История народного автомобиля. Часть 3
Внутри ОРСа у двери стоял охранник в чёрном комбинезоне и в фуражке с верхом, натянутым в виде шестигранника. Преграждая проход в зал, вытянулась комбинация из сдвинутых столов, за которыми сидели девушки, вооружённые компьютерами. Перед дисплеями были выставлены таблички с набором букв русского алфавита. Вспомнив свою фамилию, я подошёл к нужному столику. Девушка, пролистав паспорт, пощёлкала клавиатурой и выдала мне листик с номером, предложив жестом пройти в зал.
Присутствующих в зале было немного, человек двадцать пять – тридцать. Все сидели, молча, уставившись в верхнюю часть бокового запасного выхода, над которым на консоли висел дисплей, который периодически начинал мигать и высвечивал очередной номер, обладатель которого тут же вставал и проходил к запасному выходу. Обратно в зал никто не возвращался.
Дождавшись своего номера, я вышел из зала, попав во внутренний двор, единственная тропинка которого, выложенная шестигранной мелкой плиткой, вывела меня к каменной избе. Сеней изба не имела и сразу начиналась комнатой. В комнате преобладали золотисто-зелёные тона и в ней находились трое, одного из которых я сразу узнал – генеральный директор автозавода. Он сидел у правой стены в низком кресле и при моём появлении кивнул головой. Напротив директора, в кожаном кресле, расположился, нога-на-ногу, моложавый обладатель короткой стрижки буланой масти и больше походивший на мужской член в стадии эрекции, чем на что бы то ни было другое, в том числе и на человека. Ближе к окну за столом сидел маленький человечек, в коротких пальчиках которого мелькала маленькая золотая ручка с болтавшейся на конце витой верёвочкой с кисточкой. Человечек был похож на артиста из «Цирка», который на полунемецком языке пел колыбельную песню, только лет на десять моложе и с признаками хронического иктера в глазных яблоках. Циркач что-то быстро писал на листиках бумаги, сверкая зелёным камнем перстня на мизинце.
Увидев меня, Буланый поднялся с дивана и, откинув немного назад и на бок голову, с улыбкой понёс какую-то околесицу:
- Как же, как же… Давно ждём. Заждались, а то мелочь пошла. Как доехали? Где остановились?...
От стола послышался недовольный шумок.
- Да. Да, конечно. Перехожу к главному, - ещё больше оживившись, произнёс Буланый. – Как вы, надеюсь, поняли, на вверенной нам территории, - ударение на «нам» и кивок в сторону стола, - в результате молнеиносного рейда произошли существенные изменения. Большая часть прежней администрации находится в стадии ликвидации по причине неплатежеспособности. На днях состоялось учредительное собрание Национального фонда, сформирован попечительский совет, - жест в сторону стола. - Все активы банкрота переданы в управление фонду, а пассивы погашены эмиссией чеков. Чек не подлежит капитализации и индексации и представляет собой неделимую часть пакета привилегированных акций учреждённого недавно акционерного общества. Все договора по поставкам машин, заключённые за последние полгода, являются ничтожными, а обязательства сторон подлежат реституции. В качестве платежного средства при расчётах используются чеки фонда, поступившие в свободное обращение. – За столом снова послышалось шевеление.- Впрочем, лично для вас существует альтернатива. При определённых условиях, которые будут вам сообщены своевременно, ваша фирма могла бы стать участником фонда, а вы - сотрудником генерального представительства, а может и членом попечительского совета. Вам предоставляется несколько дней для размышления. Засим, можете быть свободны. Ждём вас в пятницу или в крайнем случае в понедельник.
После речи Буланого мне почему-то захотелось проснуться и сказать: «Чур меня!» И как было не чураться. Хамством Буланового можно было измерить наглость французский материалистов, которые предложили Богу сотворить камень, который Он не сможет поднять. При любом исходе Бог оказывался в проигрыше. И каким бы богохульством это не звучало, стараниями троицы я оказался в божественном положении. Мне предлагалось за стоимость полученных, может быть, и не совсем честным путём, и давно проданных машин, по цене, равной двум поездкам на местном автобусе за штуку накупить фантиков, в которые никогда и ничего не заворачивали, и заворачивать ничего не предполагали, и в лучшем случае, при положительном сальдо, я могу стать акционером без права голоса сколь бы много у меня этих фантиков не осталось. С другой стороны, сидеть в президиумах и в собраниях советов, как бы они там ни назывались, прикрывая чью-то нечистоплотность – Боже избави. Более того, начинать новую жизнь в пятницу – серпом по молоту. Не мой это день. И на что, собственно, купить несколько сот тысяч фантиков?
Решение пришло как-то само собой: отсижусь-ка я до понедельника на берегу Истры, у милейшего Сергея Николаевича. И добираться до него нужно только на машине. Во-первых, об «убежище» на Истре знает не более четырёх человек. Во-вторых, что от Домодедово, что от Внуково до Истры в объезд столицы километров двести. И в-третьих, каждый раз, при сходе с самолёта, я говорил себе:«Чтобы ещё раз….» Поэтому я направился на Севастопольскую к дому своего полномочного представителя, а по пути надыбал узкую и тонкую железку, повторяя про себя: «Только бы он оказался дома! Только бы оказался!»
Заклинания подействовали – машина полпреда стояла во дворе. Ткнув железку между стеклом и его обрамлением, я сделал несколько решительных движений. Замок щёлкнул, и я плюхнулся в кресло. Выдернуть несколько проводков из замка зажигания и перемкнуть их соответствующим образом было делом пяти секунд. Объясняться с выбежавшим из подъезда полпредом мне было недосуг, тем более что пользовался он машиной по доверенности, и со спокойной совестью я стал выруливать в сторону московского тракта.
Продолжение следует
Свидетельство о публикации №209051800956