Непрерывность жизни Александра Суконника

  Они уезжают. Точнее, уезжали: в последнее время все чаще приезжают. Не
 только в гости, но иногда даже возвращаются. Они стремились к лучшей жизни.
 В отличие от нас, которые здесь остались. Так, во всяком случае, они давали
 нам понять: "Как, вы еще здесь?" - восклицательный, нет, три
 восклицательных знака. "Когда вы едете? Нет?! Да вы что?!!!".
 Некоторые не спрашивали: самим фактом своего решения уехать отсюда ("там"
 живут и работают по-человечески), неопровержимостью аргументов ("едем ради
 детей... стариков... ради больного члена семьи") они давали понять, что мы
 не хотим жить и работать по-человечески, мы не думаем о будущем наших
 детей, нас не заботят жизнь и здоровье близких.
 
  Они сделали свой выбор и уехали. Мы тоже сделали выбор - и остались. У
 каждого человека есть право выбора, но почему-то после их вопросов, их
 отъездов еще долго оправдываешься перед самим собой: мол, мое решение
 остаться ничуть не хуже их реализованного желания уехать. Они - не те, кто
 уезжал в другую страну по идейным или деловым соображениям, и не те, что
 осознали себя частью своего народа и решили вернуться на духовную
 родину. Они - огромная масса наших сограждан, уезжавших в погоне за мечтой,
 иллюзией, сродни той, за которой гналась провинциальная "лимита",
 настойчиво оккупируя столицы советской державы.
 
  Но кто сказал, что при моем прибытии куда-нибудь "туда" прямо у трапа
 самолета меня будет ждать добрый работодатель? Может быть, именно здесь я
 чувствую себя "человеком на своем месте"? И почему я должна умиляться тому
 факту, что тот, ради чьего будущего вся семья мужественно уехала в чужую
 страну и внедрилась в чужую культуру, - ребенок - уже не понимает русской
 речи родителей и говорит с ними исключительно на своем новом языке?
 
  Они убеждают нас, что "так жить нельзя", у нас просто ужасно: "нет горячей
 воды; в домах нет кондиционеров - а ведь это не роскошь, насущная
 необходимость; дороги ваши - кошмар, сплошные ухабы; бедные старики за
 гранью выживания". Да-да, это ужасно. В этом смысле там все по-другому. Но
 я ведь точно знаю, что, уехав - не изменюсь, и проблемы свои привезу с
 собой. Но изменились ли - они? Нашли там то, что искали? И что, в конце
 концов, они искали на самом деле?

  Ах, как многим не хочется отвечать на эти провокационные вопросы. А вот
 Александр Суконник, уехавший еще в семидесятых, от таких
 вопросов не уворачивался, и как истинный интеллигент, рефлектировал, свой
 опыт осознания, от чего он уехал и к чему приехал, изложив в литературной
 форме: "Моя комната отвратительна неровными, после многослойных, одна на
 другую, побелок-покрасок, стенами и потолком: угнетающие признаки нищеты и
 опущенности, тупости и безразличия... Здесь можно было бы и получше
 устроиться. Но я не устраиваюсь, потому что мог бы устроиться еще в Одессе,
 если с такой точки зрения подходить. Но я НАРЕЗАЛ из Одессы в Москву, а из
 Москвы в Нью-Йорк... и как-то получалось, что по дороге материальная
 оболочка все более разрежалась, прохужалась. То есть, конечно, несравнимая
 разница в уровне жизни Америки и России дает себя знать, а все равно
 никогда еще не чувствовал себя таким нищим, как здесь".
 
  Это, конечно, частный опыт и частное мнение одного из огромного числа
 эмигрантов. Кто-то смотрит на мир и на себя совсем по-иному. И Александр
 Суконник пишет не только об этом, и именно поэтому книги его интересны и
 издаются не где-нибудь, а в России. Две последние из них, "Театр одного
 актера" и "Места из переписки", вышли в минувшем году в двух разных
 московских издательствах, и оценены критиками не только как заметные образцы
 современной русской литературы, но и как книги, корни которых лежат в
 классической русской прозе - от Гоголя до Синявского.
 
  Предисловие к книге "Театр одного актера" Мариэтта Чудакова начала так:
 "Читать ее и трудно, и легко. Трудно - от непривычки к непрерывности мысли.
 На российской почве эта непрерывность сегодня прочно заменена
 принципиальной прерывистостью, вспышками: рядовой автор, старающийся войти
 в рынок, подобно учителю в американской школе (знаю по рассказам
 аборигенов), прежде всего старается, чтобы читатель не заскучал от его
 серьезности - большей вины нет!".
 
  Автор, хотя и бывший (впрочем, говорят, "бывших" не бывает?),
 но одессит. А еще он фотохудожник, и свои монологи иллюстрирует своими же
 снимками той Америки, которую видит (или которую хочет видеть). Профессия у
 Александра Суконника вполне одесская - инженер-гидротехник, хотя работал
 оператором на телестудии. Прозу начал писать с конца пятидесятых годов, в
 Америку эмигрировал в 1974-м. И тогда же начал печататься в эмигрантских
 русскоязычных журналах. В России его книги появились после перестройки, в
 1990-1991 годах ("Одесса - Москва - Нью-Йорк" и "За оградой рая"). Уехав,
 он не смог "доэмигрантские" опыт и культуру оставить в прошлой жизни. Или
 они - не оставили его.

Виктория ФРОЛОВА
2002