На окраине вечности - 8
Поблагодарив хозяйку за чай, Пеньтюхов в Ерши отправился.
Васька уже веселый сидит. Бутылку, что принес с собой, почти приговорил. Да и Петр «с горя», пока до деревни шел, полбутылки коньяка прямо из горлышка высосал.
Допили братья водку и коньяк, на улицу вышли, на лавочке сидят и курят. Выпить еще хочется.
- Ведь есть у матери где-то в загашнике водка, - размышляет вслух младший из братьев.
Навзлет будто, продолжает эту «мысль умную» старший:
- У козы, наверное….
Васька команды не ждет. Вскакивает и в хлев бежит. Минуту спустя довольный выскакивает, горлышко бутылки из внутреннего кармана пиджака показывает:
- В кормушке под сеном лежала.
- А как выпить?
- Неси нитку капроновую и иголку.
Пришлось Петру подчиниться. Принес требуемое.
Васька иголку под пробку подоткнул, тихонько по кругу протащил, пробка сама слезла неповрежденная.
- Теперь воды принеси в моей бутылке, - поучает «академик мастырных наук» старшего брата.
Принес и воду в водочной бутылке Петр. Уже сообразил по ходу дела, для чего. Воды налил столько, сколько водки в умыкнутой бутылке.
Пробку на бутылку с водой одели, капроновой ниткой обмотнули один раз. Туда-сюда потягали за концы. Проверили, плотно ли закрыта бутылка. Убедившись, что все ладно, отнесли бутылку с водой в козью кормушку.
- Где бухнем то? – спросил младший брат.
- А пошли, Вась, на реку.
В дом вернулись. Васька матери объясняет.
- Мы на реку пойдем. Татьяна свежей рыбы заказывала.
По реке с полкилометра вниз отошли, намет раскрутили, на шест приладили. Чуть не с первого заброса щуренок грамм на 700 влетел в мотню. По такому случаю, как не выпить. На высокий незатапливаемый берег поднялись. Сухая трава на незаливаемом полыми водами берегу для сиденья вполне гожа. Другая беда, темно.
В потьмах по стопарику выпили. Сухариком, единственной закуской, которую удалось прихватить Ваське из дома, занюхали. Закурили. Васька, прикурив сигарету, спичку не погасил, а сухую траву подпалил. Светло стало. Надо только от огня отодвигаться, чтоб не поджариться. Огонь по кругу во все стороны расходится. Додумались братья, чтоб не двигаться от пламени, в центр палева залезли, намет рядом положили. Еще выпили. Огонь во все стороны расползается. Небо сверху черно. Пространство за стеной огня не просматривается.
- Как у негра в заднице, - оценил ситуацию младший брат.
- Хорошо, - блаженно щурясь, вторит не в тему старший.
Бутылку почти допили. Грамм пятьдесят осталось. Тут Ваське приспичило своего щуренка выловить. Берег скользкий. Как на салазках с горки ледяной, съехал в реку. Намет бросил в воде, за куст ивовый схватиться успел, а то бы унесло. Петр успел намет подхватить. Вытащил из воды, развернул и Ваське конец шеста сует, чтоб схватился. А тот куст боится отпустить. Вцепился в него обеими руками и вопит. Никаких доводов Петра не слышит из-за шума реки и своих воплей. Пришлось Петру в воду лезть. Одной рукой за куст схватился, что выше воды рос, а другой Ваську за шиворот из реки вытаскивать.
Выбрались из воды. Васька по уши мокрый, Петр по пояс. Остатки водки брату влил Пеньтюхов, и домой побежали. Даже пакет с выловленным щуренком забыли прихватить.
Мокрую одежду у порога покидали да на русскую печку взобрались. Васька, и пяти минут не прошло, захрапел. Петр же, согревшись, с печи спустился и на кровать лег. Но снова холодно стало. Мать его шубой сверху накрыла, а сама стала мокрую одежку сыновей сортировать: какую развесила у печки сушиться, какую на улицу вынесла.
В три часа ночи, будто будильник сработал, проснулся Петр. Собираться стал. А ему что собираться, десяти минут много. Ваську с печи стащил, мол, давай брат прощать-ся. И между делом шепнул:
- Ты, Вась, бутылку то купи да на обратно поменяй.
- Хорошо, как только наколымлю…..
- Нет, ты сегодня же купи, - и деньги дал на две бутылки, чтоб похмелился, но и задачу выполнил.
