Ночь, гроза, барокко

Пьеса в двух действиях с прологом и эпилогом


Действующие лица:
Маркиз (М)
Его гости:
Проздочимо да Сальса – старый священник и либреттист (Л), носит длинный парик.
Микеле Хазе – средних лет и дородной фигуры композитор (К), носит бинет.
Бенвенуто Муска – манерный и немного гнусавый молодой певец (П), носит «крыло голубя»

Все действий происходит на протяжении одной ночи в комнате стиля барокко на загородной вилле некоего маркиза. В комнате есть окно и две двери, между которыми висит портрет маркиза в рост. Из мебели имеется три кресла (или стула) и стол на котором стоят два канделябра (со свечами и без), вазочка с конфетами, а также лежат газета и листок с «правилами». У двери висит шнурок для вызова слуг. (Возможен также клавесин с табуретом).

ПРОЛОГ
(Входят маркиз и гости).

М: По нашему разумению, комнаты сии, как нельзя лучше подойдут вашим нуждам. Тако же уверен, что при посредстве друг друга вы сочините дивную оперу, превосходящую всякое смелое ожидание! Теперь же познакомьтесь, как следует. Не намерен вас отвлекать. Если что вам буде потребно, снурок для вызова слуг: вот там! Оставляю вас! Удачи господа! (Уходит и возвращается) Надеюсь, вы остались довольны ужином и самой моей виллой, вся она теперь и ваша: поймите меня правильно: вы мои гости, а не слуги! А гость для меня это свято, и новейшие идеи нашего времени тут не причем!.. Оставляю вас! (Уходит и возвращается) Ах да, помните про правила, что повешены при дверях виллы: нарочно для вас на столике оставлена и копия их. Чувствуйте себя как дома (Уходит).

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена 1
(Л, К и П).

