История народного автомобиля. Часть 1

    Не берут оптом, - предлагайте в розницу.
       /Закон рыночной экономики/

 
  До строительства плотины Пальмироволжск назывался Годинполем, в честь отца былинного героя Ставра Годиновича, но был подвергнут затоплению. От бывшего некогда патриархального городка над водой осталась одна окраина с улицей, перерезанной железнодорожной платформой и уходящей от вокзала к шлюзам, по которым район был назван Шлюзовым, а саму улицу почему-то переименовали в Севастопольскую, тогда как прежде она называлась Ставропольской. Сам же Годинполь был перенесён на новое место и в год полёта первого многоместного космического корабля и незадолго до прихода к власти Брежнева получил название Пальмироволжск. Ветерок оттепели или дружба с арабами навивали романтические мысли в головы лиц, принимающих решения. А может быть, город был назван по имени итальянского коммуниста. Не столь это важно.
       Шлюзовой по весне подтапливался буро-зеленой водой, а в промежутках между паводками – дыханием плотины. По мере возрастания спроса на воду в низовой Волге и усыхания Каспийского моря сушеводяной терминатор отступал от окраины. Местные жители новообразуемую сушу стали использовать под огороды, разделив её на «наделы» и отгородив их друг от друга заборами из останков маломерного флота. С каждым годом высота заборов увеличивалась, что входило в противоречие с провозглашённым в центре моральным кодексом. Бывшие годинпольцы, а потом и пальмироволжане, в отличие от столичных жителей, проповедовали неписанный мелкособственнический уклад, с которым тщетно боролось местное партийное и административное руководство. С целью выжигания родимых пятен проклятого капитализма руководство принимало все дозволенные приёмы борьбы с «хамскими огородами». Сначала давя на сознательность, а потом и с помощью админитративно-хозяйственных мероприятий. Огороды по весне окружались отрядами милиции, по заборам и грядкам ездили бульдозеры, урожай подтапливался накануне сбора. Но всё было тщетно. Штрафы выплачивались, заборы восстанавливались по памяти, картошка сажалась и собиралась, чему способствовало и то, что волонтёры органов внутренних дел зачастую сами были детьми самозахватчиков ничьей земли, что приводило в начале и в конце картофельной вегетации к ссорам в семьях, раздираемых извечной проблемой между долгом и необходимостью. Какой-нибудь розовощёкий милиционер получал два нагоняя за день. Один утром от начальства, а другой вечером – от отца:
       - Ты что же, сукин сын, делаешь? Я на эту картошку дом построил для твоей лахундры с её вы****ками, а ты – ломать!
       Первыми жителями перенесённого Годинполя стала семья сапожника, который первым согласился переселиться на новое место жительства. Первым даже в некотором смысле повезло – городские власти, растратив государственные средства на организационные вопросы, только этой семье выделили бригаду строителей для бесплатного переноса дома.
       Камнем преткновения при переносе города, помимо пассивного сопротивления населения, оказалось военное ведомство, которое разместило в этих краях стратегические запасы плавсредств. Военное ведомство, наделённое императивом при согласовании любых генпланов, в том числе и градостроительных, наотрез отказалось от передислокации сделанных запасов, что привело как к изменению генерального плана переносимого города, так и к нежелательным последствиям. Регулярные кварталы превратились в островки регулярности, перебиваемые заборами зелёного цвета, подбитые сверху колючей проволокой, а в городе появились дома с интригующими воображение надписями из совокупности двух-трёх букв иногда сопровождаемые восклицательными знаками. Так в непосредственной близости с эпицентром власти оказался дом, в верхней части которого кирпичом контрастного цвета было выложено «ТЬ!». Инициаторами надписей были сами городские органы, которые решили увековечить память вождя мирового пролетариата надписью на торцах домов центральной городской улицы: «ЛЕНИН ЖИЛ! ЛЕНИН ЖИВ! ЛЕНИН БУДЕТ ЖИТЬ!». После согласования с военными дома с составляющими надпись фрагментами разбрелись по всему городу, удивляя приезжающих оригинальностью орнаментов.
       Выход из положения нашли сами инициаторы, заказав в областной артели изготовление щитов на соцпатриотические темы. Но прежнему составу руководителей не удалось завершить до конца агиткампанию в полном объёме. В очередной пятилетний план было включено строительство автогиганта, в связи с чем горкому придали большую часть полномочий обкома, кооптировав в его состав новых членов в количестве в несколько раз превышающих прежний состав горкома. Расширенный до пределов возможности партийный орган превратился в штаб строительства. Произошло срастание политического и хозяйствующего субъекта, и началась битва за народный советский автомобиль.
       Впервые народный автомобиль я увидел на площади Воровского, аккурат за его памятником, и, по всей видимости, он принадлежал либо директору сорокового гастронома, либо чину из комитета глубокого бурения, обосновавшегося в бывшем здании страхового общества «Россия».
       Новинку обступила толпа зевак, которая относилась к концепткару с большой долей сомнения, что в первую очередь было обусловлено его ценовой недоступностью. Сомнения, высказанные потенциальными автолюбителями, сводились, в основном, к толщине «фанеры» и к лёгкости подвески. Зато двигатель вызывал всеобщее восхищение: отношение мощности двигателя к весу машины завораживало и полностью соответствовало шкале спидометра. Хотя и относительно двигателя был сделан ряд серьёзных замечаний. Спустя годы высказанные сомнения себя оправдали. Проектировщики выжали из двигателя все его возможности и уменьшили общий вес машины, превратив её в консервную банку, подогревающую окружающую среды 3/4 содержимого своего бензобака. Тираж же консервных банок зависел от чего угодно, только не от спроса.
       В рамках одного проекта мне пришлось бывать в архиве ЦК, где получив доступ к закрытым статистическим данным, к своему глубокому удивлению и совершенно случайно обнаружил, что валовой выпуск Пальмироволжского автозавода связан обратной зависимостью с потреблением горожанами сгущенного молока с сахаром. Зависимость эта ещё больше проявилась при переходе от классики к переднеприводным моделям. В архиве ЦК я обнаружил и ещё одну статистическую зависимость. После каждого решения Политбюро о сокращении численности госаппарата, в промышленность отдавался приказ об увеличении производства столов и стульев.

Продолжение следует