Панарама

     Доцент кафедры неуловимых звуков Триухов, турзучил через двухцилиндровую    телескопическую лупу, обрубленный хвост Норвежской мыши.

     Хвост походил на пружину от одноколесного велосипеда, и пах свежими портами керзовых сапог Василича.

     Сам Василич жил постоянно в лаборанской из-за откровенной  нужды в должности сторожа и среднего помошника.

     Во время опыта, Василича конечно еще не было, так как это была самая рань, и Триухов, придавшись любимому делу, разложив соответственно на воздушную клеёнчатую салфетку златокудрый хвост Норвежской мыши, углубился  изучением и схематикой в волю.
    
     Несколько раз прошелся по хвосту утюгом, дабы разгладить в шнурок или на похожий случай в нечто более внушительное и бессовестно запамятовал в мысленых огрехах.

     В этот, право-неудобный момент памятования, что-то попалось на ум Триухову ценное, заковылявлось в решении очередной задачи, выводов, и…  В итоге результат – сожженный  лабораторный хвост Норвежской мыши - подгоревший и ссохшийся, до неузнаваемости даже.

     Надо было что-то делать сроченно, ибо профессор Блоков может вздернуть за гарь, если узнает.

     Триухов, подвесив огарок хвоста на сушильную веревку повисеть маленько, засуетился в приборке приборов, наведением чистот, созданием добросовестной обстановки по примеру.

     Вошел сонный Василич  босяком, с сапогами за поясом, и начал стоять рядом.

     Вообще, Василич работал раньше завхозом, но ошивался теперь  в лаборатории, охраняя заспиртованных мореплавающих, ползающих, и летающих.
 
     Наблюдая за опытным доцентом Триуховым, Василич подтянулся на носках к предпоследней полке и достал заспиртованную жабу в «кедровочке» - открыл феерично, и сделал пребольшой долгожданный глоток до слез аж.

     Потом откусил у жабы лапу и жмурясь от удовольствия  хватил еще глоток, что-то дернул с веревки,  захрустел пуская слюни на пол, и завалился на лежак. 

     Василич приступил к дежурству. А доцент поплелся на свидание с Асей.
     Светало...)