Л (подождав пока утихнут шаги маркиза): Вы находите, что на вилле Гатта просто волшебно!
П: Сказочно!
К: Да, тут чудно. Было бы весьма мило со стороны его светлости пригласить нас сюда. Хотя сама вилла, пожалую, тесновата.
Л: Маркиз несказанно вежлив.
К: Никогда такого не видел…
П: Думаю, на вилле маркиза наша работа будет как нельзя более плодотворной.
Л: Неслыханно плодотворной! Среди гор, в этих райских местах, вдали от суеты мирской, где так приятно погреть старые косточки на солнце.
П: Ну а какие тут блюда… просто небывало!
Л: О да, вы только вспомните, какой была спаржа…
П: Да, спаржа была просто изумительна!
Л: А рыба?.. это не рыба, это воистину триумф олимпийцев!
П: Ммм… Рыба была просто изумительна!
К: У вас все просто изумительно…
П: Ммм… Все было просто изумительно…
К: Да-да, но вот улитки в винном соусе были не прожарены. Думаю, маркиз с его-то состоянием может позволить себе прожаренные.
Л: Вы не справедливы к тому, что дает вам Господь. Грех жаловаться. Тем более после того, сколько вы себе позволили съесть… Хозяева такие радушные! Маркиз до чрезвычайности приятен, а маркиза, ну так была любезна, и так нас угощала, что право неудобно было отказывать…
К: Ну, а я и не отказывался!
П: Так вас и угощать не успевали! Вы же сами все скорее накладывали, дали бы маркизе-то себя попотчевать.
К: А вдруг бы не попотчевала?
Л: Можно решить, что маркиз с супругой вздумали накормить нас на месяц вперед (берет из вазочки конфету).
К: Жаль, что она уже уехала. Однако весьма любезно с ее стороны было остаться с нами на ужин, и отъехать лишь после...
Л (подходя к окну): Слава еще Богу, что нынче солнце село не в тучу и пока до сих пор еще сумерки, ведь в темную ночь по этим горным дорогам лучше не путешествовать (берет из вазочки конфету). Но что же за правила оставил маркиз? (Читает с выражением) «Пять правил, по которым следует поступать всем входящим в сии двери:
Наипевейше - оставлять все чины вне дверей равномерно, как и шляпы! Во-вторых - быть веселым, однако ничего не портить, и не ломать, и ничего не грызть. В-третьих - говорить умеренно, и не очень громко, дабы у прочих тамо находящихся голова не заболела. В-четвертых - не вздыхать, и не зевать, и ни кому скуки или тягости не наносить. И в конце, но не по значимости: Пятое: кушать сладко и вкусно, а пить со умеренностью, дабы всякий всегда мог найти свои ноги, выходя изо дверей. Если кто оных правил ослушается, повинен наизусть поведать страницу из Телемахиды громко, что и дам касается» (оглядывается).
П: Ах, какой же тут прекрасный, чистый воздух, а добавьте к этому, наши уютные покои, изумительную еду, и нежные вина, которые нам подают тут, а так же это дивное пение ночных птиц, ласкающее нам слух… о чем еще остается мечтать?
К: Я бы, молодой человек, отдал предпочтение, тем пташками, которые способны ласкать не только слух (смеется).
(П фыркает).
Л: Ах, что за разговор вы затеяли? Не забывайте, что я не только поэт, но и лицо духовное! (берет из вазочки конфету).
К (комично кланяясь) - О, да! Прошу простить меня, дорогие господа, я и забыл, где нахожусь. Такие мысли могут в этой комнате, занимать только мою голову, ибо вам досточтимый Проздочимо, женщины не интересны в силу возраста и сана, а вам дорогой певец, в силу иных: известных: причин, кои разнятся с религиозностью.
(Л поперхнулся конфетой)
П (словно бы невозмутимо): Я просто не кидаюсь на любую женщину подобно дикарю, как, верно, привыкли вы. Оне и так слетаются с разных сторон... Но, что делать? Вам же простительно такое поведенье, ведь какая дама подпустит близко этакого пошляка?
Л: Дети мои, успокойтесь, мы в этой комнате чтобы после сытного ужина который нам послал Господь, наконец познакомиться лучше, а засим в мире и согласии приступить к написанию оперы для нашего маркиза, за которую смею наполнить, он обещал каждому превосходный гонорар!
К: Да, гонорар…
П: И притом действительно превосходный!
Л (обращаясь к К): Вот, так лучше (берет из вазочки конфету). Давайте познакомимся. Вот вы, дорогой сочинитель музыки! Расскажите нам немного о себе.
К (в сторону) Боже, с кем мне придется работать… (к присутствующим). Ну, слушайте… как вы знаете меня зовут Хазе… Микеле Хазе. Я сочинитель музыки из Бреши...
П: А что это?
К (выдержав паузу)… город это небольшой, но весьма музыкальный, мои оперы, впрочем, идут и за его пределами… Родился я далеко, в Саксонии, на Эльбе, где меня привыкли звать Йоханн Михель фон Хазе. Если бы вы делали так же: мне было бы приятно…
(все молчат. Л берет из вазочки конфету).
К (снова выдержав паузу)… С семи лет я музицировал, а уже с девяти — сам писал композиции. Судьба занесла меня в Рим, где я какое-то время учился, поэтому некоторые толкуют, будто в моей музыке много северо-итальянского, якобы, там есть чуть ли не мелодии Страделлы и Легренци...
(К, рассуждая, отворачивается, а П и Л за его спиной переглядываются и кивают).
К (резко развернувшись) Ни черта в моей музыке нет Страделлы и Легренци!.. Потом я много путешествовал, был капельмейстером королевы Кристины…
Л: Кристины? (берет из вазочки конфету) хм… Кристины... Не знаю, нет такой королевы!
К: Я говорю: значит, есть.. королевы Шведской, потом капельмейстером вице-короля Неаполя…
Л (хитро): А-а-а.. так это про вашу сестру я слышал?
К: Чтобы вы не слышали про мою сестру, знайте: это ложь!.. Потом я работал во Флоренции,.. написал оперу для кардинала Оттобони, и был органистом в церкви Санта Мария Маджоре в Риме. Потом… там был небольшой конфуз,.. но это несущественно… и вот теперь я в Бреше, (в сторону) черт бы ее драл.
Л: Что вы сказали?
К: Я сказал, что «это не финал»!
П: А сколько вы опер написали?
К: Дюжину… Как апостолов! И какие оперы… Смерь в Помпеях, Олимпия в Серакузах, Аделаида в Саламанке, Эдип в Колонне, Тантал на кухне, Катон в Утике, Александр в Индии, Заида в Вавилоне, Адриан в Египте, Заида в Египте, Адриан…
Л и П: в Вавилоне?
К (хитро): А вот и не угадали! Что делать ему в Вавилоне? Я пишу исторические оперы, а не эти новомодные фарсы… Адриан в Бреше!
Л: Почему в Бреше?
К: Потому что я написал ее в Бреше, чего тут непонятного? Ну и последний мой шедевр: Оттон в Деревне!
Л: Такая, кажется, у Вивальди есть.
К: Мы использовали одно либретто, но зато «Тантал на кухне» есть только у меня!
Л: Не сомневаюсь…
П: Постойте так это что будет ваша тринадцатая опера?
К: Великолепно считаете, именно тринадцатая!
(Раздается гром. Л крестится и тут же берет из вазочки конфету).
П: Хм… откуда гром? Небо совсем недавно было ясным!..
Л: Птички смолкли: будет гроза! (снова берет конфету).
П: А у вас, святой отец, это которое по счету произведение?
Л: У-у-у… я уже давно со счету сбился, я их с юности пишу… до чего вкусные конфекты… уже за пол тысячи привалило, я знаете, если в месяц не напишу оперного текста, как это стали иногда называть: либретто: так вот, если в месяц не напишу либретто: место себе не нахожу…
П: За пол тысячи… Оно у вас не шестьсот шестьдесят шестое часом….
(Раздается гром и скрывает часть слов)
Л (крестится в ужасе): Нет-нет, совсем нет,.. какая гроза!.. я думаю, оно.. хотя,.. да нет, оно шестисотое… наверное… вы бы лучше рассказали о себе что-нибудь, наш юный Орфей.
П (значительно): Ну что ж, я полагаю, имя Бенвенуто Муска и так у всех на слуху и вам, господа, хорошо известно!
(Раздается гром)
К: А кто это?
П (раздраженно): Это я!.. Я сделал карьеру и стал известен, конечно, прежде всего, своим голосом.
К (в сторону): Неужели голосом?
П: Но так же я: сочинитель сонетов. Да, господа! Признание ко мне пришло довольно рано. Еще в детские годы, когда я пел в церковном хоре, ко мне приезжали послушать из разных городов и даже государств. За мой голос меня даже похищали! Три раза!.. Это было так волнительно… Сам вице-король Сицилии очарованный моими вокальными данными, с позволения сказать, выкрал, меня у родителей. С тех пор, как известно, слава моя не умалялась…
К: Так хорошо, синьор певец, но что вы делаете тут? Мы с синьором Свальса...
Л: С вашего позволения, я: да Сальса…
К: …да, Сальса! Мы будем писать с ним оперу!.. Хотя, конечно, я привык писать их один, но маркиз настоял, чтобы слова и музыка писались единовременно, мол, это ускорит дело. Но что тут забыли вы?
П (к Л): Вы тоже не понимаете?
