Глава 4 Эманации Вселенной роман Мнемозина или

ГЛАВА 4   ЭМАНАЦИИ  РЫДАЮЩЕЙ  ВСЕЛЕННОЙ

  ( роман Мнемозина или исповедь троеженца )

Через три дня из далекого Заполярья прилетели родители Мнемозинки. Леонид Осипович и Елизавета Петровна произвели на меня неизгладимое впечатление. Еще совсем не старые (обоим по сорок пять), но уже изрядно потрепанные северными ветрами и морозами (бледный цвет лица, множество железных коронок на зубах), они с большой охотой согласились на приобретение для них двухэтажного домика с сауной, бассейнчиком и зимним садиком, в районе ближнего Подмосковья.
- Господи, какой вы добрый, Герман! - плакал от счастья Леонид Осипович.
- Конечно, добрый, - слюнявила мою щеку благодарная Елизавета Петровна, - по нему сразу видно, какой он добрый, красивый и благородный!
От слов тещи я даже немного прослезился. До этого мне никто не говорил таких прекрасных слов.
- Да уж, - тяжело вздохнула Мнемозинка, с болезненной гримасой усаживаясь в кресло.
Я с умопомрачительной нежностью взглянул на нее, и снова представил себе, как бью Мнемозинку кожаной плеточкой по попе, и как она снова хватается зубами за край подушки, и снова содрогнулся в экстазе, наполнившись чувствительными эманациями ее рыдающей Вселенной.
- Вообще-то я уже купил для вас домик, просто решил сделать вам сюрприз, - улыбнулся я, - так что завтра поедем вселяться, а заодно вызовем нотариуса и оформим все документики!
- Да, вы просто прелесть, - Елизавета Петровна неожиданно прильнула ко мне и заключила меня в свои безумные объятия, бессовестно прикусив в поцелуе мою нижнюю губу своими железными зубами. Теперь уж без настойки перца мне действительно не обойтись!
- Ты уж, дорогая, поосторожнее демонстрируй ему свои чувства, - деликатно высказался Леонид Осипович, заметив мои вытаращенные от ужаса глаза.
- Не учи ученую, - с обидой отозвалась Елизавета Петровна, с большой неохотой  отодвигаясь от меня.
- Да уж, мама, ты веди себя поприличнее, а то ему это может и не понравиться,- поддержала отца Мнемозинка и опять слегка поморщилась, едва пошевелясь в кресле.
- Что это с тобой, моя девочка? – удивилась Елизавета Петровна, подойдя к ней ближе.
Мнемозинка тут же протянула свои губы к ее уху и стала что-то шептать, с лукавой усмешкой поглядывая на меня. Сердце мое сжалось от страха, но через некоторое время облегченно разжалось, потому что Елизавета Петровна полушепотом уже давала Мнемозинке какие-то полезные советы насчет лечения геморроя.
- Вы не курите?! – спросил меня Леонид Осипович.
- Нет, берегу свое здоровьишко, но могу просто постоять с вами на балконе.
- Буду очень-очень рад, - засмеялся с простодушной улыбкой Леонид Осипович, и  мелкими шагами засеменил за мной по направлению к балкону.
- Я, как погляжу, ваши мышцы очень здорово накачаны, вы, наверное, где-то занимаетесь?!
- Да, бицепсы, трицепсы это моя слабость, как и тренажерный зал, который я всегда посещаю после работки, - со вздохом откликнулся я, и легко, как пушинку, приподнял над собой Леонида Осиповича на одной вытянутой руке.
- Ой, Герман, у меня уже голова закружилась, пожалуйста, отпустите, ради Бога, - пожаловался Леонид Осипович, заметно нервничая и подергивая в воздухе головой.
- Ну, что ж, бывает, - мудро заметил я, и опустил Леонида Осиповича обратно на дубовый паркет комнаты, рядом с дверью балкона.
- Да, сколько же у вас комнат-то? – восторженно подхохатывая, прошептал мой тесть, разглядывая пять золоченных дверей с зеркальными окошками в виде больших иллюминаторов, которые были в одной этой комнате.
- Всего лишь шестнадцать, - с сожалением заметил я.
- И что же, Мнемозина одна убирает все шестнадцать комнат?! –  беспокойно вздохнул Леонид Осипович.
- Леонид Осипович, сколько у вас классов образования?!
- У меня ученая степень, Герман, я доктор биологических наук и всю свою жизнь посвятил изучению жизни северного оленя! – обиженно сощурился на меня Леонид Осипович, и даже слегка потрогал свою научную лысину, вроде как убеждаясь в собственной правоте.
« Неужели человечество будет добывать себе разум из таких людей как Леонид Осипович », - задумался я, а сам извинился перед ним и раскрыл дверь балкона.
При виде Кремля и набережной с храмом Спасителя лицо Леонида Осиповича заметно смягчилось и приобрело торжественно-патриотическую задумчивость. Он даже закурил с необычным пафосом, громко чиркая спичкой, и украдкой смахивая с щеки слезу. Я же поглядел вниз, во двор нашего дома, и тут же увидел какого-то бородатого мужика в грязной телогрейке, с какой-то животной яростью ковыряющегося в наших мусорных баках, и ужасно напоминающего собой питекантропа. Боже, и откуда взялся этот дикарь, ведь в центре всегда полно милиции, а у дома всегда дежурит охрана, и кто здесь наставил этих дурацких мусорных баков, если в нашем доме мусоропровод в каждой комнате?!
Леонид Осипович все плакал, глядя, на наши родные святыни и даже один раз перекрестился, а потом, когда стал бросать вниз окурок, тоже поглядел на этого мужика, и его благородное лицо сразу же исказила брезгливая гримаса.
- Вот до чего довели Россию! – громко заговорил он, эффектно жестикулируя руками как ветряными мельницами. – Всё чертовы олигархи! Была бы моя воля, всех бы засудил и посадил! Всех до одного!
Потом он внезапно поймал мой смущенный взгляд, и сам же вспыхнул как стыдливая девица.
- Это я не о вас, Герман, совершенно не о вас, - стал оправдываться передо мной Леонид Осипович, - это я о тех жуликах, которые обкрадывают наш народ!
- Да, ладно, ерунда, - улыбнулся я, обнимая слегка обескураженного тестя, - главное, чтобы черти не пробрались в наши добрые сны, и чтоб не было революций!
- Нет, Герман, ты не прав, - негромко заспорил со мной Леонид Осипович, снова закуривая, - революция нужна, но не такая, чтоб убивать и вешать всех богатых, а чтоб разумно поделить между гражданами все доходы! Чтобы каждому по труду, и каждому по его потребностям! Некое подобие шведского социализма!
- Но это же коммунистический лозунг! Вы, что, коммунист?!– возмутился я.

