Бич судьбы. первые главы романа

               

                Сочти все радости, что на житейском пире
                Из чаши счастия пришлось тебе испить,
                И убедись, что чем бы ни был ты в сем мире-
                Есть нечто более отрадное: не быть…
                Байрон
                Лёша Лавренцев 1.   
 
   Лёша Лавренцев проснулся уже с час назад, но до сих  пор оставался в постели. Во-пер-вых, потому, что он всегда рад был поваляться в кровати лишний часик-два, по крайней мере, когда ему не надо было никуда спешить, а во-вторых, потому, что ему не хотелось видеть своих родителей.
   Как только он проснулся, сразу стало понятно - в комнате что-то не так. Воздух в комна-те, обычно затхлый, застоявшийся, сквозил дешёвым дезодорантом. Дешёвым, но вполне приятным. Что-то апельсиновое. Это-то и не нравилось Лёше. Он считал, что комната дол-жна пахнуть комнатой, без всяких лишних запахов, а кроме этого ему не нравились и сами апельсины – слишком яркие и в то же время слишком обычные.
   - Ты хоть бы иногда проветривал комнату.- бывало, наставляла его мать.
   - Нет.- твёрдо отвечал он.
   - Почему? Почему ты такой?- укоряла его мать.
   - Какой?- возражал сын,- я просто не люблю сквозняк. Как и любой ветер он уносит что-то нужное.
   Не зная, что возразить, мать смирённо уходила - в семействе Лавренцевых было принято соблюдать личную собственность каждого члена семьи.
   Комната была только его. Кроме спёртого запаха в ней к тому же всё время царил страшный беспорядок. Мать не раз пыталась уничтожить хаос в отсутствие Лёши, но в конце концов убедилась, что это бесполезно; уже к вечеру всё возвращалось на круги своя. В оправдание Лёша говорил, что беспорядок в комнате помогает ему сконцентриров-аться на чём-то другом, например, на рассказах, за написанием которых его частенько зас-тавали оба родителя.
   Писательством он начал увлекаться ещё в школе. Среди одноклассников у него был свой журнальчик. Всего в несколько страниц, написанный от руки, но удачно расходившийся среди учеников, потому, что статьи были крайне насмешливыми и пошлыми, а любая пошлость хорошо воспринимается теми, кого она не задевает. Для тех же, кому посвяща-лись статьи в этом журнале, информация была очень обидной. А посвящались статьи в ос-новном учителям и вообще школьной системе, которую Лёша Лавренцев, как и любую другую систему, не уважал и не признавал. Как-то раз учительнице по математике удалось перехватить самодельный журнал у одного из учеников, и с этого момента на него до сам-ого окончания школы лился дождь из дискриминирующих гонений и насмешек. При чём дискриминировать вскоре стали и сами одноклассники, ещё недавно хвалившие Лёшу за интересное новшество.
   Сейчас он писал серьёзно. Он не мог сказать наверняка, в каком жанре пишет, но в голо-ве его постоянно суетились какие-то мысли, которые он словно расставляя игрушки по полкам, воплощал на бумаге в сюжете и диалогах. 
   Порядок творившийся в мире и порядок в комнате тоже являлись своеобразными систе-мами, и поэтому мало интересовали его. Зачем делать то, что тебе самому не нужно? И ро-дителям с этой прихотью пришлось смириться, тем более в остальном он в принципе был хорошим сыном – учился в институте, встречался с хорошей девчонкой и никогда не нап-ивался.
    Была у него одна тайна. Довольно большая. Под ковром возле стола хранился неболь-шой пакетик с белым порошком, похожим на муку и шприц, новенький, в герметической упаковочке.
   Сегодня мать впервые за последние два или три года убралась в его комнате. Протёрто было всё до последней пылинки, разложено по ящичкам всё до последней бумажки, и как только Лёша проснулся, он с нехорошим предчувствием побежал проверять свой тайник.
   Так и есть! Пакетик с почти половиной грамма пропал. В отчаянии Лёша снова упал в кровать, сильно разозлившись на родителей, но с другой стороны понимая, что злость эта родилась из-за стыда перед ними, зародившегося в нём и крепко пустившего корни, слов-но смертельный вирус, словно проклятая тяга к героину, существование которой он до сих пор безрассудно отрицал.
   Выходить из комнаты не хотелось вообще, но когда-то же надо это сделать.
   - Привет, па.- поздоровался он с отцом, войдя на кухню и сделав вид, что незаметил про-пажи.
   Тот кивнул и слабо улыбнулся, отставив кружку с дымящимся кофе на кухонный стол.
   - Как выспался?
   - Нормально.- ответил Лёша, гадая, в какой момент отец начнёт разговор про наркотики.
   - А мы с мамой порядок в комнате навели.- нейтральным голосом сообщил отец.
   - Да, я заметил.
   На кухне повисла гнетущая тишина.
   « Хорошо хоть мамы нет»- подумал Лёша.
   - А где мама?- поинтересовался он, что-бы разбить молчание.
   - Пошла по магазинам.
   Снова минута тишины. Чувствовалось, что это безмолвие неудобно обоим – и сыну, и отцу.