Л: Должен признать, я обычно высылаю уже готовые тексты авторам музыки, а те лишь иногда просят что-то переделать, это и для меня впервые: писать с кем-то… Необходимость же присутствия тут еще и певца, не в обиду будь сказано, и мне, с вашего позволения, не понятна.
П: Что ж! Для меня нет ничего удивительного в приглашении маркиза обсудить с вами, господа, написание нашей оперы, ведь в ней мая партия: главная.
К: И что с того? Может мне сюда еще и весь оркестр пригласить с хором?
П: Приглашать кого бы то ни было не ваше дело, вы сами гость, как и мы все мы. Что до музыки, так кто как не я посоветует вам: в какой арии сделать место для каденций; где написать так, чтобы хорошо звучали трели и группетто; и где, маэстро, вы напишите разбитую терцию, чтобы выгодней были, восходящие или нисходящие пассажи. Моя же задача будет исполнить все это затем с безукоризненной чистотой. Уверяю вас, звук моего голоса нежный и мягкий: приводит в восторг слушателей.
К: Ха! Да с чего вы взяли, что я вообще буду вас слушать?
П: Вам я рекомендую использовать мои советы, ведь мы хотим восторга у публики, а если же вы напишите как вам заблагорассудится, я все украшения вставлю по своему разумению, даже если они будут не согласовываться с вашей задумкой. Полагаю, что вы этого не желаете.
К (в сторону): Вот мерзавец!
Л: Да! Маркиз, весьма мудро поступил, что собрал вас двоих вместе (композитор на него зло смотрит), но как вы можете помочь мне, дорогой наш Бенвенуто?
П: О, ну тут совсем просто, дорогой поэт! Всем известно, что в хорошей опере: текст: корень успеха (либреттист улыбается). Ну, так вот, я вам и дам советы, как написать так чтобы именно для нашей оперы ваше либретто было хорошо.
Л: Как же это?
П: А таК: в какой арии какие слова уместны и согласны с музыкой, чтобы разорванные каденцией слова не смущали публику; в каком случае их должно быть много, а где мало; куда следует делать стихи с длинной строкой, а куда с короткой, чтобы их было проще спеть… Да и за рифмами не стесняйтесь обратиться. А то иной раз такое придумают, что на ходу приходится переделывать, я ведь тоже поэт.
Л (в сторону): Вот мерзавец!
П (не расслышав): Красавец? Спасибо, хотя вы не первый мне об этом говорите, мне приятно. Так вот, вы правы синьор поэт, наш Маркиз, весьма мудро поступил, что собрал нас тут всех вместе!.. но что это вы скисли оба? Синьор да Сальса, расскажите нам теперь и вы о себе?
К: Да, устроили нам тут допрос, как святая матерь церковь, а сами помалкиваете.
Л: Эх… Что сказать… Я скромный падре. Служу в храме Божьем. Поэзией же стал увлекся еще в детстве. Около десяти годов мне было, когда добился я, с Господней помощью, успехов, как говорили, в искусстве импровизации. И, благодаря опять-таки Всевышнему, получил отличное образование. Чудеса, буквально освятили мою юность лучезарным своим сиянием и благодать ниспосланная Господом подарила мне ключ к моему будущему…
К и П (вместе): Как это?
Л (недовольно): Эх… мой отец хотел, чтоб я сделался юристом, но он-таки сломал себе шею, а все его денежки достались мне.
К и П (вместе): Ах, вот одно что. Ну, теперь-то ясно!
Л: Неисповедимы пути Его! Безграничный в милости своей, Господь даровав мне сначала образование, а затем и немалое наследство, избавил меня от нужды и позволил посвятить себя высоким думам. Успех ко мне пришел в осьмнадцать лет! Это было после постановки, «Искушения Вакхом четырех…» ну, в общем, не важно, как она называлась. Эта опера имела редкий успех, правда потом ее запретили, а я принял духовный сан. После этого я жил и живу в Риме, пишу там слова для опер, ораторий и кантат… В Риме же я познакомился с его сиятельством: маркизом, который рассказал мне, что он желает поставить небывалую оперу, и для этого ему нужен хороший поэт, я скромно согласился приехать по его приглашению сюда, и вот я с вами.
П: Потрясающе! А теперь господа, займемся оперой, ведь уже поздно, а мы даже не решили, про что эта опера будет написана.
Л: Маркиз настоял, чтобы мы не брали готовых оперных сюжетов, однако в остальном дал нам в этом полную свободу.
К: Только давайте не станем делать очередную оперу про античность. Эта античность мне смертельно надоела. В Бреше все оперы про античность!
П: Да, долой античность! Там костюмы скучные, все тоги да плащи, хорошо еще, если кираса и шлем с перьями достанутся, но кого нынче таким удивишь? Нам нужна красивая опера!
Л: Можно взять сюжет из легенд про Ренальдо и Армиду.
К: Каждая вторая опера про Ринальдо
П (с возмущением): Каждая первая по Армиду! Нам нужно что-нибудь экзотическое.
К: Может Турция?
Л и П (в один голос): Да вы с ума сошли!
Л: Только дурак будет писать про турков!
П: Турки для шуток и анекдотов, опера не должна быть смешной!
Л: Это высокое искусство, а не комедия масок! Да и потом турки иноверцы!
К: Испанию возьмем?
Л и П (в один голос): Да вы с ума сошли!
Л: Там сейчас война, понадобится дозволение цензуры!
П: Кому интересна эта Испания. Во что они вообще там одеты? В черный бархат? (фыркает). Я предлагаю местом действия сделать, Московию, про нее почти никто ничего не знает, а значит можно сделать любую красивую прическу и костюм!
К: А что, это пожалуй оригинально и свежо. В духе новой моды! Возможно, будет иметь успех!
Л: Да, идея с Московией недурна! У меня есть как раз один модный сюжетец, он про греков, но Московия где-то рядом, так что сделаем Московию!
П: Только нам нужно чтобы было множество действующих лиц!
К: И запутанная интрига!
П: И переодевания!
К: И непременно три акта! Три!
П: И обязательно долг и любовь!
Л: Все так и будет! В соответствии с «большим стилем»! Со всей сложностью и многообразием изменчивого мира. Слушайте! В центре произведения — конфликт между роком и выбором, (все одобрительно кивают) человеком и природой, властью и личностью!
К: Браво!
П: И главный герой непременно принц!
Л: Именно! А герцог Московский: его отец, посылает его на войну.
К: Но в принца естественно влюблена прекрасная дама!
Л: Конечно!
П: И принц не боясь смерти идет на битву!
К: И там погибает!
П: Но он еще находит в себе силы спеть финальную арию и умереть на руках главной героини.
Л: Так и есть!
К: Как свежо!
П: Как оригинально!
Л: Но меня смущало, что трагический конец вызывает обычно несварение у публики!
К: И вы решили, что тут проведение сжалится над судьбой несчастной красицы.
П: И принц оживет воскрешенный слезами своей возлюбленной!
Л: Ну зачем же так банально господа, это есть всех операх!.. Его воскресит ее поцелуй!
К: Но не слишком ли это радикально?
П: И я бы даже сказал вульгарно
К: Остро!
П: Скандально.
К: Вы же священник.
П: Что скажет цензура?
Л: Вы правы, слезы лучше!
К: Да! Так хорошо.
П: Просто замечательно.
К: Восхитительно,.. но немного смахивает на Глицинию…
П: И на Просперо…
К: А еще на оперу этого испанца, который сюда приехал…
Л: И, пожалуй, сразу на несколько опер Страделлы.
П: В точности такую только, кажется, про Польшу я слышал у Легренци.
К: Страделла! Легренци?.. этот сюжет не годится, он ужасен!
Л: Да, он не нов…
(повисает пауза)
П: Может, начнем с выбора имен героев, а там и сюжет придет сам к нам?
Л: Почему бы не попробовать!
К: Я знаю красивое и редкое имя: Аздрубале!
П: Аздрубале?
Л: Аздрубале? Да что же тут красивого?
П: Как это петь вообще?
Л: Нет, уж лучше пусть Винченцо!
К: Это избито.
П: Да и потом разве в жизни мало разных Винченцо, какой в этом имени шик? Толи дело Седжизмондо!
Л: Я бы не советовал. Так зовут его преосвященство, для оперы это не подойдет.
К: Сочтут за намек!
П: Фуф,.. ну тогда давайте с женскими именами, это проще…
К: Их много найдем самые редкие и красивые!
Л: Имельда
К: Астольфа
П: Эстрелла
Л: Кларинда
К: Клотильда
П: Розилена
Л: Pосауpа
К: Орсильда
П: Розмирада
Л: Ариппина
К: Тиетеберга
П: Непомучена
Л: Гипперместра
К: Скандеберга
П: Давила
Л: Бериклея
К: Рапунчия
П: Астольфа
К: было…
П: ммм… Аглая
Л: Аспазия
(повисает пауза)
П: Астазия: звучит, как заболевание
Л: Так звали мученицу!
К: Да за такое имя действительно стоило возвести бедняжку в сан мучениц, может… Фульвия
П: Фьерилла
Л (в сторону): Диарея!
(повисает пауза)
К: Это что, тоже мученица?
Л: Нет... Боюсь, мене просто придется вас ненадолго оставить!.. Чертовы конфекты! (Берет со стола канделябр и убегает)

