2000г. Серия рассказов, часть 2, Шарлотка

        Снова солнце зашло за горизонт – и я, ваш покорный слуга, аккуратно выпустив дым, решил немного поразмыслить о чувствах… Чувство – что это? По сути – это способность воспринимать внешние раздражители, и формировать на них ответную реакцию, и эта реакция может быть совершенно различной. Выходит, что чувство – это всего лишь умение распознавать ягоды и коренья, а так же кнопки, аккуратно подложенные под  чувство собственного достоинства? Но на деле не все так просто – люди чувствуют не только физические раздражители – но и эмоциональные. Поэтому мы можем думать, что можем любить, и можем любить, что можем думать (боже, какая чушь, впрочем ничего нового…) Мои мыслительные стенания прерываются легким запахом гари, постепенно переходящим в смог, густо обволакивающий помещение, которое я называю своим домом (те несчастные, коим довелось иметь счастье получить наглядное впечатление о моем пристанище, не разделяют моего мнения…). Когда уровень видимости снизился до 1.5  метров, а уровень концентрации кислорода в воздухе снизился до минимальной отметки, позволяющей мне функционировать, в этом непроглядном дыму,  я почувствовал аромат печеных яблок и ванили… Откуда им взяться? К тому же духовкой я пользоваться все равно не умею (не хочу)…Когда дым начал постепенно похищать мое сознание, стало понятно, что горит вовсе не пирог, а прожитые воспоминания, которые словно альбом старых ненужных фотографий были отложены на полку в дальний угол, и когда пришло время поставить на эту полку пережитки более позднего прошлого, как показывают в типичных голивудских мелодрамах, были аккуратно отправлены в камин, конечно поближе к углям – что бы жару дало. Но, я не учел, что концентрация отравляющих веществ в этом фотоальбоме была чрезвычайно высока, потому и дыма получилось слишком много…
Шарлотка. Да, да. Именно шарлотка. Не знаю почему, но именно этот проклятый пирог она всегда заказывала, когда они приходили помусолить пару чашек голладского кофе. Она любила её. Все говорят – что любят просто так. Они либо слабые люди, либо ленивые. Слабые, потому что не могут приложить усилие, что бы разобраться в человеке, который чаще всего засыпает с ними по вечерам, и просыпается по утрам. Ленивые – потому что не хотят этого делать. Она не была ни слабой, ни ленивой. Она любила шарлотку не просто так. Она любила её за кисло-сладкий яблочный привкус – ей нравилось совмещать несовместимое, она была разным человеком, некоей динамо-машиной, и он едва за ней поспевал, еще бы – вокруг нее порой вертелся весь мир. Она любила её за воздушный бисквит – он дарил ей чувство приземления после кисло-сладкого порыва, т.е. некоего облегчения, и он являлся островком, а скорее просто дрейфующей доской в море бесконечных забот, которые порой просто затягивали её, подобно водовороту. Она ныряла, она очень часто ныряла, и порой обессилев с трудом добиралась до каких-либо непотопляемых, но неживых предметов, хваталась за них, набирала побольше воздуха, и снова бросалась в пучину, исчезая в этой дьявольской веренице событий, которая походила на  нескончаемую сьемку  короткометражных фильмов, героиней и режиссером которых была она сама. Он знал это. Он знал это лучше её самой, потому не раз сам являлся этой самой доской, терпел и всегда прощал, хотя она никогда не просила прощения. Да и за что? Он никогда ни в чем её не винил, да и она вины за собой не знала. Её нравилась пудра. Сахарная пудра, покрывающая шарлотку сверху. О да, она любила именно сверху, и порой позволяла себе при этом даже кричать, хоть и считала это по большому счету слабостью. Она была сильная. Да, безусловно сильная. Сильная и порой даже холодная, словно сталь. Инициативу в сексе она предпочитала брать на себя, и даже немного