   - Нам нужно поговорить.- начал родитель.
   - Я догадался.- усмехнулся Лёша.
   - Когда мы убирались, мы кое-что нашли…
   Молодой человек отметил, что папа боится об этом говорить, возможно, даже больше, чем сам виновник. Это придало ему немного смелости.
   - Я всё понял. Ближе к делу.- подтолкнул он родителя.
   - Ты хоть осознаёшь тяжесть этого поступка?
   - Нет.- сказал он,- а может и осознаю. Но на ком лежит эта тяжесть?- риторически спрос-ил Лёша.
   - На нас всех. Но в первую очередь на тебе.
   - Нет. Мне нисколько не тяжело. А тебе?
   - Я поник под этим грузом. И мать тоже.
   - Волнение за меня это только моё дело.
   - Как ты можешь так говорить? Мы же твои родители!.
   - И что? Знаешь, кто такие родители? Это люди, которые в начале вкладывают в ребёнка деньги, что-бы потом получить намного больше.
   Папа несогласно покачал головой.
   - И я это одобряю. А вложенное отдам вам сполна.- добавил Лёша и улыбнулся, наслаж-даясь тем, что даёт хороший отпор нападкам родителя,- только подождите.
   - Ты кретин.- без злости, но с сожалением констатировал тот.
   - В каждом из нас кретин.- ответил Лёша.
   - Но во мне он, по крайней мере, взрослый.
   - А ты можешь определить, во сколько взрослеют кретины?
   - Некоторые вообще не взрослеют.
   - Тут ты прав. Но как бы всё плохо ни было, я всё держу под полным контролем.
   - Ты хочешь сказать, наркотики никак как не вредят?
   - Вредят.- прямо ответил Лёша
   - И что в этом хорошего?
    - Некоторые функции мозга развиваются. А вообще я слышал, что нервные клетки из-за наркотиков сгорают и со временем перестают работать.
   - Если ты видишь вред, почему ты не остановишься?
   - Потому что не хочу. Мне это нравится, а вам не мешает. А функции мозга, которые портятся под действием героина, легко восстанавливаются различными путями. Посмотри сам, признаюсь, я употребляю героин четыре года, и ничего со мной плохого не происход-ит. Учусь я нормально, антиобщественных дел никаких не творю… Потому что главное – это не забывать о своём смысле жизни, тогда сохраняются и ум и способности жить в сог-ласии с социумом. Хотя в душе я много с чем не согласен, но это не из-за наркотиков, а из-за…- он на секунду замялся, подбирая подходящее слово,- из-за духа бунтарства.
   - Я не могу тебя переубедить или заставить, но… пойми сам, а вдруг мозг портится не постепенно, а резко? Завтра ты проснёшься, и вдруг поймёшь, что стал глуп. А вдруг ты однажды вообще не проснёшься?
   - Всё, что я могу сделать, это дать обещание, что всё будет хорошо.- Лёше очень не нра-вился этот разговор, хоть и удалось его частично смягчить.
   - Хорошо?!- отец невесело рассмеялся,- а если ты всё-таки ошибаешься?
   - Остаётся только надеяться.- Лёша сделал глоток отцовского кофе и, пожав плечами, со-брался выйти из кухни.
   - Ты куда?- равнодушно поинтересовался родитель.
   - Пойду книгу почитаю.- ответил сын.
   - Кстати, мать все твои книги выбросила, мы сочли, что литература такого рода сталки-вает тебя с правильной тропы.
   Лёша обернулся и зло рассмеялся.
   - Глупо,- сказал он,- глупо, когда электричество считают порождением стены, в которую вделана розетка, а не источника тока. Так бы мог думать какой-нибудь австралийский або-риген.
   « Да и где правильная тропа? Откуда и куда она идёт?»- подумал Лёша, но вслух больше ничего не добавил, что-бы не распалять отца, который всё равно бы ни черта ни понял со своим мироощущением, которое Лёша про себя называл «поклонением советским стерео-типам». Это понятие он считал современной религией, близкой к идолопоклонничеству, основная идея которой – слепое, не опровергаемое прославление и служение принятым кем-то и когда-то нормам.
   Отец лишь покачал головой; уже, наверное, в сотый раз за это утро.
   «Когда он стал таким жестоким?»- подумал он, вспоминая весёлого озорного малыша, каким сын был в детстве. «Можно было бы вернуть время чуть назад».
   Но время, к сожалению, неутомимо шло вперёд.

                Иван Лебёзов 1.

   В любом городе есть бомж. Человек Без Определённого Места Жительства. А точнее без жительства вообще.
   А может, наоборот; весь город ему дом?
   Большинство бомжей сильно пьющие, неработающие из-за собственной лени люди.
   Иван Лебёзов не пил совсем и психически вроде был абсолютно здоров (относительно конечно, потому что даже среди на первый взгляд здоровых людей встречаются часто оч-ень ненормальные). У него не было жилья, не было работы, не было чистой одежды, но при этом он оставался неглупым, заинтересованным в жизни человечком.