Сцена 2
(К и П).

П: Забавный старикашка… Ушел с подсвечником, а свечи не взял.
К: Последний раз такого дурака мне давали в либреттисты в Риме, с тех пор я сам и долго выбираю себе готовые тексты, благо их много. Но тот римский поэт: это что-то: переделывал шестнадцать раз тест, когда я уже написал к нему музыку! Когда же время премьеры подошло, я увидел афиши с названием моей оперы, и знаете каким?
П: Каким же?
К: «Правдивая и превосходнейшая историческая хроника о беспутстве Клавдия Цезаря Августа Германика Нерона, императора Римского, его жизни в чрезвычайной жестокости и постыдной смерти во всеобщем презрении, а тако же и о его преступной матери: Агриппине-прилюбодейке, показанной в наглядности; или пригорестная драма о многих пороках и смерти многих великоблудных языческов».
П: Вы нам о такой опере не говорили…
К: По понятным причинам…
П: Как же оперу с таким названием вообще пропустила цензура?
К: О, в таких случаях есть проверенное средство, я сделал посвящение кузине Папы и цензура уже обратившая ранее к ней свое око пропустила даже не моргнув!
П: Ох, тут отдаю вам должное!
К (растроганно): Должен признать, я был сегодня вечером немного раздраженным, и мог вас я обидеть, нагрубив. Виной всему непривычность обстановки: три человека пишут вместе оперу, едва ли это обычно…
П: О, ничего! Я уже забыл и думать, о том что слышал. Да и при том, я многое в ответ сказал, прошу простить.
К: Ну, что вы что вы, я не в обиде. Я и сам прошу прощенье, начал ведь я.
П: Наверное мы оба были виноваты.
К: Но теперь-то забудем легко.
П: Уже забыл!
К: И я.
П: Может быть займемся музыкой пока наш почтенный друг не подошел?
К: Как я интересно, могу писать музыку не имея слов?.. давайте, что ли в карты сыграем!?
П: Охотно, оне у вас с собой?
К: Откуда?
П: Я принесу…
(Выходит).

Сцена 3
(К один).

