Оперское избранничество. Ментовские хроники

    
      Не знаю, как  опера уголовного розыска чувствовали себя в Афгане, в Чечне, но в повседневных  задержаниях,  слежках, засадах к опасностям никто серьезно не относился.
     Может это возрастное? Пацанское?
      Необъяснимое чувство самодостаточного оперского избранничества...    
      В Костроме, когда я там работал, местные уголовники откровенно  побаивались контору. Опер уголовного розыска мог запросто поманить пальцем любого из них, шедшего по другой стороне улицы, и тот покорно подходил.
     Помню, как-то, выстаивая в очереди в гастрономе на Ивана Сусанина, чтобы купить папирос, я  одернул явно уголовного вида парня, бесцеремонно отодвинувшего покупателя у кассы.
     - Ну-ка, - громко приказал я. –Встань в очередь!
     Уголовник удивленно обернулся,  вначале он даже усомнился, что дерзкие эти слова адресованы именно ему. Поискал глазами смельчака. Очередь трусливо сжалась. Ждала. Я стоял в самом ее конце.
      -  Тебе говорю, именно тебе … - еще громче, тоном, не допускающим возражений, повторил я. - Встань в очередь! 
     Он прикинул наши шансы. Физически я был явно слабее. И был один. В гражданском…Он с секунду раздумывал. Но жизнь, видать, уже научила его. Он все понял про меня. Отошел от кассы.
       - Ухожу, начальник! Нет дел!
       Много лет спустя костромской коллега, начинавший когда-то моим подчиненным, а потом далеко обставивший в карьерном росте, рассказал, как, вернувшись с задания, он доложил мне , что человек, за которым я его послал, ему не подчинился. «Он не пошел со мной!..» - «Как не пошел?! - будто бы удивился я. – А ну поехали!..» Сам я этого случая не помню, передаю в его изложении. Мы приехали на квартиру, позвонили в дверь. Нам долго не открывали, потом открыли. Хозяин был в доме один. Ни слова не говоря, он оделся, пошел с нами. Уже уходя, мы увидели стоящий в углу за дверью топор. Хозяин готовился обрушить его на голову того, кто войдет первым. К моему счастью, в последнюю минуту он отказался от своего намерения.
     Было еще немало подобных случаев.
     Безоглядная оперская неустрашимость прививается медленно и незаметно.
     А вот покидает тебя она мгновенно. Что-то происходит, и ты вдруг сразу понимаешь: твоего ментовского  куража больше нет.   
     Со мной это случилось 31 декабря на дежурстве.
     Я снова был опером уголовного розыска, но уже не в Костроме, а в Москве на Павелецком вокзале.
      До знаменательного часа оставалось совсем мало времени. Электрички отправлялись через каждые несколько  минут, набитые под завязку людьми, еще надеявшимися успеть к праздничному столу.
     Надеялся на это и наш дежурный наряд. Смена заканчивалась. Начальник милиции  дал команду выгнать из гаража «Волгу», чтобы отбыть домой,  и я тоже рассчитывал уехать сразу вслед за ним.      
     Суматоха поднялась, когда стрелки часов над платформой показывали  двадцать три с минутами.
     В электричке, отправившейся с ближайшего к отделу милиции пути, вдруг с лязгом опустились мачты токоприемников. Заскрипели тормозные колодки. Погас свет в окнах. Электропоезд замер. Раздались крики пассажиров…    
      Несколько милиционеров и я тоже бросились туда.
      На платформе  царила суета.  Ничего нельзя было понять. Выбегавшие из вагонов пассажиры быстро заполняли соседнюю электричку, которая должна была вот-вот отправиться...
      Чей-то отчаянный крик то стихал, то опять возобновлялся. Он доносился из под моторного вагона в центре остановленного состава. Там, на рельсах, был человек.
     Несколько пассажиров, уже обеспечивших себе места в тамбуре отправлявшейся электрички,  объяснили ситуацию.
     Пьяный забулдыга со станции Барыбино, бомж, известный милиции , в последнюю секунду, когда электричка отправлялась, прыгнул с платформы между уже смыкавшимися половинками автоматических дверей, надеясь вломиться внутрь. Это ему не удалось. Он упал под колеса.
    Кто-то, видевший происшедшее, сорвал стоп-кран…
    Записать очевидцев не удалось. Вторая электричка через минуту уже отправилась.
    На платформе остались двое или трое сотрудников в милицейской форме, я и подошедший начальник милиции полковник Кузин, человек спокойный и добропорядочный. К нам еще присоединилась бригада остановленной электрички  – машинист с помощником, а также фельдшер вокзальной медкомнаты.
    Пострадавший под вагоном уже не кричал, только матерился, из чего можно было заключить, что отделался он относительно легко. Так оно впоследствии и оказалось. 
   «Скорая» появилась уже через несколько минут. Машина стремительно въехала на платформу, затормозила рядом с вагоном. 
    Все вроде складывалось благополучно.  За одним исключением. Врач объявил, что приступит к своим обязанностям только после того, как пострадавшего вытащат из под вагона.
    Спуститься на рельсы пришлось фельдшеру медкомнаты. Вскоре он   констатировал, что нога пострадавшего завернулась поверх оси колесной пары и чтобы ее высвободить, необходимо буквально на несколько сантиметров подать состав назад.
    Машинист, слышавший вместе с нами заключение фельдшера, сказал, что осуществить это не составит труда. Нужно лишь, чтобы в тот момент, когда он поднимет мачты токоприемников и подключит электричество, кто-то находился под вагоном и придерживал пострадавшего…
     Полковник Кузин обвел глазами нашу немногочисленную рать. Он рассчитывал на добровольца.    
      Большая стрелка часов над платформой сделала очередной прыжок на циферблате. Новый Год неудержимо приближался…   
     По всему выходило, что добровольцем должен стать опер.
     То есть я.
      В самом деле. Опер готовит себя к опасностям профессии в большей мере, чем рядовой мент. И у него, как сказали бы в Израиле, несравнимо более высокая мотивация…
      Я, может, и  вышел бы вперед, если бы предстояло что-то  привычное. Например, преследование, задержание… Но!
     Как и у многих, у меня слабое представление об электрических зарядах, движении и взаимодействии заряженных частиц в электро-магнитном поле.
     «Не открывай, убьет!» и череп с перекрещенными костями на трансформаторной будке – вот, что мне представляется первым, когда речь заходит об электричестве.
     Я не вышел вперед. Не поднял руку.
     Полковник Кузин сам назначил исполнителя. Он выбрал немолодого старшину - командира отделения. Тот испытывал примерно те же чувства, что я. Долго расстегивал портупею, потом, несмотря на мороз, принялся  стаскивать шинель…
    Тем временем помощник машиниста - молодой парень - спрыгнул на рельсы, машинист бегом вернулся к себе в кабину. Лязгнули и закачались мачты токоприемников. В вагонах вспыхнул свет. Электричку дернуло…
    Все закончилось благополучно. Еще через несколько минут «скорая» уже двигалась вдоль перрона, увозя барыбинского забулдыгу. Полковник Кузин позвал меня в машину - мы жили  в одном районе. К Новому Году я был уже дома…
    Случай этот я помню по сей день.
    Ничего особенного, собственно,  тогда не произошло, говорю я себе.  Если бы полковник  Кузин послал под вагон не командира отделения, а меня, я тоже бы выполнил приказ!
    Но это всего лишь попытка оправдаться  в собственных глазах.
    В действительности что-то, что мне было до этой ночи присуще, и чем я мог гордиться,    в один момент покинуло меня.
     С тех пор я, как все.