Полонез Огинского

Преуспевающий нью-йоркский адвокат Тадеуш Каминский покинул Польшу в те времена, когда все в ней было очень и очень плохо. Теперь, сидя в зале прибытия аэропорта Шопена, Тадеуш насвистывал Полонез Огинского и ощущал гордость, потому что Варшавский аэропорт был ничем не хуже, чем те американские и европейские, в которых ему приходилось бывать, а в чем-то даже и лучше. Во всяком случае, польские женщины были так же красивы, как и раньше, что невольно заставляло вспомнить о той одной, которая была все же  прекраснее остальных.
Разглядывая их, Тадеуш чуть было не просмотрел Яшека, но тот сам узнал его, внезапно набросившись и утопив в своих медвежьих объятиях.  Яшек всегда был мужчиной крупным, а с годами стал просто необъятным. Сам Тадеуш очень следил за собой, а потому, несмотря на близящиеся сорок, выглядел очень молодо.
Варшава осталась прежней, и, в то же время, многое  в ней изменилось. Выросли новые дома, огромные небоскребы заслонили  небольшие  дворцы и костелы,  и город стал еще больше походить на любую из европейских столиц.
 Тадеуш часто испытывал чувство стыда за то, что оставил родину, купившись на деньги и известность, предлагаемые ему в чужой и богатой стране, но куда больше страдал от того, что покинул Барбару, которая наотрез отказалась сопровождать его. Она работала манекенщицей в одном из ведущих варшавских домов моды, ее карьера была на взлете, и уехать для нее в тот момент означало – лишиться всего, потому что неизвестно, как сложилась бы жизнь в иных условиях.
Позже он узнал, что она вышла замуж за Яшека, их друга, к которому он теперь, спустя много лет, приехал. Вся боль и обида давно прошли, дружбу им удалось сохранить, Тадеуш удачно женился и ни на кого не держал зла, но сейчас, сидя в машине рядом с Яшеком, чувствовал некоторую обеспокоенность.
Барбара встретила их в саду. На ней было короткое платье цвета фуксии, и выглядела она так, что у Тадеуша на мгновение захватило дух. Большая, полная грудь в глубоком вырезе платья, пухлые губы, светящиеся глаза, нежная кожа, струящиеся волосы и загорелые стройные ноги – все это было прежним и по-прежнему принадлежало Барбаре.  Она обняла его и подставила щеку для поцелуя, на какой-то момент прижавшись к нему всем телом, отчего Тадеуш испытал то восторженное чувство, о котором помнил еще со времен юности. Взрослый, успешный, не знающий поражений – рядом с ней он почему-то вел себя как ребенок, опасающийся сказать или сделать глупость.
За праздничным столом, организованным в честь приезда, он рассеянно слушал болтовню Яшека, поминутно встречаясь взглядом с Барбарой. Казалось, годы совершенно не изменили ее, разве что добавили шарма. В молодости они были очень красивой парой, и Тадеуш иногда усмехался в душе, представляя ее с толстым и неуклюжим Яшеком.
Вечером ему приготовили комнату на втором этаже, и, несмотря на усталость от многочасового перелета, Тадеушу никак не удавалось уснуть. Стоило  прикрыть глаза – и образ Барбары вставал перед ним. Так бывало в первые годы жизни в Нью-Йорке, когда он, сходя с ума от одиночества, курил у окна бессонными  ночами, бездумно глядя на светящиеся огни небоскребов.
Теперь Тадеуш вновь вспоминал те печальные моменты неустроенности и неопределенности, вперемешку с давно ушедшими ночами, которые они проводили вдвоем с Барбарой, но, вместе с прежним образом, перед глазами вставала теперешняя, взрослая Барбара – с ее  улыбкой, осанкой, поворотом головы и чем-то новым во взгляде.
Он беспокойно ворочался, сминая простыни, откидывал одеяло, сгорая от переполнявшего внутреннего жара, и вновь укрывался, испытывая необъяснимую дрожь. В какой-то момент пребывание в постели стало невыносимым. Пытаясь успокоиться, он встал под душ, подставляя тело под тугие струи прохладной воды.