   На углу пятиэтажного дома, справа от магазина «Промтовары», в котором самым нуж-ным для людей «промтоваром» являлись различные чистящие средства и другие продукты полезной для дома химии, находился подвал. Он был почти незаметен и никто не вторгал-ся во «владения» того, кто обитал в этом подвале.
   Помещение подвала, словно почва, пронизанная корнями, было испещрено множеством труб. По некоторым из них, как по кровеносным сосудам, текла тёплая вода, по другим бежала холодная. В самом дальнем от входа углу, между двух тёплых вен находилась кро-вать  Ивана Лебёзова, состоящая из кем-то выкинутого,  потрёпанного временем грязного покрывала и не менее потрёпанного и столь же грязного матраса. Подушкой в этой посте-ли служила когда-то белая, но ставшая серой лёгкая женская куртка.
   Импровизированная спальня предназначалась для двух людей, потому что Ваня не пере-носил долгого одиночества, да и одному в таких условиях выжить труднее, хотя есть и свои плюсы. Главный из них - это тот факт, что найдя какую-то еду не надо ни с кем ею делиться.
   Зато вдвоём жить интересней, а если Лебёзов не мог достать пищи, а такое бывало не раз, подруга делилась с ним своей.
   К тому же Даша, хоть и была внешне такая же, как и всё остальное в этом мрачном под-вальном мире, но сохранила молодость и, даже, своеобразную красоту. Ей было около тридцати лет, как и Лебёзову, и, по-своему, они являли собой подходящую пару.
   У кровати стояла стопка книг, которые Лебёзов иногда находил на улице и приносил до-мой. Когда он пополнял свою коллекцию очередным экземпляром, он горячо и искренне негодовал на того, кто смел так относиться к литературе. Состав книг был самым разнооб-разным. Толстой был зажат между двумя Диккенсами, а из под Диккенса выглядывал Ошо, которого снизу атаковал Павлов со своими собачьими экспериментами. Книги были грязными и просыревшими, но всё равно приемлемыми для чтения.
   Сам Иван полусидя расположился на матрасе и читал Канта. Рядом, дымя беломориной, задумчиво закинув ногу на ногу, лежала Даша.
   - Давно хотела спросить, зачем ты читаешь книги?- спросила вдруг она.
   - Как зачем?- удивился он.
   - Ты же знаешь, тебе ни когда не понадобятся эти знания. У нас другая жизнь.
   Лебёзов отложил книжку.
   - Жизнь одна, хоть и разная. И вершина в ней – знания.- ответил он.
   - Да, знания важны,- согласно кивнула она,- но только такие, которые действительно нужны. Чего ты добьёшься, если напичкаешь свою и без того испачканную голову всякой ерундой? Кто бы подумал! Бомж – эрудит! Ха!
   Дашины усмешки над стремлением к знанию задели Ваню, даже Даша это заметила по его расстроенному лицу.
   - Не обижайся.- ласково потрепав его по курчавой голове, словно мудрая мама, сказала она, вновь сделавшись серьёзной,- просто в наших условиях необходимо то, что может принести хоть какую-то пользу. Надо уделять больше внимания получению полезного оп-ыта. И вообще, лучше б чем философствовать, еду бы поискал.
   - Ученье – свет, неученье – тьма.- провозгласил он,- уму всегда есть место в жизни.
   - Тогда я предпочитаю тьму. По крайней мере, в тьме быстрее засыпаешь, а во сне не чувствуешь голод.
   - Просто ты не интересуешься пополнением знаний.
   - Если ты такой умный, почему ты не председатель научного общества, а всего лишь жалкий бродяга?- опять поддела Даша.
   - Потому что я развиваюсь для себя - мне нравится жизнь такая, какая она есть.
   - Очень жаль, потому, что если б ты направил свои желания куда надо, возможно мы бы жили лучше.
   - А как же Диоген и другие отшельники? На протяжении всей истории всегда находи-лись люди, которые получали знания безвозмездно и обитали в весьма скудных условиях.
   - Диоген! Почему Диогена всё-таки запомнили, а ты тихо умрёшь где-нибудь в мусоре? Почему?- тихо и грустно спросила она.
   Ваня задумался, но не нашёл достойного ответа.
   - Потому, что ты изучаешь чужие труды и к изученному не добавляешь ничего своего. – ответила на свой же вопрос Даша,- так зачем же тогда нам всё это?
   - А может у меня просто нет возможности высказать свои размышления? В любом случ-ае, мне нравится всё так, как оно есть.
   - Жаль.- пожала она плечами.- очень жаль.
   - Да и кто знает, как всё повернётся в будущем?
   - В чьём будущем? В нашем?- удивилась она,- как всё изменится в лучшую сторону, ес-ли мы сами в эту сторону даже не взглянем?
   - Раз ты всё так хорошо понимаешь, почему ты ничего не сделаешь?- ехидно заметил Иван.
   - Потому, что я просто ленивая баба.- грустно сказала Даша.- И лучшее место для таких людей – помойка. По крайней мере, так считают остальные граждане нашей великой Род-ины. Да и я, наверно, то же, иначе уже давно восстановила бы справедливость.
   Лебёзов хмыкнул от неудовольствия, и снова углубился в немецкого философа.