«Задачу» Васька не выполнил, не поменял воду на продукт «валютный» и расплатилась Акимовна с трактористом, который ей огород вспахал, злосчастной бутылкой. После майскх праздников дело было. У соседей водки не было, деньгами рассчитывались. А у тракториста «трубы горят», матерится, что к пахоте не подготовились «ершишники окаянные». Но тут Акимовна, будто волшебница, желаемое зелье подает. От радости мужик сперва целоваться к бабе полез. Та его отпихнула, он быстрей стакан наливать. До краев налил, чуть через край не льется жидкость. Глоток сделал, поперхнулся. Стакан о землю шибанул и на всю деревню материться стал:
- Ты чо, старая, самая хитрая в Ершах? – и на этом цензурные слова в его «добрых пожеланиях» закончились.
На автовокзал пришел Пеньтюхов, билет купил и под навесом курит в ожидании автобуса. При этом на кафе посматривает с непонятной надеждой. Не оправдалась надежда. Посадку в автобус объявили.
Еще недавно, когда студентом ездил в Реченск, шесть часов приходилось трястись по гравийке, петляющей нескончаемым лесом. Но вот асфальт уложили. Теперь времени до станции требуется всего три часа. Дорога, правда, местами уже разбита, но все же разница есть. Приезжаешь на станцию, и у тебя еще полтора часа до поезда. А раньше приходилось выезжать из Реченска с вечера и всю ночь сидеть на станции.
По приезду на станцию быстренько взял билет. На Север в мае ехать желающих мало. В основном на юг в это время едут отдыхать люди. До поезда еще и в забегаловку успел зайти. Перекусил слегка и «сто пятьдесят» тяпнул, после вчерашней купели да вы-ивки не по себе было.
Поезд подошел без опоздания. Пеньтюхов посреди состава стоит, не зная в какую сторону ему бежать, чтоб сесть в свой девятнадцатыйй прицепной вагон. О прибытии поезда объявили, а когда говорили, где находится вагон, радио прохрипело что-то невнятное. Дверь вагона, остановившегося против Пеньтюхова открылась, проводник в проходе стоит, по обличью армянин – уж больно шнобелем на Мкрытчана похож, надень кепку–аэродром – вылитый Фрунзик.
- А где девятнадцатыйй вагон, - спрашивает у него Пеньтюхов.
- А зачем он тебе? - вопросом отвечает проводник.
- У меня билет в него.
- А зачем тебе девятнадцатый, садись в мой. Я один еду.
- У меня билет в плацкартный вагон, а у вас купейный.
- И что? Доплатишь сколько-нибудь….
Согласился. Поместил Пеньтюхова «Фрунзик» в первое купе. Чаю предложил сразу же, но Пеньтюхов отказался. Не до чаю было. Завалиться бы, да доспать недоспанное.
Проводник - мужик неназойливый все понял, удалился.
Проспавшись, вышел Пеньтюхов из своего купе и к «Фрунзику» заглянул, дескать, сколько с меня причитается за проезд. Но проводнику не до него. Все купе его корзиночками со свежей клубникой заставлено. «Фрунзик» ягоды перебирает. Целые в туески складывает, а больше под стол кидает в подставленное для этого ведро. Перебирает ягоды, а сам что-то лопочет на своем языке, сдабривая монолог русским матом. Пассажира увидал, объяснять стал:
- Вот, понимаешь, хотел продать, но никому не нужен мой товар. Купи ты.
- А мне тоже не для кого.
- Себе возьми.
- Нет. Я доплатить зашел за проезд.
- Зачем доплатить? Купи корзину ягод и в расчете будем.
Пришлось купить. Полакомлюсь, подумал, с чайком дома.
В Геолог прибыл вечером следующего дня. Когда с вокзала ехал в автобусе, Ивана встретил. Тот уже не капитан, а майор милиции. Пеньтюхову обрадовался, как старому знакомому. Про края ершовские спросил, а, когда из автобуса вышли, в гости пригласил и добавил:
- Вера сейчас у нас живет.
- Ладно, - и корзинку с клубникой протянул – От меня ей гостинец.
Иван свернул к своему дому, а Пеньтюхов идет и думает: что это за перемена в земляке произошла?
На место все встало, когда подошел к своему бараку. Ваня-Корней, после того, как приветствиями обменялись, обрадовал:
- Ваш барак сносить собрались.
Тогда и дошло до Пеньтюхова, отчего отношения к нему поменялось у Ивана. То тунеядец, а теперь снова земляк. Подумал сразу же:
«Верку что ли хочет пристроить? Надоела, верно, постоялица. Но она же с кем-то жила? С учителем физкультуры, кажется».
«А какой из физкультурника муж, - уже дальше рассуждал спокойно – Физкуль-турные номера выкручивать, не мешки ворочать».
Когда же замок на двери открывал, прикинул:
- А почему бы и нет? В квартире, не в бараке – хозяйка нужна.
Свидетельство о публикации №209051800222