смены…
        – Мы просмотрели журналы, – отвечала она прокурорским голосом. – Но это так сказать формальный подход. А где же ваш человеческий фактор?
        Крыса Мести Славной не понимала той ситуации, в которой находился он и его товарищи. И на следующем заседании, так или иначе, вновь возвращалась к человеческому фактору. Виталий с принужденной снисходительностью вновь приступал к объяснениям, – что поделаешь, человек никогда, наверное, не попадал в аварии и катастрофы. Никогда не испытывал щемящего чувства страха и не испытывал хмельного чувства радости и счастья выживания. Человек робот, без души и без понятия. Интересно было бы посмотреть, как она и другие члены комиссии повели бы себя в адовом котле?
        Остальные члены комиссии к её вопросам прислушивались, и ей подыгрывали – как же московская особа, – отчего Козлову их собеседования стали казаться уже ничем иным, как издевательством. Даже Ципко не выдержал.
        – Козлов, что смог – сделал. Люди погибли – жалко, трагично. Но его вины тут нет. Все оповещатели сработали, подавали аварийные сигналы. Люди не успели эвакуироваться, по причинам, которые теперь никто не сможет объяснить.
        – Но Козлов, как видите, успел.
        – Что же теперь и ему нужно было в цехе остаться, чтобы удовлетворить ваши претензии? Тогда кого вы сейчас донимали бы?
Вопрос Вячеслава Леонидовича прозвучал как будто бы иронично. Но эта ирония не была оценена по достоинству, особенно Крысой Мести Славной. Она  резко ответила:
        – Тогда вы сидели бы на его месте!
        Цыпка – как его прозвали на заводе – осёкся и больше, не вступал с ней в прения.


3
        Комиссия выходила на место аварии. Но в цех не заходила. В нём ещё работали люди по разбору завалов, следователи, сотрудники госпожарнадзора. Поэтому члены комиссии обходили цех вокруг, рентгеновским взглядом просвечивали руины, обменивались мнениями, в результате чего приходили к какому-то предварительному заключению. И к верному. Оставалось дождаться заключения следственной группы.
        В ходе работы комиссии просматривались все диаграммы из уцелевших приборов, сопоставлялись, анализировались их данные. При прочтении одной из них выявилась ещё одна версия, по которой, возможно, произошёл столь мощный взрыв.
        А выявилось следующее. При резком падении расхода газа, почему-то не была подана команда с центрального пульта на остановку газогенераторов, печей, где сигналы дублируются. Команда была произведена только на последних трех минутах до взрыва. Как понял Козлов – это он, заскочив в пультовую, успел произвести отключение. И это было сделано, конечно же, слишком поздно. Следовательно, тут вина всецело ложилась на оператора пульта Самарину Марию. А коли так, то для неё наступят не слишком радостные дни, которые вскоре могут плавно перетечь в годы обитания где-нибудь в местах с более суровым климатом, и не здесь, не под боком семьи, двух детей и мужа, а среди подруг стриженных под одну гребёнку и одетые в одну униформу.
        Перспектива для женщины вырисовывалась не слишком радостная. А если эта зацепочка попадёт к Крысе Мести Славной, то тут Машеньке не выкрутиться, пойдёт по этапу через месяц-другой. А она к ней попадёт, это зацепочка, и обязательно. Баба въедливая.
        Если честно, то Виталий понял оплошность, вину ли Самариной еще в пультовой. Но было не до объяснений с ней, сигнализаторы ревели во всю силу своих электрических легких, надо было спасать живые души. И он женщин выгнал. Помешкай они эти короткие минутки, то недосчитались бы среди живых ещё троих, в том числе и его. Потом, когда писали объяснительные, он им наказал:
        – Вы о перепаде давления не упоминайте. Растерянность в категорию безопасности не входит, не предусматривается, наоборот, наказывается.
        Но факт тот всплыл. Он попытается его как-нибудь замять, или, на худой конец, переведёт на себя. Всё равно отвечать, и одной виной больше, одной меньше… Хотя, становится всё очевиднее, что стрелки сходятся на Перевёртышах. А с мертвых какой спрос? Но Крыса Мести Славной за тех людей всё ещё достаёт, и достала уже до печёнок. Виталий и без неё себя истязал. Часа не проходит, чтобы о них не вспоминал. А тут ещё эта Крыса…

4
        В очередное посещение завода, члены комиссии решили войти в цех. Работы по разбору завалов и следственные мероприятия завершились, даже кое-какие появились выводы, оставалось визуально и из любопытства побывать на объекте и уже после этого приступить к окончательному заключению по произошедшему чрезвычайному происшествию.
        Но перед тем как ступить на территорию завода, комиссия ещё раз провела небольшую летучку, вернее, взбучку, поскольку Крыса Мести Славной вновь была в своём репертуаре, и вновь сыпала соль на рану, вследствие чего Козлов и Ципко шли следом за комиссией нервно заряженными и удручёнными.
        Поскольку главный вход был ещё не разобран, решили войти в цех со стороны гаража.