   - Чтением не утолишь желудок.- прервала она Канта.
   - Ты есть хочешь?- недовольно нахмурился Иван.
   - Я всё время хочу есть.- пошутила она.
   - Проглотка.- с досадой проворчал он, отложив книжку и вставая с матраса.
   - Ты куда?- поинтересовалась Даша.
   - На поиски еды. Я, если честно, тоже уже давно проголодался.- ответил он.
   - Пойти с тобой?- предложила она помощь.
   - Отдыхай.- почти сердито сказал он,- сам схожу.
   Даща пожала плечами и отвернулась на бок, пытаясь уснуть. Иван поцеловал её в блед-ную щёку и направился к выходу.
   - Удачи.- сказала Даша на прощание.
   Лебёзов ничего не ответил и вышел из подвала.
   На улице было тепло. Светило солнце, уже начинала зеленеть трава, небо было чистое, без единого облачка; определённо ощущалось начало лета.
   «Ещё через месяцок можно будет перебраться в лес»- подумал он, вспомнив прошлый июль, проведённый на природе. У них с Дашей был даже самодельный лук, из которого иногда удавалось подстрелить куропатку, а то и кролика. Прошлое лето выдалось очень хорошим, и чёткие воспоминания улучшили плохое настроение Лебёзова.
   Осмотревшись вокруг он решил пойти налево, вдоль Тверской.
   По дороге он не пропускал ни одного мусорного контейнера. Копошась в мусорных бак-ах он не испытывал за свои действия ни капельки стыда. Разве стыдно какому-нибудь ша-калу за то, что он ест падаль? Или дятлу за то, что тот пожирает червяков?  Нет, не стыд-но. Это их природа.
   Как назло, он прошёл уже три контейнера, и везде было пусто – вероятно, недавно при-езжал «вражеский» грузовик и вывез весь мусор. Урчание в желудке становилось всё яр-остней и Иван решил свернуть с Тверской улицы во дворы, надеясь раздобыть еды там. Но и в этих дворах ничего не было. А есть хотелось всё сильнее и сильнее.
   Лебёзов пошёл ещё дальше. Он вышёл на территорию, на которой, если его поймают другие бомжи, он, возможно, будет ими наказан.
   Но вот, наконец-то, полный чего-то бак. Перекинув пустые коробки и прочий ненужный хлам в соседний  контейнер, Лебёзов с огромной радостью вытащил из оставшейся кучи три нарезанных куска слегка подсохшей колбасы, и полбуханки зачерствелого чёрного хлеба. Больше съестного не было. Покопавшись ещё немного он достал заляпанную кни-гу. «Виктор Пелевин»,- прочитал Лебёзов имя неизвестного ему автора. «Священная кни-га оборотня».
   «Интересное название»- подумал он и вместе со всей добычей направился обратно в своё жилище, к своей женщине.

                Лёша Лавренцев 2.

   - Мне скучно…- вздохнув произнесла Вика.
   - И что?- угрюмо сказал Лавренцев,- может тебе станцевать?
   Вика нахмурила брови и надула губки.
   - Если б ты умел танцевать…- притворившись обиженной протянула она.
   - То что?- спросил Лёша, крепче обняв её и потянувшись к розовому рту за поцелуем.
   - Тогда я бы тоже могла станцевать.- сказала кокетка в последний момент игриво увер-нувшись от Лёшиных губ.
   - Станцуй ты, а я посмотрю…
   - Нет, я одна не танцую, к тому же…
   Она замолчала в поисках причины.
   - Что к тому же?
   - Мне хочется чего-нибудь прикольного. Придумай что-нибудь.
   Лёша закурил сигарету и откинулся на лавке, став похожим на какого-нибудь романти-ка, считающего ворон.
   - В мире сейчас так скучно.- пожаловалась Вика.
   - Скучно?! Ты ошибаешься!- уверенно возразил он,- в мире столько всего интересного!
   - Да? Где же всё это интересное?
   Смешно сосредоточив лицо и загибая пальцы Лёша начал перечислять:
   - Во-первых - сколько красивых девушек вокруг…
   Вика задорно улыбнулась.
   - Что же ты со мной, ведь говорят, что интересное перестаёт быть интересным, когда оно узнаётся лучше!
   - Ты исключение.- сказал Лёша,- к тому же я хочу узнать тебя полностью, а это будет равносильно тому, как я знаю себя.
   - И что из этого?- спросила Вика, недоумевая над очередным его рассуждением. Она уже привыкла к тому, что его иногда заносило мысленно и словесно залезть в какой-ниб-удь вопрос. Для него это было вроде логической игры. Что из чего следует, зачем, поче-му… Иногда он казался ей дотошным старцем, который вот-вот начнёт читать ей мораль – слишком здраво и рассудительно говорил он в эти моменты. С другой стороны в этой чер-те характера лежала его фишка, за которую она его и полюбила.
   Нет, любила она его, конечно, и за другие качества, но именно оттуда Амур впервые пустил стрелу в её сердце.
   - Знаешь, за что каждый индивидуум любит себя больше, чем других?