К: Как все же нынче странно… Все вокруг мельтешит, разрастается и пляшет в бурном танце позолоченных фигур божеств античности! Уже не знаешь что правдиво… Еще недавно он был моим врагом и вот теперь, стал словно другом, а через мгновенье мы вмесите сядем здесь за карточным столом!.. Но что-то я ему не верю. Зачем-то он решил в доверье мне втереться. Но зачем!? Тут явно заговор! Уму непостижно, как далеко может простираться человеческая наглость.
Что за век? Кругом все стремится к обману. Дома расписывают, так будто мы в оранжереях. Сады уставляют статуями, деревья стригут как стены, виноград пускают виться, создавая потолок, и вот мы словно в коридорах или в залах. Мясо или рыбы со вкусом курицы и курица со вкусом рыбы. Иллюзия богатства и иллюзия бедности. Маркиза, одетая в богатое платье (и пустившая на него последние остатки своего состояния) на самом деле беднее торговки рыбой одетой скудно и грязно, но прячущей дома сокровища. А эти маски? Вечный карнавал: говоришь с тем, кто улыбчив и любезен ему в ответ, а он, меж тем, готовит нож, чтобы вонзить в обманутое сердце.
Кому же нынче верить? Лишь Музыке! В ней всего семь нот и оне не станут лгать. Все остальное иллюзорно. Все остальное – ложь! Весь мир не театр: нет! Мир одна сплошная ночь! Давно привыкнув видеть мир как сон, мы, не задумываясь, спим! Как сны обычно меж собой контрастны, так и повороты нашей жизни: вот она кренит во мрак, но вдруг выводит к свету, а время безмятежное меж тем ввергает в вечность!
(Раздается крик Л за сценой и громкий удар грома).
К (как бы очнувшись): Да что там, черт возьми, творится?! (выбегает из комнаты)
(Мгновение никого на сцене нет, вспышка и новый угар грома)

Сцена 4 (Сцена коллизий)

(Вбегает П).
П: Кто кричал?.. Хм… никого?!
(Вбегает Л с канделябром в руке).
Л: О, ужас! О, ужас! Труп! Труп!
П: Где?
Л (показывая на дверь): Труп!
(Раздается гром. В двери вбегает К, тяжело дыша).
П: Успокойтесь, отец да Сальса! Это не труп, а сеньор музыкант, (в сторону) сходство бывает обманчивым! (К Л) Присядьте.
К: Что происходит? Кто кричал!?
Л: Маркиз умер!
(Гром раздается раскатами до конца сцены).
К и П (вместе): Что?
Л: Я шел по коридору, держа в руке этот канделябр, и тут чуть не споткнулся обо что-то мягкое. Посветив, я увидел у своих ног труп маркиза!
П: О Боже!
Л: Вот именно!
К: Маркиз мертв?
Л: Мертв он или нет, но его труп в коридоре.
П: Но как он мог так взять и умереть?
К: Совсем недавно он ведь ел вместе с нами и выгладил весьма здоровым!
Л: И все же он успел…
П: О Боже! Вдруг еда была отравлена и мы тоже все умрем!
К: Не думаю. Хотя улитки были и впрямь неважные. Однако же преставился он даже слишком неожиданно…
Л: А по-вашему он должен был нас предупредить нас за два часа или быть может спеть финальную арию?..
К: Сие было бы не дурно, так бы мы, по крайней мере, знали точно.
П: Вы уверены, что это был именно маркиз и что он именно умер?
Л: Вы господа множите сами в этом убедиться!
К: Тогда идемте с нами! Нужно точно знать, безработные ли мы теперь.
П: Покажите нам место!
Л: Я?.. Ни за что!
К: Ну что вы, падре, на трупы в церкви не насмотрелись? Привыкли, наверное!
П: Это же ваш святой долг! Кто же отправит его душу в последний путь?
(К и П берут под локти Л и взяв оба по канделябру ведут его к двери. Сцена остается во тьме, вдруг вспышка и сильный удар грома).

Занавес.

Антракт - Гроза

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Сцена 1
(Входят Л, К и П).

П: Так вы уверены что видели труп?
Л (садясь в кресло): Я еще не выжил из ума! Он там был!
К (садясь в кресло напротив): Тогда куда же он ушел?
П: А почему вы решили, что это был не просто маркиз, а именно его труп?
Л: Он был весь белый, да и потом, неужели вы думаете, что ему просто так вздумалось полежать на полу с высунутым языком!
П (в ужасе): Неужели, с высунутым языком?
Л (взволновано): Именно! О ужас, ужас!
К (ехидно): Может быть он решил вас подразнить?
П (в ужасе): Или его задушили!
К: Не думаю, что он вообще умер. Хотя если это и так, единственная возможность узнать, жив маркиз или нет: это, найти его!
П: Вы правы я пока успокою нашего поэта, а вы идите.
К: Почему бы вам не сходить?
П: Но это же вы предложили.
К: Я это вам предложил!
Л: Идите-идите, сеньор композитор, вы все равно никому тут не доверяете!
К: Черт с вами! (встает)
Л: Я бы попросил, сын мой!..
(К уходит).

Сцена 2 (Сцена вопросов)
(Л и П).

П (со вздохом): Скажите, а вы и правда видели труп маркиза?
Л: Неужели вы думаете, что я, священник, могу лгать?
П: Но вы еще и драматург, вдруг это веселая шутка над нами?
Л: В точку, что может быть веселее трупа в коридоре?
П: Но трупа в коридоре не оказалось, не так ли?
Л: Да у вас талант комедиографа! Я что, так похож на шутника в мои годы?
П: В ваши годы многие становятся шутниками по неволе. Вы не могли принять за труп, скажем скатанный ковер?
Л: … а вас приянять за умного человека. Нет, я еще не настолько старый! В мои годы у Аарона, например, только началось все самое интересное. Поэтому, если я говорю труп – это труп!
(Вбегает, К тяжело дыша).

Сцена 3
(Те же и К).