Отдернув штору, увидел Барбару и почему-то нисколько не удивился. Она стояла, не двигаясь, и в упор смотрела на него. Тонкая бледно-оливковая сорочка ничуть не скрывала контуры ее безумно красивого тела – изящную линию шеи, округлость груди и узкую талию. Он не понял, как она оказалась  рядом, казалось, что сон перемешался с явью, когда Тадеуш сжимал  ее в своих объятиях , когда его руки скользили по ее спине, опускаясь все ниже. Ее сорочка намокла и облепила тело, а потом и вовсе соскользнула с плеч, а он, как безумный, целовал ее, шепча что-то невнятное…
Когда он проснулся, Барбара уже ушла, лишь солнечный луч лениво бродил по  плечу. Ничто не говорило о том, что случилось ночью – в ванной и спальне царил идеальный порядок.
Весь день они вели себя, как ни в чем не бывало – не подозревавший о случившемся Яшек рассказывал анекдоты и смешные истории из жизни, весело смеялась от его шуток Барбара, один только Тадеуш был несколько подавлен и, сославшись на усталость, рано ушел спать.
Как он и ожидал, ночью Барбара вновь пришла к нему, и снова все повторилось. Снова были объятия, полные нежности, шелк кожи, скользящей под ладонями, и стоны,  заглушенные поцелуями.
Днем, припудрив опухшие искусанные губы, громко смеялась Барбара, искрометно шутил Яшек, и даже Тадеуш, осмелев и успокоившись, без конца что-то рассказывал, когда они ездили обедать в старинный ресторан, где любили бывать когда-то.
Отпуск на родине пролетел незаметно, и, постепенно привыкнув к странности ситуации, Тадеуш пребывал в чудесном настроении. Каждую ночь к нему приходила Барбара, и все повторялось вновь и вновь.
Только один вопрос продолжал мучить его, и в ночь перед отъездом, любуясь Барбарой, которая лежала перед ним обнаженная в лучах прозрачного лунного света, он все-таки задал его.
- Почему? - спросил он. - Как могло получиться, что ты, любя меня все эти годы, осталась здесь? Почему Яшек – славный, но  скучный Яшек -  вдруг  стал твоим мужем?
- А ведь я значила для него куда больше, чем ты думаешь, - улыбнулась Барбара. – Он любил меня, даже когда я была твоей, но ты и не догадывался, озабоченный только собой. - Она говорила уверенно и спокойно, будто ожидала вопроса и заранее готовилась к нему,-  тот контракт, по которому ты уехал, сначала предложили Яшеку, - Барбара выразительно посмотрела на Тадеуша, видимо, ожидая какой-то реакции, и, не дождавшись, продолжила:
 -  Он отказался ради меня. А ты – нет. Он и теперь готов терпеть многое из-за нас и ради вашей с ним дружбы, например, то, что я – его жена – сплю сейчас с тобой в его доме... – она растерянно замолчала.
Тадеуш старался не смотреть на Барбару и на ее прекрасное тело, потому что в этот момент ему стало  противно  от двуличия Барбары, своего эгоизма, и даже от поведения Яшека, который, казалось бы, проявил верх благородства.
Из-за  ощущения собственной подлости все вдруг представилось гадким и омерзительным. Это чувство сделалось  таким невыносимым, что он попросил Барбару уйти. Она все поняла, оделась, хотела поцеловать его на прощание, но он, не в силах даже посмотреть на нее, отвернулся к стене.
 Потом  подошел к окну, закурил, и, глядя на тихую темную улочку, вдруг осознал, что скучает по Нью-Йорку, по его огням и высоткам, по безумному ритму жизни, заставляющему забывать обо всем, стоит лишь только отдаться ему.
Утром Яшек отвез его в аэропорт. В этот день преуспевающий нью-йоркский адвокат Тадеуш Каминский навсегда покинул Польшу.