   Вика могла ответить, что в ДНК встроена программа, действуя по которой каждый чело-век пытается продлить своё существование, защищая своё тело и сознание, что-бы удачно размножиться, но она догадывалась, что любимый хочет сказать что-то другое.
   - Нет.
   - Я люблю себя за то, что знаю себя лучше, чем всех остальных. Значит, если я узнаю те-бя так же хорошо, как себя, то буду и любить тебя так же.
   - Но возможно ли узнать так другого человека?- спросила Вика.
   Лёша пожал плечами.
   - Не знаю, но если и невозможно, то у меня будет цель на всю оставшуюся жизнь.
   - Если даже не на дольше…
   - Да.
   - А во-вторых?- поинтересовалась девушка.
   - Тебе первого не хватает?
   Звонко и радостно рассмеявшись Вика прильнула на колени молодого человека, и пос-ледний не заставил себя ждать, что бы поцеловать её.
   - А всё таки? Должно же быть какое-то развлечение?- допытывалась она.
   - Для меня интересного ещё куча. Сколько книг мной не прочтено…
   - Ботаник…- пошутила она.
   - Сколько людей в мире… И ведь каждый по своему интересен. Хотел бы я быть психол-огом, что-бы был повод чаще и глубже общаться с другими людьми.
   - Я думаю, что они не настолько интересны, насколько кажутся.- предположила Вика.
   - Они интересны настолько же, насколько ты и я, просто мы не думаем о них. Вот ты считаешь себя интересной?
   - Ну… относительно.
   - Нет смысла говорить об относительности, потому что в мире относительно абсолютно всё. – улыбнулся он.
   - Хорошо.- кивнула она,- вот идёт бомж…
   Тоненьким пальцем, вдетым в красивое кольцо с поддельным алмазиком девушка указа-ла в сторону грязного мужчины, который как раз проходил в трёх шагах от лавки, на кото-рой сидели Лёша с Викой, и что-то бормотал; возможно, напевал песенку или тихо ругал-ся. Подмышкой он нёс пакет, в который было завёрнуто что-то квадратное. Если бы Лёша Лавренцев обладал способностью видеть сквозь полиэтилен, он бы без труда узнал одну из своих книг, тех, которые выкинули утром родители.
   - Что в нём интересного?- прищурив чуть раскосые зелёные глаза спросила она.
   Лёша задумался менее чем на секунду:
   - Да он один из самых интересных людей!- воскликнул он,- разве тебе не интересно, как он дошёл до такого? Ведь, возможно, что он даже не виноват. Внешние причины сделали его жизнь такой, какая она есть. Да и что плохого, если ему такая жизнь нравится? Тебе не интересно, как он живёт? Есть ли у него родственники? Любимая? Женщины нужны всем, даже животным… Что у него в пакете?
   - И какой смысл в ответах на эти вопросы? – спросила Вика,- что ты получишь в резуль-тате изучения бомжа?
   - В данном случае я скорее не получу, а потеряю. Что-бы кого-то изучить, понадобится много времени.- пояснил Лёша,- но с другой стороны в трате времени смысл жизни.
   Девушка не нашла, что ещё сказать на эту тему и попросила у Лёши сигарету, потому, что свои забыла дома. Парень потянулся к карману куртки и вдруг улыбнулся:
   - А ты знаешь хоть одного бомжа, который съел бы колесо?
   - Нет. Представляю, как бы его пёрло.- усмехнулась Вика.
   - У меня случайно есть одно.- Лёша вытащил из кармана маленькую голубую таблеточку и взвесил её на ладони.
   Девушка взглянула на бомжа, который сидел на скамейке напротив и задумчиво рас-сматривал окрестности парка.
   - И как мы уговорим его съесть это колесо?- поинтересовалась она. 
   - Разведём в чашке вкусного горячего кофе. Думаешь, он откажется? И купим хот-дог. Должны же мы помогать тем, кому не повезло в жизни.- чуть ли не печально ухмыльнулся парень.
   - Обманем, как собаку?!
   - Почему как собаку? Таблетки чаще нужны людям.- ответил Лавренцев,- за исключени-ем тех собак, которые ходят в обличье людей.
   - Гав-гав.- шутливо тявкнула Вика.
   Не откладывая они пошли к ларьку, вернувшись менее чем через три минуты. С тремя чашками кофе и хот-догом. Подойдя к бомжу, нелепо одетому мужчине неопределённого возраста, Лёша протянул одну ему.
   - Возьмите. Сегодня угощаем.
   - В честь чего такая честь?- пристально взглянув в глаза молодому человеку поинтересо-вался тот.
   - У нас юбилей.- сказал Лёша переглянувшись с девушкой. Вика подтверждающе кивну-ла.
   - Счастья вам.- сказал бомж,- искренне.
   - Спасибо.- чувствуя себя почему-то немного виноватой ответила Вика.
   - А можно сигарету?- попросил бомж.
   - Да, конечно.- Лёша полез в карман и вытащил пачку «Винстон»,- берите.
   - Благодарю.
   Мужчина отпил кофе.
   - Горячий.- пожаловался он без особого намёка на благодарность, после чего взял пакет с книгами и пошёл дальше.