- А ты против коммунистов? – удивленно поглядел на меня тесть. – Впрочем, я и сам уже давно не коммунист! Идею предали, как продали и Россию! А верхушка компартии тоже давно продалась! Вся Россия продажная, а поэтому и выставлена на продажу! Аукцион, мать его ети! Короче, все наше государство прогнило и я знаю почему!
- И почему?
- Потому что в нем никогда не хватало Любви! – повысил голос тесть.
- Зато, чем меньше Любви, тем строже правосудие! - усмехнулся я.
- Чтоб чему-то научиться, надо любить, - не согласился со мной тесть.
 - Все проходит, и Любовь, и политика, - немного отойдя от Леонида Осиповича, заговорил я, - но вот, торговля существовала всегда и будет существовать, потому что людям надо жрать, и жрать, и срать! Отсюда и производительность труда развивается! А любому хозяйству, магазину, заводу хозяин свой нужен! Не будет хозяина и будет сплошной бардак!
 - А разве у нас в России сейчас не бардак, Герман?! Ты только махни за сто километров от Москвы и погляди, как там живут люди! – занервничал Леонид Осипович, - конечно, Герман, ты в этой темной водичке немало добра для себя наловил! – странно подмигивая, прошептал мне тесть. – Или ты думаешь, я не понимаю, откуда ты столько денег набрал, что решил нам с женой дом подарить?!
- Вообще-то, я делаю это от чистого сердца, - обиделся я, - а что касается капитализма, так не я один всю эту кашку заварил, и потом мне в этой кашке, или в темной водичке, как вы заметили совсем  не плохо, ну, а поскольку вы мне, как-никак родные, я и вам тоже хорошо делаю! Разве не так?!
 - А в этом никто и не сомневается, Герман, - вздохнул Леонид Осипович и опять поморщился, поглядев на ковыряющегося в помойке мужика, - и охота ему в этой грязи ковыряться?! Вот, чудик!
- Идеи часто лишают человечиков разума, - сказал я, и, взяв у тестя сигарету, тоже закурил.
- А как же спорт, как здоровье?! – опять подмигнул тесть.
- Хотя наши дороги и разошлись, но идти-то нам вместе, - шепнул я, и тут Леонид Осипович неожиданно схватил меня за ворот пиджака и нервно затряс.
- А теперь, негодяй, рассказывай, какого черта ты бьешь по жопе мою дочь?!
- Не знаю, - испуганно прошептал я, - все как-то само собой происходит! По согласию!
- Ты думаешь, я слепой и ничего не вижу, как ей бедняжке тяжело на заднице сидеть?!
- Да, между нами все добровольно происходит, - шепнул я, и Леонид Осипович, сильно закачавшись, отпустил меня.
- О, Боже, неужели моя дочь тоже извращенка?! – схватился он руками за голову, и трагически скорчив рожу, замолчал.
Интересно, и почему, любые нормальные человеческие чувства считаются извращениями?! Ну, если мне приятно, хорошо от этого, то, что из того, что я удовлетворяю себя каким-нибудь немыслимым способом?! Может, им просто завидно, что я не такой как все?!
- Как вы думаете, за преступления, которые не предусмотрены законом, можно наказывать?! – усмехнулся я, и бросил вниз окурок.
- От извращенцев я стараюсь держаться подальше, Герман, чтобы не сделать им ничего плохого, - исподлобья взглянул на меня Леонид Осипович.
- Неужели вы желаете испортить праздник собственной дочке?! – удивился я.