тешить свое самолюбие этим фактом. Она не уважала мужчин, она их любила, но не уважала. Она не была феминисткой, нет. Она любила хороший секс, но любила скорее подчинять, чем подчиняться. Она считала себя свободной. Да, она понимала всю власть, заключенную в своих бедрах, и прекрасно ей пользовалась, иногда даже умело. Она кидалась мужчинами, словно огрызками. Она получала от них то, что они могли ей дать, и чаще всего, давали, хотя она никогда не спрашивала и не требовала. Иногда в шарлотку кладут клюкву. Таким образом она становится менее предсказуемой – никто, их тех кто её знал, никогда не знал того, чего можно было от неё ожидать, хотя часто утешали себя мыслями, что и не таких насквозь видели, хотя все равно понимали, что обманывают сами себя, и рано или поздно натыкались и делали удивленные лица – толи от досады, толи от того, что клюква  - ягода кислая…Шарлотка, Да, именно её она всегда заказывала, когда они приходили помусолить пару чашек кофе. Она всегда заказывала её, ей нравился её вкус. Но он всегда в этот момент делал вид что просматривает меню, хотя прекрасно знал что будет заказывать, еще до того, как зайдет в это кафе. Он заказывал черный кофе. Экспрессо, двойной. Он сам никогда не задумывался, почему этот кофе называется экспрессо и почему он двойной, он не был в Италии, на родине этого вида заварки кофейных зерен, да и не хотел. Ему это было совершенно не нужно. Ведь он ходил в это кафе, и пил этот проклятый кофе только по одной причине – в этом заведении всегда была отличная шарлотка, которую он, конечно, ненавидел. Но в этот раз он обратил внимание, что она замешкалась в меню, и заказала чизкейк – и он понял сразу, что разговор затянется глубже, чем двойной экспрессо, и заказал двойной капуччино. Он представлял, что речь пойдет о том, что он был всего лишь красным пятном на её большой простыне, под названием жизнь, и никто уже не помнил, когда это пятно там появилось, и все уже давно забыли, когда оно высохло, потеряв свой цвет и насыщенность. Теперь, когда простыня будет отдана в прачечную, пятна и вовсе не останется, а простыня и вовсе полиняет, и изменит свою окраску. Но он не мог понять, почему она не заказала шарлотку – она же её так любила? Он не мог понять, как она могла, уничтожить свои принципы и постулаты, на которых строился её вчерашний день и планировался сегодняшний, как она могла избавиться от своих устоявшихся вкусов и потребностей, от своих планов, от своих обещаний, от своей мечты.
 - Ты же вроде в прошлый раз брала шарлотку?
- Шарлотку? Я забываю что делала минуту назад. А ты говоришь мне про вчерашний день…Кстати, напомни мне купить новую простыню, я прошлой ночью прожгла её, нечаянно уронив на неё сигарету, представляешь…


Рецензии
Да и перед сном. Что интересно будет в этой выставке? Выставке - наверное, громко скзано, но так мне нравится больше. Ну так вот, интересно будет то, что наши с тобой манеры отличается довольно-таки сильно. Поэтому и выставка будет интересной. Народу будет предложено хлебнуть квасу из разных бочек. Это и есть демократия. В хорошем смысле этого гнилого слова... Если будешь и дальше выступать в роли творца, мы с тобой и порисуем друг друга и т.п. К вопросу о Дерене и Вламинке. Странно, но я не разделяю их на двух разных художников. Как будто - это один человек, но с разными возможностями. Я еще об этом напишу позже.
Вот мой последний пейзаж отдает немного Вламинком (передний фон), немного Дереном (задний фон)...
Не так все мастерски, но все-равно чувствуется кого дядя Паша любит больше всего в настоящее время . Это тоже хорошо, когда ты можешь хоть как-то показать свою любовь в своем творчестве. А то любили все Трента Резнора, а на выходе получилась группа Иглс...

Павел Голяков   05.07.2009 04:55     Заявить о нарушении