   - Мы даже не увидим, как его будет плющить. Интересно, как он проведёт это время.- сказала Вика, когда подопытный скрылся за поворотом.
   - А и не надо. Главное, что мы повлияли на его жизнь. К тому же, я почти доказал, что этот человек интересен. Тебе же любопытно, как пойдёт его день дальше?

                Денис Алексеевич Головин 1.

   Денис Алексеевич Головин, один из главных докторов этой психиатрической клиники, ожидал пациента. Почти бывшего, потому, что того собирались выписывать. От долгого ожидания он уже начал задрёмывать, склонив голову с седеющими висками на руки, при-крывающие кипу различных бумаг, составляющих в целом чью-то историю болезни.
   Наконец двое санитаров привели больного.
   - Садитесь пожалуйста.- попросил психиатр. У одного из санитаров на воротничке хала-та блестящей плямбой расположилось маслянистое пятно, заметив которое доктор еле за-метно улыбнулся.
   Высокий, худощавый, коротко-стриженый молодой брюнет кивнул и сел в мягкое серое кресло.
   Санитары ждали, пока Денис Алексеевич не махнул им в сторону двери, после чего они переглянулись и вышли.
   Доктор пристально посмотрел в лицо пациента, и тот сильно смутился и даже опустил глаза, будто сильно провинился перед ним.
   - Денис Алексеевич.- обратился он.
   - Что, Игорь?- тихо спросил доктор.
   - Мне сказали, что вы не верите в моё полное выздоровление. Почему?
   - Не верю? Если б я не верил, я бы не был психиатром.- ответил доктор,- ты вылечился уже  давно, возможно ты даже и не болел, но по какой-то причине до сих пор притворя-ешься больным.
   - Перед кем?- непонимающе встрепенулся Игорь.
   Денис Алексеевич пожал плечами:
   - Не знаю. Перед собой, наверное…
   - Но я вылечился! Как мне доказать это? Может сеанс гипноза?- предложил пациент.
   - Нет. Всё, что можно было сделать гипнозом, мы уже сделали. По крайней мере попыт-ались.
   - Вам надо всего лишь поставить роспись, и я снова обрету свободу.- с умоляющей нот-кой простонал Игорь,- все остальные с моим выздоровлением согласны.
   - И я распишусь тоже. Но хотел бы перед этим с тобой поговорить. Так сказать, по стар-ой дружбе.
   - Мы бы могли поговорить и вне этих стен.- Игорь слегка дрожащей рукой пододвинул ближе к себе круглую стеклянную пепельницу и вопросительно глянул на собеседника.
   - Кури на здоровье.- улыбнулся Денис Алексеевич.
   - Спасибо.- Игорь благодарно улыбнулся,- выйду на свободу, брошу.
   - Кстати, пару раз придётся показываться здесь для проверки. Ты хоть понял, за что сид-ел тут почти год?- глаза доктора изучающе поблёскивали сквозь стёкла очков, будто бы по привычке пытаясь обнаружить у Игоря что-нибудь, чего быть у нормального человека не должно.
   - Конечно понял. За то, что в определённое время у меня появлялось сильное желание убить незнакомого человека.
   - И что, ты считаешь, что полностью излечился от этого?- по-отечески заботливым голо-сом спросил Денис Алексеевич.
   - И не только я так считаю.
   Доктор снял очки и, протирая стёкла белоснежным рукавом, ласково произнёс:
   - Игорь, все остальные могут ошибаться, главное, это чтоб ты сам осознал, почему ты стал здоровым.
   - Потому, что регулярно принимал таблетки и соблюдал все пункты курса лечения.- от-ветил Игорь.
   - Я не это имею в виду. Как ты понял, что вылечился?- уточнил Денис Алексеевич.
   - Раньше, когда на меня нападало это желание, мною овладевало чувство ненависти к людям, а теперь…
   - Из-за чего?- перебил его доктор.
   - В том то и дело, что просто так.- пожал плечами Игорь,- а теперь я очень сожалею, что был таким глупым и попытался посягнуть на жизнь того мужчины, хорошо, что не удач-но. Теперь я люблю людей.
   - Люблю! Что значит люблю? К тому же, ты почти год провёл в клинике. Там будет не совсем так.- предупредил Денис Алексеевич.
   - Да если даже и совсем не так, я же теперь знаю, что большинство людей хорошие. А главное…- Игорь замялся,- главное, что б хорошим был я, тогда и всё остальное будет хо-рошее.
   Денис Алексеевич улыбнулся, взял со стола папку с документами, сделал несколько движений карандашом и протянул её собеседнику.
   - Вот. Я расписался, но прошу тебя, если почувствуешь неладное, найди меня в любое время. И не забывай являться на повторные обследования.
   - А что там будет?- поинтересовался Игорь.
   - Да ерунда - пара тестов, анкетирование…
   - Так я всё, свободен?- убедился Игорь с нескрываемой радостью.
   - Да. И удачи тебе в дальнейшем.
   - Спасибо.
   Уходя, уже стоя у двери, Игорь в последний раз окинул взглядом кабинет Дениса Алек-сеевича, задержавшись на секунду на самом психиатре.