- Интересненько, почему крышка гроба со стороны его обитателя всегда обходится без украшений?! – призадумался Леонид Осипович, постукивая пальчиками по перилам балкона.
- Да, что вы такое говорите, Леонид Осипович, - разволновался я, - у меня от ваших слов даже мурашки по коже! Вы, что, испугать меня решили?!
- И все-таки говно это говно, даже если оно плавает сверху! – улыбнулся Леонид Осипович, и даже как-то странно приобнял меня, - эх, Герман, я давно уже убедился, что даже извращенцы могут быть вполне порядочными людьми! Не бойся! Я уж как-нибудь привыкну и к тебе, и к твоим необычным прихотям.
- Н-да, - пробормотал я, даже не зная, что ему в ответ сказать, - а можно я вас тоже как-нибудь похлещу?! По попе?!
- А вот этого, Герман, ты от меня никогда не дождешься! – отодвинулся от меня, быстро нахмурившийся Леонид Осипович.
- А жаль, - сочувственно улыбнулся я, - значит, я вас не правильно понял!
- Да уж, - Леонид Осипович взирал на меня с уже заметным испугом.
- Да, ладно, не бойтесь, я вас не трону, - заверил я его, и даже ободряюще похлопал по плечу, отчего Леонид Осипович еще больше завращал вытаращенными на меня глазами.
- Вот и до России докатилась мода на всякие грязные наслаждения, - с пафосом заговорил он, опять закуривая, - однако, самое ужасное, Герман, что стал вырождаться наш мужской класс, то есть пол! К примеру, эти голубые, они же и на эстраде поют, они же и законы издают! Дошло до того, что они узаконили однополые браки! Кстати, Герман, а ты, случаем, не голубой?! – внимательно пригляделся ко мне Леонид Осипович.
- Знаете, Леонид Осипович, вам лучше продолжить изучение вашего северного оленя! А то я боюсь, как бы отсутствие северного сияния над вашей головой не засорило вам мозги, - укоризненно вздохнул я, тоже забарабанив пальцами по перилам.
- Что, уже раздумал нам дом дарить в Подмосковье?! - злорадно воскликнул Леонид Осипович, стряхивая пепел мне на галстук.
- А вот и не раздумал, - усмехнулся я, - я свое слово всегда держу! Я честный!
- Да, ну, честный олигарх, впервые вижу, - изумился тесть, - да, ладно, ты уж не обижайся на меня!
 - На правду не обижаются, за правду можно только поблагодарить, - попытался улыбнуться я, хотя эта улыбка далась мне с большим трудом.
- Ты, дружок, тут еще не разбуянился? - неожиданно зашла на балкон Елизавета Петровна, обращаясь к Леониду Осиповичу.
- Да, нет, мы тут с Германом просто беседуем на разные темы, - сразу же покраснел, как вареный рак, Леонид Осипович.
- Вы уж, в случае чего, на него не обижайтесь, - обратилась ко мне со льстивой улыбочкой Елизавета Петровна, - он там, на этом Севере, совсем одичал, общался в основном с одними чукчами, да с оленями! Вот и привык всех разыгрывать со всякими шуточками. Иной раз пристанет к какому-нибудь чукче и начнет всякую ерунду городить, одному скажет, ты почто мужчинами любуешься, другому, ты почто свою жену по жопе ремнем бьешь, а сам, сукин сын, наблюдает, реакцией по-научному интересуется!
- Да, что ты сама за ерунду-то городишь?! – всполошился Леонид Осипович. – Вот ведь дуреха, и понапридумывает же! – и сам на меня с такой лукавой улыбочкой глядит, ну, точно, черт из табакерки.
- Нет, Герман, признайтесь мне честно, он с вами не пытался шутить?! – пристала ко мне теща, цепляясь грязными руками за мое молодое чистое тело.
 Надо срочно принять душ и намазаться антимикробной мазью!
- Мама, да что у вас здесь за шум?! – вышла на балкон повеселевшая Мнемозинка.