К: Труп! Это труп!
П и Л (вместе): Где?
К: Маркиз в кабине с ножом!
П: Так он жив? Кто же труп?
К: Нож у него в спине, как думаете, жив ли он?
П: Это точно маркиз?
К: Без сомнения! Черт возьми, сеньор Проздочимо был прав!
П: Значит это убийство!
Л (в панике): И убийца где-то здесь!
П: Нужно предупредить слуг!
К: Верно! Идите!
П: Почему я?
К: Но это же вы предложили.
П: Но там убийца!
Л: Господь защитит вас.
П: Я все же воспользуюсь снурком для вызова слуг.
(П дергает за шнурок для вызова слуг. Тишина. Он снова дергает. Снова тишина).
К: Все же вам придется пойти.
П: Они сейчас придут.
(П дергает за шнурок много раз. Гробовая тишина).
Л: Идите-идите, сын мой, да защитит вас Дева Мария! (благословляет)
(К выпроваживает П за дверь).

Сцена 4
(Л и К).

Л (садится): Ох, Господи прости нам грехи наши. (Начинает грызть спинку стула, но спохватившись, встает и берет из вазочки конфету, а затем, опомнившись, кладет назад и берет газету) Посмотрим, что пишут.
К : Как вы можете читать в такую минуту?
Л: Так я скорее успокоюсь, это чрезвычайно поддерживает. Вот и вам страничка (протягивает часть газеты)
К (отмахивается): Я газет не читаю. Там один вздор!
Л: Отнюдь, там иной раз такие коллизии – Еврипид позавидует! Вдохновение так и плещет во все стороны. В одних газетах нынче можно искать сюжеты.
К (в сторону): Теперь понятно, почему у итальянцев такие оперы.
Л (ликующе): А вот! Что я говорил! Чем вам не сюжетец? «Из Парижа от 5 дня сего месяца поступило до нас послание в великое смущение всех повергшее. Близ Витра в Шампании найдена на высоком дереве дикая женщина около осьмнадцати лет, но как она туда пришла, не известно. Она не ест ни хле¬ба, ниже варенаго мяса, но питается токмо осиновым листвием, лягушками и сырым мясом, которое она с великим желанием глотает. Она бегает как заяц и взлазывает на дере¬ва в подобие кошке, о чем тамошний интендант королевско¬му двору известие подал. О чем в сей газете было 22 дня писано. Разъясняет все сие послание из Гаги от 14 дня. Найденная во Франции дикая женщина есть зело хорошая обезьяна, которая пред несколькими годами от дука де Виллероа ушла, но помянутой женщине так подобна была, что разность между ними токмо по учиненном подлинном осмотрении изобретена». Каково? Из сего хорошая опера может выйти, так и вижу название: «Аспазия на дереве, или приключательсва с подменою».
К (зевая): Ага, «Узнанная обезьяна»! Метастазио лопнул бы от зависти. Вы проповеди писать не пребывали?
(Возвращается П. Раздается гром. П пугается и хлопает дверью)

Сцена 5
(Те же и П).