   «Уж не обняться ли он хочет на прощание?»- подумал доктор и даже встал со стула.
   - Прощайте.- испытывая непонятную неловкость сказал Игорь.
   Тихо скрипнув закрылась дверь. Психиатр покачал головой и подошёл к окну, сквозь ко-торое ярко и тепло грело солнце. Денис Алексеевич был рад тому, что люди умеют выле-чиваться, тому, что иногда, хоть и не надолго, наступает лето и тому, что скоро он снова поедет в Тибет; самое лучшее место на земле, где его давно уже ждёт Мао Лам, друг, учи-тель и монах, благодаря которому, а точнее беседам с ним, Денис Алексеевич стал таким, какой он есть, и на фоне своих коллег выделялся, словно одинокая гора среди полей.

                Иван Лебёзов 2

   Молодая парочка была очень приятной на вид, но Лебёзов, даже выпив халявное кофе и съев халявный хот-дог не испытывал к ним сильной благодарности, потому что почув-ствовал в этом с виду благородном жесте какую-то насмешку.
   Был уже вечер. Стоя на остановке и облокотившись на ржавую доску объявлений Лебёз-ов разглядывал проезжающие по дороге машины, автобусы и троллейбусы. Холодало. Ив-ан неожиданно заметил, что людей на улице совсем нету, будто в это время люди превра-щаются в машины. А может действительно превращаются, только и сами этого не знают?
   Вдруг заболел живот. Да так сильно, что Лебёзова скрутило пополам и он чуть не упал на землю. Надо было срочно посидеть. За неумением более удобного сидения он присел на ступеньки подьезда, чувствуя непонятную, резко одолевшую истому.
   Менее чем через минуту живот не болел, хотя это было уже не важно, потому что телес-ные проблемы незаметно перешли на второй план. Вперёд выглянула душа, хоть и хотел-ось от этого непонятного чувства стошнить прямо тут, на остановке. Стало очень жарко. Не снаружи, а где-то внутри. Скорее всего где-то в голове. Что с ним? Догадываясь, что чем-то сильно отравился, он всё равно не торопился в скорую, а сидел и по-прежнему смотрел на наплевательски зырящие в ответ человеку фары и капоты машин.
   Которые и вправду были похожи на людей.
   Фары - это глаза.
   Лебёзов знал, что глаза – это зеркало души. Но у представителей Homo Sapiens в очах горит какой-то свет, даже не важно, приятный или нет, но несущий с собой клубок различ-нейших чувств, являющихся по сути своей проявлениями души. А машины, которые Леб-ёзов назвал про себя Homo Technics, излучали лишь одно равнодушие, если равнодушие вообще можно отнести к разряду эмоций. «Хотя, безусловно,- думал он под начинающим-ся дождиком,- равнодушие тоже проявление души. Равнодушие подобно штилю на море. А штиля без моря не может быть, как не может быть и равнодушия без души. Притом, если продолжать ассоциацию с морем, штиль - это отдых для морских обитателей. Тогда, по аналогии, получается, что равнодушие – отдых для человека, а в частности, для его нервной системы. Так может…»
   Размышления Лебёзова прервались грубейшим образом. Кто-то несильно толкнул его в спину, так, что он отлетел в сторону.
   - Посторонись, жалкий бомж.- сказал кто-то. И Иван по доброте своей безпрекословно подчинился, слабо просеменив качающейся походкой на несколько метров от остановки.
   Брезгливо отвернувшись, мимо прошёл высокий мужчина в натянутой почти до глаз красной шапке «Nike», за руку он держал маленького мальчика лет пяти, в глазах которо-го не было ничего осудительного, а только любопытство.
   - Пап, кто это?- спросил отца сын.
   - Никто.- презрительно ответил тот,- если будешь вести себя плохо, станешь таким же.
   - Каким таким же?
   - Грязным и бедным. -лаконично ответил отец.
   Ребёнок хотел спросить ещё что-то, но промолчал и лишь ещё раз окинул взглядом Ле-бёзова. «Как же он провинился, что отец так злобно толкнул его и обругал?»- вопрошали глаза мальчика.
   Лебёзов с грустью улыбнулся мальчику и потуже затянул серый шарф.
   - Пошли.- бросил сыну мужчина. И оба скрылись в толпе пассажиров.
   «Никто?…»- повторил про себя Лебёзов неприятное слово. « Как могу я быть никем, если внутри меня весь мир?» Стало так обидно, что из добрых глаз с расширенными от действия наркотика зрачками, потекли слёзы. И всё-таки внутри было хорошо. Он знал, что люди бывают не только такие. Есть и добрые. Взять даже этого мальчика; хотя неиз-вестно, каким он станет потом.
   Лебёзов даже не заметил, как вошёл в троллейбус.
   Люди в транспорте брезгливо поморщились и отодвинулись от вошедшего бомжа, будто эритроциты испугавшиеся вирусных клеток. Кто-то даже засмеялся.
   - Выходите.- грубо прикрикнула контролерша - упитанная тётя пятидесяти лет с беспо-рядочно-кудрявой копной волос.