- Да, так ничего, - смутилась Елизавета Петровна, - давай-ка, дочка их оставим! Пусть себе болтают! – и они с ней ушли.
- Да, я на самом деле только пошутил, - смеясь, проговорил Леонид Осипович, - а ты, я как погляжу, тоже шутник! – и помахал перед моим носом указательным пальцем.
- Ага! – засмеялся я, и даже попросил у него сигарету, и мы вместе закурили.
- А все-таки признайся честно, Герман, - вкрадчиво за спиной у меня зашептал Леонид Осипович, - признайся, что ты все же попался на мою удочку!
- Даже и не знаю, что сказануть, - опустил я глаза, и глубоко затянувшись сигаретой, закашлялся.
- Знаешь, ты меня уж прости за такие шуточки, - прошептал Леонид Осипович, - а уж если вам так нравится лупить друг друга по заднице, так лупите себе на здоровье, сколько вам захочется! Это же ваша семья, и вы сами вправе в своей семье вести себя как вам будет угодно, и никто, даже мы с Лизой не имеем никакого права вмешиваться в вашу жизнь. Самое главное, что Мнемозина любит тебя, и я это вижу, и одобряю! – Леонид Осипович с чувством пожал мне руку и долго ее тряс своей немытой ручищей, глядя каким-то странным и загадочным взглядом мне в глаза. И было совершенно непонятно, говорит он правду или льстит, а может, просто издевается надо мной, но я все равно прослезился, и почувствовал себя от этого абсолютным дураком.
- Извините, мне надо принять душ, - сказал я, намереваясь покинуть его.
- А рядом с домом река-то есть?! – спросил меня Леонид Осипович,
- С каким домом,- возмутился я, отдергивая руку, - ах, да, да, конечно есть, река Ока протекает, - припомнил я, - этот дом как раз на берегу Оки и стоит!
- Это хорошо! – и он снова радостно похлопал меня грязной лапой по моим накачанным мышцам. – Я, видишь ли, рыбалку очень люблю! Просто обожаю!
- Я вам лодку куплю, и пристань рядом с домиком оборудую, - сказал я, - только дайте мне для души душ принять.
- Лучше катер, Герман, - нахально сощурился на меня Леонид Осипович, - и с хорошим японским мотором, а то у меня от весел руки заболят.
- Хорошо, будет вам  и катерок, и ветерок, - пообещал я, уже выходя  с балкона.
- И за что я люблю тебя, подлеца, и сам не знаю, - весело рассмеялся тесть, и обнял меня. Вот, препротивная сволочь, везде, где мог, меня всего расцеловал, наделив микробами! 
            
             Из дневника невинного садиста Германа Сепова:  ЧИСТОТА:
Поскольку я люблю Мнемозинку, то я должен всегда содержать себя в идеальной чистоте. Я должен бояться грязных рук, чудовищно заразных прикосновений, любых сексуально обозначенных проникновений, и даже саму Мнемозинку любить только чистой любовью, соблюдая необходимую при этом дистанцию, и никогда не нарушая ее…
Каждый день я с неутомимой настойчивостью промываю себя множеством дезинфицирующих средств, все свое тело, все кожные и волосяные покровы, обмазываю себя противогрибковыми и противовирусными мазями, брызгаю в ротик аэрозолем после каждого неожиданно случившегося поцелуя, ежедневно полощу его настойкой перца …После любых грязных прикосновений, и даже после чувственно-сексуальных прикосновений Мнемозинки я бегу принимать душ с дегтярным гелем, после чего мажу скипидаром свои самые интимные местечки… Конечно, мне немного больно, но что не сделаешь ради чистоты?!