        Подходя к входу металлического сооружения, Козлов остановил Ципко.
        – Леонидович, ты призадержись, не входи… – в глазах Виталия воспаленно горели шальные искорки.
        Начальник цеха воззрел на Козлова недоуменный взгляд.
        – Сейчас посмотрим, как они поведут себя в экстремальной ситуации, крысы, – зло проговорил Виталий.
        Он первым подошёл к воротам гаража, раскрыл одну его створину, как бы из любезности, и пропустил комиссию вовнутрь. Оглядываясь, члены комиссии по одному по двое вошли. Шествие возглавляла Лариса Мстиславовна, она первой и вошла в гараж.
        Как только за порогом пристройки исчез последний член делегации, Виталий метнулся в сторону, где лежали задвижки разных диаметров, старые, приготовленные для ремонта и на утилизацию. Схватив за штурвал одну из них – dу 50 – и, крутнувшись вокруг своей оси, как метатель молота, он метнул её на крышу гаража. Задвижка, вращаясь, поднялась метров на семь-десять в высоту, описывая траекторию полета, и упала на металлическую крышу гаража.
        Пока первый снаряд совершал запланированный полёт, Виталий схватил второй и столь же ловко запустил его следом.
        Гул оглушающей мощности содрогнул металлическое сооружение и привёл в ужас не только тех, кто находился внутри, но и донёсся до близлежащих цехов и заводского склада, и, видимо, даже до заводоуправления, поскольку и из него стали сбегаться встревоженные люди.
        А из гаража, движениями своими напоминая все виды приматов, парнокопытных и ракообразных, выскакивали члены комиссии. Если бы в момент страха у людей появлялись крылья, то их бренные тела вылетали бы гораздо быстрей, а так – только души.
        Возглавляла это сумбурное шествие опять же Крыса Мести Славной. Она вылетела из ворот гаража первой, сминая и расталкивая всех, кто попадался ей на пути. Её мощная грудь, как каток, прокладывала путь. Бежала, одной рукой держа зачем-то папку над собой, как бы прикрывая ею голову. А, выбежав из ворот, почувствовав перед собой необъятный простор для забега, могла бы, наверное, в свои пятьдесят лет перекрыть все рекорды на спринтерских дистанциях, да и в стайерских была бы не последней. Но на её пути оказался начальник цеха Ципко. Он смотрел на неё с неподдельным восторгом, немного перемещаясь в сторону, уступая ей дорогу, боясь, видимо, как бы самому не попасть под этот каток.
        Лариса Мстиславовна тут опомнилась. Остановилась и безумным взглядом уставилась на Вячеслава Леонидовича.
        Он как будто бы не был напуган, а наоборот, чему-то улыбался.
        Лариса Мстиславовна, ещё трясясь от страха, с красными белками глаз, чего-то пыталась вымолвить, но слова пробулькивали в недрах её рта, и наружу вырывался звук, напоминающий перекатывание шаров вперемешку с клацаньем зубов. Наконец, зачем-то ударив себя папкой-скоросшивателем в кожаном переплете по голове, выдохнула:
        – Он опять взорвался!
        – Да, – спокойно согласился Вячеслав Леонидович. – Опять что-то сработало. – И спросил: – Все живы?
        – Не-е знаю…
        – Ну, как же так? Вы завели людей на аварийный объект. Он взорвался. Сами сбежали, а что с людьми?
        Лицо Ларисы Мстиславовны из бледного стало перетекать в розовый цвет, и вскоре совсем покраснело. Отводя от начальника цеха глаза, повернулась к гаражу. Возле него собирались люди. Кому-то, видимо, было плохо, его приводили в чувство. Кто-то отряхивался, то ли от пыли, опавшей сверху, то ли от передвижений на четвереньках, на коленях. Но по беглым прикидкам – все были целы!
        Лариса Мстиславовна облегченно вздохнула, и сказала, как доложила:
        – Все живы!
        Ципко, удовлетворённый её сообщением, кивнул и пошёл к Козлову.
        Козлов сидел на одной из старых задвижек, и смотрел на происходящее насмешливым взглядом.
        – Ты с ума сошёл, Виталий! – напустился на него начальник цеха, стягивая с головы шляпу. Лысина была потной. – Хочешь, чтобы к тем погибшим, тебе ещё этих приписали, паралитиками и инфарктниками? У тебя совсем что ли, крыша съехала?.. – провёл он по лысине ладошкой и стряхнул кистью.
        Виталий Петрович Козлов в первый раз за все эти дни улыбнулся.
        – Ничего. Это им будет закалкой их человеческого фактора. Крысы кабинетные.
        – Да если они поймут, что за бомбы взорвались над их головами…
        – Откуда?.. Если ты расскажешь?
        Над крышей гаража на высоком контуре здания на арматуре и на проводах висели куски не облетевшего раствора, торчали зубцы из кладки кирпича. И как знать, может быть, они специально поджидали подходящий случай, который в данный момент и приспел.
        Ведь нельзя же всё предусмотреть на аварийном объекте…