   - Почему?- спросил Лебёзов пытаясь остановить слёзы,- почему я не могу поехать с ва-ми?
   -Не мне решать почему, так велено свыше.- чуть мягче ответила контроллёрша.
   - Хорошо, сейчас выйду.- согласился Лебёзов не желая спорить.
   - Да ладно уж,- махнула рукой женщина,- но заплатить-то вы можете?
   Иван начал рыскать по карманам в поисках денег и вдруг понял, что их-то как раз у него нет и не было уже давно. Поэтому отец того мальчика и обозвал его «никем». Что-бы стать кем-то, недостаточно быть хорошим человеком.
   - Нету…- покачала головой контролерша,- поэтому вы и не должны ездить, ведь все пла-тят.
   - К тому же он воняет.- сказал кто-то и снова почти все засмеялись. А кто не засмеялся, хотя бы улыбнулся. При этом Лебёзов, покраснев от стыда и обиды, смог всё же заметить, что некоторые смеялись лишь из человеческой, хотя и не гуманной, солидарности.
   - Тогда вам придётся выйти.
   Лебёзов подошёл к дверям выхода, как вдруг услышал жёсткий мужской голос с ноткой приказа:
   - Я за него заплачу.
   Все вокруг замолчали и взглянули на сказавшего это. Лебёзов тоже обернулся и увидел перед собой высокого солдата в военной форме. По погонам он признал в нём полковни-ка.
   Контролерша пожала плечами и протянула руку.
   Но в тот момент как раз открылись двери и кто-то ударом ноги вытолкнул Лебёзова из транспорта. Падая на тротуар, Ваня услышал гневное ругательство военного в сторону пассажиров.
   Вставать с асфальта даже не хотелось, хотелось прямо сейчас же умереть. Но инстинкт жизни заставил его подняться и пойти в сторону своего жилища, от которого он уже дос-таточно удалился. Буквально за секунду он твёрдо для себя решил – надо в корне изме-нить свою жизнь; влиться в социум и стать обычным человеком, может даже обзавестись женой и детьми… Интересно только, возможно ли это ещё? И каков должен быть первый шаг? Через десяток метров его кто-то окликнул. Лебёзов обернулся и увидел перед собой того же солдата.
   - Я хочу угостить тебя ужином.- сказал он.
   - За что?
   - За то, что среди всех пассажиров троллейбуса только ты показался мне человеком.
   Всё отчаяние и грусть как рукой сняло. Давно уже Лебёзову не было так радостно.

                Лёша Лавренцев 3.
   - Можно выйти?- спросил Лёша, махнув головой в сторону двери.
   Преподаватель, молодая брюнетка лет двадцати пяти, всего лишь на несколько лет стар-ше студентов, не прерывая лекции кивнула и Лавренцев буквально выскочил из аудито-рии.
   Его не было минуту, вторую, на пятой преподавательница подошла к его столу и наугад открыла одну из тетрадей. Она уже давно интересовалась, тем, что Лавренцев делает в своей тетради. Она ожидала что угодно, вплоть до своих портретов в обнажённом виде (так уже делал один из студентов в самом начале её преподавательской деятельности, года 2-3 назад), но только не уроков - в этом она была уверена.
   Раскрыв тетрадь на самой середине она быстро пробежалась по строчкам. Прочитанное её заинтересовало и она перелистнула на начало.
   Лёша так и не явился, даже когда раздался долгожданный для всех сигнал на перемену, и преподавательница, испытывая самые разнообразные чувства по отношению к записям студента пошла в деканат.
   Лавренцев, неизвестно чем занимавшийся ещё две пары, наконец-то явился, но не успел ещё и сесть, как тут же был вызван к декану.
    - Здравствуйте, молодой человек.- приветливо, но строго поздоровался седой мужчина,- вы знаете, зачем вас позвали?
    - Здравствуйте.- кивнул Лёша,- нет, не знаю, и даже не догадываюсь.
    - Это ваша тетрадь?- декан достал из под стола тетрадь и выложил её на стол.
    Лавренцев нахмурился и покраснел.
    - Разве у вас есть право ковыряться в чужих вещах?
    - Нет, и я извиняюсь за это, но это для вашего же блага. Знаете, это очень неплохой рас-сказ, и…
    - Меня не волнует, какое у вас мнение о нём. Вас касаются только мои успехи в учёбе, а я вроде бы всё сдал…
    Декан взмахнул рукой, остановив разгорячившегося юношу, и принюхался.
    - Это от вас так пахнет?
    - Как?
    - Не знаю, но очень неприятно, то ли дешёвыми сигаретами, то ли какой-то травкой.
    - Сигаретами наверное, и к тому же не дешёвыми, а самыми обычными,- улыбнулся Лёша,- да и откуда вы знаете, как пахнет какая-то травка?
    Декан не раскрыл тайны о том, откуда он знает запах травки, а вместо этого открыл тет-радь, заметив при этом:
    - Лучше бы вы думали о парфюме, а не о сигаретах.
    - Да я и о парфюме думаю, но о сигаретах чаще. В чём дело? Вы же меня не из-за запаха вызвали?