Л: Ангелы небесные…
К: Предупредили?
П: Кого? Никого нет!
Л и К (вместе): Что?
П: Дом пуст, господа! Только на столе в гостиной супница стоит, а в ней суп… и совсем остыл!
К: Как такое возможно?
П: Должно быть суп был забыт…
К: Да я не об этом. Слуги-то где?
П: Я обошел весе комнаты и убедился что, на вилле только мы с вами.
Л: Но кто же убийца, если на вилле только мы, покойник и суп?
К: Да забудьте вы про суп,.. а то и в самом деле возбудится аппетит.
Л: Как вы можете думать о еде после того как нашли покойника?
К: Кто бы говорил? «Аспазия» у него «на дереве!»
П: Что?
Л: Не слушайте его, это нервное. Ох! Ведь не известно же где убийца? (рассеяно) Бенвенуто, где же убийца?
П: Я его не обнаружил, ровно как и покойника в кабинете, о котором говорил сеньор композитор!
К: Он там был!
П: И вот еще, все двери наружу заперты!
Л: Боже мой!
К: Вы уверены?
П: Все! Даже черный вход!
К: Как вы догадались проверить черный вход? Уж не решились ли вы сбежать?
П: Я?
Л: Боже мой!
П: Я и не думал бежать, просто мне не хочется быть убитым!
К: А может вы и есть убийца?!
П: Что?
К: Вы вполне могли убить маркиза, когда пошли на поиски сеньора Проздочимо!
Л: Боже мой!
П: Точно так же, как и вы! Когда я вернулся, вас не было в комнате!
К: Я побежал на крик!
П: Откуда мне знать что вы не лжете? Когда я прибежал на крик, здесь никого не было!
К: Откуда мне знать, что не лжете вы? Когда я убегал вы еще не прибежали!
Л: Боже мой! Боже мой! Боже мой! Господи, господа! Чем обвинять друг-друга, вы подумайте лучше о том, что труп я обнаружил в коридоре. Как же потом он оказался в кабинете?
К: Бенвенуто, а что если наш падре сам укокошил маркиза в кабинете?
П: Хм, а чтобы отвести от себя подозренье закричал в коридоре и прибежал сюда!
Л: Пресвятая дева Мария, сначала меня обвинили во лжи, а теперь вот еще и в убийстве!
К (твердо): Не заговаривайте нам зубов.
П (твердо): И Деве Марии тоже.
К и П (вместе): Это вы убили маркиза? Признавайтесь!
Л (в отчаянии): Нет же, нет! Я только нашел его труп в коридоре. Он уже там был, честно.
К: Тогда как он оказался в кабинете?
П (задумчиво): А что если это вы его перенесли?
К: Что?
П: Именно! Когда вы, якобы пошли меня искать, вы перенесли тело маркиза в кабинет…
К: Да вы с ума сошли?
П: Как иначе вы объясните то, что когда пришли сюда, вы столь тяжело дышали, будто несли что-то тяжелое?
К: Это одышка!
Л: Верно. Когда сеньора композитор ходил искать маркиза, он дышал еще более тяжело.
П: Ах, вот оно что… вы так дышали, потому что решили спрятать тело маркиза понадежнее… от того-то я его и не нашел.
К: Наглец! Да стал бы я его прятать, после того, как всем сказал, что нашел его? Быть может это вы спрятали труп, а затем заперли все двери, когда якобы искали слуг?
Л: Боже мой!
П: Клеветник! Скорее это вы нас запутать решили, чтобы отвесить от себя подозрения, а потом еще заперли все двери, да еще и зарезали всех слуг! От того-то я и их не нашел!
Л: Боже мой!
К: Инсинуатор! Как ты все расставил! Если бы я кого здесь и убил так это тебя!
Л: Боже мой!
П: Вот она преступная натура! Решил нас тут убить и присвоить себе все деньги маркиза!
Л: Боже мой! Боже мой! Боже мой! Успокойтесь. Бенвенуто, неужели вы верите, что сеньор композитор с его-то весом смог перерезать всех на вилле, а потом еще и спрятать?
П: Да, пожалуй вы правы…
К: Что не так с мои весом? (к П) А ты, негодяй, попал впросак! Сознаешься? За твой поклеп, очернитель ты сицилийский, я тебя вторично кастрирую!
П: Но-но-но!.. и потом я сопранист, а не кастрат.
К: Не волнуйся ты скоро им станешь, убийца!
П: Да я тебе последние волосы повыдергиваю!
Л (разнимая их): Пресвятая дева Мария, образумь этих несчастных! Ну, неужели, Микеле, вы верите, что сеньор сопранист, с его-то сложением смог справиться с маркизом, дворецким и всеми слугами на вилле?
К: Да, пожалуй вы правы… А вы точно никого не убивали?
Л: Нет! Поэтому давайте примеримся, господа, и будем сохранять трезвость ума! Возможно, где-то рядом бродит убийца!
П: Так и есть… Мы уподобились дикарям с необитаемых островов!
К: Как это?
П: Не важно! Я имею введу, что мы должны отвергать вульгарную естественность, которая содержит в себе дикость, бесцеремонность и невежество! Не зря господа мы живем с вами в Век Просвещения!
К (проникнувшись): Вы правы, мы вступили в осьмнадцатый век, а все ведем себя как звери... Прошу меня простить… Сейчас другие времена, давайте оставаться цивилизованными людьми.
Л: Да, господа! В наш век, когда всякий воспитанный человек дорожит бледностью кожи, душиться духами, носит корсет из китового уса и пудрит парик, кровопролитию есть место разве что в медицинских целях!
П: Думаю господа никто из нас не мог убить кого-то кинжалом, это слишком по-оперному. К чему сила, если теперь убивают, нажимая на спусковой крючок мушкета? Наше время – век Разума!
К: Так и есть, так что давайте вооружимся, чтобы тот дикарь, который сделал это получил по заслугам!
Л: Я все же думаю, сеньоры, что пока нас тут всех не зарезали, нам лучше покинуть эти стены.
П: Но ведь все двери заперты.
К: А окна? (Хочет выйти в дверь) Черт возьми! Мы тоже заперты!
П (дергая): И верно…. Мы заключены в этой комнате!
Л: Святые угодники! Как же это вышло?
П: Должно быть захлопнулась. Ключ все время торчал с той стороны!
К: Если только кто-то не захлопнул ее специально!
Л: А окно? Проверьте-ка окно!
К: Синьор да Сальса, это окно находится на втором этаже… сейчас ночь… и… скажите мне кто туда на этот раз полезет, может быть, вы?
(Раздается гром)
П: Думаю, нам все же лучше дождаться утра и окончания грозы!
К: Вы карты принесли?
П: Да, вот оне!
Л: Что? Карты?
(Молния и удар грома)
К: Конечно, а что еще делать до утра?
Л: Масса занятий! Вы множите мне исповедаться, например (берет из вазочки конфету и снова спохватываясь, кладет обратно).
К: Да вы в своем ли уме?
П: Ну и развлечение: исповедь.
Л: Между прочим, монахи только так и развлекаются!
К: Что им еще, беднягам, остается?
П: Сеньор патер, вы изволите шутить. Где же тут исповедальня?
Л: Я сяду в том конце, вы подле меня, а маэстро заткнет уши и будет петь. Вот и будет все славно!
К: Боже какая глупость!
Л: Вы хотите, чтобы я священному престолу доложил, что вы глупостью считаете Святое Таинство Евхаристии? (берет из вазочки конфету и снова кидает назад).
К: Так что мне петь вы говорите? Гимны?
П: Уверяю мне нечего скрывать, но и исповедоваться (да еще в таких условиях): это не занятие! Мы умрем от скуки.
Л: Вы зря! Это порой зело увлекательно!
П: Для вас возможно!
К: Если мы так и будем тут сидеть, мы скорее умрем с голоду, вы об это этом не подумал?
Л: Все в порядке, тут есть достаточно конфектов!.. Хотя нет, всего три… (берет из вазочки конфету и возвращает). И я бы их не советовал… Что же нам теперь делать?
П: Я видел там суп!.. Но он остыл.
К: А еще он там, а мы тут! В кое-то веки наелся, так теперь опять недоедать!
П: Это, наверное, от недоедания у вас такой живот!
К: Хороший человек велик всем: ростом, весом, умом, способностями и славой.
Л: Как интересно! Это сказал Святой Боновентура?
К: Нет, вы разве не слышали, что это я сказал?
П: Думаю, мы утром же через это окно все вылезем на свежий воздух. А там все наладится.
К: Я в окно не полезу! Вилла новомодная, еще зацепишься за что-нибудь, и будет тупом больше.
Л: Это мне напомнило легенду о святом Джорждо, который предсказал одному из воров что его повесят, тот не поверил, а когда влез на дерево, воровать плоды, свалился, зацепившись головой за ветви, повис и удавился (хихикает).
К: Воодушевляющее. Да где это видано, чтобы люди лазали как обезьяны?
Л: Помнится, писал я в молодые годы такой текст. Там был один момент… я не знал, как вывернуться, и пришлось сделать, чтобы герой лез на скалу прямо на сцене. Эту оперу правда почти не ставят теперь, потому, что мало кто из певцов на такое соглашается.
К: Неудивительно.
П: А я ведь ее знаю, слышал в Венеции!
Л: Правда?
П: Это кажется опера «Селевк»?
Л: Да-да!
П: Правда, там певец никуда лезть не стал, он стоял перед скалой, а потом его подняли на облаке. Либретто кстати недурное, но музыка слабовата.
К: Слабовата. Да что вы в этом понимаете?
П: Я что понимаю?
К: Да, вы!
П: Да я, если хотите знать, не раз слышал о себе, как об одном из тончайших исполнителей нашей эпохи! Мои каденции пленили не одну тысячу ушей. Мои группетто, хвалили даже короли! А что вы сделали для музыки?
К: Да как вы смеете! Я написал двенадцать опер. Двенадцать! И какие это оперы… красота: Александр в Индии, Заида в Египте, Заида в Вавилоне, Адриан в Египте, Адриан в Бреше… Да один Оттон в деревне чего стоит!
П: И все это вы подтибрили у Страделлы и Легренци...
К (задыхаясь от негодования): Да будь они оба прокляты, ваши Страделла и Легренци... Я все писал сам, а если вам не верится, я готов прибегнуть к суду.
П: А по вам сразу видно, что человек вы сутяжный. Только и ждете случая в суд подать…
К: Неужели,.. Ой… крыса побежала!
П (в ужасе оглядываясь): Где?
К: Да вон! У вас на ботинке!
П (вспрыгивая на стул) - Где? Где она? Снимите? Мама моя! Смените меня с нее!… то есть…
К (хохочет): Трус.
П (слезая со стула): Лгун, мерзавец, негодяй!
К: Если вы слышали, что я сказал и решили, что я негодяй: вы просто не догадываетесь о чем я промолчал! Иначе вы бы поняли, что я святой человек.
Л: Не богохульствуйте!
П: Не обращайте внимания, падре, он композитор, они все жуткие, позеры и хвастуны. Да еще ладно бы нормальный композитор, а то ведь немец!
К: Ха! Все лучшие композиторы: немцы!
Л: С вашего позволения, итальянцы в музыке, как впрочем, и в других дисциплинах преуспели значительно больше.
К: Это где же ваши итальянцы преуспели больше?
Л: Глупо перечислять… Италия подарила всей Европе культуру…
К: О да, вспомните еще языческий Рим!
Л: Хм… Зачем же языческий, ведь достаточно сказать, что сам Папа итальянец!
К: Мне все равно, я не католик.
Л: Не католик? А в церкви работали! Думаю, Святому Престолу это будет не безынтересно!
К: Конечно, чего еще от вас ждать? Кляузная натура! А еще в сутане…
П: Господа! Господа! Успокойтесь! Итальянцы, немцы… Вот я пел при французском дворе, где убедился, что французы не менее, а где-то и более талантливы. Скажу даже, что и немцам и итальянцам есть чему поучиться.
Л: Поучиться!?
К: У французов?
Л: Да они в опере пляшут, прямо на сцене! Это зовется у них «балет»!
К: Дикари! Да они ничего не смыслят в гармонии! Их музыка так же гундоса, как и язык: там же сплошные гобои!
Л: Да, вы не итальянец после этого!
К: И не музыкант.
(повисает пауза)
П (в сторону): Я более чем уверен, что этот немец и убил маркиза!
К (в сторону): Наверняка, этот недоитальянец гундосый и есть подлинный убийца! Не удивлюсь, если он в сговоре с кем-то из челяди.
Л (в сторону): Я так и знал, что кто-то из них совершил убийство: один не захотел исповедоваться, а другой вообще не католик! Не удивлюсь, если они в сговоре между собой. Бедный наш маркиз! Пригласил на свою голову убийц. Бедный я! Переубивав друг друга они расправятся и со мной!
(Слышится скрежет. Все пугаются. Отодвигается портрет маркиза, висящий в глубине комнаты. Удары грома и вспышка молнии! Из-за портрета выходит сам маркиз).

ЭПИЛОГ
(Все)

П, К и Л (вместе в ужасе): Труп!
М (испуганно оборачиваясь): Где?
П, К и Л: Маркиз!
М: К вашим услугам!.. Ах да…. что до моего убийства, так это всего лишь маскерад. Я решил сделать веселую шутку, ну не молодец ли я? (аплодирует).
П: Что?
К: Шутку?
Л: Труп?.. Эмм... Маркиз? Но что тут веселого?
М (весело): Очень многое! Я наблюдал за вами, и признаться чуть не надорвал живот со смеху, мне едва хватало сил, не хохотать в голос, чтобы вы меня не услышали. Да и потом, друзья, я сделал это с умыслом! Я решил добавить иску неожиданности! Зажечь вас, так сказать! Заставить сплотиться!
П, К и Л: Сплотиться?
М: Ну был, конечно, риск, что вы друг друга переубиваете, но, как видите, обошлось. Зато теперь вы, я знаю, сочините чудесную оперу! Вместе пережив драму в жизни, вы, я уверен, напишите преотличную драму на музыке. Сейчас же идите по кроватям и поспите, а завтра за работу! Жду от вас чудной оперы! (Собирается уходить, и как бы вспомнив) И помните вы не только мои гости, но и служите мне!.. Да, и замете: я не вспоминаю, что некоторые из вас вздыхали и зевали, а иные грызли мебель и не прошу не от кого поведать нам страницу из Телемахиды громко! Удачи господа! (Собираясь уходить) Да, чуть не забыл: сеньор композитор, в следующий раз улитки будут прожаренные.

Занавес.